Бескомпромиссный защитник

Швейцарский писатель Фридрих Глаузер был бескомпромиссным защитником обездоленных, непримиримым обличителем социального зла, которого, увы, немало и в благополучных странах, обойденных грандиозными общественными экспериментами. В его художественном арсенале можно найти полный набор средств и приемов обличения — юмор, иронию, сатиру, пародию, карикатуру, гиперболу, гротеск. И все же сила писателя не в пафосе обличения, а в подкупающей искренности, в чувстве доверия, которое он вызывает к себе у читателя. Не случайно он так часто, особенно в рассказах, пользуется приемом исповеди (Ночная исповедь). Этот прием доведен им до высокой степени совершенства. Исповедующийся изливает душу, пытается убедить в своей правоте, вызвать к себе сочувствие, но тот, к кому обращено признание, не спешит с изъявлениями солидарности, слушает молча, никак не выявляя своего отношения к делу. Образуется вакуум, в который устремляется читатель. Он как бы идентифицирует себя со слушающим, берет на себя функции расследования и вместе писателем втягивается в нелегкий, но столь необходимый для сохранения человечности в человеке процесс поисков истины и справедливости. И ничего, что задуманное не всегда удается осуществить. Зато возникает чувство сотворчества, соучастия в вечно актуальном и всегда немного таинственном деле вочеловечивания человека.

Фридрих Глаузер знал, что воспитание сотворчества и соучастия — одна из важнейших задач гуманистического искусства.

Предлагаем для чтения

Фрагмент романа Вахмистр Штудер

Первый раз о деле Венделина Вичи

— Ваша фамилия… — следователь высморкался. — Ваша фамилия Штудер? Вахмистр Штудер?

— Так точно.

— Садитесь.

Следователь был маленького роста, тощий, весь какой-то желтый. Плечи лилово-коричневого пиджака подбиты ватой. Белая шелковая рубашка, василькового цвета галстук. На толстом перстне с печаткой выгравирован герб, перстень, похоже, очень старый.

— Вахмистр Штудер, я спрашиваю тебя: что это ты о себе вообразил? Как могло тебе прийти в голову самовольно — я повторяю: самовольно! — вмешиваться в дело, которое…

Следователь запнулся, сам не зная почему. Перед ним сидел простой работник уголовного розыска, пожилой человек, в облике которого не было ничего необычного: рубашка с мягким воротником, серый костюм, слегка потерявший форму, потому что ему приходилось обтягивать довольно толстое тело. Лицо бледное, усталое, усы закрывают рот, так что и не поймешь, какое выражение застыло на этом лице — ироничное или серьезное. Полицейский сидел на стуле, положив скрещенные руки на широко расставленные колени…

Следователь, вопреки собственному желанию, вдруг перешел на «вы».

— Вам должно быть ясно, вахмистр: вы, по-моему, превысили свои полномочия…

Штудер кивнул раз, кивнул другой: ну разумеется, полномочия!..

— Что заставило вас еще раз навестить Эрвина Шлумпфа, сданного, как было предписано, в тюрьму? Я готов согласиться, что ваш визит пришелся очень кстати… но это отнюдь не значит, что он согласуется с полномочиями, относящимися к сфере деятельности уголовной полиции. Вы, господин вахмистр, уже давно служите в полиции и должны бы знать, что плодотворное сотрудничество различных инстанций возможно только в том случае, если каждая из них строго придерживается границ своих полномочий…

Не раз и не два, а целых три раза упомянул он слово «полномочия»… Знакомая история. Пока все идет как надо, подумал Штудер. На полномочия напирают обычно не самые злые. С такими нужно вести себя как можно дружелюбнее, относиться к ним всерьез, тогда они будут слушаться тебя как миленькие…

— Вы правы, господин следователь, — сказал Штудер, всем своим видом выражая кротость и почтение, — я понимаю, что и в самом деле превысил свои полномочия. Вы совершенно правильно отметили, что я должен был ограничиться доставкой арестованного Эрвина Шлумпфа тюрьму. Но потом — простите, господин следователь. Человек слаб, — потом я подумал, что не так тут все просто, как я вначале предполагал. Вполне возможно, подумал я, что понадобится дальнейшее расследование этого дела и что его могут поручить мне. Значит, надо быть в курсе…

Следователь был явно удовлетворен таким объяснением.

— Но ведь дело-то абсолютно ясное, — сказал он. — И потом, если бы этот Шлумпф и повесился, беда невелика. Я бы избавился от неприятного дела, а государству не пришлось бы нести судебные издержки…

— Разумеется, господин следователь. Но разве со смертью Шлумпфа с этим делом было бы покончено? Вы и сами скоро убедитесь, что Шлумпф невиновен.

Собственно говоря, это было дерзкое утверждение. Но в голосе Штудера было столько почтения, он так настоятельно просил поверить ему, что господину с перстнем, украшенным гербом и печаткой, не оставалось ничего другого, как согласно кивнуть головой.

Стены комнаты были отделаны темным деревом, и, поскольку ставни снаружи были закрыты, воздух отливал темным золотом.

— Материалы дела, — в голосе следователя звучала неуверенность, — материалы дела… я еще не успел с ними как следует ознакомиться… Подождите….

Справа от него высилась стопка из пяти папок. Нужная, самая тонкая, лежала снизу. На синей крышке картонной папки было написано:

ШЛУМПФ ЭРВИН

УБИЙСТВО

— к сожалению, — Штудер сделал невинное лицо, — к сожалению, в последнее время довольно много говорят о небрежно проведенных расследованиях. Было бы, вероятно, лучше, если бы даже этот ясный случай мы обставили необходимыми мерами предосторожности…

А про себя ухмыльнулся: ты мне о полномочиях, я тебе о мерах предосторожности.

Следователь кивнул. Он вытащил из футляра очки в роговой оправе и надел их на нос. Теперь он походил на печального кинокомика.

— Конечно, конечно, вахмистр. Не забывайте, что это мое первое расследование сложного дела, и ваш опыт в подобных делах вполне может мне…

Он не договорил. Штудер, словно защищаясь от комплимента, поднял руку.

Следователь, однако, не обратил на этот жест внимания. Он взял две фотографии и протянул их через стол вахмистру:

— Снимки места преступления…

Штудер стал рассматривать фотографии. Снимки были неплохие, хотя делал их отнюдь не специалист в области криминологии. На обоих была видна молодая поросль соснового леса, а на земле, усыпанной высохшими иголками — снимки были очень четкие, — лежал человек. Справа на затылочной части лысой головы, недалеко от ушной раковины, над пучком жидких волос, частично прикрывавших воротник пиджака, было видно темное отверстие. Картина была довольно неприятная. Но Штудер уже привык к таким снимкам. Он только спросил:

— В карманах ничего не нашли?

Оцените статью
Добавить комментарий