Шерлок Холмс. Статьи

В 1888 году молодой врач Артур Конан Дойл уведомил английскую публику, что в Лондоне живет некий мистер Шерлок Холмс, большой специалист по расследованию таинственных преступлений и убийств. Это уведомление было сделано в виде романа Этюд с багровых тонах. Мистер Холмс разработал собственную теорию криминалистики, в основе которой, по его словам, лежит дедукция, успешно, как оказалось в итоге этого романа, применяет ее на практике. Еще одна персона должна быть упомянута в самом начале — человек, который взял на себя нелегкую, но приятную обязанность рассказывать о всех приключениях немногословного сыщика, — отставной врач Джон Уотсон. Популярность этой парочки с лондонской Бейкер-стрит вскоре обрела невероятные размеры. Чем же был обусловлен этот успех?

Шерлок Холмс

Дойл признавался впоследствии, что существенное влияние на него оказали предшественники — По, Коллинз, Габорио. Действительно, почти ничего нового по сравнению с ними Дойл не внес в суть детективной литературы; даже схема его первого романа копирует схему Лекока (одна часть — расследование убийства, вторая — далеко отстоящая по времени приключенческая предыстория, и заключение, подводящее итоги всему повествованию).

Однако в читательском сознании многих поколений именно с Артуром Конан Дойлом связано представление об истинном создателе детективной литературы. Причина этому — Шерлок Холмс, литературный герой, существование которого автор поддерживал в течение четырех десятилетий (несмотря на двукратную его кончину на протяжении этого времени). Шерлок Холмс, если воспользоваться термином из кинематографии, — классический образец сделанной суперзвезды — со своим устойчивым имиджем, многие черты которого чрезвычайно доступны, понятны и потому любимы миллионами поклонников. Стало общим местом говорить об исключительно цепком уме, наблюдательности, решительности, своеобразном благородстве Холмса. И он сам, и доктор Уотсон неоднократно подчеркивают, что главная задача — не заработать деньги, но получить от процесса расследования, итог которого — восстановление справедливости. Он был настолько бескорыстен — или настолько независим, — что нередко отказывал в своей помощи богатым и знатным людям, если не находил ничего увлекательного для себя в расследовании их тайн. В то же время он целые недели ревностно занимается делом какого-нибудь бедняка. Иными словами, это — романтический герой, соединяющий в одном лице следователя, адвоката и прокурора. Такой герой обречен на популярность. Однако нередки и претензии к нему, может, чуть завышенные, но и не лишенные резона. Томас Элиот, английский писатель, например, утверждал, что Шерлок Холмс насколько обогащен способностями и успехами, что они превращают его в почти статичную фигуру. Он больше описывается, чем появляется в действии. Можно добавить к этому, что и фон, на котором совершает свои подвиги Холмс, весьма благоприятно оттеняет его таланты; в одном из поздних рассказов он и сам иронизирует по этому поводу, но в первых сериях исключительная тупость полиции и наивная экзальтированность Уотсона позволяет Холмсу без особых усилий почивать на лаврах.

Как бы ни было, читающий мир вот уже сто лет жалует сыщика-консультанта горячей любовью. В разных странах существуют клубы холмсианцев, созданы два музея, ему поставлен памятник… Подобно героям мифов, Холмс утратил исключительное право на собственную биографию: она дописывалась, обогащалась последующими поколениями — безымянными авторами анекдотов о нем, зарубежными борзописцами начала века, выдававшими свои опусы за новые переводы приключений Холмса, писателями, попытавшимися продолжить линию героя в литературе (Д. Лескроут — Сын Холмса, Дж. Д. Карр и Адриан К. Дойл — Подвиги Шерлока Холмса). Примечательно, что последнее название прямо перекликается с названием известной серии Подвиги Геракла…

На деятельность Холмса обратили внимание и его коллеги-профессионалы. Его расследование с декларированным заявлениями о собственных научных трудах по анализу пыли и отпечатков пальцев, сортов табачного пепла, типов грунта и т.п. не прошли незамеченными мимо полицейских ведомств. Дело в том, что первый учебник по криминалистике (Г. Гросс. Уголовное расследование) был издан только спустя несколько лет после первых повестей о Холмсе, и в нем, по свидетельству биографов Дойла, было заметно влияние методов любителя с Бейкер-стрит. Известны и другие факты: в Египте конца века сборник рассказов о Холмсе распространился в качестве пособия для местных полицейских; даже в сороковые годы нашего столетия один французский криминалист писал: Я убежден, что полицейский следователь или эксперт не напрасно потратит время, читая рассказы Дойла… Мы восприняли идеи, которые нашли у Гросса и Конан Дойла.

Но все это было позже, а поначалу Конан Дойл не очень-то верил в серьезность фигуры своего сыщика. Параллельно с Этюдом… он опубликовал весьма занимательную повесть — детектив с мистическим уклоном Тайна Клумбера, где таинственные и опасные события, разворачиваются в старинном замке на берегу моря, оказываются связанными с действиями представителей индийских религиозных сект; в 1890 году, например, был опубликован и пытающийся быть мистическим рассказ Хирург с Гастеровских болот, где к раскрытию тайны герой приходит в результате простого развития событий.

Не стал поворотным пунктом в этом смысле и второй роман о Шерлоке Холмсе Знак четырех, сохраняющий во многом промежуточное положение между чистым расследованием и не менее чистым бытовым романом. Холмс дал лишь возможность автору в 1891 году оставить врачебную деятельность и целиком посвятить себя литературе, когда после публикации Скандала в Богемии издатель Стрэнд мэгэзин заказал Дойлу серию рассказов о сыщике.

Выгодное и лестное предложение не смутило Дойла. Все эти годы он настойчиво пытается овладеть жанром исторического романа в духе Стивенсона. Но читающая публика рассудила по-своему. Ни Белый отряд, ни Изгнанники не смогли конкурировать с приключениями Шерлока Холмса, тем более что в первых рассказах ярко проявилась изобретательность писателя в создании криминальных ситуаций которые расследует его герой, порой рискуя жизнью. Он, конечно, играет на публику, но публика — в лице наивного доктора Уотсона — с удовольствием принимает правила игры, в нужном месте подавая нужные реплики, разражаясь аплодисментами и вознаграждая себя очередным блестящим анализом логического лабиринта из уст довольного собой Холмса.

От Дойла, пожалуй, идет и традиция английского детектива не доверять расследование официальным лицам. Но только у него полиция предпочитает отойти в сторонку и почтительно наблюдать, как великий Холмс по неуловимым приметам ухватывает нить следствия, тем более что тот не гонится за официальным признанием из Скотленд-Ярда. К Холмсу обращаются не только тогда, когда полиция не в состоянии понять что-либо из происшедшего; чаще его клиенты рассчитывают на конфиденциальность расследования дела, которое может бросить тень на репутацию нуждающегося в помощи.

Холмс принес писателю славу и деньги, но не дал удовлетворения. Несмотря на все уговоры, цикл Записки о Шерлоке Холмсе закончился гибелью героя. Вопль разочарования многотысячных поклонников был начисто проигнорирован писателем, не оставляющим надежды утвердиться как автор историко-приключенческих произведений — как, например, серии о подвигах наполеоновского офицера бригадира Жерара. На рубеже веков Дойл в качестве врача принял участие в англо-бурской войне и громко заявил о себе в публицистике на эту тему. В книге Война он опроверг все обвинения в жестокости, выдвинутые против англичан, за что был удостоен дворянства и стал сэром.

Но в 1902 году безутешные любители Холмса получили неожиданный подарок — роман Собака Баскервилей. Дойл вспомнил еще одно приключение сыщика. Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот — такой анонимной запиской злоумышленник пытается подкрепить некую легенду о гигантской собаке-призраке, обитающей близ старинного родового замка Баскервилей. Все повествование выдержано в духе готического романтизма, но Холмс, человек реалистической эпохи, далек от сказочек. Динамичное повествование несется на всех парах к трагическому финалу, и сыщику остается, постаравшись не утратить здравого смысла, наблюдать за всеми возможными подозрительными приметами, чтобы в критический момент вступить в игру, участников и правила которой он четко не знает…

Мистер Холмс победил собаку Баскервилей, но сэр Артур разбудил зверя. Собака Баскервилей — это замечательный Холмс, но я не могу быть вполне счастливой, пока не узнаю, что он жив и снова у себя в старом доме, — это еще одно из наиболее спокойных писем, хлынувших автору. Издательства наперебой поднимали ставки. Из Соединенных Штатов пришло предложение платить по 5 тысяч долларов за каждый рассказ, если он вернет к жизни Шерлока Холмса, как-нибудь объяснив историю с водопадом.

Им овладел какой-то цинизм, — приводит Дж. Д. Карр слова Адриана Конан Дойла об отце в этот период. В 1905 году опубликована серия Возвращение Шерлока Холмса. Автор обеспокоен одним: Сюжеты меня убивают. Подойдут ли они Холмсу?

