Леонид Максимович Леонов

Леонид Леонов

Советский писатель Леонид Максимович Леонов, чьи работы долгое время оставались образцом для многих писателей, открыл для России жанр криминального романа.

Леонид Леонов. Биография

Леонид Максимович Леонов родился 31 мая 1899 года в Москве. Его отец Максим Львович был родом из крестьянской семьи, но отличался большой тягой к самообразованию. Он занимался мелкой торговлей, а свободное время посвящал написанию стихов. Революционные порывы не прошли мимо, за участие в написании радикальных статей был арестован в 1908 году и сослан в ссылку в Архангельск.

Леонид Максимович учился в Москве, а хорошее образование позволило ему не только легко получить работу корректора, но и публиковать стихи и театральные рецензии. Закончив обучение, Леонов отправляется в Архангельск к отцу, а поскольку шел 1918 год, ему пришлось вступить в Красную Армию. Здесь он не только участвует в боях, а надо сказать, что он бил белых по всей России, пройдя от Архангельска до Перекопа, и участвовал в освобождении Крыма, одновременно пишет для армейской газеты Красный воин.

Возвращение к гражданской жизни было ознаменовано в его жизни двумя событиями. Первое, провал на экзаменах в Московский университет, а второе, женитьба на Татьяне Михайловне Сабашниковой, дочери известного издателя. Поскольку учиться он дальше не мог и не хотел, Леонов много времени посвящает литературе и вскоре получает признание как один из ведущих писателей советской литературы.

Леонид Максимович был знаком с Сергеем Есениным и бывал у Максима Горького, когда тот проходил курс лечения в Европе. Хотя творчество Леонова регулярно попадало под разносы от самых разных руководителей, сам писатель так никогда и не был подвергнут преследованиям или отправлен в изгнание как большинство его писателей-современников.

Во время Великой Отечественной войны служил военным корреспондентом и был одним из репортеров освещавших Нюрнбергский процесс. С началом холодной войны, Леонов все больше участвует в политических акциях советских писателей, в то время как его творчество становится все менее политизированы. В своих произведениях писатель предпочитает исследовать историю литературы или касаться вопросов охраны природы.

Писатель скончался 8 августа 1994 года в Москве.

О творчестве

В своих ранних работах, пожалуй самых известных, Леонид Максимович Леонов размышляет о проблеме добра и зла на фоне политических потрясений и катаклизмов, в критические годы для истории Советской России.

Особую роль в его творчестве играла тема политических последствий, которые несли за собой преступления. Леонов показывает, как меняются традиции и ценности, прошедшие через социальную реорганизацию, предпринятую во времена Революции.

Несмотря на некоторые идеологические возражения, которые иногда высказывали те или иные политические лидеры, в целом именно работы Леонова долгое время служили стандартом советской литературы. Леонову удавалось сочетать принятые в советской системе критерии и глубоко личный подход, выделявший его на фоне многих множества бесталанных «популистов» того времени.

Исследуя его творчество, следует признать, что криминальный детектив начинался не с Адамова или других послевоенных авторов, поскольку именно работы Леонова были написаны именно в непризнанном жанре.

Из статей

Живой отблеск времени

Леонид Максимович Леонов обрел свое гражданское совершеннолетие в первые годы революции, на журналистском поприще, в газетах Красной Армии.

Генералов песня спета. Бьем барона прямо в лоб.

Знамя Красное Советов Понесем за Перекоп — с таким леоновским призывом вышла газета 15-й дивизии Красной Армии в дни начавшегося в ноябре 1920 года наступления на войска генерала Врангеля в Крыму. После демобилизации (1922 г.) Леонов становится литератором-профессионалом, пишет рассказы, повести — «Бурыга», «Деревянная королева», «Конец мелкого человека», «Петушихинский пролом», «Записи Ковякина» и другие. Критика сразу же отметила преемственную связь молодого писателя с национальными художественными традициями Достоевского, Л. Толстого, Гоголя, Горького.

Весьма своеобразной была точка наблюдения, избранная писателем: революционная современность как бы увидена глазами тех, кто оказался в стороне от главного потока новой жизни (крестьяне захолустной деревни, приказчик из провинциального городка, консервативная часть столичной интеллигенции) и многого в ней не принимал и не понимал. Такой взгляд со стороны, «боковой» подход к сложным, противоречивым явлениям времени позволил писателю остро обличать пошлость и отъединенность от живой жизни мещан, «мелких» людей, подчеркивая опасность их тлетворного влияния.

Писатель вникал в судьбы и исследовал психологию маленького человека города в бурное время революционных потрясений и перемен, вникал в переживания и думы простого крестьянина на переломе эпох.

В 1924 году Леонов публикует большой роман «Барсуки». Как и другие романы начала 20-х годов, это произведение свидетельствовало о возрождении в русской литературе, после некоторой паузы, социально-реалистического романа: в нем раскрывался смысл совершившегося революционного переворота, запечатлены образы борцов за победу нового общественного строя, показаны острейшие конфликты первых послереволюционных лет.

«Барсуки» — это роман о крестьянстве: рисуя процесс утверждения деревни на пути революции, автор останавливает свое внимание на случаях трагического заблуждения и дезориентации, постигших некоторые слои крестьянства в годы ожесточенной гражданской войны. «Барсуками» назвал автор крестьян одной деревни, поднявшейся против своей же, народной власти. Они с трудом постигали резкие перемены в устоявшейся веками жизни, оказались растерянными перед сложностью социальной борьбы, стремились переждать, отсидеться в лесной глуши, в стороне от вихрей и бурь, пока взбудораженная жизнь вновь не «уляжется» в четкие, понятные для их сознания формы. Вожаком «барсуков» стал Семен Рахлеев — в прошлом крестьянин, который мечтал стать купцом в городе, но так и не достиг желанной цели. Стихийно-анархическое выступление крестьян он осмысливает как восстание «против города». В его душе живут и традиционное крестьянское недоверие к городу, и горечь оттого, что не удалось ему «выйти в люди», и обида за мелкие несправедливости местных представителей новой власти. Семену противостоит брат Павел, жизненный путь которого сложился иначе: отправившись, как и Семен, на заработки в город, он попал на фабрику, прошел там школу политической закалки. Ему-то и пришлось в качестве красного командира воинской части столкнуться с братом. Павел сумел быстро и притом мирными средствами ликвидировать мятеж. Для него «барсуки» — это не враги, а люди, временно сбившиеся с пути; он верит в то, что они скоро поймут ошибочность, бессмысленность своих действий. В образе Павла Леонов подчеркнул черты коммуниста, человека большой внутренней силы и убежденности, глубоко преданного народу. Герой суров и непреклонен к врагам революции, ему свойственна спокойная воля и неустрашимость, он умеет проникать в души людей, распознавать пружины событий, находить верные решения в сложной обстановке.

Автор «Барсуков» с большой любовью пишет о народе, о простых людях, с их здравым смыслом и смекалкой, юмором и метким языком, но он не идеализирует деревню, хорошо понимая, что крестьянство нуждается в руководстве «старшего брата» — городского пролетариата, что предрассудки векового недоверия к городу еще очень сильны и много еще нужно приложить сил для их преодоления и приобщения деревни к строительству новой жизни.

Художественно исследуя революционные сдвиги в обществе, в жизни народа, в сознании людей, изображая черты духовного облика нового человека, Леонов тем самым разрабатывал основы нового метода — социалистического реализма.

Затем в 1927 году появился второй роман — «Вор». В нем рисуется не недавнее прошлое, как в «Барсуках», а живая современность — контрасты и противоречия мирной жизни после победы революции. Персонажи романа — обыватели московской окраины: разорившийся помещик, певица из кафе, управляющий домом, женщина из кинобогемы, уголовники. Не минуя социально-бытовых характеристик героев, автор сосредоточивается прежде всего на их психологии, образе мыслей и чувствований. Читатели восприняли «Вора» как психологический роман. Вместе с тем в нем отражены философские и социально-этические проблемы — человек и революция, возможность перевоспитания людей с индивидуалистической психологией в условиях революции, личность и общество, смысл человеческого счастья… Поэтому точнее было бы определить этот роман как философско-психологический. Автор «Вора» оказался очень близок к традициям Достоевского. Но нельзя не заметить также сильного влияния Горького как в самом пытливом интересе писателя к психологии людей, потерявших общественные связи, оторвавшихся от главного потока жизни, так и в широкой гуманистической программе, призывавшей человека быть активным в борьбе за лучшее будущее, отвергающей идеи страдания и долготерпения как якобы единственные спасительные пути нравственного совершенствования человека. В этом отношении взгляды Леонова отличались от Достоевского.

