Тридцать девять ступеней. Часть 3

Приключения радикального кандидата, Приключения очкастого дорожного рабочего — третья часть шпионского романа Джона Бьюкена Тридцать девять ступеней.

Любитель ловить рыбу на засушенных мух

Я сидел на вершине холма и оценивал свое положение. Особого счастья по поводу моего счастливого побега я не испытывал, так как чувствовал себя, признаться, омерзительно. Тот чертов лентонитовый дым, вероятно, отравил меня, а иссушающие часы на голубятне только усугубили мое состояние. Моя голова буквально раскалывалась, да и все остальное тоже… Кроме того, наверняка было ранено плечо. Сначала мне казалось, что это только кровоподтек, но потом плечо так распухло, что я практически не мог двигать левой рукой.

В мои планы входило прежде всего найти дом мистера Торнбулла, вернуть мою одежду, а главное — записную книжку Скаддера, затем определить направление и отправиться на юг. Мне казалось, что чем скорее я войду в контакт с человеком из министерства иностранных дел сэром Вальтером Буливантом, тем лучше. Доказательств, на мой взгляд, вполне хватало — если, конечно, мне удастся вернуть ту самую черную записную книжечку Скаддера, — так что он просто должен либо принять эту историю на веру, либо послать меня к чертовой матери и отдать в руки правосудия… Впрочем, в любом случае там мне наверняка будет лучше, чем у этих проклятых немцев. Как ни странно, но я даже стал испытывать особую доброту по отношению к британской полиции…

Стояла чудесная звездная ночь, и у меня не было особых трудностей на дороге. Карта сэра Генри достаточно наглядно изображала местность, и все, что я должен был делать, — это просто идти с запада на юго-запад к реке, где я тогда встретил очкарика-дорожного рабочего. Обычно я не знал, да и не очень стремился узнать названия мест, мимо которых проходил, но сейчас почему-то был абсолютно уверен, что эта река не меньше, чем верховые реки Туид. Кроме того, я подсчитал, что должен пройти расстояние в восемнадцать миль, и это означало, что раньше утра мне туда не добраться. Значит, надо где-нибудь на денек залечь, чтобы не бросаться в глаза при ярком свете солнца. Еще бы, у меня ни пальто, ни жилета, ни воротника, ни шляпы, лишь разодранные брюки да черные следы пороха на лице и руках… Не говоря уж о воспаленных и налитых кровью глазах. В общем, вид еще тот, совсем не для богобоязненных граждан, которые могли случайно встретить меня на дороге.

На рассвете я кое-как помылся в ближайшей речушке, а затем подошел к дому пастуха, так как, мягко говоря, был очень голоден. Вообще-то просто умирал с голоду. Самого пастуха дома не оказалось, его жена находилась одна. На расстоянии пяти миль никаких соседей. Она оказалась вполне приличной пожилой женщиной и к тому же, наверное, очень смелой. Увидев меня, она испугалась, но под рукой у нее был здоровенный топор. Судя по ее виду, эта женщина, особенно не задумываясь, защитила бы себя от любого бандита. Я сказал ей, что, неудачно оступившись, упал на дороге, не уточнив, каким именно образом, и она поняла по моему внешнему виду, что я слаб, очень слаб… Как самая настоящая самаритянка, жена пастуха не стала задавать никаких вопросов, просто дала мне кружку молока с рюмкой виски и даже разрешила немного посидеть у огня на кухне. Более того, хотела омыть водой мое плечо, но я так стонал от боли, что не дал ей даже до него дотронуться. Уж не знаю, за кого женщина меня приняла — возможно, за кающегося грешника, так как, когда я хотел заплатить ей за молоко соверен, покачала головой и категорически заявила: «Отдайте его тем, кто имеет на это право». Но я так решительно возражал против этого, что она, похоже, поверила в мою честность и искренность, а потому дала мне теплый плед и старую шляпу своего мужа. Затем показала, как получше обернуть пледом плечи, поэтому когда я вышел из дома, то выглядел уже вполне типичным шотландцем, которого можно увидеть на иллюстрациях к поэмам Бернса. Во всяком случае, теперь я был более прилично одет и мог не особенно бояться слишком любопытных взглядов.

Это было тем более хорошо, что к полудню погода испортилась. Пошел моросящий дождь. Я нашел укрытие в скале у изгиба речушки, где обилие увядшего папоротника-орляка помогло мне устроить вполне сносную постель, и проспал там до сумерек. Проснулся от приступа сильной боли в плече, сравнимой разве что с невыносимой зубной болью. Съел овсяную лепешку и сыр, которые мне дала добрая самаритянка, немного подумал и решил еще полежать до наступления ночи.

Лежа там, среди влажных холмов, я невольно вспоминал все несчастья последних дней. На небе не было звезд, по которым можно было бы найти правильную дорогу, и самое лучшее, что оставалось сделать, — это попытаться вспомнить карту. Однако, отправившись дальше, я дважды терял ориентир и забредал в торфяные болота. По идее, мне предстояло пройти еще около десяти миль, но мои невольные ошибки, как минимум, удвоили это расстояние. Последний отрезок пути я преодолел со стиснутыми зубами и пустой головой, в полубессознательном состоянии. Но все же сделал это, и уже ближе к рассвету постучал в дверь дорожного мастера.

Мистер Торнбулл, причем абсолютно трезвый, сам открыл мне дверь. Он был аккуратно одет в старый, но хорошо сшитый костюм черного цвета. Брился дорожный мастер, скорее всего, не позднее вчерашнего вечера, на шее его был повязан льняной платок, а в левой руке он держал Библию. Торнбулл не сразу узнал меня.

— Кто вы, черт побери, такой, что приходите в субботу утром? — спросил он.

Оказывается, я просто потерял счет дням. Вот, значит, почему он так прилично выглядел.

Голова у меня кружилась так сильно, что я даже не мог достаточно связно ему ответить. Но он все-таки узнал меня и тут же понял, что я болен.

— Вы взяли мои очки? — задал он следующий вопрос. Я вынул их из моих брюк и протянул ему.

