Вторая часть романа Яна Флеминга Королевское казино (Casino Royale) о приключениях агента 007, Джеймса Бонда.
Шампанское и розовый свет
Бонд поднялся в комнату, убедился, что ее все еще не обыскали, сбросил одежду и забрался в горячую ванну, после которой последовал ледяной душ. Потом лег в постель. До встречи с девушкой оставался всего час, и за это время необходимо было отдохнуть и привести в порядок мысли, детально продумать план игры, постараться предугадать различные возможности. Он должен был расписать сопутствующие роли для Мэтиса, Лейтера и девушки и спроецировать реакцию противника в различных ситуациях.
Закрыв глаза, Бонд подстегнул воображение, рисуя себе серии выдуманных сцен, будто бы наблюдая за пересыпающейся мишурой в трубке калейдоскопа.
К восьми сорока он исчерпал возможности метатез, могущих произойти в результате дуэли с Ле Шифром. Встал и оделся, выкинув будущее из головы. Завязывая тонкий, раздвоенный галстук черного атласа, он внимательно изучал свое отражение в зеркале. Серо-голубые глаза смотрели спокойно, иронично, а черный локон, постоянно выбивавшийся из прически, в который раз медленно отделился, образовав жирную запятую над правой бровью. Впечатление, дополняемое тонким вертикальным шрамом, сбегавшим по правой щеке, было вполне пиратским. Конечно, не Хоуги Кармайкл, но все-таки, думал Бонд, наполняя плоскую бронзовую коробку марлендовскими сигаретами с золотой каймой. Мэтис не преминул рассказать о замечании девушки.
Он положил коробку в задний карман брюк и пощелкал своим оксидированным «Ронсоном», проверяя, не нуждается ли он в дозаправке. Засунув тоненькую пачечку десятимиллевых банктон во внутренний карман и открыв ящик стола, вынул оттуда легкую замшевую кобуру и укрепил ее так, чтобы она свисала на три дюйма ниже его левой подмышки. Потом извлек из другого ящика очень плоскую автоматическую «беретту» 25-го калибра с каркасной рукояткой, вытащил из нее обойму и дульный патрон, несколько раз пощелкал затвором и спустил курок. Вновь зарядил оружие, поставил на предохранитель и сунул в наплечную кобуру. Оглядел комнату на предмет каких-либо забытых вещей и накинул поверх шуршащей шелковой рубашки вечерний однобортный пиджак. Ему было прохладно и спокойно. Проверив напоследок, не оттопыривается ли одежда в том месте, где находится оружие, он разгладил галстук и, выйдя в коридор, закрыл за собой дверь.
Спустясь по лестнице, он направился было к бару, как вдруг услышал за спиной шорох разошедшихся дверей лифта и холодный голос:
— Добрый вечер.
Это была девушка. Она стояла и ждала его. Ее красота ослепляла. Но он уже попривык и не содрогнулся.
На ней было платье из черного бархата, простое, но в то же время с оттенком какого-то невероятного великолепия, присущего совсем немногим. Тонкая бриллиантовая нить обвивала ее шею, а алмазная брошь в самом углу V-образной выемки заставляла четче вырисовываться выступ грудей. С собой у нее была черная вечерняя сумочка, этакая плоская штучка, которую она, подбоченясь, держала у тонкой талии. Поток черных волос струился ей на плечи и разбивался у подбородка о единственный, зато неповторимый завиток.
Выглядела она безупречно, и сердце мужчины екнуло.
— Вы просто великолепны! Видимо, дела в радиобизнесе идут не так уж плохо.
Девушка взяла его под руку.
— Не возражаете, если мы сразу же пойдем обедать? — спросила она. — Хочу, чтобы великолепие еще немного продлилось. Все дело в этом черном бархате. На нем остаются такие безобразные рубцы. Кстати, если вы сегодня услышите мои вопли, то знайте, что я плюхнулась на плетеный стул.
Бонд рассмеялся.
— Конечно, пойдемте. Пропустим по стаканчику водки, пока будем ждать заказ.
Она посмотрела на него с удивлением, и он тут же поправился:
— Или коктейль, если угодно. Здешняя кухня, пожалуй, лучшая в этом городе.
Внезапно Бонд почувствовал легкое презрение, с которым она выслушала эту тираду, и понял, что его унизили.
Но это была лишь легкая пикировка, и он все забыл, пока кланяющийся метрдотель вел их через переполненную залу, а жующие головы поворачивались за девушкой, словно были намагничены.
Самая фешенебельная часть ресторана располагалась у огромного, в виде полумесяца окна, выходящего в гостиничный садик и нависающего над ним, как корабельная корма, но Бонд выбрал столик в одном из зеркальных альковов, подальше от назойливых глаз. Кабинки пристроили во времена короля Эдуарда. Они были изолированы и сияли золотом и белыми драпировками. Столики обили розовым шелком, настенные лампы были в стиле последней Империи.
Пока они расшифровывали розовые письмена, плотно покрывавшие огромную карту меню, Бонд кивком головы подозвал полового. Потом повернулся к спутнице.
— Так что же?
— Пусть будет водка, — просто ответила она и продолжила изучать меню.
— Маленький графинчик водки, только охладите хорошенько, — приказал Бонд и внезапно добавил, обращаясь к девушке: — Не могу я пить за здоровье вашего наряда, не зная, как вас зовут.
— Веспер1, — ответила она. — Веспер Линд. Бонд посмотрел на нее вопросительно.
— Знаете, так утомляет объяснять каждый раз… Просто я родилась в жутко ветренный вечер. Так, по крайней мере, рассказывают мои родители. Им захотелось как-то это отметить, — она улыбнулась. — Кому-то это по вкусу, кому-то — нет. Я уже привыкла.
— По-моему, очень красивое имя, — отметил Бонд. В голову ему неожиданно пришла идея. — Послушайте, а не могли бы вы мне его одолжить? — Он объяснил, что изобрел очень специфичный мартини и как раз искал для него название. — «Вечерняя звезда», — попробовал он на язык. — Звучит великолепно и как раз подходит для того удивительно-синего времени суток, когда мое изобретение должны будут пить во всем мире. Так что, разрешаете?
— Только если я буду первая, кто попробует этот напиток, — попросила она. — Похоже, что этим крещением можно гордиться.
— Мы выпьем его с вами вместе, когда здесь все закончится, — сказал Бонд. — Выиграем или проиграем. Итак, что вы решили заказать? Выбирайте все самое дорогое, — добавил он, видя, что она колеблется, — а не то платье обидится.
— У меня две задумки, — рассмеялась она, — и каждая мне страшно нравится, но все-таки вести себя так, будто ты миллионер, от случая к случаю… и все же… ладно, во-первых, начнем с икры, следом за этим — поджаренный «роньон де во» с «помме суфле», а уж после этого было бы неплохо «фразе де буа» с большой шапкой крема. Ужасно стыдно быть такой нахальной, да? — Она вопросительно улыбнулась.
— Да вы добродетельны как не знаю кто! К тому же никто не смог бы сделать лучший выбор. — Бонд обернулся к метрдотелю: — И побольше тостов.
— Вся беда в том, что тостов всегда не хватает, — объяснил он Веспер.
— Итак, — вернулся он к меню, — я присоединяюсь к мадемуазель в ее выборе икры, но затем принесите мне очень маленький «турнедо», немного недожаренный, с соусом «бьерне» и с артишоками. И так как мадемуазель предпочитает лакомиться клубникой, то я выбираю половинку авокадо с французской приправой. Как вы на это смотрите?
Метрдотель поклонился.
— Комплименты и вам, мадемуазель, и вам, сударь. Мсье Жорж, — он обернулся и повторил половому оба заказа.
— Прекрасно, — ответил тот и подал список вин в кожаном переплете.
— Если не возражаете, то сегодня вечером будем пить шампанское, — сказал Бонд. — Оно веселит и к тому же, я надеюсь, подходит к случаю.
— Да, пусть будет шампанское, — согласилась девушка.
Проведя пальцем по странице, Бонд повернулся к официанту:
— «Тайтинжер» урожая сорок пятого года?
— Прекрасное вино, мсье, — отозвался тот. — Но если мсье позволит, — он указал карандашом, — «Бланш де Бланш Брют» той же марки вообще не имеет себе равных.
Бонд улыбнулся.
— Так тому и быть.
— Это не очень известный сорт, — объяснил он своей спутнице. — Но, на мой взгляд, эта марка — лучшая в мире, — он усмехнулся, услыхав в собственной реплике долю претенциозности.
