За кулисами ЦРУ. Часть пятая

Пятая часть из книги Филиппа Эйджи За кулисами ЦРУ. Дневник сотрудника американской разведки, разоблачающая деятельность ЦРУ. Читать.

***

Январь 1970 года, Мехико. Я начинаю писать снова после года больших разочарований и неудач. Мои надежды на подходящую работу и устроенную жизнь в Мексике были омрачены провалом планов женитьбы, и мне трудно выбрать дальнейший путь. Причины — серия ошибок, даже нереальные надежды в самом начале пути, которые привели к неприятным и трудно преодолимым последствиям. Сейчас я продолжаю собирать осколки и укладывать их в относительно прочный фундамент.

Я не уверен в работе, которую выбрал, хотя мне повезло и я устроился в компании, созданной моими друзьями по Олимпиаде. С финансовой точки зрения я должен быть весьма экономным, это не очень приятно, но дает определенные результаты. Перспективы в этой компании, производящей совершенно новую продукцию, обнадеживающие, мои отношения с владельцами и генеральным директором, моим близким другом, прекрасные.

Коммерческая деятельность, однако, меня не удовлетворяет, как и в прошлом, и я решил поэтому поступить в национальный мексиканский университет для получения более высокой ученой степени. Может быть, я вернусь в США, чтобы стать преподавателем. После рождественских и новогодних праздников я приступил к составлению плана написания книги о ЦРУ. Это будет невозможно, если мои планы осуществятся, но сейчас становится ясным, что мне, видимо, придется покинуть Мексику.

Книга с описанием операций ЦРУ, возможно, поможет показать принципы внешней политики, которая вовлекла нас в события во Вьетнаме и может втянуть в другие подобные конфликты. Тайные операции ЦРУ — это невидимые со стороны усилия по насаждению несправедливых, антинародных правительств меньшинства всегда с надеждой на то, чтобы избежать при этом открытой военной интервенции (как это было во Вьетнаме и Доминиканской Республике). Чем успешней операции ЦРУ такого рода, тем меньше необходимость открытого военного вмешательства и проведения реформ. Латинская Америка 60-х годов тому наглядный пример.

Книга о ЦРУ может показать также, как интересы привилегированных меньшинств в бедных странах переплетаются с интересами богатых и могущественных группировок, контролирующих США. Доктрина подавления национально-освободительного движения призвана замаскировать эти международные классовые связи, разжечь национализм. Действительной целью этой доктрины является защита капиталистов в самой Америке, их собственности и привилегий. Национальная безопасность США, как она проповедуется правящими кругами,— это безопасность класса капиталистов в США, но не безопасность остальной части народа. Отражением классовых интересов является то, что наши программы подавления национально-освободительных движений согласуются с самым главным принципом американской внешней политики: любое правительство, каким бы плохим оно ни было, лучше коммунистического, лучше правительства рабочих, крестьян и простого народа. Наша правительственная поддержка коррупции и несправедливости в Латинской Америке основана на стремлении капиталистов США удержать и увеличить свои богатства и власть.

Мне надо быть осторожным и не распространяться о своих мыслях в отношении книги. Джим Ноулэнд сменил здесь в качестве резидента Уина Скотта после ухода того в сентябре прошлого года в отставку. Скотт вернулся к своей прежней профессии и открыл нотариальную контору. Думаю, что он продолжает работать на ЦРУ, но теперь уже по контракту, потому что его опыт, знание Мексики и большое число друзей здесь слишком ценны, чтобы терять их. Сейчас не время, чтобы ЦРУ узнало о моих намерениях.

Июнь 1970 года, Мехико. Новая неудача, которую трудно объяснить. На прошлой неделе говорил с четырьмя издателями в Нью-Йорке в надежде заключить контракт и получить аванс, чтобы закончить книгу о ЦРУ. К сожалению, их устраивает главным образом сенсационный материал, оторванный от политической и экономической действительности, обусловившей проведение наших специальных операций.

Я не знаю, что теперь делать; вероятно, придется вновь переработать материал и попытаться написать более ясно. Может быть, начну с газетной или журнальной статьи о наших операциях в 1964 году по срыву избрания Альенде президентом; рассказ об этом сейчас может помочь ему на предстоящих выборах. Проблема заключается в том, что могут не поверить. В Нью-Йорке я почувствовал, что издатели сомневались, тот ли я человек, за кого себя выдаю.

Хуже всего то, что я оставил в Нью-Йорке копии своих материалов и, несмотря на заверения издателей, боюсь, что ЦРУ может узнать о моих планах написать книгу. Одно слово резидентуры мексиканским спецслужбам — и я могу оказаться перед необходимостью совершить поездку в город Толуку по дороге, на которой бесследно исчезну в одном из многочисленных ущелий. Через несколько недель начнутся занятия в национальном университете, и мне остается лишь надеяться, что никто не будет охотиться за мной — ни ЦРУ, ни университетские лидеры. Находиться в такой изоляции, конечно, неприятно, однако возобновившиеся бомбардировки Северного Вьетнама, неспособность никсоновской администрации признать поражение и интервенция в Камбодже укрепили мое решение начать писать снова. Убийства в окружных городах Кенте и Джексоне достаточно ясно показывают, что рано или поздно методы борьбы с национально-освободительным движением будут использованы и в нашей стране.

Январь 1971 года, Мехико. В последние месяцы были приняты важные решения, и, пожалуй, я наконец нашел правильный путь. На принятие решения повлияли продолжение вьетнамской войны и программа вьетнамизации. Сейчас, как никогда, показ методов ЦРУ может помочь американскому народу понять, как мы попали во Вьетнам и как другие наши «вьетнамы» созревают везде, где действует ЦРУ.

