Двойная страховка. Часть первая

Первая часть романа Джеймса Кейна Двойная страховка.

Глава 1

Я выехал в Глендейл, чтобы оформить три новых договора пивоваренного завода с водителями грузовиков, а потом вспомнил о пролонгации договора в Голливудленде. И решил заехать туда. Вот так я попал в Обитель Смерти, как окрестили этот дом в газетах. Когда я впервые увидел его, он совсем не был похож на Обитель Смерти. Это был просто дом в испанском стиле, каких множество в Калифорнии, с белыми стенами, красной черепичной крышей и с внутренним двориком. Строили дом явно напоказ. Гараж находился под домом, над ним второй этаж, а все остальное, в меру сил, карабкалось на холм. К парадной двери надо было взбираться по каменным ступеням, так что, припарковав машину, я полез наверх. Дверь открыла служанка.

— Мистер Нирдлинджер дома?

— Не знаю, сэр. Кто его хочет видеть?

— Мистер Хафф.

— А по какому делу?

— По личному.

Проникнуть внутрь дома — не самая легкая часть моей работы, а комиссионных, ради которых явился, не получишь, пока не попадешь туда, где считают денежки.

— Извините, сэр, но мне не велено никого впускать, пока не объяснят, по какому делу.

И началась игра. Если развивать дальше тему «личного дела», придется напустить тумана, а это плохо. Если скажешь, зачем действительно пришел, получишь то, что страшит всех страховых агентов, — служанка вернется и объявит: «Его нет». А если бы я вызвался подождать, то выглядел бы ничтожеством, а это еще никогда не способствовало продаже. Чтобы добиться успеха, надо попасть внутрь. Коль скоро вы вошли, вас обязаны выслушать. Довольно точно можно определить способности агента по тому, как быстро окажется он на семейном диване, со своей шляпой по одну сторону и с надувательскими бумагами — по другую.

— Понятно. Я обещал мистеру Нирдлинджеру заехать, но… В конце концов, неважно, может, удастся в другой раз.

В каком-то смысле это было правдой. В полисе по страхованию автомобилей всегда имеется пункт, по которому агент обязан напомнить клиенту о возобновлении контракта, а я у него не был целый год. Я говорил как старый приятель, причем как старый приятель, который не в восторге от такого приема. Это подействовало. На лице ее отразилось волнение:

— Тогда… входите, пожалуйста.

Если бы я израсходовал все это горючее, чтобы убраться куда подальше, это пошло бы мне только на пользу.

Я бросил шляпу на диван. Они вложили много сил в интерьер гостиной, особенно в кроваво-красные драпировки. Передо мной была гостиная, ничем не отличавшаяся от множества других в Калифорнии, может, чуточку подороже некоторых, но ничего сверх того набора, что имеется в каждом универмаге, выставляющем на обозрение товар утром и к полудню доставляющем в грузовике заказ на дом. Обстановка была в испанском стиле: выглядела мило, а сидеть было жестко. Ковер двенадцать на пятнадцать: мог бы сойти за мексиканский, если бы его не изготовили в Окленде, штат Калифорния. Кроваво-красные драпировки смотрелись неплохо, но это ни о чем не говорило. Во всех этих домах в испанском стиле имеются красные бархатные драпировки, которые крепятся на железных прутьях, и обычно им сопутствуют какие-нибудь красные бархатные декоративные ткани на стенах. Все это были аксессуары из того же набора: гобелен с изображением герба над камином и гобелен с изображением замка на диване. Две другие стены комнаты занимали окна и дверь в холл.

— Да?

В проеме двери стояла женщина. Я ее прежде не видел. На первый взгляд, ей можно было дать тридцать один — тридцать два, прелестное лицо, светло-голубые глаза и пепельного цвета волосы. Она была небольшого роста и одета в голубую домашнюю пижаму. Выглядела она усталой.

— Я хотел бы повидать мистера Нирдлинджера.

— Мистера Нирдлинджера сейчас нет. Я — миссис Нирдлинджер. Чем могу быть полезна?

Пришлось расколоться:

— Боюсь, ничем, миссис Нирдлинджер, но все равно спасибо. Моя фамилия Хафф, Уолтер Хафф из «Дженерал Фиделити», Калифорния. Страховка мистера Нирдлинджера на автомобиль истекает через неделю-другую, и я обещал ему напомнить об этом, вот и решил заскочить. Но конечно, я не хотел беспокоить вас по этому поводу.

— Страховка?

— Страховой полис. Я просто положился на удачу, заехав к вам днем, я случайно оказался по соседству, вот и рискнул попытать счастья. Как вы думаете, когда удобно повидать мистера Нирдлинджера? Сможет ли он, по-вашему, уделить мне несколько минут после обеда, чтобы я не разбивал ему вечер?

— А какой у него страховой полис? Такие вещи надо знать, а я в полном неведении.

— Наверное, все мы в полном неведении, пока что-нибудь не стрясется. Самый обычный. Авария, пожар, угон, взаимная ответственность.

— Ну да, конечно.

— Просто таков заведенный порядок, но ваш муж должен своевременно позаботиться о возобновлении страховки, чтобы не были ущемлены его интересы.

— Это действительно меня не касается, но, насколько я знаю, он подумывал о клубе автомобилистов. То есть об их страховке.

— А он член клуба?

— Нет, еще не вступил. Давно собирался, но все как-то не случалось оказаться в тех краях. Представитель клуба был здесь и упоминал о страховке.

— Ничего лучше клуба автомобилистов и желать нельзя. Они исполнительны, великодушны в своем толковании рекламаций и обходительны вплоть до мелочей. Не имею против них ни малейших возражений.

Эту истину надо знать назубок: никогда не рой яму ближнему.

— И потом это дешевле.

— Для членов клуба.

— Я думала, только члены клуба и могут получить эту страховку.

— Нет, я имею в виду вот что. Если кто-то хочет вступить в члены клуба автомобилистов, чтобы его обслуживали в случае каких-то повреждений, и взяли бы на себя заботу о штрафах за нарушение правил уличного движения, ну и все остальное, тогда, если он к тому же и застрахуется у них, это обойдется дешевле. Конечно, клиент так и сделает. Но если он собирается вступить в клуб только ради страховки, то к размеру страховой премии он добавит еще шестнадцать долларов членских взносов и заплатит больше. Вникните во все это, пока еще в моих силах сэкономить мистеру Нирдлинджеру немалую сумму.

Она заговорила на эту тему, и мне не оставалось ничего другого, как продолжить обсуждение. Но если бы вы продали на своем веку столько страховых полисов, как я, вы бы не обращали особого внимания на слова. Просто чувствуешь, как идет сделка. И немного погодя я уже знал, что этой женщине нет дела до клуба автомобилистов. Ее мужу — возможно, но только не ей. Все это было просто ширмой, а за ней что-то скрывалось. Я решил, что это что-нибудь вроде предложения поделить комиссионные, может, ей хотелось урвать из них десятку за спиной мужа. Такое бывает сплошь и рядом. И я просто обдумывал, что сказать ей в ответ. Уважающий себя агент не станет заниматься такими делами, но она слонялась по комнате, и я увидел кое-что, не замеченное раньше. Под этой голубой пижамой скрывались формы, способные свести с ума любого, и хорошеньким идиотом я бы выглядел, если бы пустился в объяснение высоких моральных норм страхового бизнеса.

Внезапно она посмотрела так, что я почувствовал, как дрожь пробежала у меня по спине.

— А вы занимаетесь страхованием от несчастных случаев?

Наверное, для вас все это не имеет того смысла, какой имеет для меня. Во-первых, страховку от несчастного случая навязывают, ее не покупают. Спросом пользуются другие страховки: от пожара, от ограбления, даже страхование жизни, но никогда — от несчастного случая. Эта штука срабатывает, когда за дело берется сам агент, и просто смех берет, когда вас просят об этом. Во-вторых, когда замышляется какое-нибудь грязное дельце, несчастный случай — первое, что приходит людям в голову. Причин тому несколько: страховая сумма выплачивается вся, до последнего цента, общая сумма риска, покрытая договором страхования, больше, чем в любой другой страховке. И это единственный вид страхового полиса, который может быть оформлен, когда застрахованный и знать об этом не будет. И при страховании от несчастных случаев не требуется медицинского освидетельствования. Все, что нужно родным и близким, это деньги, и таких людей хватает, у многих сегодня есть под боком человек, который мертвый гораздо дороже для них, чем живой, только сам он об этом и не подозревает.

— Мы занимаемся всеми видами страхования.

Она резко переменила тему разговора, вернувшись к клубу автомобилистов, а я пытался не пялить на нее глаза, но не мог. Потом она села.

— Хотите, я переговорю об этом деле с мистером Нирдлинджером, мистер Хафф?

С какой стати ей говорить с ним о страховке, вместо того чтобы предоставить это мне?

— Прекрасно, миссис Нирдлинджер.

— Это сэкономит время.

— А время — деньги. Он должен немедленно позаботиться о пролонгации.

Но затем она удивила меня:

— После того как мы все обговорим, вы сможете повидаться с ним. Завтра вечером удобно? Скажем, в семь тридцать. К этому времени мы пообедаем.

— Завтра вечером годится.

— Жду вас.

