Море винного цвета

Летом 1979 года в Италии почти одновременно вышли две книги: Сицилия как метафора и Черным по черному. Первая — это автобиография — ответы на пять вопросов, которые писатель Леонардо Шаша (Leonardo Sciascia) дал французской журналистке Марсель Падовани. Вторая — нечто вроде дневников самого Шаши, охватывающих период 1969—1979 годов. Дневники особого типа: ни одна запись не датирована, некоторые предельно кратки, афористичны, другие похожи на маленькие эссе. Две книги, позволяющие представить себе формирование, личную историю, литературно-общественное кредо человека, который хотел бы, чтобы на его надгробной доске были выгравированы слова: Он противоречил всем и самому себе.

Звучит вызывающе и парадоксально!.. Но пожалуй, это определение как нельзя больше подходит к Шаше, писателю сложному и, несмотря на популярность, неоднозначно воспринимаемому в сегодняшней Италии.

Леонардо Шаша сложен и обречен на противоречия и духовные кризисы, и это не случайно. В сложной обстановке сегодняшней Италии представителю творческой интеллигенции трудно порой избежать сомнений, и боли, и колебаний: подлинный поэт — всегда сейсмограф. Поэтому отнесемся серьезно к эпитафии, которую придумал себе Леонардо Шаша, и не будем воспринимать ее как своего рода эпатаж.

Краткая биография

Леонардо Шаша родился в 1921 году в Ракальмуто (провинция Агридженто); в книгах он назовет свой городок Регальпетра. Там крупнейшие серные рудники и соляные копи. На рудниках работал дед, он пришел туда в девятилетнем возрасте, когда осиротел. Это было более ста лет назад — в то время эксплуатация детей на вредных промыслах была острейшей социальной проблемой. Рудник был ужасным, удушающим, убийственным, бесчеловечным, — говорит Шаша. И все же дед научился читать, писать и считать, стал мастером, выбился в люди, правда, состояния себе не составил, потому что был честен и отказывался вступать в соглашения с мафией, несмотря та угрозы. Леонардо Шаша сказал Падовани: Я горжусь своим дедом. Было время, когда меня часто спрашивали: «Ты Леонардо, внук Леонардо? Твой дед был честный человек».

Тема рудников часто возникает в творчестве Шаши; в наш сборник включена его знаменитая повесть Антимоний (1961 в сборник вошел и второй роман Шаши о мафии — Каждому свое (1966). Первый роман о мафии, Если днем прилетает сова ¹, принесший Шаше громкую известность, был написан в том же году, что и Антимоний. Мафия — постоянный компонент сицилийской действительности. Это вечная тема писателей сицилийской школы. Именно Сицилия — родина мафии, зловещей организации, обладающей поразительным даром мимикрии и сохраняющейся при всех изменениях политического режима.

В Сицилии все традиционные беды итальянского прошлого, доставшиеся нашему времени в наследство, словно спрессованы и возмущают совесть людей, верящих в разум и в справедливость. Южный вопрос, над решением которого тщетно бились лучшие умы еще в эпоху Рисорджименто, не теряет своей остроты и в новых исторических условиях. Нищета, невежество, безработица, необходимость эмигрировать в поисках куска хлеба — все это остается тяжелой реальностью наших дней. И если автобиографическая книга Шаши названа Сицилия как метафора — это значит, он судит о Вселенной, отталкиваясь от своего микромира. Не случайно все книги он пишет дома, в окрестностях Ракальмуто. В доме нет телефона, нет телевизора, писатель живет замкнуто и работает сосредоточенно, напряженно, и, хотя утверждает, что проблема стиля для него никогда не существовала, решающим в его творчестве всегда был вопрос, как писать.

