Пестрая лента

Пестрая лента — детективный рассказ Артура Конан Дойла о приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

***

Просматривая мои записи о приключениях Шерлока Холмса, я нахожу ряд трагических случаев, несколько комических, много странных, но ни одного банального. Это объясняется тем, что он занимался своим делом из любви к искусству, а не ради денег, и потому отказывался вести розыски по делам, не представлявшим ничего особенного, ничего загадочного.

Из всех записанных мною случаев едва ли не самым интересным является дело Ройлотта из Сток-Морэна.

Это происшествие относится к тому времени, когда я еще был холост и жил с Холмсом на Бейкер-стрит.

Как-то в апреле 1883 года, проснувшись рано утром, я увидел Шерлока Холмса, стоявшего у моей постели. Он был совсем одет. Я очень удивился, так как обычно мой друг вставал позже; я взглянул на него с изумлением и даже с неудовольствием.

— Очень жаль, что приходится вас будить, Ватсон, — сказал Холмс, — но так уж случилось. Разбудили миссис Гудсон, она меня, а я вас.

— Что же случилось? Пожар?

— Нет, клиент. Явилась какая-то девушка, очень взволнованная, и непременно хочет меня видеть. Она в гостиной. Если молодая девушка в такой ранний час бегает по Лондону и будит спящих, то, вероятно, она хочет сообщить что-нибудь очень важное. А если дело окажется интересным, вы, конечно, захотите принять в нем участие. Поэтому я и решил вас разбудить.

Ничто в жизни не доставляло мне такого удовольствия, как возможность наблюдать за Холмсом, следить за его быстрыми умозаключениями, всегда непререкаемо логичными. Я живо оделся и через несколько минут вместе с Холмсом вошел в гостиную. Сидевшая у окна дама в черном платье и под густой вуалью встала нам навстречу.

— Добрый день, сударыня, — весело сказал Холмс. — Я Шерлок Холмс, а это мой друг и товарищ, доктор Ватсон. Вы можете при нем говорить так же свободно, как наедине со мною. Очень хорошо, что миссис Гудсон догадалась затопить камин. Сядьте поближе к огню; я прикажу подать вам чашку горячего кофе, вы дрожите.

— Я дрожу не от холода, — тихо проговорила посетительница, садясь у камина.

— От чего же?

— От страха, от ужаса, мистер Холмс. — С этими словами она откинула вуаль, и мы увидели осунувшееся бледное лицо и испуганные глаза, напоминавшие глаза животного, преследуемого охотником. На вид ей было лет тридцать, но в волосах пробивалась седина, и вся она казалась усталой и измученной. Холмс посмотрел на нее своим проницательным взглядом.

— Не бойтесь, — сказал он, наклоняясь и ласково касаясь ее руки. — Я уверен, что мы сумеем вам помочь. Вы приехали с утренним поездом.

— Разве вы меня знаете?

— Нет, но у вас из-под перчатки выглядывает обратный билет. Вы приехали очень рано, и вам пришлось ехать на станцию в двуколке по скверной дороге.

Девушка с изумлением посмотрела на моего друга.

— Тут нет ничего таинственного, — сказал он. — На левом рукаве вашей жакетки по крайней мере семь пятен дорожной грязи. Пятна совсем свежие. Так забрызгаться можно только сидя в двуколке, и непременно по левую руку от кучера.

— Вы правы, — сказала девушка. — Я выехала из дому раньше шести часов, в Лезэргэде была в двадцать минут седьмого и с первым же поездом поехала в Ватерлоо. Сэр, я не в силах это больше выносить, я сойду с ума. Мне не к кому обратиться. Я слышала о вас от миссис Фаринтош, которой вы помогли в тяжелую минуту. Она дала мне ваш адрес. О, сэр! Не можете ли вы мне помочь или, по крайней мере, осветить хоть немного страшный мрак, окружающий меня? В настоящее время я ничем не могу вас вознаградить, но через месяц или два я выхожу замуж; тогда я смогу располагать своим состоянием и буду рада отблагодарить вас.

— Что касается вознаграждения, — ответил Холмс, — то самые результаты моей деятельности служат мне вознаграждением; но вы сможете возместить мне расходы, когда это вам будет удобно. А теперь расскажите нам все, что можете, о вашем деле.

— Увы, — ответила девушка, — весь ужас моего положения заключается именно в том, что мои страхи очень неопределенны, а мои опасения основаны на мелочах, которые другим кажутся не заслуживающими внимания. Даже мой жених считает то, что я ему рассказываю, фантазиями нервной женщины. Он этого не говорит, но я читаю в его глазах. Я слышала, мистер Холмс, что вы умеете заглянуть в душу злого человека и разгадать его умыслы. Так посоветуйте, что мне делать.

— Я весь внимание.

— Меня зовут Елена Стонер. Я живу в доме отчима, последнего представителя одной из старейших фамилий в Англии, — Ройлоттов из Сток-Морэна, на западной границе графства Сюррей.

Холмс кивнул головой.

— Я слышал эту фамилию, — сказал он.

