Тайны Агаты Кристи

Агата Кристи

В середине 80-х годов на общеевропейском культурном форуме в Будапеште академик Борис Борисович Пиотровский, тогдашний директор Ленинградского Эрмитажа, рассказал мне, как однажды обедал в Лондоне у своего коллеги, директора британского музея, сэра Макса Мэллоуэна. Мужчины, как обычно бывает в таких случаях, говорили о делах. Хозяйка дома в беседе практически участия не принимала. Впрочем, заботливо следя, чтобы тарелки присутствующих не пустовали. На прощание она вручила гостю небольшой, аккуратно завернутый пакет. «Там книжка, которую я написала», — всего лишь сказала леди Мэллоуэн. Только в гостинице академик, развернув подарок, увидел на обложке имя автора: «Агата Кристи». Он был искренне раздосадован, поскольку любил книги Кристи и вовсе не по своей вине упустил возможность лично сообщить писательнице об этом. Но более всего Пиотровский был потрясен скромностью супруги своего коллеги: «Вы можете представить себе какую-нибудь нашу знаменитость, способную не проронить ни слова о себе и о своем творчестве?» Честно говоря, я не мог, да и до сих пор не могу.

Агата Кристи в те годы была в зените славы. Но слава ей, как ни удивительно, была совершенно не нужна. Не то что она чувствовала себя ее недостойной, просто вся эта шумиха и суета всегда были ей неинтересны. Далеко не случайно ее откровенное признание: «… когда я заполняла анкету и добралась до графы «Род занятий», мне и в голову не приходило написать что бы то ни было, кроме освященного веками: «Замужняя дама». Я была замужней дамой, таков был мой статус и род занятий. Попутно я писала книжки, но никогда не относилась к своему писательству как к чему-то, что торжественно величают «делом жизни» — было бы смешно».

Тем не менее были уже опубликованы весомые труды, в которых 20—30-е годы XX столетия определялись как «золотой век» английского детектива, a Агату Кристи по праву называли его «королевой».

Мне приходилось высказывать мысль о том, что не только творчество Агаты Кристи, но и ее собственный образ стали неотъемлемой частью культурной мифологии ушедшего века.

Вот уже пятьдесят первый год каждый вечер (!) в Лондоне идет пьеса «Мышеловка», побившая все мыслимые рекорды в истории мирового театра. В автобиографии писательница не без свойственного ей мягкого юмора рассказывает свою версию этого небывалого в истории театра долголетия. Сначала была написана короткая радиопьеса, называвшаяся «Три слепые мышки», позже она стала основой произведения для театра. Пытаясь понять неожиданный, прежде всего для нее самой, успех, Кристи полагает, что помимо чистой «удачи» И ТОЧНО выверенной драматургической коллизии, в пьесе есть необходимый баланс напряженности действия и юмора. Но, несмотря на это, писательница вполне самокритично считала. ЧТО «Мышеловка» продержится на сцене месяцев восемь. Ее знакомый театральный деятель, которому пьеса понравилась, был более щедрым и предсказал четырнадцать месяцев.

Но оба они ошиблись — вот уже шестое десятилетие каждый вечер подряд пансион «Монксуэлл-мэнор» принимает своих первых посетителей, которые очень скоро оказываются отрезанными от остального мира небывалым снегопадом…

Трудно уйти от каких-то личных впечатлений. В мае 1991 года в Стамбуле я жил в гостинице «Пера Палас», небольшой и со вкусом стилизованной под старину. В номерах высились огромные гардеробы красного дерева, похожие на те, что наши бабушки получали в приданое после Первой империалистической войны, а в 60-е годы ушедшего столетия они еще печально пылились в московских комиссионных мебельных магазинах. Между этажами плавно плыл старинный просторный лифт с большим зеркалом и скамеечкой. Лифтовой шахты не было, и лифт как бы свободно парил в пространстве. На каждом из пяти этажей имелись ажурные металлические воротца, которые с вежливым полупоклоном открывал юный лифтер.

В «Пера Палас» жили многие выдающиеся личности. Останавливалась в нем и Агата Кристи в 1926 и 1932 годах, пребывая в Стамбул на знаменитом «Восточном экспрессе». Подробная информация об этом заключена в антикварную рамочку в вестибюле на стене. Там же высказывается надежда, что именно в этой гостинице она начала писать свой популярный роман «Убийство в «Восточном экспрессе». Зная неприхотливость писательницы, умевшей работать буквально где придется, в это легко поверить.

Покривлю душой, если скажу, что не испытывал некое благоговение, сидя в холле или в ресторане, где наверняка сиживала и эта загадочная дама, никогда не страдавшая отсутствием аппетита. Я чувствовал глубинную связь времен и без труда представил себе, как сама писательница и ее персонажи органично чувствовали себя в спокойном, солидном, добротном уюте «Пера Палас».

Не один десяток лет читая и перечитывая произведения Кристи и немало написав о ее творчестве, я, признаюсь, так и не разгадал тайну ее буквально универсального успеха. Известно, что ее книги любила недавно умершая королева-мать. Преданным ее поклонником был признанный законодатель вкусов мировой интеллектуальной элиты поэт и драматург Томас Стернз Элиот. С другой стороны, любопытны слова библиотекаря-заключенного исправительного заведения штата Калифорния, цитируемые в одном из многочисленных сборников статей о ее творчестве: «Она очень помогает отвлечься. Вот только все время приходится следить, чтобы ее книги не крали с полок. За некоторыми нашими ребятами нужен глаз да глаз…»

Так что же, причина успеха в том, что она «помогает отвлечься»? Наверное. Но и в том, что необыкновенно увлекает… Попробуйте отложить начатый роман Кристи и, к примеру, лечь спать. Боюсь, что у вас это не выйдет. Пока не дочитаете до конца, вряд ли заснете.

A вот с точки зрения канонов изящной словесности проза Кристи не производит особого впечатления, заметно уступая таким признанным стилистам детективного жанра, как Хэммет, Чандлер, Марджори Аллингем и др. На страницах ее романов и новелл не встретишь ни колоритного обмена репликами-репризами, ни эффектных описаний, ни авторских отступлений с афористическими характеристиками лиц и положений данного сюжета. Стиль Агаты Кристи нейтрален, характеристики скупы, описания сведены до минимума.