Герой романа Дмитрий Векшин, в прошлом комиссар полка, лихой участник кавалерийских маршей и атак, не сумев понять новой экономической политики, ошибочно решил, что революция, допустившая в годы нэпа временное существование в городе и деревне буржуазных элементов, погибла, и в состоянии душевного упадка и депрессии опустился на дно, стал вором, оправдывая свое падение тем, что его бандитские действия направлены против спекулянтов и дельцов, то есть врагов революции. Писатель прослеживает постепенное мучительное прозрение героя, осознание им гибельности антиобщественного пути, на который он встал.

Леонов сосредоточил здесь свое внимание на негативных, противоречивых явлениях в жизни, подчеркивая опасность возрастания мещанства в городе и буржуазно-кулацких элементов в деревне, и в этом смысле это был роман-предостережение. Автор углубляется в душевный мир людей с неустроенной судьбой, с взвинченной мятущейся психикой, замкнувшихся в узкой сфере личной жизни. Главный же герой, вступивший в конфликт с современностью, первоначально автором несколько идеализируется. Леонов считал, что душевные переживания и судьбы людей, выбившихся из обычной жизненной колеи, открытых в своей человеческой сути, могут для художника послужить хорошим экраном, отражающим очистительные процессы в душах современников, индикатором движения современника к будущей гармонии и полноте человеческого существования.

Роман «Вор» не совсем удовлетворял взыскательного автора и был позднее им сильно переработан. Изменения коснулись образов Векшина, Фирсова (это литератор, непосредственно наблюдающий жизнь персонажей и пишущий о них свое произведение; получился как бы «роман в романе»), а также общей концепции. Векшин теперь дан резко отрицательно: участие в революции не сделало этого в прошлом рабочего паренька подлинно новым человеком, и возникло противоречие между человечностью целей, за которые он боролся (впрочем, довольно анархически), и самолюбиво-холодноватым отношением к людям, с которыми он непосредственно соприкасался. Он вор не только по своему позорному ремеслу, но и по натуре: он умел только брать от людей, но ничего им не давал взамен. Усилена роль образа Фирсова, писателя умного, наблюдательного, но несколько субъективно воспринимающего факты, истолковывающего их зачастую излишне «литературно».

Раскрывая творческую лабораторию героя-литератора, Леонов сообщает многое и о собственном творческом опыте, излагает основы своей эстетики, и в этом — особенный интерес второй редакции романа. Произведение насыщено размышлениями о духовном мире современника, о путях преодоления условий, порождающих среди людей взаимное непонимание, отъединенность, бездуховное существование, страх перед жизнью.

После появления «Вора» критика высказывала предположение, что художническое «амплуа» Леонова окончательно сложилось и от него-де можно ожидать теперь лишь произведения в духе «Барсуков» и «Вора». Однако Леонов быстро опроверг эти предположения, написав «Соть» — актуальный социально-политический роман, посвященный, по словам автора, «истории столкновения наступающей новизны с российской архаикой, истории первой встречи машины с дремучими недрами». Соть — название реки, текущей среди бескрайних северных лесов. В первобытную тишину врываются людские голоса, стук топора, грохот машин: строится гигантский бумажный комбинат. Отсталый край индустриализируется, обновляется жизнь деревень, подрывается былое влияние монастыря — духовного хранителя идеологии и порядков старины. Новое побеждает в напряженном труде строителей, в «веселом разгуле ломки» в деревне, в острой классовой борьбе с защитниками старого — кулаками, реакционным духовенством, вредителями-диверсантами. Вместе с тем роман был воспринят как повествование о первой пятилетке; в образах коммунистов Потемкина, Увадьева, рядовых рабочих стройки и деревенских активистов читатели по справедливости видели тех, кто успешно осуществлял планы социалистического строительства. Леонов показывал не только преобразование страны, общественных связей, но и перемены в думах и настроениях людей.

За суровой внешностью Увадьева кроются человеческая нежность и высокий порыв. Счастье будущих поколений завоевывается героическим трудом современников. Писатель говорит: «Где-то там, на сияющем рубеже, под радугами завоеванного будущего, он видел девочку, этот грубый солдат, ее звали Катей, ей было не больше десяти. Для нее и для ее счастья он шел на бой и муку, заставляя мучиться все вокруг себя. Она еще не родилась, но она не могла не прийти, так как для нее уже положены были беспримерные в прошлом жертвы». Роман, по словам М. Горького, написан «симфонически-стройно» и притом «вкуснейшим, крепким, ясным русским языком, именно — ясным, слова у Леонова светятся». Партийная позиция писателя нигде не выливается в отвлеченную тенденциозность, декларативность. М. Горький высоко ценил в Леонове художника слова: «Из неисчерпаемого богатства нашего языка Леонов искусно умеет отобрать именно те слова, изобразительность и звучность которых особенно магически убедительна, и в книгах его почти нет лишних слов. Мастер своего дела, он, почти никогда не рассказывая, всегда изображает, пользуясь словом, как живописец краской».

Здесь уместно вспомнить редакционную статью «Правды» «Литература великой эпохи», напечатанную в апреле 1930 года, — в это время как раз завершалась журнальная публикация «Соти». Говоря о том, как воспримет читатель будущего современную, проникнутую пафосом социалистического строительства литературу, газета подчеркивала: «В ней будущий читатель неизменно будет чувствовать горячий напор, свежесть и непосредственность, ибо она в веках будет нести на себе живой отблеск нашей необыкновенной, исключительной по творчеству эпохи». Леоновская «Соть», запечатлевшая «самый образ и давление времени» периода первой пятилетки, была примером активного вторжения большого художника в «текущую действительность».

«Соть» — одно из типичных произведений социалистического реализма. Утверждающий пафос романа сочетается здесь с острой критичностью в отношении негативных явлений. Показ настоящего соединяется с раскрытием перспектив будущего. Бытописание и психологизм обогащены политически четким социально-классовым анализом событий.

В 1932 году выходит в свет новый роман писателя — «Скутаревский». Его главный герой — крупный русский ученый, профессор-физик демократической ориентации, сразу же после победы Октября вставший на сторону народа. Он был принят Лениным, который поддержал его дерзновенные планы разработки беспроводной передачи электроэнергии на большие расстояния. В романе показана деятельность ученых, взаимоотношения старшего и молодого поколения, раскрыты философские и нравственные искания героя. В образе Федора Скутаревского, брата главного героя, прослежен путь приобщения к революции художественной интеллигенции. Рисуя эту среду, автор едко высмеивает декадентские влияния в живописи и поэзии.

Вслед за «Скутаревским», который можно определить как философский и социально-политический роман, была написана «Дорога на Океан» (1935 г.). Основные события происходят в Москве и провинции, в среде научной и художественной интеллигенции, партийных работников, рабочих. Но рамками сегодняшнего дня и локальных явлений роман не ограничивается. Автор углубляется в близкое и более отдаленное прошлое, отыскивая давние исторические корни и истоки современных явлений и характеров, совершает вместе с главным героем воображаемые путешествия в будущее, то есть дает в едином сплаве современность с историей и элементами научной фантастики. Цель автора — философски осмыслить черты целой эпохи, показать современность в широком историческом охвате, в движении. Интересны главы о будущем: в них заключено авторское предвидение огромной роли космических исследований в жизни человечества, высказаны догадки о жестоком и опустошительном характере возможной новой мировой войны, о возникновении в будущем стран социалистического содружества…

Как и в других произведениях Леонова, в центре романа — характеры и судьбы современников, их «маршрут жизни», раскрытие идейно-нравственных идеалов героев, анализ сложных жизненных противоречий, столкновений людей разных культур и убеждений. Главный герой — коммунист Курилов — политический работник на железнодорожном транспорте, один из старейших деятелей Коммунистической партии. Он характеризуется как «центральная натура» времени, лучший из лучших, к нему тянутся окружающие, он обладает громадной силой нравственного воздействия на людей, видит свою задачу в том, чтобы помогать молодым на пороге жизни, вовремя поддержать растерявшихся, будить в людях «мечтательство» и интерес к деятельной жизни.