Распространено мнение, что поздний Холмс слабее первых серий. Оно не лишено оснований, но и не абсолютно. И в начале есть менее динамичные или логически натянутые рассказы, и в Возвращении можно найти блестящие детективные сюжеты. Другое дело в девяностых годах Холмс действовал как современник читателей, и это придавало дополнительную остроту и свежесть восприятию; Холмс из произведений 1900-20-х годов преимущественно остался в тех же 1890-х; недаром несколько раз рефреном проходит фраза перебирая старые записи — словно автор дает понять, что самые увлекательные события были рассказаны ранее. Как бы то ни было, сам автор выделял дюжину своих лучших рассказов, среди которых — четыре из Приключений… (Скандал в Богемии, Союз рыжих, Пять апельсиновых зернышек, Пестрая лента), три — из Записок… (Обряд дома Месгрейвов, Рейгетские сквайры, Последнее дело Холмса), четыре — из Возвращения… (Пустой дом, Пляшущие человечки, Случай в интернате, Второе пятно) и один — из Его прощального поклона (Дьявольская нога).

К противостоянию Холмса и профессора Мориарти Дойл вернулся в романе Долина страха. По времени действия это предыстория Последнего дела Холмса, хотя сюжетно с рассказом роман не связан. Традиционное развитие действия в первой части (убийство в замке, сомнительные улики, таинственная метка на руке жертвы) приводит к неожиданной развязке, которую можно объяснить тем, что на арену детективной литературы в это время вышли американские сыщики. В литературной реальности они — знаменитый англичанин и лихие янки — не могли не встретиться. И вторая часть романа — это созданный в духе американского уже крутого детектива сюжет о борьбе заокеанской полиции с тамошними вожаками организованной преступности, членами масонской ложи. Именно в это дело оказался вовлечен Холмс, наживая себе смертельного врага в лице главы международной мафии — профессора Мориарти. Не вдаваясь в спор о правомерности дойловской трактовки масонства и принципов деятельности мафии, следует отметить, что перед читателем все же не документальное свидетельство, а фантазия художника, использовавшего популярные сюжеты современной жизни в своих целях.

Попытки привлечь читателя популярными темами видны во многих поздних рассказах о Шерлоке Холмсе. Это и отзвуки англо-бурской войны (Побелевший воин — кстати, единственный рассказ, в котором Холмс выступает в качестве рассказчика), и вошедший в расцвет мистицизм (Вампир в Суссексе), и проблема омоложения человека (Человек на четвереньках).

Нельзя не отметить и явную перекличку с крутым детективом, например, в рассказе Конец Чарльза Огастеса Мильвертона, где Холмс и Уотсон откровенно нарушают закон и даже прикрывают убийцу, ибо по мнению Холмса, есть преступления, на которые не распространяется закон. Личная месть иногда бывает справедливой. Впрочем, это уникальный в своем роде случай из их практики.

В поздних рассказах нередки ситуации, когда Холмсу и Уотсону достаточно, условно говоря, оказаться в нужном месте в нужное время, чтобы великий сыщик благодаря своему авторитету просто получил необходимые сведения от лиц, по разным причинам предпочитавшим скрывать их ранее от полиции и окружающих (Дама под вуалью, Происшествие на вилле «Три конька») Это, конечно, заметно ослабляет интригу.

Любопытно отметить другое: от литературных упражнений в логике расследования преступлений Дойл в 1900-1910 годах перешел к практическому применению своих способностей: известно два случая, когда он включался в борьбу за оправдание невинно осужденных британским судом людей и оба раза сумел доказать свою правоту.

В 1914 году разразилась Первая Мировая война, и писатель вновь обратился к публицистике; к 1920 году из-под его пера вышло шесть томов истории боевых действий британской армии; в войне он потерял многих своих родственников, в том числе и сына. Биографы склонны связывать с этими событиями активно проявившуюся страсть Дойла к спиритизму. Не могу делать ничего иного. К этому меня ведет вся моя жизнь, — писал он. — Это величайшая в мире ценность. Многочисленные лекции по спиритизму, статьи, двухтомная История спиритизма — тоже своего рода детективный сюжет в биографии писателя.

Все страницы жизни и творчества сэра Артура Конан Дойла имеют свою ценность. Но нельзя не признать, что мировую известность принес ему только Шерлок Холмс. Четыре романа и 56 рассказов холмсиады содержат в себе зерна множества более поздних детективных произведений писателей разных стран: образы Холмса и Уотсона послужили толчком к созданию многих запоминающихся персонажей. Лихие сыщики, днем и ночью преследующие бандитов, и серьезные аналитики, просчитывающие в кабинетах хитроумные ходы преступников, могли бы, пожалуй, сказать Все мы вышли из квартиры на Бейкер-стрит.

Кое-что о Шерлоке Холмсе

Тут в самый раз поведать читателю нечто, что может его заинтересовать по поводу моего персонажа, снискавшего самую скандальную славу.

Впечатление о Холмсе как о реальном человеке из плоти и крови укрепилось, должно быть, благодаря тому, что он многократно появлялся на подмостках. После того как сошла со сцены арендованного мною на полгода театра моя же инсценировка Родни Стоун, я преисполнился решимостью действовать дерзко и со всей присущей мне энергией, ибо пустой зал был для меня смерти подобен. Сообразив, какой оборот принимает дело, я ушел в себя и без остатка подчинил свои мысли созиданию сенсационной пьесы о Шерлоке Холмсе. Я написал ее в неделю и озаглавил Пестрая лента — по одноименному рассказу. Без преувеличения скажу, что не прошло и полмесяца после провала постановки, а мы уже дружно репетировали вторую. Успех ее оказался весьма значительным. Лин Хардинг в роли абсолютно зловещего и слегка полоумного доктора Гримсби Райлота блистал своим мастерством, ну а Сейнтсбери, сыгравший Шерлока Холмса, был просто очень хорош. За то время, что мы играли эту драму, я не только возместил потери, понесенные в результате первого провала, но еще и сколотил некоторое состояние. Пьеса прочно вошла в репертуар, и ее до сих пор ставят то в одном, то в другом месте. В заглавной роли у нас была занята настоящая скалистая боа, составлявшая предмет моей особой гордости; представьте мое возмущение, когда в один прекрасный день, я прочел отзыв одного критика, который в довершение своего разноса заключил: Исход пьесы был предрешен в момент появления змеи, искусственность которой бросалась в глаза. Меня подмывало предложить ему хорошенькую сумму, если он согласится пустить ее к себе в постель. В разные времена мы работали с разными змейками, но такой прирожденной актрисы нам больше не попалось; каждая норовила либо безжизненно свешиваться из дырки в стене наподобие сонетки, либо тотчас шмыгнуть назад и свести счеты с нашим бутафором, который пощипывал нерадивую за хвост, чтобы придать ей живости. В конце концов мы удовольствовались муляжом, и все, включая бутафора, единодушно сошлись во мнении, что это пошло на па пользу делу.

То была вторая пьеса о Шерлоке Холмсе. Следовало бы кое-что сказать и о первой, поставленной гораздо раньше, если быть точным — еще во времена африканской войны. Написал ее Уильям Джиллет, знаменитый американец, к тому же сыгравший в этой пьесе, причем удивительно хорошо. Поскольку он взял моих персонажей и отчасти воспользовался моими сюжетами, то, естественно, выделил мне долю в прибыли, которая оказалась довольно существенной. Можно ли мне женить Холмса? — разгар мук творчества. Жените, убейте, делайте с ним, что угодно, — был мой жестокосердный ответ. Пьеса, постановка и финансовый итог меня просто очаровал. Полагаю, что всякий, в жилах кого течет хоть капля артистической крови, согласится со мной, что последний пункт, который приятно видеть материализованным, все же неизменно занимает в наших мыслях самое незначительное место.

Сэр Джеймс Барри заплатил дань уважения Шерлоку Холмсу в форме добродушной пародии. Это было шутливое прошение об отставке после неудачи, которую мы потерпели с постановкой комической оперы. Он вызвался писать к ней либретто, а я ему в этом помогал, но, несмотря на наши объединенные усилия, вещица провалилась. Тогда-то Барри и прислал мне пародию на Холмса, записанную на свободных листах одной из его книг.

Артур Конан Дойл

От Холмса к Шерлоку

Среди непосредственных предшественников Артура Конан Дойла в прессе того времени наиболее значительной считалась королева библиотек Мэри Элизабет Бреддон (1837—1915). На первое произведение Тайна леди Одли ее вдохновила мелодрама Коллинза, однако позднее больше всего ее стала интересовать сама техника преступления. Будучи дочерью адвоката, она хорошо знала право и во многих своих историях выдумывала чрезвычайно оригинальные пути и методы обхода законов. Это увеличивало читаемость ее произведений, но, соответственно, вызывало злобный гнев критиков. Свою последнюю, восьмидесятую, книгу издала в возрасте семидесяти четырех лет. Какой бы ни была истинная ценность ее произведений, влияние их ни в коей мере не может быть преуменьшено.

Эдгар По, Эмиль Габорио и другие были одинокими пионерами. Сэр Артур Конан Дойл (1859—1930) создал школу. С его творчеством связан первый большой период развития детектива. Врачом, как и беллетристом, он был незначительным. Известность себе обеспечил и обрел материальную независимость не социальными романами, а детективными историями, которыми даже сам вначале пренебрегал. На его Этюд в багровых тонах (1887) никто не обратил внимания, и второе его произведение — Знак четырех — имело тогда успех только в Америке. Однако этого оказалось достаточно, чтобы продолжить эксперименты с жанром.