Я ушел с работы из компании моих друзей; сыновья вернулись в Вашингтон, но мои занятия в университете продолжаются. Я тоже, видимо, выеду из Мексики, если получу финансовую поддержку, потому что для моей книги по новому плану нужны материалы, которые достать здесь невозможно.

Я решил назвать имена всех лиц и организаций, связанных с ЦРУ, и восстановить по возможности точно обстоятельства событий, в которых участвовал. Скрывать участников авантюр ЦРУ больше нет никаких оснований. Проблема теперь состоит в том, чтобы подтвердить материалы документами. Я решил также искать пути получения такой информации о ЦРУ, которая будет полезна революционным организациям, так как поможет им защитить себя.

Ключом к формированию у меня радикальных взглядов послужило глубокое понимание классового деления капиталистического общества, основанного на собственности или отсутствии таковой. Разделение общества, разумеется, было всегда, и я понимал это, но лишь недавно я по-настоящему осознал значение и последствия такого разделения: антагонизм, эксплуатация, труд как предмет купли-продажи и т. п. Лишь хорошо вникнув в либеральную концепцию общества, концепцию, которая пытается уладить непримиримые классовые конфликты, я понял, почему программы либеральных реформ в Латинской Америке терпят крах. Одновременно для меня стало более очевидным единство интересов классов в Латинской Америке и других слаборазвитых зонах и интересов соответствующих классов в США и других развитых странах.

Такая классовая концепция, то есть понимание того, что классовые интересы стоят над национальными, ведет к отрицанию либеральных реформ как постоянного обновляющего процесса, якобы ведущего шаг за шагом к лучшему обществу. Реформы действительно могут привести к улучшению, но в капиталистическом обществе они, как правило, являются маневром правящего класса, стремящегося дать немного, чтобы не потерять все. «Союз ради прогресса» был как раз таким обманным маневром, названным планом Маршалла для Латинской Америки.

«Союз ради прогресса» как программа социальных реформ потерпел крах; несостоятельной оказался он и в стимулировании экономического развития — частично из-за высокого прироста населения, частично из-за медленного повышения уровня экспорта. Следовательно, тезис о том, что экономическое развитие благодаря «Союзу ради прогресса» приведет к более высокому уровню жизни беднейшей половины населения, явно оказался теперь несостоятельным. Земельные реформы также не были осуществлены.

За последние десять лет в странах Латинской Америки не удалось добиться более или менее равного распределения земель, богатств и доходов, но были достигнуты определенные успехи в борьбе против национально-освободительного движения, включая пропаганду и репрессии, чтобы отвлечь внимание населения от кубинской революции. Как часть кампании против национально-освободительного движения, «Союз ради прогресса» на короткий период вызвал много надежд и породил несбыточные мечты на мирное разрешение проблем с помощью реформ, не подрывающих основ власти правящих капиталистических кругов и их системы в целом. Однако, начиная с 60-х годов, когда идея мирной реформы потерпела провал, стали необходимы компенсирующие меры: репрессии и специальные программы, такие, например, как программа в области организованного труда, чтобы разъединить жертвы и нейтрализовать их лидеров. Этими мерами предусматривается осуществление четырех самых главных программ борьбы с национально-освободительным движением, которыми правительство США укрепляет правительства меньшинства в странах Латинской Америки: операции ЦРУ, военная помощь, помощь полиции под эгидой Международного агентства развития, операции в профсоюзных организациях под эгидой Межамериканской региональной организации трудящихся, международных профсоюзных секретариатов и американского института развития свободных профсоюзов, причем все эти организации эффективно контролируются ЦРУ. Взятые вместе, эти программы служат опорой, предоставляемой американскими капиталистами своим латиноамериканским коллегам с тем, чтобы получать ответную поддержку против угроз американскому капитализму. Наплевать на все остальное — что хорошо для капиталистов в Латинской Америке, то хорошо для капиталистов в США.

Программы либеральных реформ, подобные «Союзу ради прогресса», являются предохранительными клапанами для капиталистической несправедливости и эксплуатации. Правящий класс допускает осуществление таких программ путем перераспределения в периоды угрозы системе в целом, допускает нечто такое, что идет против течения, но, по существу, ведет к концентрации богатства и политической власти в руках еще меньшей группки. По мере ослабления угрозы давление на клапан постепенно уменьшается, естественные аккумулирующие капитал силы восстанавливаются и полученные в результате реформ относительные завоевания эксплуатируемых быстро улетучиваются. Реформы являются паллиативами, которые никогда не могут искоренить эксплуататорские отношения, на которых основан капитализм.

Когда эксплуатируемые в капиталистическом обществе начинают понимать, что либеральные реформы — это миф, правящему меньшинству не остается ничего другого, как усилить репрессии, с тем чтобы предотвратить социалистическую революцию. Ликвидируйте резидентуры ЦРУ, военные миссии США, миссии общественной безопасности и программы «свободных» профсоюзов — и эти меньшинства исчезнут, пожалуй, даже быстрее, чем они могут себе это представить.

Мое положение продолжает оставаться прежним, хотя я и озадачен тем, что ЦРУ вроде бы еще не обнаружило, что я пишу, а если ЦРУ известно об этом, то почему они не приходят ко мне? Резидентом здесь, в Мехико, сейчас Джон Хортон, сюда назначены также сотрудники, с которыми я служил в других резидентурах, однако и они не проявляют интереса ко мне. Через друзей я направил копии своего нового проспекта книги в парижское издательство; возможно, я получу наконец некоторую поддержку.