— Извините меня, ради Бога, — сказал он, — может быть, это смешно, но вино и еду я люблю выбирать очень тщательно. Я старый холостяк и, видимо, поэтому у меня несносная привычка обговаривать все до мельчайших деталей. Быть может, это выглядит довольно старомодно, все эти придирки и прочее. Но когда я работаю, то ем всегда в одиночестве, а это придает трапезе особый вкус. Большая беда — большие запросы.
Она улыбнулась.
— Мне это понятно. Я тоже предпочитаю жить на полных оборотах и извлекать из любого действия сколь возможно пользы. Думаю, что это единственный достойный способ существования. Но слова отдаляют правду, и это начинает звучать совсем уж по-детски, — добавила она, будто извиняясь.
Появился поставленный в чашу с мелко наколотым льдом графинчик с водкой, и Бонд наполнил бокалы.
— Что же, все равно я с вами согласен, — провозгласил он. — И давайте-ка выпьем за сегодняшнюю удачу, Веспер.
— Да, — произнесла девушка тихо. Она подняла свой маленький бокал и посмотрела в его глаза с забавной прямотой. — Надеюсь, сегодня все будет удачно.
Бонду показалось, что внезапно ее как бы передернуло, но в следующее мгновение она порывисто перегнулась к нему.
— От Мэтиса для вас новости. Он прямо жаждал рассказать их вам лично. Насчет бомбы. История просто фантастическая.
Баккара
Бонд огляделся: вроде бы ничего подозрительного; никто не подслушивает. До икры и горячих тостов еще далеко…
— Расскажите, — его глаза сверкнули, в них зажегся интерес.
— Третьего болгарина схватили по дороге на Париж. Он ехал в «ситроене», а для «щита» прихватил с собой двух англичан, голосовавших по пути. На блокирующей заставе он принялся настолько скверно изъясняться по-французски, что у всех там уши завяли, и его, естественно, попросили показать документы. Вместо бумаг он вытащил пистолет и пристрелил патрульного мотоциклиста. Но второй, уж не знаю каким образом, схомутал его, а заодно удержал от попытки покончить жизнь самоубийством. Его доставили в Руэн и выжали — в обычной французской манере — всю историю.
— Несомненно, они являлись подразделением некоего французского отряда, привлекавшего к работе всякую шваль — саботажников, убийц и так далее, — и приятели Мэтиса сейчас стараются достать остальных. За ваше убийство они должны были получить два миллиона франков, и агент, который проводил инструктаж, заверил их в том, что если четко выполнять его инструкции, то риск будет сведен к минимуму.
Она отхлебнула водки.
— Но вот что интересно — он дал им две коробки из-под камер — вы их видели. Сказал, что яркие цвета будут им только в помощь. Объяснил, что в голубом саквояжике находится очень сильная дымовая шашка. А в красной — взрывчатка. Пока один из них швыряет красную коробку, второй нажимает кнопку на голубой, и оба под прикрытием дымовой завесы исчезают с поля. На самом деле выдумка насчет дымовой шашки должна была убедить болгар, что у них есть шанс спастись. В обоих чемоданах были абсолютно идентичные бомбы. Никаких различий между красной и синей коробкой попросту не было. Идея стара как мир: они намеревались уничтожить и вас, и убийц практически одним ударом. Похоже, только третьего болгарина и принимали в расчет на будущее.
— Продолжайте, — сказал Бонд, невольно восхищаясь цинизмом этой уловки.
— Ну, эти двое подумали, что, конечно, все звучит довольно неплохо, но решили всех обхитрить. И обхитрили… уж так обхитрили, что шансов на спасение у них вообще не осталось. Было бы славно, думали они, вначале поставить завесу погуще, а уж под прикрытием дыма и швырять в вас взрывчатку. Вот и получилось, что ассистент задействовал фальшивую дымовую шашку и оба, разумеется, тут же взлетели на воздух. Третий ждал за отелем, чтобы забрать своих приятелей. Когда он увидел, что произошло, то вначале подумал, что нечисто сработано. Но полиция обнаружила несколько кусков неразорвавшейся красной бомбы и дала ему возможность сопоставить все детали. Когда он понял, что их заманили в ловушку и что его друзья должны были погибнуть вместе с вами, то раскололся. Думаю, что колется до сих пор. Но впрямую связать это дело с Ле Шифром не представляется возможным. Задание им давал посредник, возможно, один из охранников Ле Шифра, и этому выжившему парню имя Ле Шифра ни о чем не говорит.
История закончилась, и как раз в это время подоспел официант с икрой и горкой горячих тостов, а также с маленькими посудинками, в которых был красиво нарезанный лук и тертое, круто сваренное яйцо: белок и желток в отдельных тарелочках.
Разложили икру и некоторое время ели в полном молчании.
После паузы Бонд произнес:
— Приятно сознавать, что поменялся местами со своими палачами. Они расставили ловушку и сами же в нее угодили. Мэтис будет доволен проделанной за день работой — пятеро оппозиционеров в двадцать четыре часа выведены из строя… — И он рассказал ей про несчастных Мюнцев.
— А, кстати, — спросил он, — как вы-то оказались в этом деле? В каком секторе вы работаете?
— Я личный помощник начальника отдела «С», — ответила Веспер. — Так как план разработан им, то он настаивал на участии нашего отдела в этой операции. Упрашивал М. разрешить мне участвовать в деле. И хотя в мои обязанности входит лишь работа связной, все равно М. упредил, что вы будете в ярости за то, что в качестве ассистента вам прикомандировали женщину. — Она остановилась, но так как Бонд ничего не сказал, продолжила: — Я должна была встретиться с Мэтисом в Париже и вместе с ним добраться сюда. У меня есть приятельница, она работает у Диора, и одолжила мне всю эту роскошь и брошь, что была на мне этим утром, иначе я бы, разумеется, не смогла даже рядом встать со всем этим, — и она обвела рукой залу.
— Все в отделе ревниво отнеслись к известию, хотя не знали толком, что у меня будет за работа. Все, что они смогли разнюхать, это то, что я буду задействована с агентом «дабл-ноль». Вы ведь наши герои. Я была просто зачарована такой возможностью.
Бонд нахмурился.
— Не так уж трудно получить эти два нуля, если ты готов убивать людей, — сказал он. — Вот и все назначение этого значка. И здесь нечем особенно гордиться. Трупы японского шифровальщика в Нью-Йорке и норвежского двойного агента в Стокгольме дали мне возможность получить «дабл-ноль». Они были вполне добропорядочными людьми. Просто их закрутило в мировом шторме, как того югослава, которого убрал Тито. Это странная, беспокойная профессия, но если ты ее выбрал, то должен делать то, что тебе прикажут. Кстати, как вам нравится тертое яйцо с икрой?
— Изумительное сочетание, — ответила она. — Мне очень по душе весь наш сегодняшний обед. Как-то даже стыдно… — она осеклась под холодным взглядом его глаз.
— Это работа, — коротко сказал он.
Внезапно Бонд пожалел, что их разговор принял столь интимный характер. Он почувствовал, что слишком много болтал.
— Давайте-ка прикинем наши действия, — сухо произнес 007. — Лучше будет, если я объясню, что намереваюсь сделать и какую помощь вы сможете оказать. Боюсь, что не слишком большую, — добавил он.
— Вот основные факты. — Джеймс кратко изложил свой план и обрисовал наиболее возможные действия противника.
Метрдотель лично наблюдал за переменой блюд, и уделив некоторое время великолепной еде, Бонд продолжил инструктаж.
Девушка слушала его отстранено, внимательно и со смирением. Она была огорошена его внезапной резкостью и в то же время покаянно думала, что в следующий раз будет более серьезно относиться к предупреждениям начальника отдела «С».
— Он очень преданный делу человек, — говорил шеф, объявляя ей о назначении. — Не обольщайтесь насчет увеселительной прогулки. Когда он на задании, то не думает ни о чем, кроме работы. Больше его ничего не интересует. Но он мастер своего дела, таких, действительно, немного, и вы не потеряете время зря. Он недурен собой, но не советую в него влюбляться. Сердечности в нем не больше, чем в стальной балке. Но, как бы то ни было, — желаю успеха, и не слишком расстраивайтесь!
Во всем этом чувствовался какой-то вызов, и она была приятно удивлена, когда поняла, что привлекает, интересует Бонда. Интуитивно чувствовала. И вдруг после, казалось бы, совершенно очевидных намеков на то, что ему нравится быть с ней, после буквально первых ласковых фраз, он вдруг превращается в кусок льда, отшатывается, будто теплота человеческих отношений травит ему душу. Веспер чувствовала себя уязвленной, поставленной в глупое положение. Потом она мысленно пожала плечами и сконцентрировала все внимание на его рассказе. Больше она не повторит подобной ошибки.
— …и самое главное — молитесь, чтобы удача сопутствовала мне, — и отвернулась от него.
