Пора браться за пятую

Пора браться за пятую — девятая глава из биографии Агаты Кристи, написанной Дженет Морган Жизнь Дамы Агаты, прекрасное дополнение к Автобиографии, читать.

***

За пять лет, прошедших после путешествия, Агата из малоизвестного нештатного автора газетных и журнальных публикаций, пишущего больше ради забавы, чем ради денег, превращается в профессионального литератора, имеющего имя и писательским трудом зарабатывающего на жизнь. Ей пришлось на собственном опыте убедиться, что мастерство приходит не сразу, что его оттачивание требует времени и сил; она поняла, что профессионализм — это еще и защита собственного имени, и соблюдение договорных сроков, даже когда тебе самому опротивело собственное творение.

Первоначально Агата и не думала становиться профессиональной писательницей. То, почему она начала писать, легко объяснить живостью и одаренностью натуры, оказавшейся в определенных обстоятельствах. Сложнее понять, почему ее потянуло в профессионалы. Вероятно, дело в ее природной практичности. Она всегда занималась делами, приносящими практический результат, — будь то стряпня, работа в саду или уход за цветами. По-видимому, ей было неинтересно писать рассказы, просто чтобы складывать их в стол. Весьма сдержанной и даже скрытной, ей было легче выражать свои чувства опосредованно, и дело тут ни в чопорном воспитании — просто Агата, как мы помним, сама была «не склонна распространять информацию», она предпочитала сначала хорошенько подумать, сделать собственные выводы. И тогда уже все мастерски рассказать. Ибо публичное признание ей все-таки очень нравилось.

В то время, когда Агата по предложению Клары показала свою работу Идену Филпотсу, у нее и мысли не было, что она тоже может стать профессиональным писателем. Ею двигало простое любопытство — узнать его мнение, выяснить, в чем ее ошибки и как их исправить. Но с первых его слов она поняла, что писательство — это такое же ремесло, как и любое другое, и в нем есть методы и приемы. Она начинает учиться не только стилистической технике, но и тем сюжетным приемам, которые привлекли бы к ее произведениям интерес публики. Со временем к ней приходит уверенность, что она знает потребности своих читателей и может писать произведения, которые им понравятся. Ее переписка с издателем показывает растущую решительность и уверенность в себе, а также добросовестность, уже проявившуюся во время длинного путешествия с непредсказуемым Белчером, потребовавшего немалого самообладания.

Мало что способно так подбодрить новичка, как открытие, что его уже воспринимают как профессионала. С профессионализма вмиг слетает весь флер непостижимости, дилетант сознает, что он уже и сам авторитет и может влиять на других и диктовать свои условия. Так случилось и с Агатой, которая, поверив в свои силы, вскоре сумела поставить своего издателя на место. Она обнаружила, что «Бодли Хед» зависит от нее, а не наоборот, и что ее необычный талант может приносить ей деньги. А значит, надо взять инициативу в свои руки и самой вести договорные дела. Ее отношение к собственному имени и авторству тоже стало профессиональным.

Сама Агата в «Автобиографии» практически не останавливается на этой стороне своей жизни, описывая в основном свои семейные проблемы. Когда они с Арчи в конце 1922 года вернулись в Англию, их навалилась масса. Во-первых, Арчи остался без работы, поскольку его старое место оказалось занято, а кроме того, ему пришлось улаживать проблемы Монти. Агата узнала, что когда перед самым их отправлением с миссией Белчера Арчи встретил Монти и его слугу Шебани в Тилбери и привез в меблированные комнаты, которые подыскали для них в Лондоне, Монти попросил не селить их там, а отвезти в излюбленный им роскошный отель на Джермин-стрит. Несмотря на тяжелую болезнь, — врачи предрекали, что ему больше шести месяцев не протянуть, — Монти оставался по-прежнему веселым и обаятельным и очень понравился Арчи.

— Почему бы и не поселить его на Джермин-стрит, ведь ему так мало осталось, — заметил Арчи жене.

— Ты не знаешь Монти, — ответила Агата и рассказала о прошлом брата.

После курса лечения в Лондоне здоровье Монти настолько улучшилось, что мать и сестры надеялись, что он сможет прожить еще немало лет — при условии, что будет соблюдать режим и распорядок, предписанный врачами. Его привезли в «Эшфилд», где Клара переделала несколько комнат и пристроила специально для него отдельную ванную — поскольку служанки боялись Шебани и заявили, что они «не могут жить под одной крышей с дикарем» (в провинциальном городке начала двадцатых негр-слуга и правда был экзотикой), а также постарались сделать все возможное, чтобы привести Шебани в лоно христианской церкви.