Март 1971 года, Мехико. Короткий визит в Монреаль для переговоров с представителем издательства дал мне новую надежду на финансовую помощь и на продолжение моей исследовательской работы. Хотя проспект моей книги и написанный материал приемлемы, вопрос о том, где найти информацию для восстановления полной картины событий, в которых я принимал участие, и точного показа действий ЦРУ, остается не решенным. Мы обсуждали, какой город избрать, Париж или Брюссель, решив, что по соображениям безопасности делать это в США было бы неразумно. Мы поговорили и о Кубе, где, возможно, имеются интересные материалы и не исключена помощь в исследованиях.

Я сказал, что поездка на Кубу пугает меня по нескольким причинам: прежняя работа против Кубы и коммунизма, возможное давление со стороны Советского Союза, нежелание втягиваться в дела, связанные с контрразведкой, и, наконец, проблемы с ЦРУ, которые возникнут позднее. Если ЦРУ узнает о моей поездке на Кубу, оно начнет кампанию по очернению меня как предателя. Поскольку я надеюсь вернуться в США как можно скорее после завершения работы, мой выезд на Кубу нежелателен, так как это обстоятельство увеличило бы шансы преследования меня за публикацию секретных материалов.

После длительного размышления я решил, что если поездку можно будет организовать, то я поехал бы на Кубу. Мне думается, что книга будет приемлема для кубинцев в политическом плане и материалы для исследования мне будут предоставлены. Если не на Кубу, то поеду в Париж и закончу работу там; безопасная обстановка будет обеспечена в любом случае. Сейчас я не могу решить окончательно, и, надеюсь, ЦРУ не пронюхает об этих планах.

Август 1971 года, Париж. Дело здорово продвинулось, но работы еще много. В мае я ездил на Кубу, чтобы договориться о необходимых мне материалах для исследования, и они согласились дать мне все, что у них имеется, а материалов у них, как я понимаю, довольно много. Кубинцы предложили мне остаться у них, чтобы сделать как можно больше, и я принял это приглашение. Однако поскольку я обещал навестить своих сыновей в Вашингтоне, я вернулся в Париж для беседы с издателем, после чего поехал в США на две недели к своим мальчикам. Затем я вернулся в Париж, чтобы убедиться в возможности получить материалы для исследования здесь, и вскоре снова направляюсь в Гавану.

Находясь на Кубе, я в течение нескольких недель ездил по острову, знакомился с различными сторонами жизни. На меня произвело впечатление чувство гордости и целеустремленности кубинцев. Мои опасения, связанные с поездкой на Кубу, оказались беспочвенными, и их место заняли опасения перед возвращением в США для свидания с сыновьями. Мне не следовало бы возвращаться, так как на Кубу я выезжал открыто, но я странным образом избежал контроля при въезде, возможно, не сработала система и меня вовремя не опознали. Интересно, не вызовет ли моя удача подозрений у кубинцев.

Октябрь 1971 года, Гавана. Я начал задумываться, действительно ли написание книги такая уж хорошая идея. Я нашел соответствующий материал, чтобы освежить и восстановить в памяти события, и написал значительную часть книги. Проблема заключается в том, что я очень уж углубляюсь в дела, которые имеют лишь отдаленное отношение к моей работе в ЦРУ. В то же время материалов здесь оказалось меньше, чем я предполагал, и возможно, что для продолжения исследования мне придется пойти на риск и вернуться в Мексику и Южную Америку. В любом случае я вернусь в следующем месяце в Париж и буду продолжать работу там. Настроение у меня неважное, чувствую себя размагниченным и все еще далеким от завершения книги. События, которые я хочу описать, уходят с каждым днем все дальше в историю, и с каждым днем желание быстро завершить книгу возрастает.

Кроме специфической информации для восстановления событий я нашел здесь много прекрасных материалов по экономике и проблемам Латинской Америки, вызванных эксплуатацией региона Соединенными Штатами. Один доклад Организации американских государств наглядно показывает, насколько «Союз ради прогресса» был выгоднее для экономики США, чем для экономического развития стран Латинской Америки.

С 1961 по 1970 год Латинская Америка выплатила другим регионам, главным образом США, несколько более 20 миллиардов долларов, и все это практически в сферу финансового обслуживания (плата за право пользования патентами, проценты и прибыли с вложенного иностранного капитала). Около 30 процентов этого потенциального дефицита покрыто за счет экспорта, в то время как 70 процентов было выплачено через новых кредиторов, новые частные иностранные вложения и другие перемещения капитала.

«Союз ради прогресса» был в действительности программой субсидирования американских экспортеров и частных бизнесменов. Для Латинской Америки это означало дефицит внешнеторгового баланса около шести миллиардов долларов, что ограничило импорт промышленного оборудования, необходимого для быстрого экономического роста,— дефицит, компенсируемый новыми кредиторами. Для США это означало, что на каждый вложенный американский доллар инвеститор получал пятикратную прибыль плюс выгодный торговый баланс плюс миллиарды долларов в займах, которые окупятся позднее с прибылью. Иначе говоря, в результате проведения политики «Союз ради прогресса» Латинская Америка укрепила экономику США и ради этого влезла в долги. Не удивительно, что мы поддерживаем эти правительства и свергаем революционные.