Бонд объяснял, как играют в «баккара».
— Очень похоже на все остальные азартные игры. У игрока и банкира шансы примерно равны. И нужно очень осторожно выбирать «петлю», срывая банк, иначе «сорвутся» игроки.
— Сегодня вечером Ле Шифр, как нам известно, откупил стол «баккара» у египетского синдиката, заправляющего здесь всем. Он заплатил за это право миллион франков, и его капитал теперь сократился до двадцати четырех миллионов. Столько же примерно и у меня. Думаю, что игроков будет человек десять и все рассядутся вокруг банкующего за столом, напоминающим по форме почку.
— Обычно стол поделен как бы на две части. Банкир играет две игры, каждую против «табльо» слева и справа от него. В игре банкир имеет возможность выиграть, поставив игру первого «табльо» против второго, если только он хорошо и быстро считает. Но для такого вида «баккара» в Рояле нет достаточного количества игроков, и Ле Шифру придется пытать удачу против единственного «табльо». Это не совсем привычно, ибо шансы у банкующего уменьшаются, но все же они достаточно велики, и, разумеется, у него есть возможность контролировать ставки.
— Итак, банкир сидит посередине, рядом с крупье, который сгребает лопаточкой карты и объявляет сумму каждого банка и шефа-де-парти, выступающего в качестве третейского судьи. Я постараюсь, насколько это возможно, сесть прямо напротив Ле Шифра. Перед ним находится ящичек с колодой, состоящей из шести хорошо перетасованных колод. Мухлевать с ящичком нет практически никакой возможности. Карты тасует крупье, снимает один из игроков, и они кладутся в ящик на виду у всего стола. Мы проверяем это дело и — все о’кей. Пометить все карты — дело совершенно немыслимое, и это означало бы, что подкуплен крупье. В любом случае мы постараемся выяснить и это.
Бонд отпил шампанского и продолжил:
— Теперь, что же происходит дальше? Банкир объявляет открывающий банк в пятьсот тысяч франков, или пять тысяч фунтов, это уж как удобнее. Каждое сидение пронумеровано вправо от банкира, и следующий игрок, то есть номер первый, может принять эту ставку и отсчитать деньги, положив их на стол, или же пропустить, если считает ее для себя слишком высокой и неприемлемой. Затем идет черед номера второго, номера третьего и так далее вкруг всего стола. Если ни один из игроков не принимает ставку, то она предлагается столу целиком и каждый входит в долю, включая иногда и зрителей, пока не наберется сумма в пятьсот тысяч франков.
— Но эта ставка в общем-то невелика, и, разумеется, ее примут, но когда она повышается до миллиона или двух, то становится трудновато отыскать игрока или, когда банку идет явное везение, даже группу игроков, могущих ее покрыть. В такой-то момент и нужно принимать игру — в любом случае я должен атаковать банк Ле Шифра при первой же удобной возможности и сорвать его либо терпеливо ожидать, пока он постепенно не разорит меня. Для этого понадобится некоторое время, но в конце концов один из нас должен подорвать банк другого. Думаю, что остальные здесь будут ни при чем, хотя и они, время от времени, смогут немного «поднимать» и «опускать» банкира.
— Конечно, в качестве банкомета Ле Шифр имеет определенные преимущества, но зная, что я твердо «сижу» у него на хвосте, и не подозревая о моих ресурсах, он будет сильно нервничать, а это мне на руку, и таким образом мы сравняем наши шансы.
Появились клубника и авокадо, и он в очередной раз замолчал.
Десерт поедали беззвучно, а потом, когда принесли кофе, разговаривали обо всяких пустяках. Потом закурили. Крепких напитков решено было не пить. И вот Бонд решил, что пришла пора объяснить подлинную механику игры.
— Все очень просто, — сказал он, — и вы поймете это за раз, если хоть когда-нибудь играли в «винт-эт-юн», где целью является набрать число как можно ближе к двадцати одному, переиграв при этом банкира. В этой игре мне сдают две карты и банкующему две и, пока кто-нибудь не выиграет в открытую, каждый может брать себе дополнительную карту. Цель игры — двумя или тремя картами набрать девять очков или как можно ближе к девяти. Фигурные карты и десятки в расчет не идут; тузы — единицы; все остальные значат столько, сколько обозначено. При счете только последняя цифра берется в расчет. Итак, девять плюс семь равно шести, а не шестнадцати. Побеждает тот, у кого счет ближе всего к девятке. Ничьи переигрываются.
Веспер внимательно слушала, наблюдая, как на лице Бонда при этом появляется выражение какой-то отвлеченной страсти.
— Таким образом, — продолжил он, — когда банкир сдает мне две карты, которые в сумме обозначают восемь или девять, они называются «натурэль», я переворачиваю их и выигрываю, если только у него нет такого же или лучшего «натурэля». Если же «натурэля» нет, то при счете в шесть или семь я могу остановиться; если в активе всего пять, то можно попросить карту или же не просить; но если сумма меньше пяти, то карту надо взять обязательно. Пятерка — поворотный пункт в игре. Судить надо по течению игры, ведь шансы на то, что карта ухудшит либо улучшит положение, практически равны.
— Только когда я попрошу еще или же постучу по своим, показывая, что мне достаточно, только тогда банкир может взглянуть на свои карты. Если ему выпадает «натурэль», он переворачивает карты и выигрывает. В любом другом случае у него будут те же самые сложности, что и у меня. Но ему на руку то, что он может судить о ходе игры по моим действиям, я имею в виду — брать третью карту или не брать. Если я не беру, то он может предположить, что у меня пять, шесть или семь; если беру, то, значит, сумма меньше пяти, и я могу улучшить или ухудшить свое положение вновь взятой картой. А ведь эта уже кидается лицевой стороной вверх. По тому, сколько на ней обозначено, и по вероятностям предыдущих он может прикинуть, стоит ли брать еще или нет.
— Итак, у него небольшое преимущество: скромная помощь с моей стороны. Но всегда остается проблема: остановиться ли на пятерке, если и у противника пять? Некоторые игроки либо всегда остаются, либо всегда берут. Я же следую интуиции.
— Но в конце, — Бонд затушил сигарету и попросил счет, — концов, главное — это «натурэли» — девятки и восьмерки, и я уверен, что их-то у меня будет больше, чем у него.
Большая игра
Объясняя правила игры, Бонд почувствовал такую ненависть к предстоящей борьбе, что его лицо будто осветилось изнутри. Перспектива схватки с Ле Шифром заставила его пульс биться чаще, а организм напрячься в ожидании. Казалось, что он напрочь позабыл о пробежавшем между ними холодке, и Веспер почувствовала, как напряжение исчезло, и приняла его настрой.
Он заплатил по счету и выдал половому непомерные чаевые. Веспер поднялась и, выйдя из ресторана, прошла вниз по ступенькам.
Огромный «бентли» поджидал их у входа, и Бонд быстро провел машину по бульвару, припарковался у Казино. Пока они шли через богато украшенные прихожие, он не проронил ни слова. Она искоса посмотрела на него и увидела, как раздуваются его ноздри. В остальном он выглядел вполне нормальным и вежливо отвечал на приветствия персонала. При входе в игорный зал никто не спросил у них членские билеты. Так как Бонд играл по-крупному, то это моментально сделало его желанным клиентом, а любой его спутник принимался с должным почтением.
До того как они растворились в основной зале, от одного игрального стола отцепился Феликс Лейтер и приветствовал Бонда как старого знакомого. После того как его представили Веспер Линд и быстрого обмена общими фразами, Лейтер заметил:
— Слушайте, раз вы сегодня решили заняться игрой в «баккара», то, быть может, разрешите мне показать мисс Линд, как срывают банк в рулетку? Я тут прикопил три счастливых номера, которые в скором времени себя проявят, да и у мисс, я думаю, со счастьем все в порядке. А к тому времени, как игра за вашим столом начнет набирать обороты, мы и подойдем.
Бонд вопросительно глянул на Веспер.
— Это было бы замечательно, — сказала она, — но не присоветуете ли мне один из ваших счастливых номеров?
— А у меня нет счастливых номеров, — откликнулся Бонд без тени улыбки. — Я лишь подсчитываю шансы или же стараюсь подобраться к ним, насколько это возможно. Сожалею, но должен вас покинуть, — извинился он. — Вы в надежных руках моего друга Феликса Лейтера, — его короткая улыбка предназначалась им обоим, и неторопливым шагом он направился к кассе.
Лейтер почувствовал как бы невидимую преграду, возникшую между ними.
— Он очень серьезный игрок, мисс Линд. И, слава Богу, что это так. Ну, а теперь идемте и посмотрим, как номер семнадцать будет повиноваться моему внушению. Я думаю, вам понравится это безболезненное ощущение, когда тебе ни за что выдают кучу денег.