В своих письмах Агата часто спрашивала про Шебани; они пополам с Медж платили ему жалованье. Это был очень добрый человек, он терпеливо слушал, как служанки читают ему Библию, и с готовностью исполнял любую прихоть своего хозяина, даже самую нелепую (например, поджарить отбивные ровно за час до восхода солнца). Монти постепенно поправлялся, и размеренная жизнь в «Эшфилде» начинала его раздражать. Теперь каждый раз, когда кто-нибудь посторонний заходил в дом, он принимался палить из пистолета, целя то слева, то справа от гостя. Клара совершенно измучилась. Когда через несколько месяцев после возвращения Агаты в Англию Шебани объявил, что ему нужно вернуться к своей семье в Африку, стало ясно, что вопрос с Монти нужно срочно решать. Агата и Медж в складчину за 800 фунтов купили домик в Дартмуре, где поселили брата под присмотром спокойной и невозмутимой пожилой экономки, вдовы врача, которая умело успокаивала Монти и хорошо за ним ухаживала. Итак, после многих передряг одна проблема наконец разрешилась.

Со второй же было сложнее. К началу 1923 года деловая активность в стране резко упала, и тридцатичетырехлетний Арчи никак не мог найти работу. Растерянный и подавленный, он раздражался в ответ на любую попытку Агаты успокоить его. Она страстно хотела помочь ему, но не представляла, как это сделать. Не имея специального образования, сама она не рассчитывала устроиться на работу — спроса на неквалифицированных работников в то время не было. Арчи предложил ей отправиться с Розалиндой к Кларе и Медж, но Агата наотрез отказалась. Целыми днями она готовила, стирала, убирала — нанять прислугу они не могли, — стараясь не падать духом и поддерживать Арчи. Наконец Арчи все-таки взяли в его прежнюю фирму, а к концу года из Австралии вернулся его старый друг Клайв Бейли и предложил ему место, о котором тот давно мечтал.

Творческая жизнь Агаты с 1923 по 1925 год была в некотором смысле топтанием на месте. Вся энергия растрачивалась в повседневных заботах о дочери и доме, писать удавалось урывками. Вечно возникали проблемы с нянями для Розалинды. Первая, которую девочка называла Куку, оказалась доброй до идиотизма, и Розалинда помыкала ею как хотела, вторая вечно хныкала и жаловалась. С третьей, мисс Уайт (девочка говорила «Сайт»), дело вроде бы пошло на лад. Это была славная, умелая, энергичная семнадцатилетняя девушка, которая с удовольствием играла со своей маленькой воспитанницей. Когда Сайт уехала работать за границу, ее сменила рекомендованная Медж швейцарка Марсель, оказавшаяся мрачной, нервной и начисто лишенной педагогических способностей С ней и Розалинда стала раздражительной, капризной и плаксивой, так что Марсель долго не задержалась

По характеру Розалинда была девочкой живой и смышленой, ласковой и красивой и очень непосредственной. Арчи обожал ее, Агата тоже очень любила дочку, но в проявлениях любви была более сдержанной. В «Автобиографии», говоря о своих материнских чувствах, она среди прочего пишет: «В мире нет ничего более волнующего, чем свой собственный ребенок — ведь, в сущности, это таинственный незнакомец. Ты — просто калитка, через которую он вошел в мир, да, ты должна заботиться о нем какое-то время, а потом он покидает тебя и начинает свою собственную самостоятельную жизнь. Это как неведомое растение — приносишь его домой, сажаешь, ухаживаешь и с нетерпением ждешь, что же из него получится».

Это вовсе не значит, что Агата мало занималась дочерью. Она заботилась о ней, переживала за нее и радовалась ее успехам. Но не давила: у Розалинды были свои склонности и способности и свои разочарования, а у Агаты — свои (писательница объясняет это долгим собственным отсутствием, когда девочка жила с Кларой и Медж). Кроме того, в «Автобиографии» Агата делает сомнительное обобщение, что как у кошки после рождения и выкармливания котят материнский инстинкт как бы утоляется, так и у человеческих матерей прочная природная связь с детьми слабеет по мере их взросления, а потому любая мать с тревогой и одновременно с тайным удовлетворением отпускает ребенка идти своим собственным путем. Две ее детективные повести («Испытание невиновностью» и «Фокус с зеркалами») описывают последствия губительной материнской любви к приемному ребенку, а роман «Дочь есть дочь» повествует о несчастье, к которому привела неумеренная любовь матери к дочери. Было бы пустой тратой времени обсуждать, являются ли эти сюжеты Агаты отражением ее собственного эмоционального опыта, или все они — плод чистой фантазии, и более чем глупость — относить Агату к какому-то особому сорту «матерей-писательниц». Мы можем сказать только то, что к дочери она относилась тепло и нежно, но без экзальтации.

Предположить, что Агата уделяла ребенку мало внимания потому, что все ее время поглощало творчество, было бы упрощением. Никак нельзя сказать, чтобы все ее интересы сводились к книгам, а голова была занята одним только обдумыванием детективных ходов и деталей да перепиской с Джоном Лейном. По ее собственным словам, она сочиняла сюжеты, характеры и человеческие отношения все время, чем бы ни занималась. Однако при всем том, что писала она урывками между стряпней, стиркой, выговорами няням и присмотром за Розалиндой, Агата воспринимала писательский труд очень ответственно, а свое творчество рассматривала как нечто цельное: синтез прежних достижений, сегодняшних усилий и будущих перспектив.

