Шесть Наполеонов

Шесть Наполеонов (The Adventure of the Six Napoleons) — детективный рассказ Артура Конан Дойла о приключении Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

***

С тех пор, как умер профессор Мориэрти, — сказал мне как-то Шерлок Холмс, — Лондон стал крайне неинтересным городом с точки зрения специалиста по уголовным делам.

— Не думаю, чтобы нашлось много порядочных людей, которые бы об этом жалели.

— Вы правы; я смотрю на это с сугубо личной точки зрения, — сказал Холмс, отодвигая свой стул от стола, за которым мы только что позавтракали. — Общество, несомненно, выиграло от смерти этого человека, и проиграл только бедный специалист по расследованию загадочных преступлений. Пока жил и действовал Мориэрти, утренняя газета была для меня полна особого содержания. Иногда я видел неясный след, смутное, отдаленное указание, но и этого было мне достаточно, чтобы ощутить присутствие злой воли Мориэрти, подобно тому, как легчайшего дрожания края паутины достаточно, чтобы напомнить, что в центре ее засел паук. Мелкие кражи, хулиганские выходки, бесцельные оскорбления — все это связывалось для меня в единое целое, поскольку в моих руках был ключ. Ни одна столица Европы не представляла такого поприща для исследования преступного мира, как Лондон. Теперь же…

Холмс пожал плечами. Конечно, он сильно преувеличивал: со смертью Мориэрти преступления не исчезли в Лондоне, но они, действительно, стали реже и были менее загадочны.

Со времени возвращения Холмса прошло несколько месяцев, и я, следуя его настойчивым уговорам, продал свою врачебную практику и снова переселился на нашу старую квартиру на Бэкер-стрит. Молодой врач, по имени Вернер, почти без возражений согласился купить мою небольшую кенсингтонскую практику за очень высокую цену, назначенную мною; только несколько лет спустя я понял, в чем дело: оказалось, что Вернер — дальний родственник Холмса, и мой друг дал ему деньги на эту покупку.

Проведенные нами вместе месяцы отнюдь не были так бесцельны и скудны происшествиями, как говорил Холмс.

Лестрэд часто заходил к нам по вечерам. Обычно он рассказывал о делах, расследование которых поручалось ему как официальному сыщику Лондонского Скотленд-Ярда. Но на этот раз Лестрэд говорил о погоде, о газетах, молчал, попыхивая сигарой… Однако Холмса трудно было провести.

— У вас на руках интересное дело? — спросил Холмс.

— Интересное? Пожалуй, интересное, по своей крайней нелепости. Поэтому я и не решался вас беспокоить.

— Ну, выкладывайте!

— Мистер Холмс, можете вы поверить, что в наше время существует человек, питающий такую ненависть к Наполеону, что он разрушает всякое изображение этого императора, попадающееся ему на глаза?

Холмс откинулся на спинку кресла:

— В таких вещах я плохо разбираюсь, обратитесь к врачу.

— Но если человек совершает кражу, чтобы разрушить принадлежащий не ему бюст Наполеона, то приходится вмешаться полиции.

— О-о! — оживился Холмс, — это интересно! Расскажите поподробнее.

Лестрэд достал записную книжку и перелистал ее.

— Так вот, первый такой случай произошел четыре дня тому назад, в лавке Гудсона, на Кенсингтонской дороге. Гудсон торгует статуями и картинами, и на прилавке между прочими слепками стоял гипсовый бюст Наполеона. Приказчик на минутку вышел в заднюю комнату, вдруг услышал треск, вбежал обратно и увидел что бюст Наполеона, разбитый вдребезги, лежит на полу.

Приказчик бросился на улицу. Прохожие подтвердили, что какой-то человек только что выбежал из лавки, но найти хулигана приказчик не смог.

Гипсовый бюст стоил всего несколько шиллингов, и дело казалось слишком ничтожным, чтобы начинать расследование.

Однако сегодня утром был обнаружен другой случай.

— Чего? — спросил Холмс.

— Бессмысленного разрушения бюста Наполеона.

— Очень интересно, Лестрэд! Расскажите со всеми подробностями.