Наконец-то Бонд остался наедине с самим собой и заданием, которое должен был выполнить. В кассе по чеку, выданному сегодня днем, он получил свои двадцать четыре миллиона. Разделил всю сумму поровну и сунул половину в правый, а вторую в левый карман пиджака. Потом через островки, загруженные народом, медленно пересек комнату и наконец добрался до центра залы, где за медными поручнями возвышался огромный стол для игры в «баккара».
Игроки уже рассаживались, и карты — крапом вверх — тасовались в медленном темпе, который известен как «крупье-шаффл» — наиболее эффективном и исключающем возможность передергиванья.
Шеф-де-парти снял обитую бархатом цепь, загораживающую проход к столу.
— Мсье Бонд, как вы и просили, я оставил для вас номер шестой.
За столом оставалось еще три свободных места. Бонд прошел за перила, и служащий заботливо отодвинул перед ним стул. С легким кивком игрокам по правую и левую руку Джеймс сел на свое место. Затем вынул свой бронзовый портсигар и черную зажигалку и положил их на зеленое сукно возле своего правого локтя. Служащий протер бархаткой пепельницу из толстого стекла и поставил ее рядом. Бонд зажег сигарету и откинулся на спинку кресла.
Сиденье банкира, прямо напротив, пока пустовало. Бонд огляделся. Многих он уже знал визуально, но по именам лишь некоторых. По правую руку, за номером седьмым, сидел мсье Сикст, богатый бельгиец — Конго, металл. Номером девятым был лорд Данверс — изысканный в своей болезненности человек, франки которого поставлялись хорошо обеспеченной женой-американкой, женщиной средних лет с хищным ртом барракуды, сидящей за номером три. Бонд отметил, что они, видимо, будут играть нервно и по-глупому и, по всей вероятности, выпадут одними из первых. По правую руку от банкира, за номером один, сидел очень известный игрок из Греции, имевший, по разумению Бонда, точно также как и все остальные на восточном Средиземноморье, свою пароходную компанию. Этот будет играть холодно, расчетливо и вести битву до конца.
Бонд попросил у служащего карточку, нарисовал на ней маленький знак вопроса, а под ним оставшиеся номера: 2, 4, 5, 8, 10 и сказал служителю, чтобы тот отдал ее шефу-де-парти.
Вскоре ее возвратили с проставленными именами.
Пустовавшее кресло за номером два займет Кармель Делэйн, американская сине-звезда, получающая содержание от трех бывших мужей и с успехом проматывающая их и, как подумалось Бонду, собирающаяся пополнить коллекцию четвертым, с которым и прикатила сейчас в Рояль. Со своим сангвиническим темпераментом она будет играть весело, с шиком и может прокатиться по полосе удач.
Так, леди Дэнверс идет за номером три, а затем кресла № 4 и № 5, мистер и миссис Дюпон, выглядящие весьма респектабельно и, возможно, имеющие (или не имеющие) отношение к состоянию Дюпонов. Бонд решил, что они будут в числе стайеров. Оба имели очень деловой вид и мило и весело болтали, видимо, чувствуя себя за игорным столом как дома. Бонду было приятно, что они находятся рядом — миссис Дюпон за номером пять, — и он чувствовал себя прикрытым в том случае, если банк будет чересчур велик и придется вступать с ними в долю.
За номером восемь восседал магараджа какого-то мелкого индийского государства, играющий, видимо, на всю валюту, что осталась у него от нелегких военных лет. Опыт подсказывал Бонду, что из некоторых азиатских народов выходят отчаянные игроки и что даже восхваляемые за сдержанность китайцы могут потерять голову, видя, что дела их плохи. Но магараджа, возможно, останется в игре и перестрадает некоторые потери, если они будут не слишком тяжелыми.
За номером десять находился блистательный молодой итальянец, синьор Томелли, который, по-видимому, драл со своих миланских арендаторов по три шкуры, и поэтому был при деньгах, и который, видимо, будет играть стремительно и глупо, а потом потеряет выдержку и устроит скандал.
Бонд как раз закончил оценку игроков, когда Ле Шифр молчаливо, делая минимум движений, будто огромная рыба, вплыл сквозь проем в ограждении и, с холодной улыбкой поприветствовав стол, занял свое место банкира напротив Бонда.
Затем, все также экономно расходуя движения, он разделил пополам пачку карт, которую крупье положил прямо между его грубыми вялыми руками. Затем, пока крупье одним быстрым и точным движением отправлял все шесть колод в деревянную с металлическими вставками и прорезью коробочку, Ле Шифр что-то тихо сказал ему на ухо.
— Мсье, мадам, мы начинаем. В банке 500 000, — и, видя, что грек, номер первый, постучал по столу рядом со стопкой стомилльных пластин, добавил: — Le banco est fait2.
Ле Шифр наклонился над коробочкой. Он несколько раз похлопал по ней короткими, неторопливыми ударами, подбивая карты, первая из которых показала в алюминиевом ротике свой розовый закругленный язычок. Затем толстым белым указательным пальцем он мягко прижал бледно-розовый краешек — и первая карта выскользнула из прорези, проехала по столу дюймов шесть или где-то около фута. Потом он вынул карту для себя, потом следующую для грека, затем еще одну для себя. Он сидел недвижим и не трогал свои карты. Смотрел греку прямо в лицо.
После этого крупье своей плоской деревянной лопаточкой аккуратно приподнял карты, предназначавшиеся для грека, и быстрым движением перебросил их еще на несколько дюймов, так, что они теперь лежали между бледными волосатыми руками, как два внимательных розовых краба.
Внезапно крабы позорно исчезли, и грек загреб карты в свою широкую левую руку и осторожно наклонил голову так, чтобы видеть в тени сложенной ладони цифры обеих карт. Затем указательным пальцем правой руки он чуть сдвинул нижнюю так, чтобы цифра под ней тоже оказалась на виду.
Его лицо осталось совершенно апатичным. Он вытянул вперед левую руку, положил ее на стол, потом убрал, оставив карты с их неразгаданным секретом лежащими рубашками вверх.
После этого поднял голову и посмотрел Ле Шифру прямо в глаза.
— Нет, — произнес грек скучным голосом.
Так как он решил не брать дополнительную карту, становилось ясно, что у него либо пять, либо шесть, либо семь. Для победы банкиру необходимо открыть восемь или девять. Если же ему не повезет и нужные цифры не выпадут, то и у него будет право выбора: добавлять карту или остаться при своем.
Ле Шифр сидел, сжав ладони перед собой: карты в трех-четырех дюймах от его рук. Правой он поднял карты и бросил их на стол, перевернув лицом вверх.
Четыре и пять: беспроигрышный «натурэль» — девятка.
Он выиграл.
— Выиграл банк, — тихо произнес крупье и лопаточкой перевернул карты грека, — семь, — объявил он бесстрастно, аккуратно убирая трупы семерки и королевы и бросая их в широкую прорезь, ведущую в призматическую металлическую корзинку, куда отбрасывались отыгравшие карты. Туда же последовал «натурэль» Ле Шифра, издав тихий треск, как всегда в начале сейшна. Пройдет совсем немного времени, и сброшенные карты создадут на металлическом покрытии толстую прокладку.
Грек отсчитал пять пластин по сотне тысяч, и крупье добавил их к полумиллионной фишке Ле Шифра, лежащей посередине стола.
С каждой ставки Казино имеет небольшой процент, так называемую «каньотту», но в большой игре обычно банкир сам жертвует деньги либо из заранее подготовленной кучки, либо в конце каждого круга, таким образом, чтобы сумма банка оставалась круглой. Ле Шифр избрал второй путь.
Крупье опустил «каньотту» в щель в столе и тихо произнес:
— В банке один миллион.
— Принимаю, — пробормотал грек, показывая, что хочет воспользоваться своим правом на отыгрыш.
Бонд зажег сигарету и поудобнее устроился в кресле. Игра началась, и последовательность жестов в своем бесконечном повторении, вся эта немногословная литания будут продолжаться до тех пор, пока игроки не разойдутся. Затем отыгранные карты будут сожжены, на стол упадет покрывало, и изумрудное поле впитает в себя кровь своих жертв и станет терпеливо ждать новых.
После третьей карты у грека оказалось четыре против банковских семи.
— В банке два миллиона, — объявил крупье. Налево от Бонда все игроки сидели в полном молчании.
— Принимаю, — сказал Бонд.
Момент истины
Ле Шифр посмотрел на него без какого бы то ни было любопытства; белки глаз, почти неразличимые за огромными радужками, придавали его лицу какое-то безразличное, кукольное выражение.