— Вы, очевидно, пришли за своим жилетом и пальто? Входите, входите, дружок. Господи ты боже мой, что это у вас с ногами? Подождите, сейчас принесу стул.

По-моему, у меня было что-то вроде приступа малярии. Кости ломило, а сырая ночь еще больше усилила это состояние. В сочетании с плечом и отравлением это делало меня совершенно больным. Впрочем, прежде чем я толком осознал свое положение, мистер Торнбулл помог мне раздеться и уложил в постель в одну из двух ниш в толстой стене, которая соединяла комнату с кухней.

Да, он был настоящим другом, этот дорожный рабочий. Другом, который познается в беде. Его жена умерла много лет назад, и со дня свадьбы дочери он жил один. В течение следующих десяти дней Торнбулл заботливо ухаживал за мной, хотя лично мне просто хотелось, чтобы меня оставили в покое. Когда же температура наконец спала, я почувствовал, что плечо более или менее пришло в норму. Но процесс заживления шел медленно, и, хотя уже через пять дней я поднялся, все же мне понадобилось еще некоторое время, чтобы научиться заново ходить.

Каждое утро, оставив мне молоко на день и закрыв дверь, мистер Торнбулл отправлялся по своим делам. Возвращался вечером и сидел молча у камина. Несколько раз он приносил газету «Скотсмен» двухдневной давности. Как мне показалось, интерес к убийству на площади Портленд заметно утих. О нем практически не упоминалось, за исключением политических игр, связанных с Генеральной Ассамблеей.

Однажды мистер Торнбулл протянул мне мой собственный ремень, достав его из закрытого на замок ящика.

— Здесь полно денег, — сказал он. — Вам бы лучше сосчитать, все ли на месте.

Он ни разу не спросил моего имени, не задавал никаких вопросов. Я поинтересовался, наводил ли кто-нибудь справки обо мне, когда я работал на дороге.

— Как же, как же, был один такой, — ответил Торнбулл. — Мужчина в машине. Спрашивал, кто работал вместо меня в тот самый день. Я, конечно, старался поскорее отвязаться от него, но он продолжал настаивать, и тогда я сказал, что, может быть, он имеет в виду моего двоюродного брата из Клеча, который однажды одолжил мне сотню. Судя по всему, этот человек был довольно богатый, хотя я не понимал и половины того, что он говорил вроде бы на английском языке.

Наконец, почувствовав себя лучше, я решил уходить. Было уже двенадцатое июня, и тут мне подвернулась удача. В то утро мимо проходил пастух, перегоняя скот в Моффат. Его звали Хислоп, и он — господи, хоть бы мне везло так и дальше! — оказался другом Торнбулла. Присоединившись к нам за завтраком, пастух предложил мне пойти вместе с ним.

Я буквально заставил Торнбулла принять пять фунтов за мое пребывание у него и за все то, что он без каких-либо просьб с моей стороны для меня сделал. Более гордого и независимого человека, признаться, мне еще не доводилось встречать. Дорожный рабочий стал открыто груб, когда я попытался надавить на него. Впрочем, в конечном итоге, смутившись и покраснев, все-таки взял деньги, при этом даже не поблагодарив. Когда же я сказал, что искренне ему признателен за все, пробормотал что-то вроде: «Да что вы, не за что…» Если бы вы присутствовали при нашем прощании, то вполне могли бы подумать, что это расстаются враги, чтобы больше никогда не встретиться.

Хислоп, веселая душа, болтал всю дорогу, пока мы спускались вниз по залитой солнцем долине Аннан. А я много говорил о ярмарках в Гэллоуэе, о ценах на овец, и он решил, что имеет дело с торговцем из тех самых мест. Мой плед и старая шляпа, как я уже упоминал, делали меня похожим на самого настоящего шотландца. Но передвижение стада крупного рогатого скота происходит чрезвычайно медленно, поэтому за большую часть дня нам удалось проделать не более десяти миль. Если бы мне не о чем было беспокоиться, то я просто наслаждался бы этим временем. Стояла прекрасная теплая погода, ландшафт постоянно менялся от коричневых холмов до зеленых низин, не говоря уже о бесконечных песнях летающих вокруг жаворонков, кроншнепов и мелодичных звуках падающего ручья. Впрочем, я не обращал особого внимания ни на лето, ни на болтовню Хислопа, поскольку, по мере того как неотвратимо приближалось это чертово пятнадцатое июня, меня все больше и больше одолевали мысли о безнадежных трудностях моего собственного дела.

Быстро пообедав в дешевом трактире в городке Моффат, я прошел еще две мили до железной дороги. Ночной экспресс на юг ожидался только в полночь, поэтому, чтобы скоротать время, я поднялся на холм, прилег и тут же крепко заснул, так как путешествие меня утомило. Спал очень долго, так что пришлось бежать к станции со всех ног, чтобы успеть на поезд за две минуты до его отправления. Ощущение твердой диванной подушки вагона третьего класса и запах застоявшегося дешевого табака, как ни странно, чудесным образом меня взбодрили. Во всяком случае, я вдруг почувствовал, что наконец-то принялся за мою работу.

Сойдя рано утром на станции Крю, я терпеливо дождался шестичасового поезда на Бирмингем. Затем часа через два пересел на местный поезд, который шел к долинам Беркшира. Еще три часа, и мы уже катились по земле буйных заливных лугов и медленно текущих, заросших камышом речушек. Около восьми часов вечера, усталый и пыльный после долгого пути, всем своим видом напоминая то ли приезжего сельскохозяйственного рабочего, то ли местного ветеринара, — с черно-белым пледом, переброшенным через руку (так как я не осмеливался носить его на южной границе), — я сошел на маленькой станции в Арстин-суэлле. На платформе стояло всего несколько человек, и я подумал, что с расспросами о дороге мне лучше подождать и сначала попробовать самому сориентироваться на местности.