— Так вот. На Кенсингтонской дороге, невдалеке от лавки Гудсона, живет доктор Барнико. У него есть хирургическая лечебница в двух милях от квартиры. Этот доктор Барнико — восторженный поклонник Наполеона, и дом его полон книг о Наполеоне, портретов и статуэток Наполеона. Совсем недавно доктор Барнико купил два гипсовых бюста Наполеона, слепки с бюста, сделанного известным французским скульптором. Один из этих бюстов он поставил в передней своего дома, другой — в приемной лечебницы, на камин. Когда сегодня утром доктор Барнико вышел в переднюю, он увидел, что за ночь в доме побывали грабители; однако не было похищено ничего, кроме гипсового бюста Наполеона. Бюст был вынесен и разбит вдребезги у стены сада.

Холмс с удовольствием потер руки.

— Хм! Это становится положительно интересным!

— Я так и думал, что вам это должно понравиться. Ну, так вот: к двенадцати часам доктор Барнико приехал в свою лечебницу. Можете себе представить его изумление, когда он увидел, что окно приемной было за ночь кем-то открыто, а бюст разбит на мелкие осколки тут же в приемной. Вот и все, мистер Холмс.

— Странно… почти комично. Но скажите, пожалуйста, оба бюста, принадлежащие доктору Барнико, были точными копиями того, который был разбит в лавке Гудсона?

— Все они — отливки с одной формы.

— Это очень важно, Лестрэд. Ведь это доказывает, что человек разбивал бюсты не из ненависти к Наполеону. Ведь в Лондоне существует множество всяких изображений Наполеона, но, насколько мы знаем, за это время

никакие статуи и слепки с произведений других скульпторов не подвергались разрушению.

— Мне это тоже казалось, — заметил Лестрэд, — но потом я подумал, что, может быть, в районе, где действовал этот сумасшедший, не было других изображений Наполеона.

— Сумасшедший? — переспросил Холмс.

— Ну, скажем, маньяк, задавшийся целью уничтожать изображения Наполеона.

— Нет, эта гипотеза сумасшествия не годится, Лестрэд! Скажите, как, по-вашему, сумасшедший мог узнать, где находятся эти бюсты Наполеона.

— Ну, а как же вы это объясняете?

— Во всяком случае, не тупой жаждой разрушения. Заметьте, что этот субъект действует по какому-то методу. Например, из передней доктора Барнико, где шум мог разбудить всю семью, он вынес бюст и разбил его на дворе, а в хирургической лечебнице, где можно было не опасаться тревоги, бюст был разбит на том самом месте, где он стоял. Поверьте, история с бюстами Наполеона сложнее, чем вы думаете, Лестрэд. Я очень прошу вас сообщать мне о всех дальнейших случаях с изображениями Наполеона. Мне кажется, что рассказанные вами — не последние.

Холмсу не пришлось долго ждать.

На следующее утро он получил телеграмму: «Приезжайте немедленно, 131 Питт-стрит. Лестрэд».

— Я подозреваю, что это продолжение истории с бюстами Наполеона. Но разрушитель перенес свою деятельность в другую часть Лондона. Ну, Ватсон, едем немедленно!

Через полчаса мы доехали до Питт-стрит. У решетки перед домом 131 стояла толпа любопытных.

Холмс засвистал.

— Что тут делается! Неужели из-за разбитого бюста… Нет, тут по меньшей мере покушение на убийство. Но вот у окна Лестрэд. Сейчас мы все узнаем.

Лестрэд провел нас в гостиную, где пожилой господин, крайне растрепанный и взволнованный, в халате и ночных туфлях, безостановочно шагал по комнате. Лестрэд представил его нам как владельца этого дома, мистера Гораса Гаркера из «Синдиката центральной прессы».

— Подумайте, опять наполеоновский бюст! — сказал Лестрэд. — Но дело приняло очень серьезный оборот.

— А именно?

— Убийство. Мистер Гаркер, не расскажете ли вы этим джентльменам о происшествии в вашем доме?

Господин в халате перестал шагать и обратил к нам растерянное лицо.