Свое я он нашел не в романе, а в истории объемом с новеллу. В 1891 году в Стрэнд Мэгезин появилось первое короткое приключение Шерлока Холмса: Скандал в Богемии. За ним до 1893 года последовало еще двадцать три приключения. Из написанного позднее стали знаменитыми Записки о Шерлоке Холмсе, в которые вошло более десятка сюжетов. В одной из историй, которую он и на самом деле хотел сделать последней, Конан Дойл беспримерным образом расправился со своим духовным детищем: во время борьбы с суперпреступником профессором Мориарти знаменитый детектив упал в водопад и погиб. Это был заранее обдуманный поступок. Из одного письма Конан Дойла выясняется, почему он решил погубить своего героя: Я думаю, что в конце концов убью Холмса, покончу с ним раз и навсегда. Он отнимает мое время у более важных дел. Лондон погрузился в такой траур, словно умер настоящий человек, к типографии Стрэнд Мэгезин даже был отправлен венок. Читатели не успокоились на этом. Они потребовали воскресить своего любимца, и пришлось Конан Дойлу с большой неохотой в 1902 году опубликовать старые записки друга Шерлока Холмса доктора Уотсона под названием Собака Баскервилей. Годом позднее в Покинутом доме доктор Уотсон узнает своего друга, живущего под видом книготорговца. Итак, можно было начинать новую серию приключений знаменитого сыщика.

Однако Конан Дойл вновь захотел освободиться от своего героя и отослал его в Сассекс заниматься пчеловодством. Но и на сей раз читатели заставили вернуть полюбившегося им знаменитого сыщика. Дойл посвятил ему еще три книги: Долину ужаса в 1915 году, Прощанье Шерлока Холмса в 1917 году и Дневник Шерлока Холмса в 1927-м.

Во второй половине века популярный детектив вновь воскресает уже из-под пера совершенно новых авторов. Первым взялся за это сын писателя, Адриан Конан Дойл, совместно с Джоном Диксоном Карром. В 1954 году они написали книгу Героические подвиги Шерлока Холмса. Последнее подобное предприятие под названием Новые приключения Шерлока Холмса увидело свет в 1987 году. В нем объединили свои силы около дюжины писателей-историков детектива, а предисловие к сборнику написала дочь писателя Джин Конан Дойл.

Холмс — мастер переодеваний, хороший актер, физически сильный мужчина, как и Видок. Дюпен и Холмс обладают многими родственными привычками: оба завзятые курильщики, любят ночные прогулки, самыми опасными врагами считают лиц с математическим складом ума, оба из хороших семей и оба убежденные холостяки, любят отгадывать мысли своих помощников. Оригиналы, оба кулакам предпочитают ум. Холмс тоже имеет своего хроникера, так же самонадеян, как Дюпен или Лекок. В Знаке четырех он надменно утверждает: Дюпен был человеком весьма ниже среднего уровня, а Лекока называет беднягой дилетантом.

В действительности Дойл вылепил фигуру у главного героя, первоначально звавшегося Шеррингфордом Холмсом, по образу и подобию своего любимого эдинбургского профессора Джозефа Белла и после некоторых раздумий подверг шотландизации его имя. Что касается доктора Уотсона, то он придал ему собственную внешность и вложил в нею душу олуха-читателя.

Гениальный сыщик действительно фигура в трех измерениях. Как охарактеризовал его обладавший очень взыскательным и тонким вкусом венгерский писатель Антал Серб? Автору удалось создать образ, который существует так же, как Дон Кихот или Фальстаф. Более того, так как он вылепил Шерлока Холмса из своеобразных черт англичанина викторианской эпохи (трубка, клетчатый костюм, флегматичность и так далее) и его характерной мечты, то континент В течение долгого времени даже не мог представить себе британца иначе, нежели в обличье Шерлока Холмса.

Шерлок Холмс настолько увлек читателей — подобающий детективу эффект, — что наряду с распространяемой и сейчас специальной литературой, вдохновленной его личностью, он временами возвращается из потустороннего мира, соблазняя на сочинение пародийных рассказов о нем разных писателей.

Первые пародии появились еще при жизни Шерлока Холмса. Много таких книг написал Джон Кендрик Бэнгс: В погоне за плавучим домом, Мечтатели: клуб, Заколдованная пишущая машинка, Законсервированные истории. Из знаменитого детектива и героя популярных историй Раффлса он вылепил фигуру Раффлса Холмса, который оказался не кем иным, как внуком Раффлса и сыном Холмса. Эти приключения вошли в сборник под названием Р. Холмс и К°. Для газет он написал серию Шайлок Холмс: его посмертные мемуары. Его примеру последовали и другие авторы. Роберт Барр создал Щерлоу Комбса, а американец Фрэнсис Брет Гарт — Хемлока Джонса. Француз Морис Леблан с немалой изобретательностью пустил знаменитого английского сыщика по следу Арсена Люпена и галантно закончил их поединок ничейным исходом в коротком рассказе Херлок Шолмс прибывает слишком поздно. Впоследствии борьбе двух противников он посвятил целую книгу: Херлок Шолмс против Арсена Люпена. В ней взломщик-аристократ с радостью ввязывается в борьбу: Ну наконец-то мы сможем получить сатисфакцию за Трафальгар! Стивен Ликок в сочинении Помешавшийся от тайны, или Скверный сыщик именует своего героя только Великим Сыщиком, но всем понятно, что речь идет о Шерлоке Холмсе. Духовное дитя Конан Дойла вдохновило перо О. Генри (Ищейки, Приключения Шемрока Джолнса), а также Марка Твена (Двухствольный детектив). Из произведений менее именитых авторов Эллери Куин составил антологию под названием Злополучные приключения Шерлока Холмса. В Венгрии поколение известного журнала Нюгат уважало великого сыщика, именно он подстрекнул к игре Фридеша Каринти, написавшего пародию Спиленные верхушки легких. Новейшая продукция из большого потока пародий относится к 1974 году и принадлежит перу Николаса Мейера: Семь процентов разгадки.

Еще интереснее, чем пародии, непрерывно увеличивающаяся начиная с тридцатых годов так называемая холмсиана или шерлокиана и в меньшей степени уотсониана — развлекательная литература; она рассказывает о Шерлоке Холмсе и его друге, исследует их личность и с шаловливой радостью занимается фиктивной философией. В жанровом отношении это тоже неподражаемая в истории литературы продукция. Эти сыщики-филологи — Р.Э. Hoкc, Х.У. Белл, C.K. Робертс, Морж, Э.У. Смит и прочие — с благоговением, приличествующим обращению разве что со священными письменами, разбирали строки Конан Дойла, чтобы с некоторой долей фантазии открыть нечто новое в личности Холмса, которая представлялась им реально существовавшей. Так мы смогли узнать, что Шерлок Холмс любил Вагнера, охотно ходил на спектакли Сент Джеймс Холла, посещал картинные галереи. Музей восковых фигур мадам Тюссо и турецкие бани; выяснить, по каким именно странам Европы он путешествовал, какие газетные статьи вырезал; смогли узнать, что глаза у него были серые, часами он мог размышлять, покуривая трубку, охотно играл на скрипке; получили представление о том, как была обставлена квартира на Бейкер-стрит, 221/Б, и так далее.

Рекс Стаут в 1941 году доказывал, что доктор Уотсон был… подругой Шерлока Холмса, жившей с ним в незаконном браке и поэтому вынужденной носить мужскую одежду, маскируя свой пол. Сличая начальные буквы заглавий некоторых приключений, он пришел к убеждению, что ему удалось узнать даже имя этой подруги Ирен.

Тревор X. Холл в своих очерках утверждал, что у Уотсона было пять жен, что он потерял зрение и в конце концов покончил самоубийством. Разумеется, неписаное правило игры заключалось в том, что все умозаключения должны были исходить, как минимум, из двусмысленных фраз в тексте Конан Дойла.

Игра эта распространилась по всей Англии. Восьмого января 1954 года лондонская радиокомпания Би-би-си транслировала программу, посвященную дню рождения великого детективе, в которой все говорили о нем так, словно старый мастер, подремывая, сидит дома в Кресле и сам тоже слушает передачу. Может ли писатель дать читателю больше, нежели Конан Дойл?

Главная литературная ценность писателя — изображение характера. Однако литературоведение большей частью отмечает то, что в его творчестве впервые сливаются холодная логика и обжигающий страх, которые до него были самостоятельными линиями жанра. Вдобавок, он последний значительный писатель, который еще старался средствами романа и новеллы скомпоновать своеобразный жанр расследования, не расплачиваясь за подобную попытку неудачей. У него были последователи в этом стремлении, однако их произведения не выдерживают соревнования с детективами, написанными зрелым пером мастеров, располагающих целым арсеналом своеобразных средств. И этого не смог достичь даже очень популярный Жорж Сименон.

Тибор Кестхейи
Глава из книги Анатомия детектива

Появление Великого детектива

Можно смело допустить, что многие поклонники жанра, вне зависимости от страны проживания, в ответ на просьбу назвать трех самых знаменитых литературных детективов первым назовут Шерлока Холмса. В длинном списке сыщиков-любителей последних девяти десятилетий он остается уникальной фигурой, непревзойденным великим детективом, чей блистательный дедуктивный ум способен победить любого, самого изворотливого противника, разрешить любую, самую запуганную загадку. За без малого век со смерти своего творца Шерлок Холмс превратился в икону.