Он медленно убрал одну толстую руку со стола и сунул ее в карман вечернего пиджака. Она тут же вынырнула обратно с небольшим металлическим цилиндром, крышечку которого Ле Шифр стал не спеша отвинчивать. Он с нахальной неторопливостью сунул носик цилиндра по два раза в каждую черную ноздрю и с наслаждением втянул в себя бензедриновые пары.
Не спеша положил ингалятор обратно в карман, и рука вновь появилась на уровне стола и по обыкновению быстро и сильно ударила по коробочке с картами.
Все время этого жуткого представления Бонд холодно выдерживал взгляд банкира, рассматривая его словно
увеличившееся бледное лицо, увенчанное коротким обрывистым выступом кирпично-красных волос, и никогда не улыбающийся красный рот, а также впечатляющую ширину плеч, свободно умещавшихся в огромном пиджаке.
Из его атласных, несколько шинельных лацканов, казалось, выныривал покрытый черной шерстью Минотавр.
Бонд бросил пачку банкнот на стол, не трудясь отсчитывать нужную сумму. Если он проиграет, то крупье возьмет столько, сколько необходимо, чтобы покрыть ставку; этим жестом Бонд уведомлял всех, что проигрывать не намерен и что деньги эти лишь малая толика его обширнейших запасов.
Остальные игроки почувствовали нарастающее напряжение между двумя дуэлянтами, и над столом повисла тишина, пока Ле Шифр отсчитывал из коробочки четыре розовых прямоугольника.
Крупье концом своей лопаточки пододвинул Бонду две его карты. Джеймс, не отрывая глаз от лица Ле Шифра, протянул правую руку на несколько дюймов, быстро приоткрыл очки, затем безмятежно обратил свой взгляд на противника и пренебрежительным жестом кинул карты цифрами вверх.
Четыре и пять — непобедимая девятка.
Над столом пронесся вздох зависти, и игроки налево от Бонда обменялись удрученными взглядами по поводу отвергнутой двухмиллионной ставки.
Едва уловимо пожав плечами, Ле Шифр медленно перевернул собственные карты и отпихнул их от себя щелчком ногтя. Это были два ничего не стоящих валета.
— «Баккара», — распевно произнес крупье, подгребая лопаткой к Бонду солидную кучу фишек.
Бонд запихнул их в правый карман пиджака и туда же сунул непонадобившуюся пачку банкнот. На его лице не отразилось ничего, но он был рад первому успеху — исходу скрестившихся шпаг воли.
Сидящая по его левую руку американка миссис Дюпон повернулась к нему со слабой улыбкой.
— Нельзя было давать вам играть, — сказала она. — Как только карты были показаны, я чуть не убила себя.
— Да ведь игра только началась, — отозвался Бонд. — В следующий раз вы сделаете правильный ход.
Мистер Дюпон перегнулся к нему из-за плеча жены.
— Если бы каждый только и делал, что правильные ходы, то нас бы здесь не было, — заметил он философски.
— А вот я была бы, — рассмеялась его жена. — Ты ведь просто не можешь себе представить, что я прихожу сюда ради удовольствия.
Игра продолжилась, и Бонд стал рассматривать зрителей, столпившихся у высоких медных перил, ограждающих стол. Вскоре он различил двух ганменов Ле Шифра. Те стояли за и по обеим сторонам от банкира. Выглядели они вполне респектабельно, но не настолько, чтобы принять участие в игре такого размаха.
Один, тот, что стоял более-менее справа от Ле Шифра — длинный, — выглядел несколько похоронно в своем вечернем костюме. Лицо его, будто застывшее, казалось каким-то сероватым, но глаза сверкали и блестели, как у фокусника. Все его тело было в постоянном движении, а руки время от времени скользили по медным перильцам. Бонду показалось, что такой будет убивать без всякого интереса и не задастся вопросом «за что?». Да-а, такой наверняка предпочтет удушение. Было в нем нечто от Ленни из книжки «О мышах и людях», но его бесчеловечность исходила не от инфантильности, а от наркотиков. Марихуана, решил Бонд.
Второй выглядел как корсиканский торговец. Он был низенький, очень смуглый, с плоской головкой, покрытой седеющими волосами. Похоже, хромой. Короткая и толстая ротанговая трость с резиновым башмаком висела возле него на перилах. Чтобы пронести в Казино такую штуку, ему было необходимо получить специальное разрешение, отметил Бонд, ибо никакие палки или трости вносить в залы не разрешалось — это была мера предосторожности против возможных актов насилия. Выглядел он холеным, хорошо откормленным. Его рот немного приоткрылся, обнажив очень плохие зубы. Над губой торчали черные усы, а тыльные стороны ладоней покрывала густая черная шерсть. Видимо, волосы покрывают большую часть его коренастой фигуры. Голым он, наверное, выглядит совершенно омерзительно, содрогнулся Бонд.
Игра потихоньку продолжалась, банк помаленьку проигрывал.
Еще одним кошмаром «шемин-де-фер» и «баккара» является так называемый «звуковой барьер». В игре можно лавировать и относительно спокойно обходить препятствие. Вот приходит эта радость — и все! Знайте, что над вашим плечом зависла беда. Снова и снова вы ощущаете себя пришибленным к земле. И сейчас было нечто подобное. Ни банкир, ни игроки, казалось, не могут «оторваться», и все-таки у банка после двух часов игры наметилась устойчивая и неумолимая утечка, достигшая к этому моменту порядка десяти миллионов франков. Бонд не знал, сколько Ле Шифр выиграл за последние два дня, но предположительно миллионов пять; следовательно, его капитал на данный момент равнялся приблизительно двадцати миллионам.
На самом же деле Ле Шифр здорово «опустился» сегодня днем, и сейчас у него оставалось лишь десять миллионов.
С другой стороны, Бонд к часу ночи выиграл четыре миллиона, таким образом, «поднявшись» до двадцати восьми миллионов.
Джеймс был доволен. Ле Шифр не выказывал ни малейшего волнения. Он продолжал играть как заведенный, не произнося ни слова, кроме тех моментов, когда своим низким голосом отдавал распоряжения для крупье при открытии каждого следующего банка.
Вне этого круга немоты на других столах слышались возгласы и шум: «железка», «рулетка», «тридцать-и-сорок» — каждый стол имел присущие ему звуки; голоса крупье, иногда взрывы смеха или вздохи возбуждения неслись со всех концов залы.
А где-то на заднем плане глухо и размеренно стучал метроном Казино, с очередным поворотом колеса и очередной перевернутой картой, отмеряя свои «один-проценты» — ухмыляющийся кот с «зеро» вместо сердца.
На часах Бонда было десять минут второго, когда ход игры неожиданно изменился.
Грек за номером первым все еще не выбрался из полосы неудач. Первую и вторую игру по полмиллиона он проиграл. Третий раз пропустил, оставив банк в два миллиона. Кармель Делэйн за номером вторым играть отказалась. Также поступила и леди Дэнверс за номером три.
Дюпоны посмотрели друг на друга.
— Банкую, — объявила миссис Дюпон и проиграла банкирской «натурэли» — восьмерке.
— В банке четыре миллиона, — объявил крупье.
— Банкую, — объявил Бонд, доставая пачку банкнот. И вновь он впился в Ле Шифра глазами. И вновь лишь бегло взглянул на карты.
— Нет, — сказал он. У него была маргинальная пятерка. Ситуация была опасной.
У Ле Шифра выпала четверка и валет. Он снова тряханул коробочку. Она выплюнула тройку.
— Выиграл банк, — сказал крупье, — снова, — добавил он, переворачивая карты Бонда цифрами вверх. Он отобрал из пачки четыре миллиона, а остаток возвратил Бонду.
— В банке восемь миллионов.
— Принимаю.
И вновь Бонд проиграл против «натурэля» — девятки.
За две игры он потерял двенадцать миллионов франков. Остаток на данный момент составлял шестнадцать миллионов — как раз сумму следующего банка.
Внезапно Бонд почувствовал, что ладони вспотели. Весь его капитал вдруг растаял, будто снег под солнцем. С алчным нетерпением выигрывающего Ле Шифр принялся вырисовывать правой рукой на столе какие-то фигуры. Бонд взглянул в его глаза цвета темного базальта. В них застыл насмешливый вопрос. «Не желаете ли получить по полной?» — как бы спрашивали они.
— Играю, — произнес Бонд мягко.
Из правого кармана он вынул несколько фишек и банкнот и всю пачку денег из левого. В движениях не было ни малейшего намека на то, что это будет его последняя ставка.
Во рту вдруг стало сухо, будто туда напихали бумаги. Подняв глаза, он увидел, что прямо за ганменом с палкой стоят Лейтер и Веспер. Он не знал, как долго они там находились. Лейтер выглядел слегка встревоженным, но Веспер ободряюще улыбалась.