Дорога на океан — это метафора пути человечества к коммунизму. Мыслью об обществе будущего пронизана вся книга, автор прослеживает процессы воспитания человека новой общественной формации, показывает сложность и остроту конфликтов — межгосударственных, социальных и внутренне-психологических — на пути к достижению великой цели — созданию коммунистического общества.

Сложное жизненное и философское содержание романа потребовало одновременного развития различных, но внутренне связанных сюжетных линий, здесь использованы и приемы повествовательной ретроспекции, и развертывание «потока сознания» персонажей, напряженных философских диалогов и психологических «поединков», и непосредственные лирико-публицистические вторжения автора в эпический рассказ.

Как и предшествующие романы, «Дорога на Океан» вызвала широкий интерес читателей и критики. Книгу оценили как художественный синтез эпохи, сложную модель движущегося и меняющегося мира, талантливое выражение нравственных принципов и духовных идеалов советских людей.

В период создания романов «Соть», «Скутаревский» и «Дорога на Океан» Леонов формулирует и важнейшие положения своего творчества. «Мы живем, — писал он, — в атмосфере, ионизированной передовыми идеями века… Страна наша сейчас — гигантская лаборатория, где куются новая мораль, новые этические отношения и новая, социалистическая человечность». Он подчеркивал, что художественная литература «становится одним из самых важных орудий в деле ваяния нового человека». Неизмеримо расширился и изменился тематический диапазон современной литературы: она перестала быть «зеркалом домашней жизни отдельного персонажа… Слишком крепко сегодня все личное связано с общественным…». «Самый фон романа выходит из комнаты в цехи, в клубы, в лаборатории, на улицу». Глубоко и всесторонне раскрыть внутренний мир современника можно, лишь показав его деятельность в сфере труда, через его профессию, которая является «социальным приводом» от личности к эпохе. Леонов считает необходимым для писателя смело вторгаться в жизнь, выступать по самым насущным нерешенным проблемам современности.

С большой силой подчеркнул Леонов в произведениях 30-х годов героизм и самоотверженность советских людей, живших длительное время в условиях международной изоляции, вынужденных к трудному самоограничению во имя осуществления самого светлого идеала — создания справедливого, коммунистического общества, оплота свободы и независимости всего трудового народа планеты.

«Дорогой на Океан» завершается цикл предвоенных романов Леонова. Почти целое десятилетие писатель посвятит драматургии. Критика будет писать о возникновении «театра Леонова» как своеобразного явления советской драматургии.

Уже в конце 20-х и начале 30-х годов Леонов создает яркие сценические интерпретации «Барсуков» и «Скутаревского». В 30-40-е годы на сценах многих театров появляются самостоятельные драматургические произведения — «Половчанские сады», «Волк», «Метель», «Обыкновенный человек», «Нашествие», «Лёнушка» и «Золотая карета». От эпического повествования в своих романах Леонов переходит к диалогической контроверсе о современном мире накануне и в годы второй мировой войны. Леоновские пьесы отразили все напряжение, предгрозовую атмосферу предвоенных лет, весь накал схваток на полях сражений Великой Отечественной, первые послевоенные раздумья современника над итогами фронтовых испытаний, над тем, как много надо сделать, чтобы завоеванная дорогой ценой победа дала народам длительный мир. Особенно широкой популярностью пользовались пьесы «Нашествие», «Обыкновенный человек» и «Золотая карета», появившиеся не только на советской сцене, но и вошедшие в репертуар многих театров Франции, Англии, Чехословакии, Югославии, Польши, Болгарии и других стран. В пьесах Леонова нашли свое продолжение традиции Островского, Чехова, Горького.

Во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы Леонов часто выступает как публицист и литературный критик. Широкий отклик за рубежом вызвало его обращение к «неизвестному американскому другу» (1942 г.) — напоминание об ответственности всех стран и народов за судьбы человечества, о необходимости совместных активных военных действий союзников против гитлеровской Германии.

В 1944 году вышла повесть «Взятие Великошумска» — о наступательных действиях советских войск в последний период войны. В этом небольшом произведении крупным планом показаны советские солдаты, офицеры и генералы, живо и со знанием дела описаны действия танковых войск (Леонов вспоминает, что после того, как он в 1944 году прочитал повесть группе военачальников-танкистов, один из них обратился к нему со словами: «Угодно вам получить теперь инженерно-танковое звание?»).

В послевоенные десятилетия Леонов продолжал заниматься прозой. Первое же его крупное произведение тех лет роман «Русский лес» был удостоен Ленинской премии. По своей структуре он близок к «Дороге на Океан»: в нем соединено повествование о годах Великой Отечественной войны с обширными экскурсами в прошлое; в результате у читателя создается представление о целой эпохе в истории страны и народа. Если в «Дороге на Океан» автор прослеживал движение страны к революции и далее — к осуществлению гуманистических идеалов социализма, анализировал сложные процессы становления человека нового, социалистического общества, то в «Русском лесе» раскрыта глубина его патриотических чувств, характеризуются духовные качества современника, сила народа и государства, выдержавших испытания самой крупной в истории войны и способных на решение больших созидательных задач.

В романе показан конфликт между учеными различной идейной и научной ориентации (Вихров и Грацианский): один, озабоченный защитой природы, придерживается принципа постоянства лесопользования, другой отрицает этот принцип, считая, что он ограничивает возможности использования лесных богатств для нужд социалистического строительства. Но за этим, казалось бы, сугубо специальным спором кроется и многое другое: патриотизм и подлинная забота о народных интересах, о будущем страны — одного и равнодушие к судьбам родины, к интересам народа — другого.

Вихров — это человек высоких идей, богатого духовного мира, упорный в достижении благородной цели защиты природы и умножения богатств родной страны, творческий деятель большого масштаба. И по мере того как читателю открываются жизненный путь и подвиг героя, все шире становится панорама народной жизни. Подобно героям М. Горького, Вихров, размышляя о своем призвании, о новой, социалистической эпохе, стремится прояснить для себя, «какова его человеческая должность в ней»…

Разительно противостоит ему Грацианский — натура индивидуалистическая, духовно ущемленная, в своем злобном завистничестве прибегающая к изощренным способам дискредитации своих идейных противников. Есть в облике Грацианского что-то родственное горьковскому Климу Самгину; в нем как бы дан вариант судьбы Самгина в новом мире. В обиходном языке появился новый термин «грациановщина».

Образ леса, придающий неповторимое своеобразие и колорит стране, покрывающего гигантские ее пространства, проходит через весь роман. Это символ жизни, красоты, величия и силы природы. С темой леса связана в романе авторская концепция экологических проблем, ставших ныне глобальными.

Но социально-психологическое и философское содержание романа не ограничивается только вышеназванными проблемами. Много внимания уделяет автор героизму советских людей в Великой Отечественной войне, духовному формированию молодежи в условиях военных лет, обличению человеконенавистнической сущности фашизма.

В «Русском лесе» слились воедино искусство романиста и драматурга, не случайно появилось несколько инсценировок этого произведения. Интересен этот роман и по своему подлинно научному звучанию: проблемы леса поставлены здесь с таким знанием лесоводства и шире — ботаники, что специалисты черпают у Леонова аргументы для обоснования прогрессивных лесоводческих идей и даже находят перспективные наметки улучшения лесного дела. Страницы, посвященные русскому лесу, написаны публицистически страстно и потому читаются с неослабевающим интересом. На мой взгляд, именно в этом романе с наибольшей полнотой отразились личность писателя, его обширная эрудиция, его страстный темперамент борца, активного общественного деятеля, его широкий кругозор, умение связать конкретные задачи страны с проблемами общечеловеческими.