Дорога вела через лес больших буковых деревьев в тенистую долину с зелеными холмами и видом на заросли других деревьев где-то вдали… После Шотландии воздух казался тяжелым и не таким свежим, но, тем не менее, бесконечно сладким от лимонных деревьев, каштанов и кустов цветущей сирени. Спустя некоторое время я подошел к мосту, под которым между невысоких, но все еще заснеженных участков медленно, с мелодичным журчанием протекал широкий и чистый ручей. Несколько выше стояла сельская мельница, а со стороны запруды в пропитанной запахами тишине тянуло весенней прохладой. Каким-то невероятным образом все это меня успокаивало. Не знаю почему, но я даже начал насвистывать, вглядываясь в окружающую меня зелень, причем первой мелодией, которая мне тогда пришла на память, была «Анни Лаура».

Со стороны ручья показался какой-то рыбак и, двигаясь мне навстречу, вдруг тоже начал насвистывать тот же самый мотив. Наверное, заразился, ну а как иначе?.. Это был огромный человек в старом неаккуратном фланелевом костюме, широкополой шляпе, с холщовой сумкой, переброшенной через плечо. Он доброжелательно кивнул мне, и мне тогда подумалось, что я никогда еще не встречал более проницательного и располагающего лица. Подойдя, рыбак прислонил свою тонкую десятифутовую удочку из тростника к мостику, и мы вместе посмотрели на воду.

— Какая чистая, правда? Просто прелесть, — улыбнувшись, произнес он. — А вон там, смотрите, вы только посмотрите! Красавец! Четыре фунта, никак не меньше. Но к вечеру вода, увы, спадает, и ловить, боюсь, уже будет просто нечего…

— Где? Ничего там не вижу, — пожав плечами, ответил я.

— Вон там, там! Смотрите! Туда! Около ярда от того тростника, но чуть выше.

— Да, теперь вижу. Спасибо. Мог бы поклясться, что это всего лишь черный камень.

— Да уж, — сочувственно промолвил он и, просвистев еще один куплет из «Анни Лауры», спросил: — Вас ведь зовут Твисден, не правда ли?

— Нет, — ответил я. — То есть да, конечно же да. Вот это фокус! Неужели к этому времени я уже успел забыть все свои псевдонимы?!

— Только мудрый и умелый конспиратор знает свое собственное имя, — как бы мимоходом заметил рыбак, широко улыбаясь при виде куропатки, появившейся из тени мостика.

Я посмотрел на его квадратную челюсть, на широкий, в глубоких морщинах лоб и твердые складки на щеках, думая при этом, что хорошо бы иметь такого союзника. Его странные голубые глаза, казалось, видели меня насквозь.

Неожиданно он нахмурился и, почему-то повысив голос, заявил:

— Это просто позор. Позор, что такой здоровый молодой человек, как вы, попрошайничает. Вы можете взять что-нибудь у меня на кухне, но денег от меня никогда не получите. Даже не мечтайте…

Мимо проехала двухколесная повозка, погоняемая юным парнем, который поднял кнут, приветствуя нас. Когда она проехала, рыбак взял свою удочку.

— Вон там мой дом, — показал он на белые ворота в ста ярдах отсюда. — Подождите минут пять-шесть и идите кругом, через черный ход. — И, продолжая насвистывать, удалился.

Не знаю почему, но сделав, как он мне велел, я увидел чудесный коттедж с лужайкой, спускающейся прямо к ручью, с зарослями калины и сирени сбоку от тропинки. Задняя дверь была открыта, где меня ожидал с важным видом дворецкий.

— Сюда, сэр, — довольно вежливо сказал он и повел меня по проходу и вверх по окрашенной в черный цвет лестнице в уютную спальню, выходящую окном на реку.

Там меня ожидал полный набор всего, что могло понадобиться: разнообразная одежда со всеми аксессуарами, коричневый фланелевый костюм, рубашки, воротнички, галстуки, бритвенные принадлежности, расчески для волос и даже пара туфель, пошитая по какому-то патенту.

— Сэр Вальтер считает, что вещи мистера Регги вам вполне подойдут, сэр, — проговорил дворецкий. — Он хранит здесь некоторые из своих вещей, поскольку приходит сюда регулярно, как правило на выходные дни. Следующая дверь ведет в ванную комнату, и я уже приготовил для вас горячую воду. Обед приблизительно через полчаса, сэр. Вы услышите звонок…

Ситуация, похоже, уже не выглядела столь мрачной, поэтому я с удовольствием опустился в обитое ситцем кресло, изумленно глядя по сторонам. Да, все как в сказке — после ночлежки оказаться вдруг в таком комфорте. Очевидно, сэр Вальтер верил в меня, хотя я и не понимал почему. Я посмотрел на себя в зеркало и увидел диковатого, изможденного, смуглого парня с неровной двухнедельной бородой, глаза и уши в пыли, без воротничка, в грубой рубашке, в старой бесформенной одежде из твида, обуви, не видавшей щетки по крайней мере около месяца. Какое счастье — оказаться после странствий, когда я был как бы заправским пастухом, в таком наполненном милосердием храме да еще в сопровождении дворецкого! Представить себе невозможно… Но что самое поразительное, они ведь даже не знали моего имени.

Ладно, лучше не забивать себе голову раньше времени, а принять посланные богами дары. Я побрился, с наслаждением принял горячую ванну, затем облачился в белье и чистую хрустящую рубашку, которая сидела на мне, надеюсь, совсем неплохо. Закончив, я увидел в зеркале молодого человека довольно приятной внешности.

Сэр Вальтер ожидал меня в темноватой столовой, где свечи в серебряных подсвечниках освещали маленький круглый стол. Весь вид его — сама респектабельность, авторитетность, спокойствие, воплощение закона и порядка и все остальные соответствующие атрибуты — несколько ошеломил меня, и я почувствовал себя здесь как бы совсем посторонним. Поскольку правду обо мне он вряд ли мог знать, то почему, интересно, относится ко мне таким образом? Нет, я просто не мог принять его гостеприимство обманным путем.

— У меня не хватает слов, чтобы выразить, как я вам обязан, сэр, но необходимо кое-что прояснить, — произнес я. — Вины на мне, поверьте, никакой нет, но меня, тем не менее, разыскивает полиция. Я просто обязан поставить вас в известность, и не удивлюсь, если вы немедленно вышвырнете меня отсюда.