Он услышал за спиной легкое постукивание по перилам и обернулся. Батарея гнилых зубов под черными усами нахально скалилась на него.
— Игра продолжается, — сказал крупье, и к Бонду полетели две карты — ему казалось, что не летели — ползли по зеленому полю и сукно перестало быть гладким; оно топорщилось, ворс уплотнился, колол руки шерстью, почти душил, а цвет был таким же веселеньким, как у травы на могилке весной.
Свет, отражавшийся от атласных драпировок и казавшийся вначале таким приятным, теперь будто выбелил ему руку смертельной белизной. Он взглянул на карты. Потом вновь на банкира.
Худо. Хуже некуда — червовый король и туз пик, таращившийся на Бонда, словно огромный черный паук.
— Одну, — голос, как ни странно, все еще слушался.
Ле Шифр перевернул свои карты. Королева и черная пятерка. Он взглянул на Бонда и выдавил своим толстым указательным пальцем еще одну карту. За столом была полная тишина. Он перевернул ее и отшвырнул от себя. Крупье осторожненько поднял розовый прямоугольник лопаточкой и пододвинул Бонду. Карта была хорошей — пятерка червей, но для Бонда она была словно кровавая печать проигрыша. Его счет равнялся шести, а у Ле Шифра была пятерка; но банкир, имеющий на руках пятерку и вытащивший противнику пятерку, всегда имеет надежду, что следующими могут оказаться единица, двойка, тройка или четверка. Если же очередная карта окажется не из этой серии, он проиграет.
Шансы были не на стороне Бонда, и теперь Ле Шифр смотрел ему прямо в глаза и едва взглянул на вынутую карту, которую тотчас перевернул.
Казалось, он мог этого и не делать. Лучшее из возможного — четверка, дала банку необходимую беспроигрышную девятку.
Ресурсы Бонда истощились, он был выведен из игры.
Трубка смерти
Бонд сидел молча, застыв. Открыл свой черный портсигар и вынул сигарету. Откинул крышечку «ронсона», подпалил кончик, положил зажигалку обратно на стол. Глубоко, чуть не до боли затянулся, с едва слышным свистом выдавил дым сквозь сжатые зубы.
Что же теперь? Назад в отель, забраться в постель, избегая сочувствующих взглядов Мэтиса, Лейтера и Веспер. Ждать звонка из Лондона, а завтра самолетом домой, на такси до Риджент Парка, вверх по лестнице, затем по коридору, увидеть холодный взгляд М. из-за стола, его наигранное сочувствие, его «что ж, в следующий раз повезет больше», прекрасно понимая, что никакого «следующего раза» уже не будет.
Он оглядел стол и зрителей. Несколько человек смотрели на него. Они ждали, пока крупье считал деньги и сооружал из фишек аккуратную стопку перед банкиром, ждали: неужели же он отважится и примет вызов? Неужели он задумал отыграть этот немыслимый банк в тридцать два миллиона, перебить удачу банкира?
Лейтер куда-то исчез. Наверное, не хочет смотреть на Бонда после его унижения. А Веспер как-то странно стоит: совершенно неподвижно, да еще и ободряюще улыбается. Но Бонду стало ясно, что она просто ничего не поняла и даже не представляет, насколько страшен его проигрыш.
Внезапно рядом с Бондом возник служитель. Наклонился. Положил у его руки плотный конверт. Даже не плотный, а толстый, как словарь. Сказал что-то насчет кассы. И вновь отошел.
Сердце Бонда екнуло. Он взял тяжелый неподписанный конверт, опустил его под стол и вскрыл ногтем большого пальца, заметив, что клей на клапане еще не просох. Не веря, но зная, что, тем не менее, это правда, он почувствовал, что в руках у него огромная пачка денег. Он распихал их по карманам, оставив лишь записку на листике стандартной почтовой бумаги, которая была пришпилена наверху.
Тихонько, словно боясь вспугнуть, он прочитал ее в тени стола. Одна строчка фиолетовыми чернилами: «Пособие Маршама. Тридцать два миллиона франков. С наилучшими пожеланиями от Соединенных Штатов».
Бонд сглотнул. Взглянул на Веспер. Рядом с ней вновь стоял Феликс Лейтер. Он слегка ухмыльнулся, и Бонд улыбнулся в ответ, подняв над столом руку в знак благодарности. Потом сконцентрировал всю свою волю на том, чтобы избавиться от остатков того засасывающего отчаяния, которое едва не поглотило его несколько минут назад. Это была передышка, но всего лишь передышка. На сей раз никаких чудес. Теперь он просто обязан выиграть, если только Ле Шифр не достиг своей цели в пятьдесят миллионов и не собирается прикрыть игру!
К тому времени крупье отсчитал положенную «каньотту», обменял бондовские банкноты на фишки и водрузил посередине стола огромную разноцветную груду.
Вот здесь лежали тридцать две тысячи фунтов. Возможно, размышлял Бонд, Ле Шифру необходима еще одна игра, может быть, меньшего масштаба, всего на несколько миллионов франков. Тогда «потолок» в пятьдесят миллионов будет достигнут и он покинет стол. А к утру его дефицит в кассе будет покрыт, и положение вновь восстановится.
Но гэбэшник даже не шевельнулся, и Бонд с облегчением понял, что несколько переоценил ресурсы противника.
Оставалась единственная надежда: либо сейчас, либо никогда.
Не делить банк со столом, не идти на мелкие ставки, а сыграть сразу на все. Это встряхнет Ле Шифра. Ему будет противно видеть, что из всей ставки покрыто всего каких-нибудь десять — пятнадцать миллионов, и вряд ли он предполагает, что кто-нибудь отважится сыграть ва-банк. Может быть, он не предполагал, что Бонд был вычищен до конца, но наверняка думал, что денег у того осталось не очень много. Он не может знать о содержимом конверта, а если знает, то сейчас же ликвидирует банк и начнет все по-новой, с мелочи, типа пятисот тысяч.
Первое предположение оказалось верным.
Ле Шифру были необходимы еще восемь миллионов.
И в конце концов он кивнул.
— В банке тридцать два миллиона.
Голос крупье прозвенел в воздухе. И тишина вновь сгустилась над столом.
— В банке тридцать два миллиона! — Подхватил этот крик шеф-де-парти, надеясь заинтересовать игроков с ближайших столов «железки». Кроме того, это была потрясающая реклама. Такая ставка лишь единожды была в истории игры в «баккара» — в Довиле в 1950-м. А казино «Де ля Фор» в Ле Туке даже близко не стояло к подобным ставкам.
И вот тогда Бонд наклонился слегка вперед.
— Принимаю, — сказал он тихо.
Шум восхищения прокатился среди игроков. Казино задышало. Вокруг сгрудился народ. Тридцать два миллиона! Для большинства такая сумма была недостижима, таких денег они не видели ни разу в жизни. Это были сбережения их самих и их семей. Иначе говоря, это была просто удача. Один из распорядителей Казино посовещался с шефом-де-парти. Тот, как бы извиняясь, повернулся к Бонду.
— Прошу извинить, мсье. Вы играете на все?
Это был намек на то, что Бонду необходимо показать деньги, которыми он намеревается покрыть ставку. Разумеется, им было известно, что он весьма богат, но, Боже милостивый, — тридцать два миллиона! — это вам не шуточки. Иногда случается, что отчаявшиеся люди идут на ставку без единого су в кармане, а потом отправляются в тюрьму.
— Прошу прощения, мсье Бонд, — добавил шеф-де-парти подобострастно.
Именно в то время, когда Бонд выгреб на стол огромную кучу денег, а крупье занялся подсчетом сколотых блоков банкнот по десять тысяч франков (крупнее во Франции не выпускают), именно тогда он заметил, как Ле Шифр обменялся взглядом с ганменом, стоящим за его спиной.
В тот же момент он почувствовал, как что-то твердое уперлось в основание его позвоночника, прямо в щель между ягодицами.
А низкий голос с южнофранцузским акцентом прозвучал мягко, но настойчиво, прямо над его правым ухом:
— Это пистолет, мсье. Абсолютно бесшумный. Он в момент разнесет вам основание… хм… И вам не поздоровится. А вот я спокойно уйду. Ликвидируйте вашу ставку до того, как я произнесу десять. Если вы позовете на помощь, я выстрелю.
Он был абсолютно уверен в успехе, и Бонд ему верил. Эти люди показали, что им в глубокой степени наплевать на общечеловеческие нормы поведения. Теперь стала понятна загадка толстой трости. Бонд знал этот вид оружия. Ствол представляет собой набор мягких резиновых дефлекторов, сводящих на нет грохот детонации и беспрепятственно пропускающих пулю. Пистолет был изобретен и использован во время войны для убийств и покушений. Бонд сам не раз пользовался подобной штукой.