В 60-е годы появились два новых произведения Леонова «среднего» жанра — киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли» и повесть «Evgenia Ivanovna». Первая — страстное выступление против поджигателей новой войны, написана после ряда зарубежных поездок. В ней автор зовет простого человека Запада не уходить от трудных проблем современности, настойчиво искать их решения теперь же. Вторая повесть, начатая еще в предвоенное время и лишь завершенная в шестидесятые годы, рисует судьбу молодой русской женщины в эмиграции, выражая патриотическую мысль писателя, убежденного, что вне родины, в изоляции от нее человек, лишенный родной почвы, духовно надломленный, оскудевает морально и гибнет.

Как всякий большой художник, Леонов неповторимо своеобразен, но этой его самобытности не мешает ориентация на традиции творчества Достоевского, Льва Толстого, Гоголя, Чехова, Горького. Его верность принципам народности и гражданственности русской классики — великолепный тому пример. Это чувствуется и в характере восприятия и вживания писателя в события и историю родной страны, в самой любви к России и глубоком понимании национального характера русского человека. Книги Леонова — прекрасный источник для познания нашего народа, философского осмысления его героических дел, его глубокого интернационализма. Горький сказал о молодом Леонове, что в нем «предчувствуется большой русский писатель, очень большой». Мы теперь в полной мере можем оценить, насколько горьковские слова оказались пророческими и глубоко оправданными.

Творческий метод и манера Леонова весьма своеобразны и во многом отличимы, например, от метода и манеры другого крупнейшего советского писателя — Шолохова. Леонов и Шолохов продолжили наиболее полно и талантливо две основные тенденции в русском классическом реализме — тенденции «рефлективного» отражения главных событий времени в психологии и типе мышления современников (Достоевский) и тенденции эпической полноты непосредственного изображения событий и людей в их социально-бытовой конкретности (Л. Толстой). Леонов и Шолохов создали выдающиеся образцы советской философско-психологической и эпической прозы. В их произведениях раскрыты и показаны главные поворотные этапы национальной и мировой истории XX века.

Рисуя образы современников, Леонов сосредоточивает внимание не столько на обстоятельном раскрытии их действий в сфере практической деятельности, труда, сколько на глубинном анализе образа мыслей, психологии и самой «рефлексологии» человека-строителя, на обнаружении его творческого потенциала. Оттого реализм Леонова соблазнительно назвать психологическим реализмом. Но Леонов, не замыкаясь рамками психологического анализа, постоянно держит под обзором крупнейшие социальные проблемы эпохи и открывает читателю общечеловеческие и национальные аспекты рассматриваемых явлений.

Художник-новатор, Леонов стремится найти свои особенные решения проблем художественного выражения исторического времени, включения в строгое и точное реалистическое описание романтического элемента, акцентировки философских идей посредством сложных композиционных решений, внедрения во все части структуры произведения символики и психологического подтекста. Оттого у некоторых критиков возникает даже соблазн определить леоновский реализм как «символический реализм».

Индивидуальное своеобразие творчества Леонова является выражением одной из важнейших закономерностей развития реализма XX века, стремящегося к глубочайшей научности социального и психологического анализа, концентрированности и целесообразной фокусировке явлений в целях их наиточнейшего изучения, «прощупывания» и обнажения сути явлений посредством неожиданных и в то же время внутренне необходимых и оправданных сопоставлений.

Леонов оказал большое влияние на советскую и зарубежную прозу и драматургию как своим художественным мастерством, так и разработанной им философской и нравственной проблематикой, поисками эстетического выражения принципов социалистического гуманизма, партийностью и народностью своих произведений.

Богато и многообразно творчество Леонова. И вместе с тем в основе разноплановых его вещей лежит определенная художественная система, определенный круг больших социальных и философских проблем человеческого бытия, определенный угол наблюдения и изучения событий и характеров современников, определенная «модель» современного развивающегося мира.

Произведения Леонида Леонова часто сопоставляются с зарубежной литературой XX века в аспектах жанра философского романа (Т. Манн), методов лаконичного раскрытия в диалоге сознания и эмоций героя (Э. Хемингуэй), разработки категории трагического в современном искусстве, применения приемов выражения «потока сознания» героев, усложнения приемов композиционной структуры в целях углубления эстетической «емкости» произведения.

Леонов глубоко разработал и в своем творчестве претворил концепцию общественно активного, действенного искусства — искусства «острых социальных проблем, больших полотен, мощных социальных столкновений, глубокой философской насыщенности». Художник, по мысли Леонова, «синтезирует в себе эпоху», его роль определяется мерой сделанного им «для оформления народной мысли». Он неоднократно говорил и писал о том, что «нужно пытаться предвидеть будущее и, исходя из будущего, решать некоторые наши нынешние проблемы». «Искусство, которое не дает человеку моральной ориентации, не является хорошим искусством, а может быть, даже вообще не является искусством». Задача деятелей современного искусства — «содействовать прогрессу человечества, помогать тому, чтобы у людей было больше счастья, чтобы они имели больше цветов, лучшую погоду, чтобы земля была еще прекрасней, чтобы человек меньше плакал». И, наконец, как вывод, как девиз, как эстетическая формула: «Каждое произведение должно быть изобретением по форме и открытием по содержанию». Речь, разумеется, идет о больших явлениях искусства…

Сейчас Леонид Максимович находится в том возрасте, который он сам так выразительно обрисовал в одном из своих приветствий одному писателю старшего поколения: «Оказывается, что это совсем, совсем не страшно — вступление в новую, уже вторую полосу жизни с ее предельно сухим и прозрачным воздухом зрелости, с ее ясными, безмиражными горизонтами. При разумном использовании первой половины для накопления душевного и профессионального опыта именно эта достигнутая, наконец, торжественная долина с кромкой снежных вершин впереди нередко дарит нам наиболее значительные наши открытия и достижения. Воистину благословенно пребывание наше под этим добрым старым солнцем, потому что каждая цифра на циферблате дня содержит неповторимые и недоступные другим фазам хмель и мед, мудрость и очарование».

Вряд ли нужно добавлять еще что-либо к этим леоновским словам.

Валентин Ковалев
Октябрь. – 1977. – № 11. – С. 207-216.

Концепция счастья в двух редакциях романа Леонида Леонова «Вор»

Крупнейший советский писатель современности Леонид Леонов анализирует микромир «мелкого» человека, пружины его поступков, и психологии людей крупного масштаба, он задумывается о назначении человека на земле и о месте земли в космосе. Так, в «Мироздании по Дымкову», отрывке из нового, давно ожидаемого читателями романа, от имени «командированного ангела», облетевшего вселенную и видевшего ее «своими глазами», излагается гипотеза об устройстве мироздания, принадлежащая Леониду Леонову, высказываются оригинальные идеи об особенностях взаимозависимости материи и времени.

Особое место в творчестве Леонида Леонова занимает проблема гуманизма, проходящая через все его сочинения, начиная от первого рассказа «Бурыга» и кончая последними произведениями, крупнейшим из которых и доныне является вторая редакция романа «Вор». В этой стержневой проблеме, отношение к которой изменялось у писателя на протяжений его большого творческого пути, проблема счастья оказывается хотя и частным, но очень выразительным аспектом философского анализа действительности. Концепцию счастья можно считать экстрактом леоновской проблемы гуманизма, и поэтому она заслуживает особого рассмотрения.

Избранный аспект, несомненно, затрагивался в работах леоноведов. Более подробно он рассматривался в работах Л. Финка и Е. Стариковой. Так, Л. Финк писал: «Из всех категорий этики наибольшее внимание писателя привлекает категория счастья, и его герои так настойчиво задают друг другу кочующий из произведения в произведение один и тот же вопрос: «Ты счастлива?» или «Счастливы ли вы?» В своей монографии «Уроки Леонида Леонова» Л. Финк посвящает этическим взглядам писателя специальную главу, он не рассматривает их в эволюции, причем, материалом исследования литературоведа служит, главным образом, драматургия и публицистика Леонова. Е. Старикову как раз интересует эволюция взглядов Леонова на проблему счастья, и в ее статье «Каревы или Кареевы?» дан глубокий анализ этой эволюции на материале трех редакций пьесы «Золотая карета» (1946, 1955, 1964 гг.).