Я сел в машину, проклиная себя, что свалял дурака только из-за того, что эта баба поманила меня пальцем. Вернувшись в офис, я обнаружил, что меня разыскивал Киз. Киз — глава отдела рекламаций и самый занудный в целом мире тип. Нельзя даже сказать, что сегодня — четверг, чтобы он не посмотрел на календарь, а потом не проверил, какого года этот календарь, текущего или прошлогодний, а потом не выяснил, в какой типографии он отпечатан, а потом не уточнил, соответствует ли их календарь мировому ежегодному календарю. Можно подумать, что такое количество бессмысленной работы помогает ему сбросить вес, но не тут-то было. С каждым годом он становится все толще и сварливее, и постоянно пребывает в состоянии смертельной вражды с другими отделами компании, и ничего не делает, просто сидит с расстегнутым воротничком, потеет, ссорится, спорит, пока у вас голова не пойдет кругом только от факта пребывания с ним в одной комнате. Но на фальшивых исках он собаку съел.

Когда я вошел, он поднялся и принялся орать. Кричал он из-за страховки на грузовик, которую я заключил полгода назад, а парень поджег свой грузовик и пытается получить страховку. Я довольно скоро понял, о чем речь.

— Что вы на меня напустились? Помню этот случай. И очень хорошо помню, что накатал докладную, когда отправлял полис, чтобы парня как следует проверили, прежде чем акцептовать страховую сумму. Мне не понравился его вид, и я…

— Уолтер, я напустился не на вас. Я знаю, что вы говорили о необходимости проверки. Ваша докладная у меня на столе. Это то самое, что я хотел сказать вам. Если бы другие отделы этой компании проявляли хоть половину вашей интуиции…

— О!

Вот это было вполне в духе Киза; даже если он хочет похвалить вас, сначала он должен заставить вас вспотеть.

— И поглядите-ка, Уолтер. После того как они все-таки оформили страховку, просто наплевав на предупреждение в вашей докладной, и даже с этим предупреждением, которое все еще лежало у них под носом, позавчера, когда сгорел грузовик, — они оплатили бы этот иск, если бы я не послал туда сегодня днем машину для буксировки, чтобы вытащить этот грузовик, и обнаружил кучу стружек под мотором, что указывало на преднамеренный поджог.

— Дожали его?

— Да, он сознался. Завтра утром он заберет свое исковое заявление, и конец. Но я-то хочу сказать, что если у вас только при взгляде на этого человека возникли подозрения, почему же они не могли… Ну ладно, что тут говорить? Просто я хотел, чтобы вы были в курсе. Я направил докладную Нортону. Думаю, все это могло бы заинтересовать президента компании. Хотя, если спросить меня, есть ли у этой компании президент…

Он замолк, и я не подначивал его. Киз — один из могикан времен Старика Нортона, основателя компании, и он был невысокого мнения о молодом Нортоне, к которому перешло дело после смерти отца. Послушать его, так у молодого Нортона ничего не получалось как следует, и все постоянно сходили с ума от страха, что он втянет их в эту вражду. Если уж нам выпал жребий работать с молодым Нортоном, так и следовало принимать вещи такими, как они есть, и работать с ним, и не было смысла давать Кизу шанс усложнять наши отношения с Нортоном. И на саркастические изыски Киза я никак не прореагировал. Даже не слушал, о чем он разглагольствует.

Когда я вернулся в офис, Нетти, моя секретарша, собиралась уходить.

— До свидания, мистер Хафф.

— До свидания, Нетти.

— О… я положила на ваш стол записку относительно миссис Нирдлинджер. Она звонила минут десять назад и сказала, что завтра вечером ей не очень удобно встречаться относительно возобновления страховки. Она передала, что даст вам знать, когда приехать.

— А, спасибо.

Она ушла, а я стоял, глядя на записку. В голове у меня вертелось, какие предупреждения содержались бы в моей сопроводительной записке к этой заявке, если только каким-то образом и когда-нибудь я получу ее.

Если вообще получу.

Глава 2

Три дня спустя она позвонила и попросила передать, чтобы я приехал в половине четвертого. Она сама открыла мне дверь. На этот раз на ней не было голубой пижамы. На ней был белый матросский костюм с блузой, плотно облегавший бедра, белые туфли и носки. Я был не единственным ценителем таких форм. Она и сама в этом неплохо разбиралась. Мы прошли в гостиную, где на столе стоял поднос.

— У Белл сегодня выходной, и я сама приготовила чай. Составите мне компанию?

— Благодарю вас, нет, миссис Нирдлинджер. Я только на минуточку, да и то, если мистер Нирдлинджер решил возобновить страховку. Думаю, так оно и есть, раз вы послали за мной?

Я вдруг поймал себя на мысли, что не удивлен отсутствием Белл и тем, что она собственноручно приготовила чай. И мне захотелось поскорее выбраться отсюда, с возобновленной страховкой или без нее.

— Выпейте чаю. Я обожаю чай. Он создает приятное разнообразие в распорядке дня.

— Должно быть, вы англичанка.

— Нет, я родом из Калифорнии.

— Не похоже.

— Большинство калифорнийцев родились в Айове.

— И я тоже.

— Подумать только.

Белый матросский костюм подействовал. Я уселся.

— Лимон?

— Нет, спасибо.

— Сахару два кусочка?

— Без сахара, но покрепче.

— Не любите сладкое?

Она улыбнулась, и я увидел ее зубы. Крупные, белые, может быть, слишком большие.

— Мне приходилось часто иметь дело с китайцами. Они отучили меня пить чай по-американски.

— Обожаю все китайское. Если я готовлю чау-мен¹, то покупаю все необходимое в одном магазинчике, около парка. У мистера Линга. Вы его знаете?

— Сто лет с ним знаком.

— Неужели?

Она наморщила лоб, и я понял, что она играет наверняка. Такой вид ей придавала сеть морщинок на лбу. Она заметила, что я гляжу на них.

— Кажется, вы разглядываете мои морщинки.

— Да. Мне они нравятся.

— А мне — нет.

— А мне — да.

— Я обычно надевала на голову тюрбан, когда выходила на солнце, но столько людей начинали приставать с просьбой предсказать им судьбу, что пришлось от этого отказаться.

— А вы не предсказываете судьбу?

— Нет, это одно из тех калифорнийских совершенств, которого я так и не достигла.

— Все равно морщинки мне нравятся.

Она уселась около меня, и мы поболтали о мистере Линге. Мистер Линг был всего лишь торгующим в бакалейной лавке китайцем, который имел дополнительную работу в Городской администрации, и каждый год мы должны были подписывать с ним закладную на две с половиной тысячи долларов, но и представить нельзя, каким шикарным парнем выглядел он в нашем разговоре. Немного погодя я, однако, переключился на страховку.

— Так как обстоят дела с этим страховым полисом?

— Муж все еще говорит о клубе автомобилистов, но, мне кажется, он собирается возобновить вашу страховку.

— Рад слышать.

Она минутку посидела, собирая в мелкие складочки край своей блузы и затем распрямляя их.

— Я ему ничего не говорила о страховании от несчастных случаев.

— Вот как?

— Неприятная, знаете ли, тема.

— Вас можно понять.

— Ведь не прикажешь ему застраховаться он несчастного случая. И еще… видите ли, мой муж представляет в Лос-Анджелесе «Вестерн Пайп энд Саплай Компани».

— А разве он не в «Петролеум Билдинг»?

— Там его офис. Но большую часть времени он на нефтяных месторождениях.

— Там весьма небезопасно.

— Мне просто дурно делается, как подумаю об этом.

— А его компания берет на себя какую-то ответственность?

— Насколько я знаю, нет.

— Но человек, занимающийся таким бизнесом, не может столь легкомысленно к этому относиться.

И тут я решил про себя, что даже если я и без ума от ее морщинок, надо все же выяснить, что к чему.

— Послушайте, а что бы вы сказали, если бы я поговорил с мистером Нирдлинджером? Не упоминая, конечно, кто мне подал эту идею, просто обсудил с ним этот вопрос при встрече.

— Очень не хочется говорить с ним на эту тему.

— Я и предлагаю вам: я сам поговорю.

— Но потом он спросит у меня, что я думаю, и… не знаю, что сказать. Мне от этого не по себе.

Она опять собрала подол блузы в складочки. Потом, после продолжительного молчания, все, наконец, встало на свое место.

— Мистер Хафф, а можно мне самой его застраховать, не приставая к нему со всем этим? У меня есть немного собственных денег на карманные расходы. Я могла бы заплатить вам, а он бы и не знал, и со всеми этими переживаниями было бы покончено.

После пятнадцати лет работы в страховом бизнесе ошибиться в ее намерениях я не мог. Я размял пальцами сигарету, готовясь встать и уйти. Хотелось послать к черту все эти пролонгации и забыть обо всем, что имело отношение к этой женщине. Но я не сделал этого. Она смотрела на меня несколько удивленно, и лицо ее было всего в шести дюймах. Я сделал другое: обнял ее, притянул к себе и поцеловал в губы со всей страстью. Я дрожал как осиновый лист. Она одарила меня холодным взглядом, а потом закрыла глаза, привлекла меня к себе и поцеловала в ответ.

— Ты мне понравился с первого взгляда.

— Не верю.

— А разве я не предложила тебе чая? Не заставила приехать, когда Белл не было? Ты понравился мне с первой минуты. Просто прелесть, с каким серьезным видом ты говорил о своей компании и обо всем остальном. Вот почему я, не переставая, поддразнивала тебя этим клубом автомобилистов.

— Вот оно что.

— Теперь ты в курсе.

Я растрепал ей волосы, а потом мы вместе сделали несколько складочек на ее блузе.

— Вы их неравномерно распределяете, мистер Хафф.

— А разве так — неравномерно?

— Складочки внизу крупнее, чем наверху. Смотрите, берешь материю, загибаешь вот так, потом закладываешь складки, и вот тогда получатся такие вот миленькие складочки. Понятно?

— Попытаюсь сделать точно так же.

— Не сейчас. Тебе пора уходить.

— Я тебя скоро увижу?

— Возможно.

— Нет, правда, когда!

