Все имеет свою цену

Ганс Гельмут Кирст создает серию детективных романов, объединенных одним героем. Константин Келлер — этакий немецкий Мегре, столь же проницательный и непроницаемый, столь же безошибочный в своих предчувствиях и расчетах. Для очеловечивания этого супермена ему — вместо все понимающей и незаменимой мадам Мегре — придана собака Антон — столь же незаменимая и всепонимающая. Неизменной остается и схема: действие разворачивается на протяжении трех суток, в которые втиснуто изрядное количество преступлений: два киднэпинга (один кончается смертью ребенка), два ограбления банка (одно удавшееся, второе нет), парочка убийств: полицейского и бывшей мисс Европы, а ныне постаревшей и поблекшей дамы полусвета. Происходит все это в Мюнхене, город этот — еще один герой Кирста, который он не устает живописать.

Баварская столица невероятно жарким летом 1973 года предстает в романе Все имеет свою цену (Alles hat seinen Prels) задыхающимся, то и дело прикладывающимся к кислородным подушкам организмом. Как и в предыдущих книгах, Кирст широко вводит в текст подборки подлинных цитат из подлинных газет описываемого периода, иллюстрирующие жизнь города. 20-месячный ребенок умер от голода — его мать трое суток кряду была занята в салоне массажа (эвфемизм для публичного дома)… Муж убил свою жену в перепалке из-за запаха супа… Самый удачливый автомобильный вор всех времен собирайся писать автобиографию… 74-летняя пенсионерка несколько недель пролежала мертвой в своей квартире… Газетная реальность смыкается с реальностью, созданной воображением автора, и возникает образ города-чудовища, безжалостно и методично пожирающего своих детей. А рядом — сообщения из другого Мюнхена, из мира увеселительных кварталов, где бесконечно длится традиционный карнавал, сообщения о том, кто сколько ел и выпил на состоявшемся празднике, в каком платье была расплывшаяся миллионерша до того, как, разгоряченная весельем, содрала с себя оное; описание нового автомобиля, приобретенного знаменитым портным, фотографии детей звезды порнографического кино, которых у нее отобрали по суду… Второй лик города: обнаженное чудовище, вихляющееся в непристойном танце.

Этот прием — смыкания реальности газетной и внутрикнижной — использовался Кирстом и раньше, здесь, пожалуй, он дает особенно выраженный эффект. Но наиболее интересным в книге представляется обращение к молодежной теме. Хотя в последнее время наметился явный спад активности многочисленных групп левых экстремистов, анархистов и террористов (это дало повод одному из журналистов язвительно заметить, что Ульрика Майнхоф покончила с собой вовремя), тема эта по-прежнему остается для литературы ФРГ, пожалуй, темой номер один. Можно, вероятно, усмотреть некоторую закономерность в том, как показано молодежное движение у Кирста (да и не только у него: как мы увидим дальше, о том же пишет и Рихард Хей) — бунтующие студенты оказываются среди околопреступных элементов. Действительно, сообщения об акциях молодежных групп сплошь да рядом помещаются в разделе полицейской хроники. Организатор всех происходящих в книге преступлений Шлезингер, желая прикрыть ограбление банка, финансирует студенческую демонстрацию, отвлекающую силы полиции и парализующую уличное движение в заданном районе. Лидер студентов Ашаффенбург — недоучившийся юрист, обладающий бесспорным талантом оратора, революционер по призванию, как скоропалительно характеризует его автор,— нимало не смущается тем, что капиталистическая акула щедро жертвует на дело, конечная цель которого — покончить с капитализмом. Впрочем, говорить о четко определенной программе никак не приходится — вряд ли кто из студентов ясно представляет себе, за что и против чего он борется, в чем смысл выдвигаемых ими лозунгов. Этим, вероятно, и объясняется такая неразборчивость: цель оправдывает средства, поясняет Ашаффенбург.

Подобная нравственная глухота отличает, впрочем, всех героев книги, начиная от Шлезингера, который, по выражению одного из персонажей, в своем полном отказе от общепринятой морали берет пример с Гитлера, и кончая кинодивой Муки Штейн, куда более привередливой в выборе блюд ресторанного меню, нежели партнера. Не случайно одной из самых интересных сцен в романе стал эпизод, не имеющий непосредственного отношения к развитию интриги и занимающий отнюдь не центральное место, но выразительно демонстрирующий искажение массового сознания, метко охарактеризованное одним из героев: Так, пожалуй, скоро начнут почитать убийство всенародным долгом. В самолете, приземлившемся в Мюнхенском аэропорту, психически больной пассажир задержал в качестве заложницы стюардессу. Помимо нарядов полиции, в аэропорт стекаются толпы фоторепортеров, журналистов, праздных бездельников, зевак. Те, кто не может приехать, занимают места у телевизоров. Заключаются пари: кто кого раньше убьет. Никого, в общем, не волнует судьба девушки, то, что ставкой оказывается человеческая жизнь: столько народу погибает каждый день, тут просто редкая возможность стать очевидцем преступления или наказания, кто же в силах от этого отказаться… Выразительность этой сцены (списанной, кстати, с натуры — это подлинное происшествие) И объясняется, видимо, тем, что здесь вместо традиционных для жанра масок — ловкий преступник, проницательный детектив, глупый полицейский чиновник и тому подобное — предстают живые люди, движимые непридуманными страстями. Таков эффект ожившей газетной страницы.

Оцените статью
Добавить комментарий