— Один, — произнес голос.
Бонд оглянулся. Налегая на перила, рядом стоял человек. Он широко улыбался, словно желал Бонду всяческих успехов. Безразличие толпы делало приговор неотвратимым. Выцветшие губы сомкнулись еще раз.
— Два, — произнес усмехающийся рот.
Бонд перевел взгляд. Ле Шифр смотрел ему прямо в лицо. Его глаза блеснули. Рот был распахнут; воздух с трудом вырывался из губ. Он ждал, ждал, что Бонд подаст знак крупье или внезапно откинется в кресле, а его лицо исказит гримаса боли.
— Три.
Бонд посмотрел на Веспер и Феликса Лейтера. Они улыбались и болтали о чем-то. Кретины. И где Мэтис? И где эти его замечательные оперативники?
— Четыре.
И все эти зрители. Толпа тараторящих идиотов. Неужели никто не видит, что здесь происходит? Ни шеф-де-парти, ни крупье, ни привратники, ни служитель?
— Пять.
Крупье приводил в порядок кучку банкнот. Шеф-де-парти, улыбаясь, наклонился над Бондом. Как только пересчет закончится, он объявит: «Игра продолжается», и пистолет выстрелит, уж не важно, досчитает этот гад до десяти или нет.
— Шесть.
Бонд принял решение. Это был шанс. Он осторожно уперся руками в край стола, крепко сжал пальцы, отъехал на ягодицах как можно дальше, чувствуя, как острые края дула впиваются в копчик.
— Семь.
Шеф-де-парти повернулся к Ле Шифру. Его брови поднялись в ожидании кивка банкира, означающего, что тот готов к игре.
Внезапно Бонд со всей силой откинулся назад. Пролетев по инерции, он ударился поперечиной стула в ротанговую трость с такой силой, что она вывернулась из рук ганмена еще до того, как он успел нажать на курок.
Перелетев через голову, Бонд приземлился в толпе зрителей. Ногами вверх. Спинка стула раскололась с сухим треском. Послышались тревожные крики. Толпа, съежившись, подалась назад, потом, успокоившись, сомкнулась вновь. Множество рук подняли Бонда на ноги и отряхнули его костюм. Служитель что-то суетливо объяснял шефу-де-парти. По всем меркам назревал скандал.
Бонд оперся о медные перила. Вид у него был ошеломленный и очень смущенный. Он провел ладонями по лбу.
— Минутная слабость, — объяснил он. — Ничего страшного — возбуждение, жара…
Послышались возгласы сочувствия. Еще бы — такая игра! Что предпочтительнее для мсье: изъять ставку, прилечь, пойти домой? Может быть, позвать доктора?
Бонд покачал головой. Уже все в порядке. Он просит стол его извинить. Особенно банкира.
Принесли новый стул, и он вновь занял свое место. Посмотрел на Ле Шифра. Чувствуя внезапный прилив свежих сил от того, что остался жив, он радостно наблюдал за выражением страха, проступившем на бледном жирном лице.
Вокруг стола пошел раздумчивый разговор. По обе стороны от Бонда соседи в тон принялись рассуждать о жаре, позднем времени, недостатке воздуха, дыме…
Бонд вежливо поддакивал. Обернулся и стал рассматривать толпу позади себя. Ганмена простыл и след, но служитель высматривал владельца забытой ротанговой трости. Похоже, она не сломалась, только вот резиновый башмак куда-то делся. Бонд наклонился к привратнику.
— Если вы отдадите ее во-он тому джентльмену, — он указал на Феликса Лейтера, — то он ее обязательно вернет. Она принадлежит одному его знакомому.
Привратник поклонился.
Бонд мрачно отметил, что даже поверхностный осмотр объяснит Лейтеру, почему ему пришлось так мило покувыркаться у всех на виду.
Он развернулся и похлопал по зеленому сукну, показывая, что готов продолжать игру.
Шепот любви, шепот ненависти
— Партия продолжается, — провозгласил шеф взволнованно. — Итак, в банке тридцать два миллиона.
Зрители потянулись вперед. Ле Шифр вялой рукой подбил карты в ящичке, и они прогремели в тишине. Потом, вроде как что-то вспомнив, извлек откуда-то свой бензедриновый ингалятор и с силой втянул его в нос.
— Грязное животное, — пробормотал мистер Дюпон по левую руку от Бонда.
Джеймс снова был собран. Каким-то чудом ему удалось избежать выстрела. Страх до сих пор гнездился где-то в подмышках. Но удачный ход с перевернутым стулом проветрил его мозги, выбив недавнюю горечь поражений.
Он выставил себя на посмешище. Игра прервалась на десять минут — в Казино такого ранга задержка невиданная, — но все было позади: карты ждали. В ящичке. И на этот раз они его не подведут. Он почувствовал, как при мысли о победе забилось сердце.
Было два часа утра. Кроме толпы, сгрудившейся возле «баккара», игра продолжалась на трех столах «железки» и трех рулетках.
В тишине, воцарившейся вокруг его стола, Бонд внезапно услышал, как где-то в отдалении голос крупье провозгласил:
— Стоп. Выиграло красное, нечетное. Кому этот знак: ему или Ле Шифру?
Две карты полетели через бесконечное зеленое море.
Словно осьминог из пещеры, с другого края стола за ним наблюдал Ле Шифр.
Твердой рукой Бонд придвинул карты. Быть может, сердце подскажет ему, есть ли там нужные ему восьмерка или девятка?
Джеймс спрятал карты за сложенной ладонью. Мускулы челюсти запульсировали, когда он стиснул зубы. Все тело рефлекторно, будто защищаясь, застыло.
Две королевы, две красные королевы.
Они смотрели на него из полутьмы скрюченной ладони. Хуже быть ничего не могло. Эти бабы ничего не стоили. Ноль. «Баккара».
— Карту, — Бонд попытался вытравить отчаяние из голоса. Он чувствовал, что глаза Ле Шифра буравят его мозг.
Медленно-медленно банкир перевернул свои карты. Тройка: король и черное три.
Бонд мягко выдул огромное облако дыма. Шанс какой-никакой все же оставался.
Вот сейчас действительно наступил момент истины. Ле Шифр толкнул коробочку, карта вылетела — судьба, и медленно перевернул ее.
Это была девятка, восхитительная девятка червей, в цыганском гадании известная как «шепот любви, шепот ненависти», карта, означавшая для Бонда почти несомненную победу.
Крупье аккуратно подвинул ее Бонду. Для Ле Шифра эта карта не означала ничего. У Бонда могла быть единица, вместе с которой сейчас было бы десять очков, или ничего, «баккара», если называть правильно. Л возможно, и два, три, четыре или даже пять. В любом случае вместе с девяткой его счет не превышал бы четырех.
Один из недостатков данной игры сейчас был наглядно продемонстрирован: Ле Шифр имел на руках тройку и выдал противнику девятку. Слишком мизерны шансы как на выигрыш, так и на проигрыш. Брать очередную карту или нет? Бонд предоставил банкиру самому попотеть над этой проблемой. Совдеповцу нужна была шестерка, чтобы уравнять шансы, и если бы это была дружеская игра, то Бонд наверняка бы раскрылся.
Карты лежали на столе рядом с Бондом: две безликие розовые рубашки и девятка червей. Для Ле Шифра девятка могла рассказать либо всю правду, либо огромное количество лжи.
Самое главное заключалось в нераскрытых картах. Две красные королевы лобызали зеленое сукно.
Пот заструился по обеим сторонам клювообразного носа банкира. Вынырнувший язычок слизнул из глубокого запила в углу рта одну прозрачную каплю. Он посмотрел на бондовские карты, потом на свои, потом снова на карты противника.
Потом все его тело содрогнулось, и он выкинул из шепелявящего рта коробочки карту для себя.
Перевернул. Весь стол вытянул шеи. Карта была что надо, пятерка.
— Восемь у банкира, — объявил крупье.
Бонд сидел неподвижно, и Ле Шифр по-волчьи оскалился. Победа, казалось, была за ним.
Лопаточка крупье, почти что извиняясь, потянулась через стол. Похоже, за столом не осталось ни единого человека, который бы не считал, что Бонд в проигрыше.
Лопаточка перевернула карты на розовые спинки. Развеселые красные королевы мило улыбнулись на свету.
— Девять.
Бонд взглядом следил за Ле Шифром. Битюг откинулся в кресле, словно получил пулю в сердце. Рот несколько раз открылся и закрылся в немом крике протеста, а правая рука потянулась к горлу. Потом он качнулся вперед. Его губы посерели.