— Когда-то Ройлотты были очень богаты, их поместья простирались до Беркшира на. севере и до Гэмпшира на западе. Но теперь от этого состояния осталось всего несколько акров земли и старинный дом, заложенный и перезаложенный. Последний владелец влачил жалкое существование нищего аристократа. Его сын, мой отчим, понял, что надо примениться к новым условиям: он одолжил у одного из родственников деньги, выдержал экзамен на врача и уехал в Калькутту. Благодаря своему искусству и упорству он приобрел там большую практику. Но раз, в припадке гнева, вызванного какой-то кражей в доме, он до смерти избил своего слугу-туземца и едва избежал смертной казни за убийство. Он долго просидел в тюрьме и в Англию вернулся угрюмым, разочарованным человеком.

В Индии доктор Ройлотт женился на моей матери, миссис Стонер, молодой вдове генерал-майора артиллерии в Бенгалии; у нее были две дочери-близнецы — сестра моя Юлия и я. Нам с сестрой было тогда всего по два года. У матери было значительное состояние, приносившее около тысячи фунтов дохода. Весь этот доход она отказала доктору Ройлотту с условием, что он будет получать его полностью, пока мы живем с ним; в случае же замужества падчериц он должен ежегодно отдавать вышедшей замуж определенную часть дохода. Мать паша умерла вскоре после возвращения в Англию — она погибла восемь лет тому назад при крушении поезда. Доктор Ройлотт отказался от намерения обосноваться в Лондоне и переехал с нами в свое родовое поместье — Сток-Морэн. Денег, оставленных матерью, хватало на жизнь и, казалось, мы могли бы жить счастливо.

Но как раз в это время в отчиме произошла странная перемена. Вместо того, чтобы наладить знакомство с соседями, радовавшимися возвращению последнего Ройлотта в родовое поместье, он заперся у себя дома и редко выходил куда-либо; если же ему случалось выезжать, он затевал с кем-нибудь дикую ссору. Все Ройлотты отличались вспыльчивостью, доходящей до безумия. В отчиме эта черта, невидимому, усилилась вследствие длительного пребывания в тропическом климате. У него постоянно происходили безобразные столкновения; два из них закончились судебным делом. Он навел такой ужас на окрестных жителей, что под конец все разбегались при его появлении.

На прошлой неделе он сбросил местного кузнеца с моста в реку; я едва сумела замять это дело, отдав все свои деньги. Единственные друзья отчима — бродячие цыгане. Им он позволяет раскидывать шатры на земле поместья; он сам иногда живет у цыган и даже уходит с ними на несколько недель. У него страсть к животным, которых ему присылают из Индии. В настоящее время он держит павиана и пантеру; они бегают повсюду и наводят такой же ужас, как их хозяин.

Вы представляете себе, что жилось нам с сестрой нелегко. Прислуга не хотела у нас оставаться, и долгое время нам приходилось делать все самим. Юлии было только тридцать лет, когда она умерла, но волосы у нее начинали седеть, как у меня.

— Ваша сестра умерла?

— Она умерла два года тому назад. Как раз о ее смерти я и хочу с вами поговорить. Вы понимаете, что при том образе жизни, какой мы вели, нам не приходилось встречаться с людьми нашего возраста и нашего круга. Но у нас есть тетка, незамужняя сестра нашей матери, мисс Вестфейль, и мы иногда гостили у нее. Юлия два года тому назад была у нее на Рождестве и познакомилась с одним морским офицером в отставке; они обручились. Вернувшись домой, сестра сообщила отчиму о своем обручении; он не возражал, но за две недели до свадьбы случилось ужасное несчастье, лишившее меня единственного друга.

Шерлок Холмс сидел в кресле, откинувшись назад и закрыв глаза. Теперь он приоткрыл их и взглянул на посетительницу.

— Пожалуйста, расскажите все подробности.

— Мне легко это сделать, так как все, связанное со смертью Юлии, глубоко запечатлелось в моей памяти. Как я уже говорила, наш дом очень стар, и для жилья годен только один флигель. Спальни расположены в нижнем этаже. Первая — спальня доктора Ройлотта, вторая — моей сестры, третья — моя. Между этими комнатами нет дверей, но все они выходят в коридор. Ясно я выражаюсь?

— Вполне.

— Окна всех трех комнат выходят на лужайку. В эту роковую ночь доктор Ройлотт рано ушел к себе, но, по-видимому, не ложился, так как в комнату сестры доносился запах крепких индийских сигар, которые он обычно курил. Она пришла ко мне, и мы довольно долго сидели и болтали о предстоящей свадьбе. В одиннадцать часов она встала и пошла к себе, но вдруг остановилась в дверях и спросила:

— Елена, ты никогда не слышала по ночам свиста?

— Никогда, — ответила я.

— Не может быть, чтобы ты свистела во сне?

— Конечно, нет! Но почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому, что вот уже несколько дней как под утро, около трех часов, я слышу тихий свист. Я сплю очень чутко и просыпаюсь от этого свиста. Не знаю, откуда он доносится, — не то из соседней комнаты, не то с лужайки. Вот я и хотела спросить тебя, не слышала ли ты этот свист?

— Нет. Должно быть, это свистят цыгане.

— Очень вероятно. Но меня удивляет, почему ты не слышишь свиста?

— Я сплю крепче тебя.

