Философия давно связала проблему развлечения с проблемой места и роли человека в обществе, с характером самого общества. Еще в XVI веке французский философ и писатель Мишель Монтень ратовал за развлечение как форму бегства от одиночества, схоластики, догматических нравственных норм века. Он рассматривал развлечение как потребность, присущую всему человечеству, как потребность в удовольствии. Он различал моральные, эстетические, психологические и социальные функции развлечения.
Сто лет спустя с ним вступил в спор Блез Паскаль, отразивший опыт и идеи не только иного века, но и иной общественной системы. Особенно близкой и понятной ему была идеология и образ жизни среднего класса. Если для Монтеня развлечение — средство самосохранения, то для Паскаля — самоубийство. Он считал, что досуг — трата времени, удовольствия — уход от практической, полезной деятельности, от действительности.
Этот спор не умолк и сегодня. Напротив, он стал напряженнее и сложнее. Если когда-то молодежные движения протестовали против бегства от действительности, то идеологиям XX века чрезвычайно выгоден эскапизм во всех его видах — в религии, философии, морали, массовой культуре. Уводя человека в царство развлечения, современная идеология знает, что делает. Ей выгодней, спокойней предложить массовому индивиду иллюзорный мир развлечения вместо беспокойно-конфликтного, жестокого и непримиримого мира действительности. Поэтому развлечение занимает такую обширную территорию в системе массовой культуры.
Само по себе развлечение ни плохо, ни хорошо. Все зависит он того, какое место занимает оно в жизни человека, не вытесняет ли оно все виды духовной и психической деятельности; и от того, что составляет его этический потенциал, идейное содержание.
Нормальный человек нуждается во всем богатстве подлинной культуры, в искусстве, во всем многообразии форм духовной и физической деятельности. Нуждается он также в удовольствии, развлечении.
Проблема развлечения далеко не так проста, как кажется. В ней сходятся многие вопросы современного искусства (а не только массовой культуры), социологии (проблема свободного времени, например), общественной педагогики (полезное и вредное развлечение), психологии (потребность в удовольствии, эмоциональном переживании), физиологии (определенные аспекты секса в развлечении) и так далее. Здесь не может быть однозначных ответов и легких решений.
В культуре XX века развлечение стало не только официально признанной областью общественной деятельности, но и превратилось в своего рода бизнес, подчиняющийся законам коммерции. Оно получило товарную стоимость, зависит от экономической конъюнктуры, от спроса на духовно-потребительском рынке.
Кино, радио и особенно телевидение сформировали особого сорта потребителя культуры, который одинаково и без разбора проглатывает все виды массовых развлечений, требуя от них доходчивости, приятности, пряности и возбуждающей сенсационности. Изготовленная по этому рецепту реклама вполне может заменить фильм, спектакль, книгу. Желание угодить такому потребителю и выработало те формы современного развлечения, которые наиболее приходятся по вкусу обывателю, удовлетворяют его потребность в эмоциональной деятельности, заполняют пустые пространства духовной и психической жизни. Такое лжеискусство дает минимум познания, заменяя его узнаванием. Оно помогает человеку бежать не только от общего, но и от собственного опыта.
Предложенное массовой культурой тотальное. Все заменяющее развлечение унифицирует личность, помогает человеку спрятаться от других и от себя, воспитывает в нем ощущение безответственности. Процесс восприятия искусства все больше становится похожим на процесс восприятия спорта современным болельщиком. В наши дни некоторые виды спорта стали объектом массового ажиотажа. Миллионы людей, как бы совершая единый обряд, замирают у телевизоров во время сенсационных футбольных и хоккейных матчей, соревнований по фигурному катанию и так далее. Они переживают гипнотический сеанс массового экстаза — участвуют в зрелище, сидя, а то и лежа, дома, в своих квартирах. Бурная эмоциональная реакция, азарт создают иллюзию активного участия в чем-то динамичном, общем, дают имитацию принадлежности к спорту. Такое пассивное восприятие рождает свои стереотипы и нормы, от спорта требуют, чтобы он был непременно красивым, остродинамичным, хорошо декорированным, модным, во всех своих элементах совпадал со стереотипами представлений обывателей. От искусства требуется то же, что и от спорта, — острое напряжение, азарт, элементы игры, обнаженность правил. Но болельщик там и там остается наблюдателем, потребителем, зрителем, и для него соответственно сервируют спорт, искусство, даже науку и политику. Фестиваль эстрадной песни превращается в откровенное спортивное состязание, убийство Джона Кеннеди предстает на экране телевизора как фрагмент детективно-гангстерской истории, трансляция подлинной операции конкурирует с фильмом ужасов, а в комментарий хоккейного матча вводятся элементы дидактики. С одинаковой серьезностью газеты пишут о научных открытии эротических похождениях модной звезды.
Развлечение не обязательно лишено содержания. Оно может быть конфеткой с капелькой идеи, может нести в себе благородную и самую реакционную идею, облеченную в занимательную, игровую форму. Оно может приближаться к искусству, но может быть ничем — разменной монетой подлинного искусства. Корней Чуковский в статье Нат Пинкертон и современная литература образно описал, как был разменен герой Конан Дойля. Сначала появились подделки под Шерлока Холмса, потом его стали изображать на табачных коробках, на рекламах мыла, на трактирных вывесках. Так окончательно ушло содержание, остались только знаки его, наиболее расхожая схема.