Однако представляется, что в лироэпических романах Леонида Леонова взгляды писателя проявляются и шире, и непосредственнее, чем в драматургии. Из всех романов Леонида Леонова для характеристики эволюции его творчества особенную ценность представляют две редакции романа «Вор» (1926 и 1959 гг.), между которыми пролегло творчество писателя за треть века. Новая редакция «Вора» поэтому оказывается также и показателем роста мастерства, и развития творческой манеры писателя, изменения художественного, метода и стиля. Конкретное сопоставление многочисленных проблем и способов их решения в обеих редакциях «Вора», анализ стилевых различий дают интереснейший материал для литературоведа.

«Вор» (и в I и во II редакциях) поражает обилием идей, волновавших художника, идей, связанных и в том, и в другом случае с эпохой, в которую был написан роман. Но написал то и другое произведение один художник, и надо сказать, что в 1 редакции «Вора» Леонов уже в значительной мере сложился как творческая индивидуальность. Поэтому в новой редакции мы увидим не только спор с самим собой, но и преемственность.

Материал, на котором создан «Вор», — жизнь московского «дна» эпохи нэпа. По мнению Леонова, всякое предельное состояние является наиболее четким выражением каких-то важных процессор действительности. «Дно» — это предел падения человеческого, и наличие в пореволюционной России «дна», населенного, как и прежде, в капиталистической России, изгоями общества, говорит автору о неблагополучии всей действительности: «Здесь глаза людей смотрели глухо, как бы сквозь дымку, за которой укрывались от правды завтрашнего дня… Разгулом старались они удержать летящее мгновенье, ибо чуяли оцепенелым сердцем, что остановиться самому в безостановочном падении можно только разбившись вдрызг».

Люди «дна» уже по одному своему положению на «дне» оказываются лишенными счастья. Возникает проблема несчастья, связанная с причиной падения этих людей на дно: общество ли тут виновато или их собственные личные качества. Таким образом, функция «дна» в 1 редакции «Вора» философична и соответствует основной доминанте отношения Леонида Леонова к эпохе нэпа.

Надо отметить, что Леонов почти всегда стремился не прямо изображать действительность, а изменив в какой-то мере ракурс, угол зрения. Этот прием направлен на тонизирование мыслительной активности читателя. Сам Леонид Леонов однажды оказал: «В любой книге интересно прежде всего найти тот собственный угол, под которым автор рассматривал жизнь, а писатели смотрят на одни и те же события с разных точек: один с качающегося под облаками шпиля башни, другой с непоколебимой скалы, третий из подвала, и все это интересно». Вот этот «взгляд из подвала» как раз и реализован в «Воре» уже в 1 редакции и повторен во II. Он является реализацией излюбленного леоновского приема — косвенного отражения действительности, когда изображение дается не прямо, в лоб, но с помощью игры света и теней углубляется рисунок, придавая ему перспективу и уводя за рамки картины. Вот почему, по мнению автора, «правда, бог и счастье, как и звезды, куда понятней и видней со дна жизни». Эти же слова были высказаны Леоновым и в 1 редакции «Вора», их повторение без изменения свидетельствует о верности автора своему приему косвенного изображения.

Но отношение к «дну» у Леонова в 20-е и 50-е годы различно. Молодой писатель был полон всепрощения и всесострадания: всякий страдающий герой заранее реабилитирован автором уже за одно то, что страдает. Вообще Леонов видел в жизни прежде всего людей «униженных и оскорбленных». «Каждый чем-нибудь обижен насквозь». В 1 редакции «Вора» можно даже отметить некоторое любование страданием. Сочинитель Фирсов, герой, который, по собственному признанию Леонова, очень близок самому автору, заявляет: «Только тот, кто проносится вихрем на крыльях мечтанья или автомобиля, все равно видит этот неприличный земной румянец, а если идти пешком, по самой земле и босыми ногами, иное представится глазу: нет розовощеких, все подшибленные, все с калечинкой, тем трогательней и прекрасней земля». Главный герой романа Митька Векшин, бывший красный комиссар, ставший в годы нэпа вором-взломщиком, подчас вырастает в символ всемирного несчастья, «предвечно сопутствующего великим бурям». Косвенные сравнения то в планетой, оторвавшейся от своего солнца, то с принцем Гамлетом, страдавшим, как известно, от своего вывихнутого века, показывают, что несчастье Митьки тесно связано с его эпохой, которая изображается лишенной революционной героики: «Борьба и там, в честной рубке один на один, и здесь — в подглядывании в щелку?».

Митька мечтает о великой будущности своей страны, и перед его мысленным взоров возникает образ умной турбины, которая переплавит «бессмысленно текущую по равнинам истории людскую гущу… по ту сторону турбины и будет новый человек». Подчас стихия людской гущи олицетворяется в его сознании в образе пленительной и недостижимой, полной могучего женского обаяния Маньки Вьюги: «Великую силу носишь в себе. Маша… как Кудема, которая мчит и мечет в полноводье страстную и неутешную волну… Тут-мысли Митышны неприметно переходили на турбинку, которую мечталось ему поставить на путях всего Человечества». Так тесно сплетались в одну задачу мечты героя о будущем для всего народа и для себя лично. Девиз Митьки «вперед и вверх» — это путь к познанию, к культуре, к счастью, который поднимет страну из разрухи и приведет к победе коммунизма. Без счастья всего народа не мыслит своего счастья Митька Векшин.

Но молодой Леонид Леонов считал проблемой проблем, как массы, миллионы Векшиных осознают, что путь к культуре и есть путь к счастью. По мысли автора, эта идея постоянно находится в подсознании Митьки и только в финале романа осознается им. Вообще сфере, подсознательного, сдавленных, мучительных страданий от непонимания путей выхода из своего положения, выхода со «дна», отведено в романе большое место.

Реальная победа революции представляется симпатичным Леонову героям весьма отдаленной, поскольку, по мнению автора, очень долго будут в силе нэпманы типа Заварихина, и неистребима стихия мещанства («Я вечный, прочный, неизменяемый», — заявляет Мещанин с большой буквы Чикилев). Символически в этом плане звучат слова поэта-беспризорника, цитируемые Митькой:

«За перевалом светит солнце,
Да страшен путь за перевал».

Путь за «перевал» неясен, и герой Леонова ищет средства разрешения поставленных жизнью проблем: «сжечь сноп», в котором завелась заварихинская «спорынья», т. е. физически уничтожить предпринимателей-нэпманов, а при человечестве приставить пастуха, чтобы тот «железным ярмом» опоясал ему шею и вывел к свету. Такие сверхрадикальные и весьма негуманные по способам решения проекты свидетельствовали о чрезмерной горячности молодого Леонова, стремившегося к тому, чтобы как можно скорее было достигнуто всеобщее счастье.

Итак, подлинное счастье (а оно немыслимо без счастья всего народа) относится в отдаленное будущее, и потому любая достижимая мечта представляется мелкой и ничтожной. Сочинитель Фирсов, пишущий повесть о жизни Митьки, отмечает в своей записной книжке: «Гнусен овладевший мечтой своею» и в доказательство мысли о вечности противоречий приводит притчу Пчхова. Философия безнадежности, бессмысленности жизни, где «все связано законом неразрешимого узла», пронизывает I редакцию «Вора». Пессимизм, растерянность выражают очень многие герои «Вора», в том числе и эпизодические. Реплики последних, когда они имеют философскую направленность, особенно важны для выявления авторской концепции. В конце романа приводе» разговор, состоявшийся за трактирным столиком: Фирсов, пропивающий свой гонорар за обруганную в газетах повесть, произносит в кругу своих знакомцев горестные слова:

«У природы только и есть закон много-мало… и людям нравится подчиняться бессмысленной этой лотерее. Равно теряют разум и властвующие и подчиняющиеся».

И тут «проникновенным голосом» вопрос задает «пятнистый Алексей», половой из трактира:

«Так зачем же тогда живут-то люди на земле?