Пока огромная стопка пластин двигалась через стол к Бонду, банкир сунул руку во внутренний карман, и вынув из него пачку денег, швырнул их на стол.
Крупье пошуршал бумажками.
— В банке десять миллионов, — объявил он и отсчитал десять фишек по миллиону.
Это смертоубийство, подумал Бонд. Этот человек достиг критической точки. Эти деньги — последнее, что у него осталось. Он сейчас в таком же положении, в котором час назад был и я, и надеется повторить мой прощальный жест. Но если он проиграет, то на помощь к нему не придет никто и на его сторону никто не встанет.
Бонд оперся о спинку и зажег сигарету. На крошечном столике рядом с ним внезапно материализовалось полбутылки «Мадам Клико» и бокал. Даже не попытавшись узнать, кто его благодетель, Бонд наполнил бокал до краев и выпил его двумя жадными глотками.
Потом снова наклонился над столом, вытянув вперед руки, словно пытаясь найти слабое место в обороне противника и применить борцовский захват.
Игроки слева от него не произнесли ни слова.
— Банкую, — он обращался теперь прямо к Ле Шифру.
И вновь ему были откинуты две карты, и на этот раз крупье осторожно перенес их в зеленую лагуну между его вытянутыми руками.
Бонд взял карты в ладонь, посмотрел вниз и бросил их на середину стола.
— Восемь, — объявил крупье.
Ле Шифр в каком-то ступоре рассматривал двух своих королей.
— «Баккара», — и крупье потянулся через стол за стопкой фишек.
Ле Шифр наблюдал, как они присоединяются к остальным миллионам возле левой руки Бонда, затем медленно, без единого слова поднялся и, не смотря по сторонам, стремительно прошел к бреши в ограждении. Он снял с крючка покрытую бархатом цепь, и она выскользнула из его руки. Толпа зрителей раздалась перед ним. Они смотрели на Ле Шифра с любопытством и затаенным страхом, словно на нем лежал отпечаток смерти. Затем он исчез из поля зрения.
Бонд поднялся. Взяв из своей стопки фишку в сто миллей, он откинул ее шефу-де-парти. Рукой остановив изъявления благодарности, он попросил крупье помочь ему донести выигрыш до кассы. Остальные игроки тоже начали подниматься. Была половина третьего ночи, игра закончилась, банкир бежал. Бонд обменялся с соседями справа и слева прощальными любезностями и нырнул под ограждение, туда, где его ждали Веспер и Феликс Лейтер.
Они проводили его до кассы. Бонда пригласили пройти в директорский оффис. На столе лежала огромная груда фишек. Он прибавил к этому все, что было у него в карманах.
Всего оказалось немногим больше семидесяти миллионов франков.
Бонд отсчитал Лейтеру 32 000 000 банкнотами, а на остальную сумму попросил выписать чек на Лионский банк. Сорок миллионов. Принял поздравления за столь крупный выигрыш. Директора выразили надежду, что сегодня же вечером он снова будет играть. Бонд дал несколько уклончивый ответ. Выйдя из кабинета, они направились к бару, и там Джеймс с благодарностью вернул Лейтеру деньги. Потом они выпили шампанского и поговорили об игре. Феликс вынул из кармана пулю сорок пятого калибра и положил ее на стол.
— Пушку я передал Мэтису, — сказал он. — Он взял ее с собой. Бедняга был озадачен вашим кульбитом. Когда это произошло, он стоял в толпе с одним из своих людей и ничего не видел. Ганмен смылся безо всякого труда. Можете себе представить, как они колотили себя по головам, когда увидели оружие. Мэтис передал эту штучку, чтобы показать, чего вам удалось избежать. Головка разрезана, как у пули «дум-дум». Вы попали в чертовскую переделку. Но с Ле Шифром это связать не удастся. Убийца пришел один. В Казино осталась форма, заполненная им для получения входной карточки. Конечно же, липовая. Он также выбил разрешение на ношение трости в зале. У него было удостоверение инвалида войны на получение пенсии. Контора у них работает бесперебойно. На палке остались хорошие отпечатки, их уже передали по белинографу в Париж, так что мы услышим об этом малом еще до утра. — Феликс Лейтер вытряхнул из пачки очередную сигарету, — В конце концов — все хорошо, что хорошо кончается. Вы здорово наподдали Ле Шифру в оконцовке, хотя в игре были и неприятные моменты.
Бонд улыбнулся.
— Этот конверт я, наверное, не забуду никогда в жизни. Я-то уже думал, что со мной покончено. Не слишком приятное ощущение, знаете ли. Друзья всегда познаются в беде. Но как-нибудь я с лихвой отплачу вам.
Он поднялся.
— Пойду в отель, это надо убрать, — он похлопал себя по карману. — Не хочу разгуливать со своим смертным приговором. У Ле Шифра наверняка будут какие-нибудь задумки по этому поводу. А потом мне бы хотелось отпраздновать. Не возражаете?
Он обернулся к Веспер. С окончания игры она не проронила ни слова.
— Не возражаете, если перед сном мы выпьем по бокалу шампанского в ночном клубе? Он называется «Руа Галан». В него можно пройти отсюда, прямо через залы. Со стороны он кажется симпатичным.
— Что ж, идея неплохая, — откликнулась Веспер. — Я приведу себя в порядок, пока вы относите свой выигрыш. Встретимся в холле.
— А вы, Феликс? — обратился Бонд к Лейтеру, надеясь, что тот откажется.
Лейтер посмотрел на него, по лицу прочтя все его мысли.
— Я лучше немного отдохну перед завтраком. Денек выдался аховый, и подозреваю, что Париж захочет, чтобы с утра я занялся завершением операции. Остались кое-какие неувязки, но вам незачем об этом беспокоиться. Они в моей компетенции. Пройдусь с вами до отеля. Приказано конвоировать судно с драгоценностями прямо в порт.
Они пошли в ночь, сквозь тени деревьев, при полной луне. Руки покоились на пистолетах. Было три часа утра, но тут и там сновали какие-то люди, а внутренний двор Казино был забит машинами до отказа.
Их короткая прогулка прошла вполне спокойно.
В отеле Лейтер настоял на том, чтобы проводить Бонда до его комнаты. В ней все было так, как Бонд оставил шесть часов назад.
— Комитет по встрече отсутствует, — брякнул Лейтер, — но нутром чую, что последнюю попытку они еще сделают. Не будет ли более правильным, если я тоже пойду в клуб и стану вас немножечко охранять?
— Лучше отправляйтесь спать, — ответствовал Бонд. — О нас не беспокойтесь. Без Денег я их не интересую, а уж о наличности я позабочусь — есть идея… Спасибо за все, что вы сделали. Надеюсь, что как-нибудь еще встретимся по служебной необходимости.
— Это меня устраивает, — откликнулся Лейтер, — если вы вытянете девятку в нужный момент и прихватите с собой Веспер, — добавил он сухо и вышел, закрыв за собой дверь.
Бонд остался один на один со своей комнатой.
После перегруженного народом поля боя и Большой Игры с ее нервотрепкой, после трехчасового марафона ему было приятно остаться одному. Эх, сейчас бы залезть в пижаму да отправиться спать! Ему так нравились щетки и расчески на ночном столике. Он прошел в ванную и плеснул в лицо холодной воды, потом энергично прополоскал рот. Он чувствовал на затылке и правом плече ноющие ссадины. Сегодня он дважды был на грани катастрофы. Смерть дышала ему в затылок. Должен ли он теперь сидеть всю ночь и ждать и х, или же Ле Шифр сейчас находится на пути в Гавр или Бордо в надежде зафрахтовать суденышко, чтобы скрыться в каком-нибудь глухом уголке, где он сможет избежать всевидящих глаз СМЕРШа?
Бонд пожал плечами. Он был уже и так сыт по горло этим дьяволом. Взглянув в зеркало, подумал о Веспер и ее моральных установках. Он хотел ее — эту высокомерную суку; хотел видеть слезы желания в ее таких далеких, таких голубых глазах, хотел ощутить пряди ее черных волос в своих руках и подмять ее стройное тело под себя. Глаза Бонда сузились, и отражение вернуло ему дикий, голодный взгляд.
Он отвернулся и вынул из кармана чек на сорок миллионов франков. Потом сложил его в крошечный квадратик. Открыл дверь и осмотрел коридор. Оставил дверь широко распахнутой и, навострив уши, принялся за дело маленькой отверткой.
Через пяток минут он критически осмотрел проделанную работу, положил в портсигар запас сигарет, закрыл и запер дверь и прошел по коридору, вниз по лестнице, через холл, прямо в лунную ночь…