— Ну, во всяком случае, это пустяки, — проговорила она улыбаясь; затем закрыла мою дверь, и скоро я услышала, как щелкнул ключ в замке ее комнаты.

— Вы всегда запираетесь на ночь? — спросил Холмс.

— Всегда.

— Почему?

— Я, кажется, уже говорила вам, что доктор держит павиана и пантеру. Мы чувствовали себя в безопасности только тогда, когда дверь была заперта. В эту ночь я не могла заснуть. Меня охватило смутное предчувствие несчастья. Ночь была бурная. Ветер завывал в саду, и дождь хлестал в окна. Вдруг среди воя бури раздался отчаянный крик женщины. Я узнала голос сестры, вскочила с постели и выбежала в коридор. Когда я открыла дверь, я услышала тихий свист, о котором говорила сестра, а затем гулкий звук, как будто упал какой-то металлический предмет. Я побежала по коридору. Дверь спальни сестры была открыта. На пороге стояла сестра с бледным от ужаса лицом, с протянутыми руками; она качалась, как пьяная. Я бросилась к ней, обхватила ее руками, но в это мгновенье у нее подкосились ноги, и она упала на пол, корчась как бы от невыносимой боли. Сначала мне показалось, что она не узнает меня, но когда я нагнулась над ней, она вскрикнула голосом, которого я никогда не забуду: «О боже мой, Елена! Это была лента! Пестрая лента!» Она хотела еще что-то сказать и указывала на комнату доктора, но у нее начались конвульсии, и больше она не проговорила ни слова. Я побежала по коридору и стала звать отчима. Он уже поспешно выходил из своей комнаты. Когда он подошел к сестре, она была без сознания. Отчим влил ей в горло водки, послал за доктором, но все было напрасно. Юлия умерла, не приходя в сознание.

— Скажите, вы уверены, что слышали свист и металлический звук? — спросил Холмс. — Можете вы в этом поклясться?

— То же самое спросил меня следователь при допросе. У меня осталось впечатление, что я слышала эти звуки, но, может быть, мне почудилось, так как в ту ночь была страшная буря.

— Ваша сестра была одета?

— Нет. Она была в ночной рубашке. В правой руке у нее была обуглившаяся спичка, а в левой — коробок спичек.

— Это указывает на то, что она зажгла огонь, когда услышала шум. Это очень важно. Ну, а что сказал следователь?

— Он очень внимательно исследовал все обстоятельства, так как характер и образ жизни доктора Ройлотта были известны во всем графстве, но он так и не смог установить причину смерти Юлии. Я показала, что дверь была заперта изнутри, а окна были закрыты старинными ставнями с железными болтами. Тщательно осмотрели стены и пол — нигде не нашли никаких отверстий. Печная труба очень широкая, но в ней есть решетка. Очевидно, сестра была совершенно одна, да и на теле не было никаких признаков насилия.

— А как насчет яда?

— Врачи ее осматривали и ничего не обнаружили.

— От чего же, по-вашему, она умерла?

— Я уверена, что она умерла от страха и от нервного потрясения, но не могу себе представить, что могло ее так напугать.

— Были в то время поблизости цыгане?

— Да, они почти всегда возле нашего дома.

— А-а! Как вы думаете, что могли означать слова о «ленте», о «пестрой ленте»?

— Иногда мне эти слова кажутся просто бредом; иногда я думаю, что это относится к цыганам¹. Не знаю только, чем объяснить странное прилагательное «пестрая», если это относится к цыганам: разве тем, что их женщины носят на голове пестрые платки.

Холмс покачал головой. Он, по-видимому, отнюдь не был согласен с выводами мисс Стонер.

— Это дело очень темное, — сказал он. — Пожалуйста, продолжайте.

— С тех пор прошло два года, и жизнь моя стала еще однообразнее, скучнее. Месяц назад один человек, которого я знаю уже несколько лет, сделал мне предложение. Это Перси Эрмитэдж. Отчим не возражает против моего замужества, и мы должны обвенчаться этой весной. Два дня тому назад начали перестраивать западный флигель дома. В моей комнате пробили отверстие в стене, так что мне пришлось перейти в комнату, где умерла моя сестра, и спать на ее кровати. Представьте себе мой ужас, когда ночью я вдруг услышала тихий свист, который был предвестником ее смерти. Я вскочила с кровати, зажгла лампу, но в комнате никого не было. Я была так потрясена, что не могла уснуть. Я оделась, и как только стало светать, тихонько сошла вниз, наняла двуколку в гостинице «Корона» против нас и отправилась в Лондон с единственной целью повидать вас и посоветоваться с вами.

— И хороню сделали, — сказал Холмс. — Но все ли вы мне рассказали?

— Да, все.

— Мисс Стонер, вы рассказали не все. Вы щадите своего отчима.

— Что вы хотите сказать?

Вместо ответа Холмс откинул черные кружева, пришитые к рукаву мисс Стонер. На белой руке виднелись пять синих пятен — следы пяти пальцев.

— С вами обращаются очень жестоко, — сказал Холмс.

Мисс Стонер покраснела и прикрыла кружевом синяки.

— Отчим жестокий человек, — сказала она. Наступило долгое молчание. Холмс, опустив голову на руки, молча смотрел на огонь.