Я пока не вижу никаких признаков того, что ЦРУ известно о том, что я пишу книгу или что я нахожусь на Кубе. В течение последних месяцев я старался следить за ростом широкого фронта в Уругвае в период подготовки к национальным выборам. Возникла настолько благоприятная обстановка для действий резидентуры ЦРУ в Монтевидео в этой выборной кампании, что я просто был вынужден разоблачить возможное развитие событий. Я направил письмо в редакцию газеты «Марча» в Монтевидео, описав несколько стандартных тайных операций, и высказал предположение, что именно в создавшейся ситуации ЦРУ может быть замешано в операциях против Широкого фронта и поддерживать кандидатов от традиционных партий. Если «Марча» опубликует даже часть моего письма, любые сомнения о моих намерениях в отношении ЦРУ должны исчезнуть.

Январь 1972 года, Париж. Письмо в газету «Марча» было ошибкой. Спустя несколько дней после рождества, отдыхая с сыновьями перед обедом (они приехали на каникулы), я услышал стук в дверь. Кто, вы думаете, появился? Кейт Гардинер, старый коллега по ЦРУ, который в 60-х годах провел несколько лет в Бразилии. Я не был подготовлен к приходу кого-либо из ЦРУ и согласился составить ему компанию за обедом лишь потому, что мои дети живут рядом с ним и играют с его детьми.

Выйдя из отеля, он исчез на несколько минут, по его словам, для того, чтобы отпустить ожидавшего его коллегу, прибывшего с ним на случай, если бы я его недружелюбно принял.

После обеда я согласился поговорить с Гардинером наедине. Он удивил меня, показав машинописную копию моего письма, которое «Марча» опубликовала, и заявил, что господин Хелмс хотел бы знать, как я представляю себе свои поступки. Не зная еще, что «Марча» напечатала мое письмо, я решил немного сманеврировать, чтобы убедить ЦРУ в том, что уже ничто не может остановить публикацию моей книги. Я сказал Кейту, что закончил рукопись и работаю сейчас над ее сокращением. В действительности же я закончил в то время менее чем одну треть своей работы.

Гардинер признал, что парижская резидентура (Дейв Мэрфи, бывший начальник отдела стран советского блока, теперь резидент в Париже) установила мое местожительство через французские спецслужбы. Высказав уверенное предположение, что Советы руководят мною через моего издателя, он сказал, что директора ЦРУ как раз беспокоит то, что я раскрыл в тех материалах, которые уже представил или обсуждал. Разговаривать на эту тему я отказался, однако заверил Кейта, что никаких наносящих ущерб ЦРУ разоблачений я не сделал и что, перед тем как опубликовать книгу, я представлю на утверждение ЦРУ ее окончательный вариант. Что касается письма в «Марча», то он отрицал какое-либо участие резидентуры ЦРУ в Монтевидео в выборах, однако заявил, что для проведения своей кампании Бордаберри (бывший лидер руралистов, он победил, выступая как кандидат партии «Колорадо») получил большие суммы денег из Бразилии. Роль бразильской военной диктатуры как пособника американского империализма в Южной Америке также проявилась в правомилитаристском путче, который несколько месяцев назад произошел в Боливии.

Гардинер рассказал мне, что в сентябре этого года он поступит на учебу в Висконсинский университет для получения степени магистра по проблемам Латинской Америки. Первый раз на нашей памяти оперативный сотрудник оперативного управления ЦРУ направлялся в аспирантуру университета. Затем он вновь многозначительно спросил, разглашу ли я его фамилию и тем самым раскрою ли его в университете? Я заявил ему, что не сделаю этого, и предложил подумать во время учебы о возможности присоединения к борьбе против ЦРУ и американского империализма. В конце концов, зачем быть секретным полицейским американских империалистов, когда исчезает сама система?

Я не знал, что предпримет французская служба, чтобы угодить ЦРУ, и после встречи с Кейтом боялся, что под тем или иным предлогом буду выслан из страны, причем так, что первой остановкой в полете будет Нью-Йорк. Поэтому на следующий день я увез сыновей в Испанию, чтобы провести там последнюю неделю каникул. Сейчас я продолжаю писать здесь, стараясь быстрее закончить книгу; я должен быть осторожным, чтобы избежать провокаций. Не знаю, сработает ли мой блеф и предпримут ли против меня меры французская служба или ЦРУ. Мне не следовало бы писать письмо в «Марча».

Август 1972 года, Париж. В последние три месяца события развивались неблагоприятно, и я боюсь, что ЦРУ окончательно меня обложило. Деньги кончились, и сейчас я живу на небольшие дотации своих друзей. Наружное наблюдение заставило меня скрыться. Намечавшиеся на Кубе исследования аннулированы, я все еще не могу найти нужной информации. Люди, которые приютили меня и от которых я нахожусь в зависимости, все чаще проявляют себя как провокаторы.

В мае я снова полетел в Гавану для обсуждения вопроса о продолжении исследований, которые не закончил в прошлом году, и о дополнительных потребностях, которые с тех пор возникли. По непонятным причинам проявляется недоверие к моим намерениям относительно политического содержания книги. В результате исследования, которые я начал на Кубе в прошлом году, не закончены.

В июне кончился аванс, полученный от издателя. Чтобы получить другой аванс, мне необходимо изменить контракт и разрешить первое издание книги во Франции. Это может быть истолковано как шовинизм, но в книге я серьезно критикую американские институты и намерен предпринять все усилия, чтобы опубликовать ее прежде всего в США или по крайней мере с одновременной публикацией в других местах. Я не мог согласиться с таким изменением в контракте и сейчас нахожусь в зависимости от помощи всего нескольких друзей.