— У Белл выходной не каждый день. Я дам тебе знать.

— Точно?

— Точно. Только ты мне не звони. Я сама дам тебе знать. Обещаю…

— Тогда все в порядке. Поцелуй меня на прощанье.

— Прощай.

Я живу в бунгало на холмах Лос-Фелиц. Днем за домом присматривает мальчик-филиппинец, но на ночь он не остается. В тот вечер шел дождь, так что я остался дома. Я разжег огонь и сидел, пытаясь понять, во что же я влип. Я знал, конечно, во что я влип. Я стоял на краю пропасти, глядя в бездну, и неустанно повторял себе: быстренько сматывайся отсюда, сделай это побыстрее и больше не возвращайся. Это то, что я без устали повторял себе. Делал же я совсем другое — заглядывал за край пропасти и хоть пытался отодвигаться от него, но что-то мешало мне, заставляя двигаться все ближе к краю, чтобы получше рассмотреть, что там, внизу.

Около девяти раздался звонок в дверь. Услышав его, я сразу понял, кто мой гость. Она стояла в дождевике и в похожей на купальную резиновой кепочке, и капли дождя сверкали на морщинках. Когда я извлек ее из этой оболочки, на ней оказались свитер и брюки, самая обычная голливудская униформа, но на ней это выглядело совсем иначе. Я провел ее к огню, и она села. Я уселся рядом.

— Откуда у тебя мой адрес? — Поразительно, что уже в тот момент мне не хотелось, чтобы она звонила ко мне в офис, наводя справки.

— Телефонная книга.

— А…

— Удивлен?

— Нет.

— Вот это мне нравится. Никогда не сталкивалась с таким самомнением.

— Мужа нет?

— В Лонг-Биче. Они закладывают новую скважину. Три смены. Ему пришлось поехать. Я воспользовалась автобусом. Мне кажется, ты мог бы сказать, что рад меня видеть.

— Великолепное место — Лонг-Бич.

— Лоле я сказала, что пошла в кино.

— Кто такая Лола?

— Моя падчерица.

— Молодая?

— Девятнадцать. Ну, так ты рад меня видеть?

— Конечно. Я ведь, собственно, тебя ждал.

Мы поговорили о том, какой ливень на дворе, и выразили надежду, что он не обернется потопом, как было в 1934-м, в канун Нового года, затем решили, что я отвезу ее назад на машине. Потом она некоторое время молча смотрела на огонь.

— Я сегодня днем потеряла голову.

— Я бы этого не сказал.

— Отчасти.

— Раскаиваешься?

— Немного. Такого со мной не бывало. С тех пор как вышла замуж. Поэтому я и приехала.

— Ты ведешь себя так, будто действительно что-то случилось.

— Конечно, случилось. Я потеряла голову. Этого мало?

— Ладно… и что же?

— Я только хотела сказать…

— Ты не это имела в виду.

— Нет. Именно это. Если бы это было не так, я не приехала бы сюда. Но я хочу сказать, такого больше не повторится, никогда.

— Уверена?

— Абсолютно уверена.

— Поживем — увидим.

— Нет… пожалуйста… Видишь ли, я люблю мужа. А в последнее время больше прежнего.

Теперь настала моя очередь смотреть на огонь. Я должен покончить с этим, пока не поздно, это я сознавал. Но она завладела мной, толкая все ближе к краю пропасти. И я снова почувствовал: она не говорит о главном, как и в первый день нашей встречи, за ее словами стояло что-то еще. Я не мог отделаться от этой мысли, так что пришлось продолжить разговор:

— Почему в последнее время?

— Из-за волнений.

— Ты хочешь сказать, что там, на нефтяных разработках, в одну дождливую ночь на него свалится большой кирпич?

— Пожалуйста, не говори так.

— Но ведь в этом дело?

— Да.

— Могу понять. Особенно вынашивая такие планы.

— Совершенно не понимаю, о чем ты. Какие планы?

— Ну… большой кирпич, который…

— Который — что?

— Упадет на него.

— Пожалуйста, мистер Хафф, прошу вас не говорить так. Это не предмет для насмешек. Я до ужаса боюсь… Что заставляет вас говорить подобным образом?

— Ты собираешься сбросить на него кирпич.

— Я… что?

— Может, и не кирпич. Еще что-то. Нечто такое, что случайно на него свалится, а потом он умрет.

Я попал в точку, глаза ее вспыхнули. Прошла минута, прежде чем она заговорила. Ей приходилось ломать комедию, я застал ее врасплох, и она не знала, как действовать дальше.

— Вы что… шутите?

— Нет.

— Нет, шутите. Или, может, сошли с ума. Я… я никогда ничего подобного не слыхала.

— Я не сошел с ума и не шучу, и не делай вид, что ты никогда не слышала об этом, потому что, с тех пор как мы познакомились, ты только об этом думаешь, и для этого сегодня вечером явилась сюда.

— И минуты не останусь здесь выслушивать подобное.

— Прекрасно.

— Я ухожу.

— Прекрасно.

— Я ухожу сию минуту.

— Прекрасно.

Итак, вы думаете, что я отбежал от края пропасти, хорошенько стукнув ее по головке, чтобы до нее дошло, о чем идет речь, чтобы она отказалась от своих планов и можно было бы больше не возвращаться к этому вопросу? Ничего подобного. Я только попытался добиться таких результатов. Я пальцем не шевельнул, когда она уходила, не помог ей одеться, не отвез ее домой, я обращался с ней, как с бродячей кошкой. И ни на минуту не терял уверенности в том, что завтра снова будет дождливый вечер, что они все еще будут бурить в Лонг-Биче, что я разожгу камин и усядусь у огня, что около девяти раздастся звонок в дверь. Войдя, она даже не заговорила со мной. По меньшей мере минут пять мы сидели у огня, не сказав друг другу ни слова. Потом она взялась за свое:

— Как у тебя вчера вечером язык повернулся говорить мне такое?

— Но ведь это правда. Это то самое, что ты собираешься сделать.

— Даже теперь? После всего сказанного тобой?

— Да, после всего сказанного мной.

— Но… Уолтер, ради этого я приехала сегодня снова. Я все обдумала. Понимаю, что-то в моих словах навело тебя на такие мысли, но ты в корне заблуждаешься. В конце концов, я даже рада, что ты предупредил меня об этом, потому что могла бы ляпнуть что-то подобное и еще кому-нибудь, не подозревая, как… можно истолковать мои слова. Но теперь, когда я во всем разобралась, ты должен понять… я выбросила из головы все эти планы. Навсегда.

Это означало, что она провела весь день, сходя с ума от страха, что я предупрежу мужа или где-то что-то сболтну. Я взял инициативу в свои руки:

— Ты назвала меня Уолтером. А тебя как зовут?

— Филлис.

— Филлис, ты, кажется, вообразила, что после моих слов тебе придется отказаться от своих планов. Ты это сделаешь, а я помогу тебе.

— Ты?!

— Я.

Я опять застал ее врасплох, но на этот раз она и не пыталась ломать комедию:

— Не хочу я ничьей помощи! Это просто… невозможно.

— Не хочешь ничьей помощи? Позволь мне кое-что объяснить тебе. Лучше бы тебе обзавестись помощником. Конечно, все это очень заманчиво: провернуть все самой, в одиночку, чтобы никто ничего не знал, и все шито-крыто. Только одна маленькая неувязочка: тебе с этим не справиться. Не хватит сил, если собираешься выступить против страховой компании. Тебе нужна помощь. И лучше всего, если твой помощник будет знатоком в этом вопросе.

— А тебе-то какая корысть?

— Во-первых, ты.

— Что еще?

— Деньги.

— Хочешь сказать, что готов… предать свою компанию и помочь мне — ради меня и ради денег?

— Именно так. И разумнее всего сказать прямо, чего ты добиваешься, потому что если я возьмусь за это, то выполню все, до последней точки, и без всяких ошибок. Но мне надо знать свое положение. Такими вещами не шутят.

Она закрыла глаза и немного погодя заплакала. Я обнял ее и приласкал. Казалось нелепым, что после всего сказанною я обращался с ней, как с ребенком, потерявшим монетку.

— Уолтер, пожалуйста, не позволяй мне делать этого. Это невозможно. Это просто… безумие.

— Да, безумие.

— И мы намерены совершить его. Я это чувствую.

— Я тоже.

— У меня нет никаких причин. Он относится ко мне так хорошо, как только мужчина способен относиться к женщине. Я не люблю его, но он не сделал мне ничего плохого.

— А ты ему — сделаешь!

— Да, прости меня. Господи, сделаю.

Она перестала плакать и некоторое время оставалась в моих объятиях, не произнося ни слова. Потом заговорила почти шепотом:

— Он несчастлив. Ему будет лучше… умереть.

— Да?

— Это неправда, верно?

— Если встать на его позицию, конечно, нет.

— Я знаю, что неправда. Я говорю себе, что неправда. Но есть во мне что-то. Сама не знаю что. Может, я сумасшедшая. Но есть во мне какая-то любовь к Смерти. Порой я представляю Смертью себя. В алом саване, плывущей в ночи. Я тогда так прекрасна. И печальна. И жажду сделать счастливым весь мир, уведя людей за собой, в ночь, прочь от всех невзгод, всех несчастий… Уолтер, это жуткая роль. Я знаю, это ужасно. Я убеждаю себя, что это ужасно. Но мне это ужасным не кажется. Как будто я делаю для него… что-то необыкновенно хорошее. Ты понимаешь меня, Уолтер?

— Нет.

— И никто не поймет.

— Но мы сделаем это!

— Да, мы это сделаем.

— Все, до последней точки.

— Все, до последней точки.