— Это очень темное дело, — проговорил он, наконец. — Прежде чем что-либо предпринять, я должен узнать тысячу подробностей. А между тем нельзя терять ни минуты. Если мы сегодня же поедем в Сток-Морэн, сможем мы осмотреть комнаты без ведома вашего отчима?

— Он говорил, что сегодня поедет в город по какому-то важному делу. Вероятно, его целый день не будет дома. Экономка у нас старая и глупая, я легко смогу ее удалить.

— Превосходно! Вы ничего не имеете против поездки, Ватсон?

— Ровно ничего.

— Значит, мы приедем вдвоем. А что вы намерены делать?

— Я хочу воспользоваться тем, что приехала сюда, и кое-где побывать. Я вернусь домой двенадцатичасовым поездом, чтобы вас встретить.

— Ждите нас около трех.

Она опустила свою черную вуаль и вышла из комнаты.

— Что вы обо всем этом думаете, Ватсон? — спросил Холмс.

— По-моему, это очень загадочное и страшное дело, — сказал я.

— Да, достаточно загадочное и страшное.

— Если мисс Стонер не ошибается, утверждая, что пол и стены крепкие, а через дверь, окно и печную трубу невозможно проникнуть в комнату, значит, ее сестра несомненно была одна в момент рокового конца, — сказал я. — Но что же означают эти ночные свисты и странные слова умирающей?

— Я тоже не представляю себе, — проговорил Холмс, — поэтому мы и едем сегодня в Сток-Морэн. Но что это, черт возьми!?

Дверь гостиной внезапно распахнулась, и на пороге появился человек огромного роста. Костюм его представлял собой какую-то странную смесь: черный цилиндр, длинный сюртук, высокие гамаши и хлыст, которым он размахивал. Вошедший был так высок, что задевал шляпой притолоку, и так широк в плечах, что занял всю дверь. Его толстое лицо было изборождено бесчисленными морщинами и обожжено горячим солнцем тропиков. Он смотрел то на Холмса, то на меня. Его глубоко запавшие, злобные глаза и тонкий хрящеватый нос придавали ему вид старой хищной птицы.

— Который из вас Холмс? — спросил нежданный гость.

— Я, сэр! Вы имеете то преимущество передо мной, что я не знаю вашей фамилии.

— Я доктор Гримсби Ройлотт из Сток-Морэна.

— Ага! Садитесь, пожалуйста, доктор, — любезно предложил Холмс.

— И не подумаю! Здесь была моя падчерица. Я выследил ее. Что она вам говорила?

— Погода несколько холодна для апреля, — заметил Холмс.

— Что она вам говорила? — крикнул в бешенстве старик.

— Но я слышал, что крокусы уже начинают расцветать, — невозмутимо продолжал Холмс.

— А-а! Вы хотите отделаться от меня, да? — сказал Ройлотт, делая шаг вперед и размахивая хлыстом. — Я знаю вас, негодяй, я наслышался о вас! Вы проныра — Холмс!

Мой друг улыбнулся.

— Смутьян — Холмс!

Улыбка шире расплылась по лицу Холмса.

— Сыщик — Холмс из Скотлэнд-Ярда! Холмс громко расхохотался.

— Ваш разговор крайне увлекателен, — проговорил он. — Будьте-ка любезны закрыть за собой дверь, когда будете уходить, а то очень сквозит.

— Я уйду, когда скажу то, ради чего пришел. Не смейте вмешиваться в мои дела! Я знаю, что мисс Стонер была здесь. Я следил за ней. Со мною шутки плохи! Так и знайте!

Он сделал шаг к камину, схватил кочергу и согнул ее своими огромными загорелыми ручищами.

— Смотрите, не попадайтесь мне! — проговорил он, швырнув па пол согнутую кочергу, и вышел из комнаты.

— Весьма любезный и привлекательный джентльмен, — сказал Холмс рассмеявшись. — Конечно, я не могу с ним тягаться объемом, но если бы он не ушел, я показал бы, что немногим уступаю ему в отношении силы.

Он поднял согнутую кочергу и сразу ее выпрямил.

— Надеюсь, что наша милая клиентка не поплатится за свою неосторожность. А теперь, Ватсон, позавтракаем, а затем я пойду навести некоторые справки, которые могут нам помочь в этом деле.

Холмс вернулся в час дня. В руке у него был лист синей бумаги, весь исписанный заметками и цифрами.

— Я видел завещание его покойной жены, — сказал он. — В момент ее смерти доход с ее капитала достигал 1100 фунтов стерлингов в год, теперь же, в связи с падением цен на сельскохозяйственные продукты, он упал до 750 фунтов. При выходе замуж каждая из дочерей имеет право на 250 фунтов дохода. Ясно, что если бы обе вышли замуж, нашему милому знакомому остались бы крохи. Ему пришлось бы туговато даже в случае выхода замуж одной из падчериц. Я не напрасно потерял утро, так как убедился, что у него есть серьезные основания препятствовать браку падчериц. Медлить нельзя ни минуты, Ватсон, поскольку старик знает, что мы интересуемся этим делом. Если вы свободны, пошлем за кэбом и поедем на вокзал. Захватите, пожалуйста, револьвер: это самый веский аргумент для человека, который умеет гнуть кочергу. Револьвер и зубная щетка — больше нам ничего не нужно.