В конце 1922 года Агата в своем письме из Канады уже рассуждает по поводу будущих прибылей от рукописей, отправленных Джону Лейну. В 1923 году вслед за «Таинственным противником» было опубликовано «Убийство за кулисами». Из экспедиции Агата прислала домой сборник коротких рассказов про Эркюля Пуаро, предварительно озаглавленный «Пуаро расследует» и переименованный Лейном в «Серые клетки мосье Пуаро». Сначала эти короткие рассказы были по отдельности опубликованы в «Скетче», а потом Агата отправила их Джону Лейну вместе с «Видением», большой книгой, написанной несколькими годами раньше. Она радостно сообщила Кларе:

«Он посоветовал не откладывать публикацию, поскольку считает, что это уже готовая и вполне стоящая книга. Итак, пора браться за пятую».

Этой пятой был «Человек в коричневом костюме», первоначально названной «Тайна «Мельницы» — в угоду Белчеру, которому хотелось детективной истории о его собственном поместье, называвшемся «Мельница», и о нем самом, — только не в качестве жертвы! В самом деле, образ самодовольного и чванливого сэра Джастиса Педли («Дай ему титул, — предложил Арчи, — он будет очень доволен») весьма напоминает Белчера. Сюжет «Человека в коричневом костюме» навеян драматическими событиями, свидетельницей которых Агата оказалась в Претории. В этом произведении, как и в «Таинственном противнике», речь идет о тайной и могущественной международной организации, занимающейся торговлей оружием, медикаментами, драгоценностями, произведениями искусства, живым товаром, организации, в руках у которой мощнейший ресурс — деньги. Тема денег звучит в новой книге еще мощнее, чем в «Таинственном противнике», — деньги, перемещающиеся по невидимым секретным каналам, деньги, за которые можно не только получить все радости жизни, но и перекроить мир и сокрушить чужие судьбы. Агата успела изведать их силу и на своем опыте, и на примере жизни всех Миллеров.

Глубоко личным и прочувствованным является и другой сквозной образ — задумчивой и печальной молодой женщины, энергичной, но разочарованной, причем не личной драмой, а отсутствием денег. У Таппенс в «Таинственном противнике» нет работы; Энни в «Человеке в коричневом костюме» после смерти отца остается без средств к существованию. В некоторых книгах Агаты этим юным женщинам поначалу приходится побывать в оперенье гадкого утенка, прежде чем стать грациозным лебедем; в других они — белокрылые гордые птицы с самого начала. Храбрые, проницательные, находчивые, мужественные и стойкие, они бросаются в авантюры по воле судьбы или собственной неугомонной натуры. Однажды ввязавшись в приключения, они становятся помощницами или союзницами мужчин, которые сначала лишь снисходительно принимают их преданность, а в конце концов с благодарностью признают, что без них не обойтись.

В «Бодли Хед» получили рукопись «Человека в коричневом костюме» в конце 1923 года, именно с этого времени издатели начинают понимать, что Агата Кристи уже не такой покладистый автор. Ее отношения с Джоном Лейном меняются, тон ее писем за ноябрь-декабрь в «Бодли Хед» становится куда более уверенным. Для этого есть причины — договор на публикацию «Пуаро расследует», виды издателя на «Человека в коричневом костюме» и ее долгосрочный контракт. К тому времени когда «Пуаро расследует» заинтересовал издателя, она уже не принимает с восторгом любое его предложение. В своем письме от 1 ноября она с достоинством осведомляется о предполагаемых сроках издания. Коллега Джона Лейна мистер Уиллет также столкнулся с весьма дотошным отношением молодого автора к предложенным ему условиям — в своем письме от 4 ноября Агата заявляет, что из контракта на «Серые клетки мосье Пуаро» она хотела бы исключить права на экранизацию, постановку и продажу за рубеж. Пять дней спустя она просит внести вполне определенные исправления в проект контракта (убрать некоторые пункты) и недоумевает, почему ей полагается всего десять процентов потиражных при издании «Клеток» в дешевой массовой серии. В ее письме от 4 декабря явственно звучит металл. В отношении уступки прав на публикацию в Индии она пишет:

«Я полагаю, Вы не станете выдвигать возражений по этому поводу, но в соответствии с Вашей просьбой в письме от 12 ноября я непременно проконсультируюсь с Вами, прежде чем принять предложение».

В середине декабря она уже делает одолжение издателю, возвращаясь к той же проблеме:

«Единственное, что бы я хотела спросить, превратится ли страховая компания в гарантийную компанию и выделят ли курсивы на странице пятьдесят два… Я предпочитаю мое первоначальное название «Пуаро расследует», Вы писали, что оно Вам тоже нравится, так почему бы не остановиться на нем?»

Переписка не прекращалась до мая 1926 года, когда Агата «вынуждена была написать мистеру Уиллету «относительно ошибки» (десять процентов вместо двадцати) в присланном ей счете за продажу двенадцати экземпляров издания, — издатели те же торговцы, и с ними надо держать ухо востро.