Автор монографии с многозначительным названием «Талант обманывать» Р. Барнард сравнивает книги Кристи с детскими альбомами для раскрашивания: «…основной контур задан, а ребенок, выбирая цвет по вкусу, дополняет картину деталями». Барнард отмечал, что у писательницы действуют не столько люди, сколько символы, знаки людей, абстракции, выделенные теми или иными профессиональными социальными признаками. Суждение это звучит резко, хотя, в сущности, вполне справедливо. Более того, оно применимо не только по отношению к произведениям Кристи, но и к детективному жанру вообще.

Традиционный детектив, английский в особенности, подчиняется жесткому канону правил и имеет ограниченный набор персонажей: сельские доктора и викарии, старые девы, безбедно существующие на проценты с капитала, отставные полковники и майоры, преимущественно колониальных войск, одним словом, персонажи мира, почти исчезнувшего в современной, динамично развивающейся Великобритании.

Но элегические воспоминания об этом уютном и безмятежном мире все еще живы, быть может, именно благодаря традиционному детективу, главным установкам и принципам которого Агата Кристи оставалась верна всю жизнь. И Пуаро, и мисс Марпл достигают успеха исключительно с помощью «дедукции», аналитических способностей мышления. Но в пределах этой внешней достаточно простой формулы писательница проявила поразительное умение варьировать, тасовать обязательные компоненты и держать читателя в напряжении до самых последних страниц, где очередной герой-расследователь одерживает закономерную победу над хитроумным преступником, выводя на чистую воду того, чья абсолютная невинность вроде бы была по ходу всего повествования самоочевидной.

Общепризнанно, что истоки творчества любого писателя, а следовательно, и его успеха следует искать в биографии. Агата Кристи всегда упрямо избегала того, что называется «паблисити», терпеть не могла давать интервью, страшилась публичных выступлений и вообще старательно охраняла свою частную жизнь от любых посягательств. Только после смерти ее, когда была опубликована автобиография и несколько биографических книжек, загадочный образ «первой леди» детектива начал приобретать определенные очертания.

Естественней вопрос, поможет ли внимательное чтение автобиографии Агаты Кристи пониманию ее писательского успеха? Боюсь, что нет.

Автобиография — жанр не только привлекательный, но и опасный. У нас теперь их кто только не пишет! Но читаешь и диву даешься. Процветающий советский классик литературы, а то и ответственный работник самого ЦК КПСС, оказывается, чуть ли не с самого детства были убежденными борцами за демократию и антисоветчиками. Не отправили их в места не столь отдаленные исключительно по чистой случайности.

Кроме того, мне кажется, подавляющему большинству мемуаристов свойственно преувеличивать свою роль в событиях, происходящих в окружающем мире. Не один десяток раз я читал в воспоминаниях уважаемых наших классиков на редкость однообразный пассаж о том, как впервые напечатали его заметку, и чаще всего — в районной газете: «Я впервые увидел свое имя, напечатанное типографским способом. Душа моя пела. Мне хотелось поделиться своей радостью с первым встречным».

Совершенно иначе относится к предстоящей публикации будущая мировая знаменитость: «Я отважилась написать детектив; написала; его приняли и собирались издать. Этим, насколько я понимала, дело и ограничивалось. В тот момент я, разумеется, не помышляла продолжать писать книги… Для меня писательство служило развлечением». Она и в самом деле совершенно искренне не понимала, чем тут стоит гордиться и кому еще интересно то, что она «отважилась» написать детектив. Воспоминания Кристи полны того традиционного английского «understatement», «преуменьшения», собственных успехов и заслуг, которые всегда считались в Англии хорошим тоном.

Но «understatement» не помешает вдумчивому читателю почерпнуть из ее романов и автобиографии знание, быть может, не менее ценное, нежели раскрытие секрета ее успеха, — правдивый портрет эпохи, написанный рукой наблюдательного и мудрого человека. Рискнет ли кто-нибудь утверждать, что писательница поведает нам о чем-то самом сокровенном? Вряд ли. Но мы и не могли на это рассчитывать, поскольку она не «дрянная девчонка», а дама, воспитанная в ту славную эпоху. Когда представительницы слабого пола появлялись на пляже и погружались в воду в специальных платьях.

Когда-то много лет назад я написал о том, что настоящее творчество начинается с беспощадности к самому себе. Так вот в оценке себя писательница была последовательно беспощадна. Согласитесь, чтобы так написать о себе «любимой», надо было иметь трезвый ум и сильный характер: «Могу признать. Что добродушна, жизнерадостна, немного малахольна, забывчива, робка, чувствительна, на редкость не уверена в себе, в меру бескорыстна… Но благородна? Нет, на это я не согласна».

A разве не потребовалось известная твердость характера, чтобы на весь мир признаться в том, что «из двух событий в жизни, приведших меня в наивысшее волнение, одним была покупка автомобиля, моего любимого «морриса каули» с носом бутылочкой. Второй раз я испытала такой же восторг сорок лет спустя, будучи приглашенной самой королевой на ужин в Букингемский дворец!»

Разве русский писатель, считающий себя жрецом великого таинства и традиционно показывающий любой власти кукиш в кармане, способен признаться в чем-нибудь подобном? Вот вам и неприметная, застенчивая, косноязычная провинциальная барышня!

Старший современник Агаты Кристи и не менее знаменитый писатель Джон Голсуорси великолепно знал среду, в которой вырастали подобный барышни: «Этот тип женщин. Очень распространен в семьях, принадлежащих к средней и Крупной буржуазии, — этакая «серая мышка» с железной волей. Очень упрямые женщины… Они мужественны и не идут на компромиссы».

Агата Кристи прожила долгую (1890—1976) жизнь, но она, как бы выразились в «доброй, старой» Англии, была жизнью сугубо частной.

Знаменитая писательница никогда не была социально активной личностью, не занималась общественной деятельностью, не изучала и не собирала «материал», не ездила в творческие командировки. Более того, по существу, никогда не сталкивалась ни с полицией, ни с преступниками. Не занималась криминологией, юриспруденцией и, вообще, всем комплексом дисциплин, связанных с правонарушением. И тем не менее, создала собственный тип детективного романа, который Признан эталонным и даже классическим и которым зачитывается уже не одно поколение людей во многих странах мира.