Вечер или два спустя мы обсуждали этот план столь же обыденно, как прогулку в горы. Мне надо было выяснить, на что она рассчитывает и не напортачила ли чего-то на свой страх и риск.

— Ты говорила с ним на эту тему, Филлис? О страховом полисе?

— Нет.

— Ни слова не говорила?

— Ни слова.

— Ладно, как ты собираешься это провернуть?

— Во-первых, я хочу купить страховку…

— Не поставив его в известность?

— Да.

— Боже правый, на этом ты и попадешься. Это первое, что выясняют. Так что это не годится. Что еще?

— Он собирается строить бассейн. Весной. Во внутреннем дворике.

— И что?

— Я подумала, что можно было бы сделать вид, будто он нырнул и ударился головой, что-нибудь в этом роде.

— Не годится. Это еще беспомощнее.

— Почему же? С людьми такое случается, разве нет?

— Не годится. Во-первых, какой-то идиот в страховом бизнесе пять или шесть лет назад напечатал в газете статейку о том, что большая часть несчастных случаев происходит с людьми в их собственных ваннах, и с тех пор прежде всего проверяют ванны, бассейны и искусственные пруды для разведения рыбы. Если возникают какие-то подозрения. Два таких случая произошли только что в Калифорнии. В том и другом дело нечисто, а если там замешана страховка, люди эти кончат на виселице. Потом, это дневная работа, и никогда нельзя быть уверенным, что за тобой не шпионят с соседнего холма. Кроме того, бассейн — это все равно что теннисный корт: не успеешь построить, эта штука становится общественным достоянием, и сам не знаешь, кто может свалиться тебе на голову в любую минуту. И еще: это один из тех случаев, когда надо дожидаться удобного момента и невозможно ничего планировать заранее. Оставь это, Филлис. Существуют три необходимых компонента для успешного убийства.

Слово вырвалось раньше, чем я осознал это. Я быстро посмотрел на нее. Думал, она содрогнется от ужаса. Ничего подобного. Она наклонилась вперед. Огоньки отражались в ее глазах, как будто она принадлежала к породе леопардов.

— Продолжай. Я слушаю.

— Во-первых, помощник. Одному с этим не справиться, если только не собираешься сознаваться, ссылаясь при этом на неписаные законы и тому подобное. Для успешного завершения дела нужно больше одного человека. Во-вторых, время, место, способ — все планируется заранее, — конечно, нами, а не им. В-третьих, наглость. Это то, о чем забывают все убийцы-дилетанты. Порой им известны первые два пункта, но о третьем помнят только профессионалы. В любом убийстве наступает момент, когда единственное, что придает тебе силы, — это наглость, и не могу объяснить тебе, почему это так. Знаешь, что такое идеальное убийство? Ты полагаешь, что сгодится этот бассейн, и хочешь обставить дело так, чтобы комар носа не подточил. А они догадаются обо всем в две секунды, глупышка. Через три секунды, глупышка, они это докажут, а через четыре секунды ты во всем сознаешься. Нет, это не годится. Идеальное убийство — это гангстер, убивающий на месте. Знаешь, как они делают? Во-первых, его берут на крючок. Заполучают ту девицу, с которой он живет. Дальше где-то около шести вечера организуют ее телефонный звонок. Она выходит в аптеку купить что-нибудь вроде губной помады и звонит. Они собираются сегодня вечером пойти в кино, он и она, в такой-то кинотеатр. Встретятся прямо там где-то около девяти. Прекрасно. Первые два пункта налицо. У них есть помощник, и они заранее установили время и место. Ладно, теперь приступим к третьему пункту. Они приезжают на место в машине. Останавливаются на другой стороне улицы. Мотор работает. Высылают наблюдателя. Он слоняется по улочке и вскоре роняет и поднимает платок. Это означает, что жертва на подходе. Они вылезают из машины. Подходят поближе к кинотеатру. Окружают его. И прямо там, при ярком свете, на глазах двух сотен зевак, пришивают его. У него нет ни малейшего шанса. В него всаживают двадцать пуль из четырех или пяти пистолетов. Он падает, они сматываются к машине, уезжают — и потом попробуй привлечь их к ответственности. Только попробуй. У них заранее заготовлено алиби, под которое не подкопаешься, ведь их видели всего одну секунду, к тому же люди были так напуганы, что не знали, в какую сторону смотреть, — и в результате ни малейшего шанса привлечь их к ответственности. Полиции они, конечно, известны. Полицейские производят на них облаву, трясут из них душу, — а потом в суде на их стороне закон о неприкосновенности личности — и они на свободе. Этих парней не засудишь. Их укокошат другие гангстеры. О да, они свою работенку знают будь здоров. И если мы хотим, чтобы все получилось, нам надо действовать, как они, а не подражать какому-то бедолаге из пригорода Сан-Франциско, которого уже дважды судили, и он все еще в тюрьме.

— Действовать нагло?

— Действовать нагло. Это единственный выход.

— Но если мы его пристрелим, это не будет несчастным случаем.

— Правильно. Мы его не пристрелим, но я хочу втолковать тебе самое главное. Действовать надо нагло. Это твой единственный шанс.

— Тогда как?..

— К этому и веду. Еще один прокол с твоей идеей бассейна, — ты не получишь ни гроша.

— Они обязаны заплатить…

— Они обязаны заплатить, но весь вопрос в том, сколько. По страхованию от несчастного случая самые большие деньги приходятся на несчастные случаи на железных дорогах. Когда начали страховать от несчастных случаев, довольно скоро выяснилось, что на первый взгляд опасные места, — которые считались таковыми, — на самом деле совсем не опасны. Я хочу сказать, народ всегда уверен, что железнодорожный вагон — очень опасное место, или, по крайней мере, был уверен, пока не стерлась новизна, но цифры-то свидетельствуют, что на железной дороге гибнет совсем не так много людей. Так что в страховые полисы от несчастных случаев вводится пункт, который звучит весьма заманчиво для покупающего эту страховку: ведь этот человек немного побаивается путешествовать поездом; компании это обходится недорого, потому что им-то известно: железные дороги вполне безопасны. Они выплачивают двойную компенсацию за страхование от несчастных случаев на железной дороге. И вот тут-то мы и произведем окончательный расчет. Ты, может, обдумывала игру по маленьким ставкам, я же получу крупный выигрыш, воспользовавшись этим шансом. Справившись с этим делом, мы получим по чеку пятьдесят тысяч долларов, а если сделаем все как надо, получим наличными, можешь не сомневаться.

— Пятьдесят тысяч долларов?

— Неплохо?

— Еще бы!

— Красота, одно слово! Кое-что я в этом смыслю, согласись. Слушай, ему все известно об этой страховке, и все же он ни черта не знает. Он подает на нее заявление письменно, и в то же время не обращается с такой просьбой. Он расплачивается со мной собственным чеком и, однако, не платит мне. С ним происходит несчастный случай, и в то же время никакого несчастного случая с ним не происходит. Он садится в поезд и, однако, его там нет.

— О чем ты толкуешь?

— Узнаешь. Во-первых, нам надо обеспечить его этой страховкой. Я ее продам ему, ясно? — да только продавать ее я не стану. Не совсем так. Я выдам ему все, что полагается, точно так же, как делаю с другими покупателями. При этом мне необходимы свидетели. Поняла? Должен присутствовать человек, который бы слышал, что я прямо вцепился в него. Я ему докажу, что его машина застрахована от любых случайностей, но в страховке нет и намека на пункт, который бы предусматривал компенсацию за его собственные телесные повреждения. Я поставлю перед ним вопрос, что дороже: человек или его машина. Я…

— Предположим, он попадется на удочку.

— Как это — «предположим»? Он попадется. Я могу убедить его почти согласиться и держать в таком состоянии; неужели ты думаешь, я с этим не справлюсь? Я — человек, умеющий убеждать других, а не какой-нибудь простак. Но… мне нужны свидетели. По меньшей мере, один.

— Я кого-нибудь найду.

— Может, тебе при этом разговоре лучше спорить со мной?

— Ладно.

— Ты целиком и полностью за все, что касается автомобиля, когда я буду подшучивать над этим, но сама мысль о страховании от несчастного случая приводит тебя в ужас.

— Ясно.

— Лучше бы назначить встречу побыстрее. Позвони мне.

— Завтра?

— Получишь подтверждение по телефону. Помни, тебе нужен свидетель.

— Будет.

— Тогда завтра. В случае если позвоню.

— Уолтер… Я так волнуюсь. Со мной происходит что-то ужасное.

— Со мной тоже.

— Поцелуй меня.

Думаете, я свихнулся? Ладно, все может быть. Но позанимайтесь этим делом, как я, пятнадцать лет, и вы сами свихнетесь. Думаете, этот бизнес такой же, как ваш, так? И может, даже получше, потому что здесь оказывают помощь в тяжкие времена вдове, сироте и всем бедствующим? Нет. Это самая захватывающая в мире азартная игра. Непохоже? И все же именно так, начиная с того, как они высчитывают процент, и кончая тем, как они платят вам по страховому полису. Вы бьетесь об заклад, что ваш дом сгорит дотла, они утверждают, что нет, и все дела. Вас сбивает с толку то, что вы, заключая пари, не хотели, чтобы ваш дом сгорел дотла, а потом забыли, что это пари. А их не одурачишь. Для них пари есть пари, и какая им разница, честное это пари или нет. А потом наступают времена, когда, может, вы бы и сами захотели, чтобы ваш дом сгорел дотла, наступают времена, когда деньги стоят дороже дома. И вот тут-то начинаются неприятности. Они не сомневаются, что найдется сколько угодно людей, готовых попытать счастья, и вот тогда они становятся безжалостными. Они подсылают к вам своих сыщиков, которые знают как свои пять пальцев все, какие только есть, кривые дорожки, и если вы хотите уложить их на обе лопатки, то должны быть на высоте. До тех пор, пока вы честны, вам платят с улыбочкой, и вы, может быть даже, отправитесь домой в уверенности, что все это скорее напоминает забавный розыгрыш. Но стоит вам что-то затеять, и мгновенно все станет на свои места.