При издании книги «Человек в коричневом костюме» впервые встал вопрос об оформлении обложки — изображенный на ней эпизод, как пишет Агата Уиллету в июне 1924 года, «по-моему, больше походит на грабеж и убийство на большой дороге в средневековые времена, чем на сцену в метрополитене. Я-то имела в виду нечто внятное, конкретное и вполне современное. Может, у художника такой стиль, но мне кажется, что он вообще вряд ли сможет сделать так, как мне бы хотелось». Уиллет протестует, и пару дней спустя Агата написала «Я не просила у Вас «эскиза» (как Вы выразились) обложки, но судя по нему, это темное нечто вряд ли будет похоже на станцию метро. Я думаю, что если бы на заднем плане была глянцевая белая плитка, получилось бы намного лучше». Агату всегда отличала высокая требовательность к внешнему виду своих книг, что впоследствии отметит ее новый издатель Коллинз.

Итак, с осени 1922 года дела Агаты пошли в гору. Из письма домой видно, с каким нетерпением она ждала подходящего момента, чтобы пристроить свою последнюю книгу. Неудивительно, что «Бодли Хед» отказалось от сильно увеличившегося в объеме «Видения». Агата и сама не особенно надеялась, что книгу примут, и даже писала матери, что она ее отправила «для счета» (под номером три). Согласно ее расчету, сборник «Пуаро расследует» должен был быть ее четвертой книгой, а «Человек в коричневом костюме» — пятой, после чего она наконец освободится от кабальных договоренностей. «Бодли Хед» упорно сопротивлялось. Издатели не только не собирались принимать в расчет «Видение», но также отказывались включить «Пуаро расследует» в общее число, обусловленное договором, поскольку некоторые из рассказов сборника ранее публиковались в периодике. Агата боролась не жалея сил, видя, что позиции у «Бодли Хед» весьма слабые, и с помощью «Видения» хотела «додавить» издателей:

«Я не могу понять, почему Вы отказываетесь считать это произведение в ряду пяти, оговоренных в основном контракте. Опубликовать ее было бы весьма разумно и целесообразно. Возможно, Вы правы, считая, что это повлияет на объем продаж моих детективных романов… Тем не менее я определенно не намерена подписывать этого контракта на мои рассказы, в котором Вы оговариваете в качестве особого условия, что они не будут засчитываться в качестве очередной книги до окончания сроков основного контракта, прежде чем мы с Вами не внесем ясность в пункт относительно «Видения».

Она выторговала «Пуаро расследует», но проиграла «Видение». Теперь «Бодли Хед» больше нуждается в Агате, чем она в них. У рядового английского читателя все большую популярность приобретает сам жанр, в котором она работает — незатейливые повести и романы с небольшим количеством действующих лиц, короткими главами, ненавязчивыми сентенциями и психологическими проблемами как ключом к разгадке. Триллеры и детективные рассказы Агаты при их стилистической простоте необыкновенно занимательны. Писательница никогда не ставила своей целью пугать нервного читателя, однако ее книги с самого начала привлекают общее внимание и с каждым годом становятся все популярней. Самые известные журналы («Гранд мэгэзин», «Блу бук мэгэзин», «Ройял мэгэзин», «Новел мэгэзин» и «Стори теллер») наперебой стремились заполучить ее произведения, а это подогревало интерес ее издателя. Со стороны «Бодли Хед» последовали некоторые намеки на новый контракт.

Агата ощутила прочность своего положения. Ее теперь донимали не только издатели, готовые печатать ее произведения, но даже налоговое управление проявило к ней свой интерес — явился налоговый инспектор с вопросами о ее литературных заработках. Это ее очень удивило, поскольку деньги за свои книги она считала «случайными доходами». Тогда она решает проявить практичность и поручить вести свои дела профессиональному литературному агенту. После возвращения из экспедиции она узнала о существовании «Общества авторов», но все-таки решила обратиться в литературное агентство Хьюза Мэсси — то самое, которое ей некогда рекомендовал Иден Филпотс.

Грозный Хью Мэсси к тому времени уже умер, и Агату принял его преемник Эдмунд Корк — высокий элегантный молодой человек с очаровательной лукавой улыбкой, делавшей его похожим на ласкового, но хитрого кота. В том, как держался мистер Корк, не было ни снисходительности, ни пугающей надменности, ни приторной сердечности. Он оказался корректным, внимательным и очень рассудительным, а то, что он немного заикался, сразу расположило к нему Агату. К тому же она была старше его на пару лет и уже имела опыт публикаций, поэтому, отбросив все сомнения, она доверилась Корку, и тот в течение последующих пятидесяти лет был ее верным помощником, способствовал как мог во всех ее начинаниях и успокаивал ее сомнения. Лучшего агента нельзя было и желать: Агата смогла вверить ему все самые сложные проблемы своей деловой жизни — он вел дела с агентами издательств, налоговыми инспекторами и адвокатами, вникал в детали театральных постановок и экранизаций и вообще взял на себя всю черную работу. Она доверяла ему не только за его осмотрительность и здравый смысл, но и потому, что он никогда не навязывал ей своего мнения. Эдмунд Корк прошел хорошую школу у Хью Мэсси и научился сдержанности и соблюдению известной дистанции в отношениях с клиентом — правилу, которому неукоснительно следовал всю жизнь.

