Благородные преступники

Характер этой ленты позволяет отнести ее к демократическому направлению, к которому примыкает также совсем на нее не похожая картина Жюльена Дювивье Мари-Октябрь (1958). Эта картина стоит в стороне от общего потока не только потому, что воспользовалась благородным материалом французского Сопротивления, но и потому, что лишена пошлости кича, лихости и нарядности коммерческих поделок. Сделана она серьезно и взволнованно. Следствие ведет Мари-Октябрь (Даниель Дарье), бывшая участница Сопротивления, боец группы Отвага. Много лет спустя собрала она своих товарищей по борьбе, чтобы выяснить, кто виноват в гибели одного из них. Кастиль, которого Мари-Октябрь любила, погиб, преданный кем-то из собравшихся.

Кто из девяти предатель?

В большом зале, где происходит встреча, по телевизору передают матч кетча — распространенного вида борьбы, где допускаются многообразные болевые приемы (захват в клещи, выворачивание рук, удары в солнечное сплетение, головой об пол и так далее). Это жестокое, невыносимо жестокое зрелище служит своеобразным контрапунктом тому, что происходит в зале. Здесь тоже допускаются болевые приемы. Эстафета подозрений передается от одного к другому, все оказываются припертыми к стенке, даже сама Мари-Октябрь не исключается из этой системы подозрений. Что же произошло в тот вечер, много лет тому назад. Когда Кастиль попал в руки немцев? Восстанавливаются факты, слова, мизансцены, припоминаются детали. Наконец, на ринге остается один, круг сомкнулся вокруг Ружье (Серж Реджиани). Это он убил Кастиля, убил из страха перед разоблачением в воровстве. Его приговаривают к смерти. Ружье пишет записку-признание. Мари-Октябрь стреляет в него, рвет записку, звонит в полицию: Я совершила убийство.

Самое привлекательное в картине — актерский ансамбль, виртуозно разыгравший эту, несмотря на серьезность материала, все же условную историю.

Благородные преступники французского кино

Французский кинематограф породил целую галерею образов преступников. Этот набор моделей отражает время, моду, художественные направления.

Арсен Люпен в исполнении Робера Ламуре предстал перед нами очаровательным денди, изящно совершающим свои правонарушения.

От героя Достоевского — Раскольникова — ведет свою родословную Карманник Брессона, поверяющий на собственном опыте границы допустимого.

В Рифифи ¹ Жюль Дассен изобразил взломщика-работягу. Усталого, полного забот о семье, относящегося к своему делу, как к обычной профессии.

Благороден и рыцарственен стареющий уголовник Жана Габена в фильме Жака Беккера Не прикасайся к добыче.

Вор Луи Малля в исполнении Жана Поля Бельмондо олицетворение своеобразно понятого благородства и рыцарственности.

Полны очарования загадочные преступницы Жанны Моро (Лифт на эшафот Луи Малля, Невеста в трауре Франсуа Трюффо).

Все эти герои и героини старательно романтизируются. Кинематограф стремится вызвать в зрителе не только сочувствие к ним, но и восхищение. Снимается со счетов аморальность и безнравственность их поступков и целей, на первый план выходят их отвага, ловкость, мастерство в осуществлении преступных замыслов. Эта позиция весьма распространена. Стойко противостоит ей демократическое направление в искусстве.

Детектив демократического образца продолжает изобличать аморальность преступления, он утверждает, что убийца отвратителен, общественно опасен, что зло должно наказываться.