В огромном, как футбольное поле, с темными высокими сводами соборно-гулком зале Стокгольмской ратуши было прохладно, даже знобко в этот сравнительно жаркий для скупого скандинавского лета полдень. Но сквозь узкие готические окна пробивалось августовское солнце, зажигало расписанные сусальным золотом стены, и я невольно вспомнил слова своего знакомого Олафа Сведелида, шведского улыбчивого писателя:
— В хороший день начинаем.
В хороший день начинался Третий всемирный конгресс писателей-приключенцев 1981 года, собравший авторов детективных романов, рассказов и повестей действительно чуть ли не со всего мира, даже из дальних африканских стран, где литература еще только нарождается, но уже познала таинственную и сладкую власть древней литературной игры в сыщиков и бандитов.
В том, что это игра, пусть даже круто замешенная на добротной писательской мастеровитости (а порой и на явном таланте… ), сомнений, казалось бы, не возникало никогда. Да и откуда бы им взяться — сомнениям! — если уже не чуть ли, а именно во всем мире знамениты, скажем, хитроумные головоломки покойной Агаты Кристи, изящные конструкции Рекса Стаута, судебные кроссворды Эрла Стенли Гарднера…
— У вас в стране неплохие детективы появились, — покровительственно сказал мне один достаточно крупный теоретик жанра, приехавший в Стокгольм из Англии, из этой альма-матер детективной литературы. — Но уж больно вы к ним относитесь… — он поискал слово и, найдя, закончил обрадовано: — по-писательски.
— Это как? — искренне не понял я.
— Детектив — пружина, сжатая до предела. Только сюжет, только интрига, и темп, темп, темп… А вы относитесь к нему, словно он большая литература… — Он буквально перевел на английский любимый нашей критикой термин, будто был знаком с ним. — Детектив — жанр особый, не подчиняющийся никаким литературным законам. Я имею в виду: общелитературным. К чему, например, сыщику сложный характер? Какая разница читателю, что сыщик переживает, когда идет по следу? Главное: он идет по следу! А у вас ваши полисмены влюбляются, мучаются, страдают кучей комплексов, а результат тот же: ловят преступника. Зачем столько ненужных подробностей?
— А комиссар Мегрэ? — возразил я. — Он-то ведь тоже не без комплексов…
— Во-первых, его комплексы легко укладываются в простенькую схему, а она едина для всех полицейских романов Сименона. Во-вторых, Сименон, как вы знаете, похоронил своего комиссара. Кризис жанра… И уж если вы хотите классический пример, пожалуйста — Шерлок Холмс. Человек-схема. А живет по сей день…
Человек-схема?..
Признаться, я и сам так считал, пока не увидел на телеэкране сухопарого джентльмена, ироничного, чуть-чуть самодовольного, никогда не унывающего джентльмена, обаятельно сыгранного Василием Ливановым в многосерийной ленте о герое Конан Дойля.
Значит, актеру (как, впрочем, и режиссеру со сценаристом) удалось иначе прочесть неумирающие рассказы сэра Артура, углядеть в них то человеческое, то неповторимое, что осталось незамеченным и мною, и моим многомудрым собеседником, предпочитавшим знать великого сыщика как железную схему из трубки, скрипки, кепки-шотландки и уймы дедуктивного мышления. А создатели фильма заметили, и Ливанов так сыграл Холмса, что, кажется, никто из телезрителей сегодня иным его себе и представить не сможет.
Скажут: в том заслуга фильма. Уверенно возражу: сначала книги! И для подтверждения сошлюсь на статью режиссера Игоря Масленникова, опубликованную в прошлогоднем июльском номере Авроры, где он убедительно рассказывает, как читал Конан Дойля и что у него вычитал.
И все же мой английский оппонент был по-своему нрав. Детективная литература на Западе давным-давно поставлена на поток, стала индустрией, вряд ли по своей сути отличимой от индустрии жевательной резинки, кока-колы или футболочек с портретами эстрадных звезд. А любой поток требует известной стандартизации, и тут не грех вспомнить о так называемых правилах Ван Дайна, раз и навсегда установившего условия игры, называемой детективом. Если следовать этим правилам, то и впрямь ничего, кроме схемы — пусть и оригинальной, увлекательной, даже захватывающей, но схемы! — ничего не создашь, каким бы талантом ты ни обладал.
