Примененный Буало-Нарсежаком прием глубинного погружения в психологию обнажает скрытые качества личности, выявляет не только силу и мужество, как в романе Лица в тени, но также тайные мотивы поведения, порой темные, грязные инстинкты. Поэтому в некоторых произведениях Буало-Нарсежака можно увидеть индивида, как бы отключенного от социальных связей, отброшенного в бездну собственных страхов, неврозов и психико-патологических отклонений. Однако в большинстве случаев создавшаяся кризисно-экстремальная ситуация и реакция на нее действующих лиц остаются в рамках социально-исторической причинности и имеют критический, антибуржуазный смысл, раскрывают антигуманистичность социальной среды.
Это бросается в глаза уже в самом первом романе соавторов — Та, которой не стало (1952), где показано, с каким чудовищным хладнокровием и чисто функциональной расчетливостью преступница создает ловушки для своих жертв. Человеческая жизнь не имеет никакой ценности там, где идет речь о выгоде, о деньгах.
Четкая социальная конкретность в раскрытии причин, порождающих преступления, лежит в основе большинства книг Буало-Нарсежака. Во многих из них слышатся отголоски войн: которая еще была свежа в памяти. Страшная история о безжалостном и хитроумном преступлении, представленная в романе Волчицы (1955), происходит на фоне тревожной и напряженной атмосферы оккупированного города Лиона, где по ночам гремят выстрелы и царит страх, что придает зловещую окраску совершаемому преступлению, усиливает ощущение анормальности и чудовищности главной движущей силы буржуазного общества — стремления иметь деньги любой ценой, попирая законы морали и человечности.
Тема войны в той или иной форме присутствует во многих произведениях соавторов. Например, в романе Среди мертвых (1958), где герой романа адвокат Флавье стал жертвой сложного и изощренного обмана со стороны банкира Женивье, убившего свою жену. Оккупация Франции и последующие события придали этой обычной для преступных персонажей Буало-Нарсежака инсценировке особо страшный и почти фантастический характер. Она воспринимается как одно из проявлений кошмара и ужаса, вызванных войной и искалечивших человеческие судьбы.
В некоторых книгах Буало-Нарсежака, посвященных мирному времени, прослеживается связь с периодом войны. Например, в романе Недоразумение (1962) показано, на какие преступные ухищрения пускается бывший эсэсовец, военный преступник Мартин фон Клауч. Хотя он и живет под другим именем, он боится быть обнаруженным. Поэтому выследившим его борцам с фашистскими преступниками он подсовывает тихого, скромного музыканта-неудачника Жака Кристена, который в трудную для себя минуту согласился ненадолго сыграть его роль. После ряда сложных перипетий Жака Кристена убивают мстители, приняв его за бывшего нациста. Он стал как бы запоздалой жертвой войны, а не только обычной жертвой хитроумного преступника.
В 60-80 годы заметно усиливается и принимает новое качество преступное обесценивание человеческой личности, так поразившее Буало и Нарсежака после войны. Теперь война далеко, — пишут они в своей книге Полицейский роман. — Встряска нервов, которую она вызвала, кончилась. Однако страх остается и даже постепенно глухо нарастает по мере того, как мир предстает перед нами все более и более сложным… И страх этот остро ощущается даже у молодежи, никогда не знавшей ужасов войны.
Речь идет о том, что стала более обостренной и болезненной реакция личности на ужесточение антигуманистической природы капиталистического общества в той его форме, которая сложилась во Франции к 60-м годам и получила название общества потребления. Характерная его особенность — ничем не сдерживаемый культ денег, вещей и материального престижного благополучия, что вызвало упадок нравственности и человечности. Привело к увеличению преступности и разнообразию ее форм. Манипулирование личностью, которое отмечали еще в начале 50-х годов Буало и Нарсежак, теперь стало функциональной необходимостью, без которой не могут действовать механизмы обеспечения прибыли, основанные на оболванивании людей, на превращении человека в раба вещей. Буало и Нарсежак к худшему реальность, показали, насколько более злыми, жестокими и бесчеловечными стали преступники и до какой степени возросли ужас и отчаянье их жертв. Система лжи и обмана, которая их губит, заметно усложняется и делается значительно более изощренной в романах Буало-Нарсежака. С другой стороны, возникают в их книгах патологические образы доведенных до отчаянья затравленных людей. Их произведения 1960-1975 годов становятся более мрачными и саркастичными (недаром в 1965 году соавторы даже получили премию за лучшее произведение черного юмора). Но какими бы сложными и черными или анормальными ни были эпизоды и персонажи их книг этого периода, всегда остается неизменной социально-конкретная причина, породившая пусть даже самую патологическую ситуацию в ее детективно-загадочном выражении. Эта причина — криминальная и кримогенная сущность капиталистического общества, усиленная на стадии потребительской цивилизации.