Мы поспели к самому отходу поезда. Приехав в Лезэргэд, мы наняли экипаж и проехали четыре-пять миль по восхитительной живописной местности. День был чудесный. Солнце ярко сияло. На деревьях и кустах распускались первые зеленые почки; воздух был полон запаха влажной земли. Холмс сидел в глубоком раздумье, сложив руки и надвинув шляпу. Вдруг он поднял голову и, хлопнув меня по плечу, указал на луг.

— Посмотрите! — сказал он.

Густой парк тянулся по склону холма. Из-за ветвей деревьев виднелся очень старый дом.

— Сток-Морэн? — спросил Холмс.

— Да, сэр, это дом доктора Гримсби Ройлотта, — ответил кучер. — Если вам нужно попасть в дом, то ближе будет пройти этой дорогой, а потом тропинкой через поле. Вот там, где идет барышня.

— Это, должно быть, мисс Стонер, — сказал Холмс. — Нам, действительно, лучше пройти полем.

Мы расплатились с кучером и вышли из экипажа.

— Пусть этот малый думает, что мы архитекторы и приехали по делу, — сказал Холмс. — Меньше будет болтать лишнего… Здравствуйте, мисс Стонер! Мы, как видите, сдержали слово.

Наша клиентка с радостным липом бросилась нам навстречу.

— Я с нетерпением ждала вас. Все устроилось как нельзя лучше. Доктор Ройлотт уехал в город и, вероятно, не вернется до вечера.

— Мы имели удовольствие познакомиться с доктором. — Холмс в нескольких словах рассказал о посещении доктора Ройлотта.

Мисс Стонер побледнела, как полотно.

— Боже мой! Значит, он следил за мной.

— Очевидно.

— Он так хитер, что от него никак не укроешься. Что-то он скажет, когда вернется!

— Пусть остерегается! Могут найтись люди похитрее его. На ночь вы должны запереться в своей спальне. Если он будет вам угрожать, мы отправим вас к вашей тетке. А пока что воспользуемся отсутствием Ройлотта, — проведите нас в комнаты, которые мы должны осмотреть.

Дом был построен из серого, поросшего мхом камня. В одном из боковых флигелей окна были заколочены досками; крыша местами обвалилась. Средняя часть дома была в несколько лучшем состоянии. Правый флигель имел совсем жилой вид; на окнах висели шторы, из труб шел голубой дым. У стены высились леса, но не видно было рабочих. Холмс медленно расхаживал по нерасчищенной дорожке и внимательно разглядывал окна.

— Вероятно, это окно комнаты, где вы спали прежде? — спросил он. — Затем посередине окно спальни вашей сестры, а следующее — доктора Ройлотта?

— Совершенно верно. Теперь я сплю в средней комнате.

— Ну да, из-за ремонта. Между прочим, эта степа, кажется, не очень нуждается в ремонте?

— Совсем не нуждается. Я думаю, это просто предлог, чтобы заставить меня переселиться в другую комнату.

— А! Это наводит на размышления. В этом флигеле есть коридор, куда выходят все три комнаты. Есть там окна?

— Есть, но очень маленькие и слишком узкие, чтобы в них мог пролезть человек.

— Поскольку вы обе запирались на ночь, с этой стороны невозможно было пробраться к вам в комнаты. Будьте любезны, войдите в вашу комнату и закройте ставни.

Мисс Стонер выполнила эту просьбу. Холмс попытался открыть ставни снаружи, но не смог. Не было даже щели, в которую можно было бы просунуть нож, чтобы приподнять болты. Холмс осмотрел через увеличительное стекло все петли: они были без всякого изъяна.

— Гм! — проговорил Холмс, почесывая подбородок, — моя гипотеза не подтверждается. Невозможно пролезть в окно при закрытых ставнях. Ну, посмотрим, не обнаружим ли мы чего-нибудь внутри дома.

Маленькая буковая дверь вела в коридор; в него выходили двери трех спален. Холмс не стал осматривать третью комнату; мы сразу вошли в среднюю, где теперь спала мисс Стонер и где умерла ее сестра. Это была маленькая комната с низким потолком и с камином. В одном углу стоял комод, в другом — узкая кровать, покрытая белым одеялом; налево у окна — туалетный столик; два стула и ковер на полу довершали скромную обстановку комнаты. Карнизы и панель были из темного дерева и такие же старые, как сам дом. Холмс поставил стул в угол и сидел молча, внимательно разглядывая все кругом.

— Куда проведен этот звонок? — спросил он, указывая на толстый шнур, висевший над самой постелью, так что конец его лежал на подушке.

— В комнату экономки.

— Он новее всех остальных вещей в комнате.

— Да, звонок провели года два тому назад.

— Вероятно, ваша сестра просила об этом?

— Нет, она им никогда не пользовалась. Мы привыкли все делать сами.

— Вот как! Значит, не к чему было проводить этот звонок? Позвольте мне осмотреть пол.