Писатель

В юности ничто не позволяло угадать в Леонардо будущего писателя. Он учился в педагогическом институте, но не закончил его, служил в ведомстве по закупке зерна, преподавал в начальной школе. Внешне жизнь была монотонной и будничной. Некоторые критики считают, что процесс духовного формирования Шаши протекал несколько замедленно. Но мне кажется, что это не так. Правда, первая книга — Церковные приходы Регальпетры (1956) — вышла когда автору было уже 35 лет. Но эта книга, выросшая из журнальной публикации Школьная хроника, сразу привлекла к себе внимание читателей: микрокосм маленького сицилийского городка без мифов, увиденный умным и зрелым человеком, накопившим большой житейский и психологический опыт. За ней — 15 лет наблюдений, раздумий, поисков, встреч. В этой книге можно обнаружить некоторые мотивы более поздних произведений Шаши, в ней проявилась и присущая ему своеобразная жесткость письма. Нужда, предрассудки, безысходность — обо всем было написано резко и правдиво. Дети из рабочих семей — ученики Шаши, их семьи, буржуа, чиновники, служители церкви — словом, все персонажи, все факты, ситуации были совершенно достоверными. Критика, однако, сочла, что это всего лишь еще одна хорошая работа о Юге, написанная в рамках сицилийской традиции. Говорили о веризме. Но веризм — литературное течение, возникшее в Италии в 70-х годах XIX века, — требовал от писателя научности и бесстрастности. А Шаша не просто фотографировал действительность, но и судил ее.

Вторая книга, Сицилийские родичи (1960), была воспринята как продолжение первой — только ракурс несколько иной. Появилось большее богатство красок, большее внимание к деталям, ярче выписанный фон. В книге много политических мотивов. История о том, как в платяном шкафу годами хранился тщательно запрятанный портрет депутата-социалиста Маттеотти, убитого фашистами в 1924 году, могла бы стать самостоятельным сюжетом. Но для Шаши это лишь штрих времени: он хотел показать, как это политическое убийство потрясло людей. Сам он в молодости был далек от политики. В силу исторически сложившихся условий Сицилия не знала форм Сопротивления, существовавших на Севере Италии. Но антифашистские, прогрессивные убеждения Шаши несомненны. Я думаю, что если я стал писателем определенного типа, — сказал он однажды, — то это объясняется моим страстным антифашизмом. Шаша всегда относился с отвращением к фашистской риторике, к псевдоценностям, которые Муссолини навязывал итальянцам. Фашизм Шаша воспринимал как насилие и лицемерие. Прочитав один расистский памфлет Луи Селина, Шаша отказывался даже брать в руки другие его книги — это омерзительно.

Необычные словосочетания

Леонардо Шаша вступил в литературу сложившимся человеком. Литература и история были его страстью. Вкусы Шаши оригинальны и несколько противоречивы. Французские просветители, русские классики, Стендаль, Витторини, писатели сицилийской школы. В довершение ко всему Шаша любит детективы. История знает случаи, когда творчество писателя одаренного, значительного с трудом поддается жанровой классификации. А если слишком усердные критики все же торопятся выносить окончательное суждение, время показывает приблизительность и неточность таких суждений. Именно так произошло с Шашей, которого когда-то сочли автором одной книги. Книг он написал много, и нет смысла их перечислять. Постепенно, говоря о Шаше итальянцы привыкли к необычайным словосочетаниям вроде giailo politico (политический детектив) или giailo filosofico (философский детектив). Конечно, соединение понятий политика, философия и криминальный роман кажется странным, но Шаша создал этот жанр. Он пишет ответственные и серьезные произведения, зачастую облекая их в форму детектива. Помните ли вы, — спросил Шаша свою собеседницу Падовани, — что Мальро говорил о Фолкнере? Он сказал, что тот осуществил «вторжение греческой трагедии в полицейский роман». Обо мне можно сказать, что я включил в полицейский роман драму в духе Пиранделло.

В сборнике мы стремились познакомить читателей с лучшими сторонами творчества Шаши. В его книгах много страшного и жестокого, но он умеет писать и такие добрые, веселые, трогательные, полные юмора и поэзии вещи, как Винного цвета море. Мы включили и два произведения на исторические темы: Египетская хартия (1963) и Палермские убийцы (1976). В них тоже есть элементы детектива. Писателя привлекают неожиданные, парадоксальные ситуации, загадки, тайны. Своеобразное обаяние исторических романов Шаши заключается в сплаве документально подтвержденных фактов, архивных материалов, мемуаров с художественным вымыслом. На этой основе строятся сюжеты, хотя некоторые вещи могут показаться литературной экзотикой. Однажды Шаша сказал: Для меня документы — это литература в еще не обработанном состоянии. Я в них очень верю, так же как очень верю в литературу. Таким образом, вымысел, творческое воображение позволяют писателю создавать героев, чувства и поступки которых представляются нам психологически и исторически достоверными.