Ладно, я агент. Я крупье в этой игре. Мне известны все их уловки, я лежу ночами без сна, обдумывая все эти трюки, так что готов во всеоружии отразить их атаки. И вот однажды ночью я придумываю трюк, и меня не покидает мысль, что я и сам мог бы поймать удачу, если бы только удалось смошенничать, чтобы сделать свою ставку. Вот и все. Встретив Филлис, я получил свой шанс. Если вам кажется невероятным, что я готов был убить человека только ради того, чтобы сорвать хороший куш, вам не было бы так смешно, окажись вы в моей шкуре и не будь вы сторонним наблюдателем. Я видел столько подоженных домов, столько исковерканных автомобилей, столько трупов с дыркой в виске, столько всяких ужасов, на которые пускались люди в погоне за удачей, что все это уже не производило на меня впечатления. Если же вам непонятны мои слова, поезжайте в Монте Карло или еще куда-нибудь, где есть большое казино, сядьте за стол и понаблюдайте за лицом человека, который крутит маленький шарик из слоновой кости. А понаблюдав за ним, задайте себе вопрос, насколько сильно он был бы взволнован, если бы, выйдя из казино, вы пустили себе пулю в лоб. Может, он и опустил бы глаза, но не от волнения, а только чтобы убедиться, что вы не оставили на столе фишек, которые заставили бы его расплачиваться с вами. Нет, он не станет переживать. Не такой он человек.

Глава 3

— Еще одно, на что хочется обратить ваше внимание, мистер Нирдлинджер, это пункт, который мы добавили в прошлом году без дополнительной оплаты, — наши гарантии по залоговому обязательству. Вы получите карточку, и все, что от вас требуется при несчастном случае, когда ответственность возлагается на вас, или в дорожном происшествии, когда полиция берет вас под арест, — это предъявить нашу карточку, и если это преступление, при котором сохраняется право на освобождение из заключения под залог, она автоматически обеспечивает ваше освобождение. Полиция забирает карточку, и мы обеспечиваем ваш залог, а вы свободны до слушания вашего дела в суде. Поскольку это одна из тех услуг, которые оказывает клуб автомобилистов своим членам, а вы подумывали о клубе автомобилистов…

— Я уже передумал.

— В таком случае, почему бы нам прямо сейчас не покончить с этим? Я довольно полно обрисовал, какие обязательства мы на себя принимаем…

— Наверное, можно закругляться.

— Тогда, если вы подпишете эти заявления, то ваша страховка будет уже действовать, пока оформляются новые страховые полисы, это займет около недели, но дополнительных взносов за эту неделю вам платить не придется. Вот от столкновения, пожара и угона, вот о взаимной ответственности… и, если не возражаете, поставьте свою подпись на этих двух, это копии страхового агента, я их храню для своих отчетов.

— Здесь?

— На отмеченной пунктиром линии.

Он был большой, крепко сколоченный парень, приблизительно моих габаритов, в очках, и я разыграл его точно, как задумал. Получив заявления, я переключился на страхование от несчастных случаев. Его это явно не интересовало, так что я сделался довольно назойлив. Филлис прервала меня, заявив, что сама мысль о страховании от несчастных случаев приводит ее в ужас, а я гнул свое. Я не отстал, пока не отбарабанил все доводы в пользу страхования от несчастных случаев, выдуманные агентами до меня, и добавил к ним парочку причин, до которых еще не додумался ни один агент. Он сидел, постукивая пальцами по ручке кресла, и мечтал, чтобы я наконец уехал.

Но меня волновало не это. Меня заботила свидетельница, найденная Филлис. Я рассчитывал, что она пригласит к обеду какого-нибудь друга дома, может быть, женщину и просто не позволит ей уйти из гостиной, когда я появлюсь там около семи тридцати. Она этого не сделала. Она впутала в это дело падчерицу, хорошенькую девушку по имени Лола. Лола хотела удалиться, но Филлис заявила, что ей надо перемотать в клубки шерсть для свитера, который она вязала, и удержала ее, попросив помочь. Мне необходимо было вовлечь ее в наш разговор, и я вставлял время от времени шуточки, чтобы увериться, что она запомнит, о чем мы говорим, но чем больше я на нее смотрел, тем меньше мне все это нравилось. Сидеть вот так с ней, сознавая каждую минуту, что мы собираемся сотворить с ее отцом, — для меня это явилось неприятной неожиданностью.

И еще одно, о чем я узнал, собравшись уходить,- мне предстояло подбросить ее в центр, к бульвару, чтобы она успела попасть в кино. У ее отца в этот вечер намечалась еще деловая поездка, и ему была нужна машина, а это означало, что если я не подвезу ее, ей придется воспользоваться автобусом. Мне не хотелось ее подвозить. У меня не было ни малейшего желания иметь с ней дело. Но она так поставила вопрос, что мне не оставалось ничего другого, как предложить свои услуги, и она побежала взять пальто и шляпу, а минуту-другую спустя мы уже катили с холма.

— Мистер Хафф?

— Да?

— Я не собираюсь в кино.

— Вот как?

— У меня назначена встреча с одним человеком. У аптеки.

— Понятно.

— Вы не подбросите нас обоих в центр?

— Конечно.

— Это вас не затруднит?

— Нет, нисколько.

— Вы меня не выдадите? Есть причины, по которым я не хочу, чтобы они знали. Дома.

— Нет, конечно, нет.

Мы остановились у аптеки, она выпрыгнула и через минуту вернулась с молодым парнем, похожим на итальянца, довольно смазливым, который поджидал ее неподалеку.

— Мистер Хафф, это мистер Сачетти.

— Привет, мистер Сачетти. Залезайте.

Они уселись, просто расплывшись от удовольствия при виде друг друга, и мы покатили от Бичвуда к бульвару.

— Где вас высадить?

— Да где угодно.

— Угол Голливудского бульвара и Вайн — годится?

— Отлично!

Я довез их туда, и, выйдя из машины, она протянула руку, пожала мою, поблагодарив меня, глаза ее сияли как звезды.

— Как мило, что вы подбросили нас. Наклонитесь поближе, я открою вам секрет.

— Да?

— Если бы вы не подвезли нас, пришлось бы идти пешком.

— Как же вы собираетесь возвращаться?

— Пешком.

— Дать вам денег?

— Нет, отец меня убьет. Я истратила все мои карманные деньги на эту неделю. Нет, но все равно спасибо. И помните — не выдавайте меня.

— Не выдам.

— Быстрее, а то пропустите зеленый свет.

Я поехал домой. Филлис явилась где-то через полчаса. Она мурлыкала песенку из фильма Эдди Нельсона.

— Нравится тебе мой свитер?

— Очень.

— Разве не прелестный цвет? Я раньше никогда не носила блекло-розового. — — Кажется, он мне к лицу.

— Выглядишь отлично.

— Где ты высадил Лолу?

— На бульваре.

— Куда она пошла?

— Не заметил.

— Ее кто-нибудь ждал?

— Не видел. А в чем дело?

— Просто интересно. Она встречалась с парнем по имени Сачетти. Совершенно жуткий тип. Ей запретили с ним видеться.

— Сегодня его поблизости не было. По крайней мере, я его не видел. Почему ты не предупредила меня о ней?

— А что? Ты же велел найти свидетеля.

— Да. Но я не имел в виду ее.

— А разве она не такой же надежный свидетель, как любой другой?

— Верно, но, Боже правый, все имеет свои пределы. Его собственная дочь, а мы еще используем ее… в своих целях.

Страшное выражение появилось на ее лице, а голос приобрел резкие ноты.

— В чем дело? Ты что, готов отступить?

— Нет, но ты могла бы заполучить кого-то другого. Я вез ее к бульвару, а в кармане у меня лежало вот это.

Я вынул заявки и показал ей. Одна из этих «копий для агента» была недатированной заявкой на персональный страховой полис от несчастного случая на двадцать пять тысяч долларовое двойной компенсацией, оговоренной отдельно, в случае любой недееспособности или смерти, последовавшей в поезде.

Моим планом предусматривались два или три посещения Нирдлинджера в его офисе. Первый раз я передал ему карточку, гарантирующую внесение залога, пробыл у него пять минут, посоветовав держать ее в машине, и ушел. В следующий раз я привез ему маленькую записную книжку в кожаном переплете, с вытисненной золотыми буквами его фамилией — просто небольшой памятный подарок, который предназначается для владельцев наших полисов. В третий раз я вручил ему автомобильную страховку и взял чек на сумму 79 долларов 52 цента. Когда в тот день я вернулся в контору, Нетти сообщила, что меня ожидают в моем личном офисе.

— Кто?

— Мисс Лола Нирдлинджер и некий мистер Сачетти, так, кажется, она сказала. Не уловила его имени.

Я вошел в свой офис, и она рассмеялась. Можно было догадаться, что я ей понравился:

— Удивлены, что снова видите нас?

— Не очень. Чем могу быть полезен?

— Мы пришли просить об услуге. Но вы сами виноваты. Да? Почему?

— А все из-за ваших разъяснений в тот вечер отцу, что, в случае необходимости, он может получить деньги под залог своей машины. Мы решили поймать вас на слове. По крайней мере, Нино.