Ей выпало на долю стать свидетелем и естественным участником политических и социальных катаклизмов XX века, смены исторических эпох. В 69—70-е годы не только мода первого десятилетия века, но и сам уклад, в котором она выросла, казался по меньшей мере анахронизмом. Отсюда легкая печаль, особенно в тех романах, где действует мисс Марпл, но и полное понимание того, что движение и развитие задерживать нельзя.

Семья, в которой она родилась, принадлежала к британскому высшему среднему классу. Хотя батюшка ее, Фредерик Миллер, был по происхождению американцем, он долго жил в Англии и по своим привычкам и замашкам был типичным британским джентльменом: его излюбленным занятием было «ничего не делать». Любопытно, что отвечая в 1954 году на шуточную анкету под названием «Исповедь», Агата свое любимое занятие определила очень похоже: «Сидеть на солнце и ничего не делать».

Но она-то как раз была великая труженица. Попробуйте в год писать по роману, а то и по два, при этом держать на себе дом, участвовать вместе с мужем в археологических экспедициях…

Сохранились свидетельства ежедневных занятий батюшки Миллера. Утром, сразу после завтрака, он отправлялся в клуб. По дороге непременно заглядывая к антиквару. В клубе он играл в вист, обсуждал с приятелями новости, опубликованные в утренних газетах, выпивал стаканчик шерри и возвращался домой к ленчу. После он либо наблюдал за теми, кто играл в крикет, либо вновь отправлялся в клуб, откуда приходил всегда вовремя, чтобы переодеться к обеду… Конечно, ни в одном романе мы не встретим персонаж, прямым прототипом которого был Фредерик Миллер, но джентльменов, следовавших этому славному стилю, обнаружим немало.

Для викторианской барышни самым главным было «вести себя как леди». С высоты прожитых лет леди Мэллоуэн добродушно посмеивается над «любопытными требованиями» своей юности: «Всегда оставляйте на тарелке немножко еды; никогда не пейте с набитым ртом; никогда не бойтесь наклеить лишнюю марку на конверт, если в нем, конечно, не счета из магазина. И главное: надевайте чистое белье перл, поездкой по железной дороге на случай катастрофы».

С опаской и недоверием относились викторианские дамы к любого вида консервам. Не могу не вспомнить, как мои собственные мама и тетя, родившиеся в первой декаде XX века, относились к консервам столь же неодобрительно, как и бабушка Агаты. Забавная связь времен! Сегодня по прошествии ста с лишним лет мне с помощью Агаты Кристи хочется заступиться за многократно осмеянных викторианцев. Да, Агата Кристи на протяжении всей жизни сохраняла верность тем моральным нормам и правилам, которые усвоила в детстве. Не без уважительной иронии этот «кодеке» английской провинции персонаж романа современного английского писателя Мелвина Брэгга «Земля обетованная» именует передаваемыми от поколения к поколению принципами «провинциальных пуритан, следующих доброй английской традиции: жить скромно, мыслить высоко, дело делать основательно…». Именно так и живет одна из любимых героинь писательницы, мисс Марпл, провинциальная старая дева очень строгих нравов, занимающаяся расследованием от скуки, однако всегда затем, чтобы наказать порок.

Из этой прослойки разорявшейся викторианской буржуазии вырастал служилый класс — люди, вынужденные впервые в истории своей семьи работать ради куска хлеба и воочию наблюдать закат образа жизни, в традициях которого они были воспитаны, когда и неродовитые аристократы могли позволить себе содержать не только повара и горничных, но и садовника. Да, сегодня многие из правил приличия откровенно нелепы и смешны. Но нельзя отрицать, что у этих людей были устои, о чем в нашем бесшабашном и разнузданном мире забыли: «Мы привыкли подсмеиваться над выражением «Отец лучше знает», но в нем отражена одна из характерных черт поздней викторианской эпохи. Отец — это фундамент, на котором покоится дом. Отец любит, чтобы семья садилась за стол в одно и то же время; после обеда отца не следует беспокоить; отец хотел бы поиграть с тобой в четыре руки. Все это выполняется беспрекословно. Отец заботится о том, чтобы семья была сыта, чтобы в доме поддерживался заведенные порядок, чтобы можно было заниматься музыкой».

Плох ли был такой «домострой»? Наверное, были в нем и свои отрицательные стороны, но в целом, думаю, такой лад был естественен и разумен. По своим взглядам на брак и семью Агата Кристи была демонстративно и последовательно консервативна. Она едко посмеивалась над расплодившимися в последние десятилетия ее долгой жизни феминистками. «Брак означает больше, чем любовь, я придерживаюсь старомодной точки зрения: самое главное — это уважение. Только не надо путать его с восхищением. Восхищаться мужчиной на протяжении всего брака, мне кажется, безумно скучно и кончится ревматическими болями в области шеи. Но об уважении вы не обязаны думать, вы лишь с благодарностью постоянно ощущаете его. Как сказала о своем муже одна старая ирландка: «Он и есть моя голова».

А как же наше романтическое, с детства известное — «не давай поцелуя без любви!»? Боюсь, что взаимное уважение в нашем отечественном браке стоит на одном из последних мест. Нам ведь спокойная размеренная жизнь скучна, нам ведь страсть подавай, да такую, чтоб все в клочья…

Агата Кристи принадлежала к тому поколению людей, которые умели наслаждаться жизнью как таковой — солнцем. Вкусной едой, красотой природы, общением с людьми, чтением интересных книг. Таких людей и на Западе, и у нас клеймили презрительной кличкой «конформист», почему-то забывая. Что человечество в большинстве своем состоит не из героев, а самых обычных людей, обывателей, которые хотят честно жить и получать от этого удовольствие.

Взгляды этого большинства, его вкусы, интересы и пристрастия и выражала писательница. Она не была ни философом, ни революционером. Она была самой обычной женщиной, которой Бог дал дар сочинять истории, которыми упивались не только ее современники, но и их потомки. Но она была удивительно по-житейски мудра. Далеко не каждый может с такой безошибочной и прозрачной беспощадностью к себе сказать: «Если нашим мечтам не суждено осуществиться, гораздо лучше признать это и двигаться дальше. Вместо того чтобы сосредотачиваться на разбитых упованиях и надеждах».