Корк был буквально потрясен существующим контрактом Агаты, установленными в нем сроками и ее мизерным гонораром. Это радовало. Он развернул перед молодым автором увлекательные перспективы, много говорил о правах на экранизацию и постановку, на первую и повторные публикации в периодике, о переводах на другие языки и тому подобном. Хоть Агата и не воспринимала все это слишком серьезно, но тон ее писем к мистеру Уиллету сильно изменился. Идеи Корка, а возможно, и его рука чувствуются в обстоятельных письмах, благодаря которым удалось вернуть в перечень пяти книг «Видение» и изменить условия договора на «Человека в коричневом костюме».

В полезности литературного агента Агату убедили и литературные дела ее сестры. В конце 1923 года Медж написала пьесу, имевшую все шансы стать хитом. В ее основу легла знаменитая скандальная история, когда в 1873—1874 годах некий авантюрист, называвший себя сэром Чарлзом Тичборном, добивался своих прав на титул барона, семейное поместье и годовую ренту в 25 000 фунтов. Пьеса «Претендент» была смесью всего того, что обожала Медж: переодеваний, масок, обмана и атмосферы чинных викторианских званых вечеров, в которой понемногу накапливается тревожное, напряженное ожидание. К изумлению семьи и даже самой Медж, актер и режиссер Бэзил Дин тут же берется поставить пьесу в театре «Сент-Мартин» в Вест-Энде осенью 1924 года.

Сюжет был запутанным; а труппа — талантливой, но совершенно неуправляемой. Вскоре стало ясно, что понадобится согласие Медж на некоторые изменения в тексте, а главное, что не помешал бы хороший литературный консультант, который мог бы свести воедино замысел автора, постановщика и исполнителей. Медж переехала в отель «Браун» на Пиккадилли и проводила выходные с Арчи и Агатой, так что молодая писательница услышала все подробности закулисных передряг от самого Москитика. К слову сказать, среди персонажей пьесы была личность вполне узнаваемая — Чарлз (его играл Дин) — сообщник Претендента по вымогательству, в образе которого Медж вывела черты их кошмарного, но горячо любимого братца. «Каким-то таинственным образом, — писала Медж, — Бэзил Дин смог в точности изобразить Монти, его движение, каким он берет деньги, и даже интонацию, когда он говорит: «Никогда не считай медяки. Никогда».

Однажды утром с согласия Медж сестер сфотографировали для прессы. Фотография получилась замечательная: взволнованная, деловая Медж, центр общего внимания, жена респектабельного манчестерского бизнесмена, эксцентричная и бесшабашная, и Агата — спокойная, застенчивая, чуточку забавная и все подмечающая. Теперь уже Агата известна больше, чем сестра. Как великодушно рассказывала потом Медж мужу и сыну: «Когда глава пресс-бюро обратился ко мне по поводу интервью, я сказала, что не хочу, чтобы меня узнали. Он сказал мне, что все будут очень рады… но после представления он уже не захотел рекламировать ни меня, ни то, что я написала. Все, что я ему сказала, — это что я сестра миссис Агаты Кристи. Тогда он просто взял и прочитал все ее книги. Так что лучше всего было бы, — добавила Медж, вспомнив знаменитую пару исполнительниц чарльстона, — подписать тот снимок: «Сестры Долли».

Первое представление «Претендента» прошло 11 сентября, и хотя спектакль долго не продержался, сама подготовка к нему была счастливейшим временем. Агата искренне радовалась недолгому, но бурному успеху Медж, хоть и не демонстрировала своего восторга как человек воспитанный и к тому же застенчивый. Мнение публики и прессы не имело для сестер никакого значения, Медж и Агата писали для собственного удовольствия, соревнуясь друг с другом, — и, разумеется, ради денег тоже. Агата посылала экземпляры своих книг с дарственной надписью друзьям и знакомым, Медж заказывала для них ложи и кресла в театре «Сент-Мартин». Для обеих все это оставалось немного игрой и авантюрой, которая, к их великому удивлению, воспринимается другими всерьез. Обе были взрослыми женщинами, для которых писательство стояло на втором месте — и по их собственному мнению, и по мнению их мужей, — а на первом, естественно, дом и дети. Обе одинаково обрадовались и смутились, очутившись в мужском мире театральных и издательских интриг. Медж помогало то, что она — сестра писательницы Агаты Кристи, а той, в свою очередь, — что она сестра Медж Уотс, автора «Претендента».