Как раз этим самым, залогом автомобилей, мне пришлось заняться соревнование, навязанное мне клубом автомобилистов. Они ссужают деньги членам своего клуба под залог машин, и я пришел к выводу, что должен делать то же самое, если меня волнует дело. И организовал на свой страх и риск небольшую финансовую компанию, назначил себя директором и тратил на нее в среднем один день в неделю. Она не имела ничего общего со страховой компаний, но это был единственный способ разрешить ту проблему, с которой я сталкивался постоянно: «Вы даете деньги под залог автомобилей?» Я упомянул об этом в разговоре с Нирдлинджером, просто в качестве еще одного довода подписать страховку, но не думал, что она обратила на это внимание. Я обратился к Сачетти:

— Вы хотите получить деньги под залог машины?

— Да, сэр.

— Какая у вас машина?

Он ответил. Дешевая марка.

— Седан?

— Двухместный.

— Зарегистрирован на ваше имя? Оплачен полностью?

— Да, сэр.

Они, должно быть, заметили недоумение, мелькнувшее на моем лице, потому что она хихикнула:

— Он не мог воспользоваться ею в тот вечер. У него не было бензина.

— Ясно.

Я не хотел одалживать им деньги под залог его машины или делать что-то другое. Я не хотел иметь ничего общего ни с ним, ни с ней, ни в каком виде, способе или форме. Я закурил сигарету и посидел с минуту молча:

— Вы хорошо подумали? Стоит ли получать деньги под залог машины? Ведь если у вас сейчас нет работы, то есть я хочу сказать, если вы абсолютно не представляете, как ее выкупить, это верный способ потерять ее. Весь бизнес с подержанными автомобилями существует благодаря людям, которые уверены, что могут выплатить небольшой заем, и оказываются банкротами.

На ее лице появилось серьезное выражение:

— С Нино все по-другому. Он не работает, но эта ссуда ему нужна не для того, чтобы транжирить деньги. Видите ли, он завершил работу на соискание степени бакалавра и…

— Где?

— Университет Южной Каролины.

— В какой области?

— Химия. Если только ему удастся получить эту степень, с работой у него будет все в порядке, ему обещали место, и такая жалость упустить шанс: не получить действительно хорошей должности только из-за отсутствия этой степени. Но, чтобы добиться этого, он должен опубликовать свою диссертацию, заплатить тут и там, за свой диплом, например, для этого ему и нужны деньги. Он не будет тратить их на жизнь. У него есть друзья, которые о нем позаботятся.

Надо было справиться с этой ситуацией. Это я понимал. Я не стал бы заниматься этим делом, если бы ее присутствие не действовало мне так на нервы, но все, что я мог придумать в данный момент, — сказать им «да» и выставить их за дверь.

— Сколько вы хотите?

— Он считает, если бы ему удалось получить двести пятьдесят долларов, этого хватило бы.

— Понятно. Понятно.

Я подсчитал. С накладными расходами выходило что-то около 285 долларов, а это был непомерно большой заем под ту машину, которую он собирался выставить на продажу.

— Вот что, дайте мне день-два. Думаю, все будет в порядке.

Они вышли, а затем она проскользнула обратно.

— Вы ужасно милы ко мне. Не знаю, почему я все время пристаю к вам со всеми этими делами.

— Все в порядке, мисс Нирдлинджер, рад…

— Можете называть меня Лолой, если хотите.

— Благодарю, всегда рад помочь вам, чем смогу.

— Это тоже секрет.

— Да, понимаю.

— Я ужасно благодарна вам, мистер Хафф.

— Спасибо… Лола.

Страховка от несчастного случая пару дней спустя благополучно прошла все проверки. Это означало, что я должен получить у него чек для ее оплаты, и получить немедленно, чтобы даты совпадали. Как вы понимаете, я не собирался вручать ему эту страховку от несчастного случая. Она должна была храниться у Филлис, и та якобы найдет ее позднее, в его банковском сейфе. И вообще я не собирался даже заикаться о ней. Тем не менее мне предстояло получить от него чек, с точной суммой выплаты по страховому полису, чтобы позднее, когда проверят корешки его чековой книжки и погашенные чеки, стало бы ясно, что он сам платил взносы. Все это должно соответствовать страховому заявлению в нашем досье, а также подтвердиться теми деловыми визитами, которые я совершал в его офис, в случае если меня заподозрят.

Я вошел к нему чрезвычайно взволнованный, закрыл дверь к его секретарше и сразу взял быка за рога:

— Мистер Нирдлинджер, я в безвыходном положении и пришел узнать, не поможете ли вы мне.

— Вот уж не знаю. Не знаю. А в чем дело?

Он ждал, что я буду выпрашивать взаймы, и я хотел, чтобы он настроился на такой лад.

— Плохи дела.

— Может, расскажете, что случилось?

— Я выписал вам слишком большой счет за вашу страховку. За страхование автомобиля.

Он разразился смехом.

— И это все? Я думал, вы пришли просить взаймы.

— Да нет. Ничего подобного. Но это хуже, с моей точки зрения.

— Мне вернут деньги?

— Конечно.

— Тогда это лучше, с моей точки зрения.

— Не так все просто. Это серьезная неприятность, мистер Нирдлинджер. В нашем деле существует правление, специально созданное с целью пресекать ужесточение расценок и следить за тем, чтобы каждая компания устанавливала расценки, способные защитить интересы держателей страховых полисов, и вот с этим-то правлением я на ножах. Потому что с недавних пор они взяли за правило расследовать каждый случай, понимаете, каждый случай, когда агент якобы ошибся в расчетах, — можете теперь представить, в какое положение я попал. И вы, на свой лад, тоже. Потому что они потащат меня на пятнадцать самых разных разбирательств этого дела и станут ходить по кругу, изводя вас вопросами, пока вы не начнете сомневаться в собственном имени, — и все это только из-за того, что я нашел в справочнике не ту расценку, собираясь к вам в тот вечер; и обнаружил это только сегодня утром, когда проверял свои месячные отчеты.

— И чего же вы от меня хотите?

— Есть только один способ уладить это. Ваш чек, конечно, уже депонирован, и с этим ничего не поделаешь. Но если бы вы согласились взять у меня наличными ту сумму, которая была на чеке, — семьдесят девять долларов пятьдесят два цента, у меня они с собой, и выдать мне новый чек уже по правильному счету — пятьдесят восемь долларов шестьдесят центов, тогда бы все уравновесилось, и у них не возникло бы поводов для расследования.

— Как это — «уравновесилось»?

— Видите ли, в многочисленных бухгалтерских отчетах… ох, все это так сложно, даже не уверен, разобрался ли я сам до конца во всех деталях. По крайней мере, так мне советует наш кассир. Таким образом делаются бухгалтерские проводки.

— Понятно.

Он посмотрел в окно, и я заметил подозрительный блеск в его глазах:

— Ладно, не вижу причин отказать вам.

Я дал ему наличные и взял чек. Все было в ажуре. У нас есть правление, но его не волнуют ошибки агентов. Оно определяет расценки. И я понятия не имею, существует ли такая вещь, как «многочисленные бухгалтерские отчеты», и никогда не консультировался я с нашим кассиром. Я просто вычислил, что если предлагаешь человеку почти на двадцать монет больше того, что было у него в кармане до твоего прихода, не станет он задавать слишком много вопросов, выясняя, с какой стати ты их предлагаешь. Я отправился в банк. Депонировал чек. Я знал даже, что он написал на корешке. Просто: «Страховка». Я получил желаемое.

День спустя Лола и Сачетти явились за своим займом. Когда я протянул им чек, она прямо запрыгала от радости.

— Хотите экземпляр диссертации Нино?

— Был бы счастлив получить ее.

— Она называется «Значение коллоидных соединений в восстановлении низкопробной золотой руды».

— Буду ждать с нетерпением.

— Лгунишка… вы ее даже не станете читать.

— Прочитаю, сколько пойму.

— Во всяком случае, экземпляр с авторской надписью вы получите.

— Благодарю.

— До свидания. Может, на некоторое время вы от нас избавились.

— Возможно.

Глава 4

Все, о чем я вам рассказывал, произошло в конце зимы, где-то в середине февраля. В Калифорнии, конечно, февраль ничем не отличается от других месяцев, но вообще-то по календарю полагалось быть зиме. С этой поры, и в течение всей весны, поверьте мне, я потерял сон и покой. Если, взявшись за такое вот дело, вы не просыпаетесь сто раз посреди ночи, увидев во сне, что вас сцапали, потому что вы чего-то не учли, с нервами у вас намного лучше, чем у меня. Кроме того, существовали проблемы, которые мы не в силах были решить, вроде того, как заставить Нирдлинджера сесть в поезд. Это был крепкий орешек, и если бы нам не улыбнулась удача, может, нам так и не удалось бы с этим справиться. В здешних местах многие не любят путешествовать поездом. Они ездят повсюду на машине. Вот так путешествовал и он, когда возникала нужда, и от проблемы, как заставить его хоть однажды воспользоваться поездом, у нас не один день болела голова. Но в одном мы добились успеха, хотя и немало попотели над этим. Касалось это того подозрительного выражения, которое появилось на лице Нирдлинджера, когда я получил от него чек. Что-то за этим скрывалось, я это знал, ведь если бы в курсе дела оказалась его секретарша, особенно если после моего ухода он вышел бы к ней и отпустил какую-нибудь шуточку на счет того, как нежданно-негаданно отхватил двадцатку, позднее все это выглядело бы весьма неважнецки, какую бы историю я по этому поводу ни сочинил. Но ничего подобного не было и в помине. Филлис выведала всю подноготную, и меня поразило, какой удачей обернулось все это для нас. Он записал страховку автомобиля на счет компании, в графу расходов, и его секретарша все это уже зарегистрировала, когда явился я со своим предложением. Дело было не только в регистрации, ведь если он принимал мое предложение, у него еще оставался для отчета его аннулированный чек — я имею в виду первый чек. Все, что от него требовалось, — не проболтаться секретарше, тогда он мог положить эти двадцать долларов в карман, и комар носу не подточил бы. Он молчал как рыба. Не сказал даже Лоле. Но ему необходимо было похвастаться перед кем-то, какой он ловкач, и он рассказал все Филлис.