Вскоре после возвращения с Кубы я заметил, что в Париже за мной следят, видимо сотрудники французской службы, возможно, по просьбе ЦРУ. Не зная точно, кто именно следит и какова цель слежки, я ушел в подполье, жил у своей знакомой Катерины, которая предложила оставаться в ее квартире, пока проблема не будет разрешена.

Примерно одновременно со слежкой мне стали навязывать дружбу несколько американцев, двое из них проявили излишнее любопытство и другие признаки, говорившие о том, что они могут быть агентами ЦРУ и стараются сблизиться со мной с определенной целью. Один из них — якобы свободный журналист по имени Сэл Феррера — заявил, что он пишет для «Колледж пресс сервис», «Алтернейтив фичерс сервис» и других американских подпольных организаций. Для того чтобы получить некоторые финансовые средства, я согласился дать Сэлу интервью о моей работе в ЦРУ, которое он попытается продать. Тем временем он дает мне небольшие суммы денег и пытается узнать, где я живу.

Через Сэла я познакомился с Лесли Донеган, которая заявляет, что является наследницей одного венесуэльца, окончила Бостонский университет и сейчас учится в Женевском университете. По предложению Сэла я обсуждал с Лесли книгу и свое финансовое положение и разрешил ей оставить у себя на субботу и воскресенье копии рукописи для чтения. Она согласилась финансировать меня, пока не закончу книгу, и сейчас я в спешке готовлю написанный до сих пор материал для передачи американскому издателю, который прибудет сюда в начале октября. Сэл тоже помогает, он раздобыл для меня машинку, когда я вернул взятую напрокат, чтобы получить отданный за нее залог. Странно, но он отказался сказать, где достал машинку, утверждая, что взял ее взаймы и, возможно, мне придется быстро вернуть ее, когда хозяин возвратится из Лондона.

Я не должен был разрешать Лесли читать свою рукопись и общаться с ней или с Сэлом. Однако мне необходимы деньги, чтобы выжить до заключения в октябре контракта с американским издателем. Если они действительно работают на ЦРУ, ущерб будет небольшим, поскольку их собьют с толку используемые мною псевдонимы, а им, как и Гардинеру, я сказал, что не буду разглашать настоящие фамилии. Я также спрятал копии и свои записи, с тем чтобы при необходимости книгу смог бы закончить кто-нибудь еще.

Лесли пыталась убедить меня сопровождать ее в Испанию, но я упросил ее не настаивать на этом, с тем чтобы продолжать работу с Терезой — еще одной знакомой, которая печатает рукопись для американского издателя и работу которой оплачивает Лесли. Конечно, я не должен принимать ее приглашения. Если она работает на ЦРУ, они вместе с испанской службой могут разработать план, чтобы на несколько лет обезвредить меня. По испанским законам заключенным могут запретить писать книги. Если когда-нибудь подтвердятся мои подозрения в отношении этих двух людей, то, по иронии судьбы, обнаружится, что ЦРУ, стремясь поставить мне западню и следить за ходом написания книги, фактически финансировало меня в самый трудный период.

Худшая из всех проблем заключается в том, что у меня нет денег на оплату приезда сыновей этим летом. К рождеству, когда у них будут следующие каникулы, пройдет год, как я не видел их. Тем не менее я уверен, что в октябре добьюсь новой финансовой помощи, так что они приедут в декабре. В США я не вернусь ни в коем случае до тех пор, пока не закончу книгу. После встречи с издателем в октябре я поеду в Лондон для завершения исследований в библиотеке Британского музея — у них есть все газеты из Кито, Монтевидео и Мехико за те периоды, когда я находился там, так что я смогу точно восстановить важнейшие оперативные эпизоды.

Это черные недели. Я не знаю, что может еще случиться.

6 октября 1972 года, Париж. Как это возможно? Я не мог понять, почему издатель не принял за книгу то, что я написал на 500—600 страницах. Или он увидел, что представляет собой эта книга, и понял, что из-за меня не стоит рисковать. Он хочет видеть в моей книге драму, роман или героическую повесть. Когда два дня назад издатель уезжал в аэропорт Орли, он, по существу, не проявил никакого интереса к книге.

Новая неудача после трех лет работы сломила бы любого. И тем не менее я продолжаю писать. Вчера я начал записывать на магнитофонную ленту наиболее важные эпизоды и факты операций, о которых знал или в которых принимал участие. Они послужат иллюстрациями к данному варианту книги. Это, пожалуй, самая важная часть книги, и в нее войдет около 80—90 эпизодов, которые я восстановлю по газетным сообщениям в Лондоне, включив в них данные о роли сотрудников ЦРУ. К концу недели запись закончу и спрячу магнитофонные ленты в надежное место. На следующей неделе я выеду в Брюссель, встречусь с отцом, который будет там проездом, а затем выеду в Лондон.

Последние месяцы ЦРУ усилило давление на меня. В сентябре моего отца во Флориде, а также Жанет посетил генеральный прокурор, который выразил озабоченность Хелмса по поводу моей книги и поездок на Кубу. Он оставил у отца копию решения суда, обязывающего бывших сотрудников ЦРУ не нарушать данных ими обязательств не разглашать секретные сведения, а также требующего представлять на одобрение руководства ЦРУ любые рукописи книг до их публикации. Сожалею, но для меня национальная безопасность основывается на социализме, а не на защите деятельности ЦРУ и его агентов.