Когда Артур Конан Дойл опубликовал Этюд в багровых тонах, он был недавно женившимся практикующим врачом в Саутси, куда более успешным в медицине, чем на литературном поприще, хотя написал к этому времени уже немало и всерьез задумывался о писательской карьере. И вот в 1886 году ему пришла идея, о грядущем успехе которой он не мог даже подозревать. Конан Дойл решил попытать успеха в детективном жанре, но не так, как делали его современники, чьи произведения он считал плоскими, неправдоподобными, со штампованными сыщиками, достигающими цели не благодаря уму, а благодаря везению и тупости преступников. Его сыщик должен был применять научный метод и логическую дедукцию. Этюд в багровых тонах увидел свет в 1887 году в составе Битонского рождественского ежегодника, продававшегося по шиллингу за экземпляр. Ежегодник мгновенно раскупили, однако повесть почти не получила освещения в прессе — ее отметило лишь несколько крупных изданий. Через год Этюд в багровых тонах вышел отдельной книжкой, а в 1889 году появилось второе издание. Впрочем, Конан Дойла, продавшего права на повесть за двадцать пять фунтов, это не обогатило. Однако именно здесь впервые предстает образ великого детектива, увиденный глазами его друга и компаньона доктора Ватсона — образ, который вместе с охотничьим кепи и трубкой навсегда остался в воображении читателей.

Ростом он был больше шести футов, но при своей необычайной худобе казался еще выше. Взгляд у него был острый, пронизывающий, если не считать тех периодов оцепенения, о которых говорилось выше; тонкий орлиный нос придавал его лицу выражение живой энергии и решимости. Квадратный, чуть выступающий вперед подбородок тоже говорил о решительном характере. Его руки были вечно в чернилах и в пятнах от разных химикалий, зато он обладал способностью удивительно деликатно обращаться с предметами, — я не раз это замечал, когда он при мне возился со своими хрупкими алхимическими приборами.

Здесь же Холмс впервые демонстрирует свой дедуктивный метод.

Это, конечно, убийство, и убийца — мужчина. Рост у него чуть больше шести футов, он в расцвете лет, ноги у него очень небольшие для такого роста, обут в тяжелые ботинки с квадратными носками и курит трихинопольские сигары. Он и его жертва приехали сюда вместе в четырехколесном экипаже, запряженном лошадью с тремя старыми и одной новой подковой на правом переднем копыте. По всей вероятности, у убийцы красное лицо и очень длинные ногти на правой руке. Это, конечно, мелочи, но они могут вам пригодиться.

Лестрейд и Грегсон, недоверчиво усмехаясь, переглянулись.

— Если этот человек убит, то каким же образом?

— Яд, — коротко бросил Шерлок Холмс и зашагал к двери.

Секрет обаяния

Несмотря на множество сведений о Шерлоке Холмсе и его привычках, сообщаемых доктором Ватсоном в рассказах, личность самого сыщика остается ускользающее загадочной. Он очевидно обладает практическим, рациональным умом, патриотичен, отзывчив, изобретателен и храбр — качества, в которых герой повторяет своего творца. И это неудивительно: писатель, создавая сквозного персонажа, неизбежно наделяет его своими интересами и пристрастиями. Конан Дойл признавал, что нельзя извлечь человека из головы и сделать его правдоподобным, если возможность его характера не заложена в своем собственном. Тем не менее я скорее ждала бы от него привязанности к отважному доктору Ватсону, раненому герою второй афганской войны, чем к невротичному гению дедукции, начисто лишенному сантиментов и регулярно колющему себе кокаин. Холмс играет на скрипке, то есть не лишен культурных интересов, однако, возможно, не следует так уж верить Ватсону, когда тот отзывается о музыкальном таланте компаньона. Новое дело всегда вызывает у Холмса всплеск физической и умственной энергии, однако он подвержен сомнениям и больше среднего человека заражен современным цинизмом. В этом мире не важно, сколько вы сделали. Самое главное — суметь убедить людей, что вы сделали много (Этюд в багровых тонах). Мы тянемся к чему-то. Мы что-то хватаем. A что остается у нас в руках под конец? Тень. Или того хуже: страдание (Москательщик на покое). Здесь тоже Холмс демонстрирует, возможно, двойственность своего характера и один из аспектов викторианского мировосприятия. Он принадлежит своей эпохе и в то же время удивительным образом кажется человеком нашего времени, и в этом тоже, возможно, залог его бессмертной популярности.

Прототипом Шерлока Холмса стал доктор Джонатан Белл, врач Эдинбургской королевской лечебницы, блистательный диагност, знаменитый своим умением подмечать и правильно интерпретировать внешне незначимые мелочи в поведении и облике пациентов. Конан Дойл также признавал влияние Эдгара Аллана По, родившегося в 1809-м и умершего в 1849 году. Его шевалье С.-Огюст Дюпен стал первым литературным сыщиком, который раскрывает преступления методом логической дедукции. Многие критики согласятся, что честь считаться родоначальником детективного жанра делят между собой Конан Дойл и Эдгар По. Впрочем, Эдгар По больше знаменит своими страшными произведениями, однако в четырех коротких рассказах он создал весь сюжетный инструментарий ранней детективной литературы. В Убийстве на улице Морг (1841) появляется загадка запертой комнаты. В Тайне Мари Роже (1842) сыщик разгадывает преступления по газетным вырезкам и сообщениям прессы — первый случай расследования за письменным столом. В Похищенном письме (1844) злоумышленником оказывается наименее вероятный подозреваемый — прием, который Агата Кристи использовала так часто, что он почти превратился в клише. Читателю, если для него главное удовольствие от рассказа — угадать личность убийцы, достаточно сосредоточить свое внимание на персонаже, который вне подозрений, и ответ получен, в Золотом жуке преступление разгадывается с помощью криптографии. Этот же прием использовала Дороти Л. Сэйерс в своих романах Чей труп? и Девять колоколов. Эдгар По не считал себя детективщиком, но и он, и его герой С.-Огюст Дюпен занимают важное место в истории жанра, хотя Дюпен не может соперничать с Холмсом и общего у них — только дедуктивные способности. Шерлок Холмс остается фигурой исключительной. Не важно, нравится ли он нам лично: поколения входили в его мир и с восторгом упивались его приключениями. Конан Дойл был превосходным рассказчиком. Вся холмсиана по-прежнему переиздается, и на протяжении почти восьмидесяти лет со смерти Конан Дойла у нее каждый год появляются все новые и новые читатели.

На гребне успеха

Ни один автор не достигает такого оглушительного успеха без малой толики везения. Для Конан Дойла им стало предложение написать серию рассказов для журнала Стрэнд, основанного в 1880 году Джорджем Ньюнсом. Стрэнд осваивал новые рубежи, привлекая читателей такими новшествами, как интервью со знаменитостями, обзорные статьи, фотографии и подарки, — всем тем, что стало характерным для журнальной периодики следующего столетия. При тираже больше трехсот тысяч экземпляров он давал Конан Дойлу двойной бонус: не только огромную читательскую аудиторию, но и возможность сосредоточиться на малой форме, которая удавалась писателю лучше всего. Сегодня такое везение сопоставимо с приглашением в большой телевизионный сериал — его Конан Дойл тоже удостоился, впрочем, посмертно, приключения Шерлока Холмса не только многократно переиздавались при жизни автора, но и стали истинным подарком для радио, телевидения и киноиндустрии. Миллионы людей, не читавших Собаку Баскервилей, с увлечением смотрели ее экранизации. Успеху серии способствовал и талант иллюстратора Сидни Пейджета, создавшего красивые, но чуточку властные черты Шерлока Холмса и снабдившего его охотничьим кепи, плащом с пелериной и трубкой, которые теперь неотделимы от образа великого сыщика.

Конан Дойлу повезло и с эпохой: его характер, его литературный талант и его герой отвечали ее запросам и ожиданиям. Грамотность в обществе росла. Появился средний класс и обеспеченная прослойка рабочих — люди, у которых было время читать и которым нравились истории оригинальные, доступные, увлекательные и с элементами столь любимых викторианцами страшных тайн. Конан Дойл и сам был типичным представителем своего пола и сословия, понятным и близким для современников: рьяным империалистом, патриотом, храбрым, энергичным, обладающим той долей самоуверенности, которая позволила ему с гордостью сказать о себе, что он оказал самое сильное влияние на молодых людей, особенно на деятельных и энергичных молодых людей, чем кто-либо в Англии, исключая Киплинга. Однако самая привлекательная черта его героя, без сомнения, — любовь к справедливости. Конан Дойл всю жизнь не жалел денег, времени и сил на защиту безвинно осужденных; такой же страстью он наделил Шерлока Холмса.

Филлис Дороти Джеймс

Невероятный

Впрочем, несмотря на все достоинства, роднящие его со своим творцом, Шерлок Холмс в описаниях Ватсона предстает фигурой почти невероятной. Аттестуя приятеля, Ватсон сообщает, что тот не обладает никакими знаниями в литературе, но помнит подробности каждого преступления, совершенного в девятнадцатом веке. Холмс отлично знаком с сенсационными романами; в викторианском противопоставлений серьезной беллетристики бульварщине предпочтения великого сыщика явно на стороне последней. По собственному утверждению, он не хочет засорять голову сведениями, которые не пригодятся ему в работе. Он опытный боксер и фехтовальщик, обладает хорошим практическим знанием английских законов, прекрасно разбирается в свойствах ядов, в частности опиума и белладонны. Когда Холмс занят расследованием, его энергии нет предела, но иногда он целыми днями лежит на диване, не произнося ни слова, и регулярно колет себе кокаин, а его беспорядочный образ жизни и привычка палить из револьвера по стене в гостиной, выбивая на ней вензель королевы, могли представлять неудобство и даже опасность для доктора Ватсона. А уж терпению миссис Хадсон можно только дивиться.