И слышит в ответ:

— Да потому; что ни на что лучшее не годятся!». Другой, второстепенный персонаж, трактирный попрошайка, именующий себя Анатолием Араратским, рисует следующий итог развития: «в будущем веке все будет цвесть и блистать, как очищенная ручка, люди будут смирные, благонадежные». И хотя высказывания отдельного персонажа нельзя считать выражением взглядов самого писателя, перекличка мнений разных героев, данных в одной тональности, не может не создавать общей минорной настроенности романа, которая и ощущается читателем как авторская позиция. Исчезновение этой фразы в новой редакции «Вора» — косвенное свидетельство того, что молодой писатель в чем-то разделял ее со своим героем. Если большинство героев «Вора» глубоко несчастны (Митька, главный герой, сам несчастен и к тому же сеет кругом несчастье), то вполне всем доволен преддомкома Чикилев, воплощение типичных черт мещанина. Автор «награждаете его эпитетами: «жизнерадостный и гнусный». Как все герои Леонова, он тоже по-своему философ. Философия Чикилева выражена, например, в монологе: «Я аккуратист, я уважаю кого следует, на собраниях поддерживаю, правом голоса не злоупотребляю…. размышляю в установленных пределах».

«Непричастность» Митьки, невместимость его в какие-либо пределы, огромность его бунтарской натуры противопоставляются маленькому человеку, «потомственной дряни» Чикилеву, живучесть которого связана с тем, что он размышляет «в установленных пределах». Мечта Чикилева состоит в том, чтобы уподобить всех людей самому себе: «Ведь вот, счастья мы все добиваемся! А того не додумались, чтоб всю человеческую породу на один образец пустить. Чтоб рожались люди одинакового роста, длины, веса и прочего! Чуть вверх полез какой, зашебаршил, тут ему крылышки и подрезать. И никакого бы горя, а все в одну дудку». Выражение таких стремлений Чикилева становится женитьба его на дородной, мощноголосой, трактирной певице Зинке; на какое-то время он ассимилирует, приручает ее: «Зинка по чикилевскому настоянию сделала себе юбку с разрезом и сверх того купила сумку из поддельного крокодила. Вепрь вышел, а не женщина». Но вскоре Зинка не выдерживает чикилевского «счастья» и покидает супруга.

Не могут найти счастья не только Митька, но Зинка, и Маша Доломанова, не способная изменить своей первой любви, и Таня, и Ксения и Санька Бабкины.

Итак, в I редакции «Вора» мы видим тотальное отрицание счастья для честных и бескомпромиссных. К такому выводу Леонов не мог не прийти, следуя концепции неразрешимости и вечности противоречий действительности. Эта философия вытекала из разочарований писателя, связанных с возрождением буржуазного начала в эпоху нэпа.

Но Леонид Леонов — художник, постоянно эволюционирующий. Об этом писал еще Горький, отмечая, что он движется большими скачками. И действительно, каждое новое произведение Леонова — это и новое его достижение.

Между выходом I и II редакций «Вора» прошли первые пятилетки, период коллективизации, Великая Отечественная война, события послевоенной жизни страны. Огромный путь пройден страной и ее большим писателем. И, конечно, многие исходные концепции, в том числе и концепция счастья, не могли не измениться в творчестве Леонида Леонова.

Проблема счастья решается по-новому (в сравнении с «Вором») в следующих, начиная с «Соти», произведениях. В «Соти» Увадьев еще близок к ригоризму героев «Вора». Он считает, что новому человеку не нужно личное счастье, он весь в работе; более человечен и прост Потемкин, но и в нем есть элемент жертвенности, хотя и оптимистической. Увадьев мечтает о счастье воображаемой девочки Кати, представительницы нового поколения, которое и пожнет плоды поколения Увадьевых, этих «битюгов революции».

Мимо темы счастья Леонов не проходит и в романах «Скутаревский», «Дорога на океан». Очень сложно на примере судеб многих героев (Вихрова, Поленьки, Морщихина, Леночки и других) развивается концепция счастья в многоплановом романе «Русский лес». Пожалуй, в наиболее афористической форме она выражена в словах эпизодической героини романа Натальи Сергеевны Золотинской: «Люди требуют от судьбы счастья, успеха, богатства, а самые богатые из людей не те люди, кто получал много, а те, кто как раз щедрей всех других раздавал себя людям». Близка к этой мысли идея пьесы «Золотая карета», II редакция которой вышла следом за «Русским лесом» в 1955 г.

Уже из этого беглого обзора видна определенная эволюция взглядов Леонова на счастье человека в современную эпоху, эволюция, которая произошла между созданием I и II редакций «Вора». Хотя в «Соти» концепция счастья уже в значительной мере отличается от той, которая была в I редакции «Вора», тем не менее следует отметить, что во всех, следующих за «Вором» (1926 г.) произведениях так же, как и в нем самом, кончая «Русским лесом», она носит все-таки налет жертвенности.

В своих представлениях о счастье Леонид Леонов преодолевает жертвенность — с большой философской глубиной и многочисленными выверками уже во II редакции «Вора» и закрепляет в последующих за ним «Бегстве мистера Мак-Кинли» (1960) и в III редакции «Золотой кареты» (1964), где автор стремится отойти от идеала, созданного в редакций 1955 г.

В новой редакции «Вора» сказался опыт глубокого постижения характера современного человека, психологический анализ нового типа. Автор обосновывает каждый поступок своих героев, обозначенный уже в I редакции «Вора». Редко мы видим, чтобы исчезали какие-то действия героя: Леонов с уважением отнесся к прежней редакции своего романа. Он понимал, что интуитивно был во многом прав, «о знание человека, оценка эпохи были не очень глубокими и нетерпеливо горячими. И поэтому прежде всего он пересматривает принципы лепки характеров героев.

Особенно коренным изменениям подвергся образ Векшина. В редакции 1959 года от концепции вора-страдальца не осталось и следа. Сняты слова, определяющие Векшина как «несчастье, предвечно сопутствующее бурям», а невозможность для Векшина достигнуть личного счастья объясняется его виной и перед Машей, и перед всеми близкими ему людьми.

В своем выступлении на конференции, посвященной 75-летию, писатель говорил о том, что человека положившего пятак на трамвайные рельсы, будут судить, а другой доведет до самоубийства кого-то и останется безнаказанным. Леонид Леонов считает, что литература должна поднимать такие моральные вопросы, показывать последствия преступлений, не наказуемых по статье закона. Эта мысль лежит и в основе новой редакции «Вора».

Дополнительные факты, мотивировки, новая оценка поступков Векшина приводит к тому, что его образ развенчивается. Надо отметить, что отношение к главному герою романа до сих пор меняется у Леонова: если в романе мы ощущаем возможность будущего возрождения Векшина, которую оставляет за ним писатель, то в беседе о романе с автором этих строк в 1971 году проявилась еще большая степень неприятия Векшина как личности. Леонов крайне негодует за него, за все те несчастья, которые он принес окружавшим его людям. Возникает и очень ясно обозначается мысль, что Векшин — это катализатор всяческих несчастий, и хотя он глубоко убежден, что любит человечество (он за него сражался в гражданскую войну), тем не менее любовь к «человечеству» и нелюбовь к отдельным людям не может принести им ни поддержки, ни тепла, ни, тем более, счастья. Не может быть счастливо человечество, если несчастлива единица — этой мыслью перекликается Леонов с исповедью Ивана Карамазова у Достоевского.

Путь к счастью для Векшина в I редакции «Вора» был прежде всего связан с проблемой овладения культурой. В новой редакции «Вора» такой взгляд на Векшина отдается сочинителю Фирсову. Но ему пришлось разочароваться в «болванке», которую он хотел начинить своими идеями. Как ни привлекал сочинитель своего «прототипа» идеей культуры, Векшин не заинтересовался ею, хотя и не прочь прославиться, открыв «в какой-нибудь самой малодоступной науке что-нибудь всемирное, чтобы шея у всех заболела от постоянного созерцания Митиной высоты». Употребление неопределенных местоимений — свидетельство глубокого невежества Векшина. Леонов показывает, что такие мысли у Векшина появляются как выражение всегдашнего его стремления повелевать, находиться над людьми, хлестать их по лицам своим превосходством, а особенно прославиться в глазах Маши («лишь бы она подождала, потерпела… два-три десятилетья!», в то время как для Векшина путь к счастью состоит как раз в противоположном: необходимость очеловечивания, осознание своих проступков. Не инфернальностью Маши Доломановой объясняется недостижимость личного счастья для Векшина, как это мотивировалось в I редакции «Вора», но местью ему за то, что погубил ее судьбу и даже не понимает, что сделал.