Агате исполнилось тридцать четыре — возраст полного физического и духовного расцвета, когда к человеку приходит наконец уверенность в собственных силах. Как только Арчи получил обещанную ему Клайвом Бейли работу, они с Агатой решили осуществить свое давнее желание и найти домик в деревне (страсть Арчи к гольфу сыграла в этом не последнюю роль). После долгих поисков они поселились не в домике, а в большой квартире в доме под названием «Скотвуд», в городке Санингдейл, что в тридцати милях от Лондона. В начале двадцатых Санингдейл был «краем биржевых маклеров» — городком зажиточным, спокойным и скучным. Здесь у Агаты не было ни друзей и родных, как в Торки, ни театров и музеев, как в Лондоне. Зато был сад для Розалинды, а для Арчи — прямое железнодорожное сообщение с лондонским Сити плюс возможность играть в гольф. А кроме того, в «Скотвуде» была еще одна свободная квартира. В ней спустя некоторое время Агата поселит Клару, чье здоровье начинало внушать ей серьезные опасения. Здесь у Агаты все очень хорошо устроилось с домашними делами и с Розалиндой. После трудностей с Марсель она искала такую помощницу, которая могла бы заниматься с Розалиндой, а по утрам, пока девочка в школе, выполнять обязанности секретаря и машинистки. Зная, что шотландцы славятся дисциплинированностью и ответственностью, она приписала в объявлении: «Предпочту шотландку». Из всех претенденток она выбрала мисс Шарлотту Фишер, высокую, статную темноволосую девушку двадцати с лишним лет, спокойную и честную, веселую, неглупую и образованную дочь священника — ее отец был одним из капелланов короля в Эдинбурге. Мисс Фишер, или Карло, как скоро стали называть ее все в семье, немедленно взялась за Розалинду и «укротила демона», превратив девочку в прежнего славного и послушного ребенка. Что же до секретарской работы, то тут не все получилось так, как планировала Агата. Как только Карло садилась рядом, чтобы писать под диктовку, Агата начинала нервничать — она чувствовала себя намного увереннее в одиночестве за своей старенькой «Короной». Тогда Карло стала заниматься ее письмами, счетами и документами и держала все в безукоризненном порядке, а самое главное, она превратилась в настоящего друга, наперсницу и верного пса.

Главным событием этого счастливого времени стало приобретение собственного автомобиля. «Ивнинг ньюс» предложила пятьсот фунтов за право публикации «Человека в коричневом костюме». На эти деньги Агата собиралась купить необходимые для светской жизни вещи — «новое вечернее платье, золотые или серебряные вечерние туфли вместо старых черных и еще что-нибудь роскошное, вроде нового велосипеда для Розалинды». Но Арчи предложил купить автомобиль. Для Агаты это явилось одним из самых больших удовольствий в жизни. Иметь автомобиль было приятно не только потому, что он «раздвигает горизонты», как писала Агата в «Автобиографии», но и потому, что в те времена он все-таки оставался редкостной диковиной. Казалось чем-то вроде чуда, что машина едет туда, куда хочешь ты, причем в нужное тебе время, что она полностью тебе покорна. Агату пьянило чувство свободы, которое давала машина. К тому же куплена она была на деньги, заработанные Агатой, отчего собственная независимость ощущалась еще острее.

Интересно, что именно муж предложил купить, а потом научил Агату водить автомобиль. Взбалмошный, немножко нервный Арчи, управлявший аэропланом еще в 1910 году, прекрасно знал упоительную свободу, которая приходит, когда держишь штурвал и машина в полной твоей власти. Он понимал, что Агата уже вполне созрела для того, чтобы испытать и по достоинству оценить это чудесное ощущение. Возможно, за этой его инициативой стояло нечто большее. Вспоминая самые первые уроки вождения, Агата говорила, что Арчи заверил ее: «Если ты чего-то хочешь, то всегда добьешься». Может, он подсознательно чувствовал, что придет пора — и ей захочется независимости, так что он не сможет ее удержать? Версия фантастическая, но в принципе возможная, особенно в свете решения, принятого четой Кристи пару лет спустя, когда Арчи и Агата убедились, что они гораздо богаче, чем предполагали. Агата предложила завести второго ребенка, а Арчи — купить новый автомобиль. Агата видела, что Арчи буквально очарован соседским «бентли», но не исключено, что у него были и другие мотивы, подсознательные: супруги Кристи разъедутся в разные стороны, каждый из них выберет свою дорогу.

Агата почувствовала себя настолько уверенной и в творческом, и в финансовом отношении, что решилась наконец опубликовать за свой счет свои стихи. В 1924 году Джефри Блесом был напечатан сборник «Дорогой мечты», и очень скоро она получила доброжелательное письмо Идена Филпотса, который был в восхищении от «Маски из Италии» — цикла стихотворений про Арлекина и Коломбину, написанных десять лет тому назад. «У вас задатки лирического поэта, — писал Филпотс, — и я надеюсь, что у вас найдется время для развития этого дарования». Он пожелал книге успеха у читателей, но предупредил: «Увы! Люди не покупают поэзию!» Филпотс оказался прав — уже в шестидесятых литературные агенты слали писательнице запросы: что делать с так и нераспроданными экземплярами ее стихотворного сборника?

К этому времени Корк уже вел литературные дела Агаты. Он обсудил условия ее работы и оплаты с Годфри Коллинзом, который предложил 200 фунтов аванса за каждую из трех следующих книг и солидные гонорары. Когда Корк упомянул об этом Джону Лейну, тот сердито заметил, что Агата уйдет ко всякому, кто заплатит такие огромные деньги. В январе 1924 года с Коллинзом был подписан авансовый договор на три книги, хотя Агата задолжала еще одну, последнюю книгу по контракту с «Бодли Хед». Это была «Тайна замка Чимниз», колоритный триллер, в котором много узнаваемых образов и описаний; там есть некоторые впечатления от Булавайо, и воспоминания об «Эбни»; инспектор Баттл (появляющийся впервые) напоминает инспектора Бакета из диккенсовского «Холодного дома»; в чем-то ее роман перекликается с некоторыми романами Джона Бьюкена¹ и ее собственными смутными воспоминаниями о замке Котрэ во Франции, увиденном в детстве. В «Автобиографии» она признается, что описанные в книге приключения были только «отзвуком» тех далеких и плохо сохранившихся в памяти событий, которые словно «выплывали» из ее подсознания.