Если применить дедуктивный метод Холмса, несложно предположить, что, раз был 221-б, существовал и 221-а; возможно, и 221-в. Что думали жильцы сверху и снизу о патриотической пальбе Холмса и его загадочных посетителях? И почему успешный сыщик, к которому обращались за услугами знать и богачи, способный заказать специальный поезд, чтобы отправиться вместе с Ватсоном на место преступления, ютился в скромной квартирке, да еще и на одной ее половине? Ватсон сообщает, что в квартире на Бейкер-стрит были две удобных спальни и просторная. Светлая, уютно обставленная гостиная с двумя большими окнами. Комнаты нас устроили, а плата, поделенная на двоих, оказалась такой небольшой, что мы тут же договорились о найме. Мы также узнаем, что гостиная служила Холмсу кабинетом, и в ней же он принимал посетителей, так что Ватсону, надо думать, приходилось убираться в спальню всякий раз, как к Холмсу приходили по делу, что случалось довольно часто. Это наверняка составляло большое неудобство, и я не удивляюсь, что, несмотря на приемлемую плату, Ватсон в конце концов съехал с квартиры на Бейкер-стрит. И неужто она устраивала Холмca, который явно не испытывал недостатка в средствах? В числе его клиентов был король Сардинии; в гостиную дома на Бейкер-стрит приходили за помощью не только скромные труженики, но и аристократы со всего мира. В Случае в интернате Холмс находит пропавшего лорда Солтайра, сына герцога Холдернесса, и получает чек на десять тысяч фунтов — по тем временам небольшое состояние. Он тщательно складывает чек и убирает в бумажник со словами: Я беден. Однако это определенно не так. Был ли Холмс тайным филантропом, направлявшим полученные от богатых клиентов деньги на помощь обездоленным? Он явно не мог потратить их на другой, более роскошный, дом, поскольку тогда доктор Ватсон не преминул бы написать о его продолжительных отлучках. A что случилось с собакой доктора Ватсона? Перед переездом на Бейкер-стрит он признается, что держит щенка бульдога, но больше мы о псе ни разу не слышим. Миссис Хадсон наотрез отказалась пускать в дом с собакой, или несчастный щенок пал жертвой упражнений Шерлока Холмса в меткости? Однако меня куда больше интересует загадка исчезнувших денег. Впрочем, не сомневаюсь, что члены всемирных холмсовских обществ, досконально знающие все подробности жизни великого сыщика и все расхождения в сюжетах, поспешат меня на этот счет просветить.

Магическая атмосфера

Помимо четырех повестей (Этюд в багровых тонах, Знак четырех, Собака Баскервилей и Долина страха) Конан Дойл опубликовал пять сборников про Шерлока Холмса. При таком количестве написанного качество не может быть ровным. Многие рассказы совершенно неправдоподобны, в том числе один из самых знаменитых и популярных — Пестрая лента. Он же — один из самых страшных. Здесь Шерлоку Холмсу противостоит инфернальный доктор Ройлот, который при первом же появлении на Бейкер-стрит обнаруживает свою силу и звериную жестокость. Как врач, он, несомненно, располагал средствами отправить падчерицу на тот свет быстро и без подозрений, однако метод, который он избрал, наводит на мысль, что главной целью Ройлота было не совершить успешное убийство, а максимально затруднить Холмсу расследование. Подобные нестыковки есть и в других рассказах, но тут я полностью согласна с покойным романистом и критиком Джулианом Саймонсом, что не следует предпочитать техническое совершенство писательскому мастерству, и если бы надо было выбрать двадцать лучших детективных историй за все время существования жанра, по крайней мере шесть позиции заняли бы произведения о Шерлоке Холмсе.

Одна из причин их неувядающей популярности — атмосфера и обстановка. Мы попадаем в викторианский мир тумана и газовых фонарей, звяканья конской упряжи, скрежета колес по булыжной мостовой и закутанных женских фигур, тенью мелькающих на лестнице в тесное святилище дома номер 221-б по Бейкер-стрит. Сила текста такова, что мы, читатели, сами дорисовываем эту мрачную и пугающую картину. В Знаке четырех упомянута плотная пелена тумана, то и дело переходящего в дождь, но чаще погода описывается несколькими словами: пасмурный и ветреный день в конце марта, дождливый октябрьский день. Мы добавляем все. Что требует наше воображение, включая обстановку маленькой гостиной, беспорядок, вензель королевы Виктории, выбитый пулями на стене, и запах Холмсовой трубки. Пусть детали сюжета иногда кажутся нам неправдоподобными; в самого Холмса и его мир мы верим всегда.

И магия сохраняется. В своей преданности Холмсу мы, читатели, верим ему больше, чем его творцу. Конан Дойл был человеком с большими литературными амбициями, и хотя профессионализм заставлял его тщательно отделывать рассказы о Шерлоке Холмсе, он никогда не воспринимал их всерьез и намеревался убить своего героя после первой же серии, чтобы целиком посвятить себя тому, что считал серьезной литературой. В конце второй серии он все же сбросил в Рейхенбахский водопад и самого Холмса, и его главного противника, Мориарти. Однако от великого сыщика оказалось не так легко отделаться. Требования читателей заставили его воскресить, хотя многие и чувствуют, что после Рейхенбаха он так и не стал прежним. Конан Дойл не устоял перед натиском публики, не говоря уже об огромных гонорарах. Однако он по-прежнему сожалел о непомерном успехе своего детектива и писал другу: У меня такая передозировка Холмса, что я испытываю к нему то же, что к паштету из гусиной печенки, которого однажды переел, и теперь меня мутит от одного этого слова. Зато читатели поглощали и поглощают Холмса с неизменным аппетитом, отнюдь не жалуясь на тошноту.

Гений Шерлока Холмса

Взявшись за эти рассказы о подвигах следствия и розыска преступлений, я отнесся к ним сначала с некоторым предубеждением; но по мере чтения, все более и более вырисовывались достоинства этого произведения Конан Дойля, не как художественного, а как горячо, увлекательно и правдиво написанного трактата о методах наблюдения, артистически проведенных в жизнь героем рассказов Шерлоком Холмсом. Эти рассказы — дифирамб в честь логики, в честь изощренной человеческой наблюдательности, воспитанной на богатом житейском опыте. В герое этих рассказов поражает быстрота и поразительная точность выводов, богатство индукции и сила анализа явлений. Прочитав многие страницы этих увлекательных рассказов, невольно приходишь к заключению, что так много в жизни и окружающей нас природе проходит мимо незамеченным, потому что, к сожалению система нашего школьного обучения не приучила нас, в достаточной степени, к строгой дисциплине внимания и не развила всех богатств способности наблюдать, долго держа нас вдали от природы и действительной жизни. Разносторонняя теоретичность несколько оттеснила на задний план методы и умение непосредственно наблюдать. Самый главный учитель наблюдать и многое видеть — природа показаны были нам только издали.

Итак, самое главное, что заинтересовывает нас в указанных рассказах Конан Дойля — это ярко обрисованный метод наблюдения. В чем же заключается сущность наблюдения? Условиями его должны быть:

1) хорошо развитое внимание, способность во всякую данную минуту схватить наибольшее количество явлений, способность ясно, быстро и отчетливо воспринимать ощущения от окружающей нас природы, быстро комбинировать их в образы, а затем в понятия. Чем более понятий, тем больше запас нашего ума.

2) Острота запоминания, а затем и воспроизведения явлений в нашей памяти в том порядке по месту и времени, в каком эти явления зафиксированы памятью.

3) Быстрота и богатство ассоциации, способность быстро проводить через поле апперцепции длинные ряды образов, схватывая конец цепи ассоциируемых образов. Чем богаче память, тем обильнее и разностороннее выступают в нашем сознании образы, вызванные каким-нибудь явлением путем ассоциации.

4) Способность обобщения и количество общих суждений, оперируя с которыми, мы создаем богатство выводов и в той или иной степени познаем отношение явлений в окружающем нас мире.

5) Наивозможно полное уяснение причинности явлений. Путем накопления фактов, путем критической оценки их, мы должны приобрести наиболее изощренное умение видеть неизбежную и органическую зависимость одного явления от другого, руководствуясь правилом ex nihilo nihil fit ¹.

Наблюдая ряд повторяющихся совпадений, мы ожидаем повторения этих совпадений. Раз эти совпадения повторяются, мы устанавливаем единообразие явлений. Если то или другое соединение или совпадение повторялось в пределах нашего опыта, то мы начинаем ожидать, что оно будет повторяться и впредь, и получаем уверенность, что оно встречалось и вне сферы нашего опыта (Минто). Недостаточно внимательное исследование причинности явлений могут легко повести нас к ошибкам, когда мы допустим себе смешать простую последовательность с причинной зависимостью явлений. Иногда мы случайно можем впасть в заблуждение принимая, что: post hoe, ergo, propter hoe. К заблуждениям может привести изучение явлений не на личном наблюдении, а на суждении с чужих слов, при недостатке опытом проверенных положений и т. д. На богатстве общих суждений и на широком и точном познании причинности явлений основывается возможность и богатство умозаключения, которое есть ничто иное, как наиболее полное и ясное установление связи между причиной и следствием в ряде последовательных явлений, в подведении частного под общее.

