Сначала История создала Ее Величество Читающую Публику. Это были люди достаточно образованные, чтобы ценить интеллектуальные приключения. Они обладали некоторым свободным временем и досугом. И, наконец, последнее по месту, но не по важности условие: те, кто составлял Публику, зарабатывали себе на хлеб однообразной работой, вели серую и скучную жизнь, не оставляющую места для сильных эмоций, ярких страстей и решительных поступков. Приключение было необходимым для Публики, как соль необходима для приготовления пищи. Иначе мир и существование в нем оказывались чересчур пресными.
Поэтому должен был возникнуть роман, действие которого происходило в далеких экзотических краях или в иные времена. Литература этого рода не признавала простых персонажей — ей были потребны герои, легко ставящие на карту собственную жизнь, прекрасно владеющие шпагой, пистолетом или винчестером. Кровожадные индейцы, морские и сухопутные пираты, коварные бандиты заполонили бумажные моря, прерии, вельды. Ветер романтики зашелестел страницами Майн Рида, Фенимора Купера и Александра Дюма-пера. Нежные, невинные и преданно любящие девушки, честь и жизнь которых необходимо было постоянно спасать, украсили своим присутствием страницы приключенческого романа. Наградой счастливому защитнику — победителю злодеев — становился нежный взгляд или мимолетное прикосновение нежной ручки.
Но чтобы Герой сумел преодолеть все преграды, ему мало было ловкости, отваги, умения скакать на мустанге и владения приемами фехтования и стрельбы. Ему пришлось стать Следопытом, научиться по примятой травке, сломанной веточке прочитывать все подробности случившейся накануне драмы. Более того, Герою понадобился изощренный ум, чтобы разгадывать козни злодеев и противопоставлять им свои благородные и добрые намерения.
Теперь до детектива оставался один шаг. Вернее, одна метафора.
Кто-то должен был увидеть большой город, где обитала Читающая Публика, как джунгли загадочные и опасные. Собственно, так оно и было. Газеты кричали о преступлениях, и часто злодеи оставались безнаказанными, растворялись бесследно где-то у самого дна мегаполиса. Малины и прочие пристанища ангелов для среднего читателя являлись не менее экзотическим и недоступным местом, чем тайные тропы делаваров, могикан или ирокезов. На смену Сабатини готовы были прийти Эжен Сю и Крестовский.
Следопыт в урбанизированной среде обязан видоизмениться. Сверхъестественная наблюдательность направляется на иные следы, расчет сменяется вполне наукообразным методом логической дедукции.
Теперь сцена готова для появления сумрачного гения — Эдгара По.
Мало кому известно, что наука о шифрах и дешифровке — криптография, очень многим обязана писателю. Идеи Эдгара По до сих пор лежат в основе всех построений современной теории кодирования. Он был великим логиком. И одновременно — великим мистиком, возможно; потому, что лучше других чувствовал границы возможностей строгого рассуждения. Для умеющего точно и доказательно мыслить человека особенно страшны необъяснимые, не поддающиеся законам явления. Представляется символичным, что железную логику детектива изобрел писатель, глубже других чувствовавший радость ужаса и привлекательность тайны. Детектив всегда рядом с готическим романом. Он — оборотная сторона страха, попытка преодолевать испуг при помощи разума.
Новый жанр — детектив — вышел из головы Своего создателя, как богиня разума Сперина из уха Эевса, полностью оформленным. Герой и его второе я — рассказчик необходимый, чтобы оправдать объяснение непостижимых логических ходов Дюпена. Тайна и абсолютно доказательная основанная на фактах и их научном объяснении, разгадка. Преступление как точка приложения интеллектуальной силы. Даже один из главных сюжетообразующих мотивов — убийство в запертой комнате придумал Эдгар По. Понятно, почему многие теоретики жанра заявляют: весь цикл о Шерлоке Холмсе помещается в новеллу Убийство на улице Морг, как в футляр.
Классический детектив просуществовал от Эдгара По до Агаты Кристи. Достаточно быстро он приобрел все черты занимательной интеллектуальной игры, где автор обязан сразу дать необходимый для верного определения злодея набор сведений. Главная притягательность его — соревнование между Сыщиком и Читателем. И горе автору, если он смухлюет, утаит решающе-важную деталь или читатель окажется проницательнее расследователя.
Но к реальной жизни классический детектив не имеет отношения. Настоящее преступление совершают не джентльмены-интеллектуалы. И появляется Жорж Сименон. Комиссар Мегрэ — неплохой логик, хотя до Холмса, не говоря уже о Дюпене, ему почти так же далеко. Как любому из читателей детектива. Метод поиска преступника, применяемый Мегрэ, кто-то сравнил системой Станиславского. Мудрый по-житейски флик изучает способ существования каждого из персонажей совершившейся драмы, проверяет факты, выстраивая их в цепь доказательства, не столько логикой, сколько житейским здравым смыслом. Когда сыщику удается наконец перевоплотиться в героя, почувствовать его надежды, страх и отчаяние, тогда преступление быстро раскрывается.