Летом перед появлением «Тайны замка Чимниз» Агата вновь посетила Котрэ, чтобы показать Арчи те места, где была когда-то счастлива. В том, что их мнения о замке разошлись, нет ничего неожиданного («Мне не понравилось», — как всегда лаконично черкнул Арчи под письмом Агаты). Агата очень выразительно живописует их с Арчи далеко не комфортабельное путешествие: в целях экономии всю дорогу от вокзала Виктории они ехали вторым классом, и соседями была «парочка молодых испанцев, которая не переставала обниматься всю дорогу». Прогулки и пикники в Пиренеях скоро улучшили их настроение; Кристи поднимались в горы, бродили по цветущим лугам, пили из горных источников и совершили несколько экскурсий в дилижансе (первые страницы «Тайны замка Чимниз» как раз описывают этот вид развлечения). Фотография в альбоме запечатлела бодрую Агату и бесстрастного Арчи, прикрывшегося рукой, будто пытаясь отгородиться от происходящего. Из Котрэ они отправились в Сан-Себастьян, где днем купались, а вечера проводили в курзале за картами. Арчи, привыкший рано ложиться спать, шел к себе, как только начиналось музыкальное шоу, — в десять пятнадцать. К концу путешествия оба настолько расслабились, что оставили мысли об экономии и домой отправились первым классом.

Арчи и Агата благоразумно старались не надоедать друг другу, хотя Агате приходилось труднее. Теперь у нее не было своей компании, с которой можно было бы проводить выходные. По ее выражению, суббота и воскресенье были «самыми скучными и длинными днями», а сама она — «вдовой гольфа», поскольку эти дни Арчи целиком посвящал любимой игре. Большинство ее подруг были замужем, и приглашать их к себе без мужей или принимать в одиночку считалось неприличным. Единственными людьми, которые не раздражали Арчи, были Нэн, сестра Джеймса Уотса, и ее второй муж, поскольку он отлично играл в гольф. Друг Арчи Клайв Бейли жил по соседству, и Агате нравилась его жена Руби, но остальное общество Санингдейла было совершенно не в ее вкусе: «…люди средних лет, помешанные на своих садиках и ни о чем другом говорить не способные, и «золотая молодежь», много пьющая, которая не нравилась ни мне, ни Арчи». В сравнении с Лондоном или уютным Торки Санингдейл, по выражению Шарлотты Фишер, был «отвратительным местом, самодовольным, опрятным и унылым».

Позже Агата изобразит этот период своей жизни и крушение семьи в «Неоконченном портрете»; кое в чем она отступает от собственной истории — вечерами Дермут в отличие от Арчи сидел дома, «читая книги по финансовым вопросам», — но картина одиночества и разочарования Силии полностью передает состояние Агаты в то время. Проблема заключалась не в том, что Агата не знала, чем себя занять, а в том, что уже долгое время она была замужней женщиной и могла быть принята в обществе только в сопровождении мужа, но единственной страстью мужа был гольф, и все свое время он проводил только с фанатиками этой игры. А ей просто-напросто надоело одиночество — ни друзей, ни приятелей, ни привычного круга общения. Конечно, легко возразить, что выгод в ее тогдашнем положении было значительно больше — статус замужней дамы, смышленый, развитой ребенок, просторное и прекрасно обставленное жилье в спокойном и чистом месте вблизи Лондона, но без его шума и суеты; у нее был собственный автомобиль и куча свободного времени. Сотни женщин в подобных обстоятельствах не просто довольны, а счастливы, им вполне хватает дома и сада, они не ищут приключений на свою голову и не рушат своими руками мирный уклад собственной жизни. Иногда, правда, они ссорятся с мужьями, но чаще обсуждают чужие счета и чужие поступки. Они всегда при деле.

А Агату утешала работа. Вместо того чтобы надоедать Арчи своими жалобами и попреками, она играла, общаясь со своими героями. Пусть муж не уделяет тебе должного внимания — ты сама можешь привлечь к себе всеобщее внимание, вызвав горячий интерес и нешуточные переживания у своих читателей. И вот в начале 1926 года Агата пишет следующую книгу — «Убийство Роджера Экройда».

«В ней я воспользовалась хорошим советом, — позже признается Агата, — которым я обязана моему зятю Джеймсу Уотсу». В «Автобиографии» она поясняет, что Уотсу принадлежит идея сделать Ватсона убийцей. Конечно, самым поразительным было не то, что Агата сделала преступником самого рассказчика, чем легко ввела в заблуждение многочисленных читателей, критиков и писателей; дело в самой необычности изложения: замкнутый круг людей с четким разделением на жертв и подозреваемых, в котором количество возможностей и вариантов весьма ограничено.