В ответ он только улыбнулся:

— Вам совершенно не о чем беспокоиться. Все в полном порядке. И пусть это не портит ваш аппетит. Мы вполне сможем поговорить обо всем этом после обеда. Времени хватит…

Я никогда еще не ел с таким удовольствием, не говоря уж о том, что за весь день у меня во рту ничего не было, кроме пары дешевых бутербродов, которые обычно продаются на железнодорожных станциях. Сэр Вальтер оказал мне редкую честь: после великолепного обеда мы выпили по бокалу хорошего шампанского, а затем еще какого-то не менее прекрасного портвейна какого-то редкого сорта. Я был почти на грани истерики — вот я сижу здесь, за столом меня обслуживает специальный официант, не говоря уж о дворецком с видом лорда, вспоминаю, как жил целых три недели на положении разбойника и вообще человека, которого всем надо опасаться. Я рассказал сэру Вальтеру про знаменитую тигровую рыбу, которая водится в реке Замбези и которая может запросто откусить вам пальцы, если вы будете хоть чуть-чуть неосмотрительны, затем мы поговорили об охоте в разных частях света, поскольку в свое время он везде там, судя по всему, поохотился на славу…

Кофе мы направились пить в его кабинет — чудесную комнату, полную книг и охотничьих трофеев, неприбранную и в то же время создающую ощущение полного душевного комфорта. Про себя я решил, что если когда-либо мне удастся разделаться со всем этим грязным делом и у меня появится свой дом, то я создам в нем точно такую же комнату. Когда чашки из-под кофе унесли и мы закурили сигары, мой гостеприимный хозяин перекинул длинные ноги через ручку кресла и попросил меня начать мою исповедь.

— Вообще-то, учтите, в данном случае я не более чем следую инструкциям Генри, — начал он. — Кроме того, взятка, которую он мне предложил, заключалась прежде всего и в основном в том, что вы расскажете мне что-то такое, что выведет меня из полусонного состояния. Что ж, я готов, мистер Ханней. Приступайте.

Я невольно вздрогнул, отметив про себя, что он назвал меня по имени. Моему настоящему имени!

Ладно, я начал с самого начала, с того, как скучно мне было в Лондоне, как, однажды вернувшись, я увидел Скаддера, бубнившего что-то невнятное у меня на пороге. Короче говоря, рассказал обо всем, что мне сообщил Скаддер в отношении Каролидеса и секретном совещании в британском МИДе. В ответ сэр Вальтер только поджал губы и усмехнулся. Затем я дошел до убийства, и тут он снова стал серьезным. Внимательнейшим образом выслушал все о моей затее с молочником, о моем пребывании в Гэллоуэе, о том, как я бился над расшифровкой записей Скаддера в гостинице…

— Кстати, они у вас с собой? — неожиданно спросил сэр Вальтер и глубоко вздохнул, когда я, сделав короткую паузу, достал из кармана ту самую маленькую черненькую книжечку.

Не останавливаясь на ее содержании, я описал мою встречу с сэром Генри, все речи, произнесенные в том зале. Это вызвало у него прямо-таки приступ смеха. Если не сказать хохота.

— Полагаю, Генри нес всякую чушь, причем наверняка иногда просто невероятную, не так ли? Что ж, вполне этому верю. Он совсем неплохой парень, но этот идиот, его дядя, забил ему голову всякой ерундой. Хорошо, продолжайте, пожалуйста, мистер Ханней.

Рассказ о моих приключениях в качестве очкастого дорожного рабочего оживил его еще больше. Он попросил меня как можно подробнее описать тех двух парней в машине, причем, как мне показалось, на секунду погрузился в какие-то свои собственные воспоминания. Зато вновь развеселился, когда услышал о том, что случилось с тем придурком, Джопли.

Мой рассказ о старике из домика на торфянике снова настроил его на серьезный лад. Мне пришлось еще раз описать его внешность, причем очень подробно.

— Что тут сказать? Очень, даже чересчур вежливый, голова лысая, глаза полуприкрыты, как у ястреба… Звуки издает, словно какая-то зловещая дикая птица! Взорвать его секретное убежище после того, как он спас меня от полиции, было не очень-то корректно…

Когда я, наконец, дошел до конца моего повествования, сэр Вальтер медленно поднялся со стула и бросил на меня внимательный взгляд, уже стоя на коврике у камина.

— Можете выбросить из головы все мысли о полиции, — промолвил он. — В соответствии с местными законами вам ничего не грозит.

— Великий боже! — воскликнул я. — Убийца пойман?

— Нет, нет, пока еще нет. Зато в эти последние две недели просто вычеркнули вас из списка подозреваемых.

— Почему? — изумился я.

— Ну, прежде всего потому, что до меня вовремя дошло письмо от Скаддера. Я хорошо знал этого человека, поскольку он неоднократно выполнял для меня некоторые задания. Отчасти был взбалмошным, отчасти талантливым, но безусловно честным человеком. Вся проблема заключалась в том, что он всегда стремился действовать в одиночку, что делало его на секретной службе скорее бесполезным, простите за невольную тавтологию, чем полезным. Причем, к нашему глубочайшему сожалению, поскольку он обладал редкими качествами. Лично я считал его храбрейшим человеком во всем мире, так как, несмотря даже на постоянное чувство страха, он никогда, заметьте, никогда не отступал от намеченного. То самое письмо от него я получил тридцать первого мая.

— Да, но к тому времени он уже неделю был мертв…

— Письмо было написано и отправлено двадцать третьего. По-видимому, Скаддер не предполагал такого внезапного исхода. Его сообщения обычно доходили до меня в течение недели, потому что посылались для прикрытия сначала в Испанию, а затем в Ньюкасл. У него была мания все время как можно хитроумнее прятать свои следы.

— И что же он там написал? — поинтересовался я, заикаясь.