— Рассказать о случившемся? Вообще говоря, это моя профессия, профессия репортера газет, — рассказывать о происшествиях. Но сейчас, когда происшествие случилось в моем собственном доме, я не могу связать двух слов. Ах, если бы я явился сюда в качестве репортера! Я бы поместил по два столбца во всех вечерних газетах. А сейчас! Я все утро пересказываю эту историю то одному, то другому, и не могу заработать на этом ни пенса. Однако ради вас, мистер Холмс, я готов рассказать ее еще раз.

Холмс поблагодарил. Мы уселись, чтобы слушать.

— Мне кажется, дело имеет отношение к бюсту Наполеона, который я купил месяца четыре тому назад для этой самой комнаты. Гипсовый слепок куплен мною по дешевке у братьев Гардинг, через дом от станции Гай-стрит. Сегодня, впрочем как и всегда, я почти всю ночь провел за письменным столом; уже под утро я услышал шум внизу, стал прислушиваться, но звуки не повторялись. Я решил, что шум донесся с улицы. Но минут через пять раздался страшный вопль,— ничего ужаснее мне не приходилось слышать за всю жизнь. Я схватил кочергу и бросился вниз, в эту комнату… Окно было открыто настежь, и я сразу заметил, что бюст, стоявший на камине, исчез.

Несчастный журналист тяжело вздохнул.

— Зачем было врываться в мою квартиру, чтобы похитить вещь, не представлявшую никакой ценности, — этого я не могу понять.

— Это мы постараемся выяснить, — сказал Холмс. — Что же вы предприняли дальше?

— Мне было ясно, что вор вылез через окно, с подоконника которого легко спрыгнуть па верхнюю ступеньку парадного подъезда. Я направился к парадной двери, отпер ее… и, сделав шаг, чуть не упал, споткнувшись в темноте о труп человека. Я бросился в дом за фонарем и при свете его увидел убитого; он лежал на спине с поднятыми вверх коленями и широко открытым ртом. На шее у него была огромная рана поперек горла, он плавал в луже крови. Я только успел свистнуть в свой полицейский свисток и лишился сознания. Очнулся я в передней, надо мною стоял полицейский.

— Вы установили личность убитого? — спросил Холмс.

— Нет, — ответил Лестрэд. — Мы не обнаружили ничего, что дало бы возможность установить его личность. Это высокий загорелый человек атлетического сложения, лет тридцати. Одет бедно, но не похож на рабочего. Около него в луже крови лежал складной нож с роговой рукояткой. В карманах мы нашли только яблоко, бечевку, план Лондона и фотографическую карточку. Вот она.

Мы все наклонились над фотографией и увидели отталкивающее обезьянье лицо с живым взглядом темных глаз.

Холмс взял в руки фотографию и стал ее внимательно рассматривать.

— Что сталось с бюстом Наполеона? — спросил он неожиданно у Лестрэда.

— Мы нашли его, но разбитым вдребезги.

— Где нашли?

— На Кампден-Гоузской дороге, в саду перед пустым домом. Я иду туда. А вы пойдете, мистер Холмс?

— Конечно. Я только хочу немного оглядеться тут.

Холмс, осмотрев ковер, выглянул в окно.

— Да, у молодца, унесшего бюст, очень длинные ноги или же он весьма ловок и проворен. Достигнуть подоконника и отворить окно — это дело не легкое. Ну как, мистер Гаркер, пойдете вы с нами посмотреть на остатки вашего бюста?

Но журналист уже уселся за стол.

— Я должен попытаться хоть что-нибудь написать. Подумайте, какая досада, если я не дам статьи об убийстве, совершенном на пороге моего дома!

Бюст был разбит за несколько сот шагов от дома. Холмс наклонился над осколками, поднял несколько кусочков гипса и осмотрел их.

По его взгляду и движениям мне показалось, что он напал на след.

— Ну? — спросил Лестрэд.

Холмс пожал плечами.

— Я еще ничего не могу сказать. Но обратите внимание, — обладание этим дешевеньким гипсовым бюстом имело для нашего странного преступника такое значение, что он не остановился перед убийством. Далее, — он разбил бюст не в доме и не перед домом. Как вы это объясните, если думать, что его единственной целью было разбить бюст?