Как бывают сильны детские впечатления, можно оценить, узнав, что и в доме самой Агаты к обеду всегда переодевались. Что, впрочем, не мешало ей принимать младшее поколение — племянников и крестных, одетых вовсе не по положенному протоколу и в неурочный час, и сытно их кормить.

Человечность и терпимость были ей присущи всегда.

Дом, в котором родилась и росла Агата Милер, был просторный и до поры до времени совершенно благополучный. Он был полон бессмысленных, но изящных безделушек, которые Фредерик без конца приобретал, — столики для питья кофе, какие-то корзинки, восточные кувшины, китайские тарелки, канделябры, картины на рисовой бумаге, дрезденский фарфор.

Эти мелкие, но важные детали, создававшие атмосферу британского загородного дома в предместье города Торки, графство Девоншир, формировали вкусы и устои. Живое воплощение идеи Дома, где все удобно и все под рукой. То, что мы еще совсем недавно и единодушно клеймили как «вещизм», на самом деле естественное для нормального человека стремление к уюту. Еда в доме Миллеров была и ритуалом и праздником. У Агаты с детства осталась привычка плотно и вкусно поесть. Она сама признавалась, что получает большое удовольствие от приготовления разных изысканных блюд, чему ее в том же счастливом детстве научила кухарка Джейн. С той же ранней юности сохранилась любовь к занятиям садом, подбору букетов.

Увы, милый бездельник и книгочей, одаренный любитель музыки, подбиравший любую мелодию на слух, Фредерик Миллер оказался никудышным бизнесменом. Те, кому он доверил вести свои дела в Америке, неудачно поместили капитал, и Миллеры потеряли почти все свое состояние.

Строго говоря, Агата никогда и нигде толком не училась — с ней занимались дома. Она всегда любила арифметику и легко обращалась с цифрами. Обладала несомненными музыкальными способностями — играла на мандолине и на пианино, неплохо пела. Всю жизнь обожала оперу, особенно Вагнеpa. С детства много и страстно читала — то было счастливое время книгочеев! — Диккенс, Вальтер Скотт, сестры Бронте, Байрон, Киплинг. Английская классика была под рукой в домашней библиотеке, а преданную любовь к Диккенсу она пронесла через всю жизнь. Несмотря на настороженное отношение к кино, в зените своей славы взялась по заказу Голливуда за сценарий по роману «Холодный дом». Фильм, правда, так и не был поставлен.

Агата Кристи была настоящим прилежным читателем, вовсе не ограничивая свои интересы художественной литературой. В 60-70-е годы в круг ее чтения вошли Маркузе, Фрейд, Юнг, Фанон и Витгенштейн.

Первое стихотворение она написала в одиннадцать лет. Однажды сочинила вальс на собственные слова. Ее занятия искусством и литературой в детстве и юности — прекрасный образец классического британского дилетантизма, может быть, не создающего высоких духовных ценностей, но бесконечно обогащающего внутренний мир самого творящего.

Для Агаты занятие искусством в юности было не тяжким трудом, обязательной повинностью или служением человечеству, а одной, скорее всего высшей, формой удовольствия. Да и в зрелом возрасте работа продолжала приносить ей радость. Она так и не стала уделом, крестом или святым служением. Писалось ей легко, всегда и везде, фантазия и воображение, казалось, никогда не знали покоя. Записи-заготовки покрывали старые школьные учебники и тетради дочери Розалинды, старые рецепты, всевозможные счета. Агата Кристи была ремесленником самой высокой пробы. В своем особом типе прозы она умела почти все. Приводимые биографами примеры записей — записными книжками их не назовешь, ибо книжек как таковых не было — свидетельствуют о незаурядной наблюдательности. Мимолетный взгляд на случайного попутчика в купе — и все идет в дело: детали туалета, выражение лица, оригинальная или неловкая фраза…

Глубинную приверженность к стилю жизни счастливого детства она сохранила до конца своих дней. Любила покупать и обставлять загородные дома. С удовольствием путешествуя, радостно возвращалась назад в уютную атмосферу, воссозданную в духе прежних традиций.

Хотя сегодня крайне немодно определять кого бы то ни было по признаку классовой принадлежности, а особенно всемирно знаменитую писательницу, все же абсолютно точно и бесспорно будет сказать, что Агата Кристи всегда была типичной дамой из английского высшего среднего класса, чем бы она ни занималась и как бы материально скудно и сложно она ни жила. Ей были присущи и достоинства и недостатки ее класса, равно, как и многие предрассудки. Не выламываясь из привычной и милой ее сердцу среды, она как личность была шире, значительнее, талантливее, умела смотреть на себя саму и тех, кто ее окружал, со стороны.

Не одно десятилетие мы дружно обличали средний класс, закрывая глаза на то, что именно среднему классу свойствен не только стабильный уклад, но и наличие твердых моральных принципов и устоев. Это, пожалуй, единственный класс, являющийся становым хребтом любого общества.

Во время Первой мировой войны Агата, барышня из обеспеченной, в очень недалеком прошлом, семьи, работала в госпитале простой санитаркой — мыла, чистила, убирала. С октября 1914 по декабрь 1916 года трудилась она бесплатно. И таких, как она, было немало — средний класс вполне способен на самопожертвование, ибо в отличие от люмпенов они знают, что защищают.

После она стала ученицей фармацевта. Профессиональные навыки и знания приобретала прямо на рабочем месте, как говорится, «в людях». Судя по всему, обучавший ее фармацевт был личностью достаточно колоритной. Некоторыми его чертами много позже она наделит Захарию Осборна из романа «Бледный конь».

Нелегко объяснить, почему и как Агата стала профессиональной писательницей. Первые ее рассказы и роман последовательно отвергались редакциями и журналами. Но она обладала необходимым упрямством и упорством, а кроме того, ей откровенно нравилось это занятие. С детства, будучи застенчивой и малообщительной, она выбрала для себя наиболее простой и удобный тип контакта с окружающим миром — творчество. Биографы усматривают большой смысл во фразе. Оброненной ею в ранней юности — «Мне не нравится расставаться с информацией». А вот на бумаге это ей нравилось.