Он опустился на пол и стал быстро ползать взад и вперед, внимательно рассматривая через лупу трещины между досками. Он осмотрел также деревянную панель. Затем подошел к кровати и долго на нее смотрел. Наконец он сильно дернул шнур.

— Это игрушка, — проговорил он.

— Как, не звонит? — удивилась мисс Стонер.

— Шнур даже не соединен проволокой. Это крайне интересно. Видите, он прикреплен наверху к крючку над отверстием вентилятора.

— Как странно! Я никогда этого не замечала.

— Очень странно! — пробормотал Холмс. — В этой комнате вообще есть странности. Например, какой дурак устраивал вентилятор! Зачем ставить его между двумя комнатами, когда можно устроить так, чтобы он выходил наружу?

— Вентилятор тоже поставлен не так давно.

— Одновременно со звонком? — спросил Холмс.

— Да, тогда вообще был произведен кое-какой ремонт.

— Крайне интересно! Звонок, который не звонит, вентилятор, который не вентилирует! С вашего позволения, мисс Стонер, мы перейдем теперь в другую комнату.

Спальня доктора Гримсби Ройлотта была больше комнаты мисс Стонер, но убрана была так же просто. Походная кровать, небольшая деревянная этажерка с книгами, преимущественно техническими, кресло у кровати, простой деревянный стул у стены, круглый стол и большой железный шкаф, — вот все, что мы увидели. Холмс медленно обошел комнату, внимательно осматривая вещи.

— Что здесь? — спросил он, постучав по шкафу.

— Деловые бумаги отчима.

— Значит, вы видели, что там находится?

— Только раз, несколько лет тому назад; я помню, что там было очень много бумаг.

— А кошки там нет?

— Нет! Как вам это пришло в голову?

— Посмотрите!

Холмс сиял со шкафа стоявшее на нем блюдечко с молоком.

— Нет, у нас нет кошек. Но у нас есть пантера и павиан.

— Ах, да! Конечно, пантера не что иное, как большая кошка, но сомневаюсь, чтобы она довольствовалась блюдечком молока. Мне хочется выяснить одно обстоятельство.

Он присел на корточки перед деревянным стулом и внимательно осмотрел сиденье.

— Благодарю вас. Этого достаточно, — сказал он, поднимаясь и пряча лупу в карман. — Ага! Вот нечто весьма интересное!

Предмет, привлекший внимание Холмса, была связанная петлей плетка, лежавшая на кровати.

— Что вы на это скажете, Ватсон?

— Самая обыкновенная плетка. Не понимаю только, зачем она связана петлей?

— Плетка не совсем обыкновенная. Сколько на свете зла! И хуже всего, когда преступление совершает умный человек. С меня довольно того, что я видел, мисс Стонер. С вашего позволения мы выйдем теперь на лужайку.

Мне никогда не приходилось видеть Холмса таким угрюмым и мрачным. Мы несколько раз молча прошлись по дорожке. Наконец сам Холмс нарушил молчание.

— Мисс Стонер, — сказал он, — необходимо, чтобы вы поступили так, как я вам посоветую.

— Я исполню все.

— Дело слишком серьезное, чтобы можно было колебаться. От вашего согласия зависит, быть может, ваша жизнь.

— Скажите, что я должна сделать?

— Во-первых, мы оба, доктор Ватсон и я, должны провести ночь в вашей комнате.

Мисс Стонер удивленно посмотрела на него.

— Это необходимо. Я объясню вам все. Что там за дом через дорогу? Кажется, деревенская гостиница?

— Да. Это «Корона».

— Ваши окна оттуда видны?

— Конечно.

— Когда ваш отчим вернется, скажите, что у вас болит голова, и уйдите в свою комнату. Когда вы услышите, что он пошел спать, откройте ставни, поставьте на окно лампу, — это будет служить сигналом для нас. Заберите все, что вам нужно, и уходите в вашу прежнюю спальню. Остальное предоставьте мне.

— Что же вы сделаете?

— Проведем ночь в вашей комнате и исследуем причину напугавшего вас шума.

— Мне кажется, вы уже составили себе мнение об этом деле, мистер Холмс, — сказала мисс Стонер.

— Может быть.

— Умоляю вас, скажите, от чего умерла моя сестра?

— Я хотел бы сначала иметь более веские улики.

— По крайней мере скажите, верно ли мое предположение, что она умерла от страха?

— Пет, не думаю. Полагаю, что была другая, более осязаемая причина. А теперь, мисс Стонер, мы должны вас покинуть: если доктор Ройлотт вернется и увидит нас здесь, наша поездка окажется совершенно бесполезной. Прощайте! Если вы выполните мои указания, мы скоро избавим вас от угрожающей вам опасности.

Шерлок Холмс нанял для нас две комнаты в гостинице «Корона» в верхнем этаже. Из наших окон были видны ворота и жилой флигель Сток-Морэна.

В сумерки мимо нас проехал доктор Гримсби Ройлотт. Он сидел рядом с мальчиком, правившим лошадью. Мальчик немного замешкался, отворяя ворота, и мы слышали, как доктор кричал хриплым голосом, и видели, как он грозил кулаками. Экипаж въехал в ворота, и через несколько минут в одной из комнат зажгли лампу.

