Лучшие романы Сомерсета Моэма

Лучшие романы Сомесета Моэма

Среди двадцати романов, опубликованных Сомерсетом Моэмом между 1897 и 1948 годами, и читатели, и критики — в этом смысле разногласий не наблюдается — лучшими признают четыре: Бремя страстей человеческих (1915), Луна и грош (1919), Пироги и пиво (1930) и Острие бритвы (1944). Очень удачной представляется мысль сравнить романы Пироги и пиво и Острие бритвы, разделенные полутора десятками лет, совершенно несхожие по житейским, социальным и психологическим ситуациям, но все же родственные между собой именно тем, что оба они открывают читателю несколько иного Моэма, обогащают наше представление о нем. Если возможен такой парадоксальный образ, как Моэм-лирик, Моэм, который с нежностью и доверием взирает на человеческое существо, возникающее под его пером, — то в обеих книгах, в каждой из них на свой лад, этот образ присутствует. Конечно, в каждом из них есть и Моэм-сатирик, скептик, ведущий свой невозмутимо едкий комментарий с ярмарки житейской суеты, — будь это лондонский литературный салон начала века, или чикагская аристократическая гостиная, или злачные места Парижа. Но непривычно мягкая, непривычно взволнованная интонация все время пробивается на поверхность, как бы раздваивая наше восприятие.

Еще одна общая особенность этих романов: каждый из них был связан с определенными обстоятельствами биографии автора. И, наконец, оба они имели особый читательский резонанс, хотя и по совершенно разным причинам. Заглавие Пироги и пиво, или Скелет в шкафу сразу приобщает нас к писательскому замыслу: в нем есть и юмор, и пародийность. Первая половина его позаимствована из шекспировской Двенадцатой ночи (слова сэра Тоби, обращенные к Мальволио: Думаешь, если ты такой уж святой, так на свете не будет больше ни пирогов, ни хмельного пива?). Вторая — общеупотребительный английский идиом, означающий скандальную фамильную тайну. Замысел, как это нередко бывало у Моэма, первоначально предназначался для рассказа. Ранняя запись в дневнике содержит набросок сюжета: …меня просят написать воспоминания о знаменитом романисте, друге моего детства, живущем в У. с женой, заурядной женщиной, отнюдь не сохраняющей ему верности. Там он пишет свои великие произведения. Позже он женится на своей секретарше, которая с ним нянчится и постепенно делает из него выдающуюся личность. В 1880-х годах в Уайтстебле жил безвестный литератор с семьей, человек добродушный и общительный, который вел довольно богемный образ жизни и в один прекрасный день исчез из города со всеми домочадцами, оставив множество долгов. Рассказ так и не был написан, а фигура безвестного литератора сослужила свою службу в Пирогах и пиве — с нее был отчасти списан Эдуард Дриффилд в пору своей безвестности.