Еще меня беспокоили мои дела. Я боялся, что уровень моей работы снизится, и в конторе начнутся разговоры по этому поводу, начнут обсуждать, почему я гак сник. Ничего хорошего такой поворот событий мне не сулил, особенно в дальнейшем, когда начнется расследование. Пока готовилось это дело, я должен был продавать страховки, как мне прежде и не снилось. Я работал как бешеный, не упуская ни одного клиента, а уж как я нажимал на них, просто стыд. Хотите верьте, хотите нет, но в марте мои деловые показатели возросли на двенадцать процентов, подпрыгнули еще на два процента в апреле, а в мае, когда наибольшим спросом пользуются страховки автомобилей, я добавил еще семь процентов. К тому же я наладил связи с крупным агентством по продаже подержанных вещей, и это тоже сработало. По финансовым отчетам я выглядел лучше некуда. Той весной в обоих офисах меня берегли как зеницу ока. Все они снимали передо мной шляпы.

— Он собирается на встречу с университетскими друзьями. В Пало Альто.

— Когда?

— В июне. Почти через шесть недель.

— То, что нужно. Это то, чего мы ждали.

— Но он хочет ехать на машине и требует, чтобы я ехала с ним. Разразится жуткий скандал, если я откажусь.

— Вот как? Слушай, не валяй дурака. Повод неважен: встретиться с университетскими друзьями или только съездить в аптеку — мужик всегда охотнее отправится один, чем с женой. Он просто соблюдает приличия. Держись так, будто тебе наплевать на эту его встречу со старыми друзьями, и ты уговоришь его. Сама удивишься, как легко будет его уговорить.

— Приятно слышать.

— Может, тебе это и неприятно. Но сама увидишь.

Так все и вышло, но она возилась с ним целую неделю и не смогла заставить его отказаться от машины.

— Он говорит, что она ему необходима, и там масса мест, куда он хочет поехать, пикники и все такое, а если у него не будет машины, ему придется взять ее напрокат. Кроме того, он ненавидит поезда. Он в них плохо себя чувствует.

— А ты не можешь что-то нафантазировать?

— Пробовала. Разыгрывала всевозможные комедии, какие только могла придумать, а он не уступил ни на йоту. Я ломала такую комедию, что Лола теперь со мной почти не разговаривает. Она считает меня эгоисткой. Могу еще раз попытаться, но…

— Христа ради, не надо.

— Я могла бы это уладить. За день до его отъезда можно было бы вывести машину из строя. Испортить зажигание или еще что-нибудь. Так что ее хочешь не хочешь отправили бы в мастерскую. Тогда ему пришлось бы ехать поездом.

— Ни в коем случае не делай этого. Даже чтобы намека не было на что-то такое. Во-первых, если ты уже устроила сцену, это может показаться подозрительным, и, поверь мне, Лола позднее постарается выложить все. Во-вторых, машина нужна нам самим.

— Нам?

— Просто необходима.

— Я все еще не знаю… а что мы собираемся сделать?

— Узнаешь. Узнаешь заблаговременно. Но у нас должна быть машина. Нам нужны две машины — твоя и моя. Что бы ты ни делала, заруби себе на носу: машина должна быть на ходу. Она должна быть в превосходном состоянии.

— Может, нам лучше отказаться от этой затеи с поездом?

— Послушай, или это произойдет в поезде, или мы все это бросим.

— Бога ради, не рычи на меня!

— Избавь меня от ненужных забот, на которые мне начхать. Но при этом соблюдай осторожность — это все, о чем я тебя прошу. Все, о чем прошу.

— Мне просто любопытно.

— Хватит любопытствовать.

Два или три дня спустя нам улыбнулась удача. Филлис позвонила мне в офис около четырех часов.

— Уолтер?

— Да.

— Ты один?

— Это важно?

— Да, очень. Кое-что произошло.

— Я еду домой. Позвони мне туда через полчаса. Я был один, но не хотел искушать судьбу, разговаривая по телефону, который обслуживался через коммутатор. Я приехал домой, и пару минут спустя раздался телефонный звонок.

— Путешествие в Пало Альто лопнуло. Он сломал ногу.

— Что?!

— Я еще даже не знаю, как это случилось. Он удерживал собаку, соседскую собаку, которая погналась за кроликом, поскользнулся и упал. Сейчас он в больнице. С ним Лола. Через несколько минут его привезут домой.

— Да, это удар ниже пояса.

— Боюсь, что так.

Только за обедом до меня дошло, что это не удар ниже пояса, а наоборот, может, именно это и расставит все по местам. Я протопал не меньше трех миль, делая круги по своей гостиной в надежде, что Филлис сегодня вечером приедет, пока не услышал звонок в дверь.

— У меня всего несколько минут. Предполагается, что я поехала на бульвар купить ему что-нибудь почитать. Плакать хочется. Ну кто бы мог подумать!

— Слушай, Филлис, все это ерунда. Какой у него перелом? Я хочу знать    очень серьезный?

— Около лодыжки. Нет, не очень.

— Он на вытяжке?

— Нет. Сейчас груз есть, но его снимут где-то через неделю. Но он не сможет ходить. Он должен носить гипсовую повязку. Долго.

— Он сможет передвигаться. — Ты так считаешь?

— Если ты его заставишь.

— Что ты хочешь сказать, Уолтер?

— На костылях, он сможет подняться, если ты соответствующим образом его настроишь. С гипсовой повязкой на ноге он не сможет вести машину. Ему придется ехать поездом. Филлис, это то, о чем мы мечтали.

— Ты так думаешь?

— И еще вот что. Я тебе говорил: он сядет в поезд, но его там не будет. Теперь с этим все в порядке. У нас была проблема с его опознаванием там, помнишь? Эти костыли, нога в гипсе ведь это самые лучшие приметы, какие только можно придумать. Именно так. говорю тебе. Если тебе удастся вытряхнуть его из постели и заставить проникнуться мыслью, что он обязательно должен ехать, просто чтобы отдохнуть от всех этих передряг, дело в шляпе. Я в этом уверен. Дело в шляпе.

— Все же это опасно.

— А что в этом опасного?

— Я имею в виду: если у человека сломана нога, нужен постельный режим. Ведь я когда-то была сиделкой, я знаю. Такое нарушение позднее почти наверняка скажется пагубно на длине ноги. Я хочу сказать, что одна нога будет короче другой.

— Это все, что тебя волнует?

Прошло не меньше минуты, прежде чем до нее дошло. Будет ли у него одна нога короче другой — об этом не следовало беспокоиться.

В День памяти погибших на войне почту не разносят, но дневной дежурный посылает за ней в Главное почтовое управление. Для меня был большой пакет с надписью: «Лично». Я вскрыл его и обнаружил брошюрку. Она была озаглавлена: «Коллоиды в золотодобывающей промышленности. Исследование методов в разрешении проблемы». На титуле красовалась надпись: «Мистеру Уолтеру Хаффу с признательностью за помощь. Беньямино Сачетти».

Глава 5

Его поезд уходил в 9.45 вечера. Около четырех я отправился на Сан-Педро-стрит обсудить с управляющим компанией по производству виноградных вин договор по обязательствам работодателя. Не было ни малейшего шанса подписать этот договор раньше августа, то есть когда поступит виноград и его фабрика приступит к работе, но у меня был свой резон. Он объяснил, почему не готов еще заняться этим делом, но я прикинулся простофилей, а затем вернулся в офис. Нетти я сказал, что у меня, кажется, стоящий клиент, и заполнил на него формуляр. В формуляре автоматически проставляется дата первого посещения, а это как раз то, чего я добивался. Я подписал пару писем и около половины шестого уехал.

До дома я добрался около шести, и мой филиппинец уже был готов подавать обед. Я это предвидел. Сегодня было третье июня, а я должен был заплатить ему еще первого, но притворился, что забыл заехать в банк и потому отсрочил выплату. Однако сегодня я заехал во время ленча домой и заплатил ему. Это означало, что он ждет не дождется вечера, чтобы побыстрее смотаться отсюда и спустить полученное. Я разрешил подавать обед и суп оказался на столе прежде, чем я успел умыться. Я старался хоть что-нибудь проглотить. Он подал мне мясо с картофельным пюре, горошком, морковкой и на десерт фруктовый сок. Я так нервничал, что с трудом жевал, но кое-как доел. Не успел я допить кофе, как он уже вымыл посуду и переоделся в брюки кремового цвета, белые башмаки и носки, коричневый пиджак и белую рубашку с открытым воротом — в полной готовности отправиться на свидание. Раньше-то филиппинские парнишки, находившиеся в услужении, носили обычно то, что было в моде у голливудских актеров в прошлом сезоне, но теперь, кажется, все изменилось, и мальчишка из Манилы заткнет за пояс Кларка Гейбла.

Он ушел где-то без четверти семь. Когда он зашел ко мне наверх спросить, не нужно ли мне еще чего-нибудь, я раздевался, собираясь лечь в постель. Ему я сказал, что хочу полежать и немного поработать. Я взял бумагу, карандаши и сделал множество расчетов, как будто я вычислял сумму предстоящих выплат по взаимной ответственности для человека, с которым разговаривал сегодня днем. Такого рода расчеты, естественно, вы должны сохранить, и их надлежало вложить в папку, предназначенную для клиента. Я позаботился, чтобы пара записей была сделана сегодняшним числом.