Писать будущая знаменитость стала совершенно случайно. Однажды, выздоравливая после болезни. Агата скучала и не знала, чем себя занять. Тогда мать посоветовала ей написать рассказ. С матерью в доме Миллеров спорить было не принято, и Агата послушно принялась за дело. Тем более что старшая сестра Мадж не только написала, но уже и напечатала в журналах несколько рассказов.

К своим первым литературным опытам Агата отнеслась. По ее собственному признанию, как к вышиванию — занятию рутинному, требовавшему одновременно воображения и основательности. Однако высоко ценя профессионализм, Кристи, пожалуй, излишне сближала писательство с другими видами человеческой деятельности, не оставляя никакого места вдохновению. Ее ведущим эстетическим принципом было доскональное знание основ ремесла. Она намеренно употребляет слово «ремесленник» — «tradesman» и уверена, что прежде всего нужно «освоить в ремесле техническую сторону дела» и потом «подчинить свои творческие идеи дисциплине существующей формы».

Подобный подход незамедлительно ведет к принятию запроса и даже диктата рынка, к которому она сознательно приспосабливалась и вовсе этого не стеснялась. Как и положено настоящему и уважающему себя ремесленнику, она нередко писала откровенно ради денег, заставляя себя сочинять тогда. Когда ей этого вовсе не хотелось. Именно поэтому у нее так много «проходных», мгновенно забывающихся книг, но именно потому, что она была в своем деле высочайшего класса профессионалом, среди ее созданий вещи, составившие эпоху В развитие жанра, — «Убийство Роджера Экройда», «Убийство в «Восточном экспрессе», «Убийства по алфавиту», «Десять негритят», «Мышеловка», «Свидетель обвинения» и другие.

С чести Агаты Кристи надо сказать, что она точно знала границы своих литературных возможностей: «Если бы я могла писать, как Элизабет Боуэн, Мюриэл Спарк или Грэм Грин, я бы подпрыгнула от восторга до небес, но я знаю, что не смогу так, и мне никогда не придет в голову подражать им», — пишет она в автобиографии.

После публикации в 1926 году «Убийства Роджера Экройда», принесшего Кристи известность и сравнительную материальную независимость, она, так сказать, «входит в ритм» и выпускает каждый год по книге, а то и по две. Не без юмора рассказывала она о том, что у нее долго не было отдельного стола, работала она на туалетном столике в спальне. Трудности возникали только тогда, когда дотошные журналисты. Приходившие брать интервью у новоиспеченной знаменитости, требовали показать место, где она пишет, хотели сфотографировать ее за письменным столом в кабинете…

Ироническое отношение к занятию сочинительством отчасти проявилось в создании откровенно шаржированного портрета известной писательницы миссис Ариадны Оливер, пишущей популярные детективные романы, в которых действовал финский сыщик Свен Хьерсон, забавный вегетарианец, придумав которого писательница, заметим, как и сама Агата Кристи к Пуаро, оказалась «на всю жизнь к нему привязанной». Миссис Оливер, впервые появляющаяся в романе «Карты на стол» (1936) и действующая в романах «Ошибка мертвеца» (1956), «Вилла «Белый конь» (1961) и других, всегда видит преступника невинным. Пуаро же, скрупулезно сопоставляющий факты, беззлобно посмеивается над выводами своей приятельницы, основанными на дамской и писательской интуиции.

Свой первый детектив «Таинственная история» (опубликован в 1920 году) Агата Кристи сочинила как бы играючи. Сестра Мадж как-то высказала сомнение в том, что Агата умеет написать детектив, ибо это очень трудно. Пари в строгом значении слова заключено не было, но поскольку сестра во всем и всегда превосходила Агату, то последняя решила всерьез доказать Мадж, на что она способна. Роман был написан и… отвергнут по очереди шестью издательствами. Только седьмой издатель взял на себя смелость его опубликовать. Впрочем, рождение будущей «королевы детектива» прошло практически незамеченным: был продано около двух тысяч экземпляров, а гонорар составил… 25 фунтов. С тех пор Агата Кристи, не считая себя профессиональным литератором, продолжала писать, если воспользоваться ее сравнением с вышивкой, — планомерно и методически вышивая различные модификации одного и того же узора: преступление — расследование — обнаружение преступника… За почти шестьдесят лет работы — умерла писательница в 1976 году — ею был издано 68 романов, более сотни рассказов и 17 пьес. Последний роман о Пуаро, в котором он погибает, «Занавес», вышел в 1975 году. Последний роман о мисс Марпл, в котором она остается жива, вышел уже после смерти автора, в 1976 году. В 1977 году увидела свет автобиография Агаты Кристи. Произведения ее переведены на 103 языка… Пуаро и мисс Марпл, равно как и другие персонажи ее книг, продолжают привлекать внимание читателей самых разных континентов и стран.

Образ Эркюля Пуаро, самого популярного литературного сыщика XX века, наряду с Шерлоком Холмсом и инспектором Мегрэ, родился в воображении писательницы совершенно случайно. Она уже почти продумала сюжетную канву своего первого произведения, когда поняла, что для установления истины ей потребуется сыщик. И тут он его увидела — маленький плотный человечек с огромными усами, вечно все приводящий в порядок, аккуратно расставляющий по местам и предметы, и факты. Поскольку в округе в годы Первой мировой войны было множество беженцев-бельгийцев, Кристи решает, что среди них мог быть и отставной полицейский инспектор. Не без иронии наделяет она своего низкорослого героя звучным именем Геркулес — Эркюль — Пуаро.

Пуаро — иностранец — дал писательнице большую свободу. Повествуя о многих деталях быта, условностях английской жизни и так далее, она показывает их глазами «человека со стороны», которому иногда приходится растолковывать правила и условности, без подсказки понятные английскому буржуа.

В уста своего героя-сыщика Агата Кристи вкладывает иронические и критические замечания об английском обществе. К примеру, он замечает: «На собственном опыте многие англичане убеждены в том, что сказанное иностранцу можно не принимать всерьез» («Глупость мертвеца»). Пуаро известно, что значительно больше убийств, нежели можно предположить, совершено, чтобы сохранить внешнюю респектабельность («Мисс Макгинти мертва»).