— Его смутила и сбила с толку встреча с тем, другим. Вряд ли он сознавал, что делает.

— Допустим, — сказал Холмс. — Но я хочу обратить ваше внимание на дом, перед которым преступник разбил бюст.

Лестрэд огляделся.

— Это нежилой дом. Человек знал, что его никто не потревожит в саду.

— Да! Но ведь есть другой нежилой дом, мимо которого он прошел, направляясь сюда. Почему он не разбил бюста там? Ведь ясно, что каждый шаг увеличивал опасность встречи с кем-нибудь, а между тем он прошел немало шагов от того пустого дома до этого.

— Отказываюсь понять.

Холмс указал на уличный фонарь над нашими головами.

— Здесь он мог видеть то, что делает, а там не мог.

— Верно! — воскликнул сыщик. — Теперь я вспоминаю, что бюст доктора Барнико тоже разбит недалеко от фонаря. Но мистер Холмс, что же из этого следует?

— Пока ничего. Но надо запомнить и записать этот факт. Что вы намерены сейчас предпринять, Лестрэд?

— Удостовериться в личности убитого.

— Да, это очень полезно. Однако это не тот путь, каким я намерен идти. Впрочем, я не хочу оказывать на вас давления. Идите своим путем, а я пойду своим. Затем мы сможем сравнить наши данные и пополнить одни другими.

— Отлично! — согласился Лестрэд.

— Кстати, если вы увидите нашего журналиста, скажите ему от моего имени, что, как я убедился, прошлой ночью в его доме был опасный сумасшедший, страдающий бредовой ненавистью к Наполеону. Посоветуйте ему от моего имени написать на эту тему статью.

Лестрэд выпучил глаза от удивления, но глубокое уважение к Холмсу помешало ему оспаривать мнение моего друга; сыщик попрощался с нами и ушел.

Шерлок Холмс пошел вместе со мною на Гай-стрит, в лавку братьев Гардинг, где был приобретен злополучный бюст. Молодой приказчик сообщил нам, что мистер Гардинг вернется только после полудня.

— Ничего не поделать, Ватсон, — сказал Холмс, — придется вернуться сюда позже. Вы, конечно, догадываетесь, что у меня явилось некоторое предположение, и я должен проследить историю этих бюстов с момента их создания. Я должен узнать, нет ли в них какой-нибудь особенности, которая бы объясняла их странную судьбу. Пока что отправимся к Гудсону на Кенсингтонской дороге, где были куплены первые три бюста Наполеона.

Гудсон оказался низеньким и толстеньким человеком с красным лицом. Он говорил с раздражением.

— Да, сэр! Этот негодяй разбил бюст Наполеона на самом моем прилавке… Да, сэр! Я продал доктору Барнико два бюста… Откуда я получил эти бюсты? От Гель-дера на Черч-стрит в Степней. Сколько у меня было таких бюстов? Три. Два были проданы доктору Барнико, а один разбит у меня же на прилавке среди бела дня. Знакома ли мне эта фотография? Да это Беппо! Он прислуживал у меня в лавке, немного лепил, золотил, вставлял в рамы, вообще исполнял всякую мелкую работу. Парень ушел от меня на прошлой неделе… за два дня до того, как был разбит бюст. Знаю ли я, откуда он ко мне явился? Нет, не знаю.

— Ну, больше этого я и не надеялся у него узнать, — сказал Холмс, когда мы вышли из лавки. — Этот Беппо, по-видимому, герой всех покушений на Наполеонов. Теперь, Ватсон, отправимся-ка в мастерскую Гельдера, где были отлиты эти бюсты.

Достигнув приречного предместья Степней, мы легко нашли скульптурную мастерскую и вошли в большое помещение, где пятьдесят рабочих лепили и отливали. Хозяин принял нас учтиво и толково отвечал на все вопросы Холмса. Записи в торговых книгах показали, что с мраморного бюста Наполеона работы Девина были отлиты сотни гипсовых бюстов, что три бюста, посланные год тому назад Гудсону, составляли половину одной отливки в шесть бюстов и что остальные три были посланы братьям Гардинг. Оптовая цена бюста шесть шиллингов, но торговец в розницу может продавать их за двенадцать шиллингов. Работа по отливке производилась обычно итальянцами в той самой комнате, где мы находились. По окончании отливки бюсты ставились на стол в проходе, для сушки, а затем хранились в складе.