— Знаете, Ватсон, прямо не могу решить, брать ли вас сегодня ночью. Дело это опасное.

— Могу я быть полезен?

— Ваше присутствие было бы незаменимо.

— Ну, так я пойду с вами.

— Очень трогательно с вашей стороны, Ватсон.

— Вы говорите об опасности. Наверное, вы заметили в этой комнате что-нибудь, на что я не обратил внимания?

— Вы видели то же, что я, но я сделал больше выводов.

— Я не видел ничего особенного, кроме шнура от звонка, и не могу себе представить, для чего устроен этот звонок.

— Вентилятор вы тоже заметили?

— Да, но не вижу в этом ничего необычного. Отверстие такое маленькое, что в него с трудом пролезет мышь.

— Я знал, что есть вентилятор, прежде чем мы приехали в Сток-Морэн. Помните, мисс Стонер сказала, что ее сестра слышала запах сигары доктора Ройлотта. Это сразу навело меня на мысль, что между комнатами должно быть какое-нибудь сообщение, — отверстие, конечно, очень маленькое, иначе на него обратил бы внимание следователь. Я решил, что это должен быть вентилятор.

— Так что же в этом особенного?

— По меньшей мере странное совпадение: устраивается вентилятор, вешается шнур, и спящая на кровати девушка умирает.

— Не вижу никакой связи.

— Вас не поразила одна особенность этой кровати?

— Нет.

— Она была привинчена к полу, ее нельзя было отодвинуть, она постоянно находилась в одинаковом положении относительно вентилятора и веревки… приходится так назвать этот шнур… потому что он вовсе не предназначался для звонка.

— Холмс! Я смутно догадываюсь, на что вы намекаете. Мы поспели как раз во время, чтобы предотвратить какое-то ужасное, тонко задуманное преступление.

— Да, ужасное и тонко задуманное. Если врач идет на злодеяние, то нет более опасного преступника. Но, я думаю, нам удастся его перехитрить. Сегодня ночью нам предстоит увидеть много ужасного. Так покурим спокойно и подумаем о более веселых вещах.

Около девяти часов в доме стало совершенно темно. Время тянулось медленно. Когда пробило одиннадцать, прямо перед нами вспыхнул яркий свет.

— Это сигнал! — сказал Холмс, вскакивая на ноги. Выходя из гостиницы, он сказал хозяину, что мы идем к знакомому и, может быть, у него заночуем.

Через минуту мы уже шли по дороге; холодный ветер дул нам прямо в лицо, и только желтый свет в окне указывал нам путь.

Проникнуть в парк было нетрудно, так как окружавшая его стена местами была разрушена. Пробираясь между деревьями, мы дошли до лужайки, пересекли ее и только собирались влезть в окно, как из-за группы лавровых кустов выскочило какое-то существо, похожее на отвратительного, уродливого ребенка; оно, корчась, бросилось на траву, быстро перебежало лужайку и исчезло в темноте.

Холмс тихо рассмеялся и сказал мне на ухо:

— Миленький дом! Это павиан. Я совсем забыл о любимцах доктора Ройлотта. Может быть, и пантера скоро прыгнет нам на плечи.

Я почувствовал облегчение, когда, сняв по примеру Холмса сапоги, влез вслед за ним в спальню. Холмс бесшумно закрыл ставни, перенес лампу на стол и окинул взглядом комнату. Затем, осторожно пробравшись ко мне, он приложил руку ко рту и едва слышно прошептал:

— Малейший шум разрушит наши планы. Я утвердительно кивнул.

— Нам придется сидеть в темноте. Он заметил бы свет через вентилятор. Я снова кивнул.

— Смотрите, не засните; от этого может зависеть ваша жизнь. Я сяду на кровать, а вы садитесь в кресло.

Я достал свой револьвер и положил на край стола.

Холмс захватил с собой длинную топкую трость, коробок спичек и огарок свечи; все это он положил рядом с собой на кровать.

Затем он загасил лампу, и мы остались в темноте.

Как забыть эту ужасную ночь? Я не слышал ни звука, не слышал даже дыхания; и все же я знал, что Холмс сидит с открытыми глазами на расстоянии нескольких футов от меня. Порою из сада доносился крик ночной птицы, а раз под самым нашим окном я услышал какой-то вой, напоминавший мяуканье кошки. Очевидно, пантера разгуливала на свободе. Каждые четверть часа издалека доносился звон колокола. Двенадцать часов… час… два часа… три, а мы все сидели в безмолвном ожидании.

Внезапно луч света мелькнул у вентилятора и мгновенно исчез; вслед за этим я почувствовал запах гарного масла и нагретого металла. В соседней комнате кто-то зажег потайной фонарь. Послышался легкий шорох, и затем все снова погрузилось в темноту, только запах гарного масла становился сильнее.

Полчаса я сидел, тщетно напрягая слух; но вот послышался другой звук, — очень легкий, шуршащий, напоминавший шум небольшой струи пара, вырывающейся из котла. Как только раздался этот звук, Холмс вскочил с кровати, чиркнул спичку и стал неистово колотить тростью по шнуру звонка.

— Вы видите ее, Ватсон? Вы видите?