Концепция счастья в новом «Воре» вырастает из целого ряда сплетений и столкновений образов друг с другом, и прежде всего многочисленных образов второго плана с Векшиным, который по-прежнему остается на первом плане. Рассмотреть концепцию счастья в двух редакциях леоновского «Вора» можно, привлекая почти всех персонажей романа. Это бы сделало статью громоздкой. Поэтому автор стремится выделить те стороны концепции счастья, которые бы свидетельствовали об эволюции этических взглядов Леонида Леонова.

К примеру, возьмем для сравнения концепцию счастья по первой и второй редакциям в связи со взаимоотношениями Митьки и сестры его Тани. В первой редакции они далеки от антагонизма, Векшин противник того, чтобы Таня вышла замуж за нэпмана Заварихина: «Вдвоем с мужем твоим нам тесно, — он выживает, значит мне не быть», и поэтому он хочет «разметать» неверное счастье Тани с Заварихиным. Митька высказывает при этом характерную для первой редакции «Вора» мысль, разновидность формулы «гнусен овладевший мечтой своею»: «Никогда ты счастлива не будешь, за это и люблю тебя». Векшин утверждает также, что не будет счастлива Таня с Заварихиным и потому, что он не даст нэпману развернуться. Как всюду в первой редакции, в решение судьбы Тани вторгается политическая проблематика: Митька, разрушитель Таниного семейного счастья, выступает как бунтарь и революционер, и Таня, хотя и боится каких-либо действий Векшина против своего жениха, тут же прощает его. Автор в I редакции не вдается в объяснение причин их примирения, поскольку в центре его внимания были поступки одного главного героя.

Но та же сцена в новой редакции «Вора» приводит к иному исходу, да и сам разговор Тани с Векшиным приобретает значительно большую резкость и законченность. Характеры здесь выявляются определеннее, и их различие вызывает столкновение. Векшин и теперь противник Таниного замужества, он и теперь говорит: «Тесновато нам с ним на земле… он выживает — мне вечное ярмо, зато уж если сам уцелею…» И добавляет (видимо, несколько смущаясь, ибо сам чувствует, что не он главный антипод Завирихиных, что не имеет достаточного права так говорить): «Наверно, подобная угроза смешно звучит в моем исполнении, но… Прости, я не верю в твое счастье с этим человеком».

И если в первой редакции Таня только нежным упреком отвечает Митьке, то в новой редакции Таня — не бесплотный фон Митьки, но человек со своей трагической судьбой, который не хочет оставаться всепрощающей жертвой. Таня уже и сама поняла, насколько Николка «страшный и чужой ей человек», но роль арбитра, решающего судьбы окружающих на глазок, взятая на себя Векшиным, возмущает ее: «Я и сама побаиваюсь брака с Николкой, — говорит она, — но ведь я-то другое дело. Я теперь столько знаю о нем. А ты, откуда ты берешь такую завидную смелость с набегу судить о людях?».

И далее следует острый спор Тани с Митькой по поводу «надежного счастья» (слова Митьки, которые переводятся Таней как «правильное» и «полагающееся ей», т. е. навязываемое Митькой «счастье»). В этом диалоге намечается очень важная проблема: понятие о счастье несовместимо с давлением. Выбор решения не может быть навязан извне, сверху, послушен чужой воле. Когда дело касается самого Векшина, он не принимает навязываемого ему «счастья» («вязкая, теплая усыпляющая преданность Балуевой мнилась болотной тиной», в которой он боялся «запутаться еще подлее»), но когда вопрос связан с кем-либо другим, он считает себя вправе навязывать свое решение.

Углубление психологического анализа в новой редакции приводит также к более детальной разработке отношений Тани и Заварихина. Самоварный уют в тереме Заварихина, жизнь рядом с приобретателем, лишенная подлинных духовных ценностей и стремлений, конечно, не могла бы удовлетворить Таню. Судьбу этой девушки предвидит Фирсов и проницательно отмечает в записной книжке (в связи со страхом Тани погибнуть при выполнении акробатического номера в цирке): «Танино счастье было бы стократ горше уже неминуемого теперь несчастья, потому что дольше и мучительней». Леонов выделил курсивом слово счастье, подчеркивая необычность его употребления в этом контексте: это счастье в кавычках, «счастье» в ходовом его понимании как одном только факте замужества, а Леонов жаждет для дорогих его сердцу героев подлинного счастья, а не словесной шелухи, которая залепила это слово в повседневном обиходе.

Обрисовывай в новой редакции «Вора» образ Тани, Леонид Леонов добивается тончайшей психологической резьбы и воспроизводит подчас сложнейшие душевные движения, диалектику двойного противоречия в ее внутренней борьбе. Так, колебание разноречивых чувств Тани выражено автором в ее желании, чтобы брат «одобрил, даже благословил ее на разрыв с привычной средой и милым искусством, без которого, втайне знала, не могла существовать, и на ее брак с человеком, которого боялась, никогда не понимала до конца, друзей и занятие которого презирала».

Таня — натура, которой много надо для счастья, и прежде всего любимая работа, чтобы сознавать себя человеком. Именно в связи с образом Тани, попавшей в окружение людей «дна» случайно, но вдруг обнаружившемуся родству с королем воров, возникает в романе мысль о творческом труде как необходимом компоненте счастья. «Мне не просто работа нужна в обмен на хлеб, на паспорт, на признанье, — говорит она брату, — мне еще постоянная радость существования от нее нужна».

Люди «дна» не знают радости творческого труда и уже по одному этому не могут быть счастливы. Для бывшего ординарца Векшина Саньки Бабкина и его жены Ксении ключевым условием счастья является уход со «дна», а путем к нему — скромный честный труд колодочника и вышивальщицы. И когда Векшин, даже и не задумываясь о том, что ломает их судьбу, берёт «в долг» без возврата скопленные ими честные деньги — он подрывает в корне и саму возможность счастья, человеческого существования Бабкиных.

Протестуя против бездушия Векшина, сгорающая от чахотки Ксения, осознает свое высшее счастье — ничего не бояться на краю жизни и бросает ему в лицо смелые обвинения. В изложении Ксении и появляется в романе притча о матросе и фее из повести сочинителя Фирсова.

Сопоставим подробнее притчу по обеим редакциям «Вора», поскольку она соответствует нашей теме, компактна по объему и являет собой завершенную вставную новеллу. Казалось бы, события притчи в обеих редакциях «Вора» одни и те же: в гражданскую войну матрос, отставший от своего отряда, приглянулся живущей в небесах фее, очутился у нее на облаке, прижился, да скоро соскучился и вернулся на родную землю, где была война, грязь, голод и опасность.

Но присмотримся к тончайшим различиям притчи в первой и во второй редакции романа и увидим, как обе притчи (а они разные) связаны с авторским отношением к главному герою и изменившейся за тридцать с лишним лет концепцией счастья.

Так, различаются моменты, связанные с «вознесением» матроса на феино облачко. В первой редакции фея «зазвала его к себе», т. е. матрос сам согласился покинуть землю, «стал забывать бродяжий свой непокой, разжирел от счастья и сытости». Во второй редакции матрос попадает к фее не по своей воле: он «отстал в тифу от своего отряда», и фея, влюбившись в него, «вознесла моряка к себе в небесные хоромы».

Финал истории матроса и феи внешне сходен в обеих редакциях: матрос бежит из феиного рая на голодную, бездомную землю, но побудительные мотивы этого отказа от своего «круглосуточного счастья» различны: «срамно уж больно человеческое счастье, прозрачно… весь срам видать», — говорит матрос, и потому он феину одежду, подштанники из стрекозиных крылышек сложил в уголок… «надел верные свои дырявые, болотные сапоги, надел матроску и кожаную куртку поверх и удрал сызнова бродяжить по голодной, бездомной земле».

Матрос в первой редакции «Вора», следуя максималистским представлениям о участье, распространенным в 20-е годы, устыдился благополучия, своего «мещанского счастья» с феей. Этот матрос напоминает еретика и бунтаря Митьку Векшина из первой редакции «Вора»; в этом персонаже несколько раз проскальзывают черты анархиствующего героя: матрос наделен эпитетом «бродяжный», и фея влюбилась в него за «буйство и неугомонность». Можно отметить и стилистическое сходство в характеристиках матроса и Митьки, которое также сближает эти два образа, делает историю матроса аллегорией судьбы Митьки. Фирсов такими словами заключает рассказ Ксении: «этот матрос был крепкий парень: он еще сохранял в себе то, из-за чего краснеет человек». Эти слова близки по смыслу и интонации фразам: «Еще могу я жертвовать собой» — из письма Митьки отцу, авторское: «не совсем ещё была утеряна хорошая светлость Митькиных глаз», Векшин в разговоре с сестрой: «Мы только раз в жизни потеем, докрасна».