— Да ничего особенного. Только что он в опасности, но нашел одного хорошего приятеля, у которого можно на время спрятаться, и что до пятнадцатого июня он практически наверняка даст мне знать о себе. Точного адреса он не назвал, но сообщил, что живет где-то в районе Портленд-Плейс. Полагаю, его целью было снять с вас все подозрения, если что-то случится. Получив это сообщение, я немедленно отправился в Скотленд-Ярд, изучил все детали следствия и пришел к заключению, что вы его друг. Мы, естественно, навели о вас должные справки, мистер Ханней, и сделали вывод, что вы, на наш взгляд, вполне заслуживаете уважения. Я догадывался, что мотивы вашего исчезновения вызваны не только полицией — наверняка была и другая причина, — и когда я получил от Генри его небрежное и наспех нацарапанное письмецо, то сразу же все понял. И ждал вас всю эту неделю.

Невозможно и представить, какой груз с меня свалился. Я снова почувствовал себя свободным человеком, так как теперь был в конфликте только с врагами моей страны, но не с ее законом.

— Ладно, давайте теперь посмотрим его записи, — предложил сэр Вальтер.

Мы потратили почти целый час, изучая их. Я объяснил ему принцип шифра, и он, как ни странно, удивительно быстро его усвоил. В некоторых местах даже меня подправил, но в целом, похоже, я все сделал правильно. Его лицо становилось все мрачнее, и когда мы закончили, то некоторое время он сидел молча.

— Теперь я даже не знаю, что со всем этим делать, — угрюмо произнес наконец сэр Вальтер. — Скаддер абсолютно прав только в отношении одного — того, что должно или может произойти не далее как послезавтра. И каким же образом ему это стало известно? Такое развитие событий ужасно само по себе. Но насчет неизбежной войны и Черного Камня читается как некая бурная мелодрама. Если бы я только мог больше полагаться на суждение Скаддера! Все дело в том, что в нем было слишком много романтики. Он обладал артистическим темпераментом и хотел, чтобы все складывалось лучше, чем задумано самим Богом. Кроме того, у него было много странных предубеждений. Евреи, например, приводили его в ярость. Евреи и финансовые круги…

Черный Камень, — повторил он. — Der Schwarze Stein. Совсем как в дешевом бульварном романе. К тому же вся эта чушь относительно Каролидеса. Это наиболее слабое место в его изложении, так как мне думается, добродетельный Каролидес переживет нас обоих. Ведь на самом деле в Европе просто нет государства, которое хотело бы от него избавиться. Кроме того, он совсем недавно был и в Берлине, и в Вене, где вел себя очень активно, доставив моему руководству достаточно неприятных моментов. Нет! Возможно, именно тут Скаддер допустил свою главную ошибку. Сказать по правде, Ханней, я не очень верю ему в этой части. Здесь затевается какое-то отвратительное дело, Скаддеру слишком много стало известно, и по этой причине он лишился жизни. Зато готов поклясться, что это была обычная «грязная» работа, о деталях которой он узнал слишком рано и слишком много, из-за чего и поплатился своей жизнью. У одной крупной европейской державы вся система шпионской деятельности становится как бы хобби, причем используются любые методы. Так как каждая работа оплачивается в отдельности, так сказать сдельно, то нанятые негодяи не ограничатся одним-двумя убийствами. Они, безусловно, захотят получить сведения о дислокации наших военно-морских сил в Маринамте, но у них вряд ли что получится.

В этот момент в комнату неожиданно вошел дворецкий:

— Вам междугородный звонок, сэр Вальтер, из Лондона. Это мистер Ит, и он хочет разговаривать только лично с вами.

Хозяин дома вышел к телефону. Когда минут через пять он вернулся, лицо у него было белым как полотно.

— Прошу прощения у тени покойного Скаддера, — проговорил он. — Каролидеса застрелили сегодня вечером, сразу после семи часов.

Приход Черного Камня

На следующее утро, после безмятежного сна без всяких кошмаров, я спустился вниз к завтраку и с удивлением увидел, как сэр Вальтер посреди стоявших на столе разных плюшек и мармелада занимается расшифровкой какой-то телеграммы. От его вчерашней свежести, казалось, не осталось и следа.

— После того как вы ушли спать, мне пришлось еще целый час говорить по телефону, — вместо приветствия, сообщил он. — Надо было срочно сделать так, чтобы мой руководитель поговорил с Первым лордом и министром обороны и убедил их в необходимости доставить Ройера надень раньше. Телеграмма это полностью подтверждает. Он будет в Лондоне не позже пяти часов. Странно, правда, что кодовым словом для столь важного господина, как генерал от разведки, почему-то было выбрано слово «свинина». Интересно, с чего бы это? — Он показал, где взять горячие блюда, и продолжил: — Лично я, конечно, не думаю, что от этого будет какой-нибудь толк. Если ваши, так сказать, друзья были в достаточной степени сообразительными, чтобы обнаружить первую утечку, то должны были бы вовремя увидеть и соответствующие изменения. Готов пожертвовать собственной головой, чтобы узнать, откуда идет эта утечка. А ведь мы искренне полагали, что в Англии только пятеро знали о предстоящем визите Ройера, а во Франции и того меньше, так как они там, уж будьте уверены, куда лучше умеют справляться с подобного рода делами.

Я молча продолжал завтракать, а он все говорил и говорил, удивляя меня своей полнейшей уверенностью. Затем, не выдержав, все-таки спросил:

— А что, разве в дислокацию нельзя внести требуемые изменения?

