В одной из статей цикла За кулисами полиции Жорж Сименон описывает действительное происшествие: 24 января, в полдень. Трое вооруженных грабителей ворвались в помещение банка Баруxa, ранили одного из служащих и, угрожая остальным, скрылись содержимым сейфа, которое составляли 135 тысяч франков. Писатель задается вопросом: Что произошло бы дальше в детективном романе? На место происшествия прибывает грузный и таинственный комиссар Мегрэ с одной из многочисленных трубок в зубах, просит принести пива и бутербродов и в конце концов уходит, засунув руки в карманы пальто. Три дня, восемь дней мы ходим вслед за ним по бистро, квартирам, улицам, беспрерывно курим, пьем пиво, пока он не положит руку на плечо некоей личности и не вздохнет: Попался, малыш.
А вот другой вариант. Шерлок Холмс в сопровождении доктора Уотсона что-то там меряет, подбирает три пылинки, затем, запершись в квартире на Бейкер-стрит, несколько часов играет на скрипке, а в паузе объявляет: По крайней мере один из грабителей, рост которого метр семьдесят три, а во рту два золотых зуба, жил в тринадцатом году между двадцать вторым и тринадцатым градусом северной широты. Второй разведен. У третьего болят ноги.
Не без иронии по отношению к выведенному им самим персонажу Сименон живо обрисовал тут два различных типа сыщика: гений, придерживающийся интуитивного метода (как Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро), и другой, ничем не похожий на сверхчеловека, верящий не столько в озарение, сколько в железную логику, в методичность предпринимаемых усилий, поиски улик и свидетельств (как Мегрэ). Жоржу Сименону была оказана высшая честь, какой только может удостоиться автор: еще при его жизни созданному им герою воздвигли памятник. Бронзовая фигура Мегрэ возвышается в Делфзейле — том месте, где возник первый роман о знаменитом комиссаре.
Этот простоватый с виду, но необычайно проницательный и полный сострадания к людям полицейский покорил все пять континентов, книги о нем переведены на множество языков. Заслуженный успех выпал и на долю трудных социально-психологических произведений писателя, которые не относятся к детективному циклу Мегрэ. В канун своего 70-летия Сименон принял решение не писать больше романов, оставив нереализованным замысел двухсот пятнадцатого по счету, которому уже было придумано название Оскар. До самой смерти французский писатель хранил верность данному зароку, лишь наговаривал на магнитофон, книга за книгой, свои мемуары, объединенные общим заголовком Я диктую, да изредка давал интервью.
Репортеры часто задавали Сименону вопрос, кто были его учителя в литературе, и, отвечая, он в первую очередь называл три имени: Гоголь, Достоевский, Чехов. С их творениями, а также с творениями Пушкина, Толстого, Горького он познакомился еще в юности. Русские классики внушили ему любовь к маленькому человеку, сочувствие к униженным и оскорбленным, заставили задуматься над проблемой преступления и наказания, научили заглядывать на дно людских душ.
Читаю Сименона, в нем есть нечто, напоминающее мне Чехова, — проявив наблюдательность не хуже, чем у самого Мегрэ, заметил как-то Уильям Фолкнер. Причем сказал он это еще до появления в 1963 году сименоновского романа, само название которого — Господин с собачкой — прямо указывает на реминисценцию и из Чехова, В своем романе Сименон отнюдь не пытался копировать сюжет Дамы с собачкой. Ему удалось добиться большего — приблизиться к тональности чеховской прозы с ее отдающим горечью лиризмом. Его роман — тоже драма любви, но драма иная, чем у Гурова и Анны Сергеевны. Драма, вызванная трагическим непониманием между людьми. И драма одиночества. Подобно тому, как книга Колокола Бисетра написана им под сильнейшим впечатлением от толстовской Смерти Ивана Ильича, так Господин с собачкой свидетельствует о плодотворном восприятии уроков Чехова, что проявилось во многих романах Сименона. Одна из опубликованных во Франции работ о его творчестве называется От Жоржа Сима к Жоржу Сименону — эволюция писателя там рассматривается по аналогии с движением от Антоши Чехонте к Антону Чехову. Сименон пояснил, что ему больше всего нравится в чеховских произведениях: Меня восхищает у Чехова полное отсутствие искусственного блеска, нарочито подстроенного эффекта. Он пишет under Key, как говорят англичане, или, если можно так выразиться, в полутонах. Автор, спокойный и благожелательный, всегда держится как бы в тени, избегая яркого света, именно благодаря полнейшей простоте он добивается особой искренности. Именно к такой пронзительной простоте стремился в лучших своих книгах создатель образа Мегрэ.