Сразу же после визита генерального прокурора к Жанет я получил письмо от своего старшего сына (сейчас ему 11 лет), который, рассказывая о визите, написал следующее:

«Я хочу сообщить тебе, что для беседы с мамой приезжал правительственный чиновник, но она ничего не рассказала ему о тебе и сообщила только твой адрес. Чиновник сказал ей, что они хотят заплатить тебе деньги, если ты не будешь публиковать книгу, и что они предоставили бы тебе другую работу (насчет работы я не уверен)».

Я направился в Парижский университет, откуда все бесплатно звонят по международному телефону, и позвонил сыну. Он сказал, что ему не разрешили присутствовать при разговоре, однако он спрятался, и ему таким образом удалось подслушать. Тот факт, что ЦРУ стал известен адрес, не имеет значения, ибо это адрес Сэла — он получал мою почту с мая, так что я смогу сохранить в секрете квартиру Катерины.

Чтобы продолжать получать деньги у Лесли и Сэла в течение этих решающих недель, я создал видимость совместной работы с ними в Лондоне. Они оба согласились сопровождать меня — Сэл будет обрабатывать магнитофонные записи, а Лесли газеты в Британском музее. Если мне удастся добиться финансовой помощи в Лондоне, то порву всякие отношения с ними, но пока их помощь необходима. Сегодня в условленное заранее время Лесли принесла мне подержанную пишущую машинку, которую купила буквально за несколько минут до встречи для того, чтобы я смог заменить машинку, арендованную Сэлом в июле. Владелец этой машинки позвонил Сэлу и раздраженно потребовал, чтобы тот немедленно вернул машинку. Поэтому мне пришлось сходить на квартиру Катерины за пишущей машинкой и быстро вручить ее Сэлу. Купленная Лесли машинка мне не нужна, так как я делаю магнитофонные записи, поэтому я оставил ее на квартире Терезы, расположенной в Латинском квартале, там же, где принял се от Лесли.

Некоторые моменты в поведении Лесли и Сэла вызывают у меня подозрения. Часто после предварительно обусловленных и проведенных встреч с ними я обнаруживаю за собой слежку, кроме того, они постоянно выпытывают мой адрес. Мне следует поторопиться и закончить магнитофонные записи, с тем чтобы в случае чего любой смог бы использовать их и закончить мои исследования и книгу. Дела должны впредь пойти лучше.

14 октября 1972 года, Париж. Сегодня мои сомнения относительно Сэла и Лесли разрешились: в отношении Лесли — полностью, а Сэла — почти полностью. Это началось два дня тому назад во время разговора в пицерии, когда Лесли вручила мне деньги для поездки в Брюссель и Лондон. Когда она спросила, нравится ли мне купленная ею пишущая машинка, я ответил, что не печатал на ней, так как пользуюсь магнитофоном, добавив при этом, что оставил ее на квартире Терезы. Казалось, она была раздосадована, что я оставил машинку именно там, поскольку Тереза никогда не закрывает свою квартиру. Позднее, когда мы остались вдвоем с Сэлом, тот сказал мне, что Лесли очень разозлилась за то, что я оставил пишущую машинку у Терезы, и если ее украдут (квартиру Терезы обворовывали несколько раз), то Лесли прекратит помогать мне деньгами.

Сделав вид, что я не придаю значения сказанному, я посетил квартиру Терезы, взял пишущую машинку и, освободившись от возможной слежки, отнес ее па квартиру Катерины. Машинку я положил под стол, за которым обычно работал. Вечером, закончив последнюю запись, я вышел, чтобы купить бутылку пива. Вернувшись, я увидел у двери квартиры Катерины мужчину и женщину. У них был такой вид, как будто они только что стучали в дверь. Как только я подошел к двери, они отошли в сторону и начали обниматься. Я постучался, Катерина открыла дверь и, увидев в затемненном коридоре обнимающуюся пару, засмеялась.

Взглянув еще раз на этих людей и обратив внимание, что они были одеты в широкие пальто и у них были большие дорожные сумки, я сразу понял, в чем дело. Закрыв дверь, я увел Катерину в квартиру и прошептал, что мужчина и женщина, вероятно, сотрудники ЦРУ, которым поручено выявить мой адрес с помощью подслушивающей аппаратуры. Катерина сказала, что она видела в ухе мужчины миниатюрный слуховой аппарат и что, возможно, раздражающий писк, издаваемый моим приемником последние два дня, как раз и фиксируется этими людьми.

Катерина пошла вниз по лестнице следом за парой, которая, чувствуя себя стесненно, спустилась на первый этаж, где выходная дверь открывалась только ключом. У этого здания, расположенного только в одном квартале от Сены, есть вход со стороны, противоположной реке, через который попадаешь прямо на третий или четвертый этаж, и только оттуда можно спуститься к тому месту, где стояла пара. Не имея ключа, они потоптались на месте, а когда Катерина, не разговаривая с ними, прошла мимо, начали обниматься, затем пошли вверх по лестнице. Катерина наблюдала за ними через дверь в помещении для мусора. Вернувшись, она сказала, что, как ей показалось, у них под одеждой спрятана портативная радиоаппаратура.

Теперь все стало ясно. С того момента, как я принес купленную мне Лесли пишущую машинку в квартиру Катерины, мой портативный приемник начал издавать прерывистые сигналы. Однако я не придал этому серьезного значения из-за близости французского телецентра, а также других частых помех. Достав футляр с машинкой, я начал его поворачивать, и в прямой зависимости от этого сигналы в моем приемнике становились громче или слабее. Катерина вынесла машинку из здания, и сигналы совсем прекратились, а когда вернулась — появились вновь. Позднее я вскрыл панель футляра машинки и обнаружил вмонтированное устройство для подслушивания, крошечный микрофон, транзисторы, батареи, антенну. Все детали были очень маленькими и смонтированы на куске тонкой фанеры размером с крышку футляра и приклеены под его обшивку. Устройство позволяло не только определять с помощью радиопеленгатора местонахождение объекта, но и подслушивать разговоры в помещении.