Выслушав все это с величайшим вниманием, Холмс вынул фотографию и показал ее Гельдеру. Эта фотография произвела на хозяина мастерской удивительное действие. Он покраснел от гнева и разразился ругательствами:

— Ах, разбойник! Негодяй! Конечно, я отлично знаю его! Из-за этого мерзавца сюда, в мое заведение, явилась полиция. Это было больше года тому назад. Он на улице пырнул ножом другого итальянца, а затем пришел в мастерскую. Полиция следовала за ним по пятам и арестовала его здесь. Его звали Беппо. Фамилии его я не знал. Он отлично работал, но это был негодяй.

— Его арестовали, а что было дальше?

— Человек, которого он пырнул ножом, остался жив, и Беппо осудили на год тюремного заключения. Теперь он, наверное, уже на свободе. У меня работает его двоюродный брат, он может вам сказать, где сейчас Беппо. Сюда Беппо не смеет показаться.

— Не скажете ли вы мне, когда был арестован Беппо?

Хозяин перелистал торговую книгу и ответил:

— В последний раз ему было уплачено двадцатого мая.

— Теперь последняя просьба: ни слова двоюродному брату Беппо о нашем посещении.

Холмс поблагодарил хозяина, и мы вышли.

Уже в сумерки мы зашли в ресторан поесть и там в вечерней газете прочли статью, помещенную нашим утренним знакомцем.

— Вот это хорошо! — сказал Холмс, читавший газету, не прерывая еды. — Слушайте, Ватсон: «Приятно сознавать, что относительно этого дела не может быть разногласий. Мистер Лестрэд, один из опытнейших представителей полиции, и мистер Шерлок Холмс, известный эксперт-консультант, пришли к заключению, что ряд нелепых хулиганских проделок, окончившихся таким трагическим образом, является следствием сумасшествия, а не умышленного преступления. Ничто, кроме умственного расстройства, не может объяснить случившегося».

— А теперь, Ватсон, мы направимся в торговое заведение братьев Гардинг.

Хозяин торгового дома Гардинг — маленький человечек, проворный, сообразительный и говорливый долго беседовал с Холмсом:

— Да, сэр, я уже читал об этом в вечерней газете. Мистер Горас Гаркер один из наших покупателей. Мы продали ему бюст Наполеона несколько месяцев тому назад. Мы выписали три таких бюста от Гельдера из Стегтнея. Теперь они все проданы. Кому? Я могу установить это по книге. Один бюст продан мистеру Гаркеру, один — мистеру Фозиа Броуну из виллы Лабурним, в Чесвике, и один мистеру Сандефорду, Нижне-Гровская дорога в Ридинге. Видел ли я человека, изображенного на этой фотографии? Нет, не видел.

Во время беседы с мистером Гардингом Холмс сделал несколько заметок, и я понял, что он очень доволен результатами разговора.

Когда мы вернулись домой, Лестрэд уже поджидал нас, нетерпеливо шагая по комнате.

— Ну? — спросил он.

— Мы видели обоих торговцев в розницу, а также фабриканта. Я могу проследить за каждым бюстом с момента его возникновения.

— Бюсты! Полагаю, что я за сегодняшний день достиг большего, чем вы: я удостоверился в личности убитого и открыл причину убийства.

— А-а!

— У нас есть инспектор, специальность которого — итальянский квартал. Он сразу же опознал убитого; это Пьетро Венучи из Неаполя, один из самых страшных разбойников в Лондоне. Он был связан с тайным политическим обществом Мафиа. Другой, по-видимому, тоже итальянец и тоже член этого общества. А вы знаете, что в этих тайных политических обществах убийства по приговору комитета общества — обычное явление. Вероятно, найденная фотография — изображение нарушителя постановлений, убить которого было поручено Пьетро Венучи. Пьетро проследил за своей жертвой, но в последней схватке был сам убит. Как вы находите такое объяснение, мистер Холмс?