— Конечно же можно, — не задумываясь ответил он. — Но мы хотим, насколько это возможно, всячески избежать этого. Она является результатом напряженной работы мысли, и любой иной вариант может оказаться далеко не столь удачным. Кроме того, как минимум, по одному или двум пунктам изменения просто невозможны. Впрочем, в случае крайней необходимости кое-что, конечно, можно было бы сделать. Но тут есть одна трудность, Ханней. Причем немалая. Наши враги не такие уж дураки, чтобы вот так взять и залезть в карман Ройера или попытаться играть в какие-либо детские игры. Они прекрасно знают, что за этим неизбежно последует колоссальный скандал, который тут же насторожит нас, что совсем не в их интересах. Нет, нет, их цель — узнать обо всем в мельчайших подробностях, но только так, чтобы никто из нас об этом даже не догадался. То есть Ройер возвращается в Париж, полагая, что все остается под строжайшим секретом. Если это им не удастся, они потерпят неудачу, поскольку, раз уж у нас есть подозрение, что они в курсе дела, все подлежит немедленной и серьезной корректировке. А это уже, поверьте, большая, иногда даже слишком, головная боль…

— Тогда нам, может, следует держаться французов, пока он не вернется домой? — предположил я. — Если они полагают, что смогут добыть нужные сведения в Париже, то и попытаются это сделать именно там. Это означает, что в Лондоне у них задействован какой-то серьезный план и они рассчитывают, что он сработает.

— Ройер обычно сначала ужинает с моим шефом, а затем приходит ко мне, чтобы встретиться с четырьмя другими — Виттейкером из Адмиралтейства, мной, сэром Артуром Дью и генералом Винстенли. Первый лорд Адмиралтейства, к сожалению, болен и уехал поправлять здоровье в Шерингем. В моем доме Ройер получит от Виттейкера один документ, затем его доставят на автомашине в Портсмут, а уже оттуда эсминцем в Гавр. Его поездка слишком важна, чтобы добираться обычным морским транспортом. Каждую минуту его будет кто-то сопровождать, пока он не окажется благополучно на французской земле. То же самое можно сказать и о Виттейкере, пока он не встретится с Ройером. Это все, что мы можем в данном случае сделать, и даже тяжело представить себе, что возможна и какая-то неудача. Конечно же я ужасно нервничаю. Ведь убийство Каролидеса причинит такой вред европейским правительствам, что страшно подумать…

После завтрака сэр Вальтер почему-то поинтересовался, могу ли я водить машину. А получив утвердительный ответ, сказал:

— Прекрасно, значит, сегодня вам предстоит надеть рабочий комбинезон Гудзона и немножко побыть моим шофером. Вы с ним примерно одного размера. Кроме того, если вы действительно умеете нормально сидеть за рулем, мы практически ничем не рискуем. Против нас отчаянные ребята, профессионалы, которые, скорее всего, не обратят особого внимания на едущего за город усталого чиновника…

Приехав в свое время в Лондон, я прежде всего купил машину и довольно долго развлекался, раскатывая туда-сюда по югу Англии, так что о географии этих мест имел кое-какое представление. Как сэр Вальтер и попросил, я прежде всего повез его в город по шоссе Бас, и наше путешествие, признаться, было просто чудесным. Стояло теплое, безветренное июньское утро, хотя позднее вполне могло стать душно. И было очень приятно мчаться через маленькие городки с только что политыми водой улицами, мимо летних садов вдоль долины реки Темзы. Я высадил сэра Вальтера у его дома в Квин-Анна-Гейт точно в половине двенадцатого. Дворецкий должен был приехать с багажом позже на поезде.

В первую очередь сэр Вальтер направился вместе со мной в Скотленд-Ярд. Там мы встретились с подтянутым, чисто выбритым джентльменом, похожим на юриста.

— Я привел вам того, кто совершил убийство в Порт-ленд-Плейс, — радостно произнес сэр Вальтер, совсем как приветствие.

Ответом была кривая улыбка.

— Неужели? Да, да, конечно же это могло бы стать для нас желанным, очень желанным подарком, Булливант. Полагаю, это и есть тот самый мистер Ричард Ханней, который в течение вот уже нескольких дней вызывал большой интерес и у меня, и у всего моего департамента.

— Не меньший интерес мистер Ханней вызовет у вас и сейчас. Ему, поверьте, есть что вам рассказать, но, увы, только не сразу и не сегодня. По некоторым весьма серьезным обстоятельствам его исповедь откладывается ровно на сутки. После чего, могу обещать, вы услышите очень любопытную и, возможно даже, весьма поучительную историю. Но при этом мне хотелось бы, чтобы вы обещали мистеру Ханнею не причинять ему никаких неудобств. Ну как, договорились?

Обещание было тут же дано, причем без каких-либо условий.

— Можете начать с того неприятного момента, когда вы скрылись отсюда, — произнес инспектор. — Ваша квартира, в которую вы, вероятно, не очень-то хотите возвращаться, ждет вас, да и ваш человек все еще там. Так как никакого публичного обвинения вам не предъявлялось, то, по нашему мнению, нет основания и для публичного оправдания. Это должно вас обрадовать.

— Возможно, чуть позже нам снова потребуется ваша помощь, мистер Макгилливри, — уже у дверей произнес сэр Вальтер. Затем, помолчав, повернулся ко мне: — Увидимся завтра, Ханней. Вы свободны. Полагаю, не стоит напоминать вам, что вы должны сидеть тихо. На вашем месте я бы отправился спать, поскольку вы столько времени недосыпали. И вообще вам лучше, как говорится, залечь, так как если кто-нибудь из ваших друзей Черного Камня вас увидит, то неприятности могут быть просто непредсказуемыми.

Я вдруг почувствовал себя безработным. Конечно, очень приятно вновь ощутить себя свободным человеком, который может идти куда угодно и ничего не бояться. Месяца жизни вне закона мне вполне хватило. Ладно, там видно будет. Попробуем привыкать к нормальной жизни. Я неторопливо направился в ресторан «Савой» и заказал превосходный завтрак, затем с удовольствием выкурил самую лучшую сигару, какую мне только могли там подать. Но все время был в каком-то диком напряжении. Когда кто-нибудь в холле смотрел в мою сторону, мне становилось тут же не по себе — уж не замышляют ли они меня убить?!