Останавливаясь на следствиях Шерлока Холмса, мы видим в них яркие доказательства прекрасного уменья наблюдать, редкую способность сосредоточиться своим вниманием на определенной группе явлений, богатство ассоциации, быстроту и правильность умозаключения, поразительную остроту соображения. Его богатая память закрепляет все то, что освещает его внимание; он подмечает и запоминает массу мельчайших явлений, обыкновенно ускользающих от внимания. Идя по улице, он подмечает все подробности улицы, видя пред собой человека, он сразу, с первого взгляда, изучает подробности фигуры, костюма и старается заключить, по особенностям костюма, цвету, кожи и манере держаться, об общественном положении, о профессии данного лица. Для увеличения своего опыта, он изучает все, с чем ни придет в соприкосновение, изучает тщательно, добиваясь наиболее полного выяснения причин данного явления. Для суждения о характере людей, он изучает влияние человека на предметы его обихода в том предположении, что всякий человек налагает на предмет повседневного обихода своп индивидуальный отпечаток. Взглянув на вещи, которыми обладает данное лицо, на костюм, который он носит, можно с некоторой долей вероятности говорить о некоторых сторонах характера и наклонностей этого лица. Позволю себе указать на один из хороших примеров, во множестве рассеянных по всем рассказам, на характеристику, сделанную Холмсом по часам. Холмсу было предложено сообщить характеристику господина N по карманным часам. Я приведу отрывок рассказа. Холмс «взвесил часы на руке, пристально посмотрел на циферблат, открыл крышку и осмотрел механизм!» сперва невооруженным глазом, затем через сильное увеличительное стекло. Когда он захлопнул, наконец, крышку, с унылой физиономией и передал их мне (доктор Ватсон), я с трудом удержался от улыбки. Здесь мало исходных пунктов, заметил он. Часы были недавно в чистке, что меня лишает наиболее характерных признаков. Совершенно верно заметил я, они были вычищены, прежде чем их прислали мне. Холмсу, как мне тогда показалось, нужен был этот пустячный предлог, чтобы скрыть свое поражение, потому что какие же исходные пункты он мог найти у невычищенных часов? Исследование хотя и неудовлетворительное, но все-таки не бесплодное, — продолжал он, уставившись тусклыми мечтательными глазами в угол комнаты.

Не ошибусь ли я, если скажу, что эти часы принадлежать вашему старшему брату, который унаследовал их от отца? — Вы заключаете это без сомнения из инициалов Г. В. на крышке.

— Совершенно верно. В. — это инициал вашей фамилии. Судя по цифровой дате, монограмме почти пятьдесят лет, так что она также стара, как и часы. Следовательно, последние были сделаны для прошлого поколения. Ценные вещи обыкновенно переходили к старшему сыну, который большею частью носил имя отца. Так как ваш отец, насколько мне известно, умерь много лет тому назад, то ваш старший брат и имел с тех пор, эти часы. — Пока все верно, сказал я. — А что Вы, кроме того, можете сказать?

— Он быль очень распущен в своих привычках — распущен и небрежен. Он получил хорошее состояние, но скоро, однако, все растратил и жил в бедности. Иногда его положение улучшалось на некоторое время, пока он, наконец, не запил. Вот все, что я мог узнать», (стр. 172—174).

Несколькими строками далее приводится и разъяснение того каким путем Холмс пришел к подобному выводу. «Я вообще никогда не угадываю. Это отвратительная привычка, которая разрушает способность к логическому мышлению. Этот результат кажется Вам таким удивительным потому, что Вы не следили за ходом моих мыслей и не заметили незначительных признаков, которые могут привести к важным выводами. Каким путем я пришел, например, к заключению, что ваш брат был небрежен. Рассмотрите хорошенько крышку от часов. Вы заметите, что она не только сдавлена в двух местах, но вся в шрамах и царапинах, — это является следствием привычки носить в одном кармане вместе с часами другие твердые предметы, как-то монеты, ключи и т. п. Но тот, кто обращается таким образом с дорогими часами, должен быть небрежным человеком. Для того, чтобы это узнать, не нужно большого остроумия. Точно также не нужно быть особенно сообразительными, чтобы вывести заключение, что наследник такой драгоценной вещи был вообще хорошо обеспечен. — Содержатели ссудных касс в Англии обыкновенно, как известно, выцарапывают на внутренней стороне крышки заложенных часов номера залоговых квитанций, продолжал Холмс. И вот на этих часах я через увеличительное стекло увидел не более, не менее как четыре таких номера, — доказательство, что ваш брать часто бывал в стесненных денежных обстоятельствах, но все-таки дела его временами поправлялись, иначе он не мог бы несколько раз выкупать свои часы. Посмотрите теперь еще раз на внутреннюю крышку. Вы видите вокруг отверстия для ключа множество царапин — это следствие того, что ключик выскальзывал из рук. На часах трезвого человека Мы никогда не заметите таких царапин, но у пьяницы их находясь сплошь и рядом. Он заводит часы иногда и ночью, оставляя на них доказательство неуверенности своей руки. Где же во всем этом тайна?

Только что приведенный отрывок вполне ясно характеризует метод наблюдения и тот дар наблюдательности, которыми владеет Шерлок Холмс. В этом отрывке вполне ясно раскрывается та точная последовательность мыслей, подчиненная строгой причинной зависимости, последовательность, которая через цепь поразительно быстро ассоциируемых образов скоро приводить к верному конечному заключению. Здесь перед вами поразительная быстрота ассоциаций. Подобные только что приведенному примеры обильно рассыпаны по всем рассказам. Во всех рассказах мы постоянно наталкиваемся на прекрасные примеры индукции, основанной на тщательнейшем изучении мельчайших фактов, в обычной жизни обыкновенно ускользающих от нашего внимания только потому, что они мелки и слабо затрагивают наше внимание. Выше я мельком коснулся способов изучения явлений, с которыми Шерлоку Холмсу приходилось иметь дело. Всякое заинтересовавшее его обстоятельство или явление подвергалось всестороннему изучению, тщательно исследовались все побочные явления данного события, строго устанавливались сходства отношений явлений, исключалось все невозможное, случайное. У Холмса существует странное правило «после того, как отбросишь все невозможное, ищи истину в том, что осталось, каким бы невероятным это тебе ни казалось». Принимая, что «жизнь представляет собою громадную цепь причин и следствий, что по каждому звену можно узнать суть целого», Холмс сосредоточивает все свое внимание, все силы своего ума на тщательном изучении отдельных звеньев великой цепи и рассуждает, вооруженный строго проверенными фактами. Он никогда не гадает, не угадывает, не судит по впечатлению, так как способы угадывания и суждения по впечатлению приучают нас к поверхностности, отучают от вдумчивости и сплошь и рядом наталкивают на ложные и излишне поверхностные выводы. Угадывание и ссылка на свидетельство той или иной эмоции без точного и глубокого познания факта вредно отзываются на логическом мышлении. Повседневная жизнь указывает нам, что громадное большинство людей сильно склонны к суждению по впечатлению. Часто отношения между той или иной категорией людей устанавливаются только на основании первого впечатления, подогретого случайным состоянием и характером эмоций в данную минуту. С каждой страницы на нас смотрит правило — не рассуждать под влиянием предвзятых идей и предрассудков. Предвзятый идол могут заставить нас искать наличность причинной зависимости явлений там, где ее нет.

Холмс, исследуя известное явление, анализирует массу предшествующих ему явлений и, если хотя одно из них, даже самое незначительное, самое, по-видимому невероятное не уничтожает данного явления, когда все другие ингредиенты отброшены, то это одно, хотя бы и невероятное явление, считается причиною исследуемого. Всякое сложное явление, где сосуществуют несколько причин, он упрощает, выделяя из этого явления все то, что могло получиться от уже ранее известных ему причин; после этого уже исследует получившийся неизвестный остаток. Шерлок Холмс нигде и никогда не разбрасывается, никогда и ни под каким видом не оставляет нерасчлененным данное обстоятельство, в разнообразии старается видеть единообразие.

Вооруженный богатством наблюдавшихся и тщательно изученных фактов и умеющий быстро и точно разбираться в причинной зависимости их, Холмс в состоянии проявить богатство и разнообразие анализа. Он быстро и точно идет от общего к частностям. Зная только результаты известного ряда явлений, он путем анализа этого результата в состоянии представить себе последовательную смену явлений, приведших к исследуемому результату. Холмс, прошедший стадию синтеза явлений, является блестящим представителем!» анализа.