— Я в восторге! Очень занятно! Но я не уследил за тем, как вы объясняете разрушение бюстов Наполеона?

— Бюсты Наполеона! Вы не можете отвязаться от мысли об этих бюстах! Но ведь это мелочь, хулиганство, незначительная кража. Суд дает за это три месяца, не больше. Ведь мы ведем следствие об убийстве.

— Ну, хорошо, Лестрэд. Что вы предполагаете делать дальше?

— Очень просто. Я отправляюсь в итальянский квартал вместе с инспектором, опознавшим убитого, и с помощью фотографии найду убийцу. Поедете с нами, мистер Холмс?

— Нет, Лестрэд! У меня свои соображения. Я думаю, что если вы отправитесь сегодня ночью с нами, я помогу вам засадить этого молодца в тюрьму.

— Вы отправляетесь в итальянский квартал?

— Нет, в Чесвик. Если вы поедете со мною сегодня ночью в Чесвик, я обещаю завтра поехать с вами в итальянский квартал. Ну, решайтесь!

Лестрэд, конечно, сдался.

Холмс решил выехать в ночную экспедицию не раньше одиннадцати часов вечера и предложил нам до того отдохнуть и пообедать у него.

Он вызвал рассыльного и отправил с ним какое-то письмо. Вечер Холмс провел, роясь в кипах старых газет. Но, присоединившись к нам, он ничего не сказал о результатах своих поисков.

Я догадывался, что, отправляясь в Чесвик, Холмс надеялся поймать преступника на месте преступления, — ведь я помнил, что Гардинг, сообщая, куда проданы три бюста, называл Чесвик. Видно, Холмс рассчитывал на то, что подсказанная им репортеру статья для газеты успокоила преступника. Прочитав эту статью, молодчик, наверное, посмеялся и решил, что он может безнаказанно продолжать свое дело. Поэтому я ничуть не удивился, когда Холмс посоветовал мне взять с собою револьвер. Сам он захватил свое любимое оружие — хлыст со свинцовым наконечником.

В одиннадцать часов мы выехали. Проехав Гаммерсмитский мост, Холмс остановил карету и велел кучеру ждать. Мы пошли по уединенной дороге, окаймленной садами и нарядными виллами. При свете уличного фонаря мы прочли на воротах: «Вилла Лабурним». В доме было темно. Только окно над подъездом бросало круглое красноватое пятно на дорожку сада. Мы притаились в тени деревянного забора, отделявшего сад от дороги.

Нам не пришлось долго ждать. Внезапно садовая калитка отворилась настежь, и гибкая темная фигура бросилась бежать по дорожке с быстротой и ловкостью обезьяны. Она промелькнула в свете круглого окна и исчезла в тени дома. Затем до нашего слуха донесся слабый скрип открываемого окна… Мы увидели свет потайного фонаря внутри дома, в одном окне, затем во втором, в третьем. Видно, человек не мог найти то, что он искал.

— Подойдем к открытому окну, — предложил Лестрэд, — мы сцапаем его, когда он будет вылезать.

Но не успели мы сдвинуться с места, как человек появился в полосе света круглого окна. Он нес подмышкой что-то белое. Оглядевшись, он опустил на землю свою ношу… послышался резкий звук удара, затем треск и звон. Человек был так поглощен своим делом, что не заметил, как мы подкрались к нему… С ловкостью тигра Холмс вскочил к нему на спину, а Лестрэд и я схватили его каждый за руку и надели ему наручники. Опрокинув его, мы увидели бледное лицо с искаженными чертами… это был оригинал фотографии.

Но Холмс не интересовался нашим пленником: присев на корточки у порога дома, он с величайшим вниманием рассматривал разбитый бюст Наполеона, такой же бюст, какой мы видели утром, и он был разбит на такие же осколки. Холмс внимательно подносил каждый осколок к свету, но ни в одном не нашел ничего необыкновенного.

В это время в передней дома зажгли свет, и на дороге появился владелец дома.

— Мистер Фозиа Броун? — произнес Холмс.