Секрет творчества

Подражать Шаше трудно, создается впечатление, будто он знает некий особый секрет творчества. Отталкиваясь от традиции оных форм повествования, объединяя художественную прозу с эссеистикой, он пишет иронично, страстно, напряженно, сухо. Шаша извлекает из архивов или берет из газетной хроники некий факт, зафиксированный, но оставшийся неразгаданным либо допускающий различные истолкования. Иногда берет группу фактов. Потом начинает розыски, раздобывает материалы, способные пролить косвенный свет на происшедшее, проделывает своего рода исследовательскую работу. А затем предлагает свою версию. Не следует думать, что версия Шаши непременно верна: его гипотеза — лишь одна из возможных. Даже если ему самому она кажется убедительной, он не претендует на то, что владеет истиной в последней инстанции.

В начале 70-х годов Шаша заявил: Вещи, которые я пишу, всегда порождены определенной идей и развертываются в соответствии с планом. Я хочу доказать нечто, прибегая к изображению подлинного или выдуманного факта. Вот и все. А где же игра фантазии, где вдохновение? Нужна немалая твердость, чтобы в условиях сегодняшней итальянской культуры так изложить свое творческое кредо, не опасаясь обвинений в заданности, в сухости, в схематизме. Но он говорит и другое, говорит, что ему трудно объяснить замысел каждой своей книги. Есть идея, есть тема, но потом одна мысль цепляется за другую, уводит в сторону, и в конце концов возникает другая книга, а автор отстраняется и начинает иронизировать над самим собой.

Есть ли противоречие между другой книгой и откровенным Я хочу доказать нечто…? Формально рассуждая, есть, по существу — нет. В слове доказать утверждается обязательность этической позиции автора; другая книга — право на художественное творчество, которому могут быть присущи и противоречия, объяснение духовных кризисов. Шаша не скрывает своей горечи, боли, скептицизма, приступов отчаянья. Его называют моралистом, пессимистом, скептиком — он не отрицает всего этого. По натуре своей он максималист. Но не надо упрощать понятие максимализм. Шаша верит в преобладающую силу разума, ему присуще глубокое чувство справедливости, уважение к людям труда, презрение к карьеристам и конформистам. Не может быть никаких сомнений в его честности — как писателя и человека. Но максимализм в полемике порой приводит Шашу к нетерпимости, к недостаточно диалектическому пониманию событий и процессов, происходящих в литературе и в общественной жизни Италии.

Лучшие и любимые

В этом сборнике мы постарались собрать произведения, где отразились наиболее сильные стороны творчества Шаши: бескомпромиссность в оценке современной ситуации в Италии, резкое неприятие крайне правых партий, демократизм. Мы далеко не всегда можем соглашаться с высказываниями Шаши по конкретным общественно-политическим вопросам. Полемический темперамент норою приводит писателя к таким ситуациям, когда, помимо его воли, беззастенчивые политиканы стараются использовать его имя и славу в своих мелких интересах. Это вызывает чувство глубокого сожаления. Но о творчестве большого писателя — демократа и антифашиста — не стоит судить по отдельным необдуманным или неверным заявлениям. Мы верим, что Шаша найдет в себе в мужество — он всегда отличался мужеством — со временем сказать, в каких-то своих суждениях ошибался. Нам важна непреходящая ценность написанных им книг, и мы продолжаем уважать его большой талант и честность.

В последние годы он все чаще, например, в исторических своих произведениях, делает прямые выходы в современность. Читатели нашего сборника в этом убедятся сами, прочитав Палермских убийц. Там описываются события, происшедшие в Палермо 1 октября 1862 года, а звучит все поразительно актуально. Отвечая на вопрос интервьюера, почему он избрал такой отдаленный по времени сюжет, рассказывая, в сущности, о проблемах современной Италии, писатель ответил: Потому что о трудных вещах легче говорить, соблюдая историческую дистанцию. Герой романа, честный и упорный человек, терпит поражение в своем стремлении добиться справедливости и правосудия. Шаша говорит: Но ведь то же самое происходит у нас и сейчас. И это горькая правда.