Через три дня я выеду в Брюссель, а Катерина уедет на несколько дней в деревню. Ясно, что ей они ничего плохого сделать не смогут. До отъезда мне придется останавливаться в дешевых отелях на Монмартре, переезжая каждое утро из одного в другой, чтобы полиция не смогла найти меня. Из Лондона я напишу Сэлу и Лесли, что предпочитаю с этого момента работать один, что смогу найти финансовую поддержку на два-три месяца до окончания работы, что Лесли агент и что в отношении Сэла я узнаю наверняка, когда спрошу его, где он достал первую пишущую машинку. Очевидно, что первая машинка должна была играть промежуточную роль до тех пор, пока не будет оборудована техникой вторая. Притворная обида Лесли на то, что я оставил машинку в квартире Терезы, была рассчитана на то, чтобы заставить меня отнести машинку к себе домой.

Ущерб для моей книги был бы не велик, но ясно, что я поступал глупо. Отныне я рисковать больше не буду.

24 октября 1972 года, Лондон. Я прибыл в Лондон поездом из Парижа. Чтобы избежать перевозки рукописи и других материалов в Брюссель, где ЦРУ могло попытаться переговорить со мной в присутствии моего отца, я вернулся в Париж, чтобы взять их и направиться в Лондон. Утром на вокзале меня ожидал друг, который сообщил, что в пятницу Тереза была арестована и доставлена в следственный отдел министерства внутренних дел. Несколько часов ее допрашивали обо мне и моей книге. Они знали о моей принадлежности в прошлом к ЦРУ и заявили, что правительство США считает меня врагом государства. Больше всего их интересовало, где я живу в Париже, но Тереза не могла им ничего ответить, поскольку сама не знала моего адреса. Очевидно, она играла в молчанку и была вскоре отпущена. Завтра я позвоню, чтобы подбодрить ее и, возможно, узнать побольше деталей.

Интересным во всем этом является то, что французы продолжают помогать ЦРУ. Слежка и грубое вскрытие моей корреспонденции, получаемой через Сэла, очевидно, осуществлялись французами. Однако к пятнице — день, когда была арестована Тереза, — ЦРУ уже неделю, как знало мой адрес. И если французская спецслужба не была в курсе дела, то, очевидно, из-за того, что ее не информировала резидентура ЦРУ; возможно, чтобы не раскрыть, что я разоблачил подслушивание и обнаружил в машинке технику. Помогая парижской резиденту-ре ЦРУ, французы были бы очень недовольны, узнав, что уже несколько дней ЦРУ скрывает от них мое местопребывание.

Вечером по телефону Сэл также сообщил мне об аресте Терезы, добавив, что Лесли «ударилась в панику» и в субботу уехала в Испанию. Я притворился озабоченным тем, что она не приехала, как было договорено, однако Сэл заявил, что и он собирается выехать в Испанию, возможно завтра, чтобы дать делу «остыть». Не желая, чтобы они твердо знали, что я порываю с ними, я горячо запротестовал и заявил, что Сэл должен приехать и помочь мне, как это планировалось. Но он настоял на поездке в Испанию якобы для того, чтобы убедить Лесли приехать в Лондон, и обещал позвонить мне по телефону после встречи с ней.

Британская спецслужба хорошо подготовилась к моему приезду. Мое имя было внесено в контрольный лист иммиграционной службы па борту парома, пересекающего Ла-Манш, что привело к пространному опросу, а затем к длительному ожиданию. Я не могу рисковать, чтобы не осложнить свое пребывание здесь. Завтра мне придется начать поиски людей, которые смогут оказать мне помощь, поскольку денег хватит только на несколько дней.

7 декабря 1972 года, Лондон. Наконец-то удача. После звонка в Международную комиссию за мир и разоружение — организацию, которая борется против преступлений США во Вьетнаме, — меня направляли в различные адреса и в заключение — к издателю, который и поможет мне закончить работу. Теперь у меня есть контракт на публикацию книги в Лондоне и достаточный аванс для успешного завершения книги.

В Британском музее я начал читать газеты и обнаружил ту самую золотую жилу, которую искал в течение прошлых трех лет. Менее чем за неделю я нашел так много событий, к которым ЦРУ приложило руку, что решил перечитать все газеты день за днем с того момента, как приехал в Эквадор, и до возвращения в США из Уругвая. Мексиканские газеты также будут полезными в этом отношении. Издатель согласен на дополнительную задержку; чтобы сделать вставки, мне потребуется от нескольких месяцев до года или больше, но усилия будут оправданы. Иногда мне кажется, что я читаю дела ЦРУ, так ярко его деятельность отражалась во всех происходивших событиях. В самом деле, я могу изложить все день за днем, как в дневнике, чтобы книга читалась с интересом.

Вначале я пытался жить под вымышленными именами, как делал это в Париже. Но каждый вечер по выходе из Британского музея обнаруживал слежку, и мне надоело прилагать усилия к тому, чтобы скрывать свой адрес. Моя переписка опять контролируется довольно открыто, так же как и все назначаемые по телефону встречи неизменно сопровождаются наблюдением. Временами я задумываюсь, не устанавливается ли слежка главным образом для того, чтобы запугать меня, настолько она демонстративна. Но если британская спецслужба не будет предпринимать ничего более серьезного, я смогу закончить работу спокойно.