Читая увлекательные рассказы Конан Дойля, нельзя не остановить внимания на том, как обрисована тщательность работы Холмса. Он — не ремесленник, он — одушевленный любовью, вдохновенным влечением творец в своей области. К своему делу он основательно научно подготовлен. В своей области он ученый экспериментатор. От каждого его шага веет глубокой опытностью в наблюдении и хорошо подобранными прикладными познаниями. Любитель в своей профессии, он отнюдь не дилетант, а глубокий ученый. Прекрасно владеет химией, изучает свойства разных сортов табака, изыскиваете вернейшие реакции на кровь, работаете для судебной химии, изучает яды; занимается психологией. Занимается изучением вопроса о влиянии окружающей обстановки и профессии на внешность человека настолько успешно, что внешний видь данного субъекта дает ему возможность почти безошибочно судить о профессии и привычках и некоторых чертах характера его. Для целей своей специальности он тщательно изучает характер следов, оставляемых разнообразной обувью. По величине следов, ширине шага Холмс имеет возможность судить приблизительно о возрасте и силе владельца шагов. В этом отношении очень демонстративен рассказ «Дом №3 по Брикстонской улице». В этом рассказе изучение и людей и экипажа, характер чередования следов дают поразительное заключение о характеристике убийцы.

Холмс подробно изучает казуистику преступлений, так как точное знание казуистики дает возможность более успешно ориентироваться во всяком новом преступлении, ибо изобретательность преступников не настолько велика, что бы обстановка и способы совершения преступлений от времени до времени не повторялись. Он выдающийся эксперт письма — ни одна буква, ни одна писаная строчка не остается неизученной. Ничтожный клочок бумаги дает ему иногда возможность делать важные выводы и т. д.

Во всяком случае, как я уже в начале упомянул, самое главное достоинство разбираемых рассказов — это ясное, точное и увлекательно изложенное собрание методов наблюдения, топких и остроумных умозаключений.

Эти рассказы — излишнее средство напомнить нам о важности развития и изощрения внимания, умения продолжительно сосредоточиться. Прочитав эти рассказы, можно лишний раз воздержаться судить по впечатлению и от угадыванья. Угадыванье бесплодная и вредная затрата сил. Эти рассказы — дифирамб любви и преданности делу, образец полного проникновения в раз избранную область знаний. Холмс не один раз говорить, что гений и талант есть ничто иное как упорный труд; только крайне добросовестная и тщательная подготовка к известной работе делает эту работу гениальной «Гений есть неутомимая выдержка».

М. Маевский

Ошибка Шерлока Холмса

Мистер Невилл Сент-Клер, почтенный журналист и семьянин, намалевал на лице шрам, изуродовал краской губу, надел рыжий парик и лохмотья и в самом оживленном месте Сити² стал просить милостыню. К его удивлению, он набрал за день столько же, сколько зарабатывал литературным трудом за неделю.

И благоприличный литератор превратился (на семь часов в сутки) в уродливого отщепенца.

История о нем поведана миру Артуром Конан Дойлем в рассказе «Человек с рассеченной губой»; рассказ, если хотите, автобиографичен. Сент-Клер вызывал отвращение, но шибко зарабатывал. Конан Дойль, в прошлом военный врач, исторический и бытовой романист, мечтавший о лаврах Диккенса, сделался знаменитым, получил дворянство (и, между прочим, огромные гонорары), став одним из создателей детективного жанра.

Непригляден вид жалкого нищего, но что презрение к нему по сравнению с презрением многих к жанру детектива!

«Я, нижеподписавшийся, прослывший за ученого и даже умного человека, читал эту рукопись и против воли нашел ее любопытной, занимательной, философичной и достойной внимания даже тех, кто ненавидит романы. На этом основании я обесславил это сочинение и уверил господина Кади-эль-Аскера в том, что оно отвратительно». (Вольтер. Эпиграф к философской повести «Задиг».)

Жанр детектива обесславлен не без оснований, если причислять к нему произведения таких авторов, как Флеминг, Спиллейн и иже с ними. Но можно ли по плохим, по существу, ничего общего с детективом не имеющим вещам судить о жанре в целом?

Задумался ли кто-либо о том, какое количество беспардонных виршей опубликовано только в десятилетие, когда творили Блок и Маяковский? Отношение двести — один, вероятно, является преуменьшенным. Но логичен ли будет вывод: поэзия заслуживает осуждения?

Кстати о логике. В редких случаях отчетливо произносится третья буква в названии жанра. Буква «т». Название происходит от английского слова «детектив» «сыщик». Точнее: от латинского слова «deducere» — «ищу», «обнаруживаю» (в радио — «детектор»).

А произносят не «т», а «д»: «де-дек-тив». И в этой ошибке свой смысл.

«Дедукция» — термин логики, обозначающий выведение одной мысли из другой, делаемое на основании логических законов» (Энциклопедический словарь Брокгауза-Ефрона).

Примечательно, что большинство героев «сыщицкой» литературы по профессии не детективы, тем более не полицейские. Инспектор Мэгрэ французского писателя Жоржа Сименона — исключение, подтверждающее правило. Для того, чтобы агент полиции Кафф принял участие в поисках Лунного камня, ему пришлось стать бывшим агентом³.

Конечно, родство со Скотлэнд-Ярдом⁴ — тяжкий грех. Еще более тяжкий — родство с выпусками в аляповатых обложках, повествующими о борьбе знаменитого сыщика Ника Картера с демонической Ирмой Дацар.

Но только ли сыщики — Ник Картер, Нат Пинкертон, Пат Коннер — в этой родне?

Король задает загадки мужику. Их разгадывает дочь мужика. Король велит ей явиться во дворец ни пешком, ни на лошади, ни нагой, ни а платье, ни с пустыми руками, но и не принеся ничего. Девушка приезжает на козе, одетая в густую сеть, передает королю жаворонка, который тут же улетает.

Хитроумный Улисс… Гомерова «Одиссея» не только эпопея о скитаниях героя, это и гимн изворотливости (хотя бы спасение от злого циклопа Полифема!). Но что Улисс! Сами боги изощряются в хитроумии.

Вот сюжет пьесы Софокла «Следопыты».

Бог Аполлон потерял священных коров. Сатиры ищут их по следам («Нюхом запах в воздухе ловя, на корточках, лицом земли почти касаясь, отпечатков слабых и обонянием ища и взором» — чем не излюбленная поза Холмса на работе?). Следы спутаны, назад глядит копыто. Укравший стадо бог Гермес убил половину коров, содрал с их ног кожу и надел, как чулки, оставшимся назад копытами!

Надо оговориться: для детективного рассказа такая ситуация — преступник одерживает верх — не характерна. В подлинном детективе защитник справедливости, человек, идущий по следу преступников, всегда — герой, неизменно выходящий победителем в борьбе с ними.

Презирая охранителей буржуазного строя, полицейских ищеек, народ восхищается теми, кто борется с преступниками, почитает хитроумных следопытов, людей, умеющих дедуктивно мыслить и детективно искать.

Чтили их и великие писатели.

«…Молодой человек, — сказал ему первый евнух, — не видели ли вы кобеля царицы?» Задиг скромно отвечал: «То есть суку, а не кобеля». «Вы правы», — отвечал первый евнух. «Она очень маленькая болонка, — прибавил Задиг, — недавно ощенилась, хромает на левую переднюю лапу и имеет очень длинные уши». «Вы видали ее?» — сказал евнух, едва дыша от усталости. «Нет, — отвечал Задиг, — я никогда не видел ее и даже не знал, что у царицы есть собака».

У царицы была собака, описанная на полтора столетия раньше, чем всем известная собака Баскервилей.

Вольтер не создал жанра, но его Задигу свойственны и дедукция и наблюдательность детектива. Да и сам Вольтер, как известно, не чуждался судебных дел, героически вступившись за протестанта Каласа, оклеветанного католической церковью. Кстати, главная статья Вольтера носит название «Рассуждение о терпимости».

Близости к детективу не чурались и великие авторы. Недаром Уилки Коллинз был соратником Чарлза Диккенса: именно создатель Пикквика завершил свои труды незаконченной и волнующей до сих пор «Тайной Эдвина Друда».

Но не в Англии и не во Франции появился первый герой, возведший дедукцию и детективное мастерство в искусство. Общеизвестно, что детективный жанр начинается с трех блестящих новелл Эдгара По. Трагический поэт Америки нередко именуется «певцом кошмаров и ужасов». Но еще больше он стремился к прекрасной ясности, к прославлению человека и его ненасытного ума. Именно По в детективной новелле «Тайна Мари Роже» писал: «В моем сердце нет места вере в сверхъестественное».

Ненавистными для По были автоматизация мышления, лень мозга, умственная обломовщине. Герой рассказов По, детектив Дюпен, настаивал на свободе от штампа, на отказе от усложненного и нарочитого хитроумия (не поэтому ли он предпочитал простые шашки шахматам?). В «Украденном письме» письмо нашлось там, где его меньше всего искали, — на самом виду.

В полном согласии с По Г. К, Честертон написал рассказ о почтальоне, которого никто не замечал, потому что он был слишком обычным, примелькался.

Честертон написал и интересный очерк «В защиту детектива», где есть такие строки:

«…Многие вообще не представляют себе, что может быть хороший детектив… По-видимому, они считают, что писать о преступлении так же дурно, как его совершить. Этих нервных людей, в сущности, можно понять: действительно, в детективах не меньше крови, чем в шекспировых драмах».

Тот же Честертон создал «странного детектива» — патера Брауна. Браун не только следопыт. Он аналитик, философ, внешне смешной, маленький и круглолицый.