Многие романы Сименона выглядят как своего рода внутренний, монолог Мегрэ. Мы узнаем, как относится комиссар к своей жене, сослуживцам, что думает о порученном ему очередном деле. Если для многих других авторов детективов важны прежде всего мотивы преступления, то для Сименона — характер преступника. Мегрэ продвигается к раскрытию тайны через раскрытие характера людей, с которыми сталкивает его служба в полиции. Он добросовестный санитар общества, но нередко совершает и то, что выходит за рамки его прямых обязанностей: врачует души своих пациентов, чинит человеческие судьбы, как другие чинят стул.
Сименону — а вслед за ним и Мегрэ — всегда хочется выяснить, что толкает людей на преступление: Когда я пишу, то всегда начинаю так, словно передо мной задача по геометрии, — даны: такой-то мужчина, такая-то женщина, такая-то среда. И вопрос: что именно могло бы довести их до крайности? Как видим, писатель намеренно усложнял свою задачу, выходя за пределы привычной евклидовой геометрии детектива и дерзновенно вторгаясь в пространство углубленного психологизма, освоение которого считалось прерогативой серьезной литературы.
Неизвестные в доме
Отвечая на вопрос, что могло довести такого-то мужчину или такую-то женщину из такой-то среды до крайности, Сименон демонстрирует незаурядное значение человеческой натуры и умение анализировать внутренний мир личности. Он вспоминал: У меня были прекрасные отношения с уголовной полицией в Париже, и комиссары часто рассказывали мне о разных случаях. Знаете ли вы, что когда после многочасового допроса преступник наконец признается, он испытывает не унижение, а напротив, высвобождение?.. Представление о том, как материал, взятый из жизни, претворялся в художественную прозу, можно получить, сопоставив вышеприведенные слова с тем эпизодом из повести конца 30-х годов Неизвестные в доме, где говорится об изобличенном убийце: И если он заплакал, то потому, что почувствовал облегченнее. Потому, что теперь он уже мог не быть наедине с самим собой, со всей этой грязной правдой, которую знал только он и которая приобретает иное качество, качество драмы, подлинной драмы, такой, какой представляют ее себе люди. Под пером Сименона часто грязная правда о преступлении приобретает качество подлинной драмы — в этом сильная сторона его произведений, выгодно выделяющихся на фоне Ниагары низкопробной детективной литературы, ежегодно обрушивающейся на головы читателей.
В повести Неизвестные в доме не действует комиссар Мегрэ. Но его функции отчасти переданы адвокату Лурса. В медицине есть метод, который называется шоковой терапией и который применяется лишь в крайнем случае. Таким шоком, способствовавшим его нравственному выздоровлению, стало для адвоката обнаружение у себя в доме трупа неизвестного мужчины. С тех пор, как от него ушла жена, Лурса запил, махнул рукой на собственную жизнь и разучился понимать чужую. Он совершенно не интересуется дочерью и ее друзьями, тем, как они проводят время. За восемнадцать лет его засосал омут одиночества — и, казалось, уже навсегда. Это тоскливое одиночество отравляло его существование, порождая в душе страх и стыд. И вот трагический случай заставляет адвоката стряхнуть с себя оцепенение; подозрение, павшее на невинного, побуждает его действовать, драться за правду. Лурса возвращается к людям и возвращается к жизни.