Для Пуаро поиски преступника — необходимость морального порядка: он должен покарать зло и восстановить справедливость. В этом смысле он, конечно, же выражает позицию самой писательницы, видевшей в детективной литературе ее нравственный аспект.

«Детектив был рассказом о преследовании и расследовании, а также рассказом с моралью… Как и все, кто писал и читал эти книги, я была против (курсив автора — ГЛ.) преступника и за невинную жертву», — писала она в автобиографии.

Можно сказать, что все книги Кристи объединяет наивная и неистребимая гуманистическая вера в то, что добро всегда победит, а порок будет наказан. Уместно заметить, что она всегда избегает живописать детали преступления, удовлетворяясь сухой и необходимой информацией. Нередко жертвы преступления в ее романах столь же несимпатичны, как и преступники (Роджер Экройд, капитан Тревильян), но можно быть всегда уверенным, что преступник у нее никогда не вызовет сочувствия.

Кристи резко отрицательно относилась к тем детективным произведениям, авторы которых преступали моральные нормы: «Никому в голову прийти не могло, что наступит время, когда детективы будут читаться из-за описываемых в них сцен насилия, ради получения садистского удовольствия от жестокости ради жестокости», — пишет она в автобиографии.

У критиков да и у немалой части читателей утвердился взгляд на книги Агаты Кристи как на добротное, но чисто развлекательное чтение, своего рода гимнастику ума. Например, автор уже упоминавшейся монографии Р.Барнард утверждает. Что «действие большинства ее книг происходит в некой сказочной земле, замаскированной под английскую деревню».

Большой знаток мировой детективной литературы, наследовавший после Кристи пост президента Клуба детективистов и сам автор ряда интересных детективов, Джулиан Саймонс считает, что именно книги Агаты Кристи придали жанру характер «сложной головоломки», в которой интерес читателя к судьбам героев почти угасает, ибо он «не только не нужен, но и не желателен».

С подобной точкой зрения согласиться нельзя. Агата Кристи действительно умела загадать читателю трудно разрешимую без помощи Пуаро или мисс Марпл загадку, но она не только великолепный конструктор загадок. Агата Кристи — точный и иронический летописец нравов достаточно обширной прослойки современного ей английского общества.

Писательница чутко откликалась на изменения, происходившие в Англии. Если в годы, предшествовавшие Второй мировой войне, в ее романах чаще всего действует преступая организация, по структуре и влиятельности очень напоминающая гигантскую межнациональную корпорацию. Таким образом, книги Кристи, очевидно, не только развлекательное чтение, а правдивые документы эпохи. Заложенная в них разнообразная информация подтверждает мысль Р.Уинкса о том, что хотя бы «историк должен ценить детективную литературу».

Кристи не претендовала на славу выдающегося мастера психологической прозы. Но созданные ею образы соотечественников — священников, докторов, адвокатов, провинциальных кумушек, небогатых землевладельцев и рантье, девиц с большими амбициями, но со скромными средствами и особенно отставных военных с колониальным прошлым — можно сказать, совершенны до хрестоматийности. Они именно таковы, какими мы их себе представляем. Не должно удивлять большое количество отставных военных в ее книгах: эту среду она знала превосходно в силу причин чисто личного свойства, в колониальных войсках служил братец, Монти Миллер, военным был и первый муж писательницы. Арчибальд Кристи.

Социальный критицизм Агаты Кристи не ограничивался высмеиванием нелепых и комичных черт многих персонажей. Она последовательно обличала провербиальные пороки капиталистического общества, с которым боролась и, так сказать. Большая литература. Скупость, корыстолюбие, алчность, стремление завладеть богатством любой ценой — все эти качества, типичные для общества, где о человеке судят исходя из размеров его состояния, находят в книгах писательницы решительное и однозначное суждение.

Быть может, даже помимо своей воли писательница порой развеивает мифы о «доброй старой Англии», культивируемые и принятые на веру самими англичанами. Кто не слышал о том, что дом англичанина — его крепость? Или о том, что частая жизнь англичанина — дело святое и в нее никому не позволено вмешиваться?

Но разве не типична английская деревушка Кингз-Эббот, «увлечения и развлечения» жителей которой «можно охарактеризовать одним словом — сплетни»? («Убийство Роджера Экройда»). Все о всех знают и жители аналогичной деревушки Ситтафорд, а если чего-то вдруг не знают, то немедленно стараются выяснить…

Уже в «Убийстве Роджера Экройда» нравоописательное начало столь же сильно, как и детективное. «Все беды происходят из-за денег или их отсутствия», — афористически формулирует немногословный майор Блент. И, как всегда у Кристи, не только по логике сюжетной головоломки, но и по логике характеров подозрение падает на многих персонажей. Решивший идти методом исключения, Пуаро отмечает, кто обогатился бы со смертью Экройда: «Миссис Экройд, мисс Флора, мистер Реймонд, экономка — словом, все, кроме майора Блента». Читатель вместе с Пуаро перебирает подбрасываемые автором «ключи», и только один — упоминание о диктофоне — оказывается способным открыть истину. Пуаро, как обычно не сомневается, что обнаружит настоящего убийцу, но дело в том, что немногих персонажей романа от убийства удерживали соображения морали.

Написав «Убийство Роджера Экройда», Агата Кристи нарушила одно из правил, до тех пор неукоснительно выполнявшихся авторами канонического детектива, — рассказчик не мог быть преступником. Есть свидетельства, что Агату на такое смелое решение подвигнули муж сестры, Джеймс Уоттс, и родственник королевской фамилии лорд Маунтбэттэн. Всяком случае, их советы Кристи исполнила с блеском. Вместе с тем, рисуя портреты своих персонажей, она чаще всего не ищет свежего, неожиданного сравнения или метафоры, а идет проторенным путем. Вот как доктор Шеппард характеризует внешность Экройда: «Экройд всегда интересовал меня как законченный с виду экземпляр деревенского сквайра. Он похож на одного из тех румяных, спортивного склада джентльменов, которые непременно появляются на фоне зеленого лужка в первом действии старомодных музыкальных комедий и поют песенку о том, что собираются поехать в Лондон. Теперь на смену музыкальным комедиям пришли ревю. И деревенские сквайры вышли из моды. Впрочем, Экройд, разумеется, вовсе не деревенский сквайр, а весьма преуспевающий фабрикант вагонных колес. Ему пятьдесят лет, он краснолиц и добродушен».