В разговорах по телефону Сэл и Лесли вновь пытались убедить меня приехать туда, однако выслать мне деньги отказались. Наконец Сэл прибыл в Лондон, чтобы продолжать помогать мне, вероятно не зная, что я уже решил проблему поддержки. Однако на первой нашей встрече я сказал, что отказываюсь от его помощи, если он не сообщит мне необходимую информацию. Для ясности я заявил, что, по моему мнению, Лесли — шпионка. Не раскрывая, как мне это удалось установить, я задал Сэлу несколько вопросов о его учебе в университете и о его контактах с подпольной прессой в США. В конце концов, мы подошли к вопросу о первой пишущей машинке, которую он мне дал, и, когда он отказался назвать человека, у которого взял машинку (так же как он отказался назвать его в июле), я заявил, что дальше нам разговаривать не о чем и что я могу только сделать вывод, что ЦРУ не сумело разработать хорошую легенду для первой машинки, так как Сэл не может ответить ни на вопрос, откуда он ее достал, ни на вопрос, почему он отказывается от объяснения. Существует маловероятная возможность того, что Сэл является жертвой цепи случайных совпадений, но я не хочу больше иметь с ним никаких дел.

Январь 1974 года, Лондон. Осталось шесть месяцев для завершения исследования и окончания этого дневника. Если это удастся, то я смогу помочь другим, действующим и бывшим работникам ЦРУ, которые хотели бы поделиться своими знаниями и приоткрыть еще больше завесу тайны над деятельностью этой организации. Должны быть написаны еще многие дневники о ЦРУ, и я обещаю мою поддержку и мой опыт для того, чтобы это стало возможным. Если с самого начала работы у меня был бы какой-нибудь опыт и возможность получить совет, то я смог бы закончить книгу за два года вместо четырех, избежав при этом многих трудностей.

ЦРУ все еще надеется заставить меня вернуться в США до опубликования этой книги. Теперь я понимаю: они рассчитывают на то, что страстное желание увидеть детей может толкнуть меня на этот шаг. Жанет теперь признает, что ЦРУ долго уговаривало ее не отсылать детей для того, чтобы мне пришлось приехать в США для встречи с ними. Хотя она и отказалась сделать это и прислала детей прошлым летом, она все же не захотела вновь прислать их на рождество и предложила приехать мне самому. Может быть, только когда дети станут взрослыми, мне можно будет встречаться с ними без участия ЦРУ.

Тем, кто не был знаком с секретными методами и инструментами, используемыми правительством США во внешней политике, этот дневник, возможно, поможет разобраться в некоторых вопросах внутренней жизни в Америке и в практике, сложившейся после первых арестов по «уотергейтскому делу». Мы, в ЦРУ, оправдывали свои действия по проникновению, саботажу и срыву планов левых в Латинской Америке, а также во всем мире тем, что, как мы считали, за пределами своей страны можно руководствоваться другими моральными нормами. О возможности использования подобных методов внутри США мы не думали. Однако теперь мы видим, что ФБР пользуется такими же методами в работе против левых в Америке, осуществляет скоординированную программу срыва, саботажа и подавления деятельности политических организаций, стоящих левее либералов из демократической и республиканской партий. Убийства в Кенте и Джексоне, деятельность военной разведки внутри страны, а теперь и личный разведывательный план президента и бригада «водопроводчиков» — все это ярко показывает, что методы ЦРУ широко используются и дома. Существовавшие ранее ограничения в применении этих методов по отношению к «уважаемой» оппозиции отброшены. В начале 60-х годов, когда ЦРУ переехало в новое здание в Вирджинии, методы, аналогичные «уотергейтскому», стали утвердившейся практикой.

Когда судебные процессы по «уотергейтскому делу» закончатся и шум утихнет, развернется движение за национальное обновление, за изменение выборной практики и, возможно, за перестройку ФБР и ЦРУ. Однако пусть возвращение к нашим привычным традициям не введет никого в заблуждение в отношении окончательного решения этой проблемы. Реформы устраняют симптомы, а не саму болезнь. Вьетнамская война и «уотергейтское дело» исчерпывающе демонстрируют, что болезнь — это маша экономическая система и законы ее развития.

Реформы в ФБР и ЦРУ, даже смещение президента страны, не могут решить проблемы. Американский капитализм, основанный на эксплуатации бедных и использующий жажду личного обогащения в качестве основной движущей силы, просто не в состоянии существовать без машины насилия — секретной полиции. Поэтому борьба должна вестись против капитализма, с ЦРУ, ФБР и другими специальными службами, существование которых является логическим и необходимым проявлением решимости правящего класса сохранить свои привилегии и власть.

Сейчас, как никогда, невозможно быть равнодушным к несправедливости как дома, так и за границей.

Сейчас ярче, чем когда-либо, контраст между бедностью и богатством демонстрирует непримиримость классовых конфликтов, которые может разрешить только социалистическая революция. Сейчас больше, чем когда-либо, каждый из нас вынужден сделать осознанный выбор между поддержкой системы, утверждающей существование привилегированного меньшинства с их аппаратом безопасности и угнетения, и борьбой за действительное равенство возможностей и справедливое распределение благ для всех членов общества как внутри страны, так и на международной арене. Сейчас невозможно не понимать той истины, что существуют два противостоящих лагеря, невозможно не понимать, что и кого каждый из них представляет, невозможно не понимать, что, хотим мы этого или нет, каждый из нас день за днем вносит свой вклад в дело поддержания той или другой стороны.

Оцените статью
Добавить комментарий