— Да, сэр, а вы, без сомнения, мистер Шерлок Холмс? Я получил вашу записку, присланную с рассыльным, и в точности выполнил ваши указания. Мы заперли все двери на ключ и ожидали событий. Очень рад, что вы захватили негодяя.

Мистер Фозиа Броун предложил нам зайти в дом и выпить что-нибудь, но Лестрэд хотел скорее отвезти арестованного. Привели наш кэб, и мы прежде всего направились в отделение полиции. Там мы оставались, пока не узнали, что при обыске одежды преступника не обнаружено ничего, кроме нескольких шиллингов и длинного ножа, на рукоятке которого сохранились следы свежей крови.

— Дело сделано, — сказал Лестрэд, — остается установить имя этого молодчика.

— Нет, дорогой Лестрэд, дело не закончено, а его стоит довести до конца. Если вы пожалуете ко мне завтра в шесть часов, я надеюсь доказать вам, что вы и теперь не сознаете значения этого дела, весьма исключительного в истории преступлений.

Лестрэд, следуя приглашению Холмса, явился на другой день. Он, действительно, успел приобрести много сведений о нашем пленнике: оказалось, его звали Беппо, он был одним из самых больших негодяев в итальянской колонии, был когда-то искусным скульптором, но затем сбился с пути, дважды уже сидел в тюрьме; один раз за кражу, а второй раз за то, что пырнул ножом своего земляка. Он отказывается объяснить, зачем он разбивал бюсты Наполеона, но полиция установила, что эти бюсты могли быть сделаны его же руками, так как он занимался отливкой в мастерской Гельдера.

Холмс выслушал все эти сведения с вежливым вниманием, но мне было ясно, что мысли его далеко; он как будто чего-то ждал и беспокоился. Раздался звонок. Холмс вздрогнул, глаза его засияли. Через минуту в комнату вошел пожилой краснощекий господин со старомодным ковровым саквояжем в руке. Он поставил саквояж на стол.

— Мистер Шерлок Холмс здесь?

— Мистер Сандефорд из Ридинга? — обратился к гостю Холмс.

— Да, сэр. Вы писали о принадлежащем мне бюсте?

— Так точно.

— Вы писали, что желаете иметь копию с бюста Наполеона работы Девина и согласны заплатить десять фунтов за имеющийся у меня экземпляр?

— Совершенно верно.

— Я не мог понять, как вы узнали, что у меня есть этот бюст.

— Очень просто: мистер Гардинг сказал, что последний свой экземпляр он продал вам, и дал мне ваш адрес.

— Ах, вот в чем дело! Но ведь я заплатил за бюст всего пятнадцать шиллингов, а вы предлагаете мне такую большую сумму, — десять фунтов!

— Да, я назвал эту цену и с удовольствием ее заплачу. Это моя прихоть — иметь бюст Наполеона; за прихоть надо платить.

— Это очень великодушно с вашей стороны, мистер Холмс. Я привез бюст с собою, как вы просили, — вот он.

Мистер Сандефорд открыл саквояж, и наконец-то мы увидели целый экземпляр бюста.

Холмс положил на стол десятифунтовый кредитный билет и лист бумаги, на котором что-то было написано.

— Будьте любезны, мистер Сандефорд, подписать эту бумагу в присутствии этих двух джентльменов. Здесь говорится о том, что вы передаете мне все свои права на этот бюст. Благодарю вас, мистер Сандефорд. Вот ваши деньги, желаю вам доброго вечера.

Когда наш посетитель удалился, Холмс стал проделывать странные, как нам казалось, вещи. Он достал из ящика буфета самую лучшую белую скатерть и постелил ее на стол. Затем поставил приобретенный бюст Наполеона на скатерть, на середину стола. Наконец он взял свой хлыст со свинцовым наконечником и нанес Наполеону сильный удар по макушке… Бюст рассыпался на куски. Холмс нагнулся над осколками и в следующий же момент с возгласом торжества поднял один осколок, в котором был влеплен круглый темный предмет.