Но я ничего не видел. В момент, когда Холмс зажег спичку, я услышал тихий отчетливый свист, но свет ослепил меня, и я не мог разглядеть предмета, по которому мой друг так неистово колотил тростью. Однако я заметил на его мертвенно бледном лице выражение ужаса и отвращения.

Он перестал бить тростью и внимательно смотрел на вентилятор, когда внезапно среди молчания ночи раздался жуткий крик, хриплый вопль боли, страха и злобы. Нам после говорили, что этот крик разбудил всех в деревне и даже в отдаленном доме приходского священника. Похолодев от ужаса, мы смотрели друг на друга, пока не затихли последние стоны и не наступила мертвая тишина.

— Что это значит? — прошептал я.

— Это значит, что все кончено, — ответил Холмс. — И, в конце концов, это, пожалуй, к лучшему. Возьмите свой револьвер. Мы войдем в комнату доктора Ройлотта.

Он зажег лампу, и мы пошли по коридору. Холмс дважды постучал в дверь, но никто не ответил. Тогда он нажал дверную ручку и вошел, я за ним следом с револьвером в руке…

Странное зрелище представилось нашим глазам. На столе стоял потайной фонарь; через полузакрытую дверцу его вырывался яркий луч света, падавший на железный сейф, открытый настежь. У стола, на деревянном стуле сидел доктор Гримсби Ройлотт; на нем был длинный серый халат, из-под которого выглядывали голые ноги в мягких красных шлепанцах. На коленях у него лежала короткая палка с длинным бичом; ее мы видели днем. Голова Ройлотта была запрокинута, а глаза устремлены в угол потолка. Лоб его был повязан странной желтой лентой с коричневыми пятнами. Когда мы вошли, Ройлотт не пошевельнулся и не издал ни звука.

— Лента! Пестрая лента! — прошептал Холмс.

Я сделал шаг. Мгновенно эта странная повязка начала двигаться, и из волос поднялась граненая голова и шея отвратительной змеи.

— Это болотная гадюка! — воскликнул Холмс. — Самая ядовитая змея Индии. Он умер через десять секунд после укуса. Поистине, тот, кто роет другому яму, сам в нее попадает. Засадим это существо в его логово, а затем позаботимся о надежном пристанище для мисс Стонер и дадим знать о случившемся местной полиции.

Холмс осторожно взял плетку с колен мертвеца; накинув петлю на шею змеи, он снял гадюку с головы Ройлотта и, держа палку в вытянутой руке, бросил змею в сейф, который моментально захлопнул.

Так умер доктор Гримсби Ройлотт из Сток-Морэна.

Утренним поездом мы отвезли мисс Стонер к тетке. Официальное следствие установило, что доктор погиб из-за неосторожного обращения с гадюкой. Остальное мне рассказал Шерлок Холмс на обратном пути из Сток-Морэна.

— Я пришел было к совсем ложному выводу. Видите, дорогой Ватсон, как опасно строить гипотезы, не имея достаточных данных! Присутствие цыган возле дома и слово «лента», сказанное несчастной девушкой, навели меня на ложный след. Очевидно, когда она зажгла спичку, она успела разглядеть что-то пестрое и приняла это за ленту. Но я отказался от своего предположения, когда убедился, что обитателю средней комнаты опасность не может угрожать ни со стороны окна, ни со стороны двери. Вентилятор и шнур звонка сразу же привлекли мое внимание. Обнаружив, что звонок не звонит, а кровать привинчена к полу, я заподозрил, что шнур служит мостиком для чего-то, что проходит через вентилятор и попадает на кровать. Мне сразу же пришла в голову мысль о змее.

Я вспомнил, что доктор привез из Индии всяких зверей и гадов. Мысль использовать яд, недоступный химическому анализу, легко могла родиться в мозгу такого умного и бессердечного человека, долго жившего на Востоке. Быстрота действия яда гадюки представляла большое преимущество. Только очень проницательный следователь мог бы заметить две маленькие черные точки на месте укуса. Потом я вспомнил свист. Конечно, Ройлотт должен был звать змею назад до рассвета, чтобы ее не увидели. Вероятно, он приучил ее возвращаться по зову, давая ей молоко. Он выпускал змею через вентилятор и был уверен, что она спустится по шнуру па кровать. Змея могла укусить или не укусить девушку; но раньше или позже мисс Стонер должна была погибнуть. Я пришел к этим выводам еще раньше, чем вошел в комнату Ройлотта. Осмотрев его стул, я убедился, что он часто становится на него, очевидно, с целью достать до вентилятора. Шкаф, блюдечко с молоком и плетка с петлей окончательно убедили меня в моем предположении. Металлический звук, который слышала мисс Стонер, очевидно, раздался в момент, когда отчим захлопнул дверцу своего шкафа.

Придя к этим выводам, я принял меры, чтобы убедиться в их правильности. Когда я услышал шипение змеи, я зажег спичку и напал на нее.

— И прогнали ее обратно через вентилятор?

— Да, и, кроме того, я заставил ее напасть на своего хозяина. Удары моей трости привели ее в ярость, и она бросилась на первого попавшегося ей человека. Таким образом, я косвенно виноват в смерти доктора Ройлотта, но не скажу, чтобы я испытывал угрызения совести.