Другим шагом к разуму в детективе было появление черной серии в США — Дешила Хэммета, Реймонда Чандлера и других. О них сегодня пишут много, я адресую читателя к переизданиям произведений этих авторов. Замечу только, что равный богам своей проницательностью и наблюдательностью сыщик уступил место в книгах Чандлера усталому неудачнику Филиппу Марлоу, которого не бьет только ленивый. И все равно Марлоу оказывается победителем. Правда, в полном соответствии с законами не столько жанра, сколько жизни, победитель не получает ничего.
История детектива, отметим в скобках, дает поразительный материал для анализа того, как изменялись мечты людей, читателей. Ведь успех книге гарантирует лишь совпадение с тем, что западные социологи называют коллективным бессознательным. Одновременно эволюция героя детектива показывает, как выцветали представления о справедливости, мельчали романтическое порывы и вера в силу одиночки. Кто теперь возомнит, будто он способен вершить судьбы королев и держав, как когда-то Д’Артаньян? Только не Фил Марлоу. Его притязания куда как скромные. Опыт истории двадцатого века, пусть еще только подступавшего к главным событиям, впитан личностью и сыщика, и читателя.
Триллер отпочковался от детектива. Это было закономерное развитие жанра по направлению к реальности. Процесс организации и совершения преступления оказался не менее интересным, чем история его раскрытия. Новая разновидность жанра могла более полно изобразить изменения, которые произошли в мире. Гангстерские корпорации, связанные со власть имущими, превратили преступление в разновидность промышленного производства. Что способен сделать Холмс со всей его логикой, когда мотив, скажем, убийства связан не с личностью нажавшего на курок. A с интересами гигантского теневого концерна.
Мегрэ не любил американцев, потому что его метод пробуксовывал: как вжиться в перипетии войны семей мафии? Здесь уж не до системы Станиславского и не до психологических извивов. Старый добрый детектив оказался вновь на путях приключенческого романа или уже военной прозы, где лейтенанты (только теперь уже мафиозные) бросают подчиненных солдат на штурм фортеции противника.
Триллер, полный насилия и неожиданных поворотов сюжета, в абсолютном соответствии со своим наименованием1, потрясал и пугал читателя. Детектив вновь протянул руку своему близкому родственнику – роману ужасов.
Здесь следовало бы поставить точку и обратиться к теме детектив и кинематограф. Однако мы ни слова не сказали о ещё одной разновидности романа о преступлении. Наверное, этот подвид детективного жанра был создан у нас. Хотя прижился он и в США. Речь идет о производственном романе из жизни полиции, как литературовед Вулис классифицировал творчество Aркадия Адамова. Классический детектив подчеркнуто существуем вне быта, вне семьи, вне любви — Холмсу или Пyapo женщины противопоказаны, сыщики — суть логические машины и обязаны сохранять бесстрастность. Да и мадам Мегрз появляется рядом с супругом весьма нечасто. Одинок и Филипп Марлоу. Женщина — противник или символ невозможного счастья. Иную функцию отлаженный, крепко свинченный сюжет просто не потерпит. (Конечно, она может быть жертвой, мстительницей, преступницей наконец — тогда главное не в том, что она женщина).
Производственный роман подразумевает и быт, и любовь, даже соцсоревнование между сыщиками. Его структура достаточно аморфна. Чтобы вместить все. Герой утрачивает черты романтической исключительности. Он теперь — просто чиновник, выполняющий более или менее нудную работу более или менее добросовестно. Детектив как жанр здесь перестает выполнять свою главную функцию отвлекать от унылого существования. Зато он идеологизируется. Злодей, действующий среди добросовестных тружеников, отлично иллюстрирует формулу если кто-то кое-где у нас порой. И американцы использовали производственно-полицейский» жанр с целями сугубо идеологическими — когда необходимо было привлечь симпатии публики к блюстителям порядка — копам.
Итак, три детективных романа, собранные под одной обложкой, объединены тем, что каждый из них стал предметом пристального интереса самого массового из искусств и послужил основой для незаурядного фильма. Вторая черта сходства — то, что ни одна из них. Строго говоря, детективом считаться не может. Роман ужасов, роман воспитания, роман фатума, трагического ослепления перед лицом судьбы. Случайность ли это?
Кино возвращает детектив к массовому восприятию. Почему мы говорим возвращает? В основе детектива — потрясение чувств читателя или зрителя, дословно переводя — сенсация. Известно, что любая эмоция многократно усиливается совместным переживанием, потому кино не приемлет интеллектуальную игру. Оно возвращает классический детектив к его истокам — к приключению и тайне, к страху и судьбе. Уход от чистого криминального жанра к более древним его предкам дает возможность художнику создать историко-культурную перспективу для рассказываемой истории. Углубить моральные оценки происходящего. Так кинематограф осваивает опыт литературы — через возвращение вспять, через связь с глубинными темами и образами культуры.
Существование кинематографических версий рядом с их литературными первоосновами открывает самому детективу укрытые, неиспользованные возможности жанра, подстегивает развитие его.
Геннадий Хазанов
Из сборника Черный квадрат
- To thrill (англ.) — потрясать. ↩