В рассказе об убийстве знаменитой актрисы три свидетеля сообщают на суде о том, что видели в глубине коридора силуэт убийцы. Поэт увидел женщину, майор — гориллу. Патер Браун говорит, что видел дьявола. Суд потрясен. Браун объясняет, что у католических священников края шляпы загнуты наподобие рогов. В конце коридора было зеркало: длинноволосый эстет и коренастый воин не узнали себя.

«Судья откинулся на спинку кресла,

— А можете ли вы объяснить, — спросил он, — почему вы узнали ваш собственный образ, когда двое

таких замечательных людей не могли сделать этого?

Патер Браун несколько мгновений усиленно моргал глазами, потом пробормотал:

— Право, милорд, не знаю… Разве вот только потому, что я реже, чем они, вижу в зеркале свое отражение…»

Видеть обычное свежим, тачным и свободным от обывательских шор взглядом учит, по мнению писателя, самый жанр детектива.

За сто лет до Честертона появился герой, если и видевший свое отражение, то разве что в воде. Натаниэль Бумпо, Кожаный Чулок, созданный гением Фенимора Купера, пленил весь мир, Конечно, в первую очередь пленило великолепное описание индейских племен (им восхищался и Пушкин), аромат и просторы прерий. Но герой пленял и умением читать следы, искать, делать выводы. В этом смысле и он предок Холмса, Как ни знаменит дымный кабинет на Бэкер-стрит, но в рассказах Конан Дойля отлично описаны и туманные закоулки Лондона, и английские поместья, и угольные города Америки. Да и сам Холмс, бросив свое ремесло, удалился на лоно природы, занялся пчеловодством, написал солидный труд о разведении пчел с заметками относительно пчелиных маток, применив в наблюдении за роями маленьких тружеников опыт, почерпнутый в наблюдении за преступным миром Лондона (рассказ «Его последний удар»).

Но не будем говорить о мудрости Холмса. Скажем и о его глупости. О его непростительной ошибке.

Читатели Конан Дойля, знакомые с первым романом о Холмсе, «Этюд в красном», наверное, помнят гневную филиппику сыщика против наук. «Зачем мне история, если это не история судебных процессов? — восклицает друг Ватсона. — Зачем мне вообще ненужные сведения, ненужные науки, кроме химии, судебной медицины и знания почв?»

Последователи английского романиста старались исправить ошибку «классика». Герой романов Ван-Дайна Фило Вэнс знает решительно все на свете: от археологии до физики.

Но дело не в том, нужны ли детективу науки. Интересно то, что наукам пригодился… детектив.

Член-корреспондент Академии наук И. Е. Старик в одной из своих статей пишет: «Особое впечатление на меня произвели в девятом классе уроки логики, которые талантливый педагог проводил на примере увлекательных рассказов Конан Дойля. Впоследствии эти занятия оказали большое влияние на мою творческую деятельность в области радиохимии. Оказалось, что при изучении поведения вещества, когда за ним невозможно наблюдать, применим тот же метод, какой использовал Шерлок Холмс».

А вот выдержки из статьи В. Ковалевского: «…Возникла догадка, что странные линии в спектре радиозвезды как раз «запрещенные». Но каким химическим элементам они соответствуют?

Началось форменное следствие. Вскоре один из «детективов», профессор Джесс Гринстейн, напал на след…»

Впрочем, химию Холмс милостиво признавал. Но он отвергал историю.

В увлекательном романе английская писательница Жозефина Тэй рассматривает все сохранившиеся данные о пресловутом Ричарде III Горбатом; и ее герой — детектив — приходит к заключению, что Ричард не был ни злодеем, ни захватчиком трона, ни горбуном. Дело объясняется просто: Елизавета, в царствование которой писал Шекспир, была внучкой Генриха VII, захватившего трон после победы над Ричардом.

Единственная ли это легенда в истории? Не сталкивались ли мы и в наше время с «творимыми легендами»? Не нужны ли и здесь дедукция, работа «детективного плана»?

Да простит мне великолепный литературовед Ираклий Андроников ссылку и на его труд! Впрочем, вероятно, автор книги о Лермонтове не обидится: недаром одна из его работ носит сугубо детективное название «Тайна Н. Ф. И.».

Во второй половине двадцатого века человеческое мышление шагнуло далеко вперед. Два-три признака, одно новое явление — и возникают догадки, гипотезы, выводы…

Наблюдательность и свежесть восприятия, смелость в предположениях и упорство в опытах и размышлениях, влечение к загадкам и к процессу их раскрытия… Не свойственны ли и эти черты человеку нашего времени?

Впрочем, человеку свойственно и другое. Например, украдкой пожирать «тэк’и» и вслух заявлять об их разлагающем влиянии. Или сравнивать Агату Кристи с Диккенсом (и, представьте себе, в пользу второго). Или же, начав читать детективный роман, не удержаться и заглянуть в конец (грех непростительный).

Чтобы такое искушение не овладело читателем этой, не претендующей на выводы статьи, конца в ней не будет.

Выводы пусть делает читатель.

Леонид Трауберг

Избранная библиография

• Этюд в багровых тонах (A Study in Scarlet, 1887)
• Знак четырех (The Sign of the Four, 1890)

Приключения Шерлока Холмса

(The Adventures of Sherlock Holmes, 1891—1892)

• Скандал в Богемии (A Scandal in Bohemia)
• Союз рыжих (The Red-Headed League)
• Установление личности (A Case of Identity)
• Тайна Боскомской долины (The Boscombe Valley Mystery)
• Пять зернышек апельсина (The Five Orange Pips)
• Человек с рассеченной губой (The Man with the Twisted Lip)
• Голубой карбункул (The Adventure of the Blue Carbuncle)
• Пестрая лента (The Adventure of the Speckled Band)
• Палец инженера (The Adventure of the Engineer’s Thumb)
• Знатный холостяк (The Adventure of the Noble Bachelor)
• Берилловая диадема (The Adventure of the Beryl Coronet)
• Медные буки (The Adventure of the Copper Beeches)

Воспоминания Шерлока Холмса

(иногда издавалась как Записки о Шерлоке Холмсе) (The Memoirs of Sherlock Holmes, 1892—1893)

• Серебряный (The Adventure of Silver Blaze)
• Желтое лицо (The Adventure of the Yellow Face)
• Приключения клерка (The Adventure of the Stockbroker’s Clerk)
• Глория Скотт (The Adventure of the Gloria Scott)
• Обряд дома Месгрейвов (The Adventure of the Musgrave Ritual)
• Рейгетские сквайры (The Adventure of the Reigate Squire)
• Горбун (The Adventure of the Crooked Man)
• Постоянный пациент (The Adventure of the Resident Patient)
• Случай с переводчиком (The Adventure of the Greek Interpreter)
• Морской договор (The Adventure of the Naval Treaty)
• Последнее дело Холмса (The Adventure of the Final Problem)

Возвращение Шерлока Холмса

(The Return of Sherlock Holmes, 1903—1904)

• Пустой дом (The Adventure of the Empty House)
• Подрядчик из Норвуда (The Adventure of the Norwood Builder»)
• Пляшущие человечки (The Adventure of the Dancing Men)
• Одинокая велосипедистка (The Adventure of the Solitary Cyclist)
• Случай в интернате (The Adventure of the Priory School)
• Черный Питер (The Adventure of Black Peter)
• Конец Чарльза Огастеса Милвертона (The Adventure of Charles Augustus Milverton)
• Шесть Наполеонов (The Adventure of the Six Napoleons)
• Три студента (The Adventure of the Three Students)
• Пенсне в золотой оправе (The Adventure of the Golden Pince-Nez)
• Пропавший регбист (The Adventure of the Missing Three-Quarter)
• Убийство в Эбби-Грейндж (The Adventure of the Abbey Grange)
• Второе пятно (The Adventure of the Second Stain)

Повести

• Собака Баскервилей (The Hound of the Baskervilles, 1901—1902)
• Долина ужаса (The Valley of Fear, 1914—1915)

Его прощальный поклон

(His Last Bow; 1893, 1908—1913, 1917)

• Происшествие в Вистерия-Лодж (The Adventure of Wisteria Lodge)
• Алое кольцо (The Adventure of the Red Circle)
• Чертежи Брюса-Партингтона (The Adventure of the Bruce-Partington Plans)
• Шерлок Холмс при смерти (The Adventure of the Dying Detective)
• Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс (The Disappearance of Lady Frances Carfax)
• Дьяволова нога (The Adventure of the Devil’s Foot)
• Его прощальный поклон (His Last Bow)

Архив Шерлока Холмса

(The Case-Book of Sherlock Holmes, 1921—1927)

• Камень Мазарини (The Adventure of the Mazarin Stone)
• Загадка Торского моста (The Problem of Thor Bridge)
• Человек на четвереньках (The Adventure of the Creeping Man)
• Вампир в Суссексе (The Adventure of the Sussex Vampire)
• Три Гарридеба (The Adventure of the Three Garridebs)
• Знатный клиент (The Adventure of the Illustrious Client)
• Происшествие на вилле «Три конька» (The Adventure of the Three Gables)
• Человек с побелевшим лицом (The Adventure of the Blanched Soldier)
• Львиная грива (The Adventure of the Lion’s Mane)
• Москательщик на покое (The Adventure of the Retired Colourman)
• История жилички под вуалью (The Adventure of the Veiled Lodger)
• Загадка поместья Шоскомб (The Adventure of Shoscombe Old Place)