Расплатившись, я вышел на улицу, взял такси и проехал несколько миль до северной части Лондона. Назад возвращался полями, мимо вилл и домов, затем через трущобы по узким улицам, на что у меня ушло почти два часа. И все это время во мне все росло и росло беспокойство. Я просто чувствовал, что важнейшие события уже происходят или вот-вот произойдут, а я, кто был, по сути, главным во всей этой истории, оказался от них в стороне! Ройер высаживается в Дувре, сэр Вальтер разрабатывает хитроумные планы с работниками секретной службы Англии, а где-то в неизвестности действует Черный Камень… Я чуть ли не физически ощущал чувство опасности и надвигающегося бедствия, и в то же время у меня было странное чувство, что только я, я один смогу это предотвратить. Но именно сейчас меня вывели из игры. А как же иначе?! Навряд ли господа министры правительства его величества, впрочем, равно как и все эти лорды и генералы Адмиралтейства, подпустят меня к своим важным для страны благородным телам.

Более того, мне уже захотелось неожиданной встречи хоть с одним из трех моих врагов. Это привело бы к какому-то развитию событий. Не важно к какому, лишь бы привело… Я прямо-таки ощущал потребность сцепиться с этими господами, нанести им удары, сбить их с ног… Впрочем, настроение от этого боевого патриотического порыва у меня отнюдь не улучшилось.

В мою бывшую квартиру возвращаться мне совсем не хотелось. Конечно, рано или поздно это все равно придется сделать, но, так как кое-какие деньги у меня еще оставались, я решил заночевать в ближайшем отеле, а возвращение домой отложить до завтра.

Раздражение не покидало меня в течение всего обеда в ресторане на Джермин-стрит. На самом деле я не был голоден, поэтому даже не притронулся к некоторым заказанным блюдам. Выпил почти целую бутылку прекрасного и дорогого бургундского вина, но и это не улучшило мое настроение. Меня вдруг охватило какое-то непонятное отвратительное беспокойство. Вот я сижу здесь, обычный парень, без особых талантов, тем не менее полностью убежденный в том, что нужен, очень нужен, чтобы помочь раскрутиться делу, которое без меня может покатиться в тартарары… Я изо всех сил старался убедить себя, что все это не более чем глупое самомнение, что, как минимум, четверо, если не пятеро умнейших людей нашей эпохи, поддерживаемые всем могуществом Британской империи, держат все в своих руках. И никак не мог успокоиться. Будто неведомый голос шептал и шептал мне в ухо, чтобы я встал и сделал что-то, иначе, иначе… мне никогда не уснуть.

Дело кончилось тем, что в половине десятого я решил отправиться в сторону Квин-Анна-Гейт. Маловероятно, чтобы меня там приняли, но зато это могло очистить мою совесть.

Я медленно побрел вниз по Джермин-стрит и на углу Дыок-стрит поравнялся с группой молодых людей. Они были в вечерних костюмах, похоже после ужина, и направлялись, судя по всему, в ближайший мюзик-холл. Вот новость так новость: одним из них оказался не кто иной, как сам мистер Мармадук Джопли.

Увидев меня, он на секунду замер, а потом закричал:

— Боже мой, это же тот самый убийца! Эй вы, держите его! Это же Ханней, тот самый, который совершил зверское убийство в Портленд-Плейс! — Марми схватил меня за руку, а остальные тут же нас окружили.

Конечно, я не искал на свою голову приключений, но из-за моего скверного настроения сделал явную глупость. Когда минут через пять к нам подошел полицейский, мне следовало бы рассказать ему правду и, если бы он мне не поверил, потребовать, чтобы меня немедленно доставили в Скотленд-Ярд или, по крайней мере, в ближайший полицейский участок. Но в тот момент всякая отсрочка казалась мне невыносимой, а рожу этого болвана Марми я просто не смог вынести. Я изо всех сил шарахнул его левой рукой и с удовлетворением увидел, как он растянулся во всю длину в водосточной канаве…

Затем, естественно, началась отвратительная потасовка. На меня накинулись все сразу, причем ничего не понимающий блюститель закона всячески старался оттащить меня назад. Я отвесил один или два, на мой взгляд, великолепных удара, полагая, что при удачном раскладе мог бы разделаться со всеми, но полицейский оттеснил меня назад, и кто-то из парней схватил меня за горло.

Сквозь окутавшее меня черное облако ярости я услышал, как представитель правопорядка все-таки успел спросить, в чем, собственно, дело, а Марми, правда уже сквозь сломанные зубы, заявил, что я Ханней, тот самый убийца, которого полиция давно ищет.

— О, черт побери! — крикнул я. — Пусть этот парень заткнется! Констебль, советую вам немедленно оставить меня в покое. В Скотленд-Ярде все обо мне знают, и у вас, не сомневаюсь, будут огромные неприятности, если вы только попробуете вмешиваться.

— Для начала вам следует пройти со мной, молодой человек, — ответил полицейский. — Я сам видел, как вы избивали вот этого джентльмена. Причем начали именно вы, хотя он ничего не делал. Так что либо вы пойдете со мной, либо мне придется принять меры…

Гнев и всепоглощающее чувство, что я вот так глупо и попусту теряю драгоценное время, придало мне силу буйвола. Я сбил с ног констебля, отшвырнул кого-то, кто успел ухватиться за мой ворот, и рванул вниз по Дыок-стрит. Позади раздавались громкие свистки, топот ног бегущих людей…

Прибавив скорость, поскольку меня будто несли крылья, я буквально через несколько минут был уже на Пэлл-Мэлл, откуда затем повернул вниз к парку Святого Джеймса на улице Палас-Гейтс, где мне вполне удачно удалось избежать столкновения с полицейским. Одним прыжком я миновал скопление транспорта у входа в Мэлл и помчался к мосту, прежде чем мои преследователи пересекли дорогу. На открытых дорожках парка я сделал последний рывок. К счастью, вокруг было мало людей, и никто даже не попытался меня остановить. Моим конечным и, надеюсь, спасительным пунктом был дом Квин-Анна-Гейт.

Когда я достиг этого вроде бы тихого и спокойного места, оно показалось мне не только тихим, но и каким-то пустынным. Дом сэра Вальтера находился неподалеку, и около него я увидел три или четыре автомашины. Я быстро подошел к двери. Ну а что, если дворецкий откажется впустить меня или не сразу откроет дверь? Тогда мне конец.

К счастью, ждать не пришлось. Едва я позвонил, как дверь сразу же открылась.