В этом описании содержится указание и на время (ревю сменили музыкальные комедии), и на противоречие добродушной внешности Экройда и его скаредной натуры. Но прежде эго оно дает узнаваемый образ-тип. Читатель без всякой подготовки «осваивает» его и немедленно погружается в основное развитие действия и обозрение нравов.

Столь же непритязательно описание, открывающее «Загадку Ситтафорда»: «Картина, представшая перед ним (майором Барнэби), была типичным английским пейзажем, как его изображают на рождественских открытках или в старомодных мелодрамах». Опять мгновенная узнаваемость, опять своего рода этикетка. Какие цели преследует писательница? Максимально приближает к читателю место действия — ведь если он не видел мелодраму, то наверняка видел открытку… Очевидно и любопытно, что ее писательская манера, сложившаяся в 20—30-е годы, не претерпела, по существу, никаких принципиальных изменений.

Еще сочиняя первую книгу, будущая знаменитость сформулировала свой метод, которому оставалась верна до конца: «Вся соль хорошего детектива состоит в том, чтобы подозреваемый в убийстве не казался читателю таковым, а в финале оказывалось, что убил именно он».

Именно так и моделируются практически все ее книги, причем в каждой из них важнейшую роль играют особые «ложные ключи» — умело разбросанные по тексту намеки на то, что преступление могло быть совершено разными персонажами, в их жизненных историях обнаруживается если и не определенный мотив преступления, то, так сказать, возможность мотива. Так, к примеру, в романе «… И в трещинах зеркальный круг» мелкий торговец недвижимостью Бэдкок оказывается в далеком прошлом первым мужем блистательной кинозвезды Марины Грегг, а девушка-фотограф Марго Бене в детстве была ею удочерена. Словом, у обоих этих персонажей может обнаружиться некий мотив. (Оставим на совести Кристи, что Марина не узнала не только Марго, но и своего мужа.) Но это как раз типичный пример «ложного ключа» — они не преступники.

Агата Кристи была великая мастерица направить читателя по ложному следу. Скажем, в «Убийствах по алфавиту» рассказ от первого лица, который ведет недалекий капитан Гастингс, дополняется краткой авторской информацией о деяниях бедолаги Систа. Получается, что мы, читатели, знаем больше, нежели великий сыщик, и мы с интересом предвкушаем удовольствие понаблюдать за тем, как Пуаро ответит на брошенный ему вызов. Настоящий же убийца почти до самой развязки находится в глубокой тени.

Еще более запутана интрига в «Десяти негритятах». Выданная на самых первых станицах — традиционные гости съезжаются на уикенд — небольшая порция информации, позволяет сразу же заподозрить несколько персонажей в преступном прошлом. Однако записанный на пластинку голос уравнивает всех десятерых перед судом судьбы. Тем таинственнее и страшнее оказывается гибель каждого из них… «Десять негритят» бесспорно детектив блистательный. Но в нем, как бы походя, а именно так чаще всего и бывает у Агаты Кристи, затрагиваются очень серьезные моральные проблемы.

На остров собраны люди, за преступления которых нельзя привлечь к судебной ответственности. Казалось бы, их настигает справедливое возмездие. Но для писательницы такая однозначная оценка ситуации была бы упрощением. Самосуд вершит человек, раздираемый противоречиями: он жаждет совершить убийство и одновременно быть справедливым.

Кто дал ему право распоряжаться чужими жизнями, словно он — Сам Господь Бог?

Агату Кристи всегда занимала проблема, в высшей степени злободневная для нас и сегодня. Каков предел вмешательства одного человека в жизнь другого, пусть вовсе не с преступными замыслами?

Эмили Брент не только средоточие всех мыслимых и немыслимых добродетелей, но и образ-символ. Следование канону благопристойности должно иметь предел, иначе она превращается в свою противоположность, и на ее алтарь приносится человеческая жизнь. Строгость моральных принципов хороша, пока не ущемляются права другой личности. К людям, исповедующим иные принципы, надо относиться терпимо, но где предел этой терпимости?

Все эти «проклятые» вопросы волновали писательницу долгие годы и в той или иной форме звучат во многих ее произведениях. Однозначного ответа она не дает. И возможен ли он вообще? Но пока человечество будет стремиться организовать свое общество разумно и счастливо, эти вопросы будут возникать вновь и вновь, еще раз заставляя нас серьезно задуматься о тонкой и сложной диалектике людских взаимоотношений.

Эмили Брент, тщедушная и чопорная старая дева, не готовая изменить своим принципам даже ради сохранения двух человеческих жизней, действительно страшна и отвратительна.

Но правомерен и иной поворот. А как от таких людей, как Брент, защититься остальным, особенно если у них в руках не только четкая программа того, как всех сделать равно и без исключения счастливыми, но и достаточная власть, чтобы попытаться воплотить свою программу в жизнь?

Одной из своих любимых книг Кристи называла «Кривой домишко», хотя никогда и не объясняла, почему предпочитает ее другим. Может, потому, что в ней нет ни Пуаро, ни мисс Марпл, а следствие ведет влюбленный рассказчик Чарльз Хейуорд.

Писательница неоднократно говорила о том, что устала от Пуаро. Но никогда не произнесла ничего подобного о мисс Марпл.

Создавая образ мисс Марпл, писательница наделила героиню некоторым сходством со своей покойной бабушкой, которая, как вспоминает Кристи в автобиографии, «будучи сама жизнерадостной, всегда ожидала от всех и вся самого худшего… она просто не доверяла людям».

Старая дева мисс Марпл придерживается строгих моральных норм и правил, что совсем неплохо в обществе, где элементарные общечеловеческие нравственные принципы на каждом шагу попираются в безудержной гонке за богатством. Именно поэтому для мисс Марпл не существует, так сказать, презумпции невиновности: «Не в ее характере было выносить виновному оправдание за недостатком улик, обычно она подозревала худшее и в девяти случаях из десяти оказывалась права.

