Шпионская история в Киме — это не более как дипломатически изощренная попытка показать мирное время, полное страхов, в том числе страха войны, изобразить людей, пытающихся скрасить скуку мирного времени всеми этими страхами и найти в них оправдание своему джингоизму (английская форма шовинизма. — Ю. К.). В индийском обществе XIX века ходила масса фантастических слухов о русских интригах и о махинациях раджей и махараджей; умные прозрачно на это намекали, а простаки в это верили.
Но в Киме эти политические выдумки, к которым, судя по всему, сам Киплинг относится с большим доверием, чем они того заслуживают, — не более чем стержень, на который нанизываются эпизоды совершенно иной истории, составляющей подлинную суть книги.
В Киме, говорит индийский критик Нирад Чаудхири, Киплинг окидывает Индию таким широким взглядом, так ее описывает, как даже сами индийцы не писали о ней. Он постиг истинный дух Индии, подвижной и почти вневременной, и он сумел проникнуться к ней любовью, хотя при своей обширности и многообразии Индия плохо поддается перу любого иностранного писателя. Именно поэтому, заключает Нирад Чаудхири, мы, индийцы, никогда не утратим благодарности к Киплингу, сумевшему показать многоликость нашей страны, ее красоту, силу и правду.
К такому же мнению приходит и автор крупнейшей работы о Киплинге, написанной в Индии, К. Баскара Рао (Индия Редьярда Киплинга, 1967). До освобождения Индии, пишет он, индийцы абсолютно не принимали Киплинга, но теперь, когда настало время более объективных оценок, уже нельзя оспаривать тот факт, что писатель по-настоящему знал эту страну, в пользу чего говорит прежде всего Ким — величайшее творение Киплинга. Кима, конечно, можно охарактеризовать как произведение детской литературы и поставить в один ряд с Островом сокровищ, Похищенным или Приключениями Тома Сойера, продолжает Pao (другие исследователи предпочитают сближать его с Гекльберри Финном), но в нем есть духовная сторона, необычная для детских книг, отдающих главную дань приключениям. Большая Игра (деятельность английской разведки в Индии) — побочная, служебная тема романа, главная цель которого — показать индийскую повседневность, а Киплинг, совершенно не знавший верхи и средние слои индийского общества (речь идет именно об индийском, а не англо-индийском обществе.— Ю. К.), превосходно знал его низы. Прототипы Кима мы и сегодня можем в изобилии найти в любом городе Индии, а бабу Хури Чендар Мукерьи — типичный для тех лет выпускник Калькуттского университета, основанного англичанами в 1857 году. В изображении этой эксцентричной фигуры много юмора, но нет ничего от расовых предрассудков… В целом же Ким для Индии — все равно что чосеровские Кентерберийские рассказы для Англии (видимо, автор имел в виду прежде всего богатое нравоописательное содержание романа).
Что касается критиков английских и американских, то у них давно уже исчезли всякие сомнения в том, что Ким — абсолютная классика. Англо-американский поэт, драматург и критик Томас Стернс Элиот назвал Кима величайшей книгой Киплинга. Бесспорно, ни один другой английский писатель не обратился к Индии с такой любовью и интересом, — заметил по поводу Кима Чарлз Каррингтон, автор авторитетной монографии Редьярд Киплинг (1955). Очень любил Кима Марк Твен. Я думаю, мне стоило бы поехать в Индию чтобы подготовить себя к чтению и пониманию Кима и осознать до конца, какая это великая книга. Глубокое и тонкое очарование Индии пропитывает Кима, как ни одну другую книгу на свете. В этом — сама его атмосфера. Я перечитываю его каждый год и таким путем, не испытывая дорожной усталости, снова и снова возвращаюсь в Индию — единственную чужую страну, о которой мечтаю и которую каждый раз хочу снова увидеть. Современному английскому писателю и литературоведу Энгусу Уилсону, автору серьезных трудов о Диккенce и Киплинге, принадлежит тонкое замечание о том, что, пожалуй, только в Киме Киплинг последовательно предъявляет к человеку требования, лежащие за пределами его повседневных дел. Героя этой книги он, словно бы отсылая читателя к шекспировской Буре, называет Ариелем Киплинговского индийского волшебного царства. Роман Ким он определяет как самое колдовское произведение Киплинга, один из самых странных шедевров, когда-либо написанных.
Странных? Пожалуй. Не слишком много, следует полагать, сыщется в мировой литературе таких достоверных в каждой своей детали книг, которые восходили бы к сказке (к Книгам джунглей). Но на литературной исключительности Кима в более широком смысле не стоит все же слишком настаивать.