Вся история матроса и феи, рассказанная в первой редакции «Вора», является подтверждением несколько упрощенной концепции счастья, выраженной в словах Ксении, снятых в новой редакции: «Счастье всегда мещанское: счастье бывает тогда, когда дальше идти уже некуда. Когда все, все достигнуто!». А раз так, то не нужно никакого, от мещанского счастья отказываются любимый герой автора «Вора» 1926 г. Митька Векшин и его вторая ипостась — матрос.

Решение судьбы матроса и феи во II редакции «Вора» иное: матрос увидел со своей облачной перинки родину: «Россия наша под ним лежала, и по всей той России дождик шел. И неизвестно, чего вдруг от этого парню приключилось, а только поскидал он легкую ночную одежку из стрекозиных крылышек, достал болотные свои сапоги, в старый бушлат облачился поверх тельняшки, да, пока не воротилась, и шмыгнул с высот своего круглосуточного счастья в самую что ни на есть хлябь беспросветную, на проклятую нашу и милую!» Итак, матрос не смог жить только для себя, не смог без родины, без России, без борьбы за общее правое дело. Недаром Санька, принявший участие в обсуждении фирсовской повести, предположил о матросе: «А может бывших товарищей своих сверху увидел, как они жизнь свою за какое-нибудь там рассвятое дело отдавать шли… не зря мы на богачей руку подняли».

В новой редакции «Вора» полностью снята внутренняя связь образов матроса и короля воров. Матрос соотнесен с многочисленными участниками революции, которые сознательно отказывались от личного счастья «сейчас» ради полноты и безоглядности его в будущем.

«Счастье» самоуспокоенности, сытости, материального благополучия и отрешенности от трудностей равно отвергали леоновские герои (за исключением лиц чикилевского плана) и в первой, и во второй редакциях «Вора». Мало того, эта мысль заостряется еще более в новой редакции: полностью отметается представление о счастье как безделье: недаром, когда рассказывается о пребывании матроса у феи, появляется весьма характерный глагол: «валяться» (в облачной перинке). И опять этот же глагол повторен в ироничных словах Саньки: «если с полгодика в полном счастии проваляться, не хотеть ничего, да ни к чему не стремиться, так ведь все производство на земле остановится, самая душа закоченеет навек», то есть такое «счастье» воспринимается героем как его противоположность.

Таким образом, матрос стремится найти реальное счастье на земле. И тем не менее, бегство матроса от феи не представлено как окончательное и единственно правильное решение проблемы. У Ксении по этому поводу рождается новый вопрос: «разве надежда лучше счастья». Так, все более углубляя трактовку понимания счастья, раскрывая в любом из решений тут же встающие внутренние противоречия, Леонид Леонов учит, что к сложному в жизни никогда не следует подходить упрощенно, ибо упрощение — это всегда чивилевщина. Стремлением уйти от романтических черно-белых контрастов первой редакции «Вора», предлагать неоднозначные (на все случая-жизни) ответы на сложные проблемы действительности объясняются эти различия в притче о матросе и фее.

Интересуясь в основном духовными потребностями человека, Леонид Леонов почти не касается материальных предпосылок всеобщего и частного благополучия. Мы не найдём в книгах Леонида Леонова рецептов счастья, автор не считает нужным их давать, поскольку понимает, что представления о нем у каждого человека индивидуальны и зависят от особенностей его личности. Эту мысль на негативных примерах выражает в романе примусник и философ Пчхов: «Одних пуще всего деньги манят, другие наивысшей власти добываются с правом снятия кожи с непокорного, третьи напротив, любовным успехам себя посвящают, а бывают, которым и хромовых сапог за глаза достаточно».

Во второй редакции «Вора» по-новому, более философично и дифференцированно решается и, проблема страдания, тесно связанная с понятиями счастья и несчастья. Роман пронизан горьковской ненавистью ко всему, что несет бессмысленные, опустошающие и унижающие человека страдания. Судьбой Зины Балуевой писатель спорит со своей прежней точкой зрения на счастье, выраженной в афоризме Золотинской из «Русского леса» и в позиции Березкина и Непряхина из «Золотой кареты»: «Мы раздали вам себя по частям. Нет никого богаче, нас на свете». Зина все отдала Векшину, но не стала счастливее. Привыкнув к страданию, она уже готова обвинить счастье в высокомерия и бессердечии: «Горе правде учит, даже неумного, а счастье и в сказке никого не доводило до добра… У горя сто ушей, у счастья сто когтей — да все на ближнего. Горе последней крохой делится, счастье стеной зубчатой обороняется». Но ведь это сказано о мещанском счастье, которое не приемлет и Зина. Не зря Фирсов пророчит, что не выдержит Зинка чикилевского благополучия: «Когда-нибудь из этой цветастой и пахучей мишуры выскочит бездомная кошка и в два прыжка вернется назад, на крышу».

Разные герои «Вора» предлагают свои средства избавления от страдания. Так, идеолог мещанского толка, Чикилев, призывает уничтожить саму мысль как источник страдания. Но позиция гротескно представленного мещанина, ясна, труднее разобраться в промежуточных идеологических явлениях, в трудных человеческих судьбах, когда знак плюс или минус невозможно поставить без оговорок.

Во второй редакции «Вора», где постовому освещается образ Векшина, появляется вопрос: «Стремлением к радости или опытом страдания движется вперед человек?» Веншин топчет судьбы близких ему людей, и единственно целительным средством для него может оказаться облагораживающее страдание. Так проводится новая в социалистической этике мысль о том, что не всегда губительны бывают страдания. «Когда люди окончательно преодолеют слезы, им однажды станет до такой степени смешно… что даже страшно!», — говорит Манюкин, часто выражающий, особенно в новом «Воре», мысли автора. Насколько близки раздумья Манюкина самому писателю, свидетельствует, например, высказывание Леонида Леонова: «Сомнения и разочарования полезны. Человечество развилось не только на успехах и достижениях, а в большей степени на сознании творческих сомнений, разочарований, колебаний, тогда и укрепляется твердость человеческого духа».

Итак, рассмотрев сопоставительно концепцию счастья в двух редакциях «Вора», можно прийти к выводу о том, как изменилась она у Леонида Леонова за треть века.

Представление о движении истории как круговерти, смене контрастов и неизменности человеческой природы, «законе неразрешимого узла», вело молодого писателя к пессимистическим выводам о том, что в настоящем возможно только мещанское счастье, которое не принимают ни автор, ни его любимые герои. Романтический максимализм, метафизичность, проявляющаяся в однозначности ответов на поставленные мировые вопросы, — все это выражение особенностей мировоззрения молодого Леонида Леонова, что сказалось на особенностях метода (романтического) и яркого импрессионистического стиля первой редакции «Вора».

Изменение мировоззрения Леонида Леонова, приход его к социалистическому реализму проявились при создании новой редакции «Вора» буквально во всех возможных аспектах и, в частности, в концепции счастья. Леонид Леонов отказывается от окончательных ответов на сложнейшие проблемы действительности. Материал «дна» подсказывает негативную форму представлений о том, что не является счастьем, форму, удобную своей открытостью, незавершенностью, обращенностью к мысли читателя. Писатель-философ полемизирует с упрощенным отношением к сложным проблемам действительности, глубоко и индивидуально обрисовывая многочисленные характеры героев. Леонид Леонов всем строем книги отказывается от жертвенности в представлениях о счастье, утверждает мысль о достижимости подлинного счастья на земле для нынешнего поколения при условии борьбы за гуманизацию жизни. Словом, само творчество Леонида Леонова соответствует установке, данной писателем и в его выступлениях, — литература должна стать разведкой будущего.

Л.П. Овчинникова
Проблемы мировоззрения и метода. – Тюмень, 1976. – С. 42-57.

Оцените статью
Добавить комментарий