— Мне нужно видеть сэра Вальтера, — произнес я, задыхаясь. — У меня ужасно срочное, поверьте, просто неотложное дело.

Дворецкий был великолепен. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он тут же открыл дверь и тут же закрыл ее, впустив меня внутрь.

— Сэр Вальтер сейчас занят, сэр, и у меня приказ никого не впускать. Вы можете подождать?

Дом был построен в старомодном стиле, с широким холлом и комнатами с обеих сторон. В дальнем конце холла была ниша с телефоном и около него два стула, на которые и показал мне дворецкий.

— Послушайте, — прошептал я. — Со мной приключилась неприятная история. Но сэр Вальтер все знает, я работаю на него. Если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, не говорите, что я здесь.

В ответ он молча кивнул, и в ту же минуту с улицы раздались громкие голоса, яростно зазвонил звонок. Никогда в жизни никто не вызывал у меня такого восхищения, как этот дворецкий. Он открыл дверь, с каменным лицом выслушал все их вопросы. А затем доходчиво объяснил им, чей это дом, какой ему дан приказ, ну и все такое прочее. Холодно выпроводив моих преследователей за порог, невозмутимо закрыл за ними дверь. Я все видел из моего укрытия в глубине холла, и это было лучше всякой игры…

Вскоре раздался еще один звонок в дверь. Нового посетителя дворецкий впустил без малейших вопросов и колебаний.

Когда тот снимал пальто, я понял, кто это. Не было газеты или журнала без его фотографии — седоватая борода лопатой, твердый решительный рот, прямой квадратный нос и проницательные голубые глаза. Первый лорд Адмиралтейства, человек, которому, как говорили и писали, удалось совершить невероятное — создать новый британский военно-морской флот.

Лорд молча прошел мимо меня, а далее дворецкий, тоже молча, провел его в комнату в самой дальней стороне холла. Когда дверь на секунду открылась, я услышал приглушенные голоса. Затем она закрылась, и я снова остался один.

Я терпеливо сидел минут двадцать или чуть больше, мучительно размышляя, что, собственно, теперь делать. Мне по-прежнему вполне искренне казалось, что в принципе без моего участия им просто не обойтись, но вот когда и каким образом это должно произойти, не было ни малейшего представления. Я все поглядывал и поглядывал на часы, а когда время доползло до половины одиннадцатого, почему-то решил, что эта важная встреча, проходящая сейчас в доме сэра Вальтера, в любом случае скоро закончится. Ведь буквально через четверть часа Ройер уже должен быть на пути в Портсмут…

Затем я услышал мелодичный звонок, и в холле тут же снова появился дворецкий. Дверь дальней комнаты открылась, и оттуда вышел Первый лорд Адмиралтейства, Морской лорд. Он так же, как и раньше, невозмутимо прошествовал мимо меня, правда на этот раз бросив взгляд в моем направлении, и на какое-то мгновение мы в упор посмотрели друг на друга.

Да, это был всего лишь миг, но его хватило, чтобы у меня сильно забилось сердце. Совершенно очевидно, что прежде мы никогда друг друга не видели, однако что-то промелькнуло в его глазах, и это было узнавание! Ошибиться я не мог. Как короткая вспышка, как искра света, когда в долю секунды понимаешь, что тебя выделили, и это означает только одно, и ничего другого. Оно возникло непроизвольно, само по себе, и через секунду ушло — лорд прошел дальше. Стремительно перебирая в уме все мыслимые и немыслимые образы, я, будто во сне, услышал, как за ним закрылась входная дверь.

Очнувшись, я схватил лежащую рядом телефонную книжку и нашел номер его дома. Меня соединили сразу же, к телефону подошел слуга.

— Простите, его светлость изволит быть дома? — как можно вежливее спросил я.

— Да, сэр, его светлость вернулся всего полчаса тому назад, — ответил слуга. — И тут же пошел спать. Он сегодня неважно себя чувствует. Хотите оставить какое-нибудь сообщение, сэр?

Я положил трубку и замер на минуту в кресле. Моя роль в этом деле еще не сыграна до конца. Да, эту опасность чудом удалось избежать, но я оказался в нужном месте в нужное время.

Теперь нельзя было терять ни секунды. Поэтому я смело направился к двери той дальней комнаты и вошел в нее без стука. На меня с удивлением уставились пять человек, сидевших за круглым столом. Там были сэр Вальтер, министр обороны Дрю, которого я хорошо знал по фотографиям, худой пожилой человек, возможно Виттейкер, представитель Адмиралтейства, генерал Винстенли с очень заметным большим шрамом на лбу и, наконец, короткий полноватый человек с серо-стальными усами, густыми бровями, замерший на середине предложения… Лицо сэра Вальтера выражало удивление и откровенную досаду.

— Это мистер Ханней, о котором я вам уже рассказывал, господа, — обратился он к сидящим извиняющимся тоном. — Извините, Ханней, но, боюсь, ваш неожиданный визит сейчас не очень уместен.

Зато очень уместным было то, что ко мне, похоже, вернулось хладнокровие и способность разумно мыслить.

— Посмотрим, сэр, — отозвался я. — Причем, думаю, довольно скоро. Но пока, ради бога, уважаемые господа, скажите мне, кто вышел из этой комнаты всего минуту назад?

— Лорд Аллоа, — ответил сэр Вальтер, краснея от раздражения.

— Да нет же! — воскликнул я. — Это была его точная копия, но не сам лорд Аллоа. Этот человек узнал меня, я видел его не далее чем всего месяц тому назад. Не успел он выйти отсюда, как я сразу же позвонил домой настоящему лорду Аллоа, слуга сообщил, что лорд вернулся домой полчаса назад и тут же отправился спать.

— Кто же тогда это, кто?.. — заикаясь, произнес один из присутствующих.

— Хотите знать, кто? Да сам Черный Камень! — выкрикнул я и, опустившись в только что освободившееся кресло, окинул довольным взглядом пятерых джентльменов, вид у которых, надо заметить, был довольно испуганный.

Оцените статью
Добавить комментарий