Все любимые герои Шаши терпят поражение или же гибнут. Шаша говорит, что он никогда не перечитывает свои книги после того, как они опубликованы. За одним исключением. В 1964 году Шаша написал небольшую, менее ста страниц, книжку Смерть инквизитора. Она написана со страстной убежденностью. Писатель хотел восстановить историческую справедливость по отношению к диакону Диего Ла Матине, который в XVII веке был сожжен на костре. Диего Ла Матина, будучи заключен в тюрьму инквизиции, при помощи своих железных наручников убил инквизитора. Этот исторический факт. Шаша разумеется, изучил все архивные материалы, скрупулезно сопоставил различные документы и умозаключения и опроверг официальную версию. Версия эта сводилась к тому, что Ла Матина — разбойник, убийца и еретик, в то время как инквизитор – чуть ли не святой. Шаша с редкостным мастерством воссоздал атмосферу Сицилии XVII века, описал ритуал сожжения на костре, заставил заговорить документы. Главной задачей писателя было показать человека несгибаемой воли, огромного духовного мужества, которого никто и ничто не могло заставить отказаться от его ереси. А ересь заключалась в том, что Ла Матина допустил кощунственную мысль: бог может быть иногда неправым, несправедливым. Шаша повторял много раз, что эта книга ему самому дороже всех остальных: он перечитывает ее и волнуется. Он обнаружил историю Диего Ла Матины в то время, как собирал материалы для Египетской хартии, и ему все казалось, что он наткнется еще на какой-нибудь новый документ или вдруг распознает скрытый намек в архивных бумагах, которые знает наизусть. Может быть, — писал однажды Шаша, — это случится между бодрствованием и сном, как бывает у сименоновского комиссара Мегрэ, когда тот занят каким-нибудь расследованием.

Шаша видит в искусстве единственную, высшую правду. Наивно было бы думать, что он всегда прав. Даже в своих литературных пристрастиях, хотя у него тонкий вкус. Он бесконечно требователен к себе, порою беспощаден, и в этом — глубокое уважение к слову и понимание силы слова.

Дарование

В природе литературного успеха много слагаемых: личность художника, характер и масштаб его дарования, внешние обстоятельства жизни, культурный уровень и вкусы современников, мода, случайность. Что является решающим в популярности книг Шаши? Шаша — труженик, по всему складу ума и характера, он презирает приблизительность, он знает историю, экономику, статистику, нравы, суеверия, наслоения чужих культур на сицилийскую, религиозные церемонии, психологию людей. Но все-таки в чем причина популярности Шаши? Утвердившаяся репутация писателя, который приучил своих читателей к парадоксам, к неожиданным поворотам сюжета, к суховатому, лаконичному, рафинированному, лишь кажущемуся простым письму? Чувство стиля? Интуиция? Или сама личность писателя?

Трудно ответить на это почему. Почему почти каждая новая работа Шаши, будь то проза, драматургия, эссеистика, вызывает такой напряженный интерес, такое внимание, такие споры? И даже если Шаша далеко не всегда прав в возникающих спорах — хорошо, временников, Шаше недавно исполнилось шестьдесят лет. Он принадлежит к поколению, на чью долю выпало совсем молодыми оказаться в самой гуще тяжелых забот и проблем послевоенной Италии. Каждый из этих писателей избирает свой путь, но для всех антифашистов решающим остается их участие в борьбе за социальный и политический прогресс, за новую культуру. Путь Леонардо Шаши непрост и нелегок. Кто знает, какие еще кризисы ему придется пережить, какие книги он напишет. Шаша сказал не так давно: А я, несмотря на весь мой пессимизм, на весь мой скептицизм, не сдаюсь. В годы, когда представители творческой интеллигенции в странах развитого капитализма зачастую кокетничают гражданским и эстетическим нигилизмом, когда столь сложна и запутана политическая ситуация в Италии, позиция писателя, который думает, ищет, ошибается, снова ищет, не может не внушать уважения уже хотя бы своей страстной заинтересованностью в происходящем.

Мы не можем предугадать, как будет дальше развиваться творчество Леонардо Шаши — чрезвычайно талантливого, очень непростого писателя, живущего в очень непростом мире, этого пессимиста, который не сдается.

Цецилия Кин

Послесловие из книги Винного цвета море: Романы, повести, рассказы