Потом я спустился вниз и позвонил в офис. Ответил Джой Пит, ночной дежурный.

— Джой Пит, это Уолтер Хафф. Не окажете ли мне услугу? Поднимитесь в мою контору и там, прямо на столе, найдете мой тарифный справочник. Это блокнот с отрывными листами, в мягкой кожаной обложке, с оттиснутой золотом моей фамилией, в нем тарифные ставки. Я забыл захватить его с собой, а он мне нужен. Возьмите его и подошлите ко мне домой с посыльным прямо сейчас.

— Ладно, мистер Хафф. Сейчас сделаю.

Пятнадцать минут спустя он позвонил и сказал, что не смог его найти.

— Я обыскал весь стол, мистер Хафф, и посмотрел везде в офисе, но такого блокнота там нет.

— Должно быть, Нетти заперла его.

— Я могу позвонить ей, если хотите, и спросить, куда она его положила.

— Да не стоит, особо острой необходимости нет.

— Извините, мистер Хафф.

— Обойдусь без него.

Я положил этот тарифный справочник в такое место, где его никогда не найти. Но у меня появился человек, который звонил мне сегодня вечером домой, и я был на месте, в трудах праведных. Нужны были еще свидетели. Говорить что-нибудь такое, чтобы он запомнил число, не было необходимости. Он должен вести журнал и заносить туда все, что делал, не только с указанием числа, но также и времени. Я посмотрел на часы. Было 7.38.

Без пятнадцати восемь снова зазвонил телефон. Это была Филлис.

— Синий.

— Синий есть.

Это была проверка: какой костюм он наденет. Мы были почти уверены, что синий, но мне нужна была полная гарантия, так что она должна была выскользнуть в аптеку якобы за зубной пастой и позвонить. Ни малейшей опасности быть выслеженной: с автоматов никаких записей не ведется. После ее звонка я оделся. Я также надел синий костюм. Но прежде я забинтовал себе ногу. Наложил на нее толстую марлевую повязку, а сверху обмотал лейкопластырем. Выглядело все это так. будто под пластырем на лодыжке находилась гипсовая повязка, но гипса не было. Я мог избавиться от нее за десять секунд, когда она станет не нужна. Надел ботинок. С трудом зашнуровал его, но именно этого я и хотел. Проверил очки в роговой оправе — точную копию его очков. Они лежали в кармане, как и 58 дюймов легкой бумажной веревки, свернутой в небольшой моток. Там же была рукоятка, которую я смастерил наподобие ручки на продуктовых пакетах, только тяжелее, из железного прута. Мой пиджак оттопырился, но меня это не заботило.

Без двадцати девять я позвонил Нетти:

— Вам не попадался на глаза до моего ухода тарифный справочник?

— Вроде бы нет, мистер Хафф.

— Мне он нужен, и я не знаю, куда его подевал.

— Думаете, потеряли?

— Не знаю. Звонил Джою Питу, и он не смог найти, понятия не имею, куда его засунул.

— Если хотите, могу заехать и поискать…

— Нет, это не столь важно.

— Я его не видела, мистер Хафф.

Нетти живет в Бербанке, так что это был междугородний разговор.  Запись покажет,  что я звонил из дома в 8.40.

Отделавшись от нее, я вскрыл крышку телефонного аппарата и вставил вертикально половинку визитной карточки напротив язычка звонка — в случае если бы телефон зазвонил, она бы упала. Затем я проделал то же самое со звонком у двери в кухне. Я, очевидно, буду отсутствовать часа полтора и должен знать, звонил ли кто-то в дверь или по телефону. Если позвонят, значит, я в это время принимал ванну, дверь была закрыта, шумела вода, поэтому я не слышал. Но я должен знать.

Установив карточки, я сел в машину и отправился в Голливудленд. Он в нескольких минутах езды от моего дома. Я припарковался на основной магистрали, в двух минутах ходьбы от ее дома. Я должен находиться там, где машина не привлечет внимания, но в то же время мне нельзя останавливаться слишком далеко, чтобы не пришлось долго идти пешком. Особенно с этой ногой.

Сразу за поворотом от дома растет большое дерево. Других домов поблизости нет. Я прошмыгнул за дерево и замер в ожидании. Я ждал не больше двух минут, но они мне показались часом. Затем я увидел огни фар. Машина вышла на поворот. Филлис за рулем, а он — рядом, костыли под локтем, у боковой дверцы. Поравнявшись с деревом, машина затормозила. События развивались точно по сценарию. Теперь предстояло самое трудное. Проблема заключалась в том, как заставить его выбраться на минутку из машины; сумки на заднем сиденье и все остальное расположено так, чтобы я мог туда втиснуться. Если бы он был в норме, на двух ногах, вопрос решился бы просто, но заставить калеку вылезти из машины, где он уже устроился, и вдобавок при наличии рядом с ним здорового человека, — все равно что вытащить из машины гиппопотама.

Она начала точно так, как я ее учил:

— Не знаю, где моя сумочка.

— Разве ты ее не взяла?

— Мне казалось, взяла. Посмотри на заднем сиденье.

— Нет там ничего, кроме моих вещей.

— Не могу представить, куда я ее дела.

— Поехали, опоздаем. Вот мелочь. Этого достаточно до моего возвращения.

— Должно быть, я оставила ее на софе. В гостиной.

— Ладно, ладно, ты оставила ее на софе в гостиной. А теперь поехали.

Она приступила к исполнению роли, которую я репетировал с ней раз сорок. Единственное, о чем она его просит: выйти и принести сумочку. Наконец я вколотил в ее башку, что если она так сделает, то просто даст ему основание спросить, а почему бы ей самой не вылезти и не взять ее, чтобы ему не приходилось вытаскивать костыли. Я доказывал ей, что для нее единственный шанс — притвориться глухонемой, не заводить машину и ждать, что он вылезет; в конце концов, он так разозлится, боясь опоздать на поезд, что изобразит из себя мученика и займется этим сам. Она вела себя так, как ее учили.

— Мне нужна моя сумочка.

— Зачем? Доллара недостаточно?

— Но в ней моя губная помада.

— Слушай, можешь ты понять своей пустой башкой, что мы должны успеть на поезд? Это же не путешествие на автомобиле, когда можно отправляться в любое время. Это поезд, и он уйдет в девять сорок пять, как ему и положено. Поехали. Заводи.

— Вот как ты все повернул.

— Как?

— Я всего лишь сказала, что мне нужна моя…

Он разразился потоком проклятий, и наконец я услышал стук костылей у боковой дверцы машины. Как только он скрылся за поворотом, ковыляя обратно к дому, я нырнул в машину. Мне пришлось залезть через переднюю дверь и перебраться на заднее сиденье, чтобы он не услышал, как закрывается задняя дверца. Это тот звук, который всегда достигает ушей, — звук захлопывающейся дверцы машины. Я скорчился на полу, в темноте. На сиденье лежали его сумка и портфель.

— Я сделала все как надо, Уолтер?

— Пока все в норме. Как ты избавилась от Лолы?

— Без проблем. Ее пригласили в лос-анджелесский университет на какое-то мероприятие, и я ее подбросила к семичасовому автобусу.

— Прекрасно. Давай теперь задний ход, чтобы ему не пришлось столько идти. Попытайся его утихомирить.

— Ладно.

Она подала машину к двери, и он снова забрался в нее. Она дала газ. Поверьте, жутко неприятно оказаться свидетелем семейных дрязг и слушать, о чем говорят между собой муж с женой. Как только она его немного успокоила, он принялся скулить по поводу Белл, как она то и дело что-нибудь роняет, прислуживая за обедом. Она присоединилась к нападкам на Белл, сказав, что та перебила уйму посуды. Потом они переключились на какого-то Хоби и женщину по имени Этель, кажется, жену Хоби. Он сказал, что у него с Хоби все кончено, и Хоби также мог бы это понять. Она ответила, что Этель ей раньше нравилась, но в последнее время она стала слишком задирать нос. Они высчитывали, они задолжали обед Хоби и Этель или те — им, и выяснили, что один обед — за ними, тогда они решили, что, сбросив его с плеч, положат конец знакомству. Договорившись по этому вопросу, они перешли к обсуждению его поездки в Пало Альто и решили, что он там постоянно будет пользоваться такси, даже если это будет немало стоить. Потому что если ему придется таскаться повсюду на костылях, никакого удовольствия от пребывания там он не получит, а кроме того, еще может и перенапрячь ногу. Филлис говорила об этом так, будто он действительно направлялся в Пало Альто, а у нее на уме ничего плохого не было. Женщины — странные существа.

Позади, с того места, где я находился, ничего не было видно. Я старался даже не дышать, опасаясь, что он услышит меня. Она должна была вести машину гак, чтобы не делать внезапных остановок, или не запутаться в потоке машин, или не совершить еще чего-то, что заставило бы его обернуться, заинтересовавшись происходящим сзади. Он не оборачивался. Во рту у него торчала сигара, и, откинувшись па спинку сиденья, он курил ее. Немного погодя она дала два резких сигнала. Это был условный знак, что мы въехали в темную улицу, выбранную нами заранее в полумиле от станции.

Я поднялся, зажал ему рот рукой и оттянул его голову назад. Он обеими руками вцепился в мою руку. В его пальцах все еще была зажата сигара. Вынув ее свободной рукой, я передал ей. Она взяла. Я схватил один из костылей и зацепил его за подбородок. Не буду рассказывать, что я сделал потом. Но через две секунды он сполз на сиденье со сломанной шеей, и не осталось никаких следов, кроме отметины на носу от перекладины костыля.