— Господа! — воскликнул он. — Вот знаменитая черная жемчужина Борджиа!1 — Да, — продолжал он, — это самая знаменитая жемчужина на свете. Благодаря длинной цепи рассуждений и выводов, мне удалось проследить за нею от спальни принца Колонна, где она была похищена, до внутренности этого последнего из шести бюстов Наполеона, отлитых год с лишним тому назад в мастерской Гельдера. Вы помните, Лестрэд, какую сенсацию вызвало исчезновение этой ценной жемчужины? Вся лондонская полиция была брошена на поиски. Меня тоже консультировали. Но я ничем не мог помочь. Подозрение пало на горничную принцессы, итальянку; было установлено, что у нее есть брат в Лондоне, но не удалось обнаружить никаких сношений между братом и сестрой. Горничную звали Лукреция Венучи; я не сомневаюсь, что убитый два дня тому назад Пьетро — ее брат.

Мы посмотрели с удивлением на Холмса. Он улыбнулся.

— Мне помогли старые газеты, — сказал мой друг. — По ним я установил, что жемчужина исчезла как раз за два дня до ареста Беппо; он был арестован в мастерской Гельдера, как раз в тот момент, когда изготовлялись эти гипсовые бюсты Наполеона. Теперь вам ясна цепь событий? Жемчужина была в руках Беппо. Может быть, он ее украл у Пьетро, может быть, он был соучастником в краже, — это неважно. Важно, что жемчужина была при нем в тот момент, когда за ним гналась полиция. Он вбежал в мастерскую, он знал, что в его распоряжении осталось всего несколько минут; за это время ему необходимо было скрыть эту ценнейшую жемчужину, иначе ее нашли бы при личном обыске… В проходе стояли шесть гипсовых бюстов Наполеона, оставленные для просушки. Один из них еще не успел затвердеть. Беппо, искусный формовщик, сделал отверстие в сыром гипсе, засунул в него жемчужину и снова заделал отверстие. Беппо был приговорен к тюремному заключению на год. За это время все шесть бюстов разошлись по Лондону. Он не знал, в котором из них заключена жемчужина. Обнаружить свое сокровище он мог, только разбив бюст. От своего двоюродного брата, работавшего у Гельдера, он узнал, какие фирмы приобрели бюсты. Он поступил к Гудсону, узнал о судьбе трех бюстов, разбил их и убедился, что жемчужины в них нет. С помощью кого-нибудь из итальянцев, служащих в заведении Гардинга, Беппо узнал, куда делись остальные три бюста. Первый был у журналиста Гаркера. Вот там-то он и столкнулся со своим соучастником по краже жемчужины, с Пьетро Венучи; Беппо отделался от него, перерезав ему горло.

— Если Пьетро был его соучастником, то зачем он носил при себе фотографию Беппо?

— Чтобы иметь возможность навести о нем справки. Когда мы были на месте убийства, в доме журналиста, мне уже стало ясно, что Беппо что-то разыскивал. Зачем он пронес бюст мимо ряда домов и разбил его в саду, освещенном фонарем? Оставалось два бюста. Если Беппо не нашел своего сокровища в бюсте Гаркера, он должен был искать его в оставшихся двух бюстах. Ясно, что Беппо сначала сделает попытку в Лондоне, в вилле Лабурним. Я предупредил обитателей дома, чтобы предотвратить второе убийство, и мы достигли блестящих результатов. В это время я уже твердо знал, что мы охотимся за жемчужиной Борджиа. Имя убитого Пьетро Венучи связывало происшествие с пропажей жемчужины и историю с разрушением бюстов Наполеона. В бюсте, разбитом в вилле Лабурним, жемчужины не оказалось. Значит, она должна была быть в последнем бюсте, находившемся в Ридинге. В вашем присутствии я приобрел этот бюст. Вот он лежит разбитый перед вами, а вот жемчужина. Будьте любезны, Ватсон, спрячьте ее в несгораемый шкаф.

  1. Борджиа — знаменитый дворянский род в Италии, представители которого с XV—XVII вв. прославились своими блестящими дарованиями и своими преступлениями.
Оцените статью
Добавить комментарий

  1. FrankAgict

    Жестокость есть всегда результат страха, слабости и трусости.

    Ответить