Моэм редко изображал литературную среду в своей прозе, Пироги и пиво — и в этом смысле необычная книга: помимо того, что добрая часть повествования посвящена сценам из быта литературного Лондона конца XIX — начала XX веков, три главных его персонажа — писатели. Это: Эдуард Дриффилд, Элрой Кир и сам рассказчик Уилли Эшенден — очередная литературная маска Сомерсета Моэма. Здесь он предстает в собственном своем возрасте, в обличий суховатого, саркастичного, проницательного джентльмена, автора с прочной, хотя и не сенсационной репутацией. В Элрое Кире — модном и пробивном беллетристе, снобе, добродушном себялюбце и карьеристе (все эти качества с успехом заменяют ему талант) с ужасом узнал себя Хью Уолпол, очень популярный в свое время романист. Очевидно, портрет был убийственно похож — оригинал узнали многие. (Моэм отрицал, что именно Уолпол послужил прототипом данного персонажа, но позднее признавался в этом в частных беседах.) Но если Элрой Кир был встречен в литературных кругах с веселым добродушием, то Эдуард Дриффилд оказался источником больших неприятностей для Сомерсета Моэма. В 1928 году — за два года до выхода романа — умер Томас Гарди, к тому времени к этому званию был достаточно долог и тернист. В Дриффилде и критика, и читательская аудитория узнали Томаса Гарди, что вызвало общее и шумное возмущение. Шокирующие аналогии во многом были обоснованы: внешность Дриффилда — ив зрелые годы, и в глубокой старости, положение писателя-патриарха, пришедшее лишь на склоне лет, два брака, наконец, жесткий реализм его поздних сельских романов, в свое время осужденный как чрезмерный, — все это действительно ассоциировалось с автором Тэсс и Джуда Незаметного. С другой стороны, между литературным образом и реальным лицом были коренные различия: плебейское происхождение Дриффилда, его прошлое матроса, его склонности к простецким развлечениям, отсутствие щепетильности в денежных делах, да и обе его жены — все это с жизнью и характером Гарди не имело ничего общего. На этот раз категорические утверждения Моэма, что Эдуард Дриффилд — лицо собирательное и вымышленное и в его замысле никакого посягательства на честь английского классика не было, соответствовали истине. Тем не менее успеху романа сопутствовал скандальный привкус, немало ему повредивший. С линией Дриффилда — Эшендена связана вторая часть заглавия книги: …или Скелет в шкафу. Кажется, что может быть несообразнее в приложении слова скелет к героине книги — очаровательной, пышущей здоровьем и жизнелюбием Рози? Однако именно она, бывшая барменша из матросского трактира, а затем законная жена Дриффилда, позднее от него сбежавшая, и оказывается тем самым скелетом в шкафу, с которым не знают, как поступить и биограф, и вторая супруга знаменитого старца. Ведь с этой «вульгарной бабенкой» связана пора творческого расцвета Дриффилда — после того, как она оставила мужа ради торговца углем из Блэкстебла, Дриффилд не написал уже ничего значительного — он только превращался в «живой монумент» под эгидой литературных дам типа миссис Бартон Траффорд и благомыслящих критиков типа Элроя Кира.

Рози Дриффилд имеет непосредственное отношение и к Эшендену, как выясняется в ходе его воспоминаний, но отношение ее к самому Моэму оставалось скрытым десятки лет. А подлинное имя женщины, которая была се прототипом, стало известно лишь после смерти писателя. В предисловии к переизданию Пирогов и пива (1950) Моэм сделал признание, которое было для всех неожиданным, — настолько тщательно зашифровал он в свое время реальное лицо, изображенное под именем Рози:

В юности я был близок с молодой женщиной, которой в этой книге дал имя Рози. Она обладала серьезными недостатками, способными приводить в бешенство, но была прекрасна и честна. Связь наша в конце концов распалась, как все связи подобного рода, но память об этой женщине жила во мне год за годом. Я знал, что рано или поздно введу ее в роман. Подлинное имя героини открыл в конце 60-х годов художник Джералд Кэлли, знавший ее с начала 1900-х годов. Это была Этельуинн Джонс, дочь известного драматурга Генри Артура Джонса, актриса — играла она и в пьесах Моэма. Она отличалась безыскусственным, открытым и доброжелательным нравом, была очень хороша собой и в молодости вела весьма свободный образ жизни. Роман ее с Моэмом продолжался лет восемь, она могла, но не захотела стать его женой и впоследствии вышла замуж за английского аристократа. Таков был прототип, вернее, прообраз Рози Дриффилд, крестьянской девушки из Кента, не выдержавшей роли жены маститого писателя. Ничего удивительного, что Рози считалась полностью вымышленной фигурой, учитывая то, как тщательно замаскировал автор ее реальную модель. Но для Моэма тайная связь между Рози и Этельуинн была абсолютно реальна: он так хорошо знал свою возлюбленную, что облик ее — необыкновенно мягкий, женственный, сияющий ровным светом милой доброты и спокойствия,— очень естественно отлился в облик Рози Дриффилд. И самый аморализм этой неверной жены и любовницы Моэм — Эшенден воспринимает как нечто естественное и почти беспорочное, нечто сродное щедрости природы. Разумеется, все это не исключает страданий, но, страдая, ни Эшенден, ни Дриффилд не проявляют злопамятства. Рози — не разрушительница, не мучительница, как Милдред из Бремени страстей человеческих, — она просто добра и человечна. Теплое, мажорное звучание мелодии Рози находит отзвук и в других темах романа. Любопытно, что и сам Блэкстебл, и семья приходского священника, в которой живет сирота — юный Эшенден, и даже закрытая школа в соседнем Теркенбери (читай: Кентербери) здесь предстают в совершенно ином свете, чем в Бремени страстей, хотя основой писателю служат те же самые личные воспоминания, что долго мучили Моэма. Все приобрело более светлую ностальгически-юмористическую окраску, и вместо несчастливого, трудно растущего Филина Кэри в ретроспективном рассказе Эшендена возникает смешной, не складный, пропитанный снобизмом подросток, которого приручили и пригрели подозрительные в глазах добропорядочных обывателей Дриффилды. И нынешний Эшенден — личность в общем мало симпатичная, литератор, искушенный в житейских делах и секретах карьеры,— проявляет истинную верность их памяти и абсолютно не намерен подбросить Элрою Киру соответствующий материал для биографии Дриффилда-монумента — то есть порочить его первую жену.