Кстати, о правилах. Как-то привез я из Англии яркую и не слишком простую настольную игру, называемую (в вольном переводе) Ключ к тайне. Играя в нее, партнеры каждый раз создают достаточно сложный и неповторяющийся детективный сюжет с помощью схемы-картонки, кубика-кости и набора карт-картинок с рисованными персонажами и атрибутами преступления и расследования. Цель игры: задав преступление, найти преступника. Повторюсь: игра куда как увлекательна! Но, читая десятки книжек в пестрых глянцевых обложках с нарисованными на них обнаженными дивами, суперменами с квадратными челюстями, ножами, веревками и пистолетами, невольно задаешься вопросом: а не написаны ли эти книги с помощью помянутой выше настольной игры?..
Родоначальник жанра Эдгар Аллан По в своем знаменитом и, в общем-то, программном рассказе Убийство на улице Морг писал: Как атлет радуется своей силе и ловкости и находит удовольствие в упражнениях, заставляющих его мышцы работать, так и аналитик горд своим умением распутать любую головоломку.
Постепенно, но неуклонно уходят в прошлое аналитики, гордые своим умением распутать любую головоломку, все эти Дюпены, Лишены, Пуаро, Марпл или Мейсоны. Маленькие серые клеточки мозга, на которые всегда уповал гениальный бельгиец Эркюль Пуаро, пущенный в жизнь Агатой Кристи, уже не могут справиться с разгадкой преступлений, совершаемых гангстерскими корпорациями в масштабах поистине массовых. И на литературную авансцену выходит сыщик иного типа — не столько мыслящий, сколько действующий, своего рода рыцарь без страха и упрека, умеющий метко стрелять и лихо водить автомашину, отлично владеющий приемами каратэ и джиу-джитсу, столь же безнравственный, сколь и бесстрашный. И естественно, что действие предполагает показ того фона, на котором оно происходит. Да, сегодня остросоциальный детектив, где временной фон несет немалую смысловую нагрузку, где поиск истоков преступления, его социальных корней успешно конкурирует с поиском его разгадки, — такой детектив весьма характерен для литературы Запада. Авторы подобных произведений безжалостно вскрывают язвы капиталистического общества, аргументированно обличают продажность тех, кто должен стоять на страже законности, повествуют о всесилии организованной преступности. Но вот странность: зачастую все эти вскрытия и обличения выглядят этаким гарниром к основному блюду — куда как кровавому бифштексу. Классическая формула порок наказан — добродетель торжествует царствует здесь безраздельно, и плохие полицейские оказываются в изоляции, а хорошие идут напролом и побеждают, не мучаясь и не страдая никакими комплексами (вспомните моего стокгольмского собеседника). Все эти суперположительные герои (которые действуют, а не размышляют) весьма похожи один на другого, будто срисованные с картинок той самой игры Ключ к тайне, однотипны, хотя вышли они из-под пера самых различных авторов.
Вот вам маленькая деталь. На прощальном вечере, где подводились итоги Стокгольмского конгресса, столы, за коими разместились его участники, были обозначены именами героев известных детективных серий. Стол Жюля Мегрэ. Стол Эркюля Пуаро. Стол Ниро Вульфа… Постоянно следя за англо-американским детективом, я сумел тем не менее припомнить лишь пять-шесть имен. Начал расспрашивать своих коллег из Англии и США — они с немалым напряжением вспомнили еще нескольких героев. Остальные — числом около двадцати! — напрочь исчезли из памяти. А ведь устроители конгресса выбрали самых знаменитых… Вот вам и ответ на сакраментальную фразу: Зачем сыщику сложный характер? Человек-робот, человек-манекен не нуждается в лица необщем выраженью)…
Так что же: выходит, все неладно в детективном королевстве?..
Я очень далек от того, чтобы так утверждать!
Давайте попробуем перечислить хотя бы несколько повестей и романов, переведенных в нашей стране, авторы которых начисто опровергают идеи теоретика из Англии. Джон Болл — Душной ночью в Каролине. Алистер Маклин — Пушки острова Наварон. Жорж Сименон — Братья Рико. Дэшил Хэммет — Стеклянный ключ. Прославленная серия полицейских романов Пера Вале и Май Шеваль… При желании список можно продолжить. Да и не в списке дело. А дело в том, что писателей здесь интересует не только расследование преступления (а если честно — то и не столько!), но в первую очередь тот самый социальный фон, на котором оно возникло, созрело, состоялось как факт. Страшный и неизбежный факт жизни капиталистического общества, где преступником может стать и бездомный бродяга, и почтенный сенатор, и преуспевающий бизнесмен. Страшный и неизбежный факт жизни капиталистического общества, где — зачастую! — сама социальная структура служит основой для преступления любого рода: как против человека, так и против человечности.
Сергей АБРАМОВ,
председатель совета по научно-фантастической, приключенческой и детективной литературе Союза писателей РСФСР