Одним из тех, кому похожая идея пришла в голову, был лорд Луи Маунтбэттен, который написал открытое письмо Агате 28 марта 1924 года, послав его в редакцию «Скетча». В этой газете он прочел рассказы про Пуаро и теперь, рассыпаясь в комплиментах, умолял принять его предложения для еще одной истории про Пуаро. «Изюминкой» в его сюжете было то, что рассказчик должен сам оказаться преступником, а его алиби состоит в том, что «в момент совершения преступления он находился рядом с величайшим из живущих детективов», так что обвинение пришлось бы предъявить самому детективу. Маунтбэттен приложил к своему письму подробное изложение сюжета, детали которого раскрывались в письмах между Пуаро, Гастингсом и человеком, причастным к убийству. «В заключение, — написал Маунтбэттен, — лорд Луи (все письмо было написано от третьего лица) просит прощения за свое письмо незнакомой ему женщине и, естественно, не ждет, что миссис Кристи использует этот сюжет, если он ей не понравится. Сам он никогда не воспользуется этим сюжетом, поскольку, будучи морским офицером, не имеет времени писать что-нибудь, кроме коротеньких рассказов в журналы, для которых прилагаемый материал совершенно не подходит». Почти полвека спустя, в ноябре 1969 года, лорд Маунтбэттен снова написал Агате. После поздравлений автору по поводу успеха ее пьесы «Мышеловка» он упоминает о своем давнем письме. Ответ Агаты был искренним и благородным:

«В течение многих лет меня преследовало время от времени чувство какой-то вины: «Отблагодарила ли я Вас за то давнее письмо?» И какое-то неловкое чувство, что я написала Вам письмо, но, возможно, забыла отправить его. Было облегчением узнать, что я его все-таки отправила. …Идея «Это сделал доктор Ватсон» пришла ко мне сразу из двух источников. Как-то раз мой зять заметил, что «однажды получится так, что доктор Ватсон окажется убийцей», на что я ответила: «Это будет ужасно трудно сделать чисто технически», но всерьез его соображения как-то не приняла. Но очень скоро я прочитала Ваше письмо, в котором, если я правильно помню, излагалась самая интересная фабула… И тогда Ваша мысль показалась мне очень привлекательной (никто никогда такого не делал!), я только сомневалась, справлюсь ли. Но это был вызов! Идея засела у меня в подсознании, и я наконец вгрызлась в нее, как собака в кость».

Это письмо воодушевило лорда Маунтбэттена. Он ответил немедленно, поздравив Агату «за самую прекрасную разработку моей идеи в «Убийстве Роджера Экройда». Эту книгу я считаю самым лучшим из когда-либо написанных детективов». Он также поблагодарил Агату за предложение прислать последнюю книгу, попросил надписать ее и, «если можно, упомянуть наш необычный контакт сорок пять лет тому назад в связи с замыслом «Убийства Роджера Экройда», что Агата любезно сделала. Так что довольны остались все, даже, наверно, стушевавшаяся тень добрейшего Джеймса Уотса.

В конце весны 1926 года «Убийство Роджера Экройда» было опубликовано в Англии издательством Коллинза, а в Америке издательством «Додд и Мид», которые в 1922 году перекупили фирму Джона Лейна. Мастерство Агаты всегда вызывает удивление и восхищение. А в двадцатые годы детективы были существенной частью основного круга чтения широкой публики, и та уже привыкла к неписаным правилам жанра, позже зафиксированным в «Правилах Клуба детективов», — автор не должен пользоваться такими приемами, как божественное откровение, женская интуиция, стихийное бедствие и т. п. для определения преступника. Поэтому «Убийство Роджера Экройда» с его Ватсоном-убийцей вызвало бурю страстей. Некоторые критики выступили с гневным осуждением — «Ньюс кроникл» назвала книгу «безвкусицей, неудачной работой и разочарованием в авторе»; один читатель даже написал жалобу в «Таймс». Выход в свет этой книги стал поворотным пунктом в писательской карьере Кристи. Уловка, примененная в «Убийстве Роджера Экройда», была не просто предметом обсуждения, она сделала Агату знаменитой. Люди, жившие в двадцатые — тридцатые годы, позже вспоминали споры вокруг этой книги — честно ли поступил автор, действительно ли он выложил перед читателем все улики, — но их воспоминания постоянно смешивались с воспоминанием о большом публичном скандале, в центре которого Агата оказалась в тот же год. Людская память — вещь вообще довольно странная, именно в этом корень стольких мифов и небылиц.

После чопорного письма в «Таймс», сентенций и пустой болтовни в газетах, в среде обывателей и в высшем обществе складывается смутное впечатление, будто миссис Кристи — особа ловкая и весьма корыстная. Под этим углом зрения публика взглянет потом на личную драму Агаты. Рассуждения о книге во всех воспоминаниях незаметно переходят в рассуждение о ее авторе, так что теперь, много лет спустя, уже не поймешь, что первично: волнение из-за «Роджера Экройда» или досужие сплетни.