Если Бремя страстей человеческих — самая исповедальная книга Сомерсета Моэма, Луна и грош — самая темпераментная, Пироги и пиво — самая веселая и лиричная, то Острие бритвы — самая философичная; вернее, это единственное его художественное произведение, в котором сквозное действие определяется духовными поисками героя. После Острия бритвы Моэм опубликовал лишь два исторических романа (Тогда и теперь, 1946, и Каталина, 1948), не представляющих серьезного интереса, так что книгу эту можно считать завершением и в какой-то мере итогом его писательского пути. Итог, на первый взгляд неожиданный: неожиданно не только содержание романа, но и сама позиция рассказчика, здесь максимально приближенного к автору.

Сомерсет Моэм, прагматик, агностик, совершенно чуждый какому-нибудь мистицизму, вводит в свое повествование тему Веданты — древнеиндийского религиозного учения и излагает устами своего героя основы этого учения. Некоторые факты литературной биографии писателя говорят о том, что интерес его к религиозно-философским исканиям, вернее — религиозно-нравственным, не был чем-то совсем новым либо случайным. Современные святые — люди добрые и бескорыстные, осмеянные и поруганные своими ближними, встречаются у него неоднократно, начиная с рассказа Скверный пример (1899) и кончая последней его пьесой Шэппи (1933). Криминально-мелодраматический роман Тесный угол (1932) с подлинно моэмовской игрой темных страстей, развертывающейся на экзотическом фоне, содержит размышления о буддизме, а в центре действия фигура идеалиста-романтика Кристессена. В романе Раскрашенная вуаль (1925) героиня — суетная молодая женщина преклоняется перед тихой самоотверженностью католических монахинь, которые выхаживают больных и брошенных детей в охваченном эпидемией китайском городе. Заметим, кстати, что и зловещая фигура миссионера Дэвисона из рассказа Дождь более всего отталкивает своим беспощадным нетерпимым фанатизмом; по Дэвисон — не лицемер и не ханжа, а человек, страстно убежденный, не жалеющий себя ни в чем: он готов послать в тюрьму падшую женщину, но себя за падение казнит смертью.

Таким образом, хотя Моэм никогда не был — да и здесь не стал религиозным писателем, этот аспект романа Острие бритвы подготовлен предшествующей историей творчества и не ради одного, лишь эффекта на вопрос: долго ли он работал над Острием бритвы, — писатель ответил: Шестьдесят лет.

Оцените статью
Добавить комментарий

  1. Robertftt

    Привет! Я на работе просматриваю ваш блог с моего нового iphone 4! Просто хотел сказать, что мне нравится читать ваш блог, и я с нетерпением жду всех ваших сообщений! Продолжай в том же духе отличную работу!

    Ответить
  2. Lana Miasnikova

    а мне нравится ‘Острие бритвы ‘.. для тех, кто ищет смысл этого …’балагана »/жизни

    Ответить
  3. boy

    «Я вообще не ходил бы смотреть свои пьесы, ни в вечер премьеры, ни в какой другой вечер, если бы не считал нужным проверять их действие на публику, чтобы на этом учиться, как их писать».

    Ответить
  4. Chupacabra

    В 1947 году писатель утвердил «Премию Сомерсета Моэма», которая присуждалась лучшим английским писателям в возрасте до тридцати пяти лет.

    Ответить
  5. Ирина

    Существует более поздняя, сокращённая автором за счёт ненужных подробностей редакция романа, в русском переводе издана как «Бремя страстей»

    Ответить
  6. Никита

    Лучший — «Бремя страстей человеческих» все равно. Что ни фраза, то — цитата

    Ответить
  7. Марина

    Очень люблю детективные серии. К своему стыду про этого автора не слышала. Спасибо, что рассказали. Будем читать.

    Ответить