Любопытно, ЧТО еще до «рождения» мисс Марпл, у Кристи появлялись персонажи, служившие своего рода предтечами образа любознательной старушки.

Так, скажем, самым любимым персонажем Кристи в «Убийстве Роджера Экройда», как пишет она сама, была Каролина Шеппард, «прокисшая» старая дева, преисполненная любопытства, слышавшая и знавшая все — настоящая детективная служба на дому.

Впрочем, мисс Марпл по-человечески, несомненно, более мила, нежели ее «сестры» по страсти к доморощенным расследованиям. Одинокая жизнь, наблюдательность и склонность к сопоставлению увиденного ведут к тому, что «одной из характерных черт мисс Марпл было любопытство, или, как она предпочитала называть это, «заинтересованность» в чужих делах».

Особая привлекательность мисс Марпл в том, что она взыскует истине и справедливость не в силу профессиональной принадлежности к корпусу блюстителей порядка, а по велению души, с глубоким уважением отзывается о ней инспектор Дэви, честный и добросовестный полицейский: «Она в своей долгой жизни умела замечать зло, его чувствовать и с ним бороться».

Агата Кристи откровенно привязана к своей героине. Писательница разделяет ее острое ностальгическое чувство утраты «доброй старой Англии». Именно в уста мисс Марпл она вкладывает свои собственные мысли о неотвратимости перемен: «…путь назад невозможен, никто и пытаться не должен идти назад, суть жизни в движении вперед. Жизнь — это фактически улица с односторонним движением, правда?»

Однако такова уж природа писательского дарования Кристи, что даже к этому дорогому ей персонажу она относится со своей обычной иронией. Получившая воспитание, типичное для провинциального среднего класса, мисс Марпл совершенно безразлична к искусству: «Придется с сожалением признать, что культурные мероприятия меньше всего входили в ее планы. Она не заглядывала ни на выставки, ни в музеи. Мысль о то, чтобы пойти на показ моделей в салон дамских нарядов, И В голову ей не приходила. Она посещала, в основном, крупные магазины — отделы фарфора и стекла, а также отделы постельного белья и разных домашний принадлежностей».

Без сомнения, в мисс Марпл есть некая прелесть. Но скажите, какой нормальный человек с радостью согласился бы иметь ее среди своих ближайших соседей?

С этим образом связано у Агаты Кристи мощное ностальгическое начало. Сент-Мэри-Мид — каноническая патриархальная английская деревня с обязательной церковью и непременным пабом с каким-нибудь удивительным названием. Что-нибудь вроде «Синий вепрь» или «Слон и замок», с ярко-зелеными лужайками… Словом, особый мир, в котором часы застыли в середине XIX века, а может, и еще раньше. Мисс Марпл, как и сама Агата, понимает неотвратимость перемен. Но разве в приверженности к старым традициям в торговле нет своего глубокого резона, утверждает Кристи в романе «… и в трещинах зеркальный круг» ? «Устояла перед натиском прогресса и бакалейная лавка Барнса, за что мисс Хартнелл, мисс Марпл и другие ежедневно благодарили небеса. И обласкают тебя, и на удобный стул возле прилавка посадят задушевно: какой кусок бекона вам отрезать, мадам, какой сыр желаете? А вот в конце улицы, на месте магазина, где мистер Томе когда-то торговал корзинками, сияет стеклом да металлом новехонький супермаркет — сущая анафема для пожилых обитательниц Сент-Мэри-Мид».

«Кругом пакеты невесть с чем, нормальный человек о таком и слыхом не слыхивал, — жаловалась мисс Хартнелл. — Пакетищи с какими-то полуфабрикатами — изволь этим кормить ребенка на завтрак. А про нормальный бекон с яйцом забудь. И еще — сам должен брать корзину да выискивать, что тебе нужно, а оно обязательно расфасовано, да так. Что там либо намного больше, чем тебе хочется, либо намного меньше…»

Особая тема — Новые Дома, не устраивающие приятельниц мисс Марпл и ее саму — ни архитектурой, ни планировкой, ни названиями улиц, ни самими обитателями. Именно из Новых Домов приходит к мисс Марпл здравомыслящая Черри Бейкер помогать по дому. Раньше прислуги «не могли похвастать образованием, но по хозяйству управлялись хорошо. A нынче работать по дому приходят все больше образованные — не странно ли?»

Да, пожалуй, уже в самом начале 60-х годов Агата Кристи правильно уловила новую тенденцию, позже распространившуюся ПО всему миру, а не только по капиталистическим странам. Сегодня, боюсь, и в самом деле нигде высшее, и даже университетское, образование вовсе не гарантирует сносный заработок. В самом деле, не странно ли?

Впрочем, мисс Марпл не без оснований убеждена в том, что люди в целом все те же, где бы они ни жили. Отсюда и ее метод расследования, основанный на поисках аналогий из прошлых лет и впечатлений, парадоксальным образом напоминающий британскую судебную систему, построенную на использовании прецедентов.

Достаточно широко распространено мнение, что читательский интерес к произведениям Кристи удерживается мастерски сплетенной интригой и живым, динамичным диалогом. Думаю, что писательница безусловно обладала своеобразным даром психологического бытописательства или бытового психологизма. Конечно, было бы нелепо сопоставлять психологизм Кристи и Достоевского или Джойса. Но она и в самом деле немало знала о «частной» жизни людей и их взаимоотношениях в быту и умела точно и зримо передать свое знание нам. Скажем, постоянный поединок мисс Марпл и ее суетливой и заботливой сиделки мисс Найт: при соблюдении всех внешних приличий — какой накал борьбы и какая глубина внутреннего непонимания!

Быть может, в книгах Кристи нет высоких страстей. Но ведь и в настоящей жизни они не так уж часто встречаются. Писательница вовсе не идеализирует бедных и далеко не преклоняется перед богатыми. Она знает, что и дети могут быть жестоки и испорчены, а старики лицемерны и безжалостны.

И все же она верит в разумное начало в мире. Вечное Зло, порождающее всевозможные преступления, которые никак нельзя списать за счет «родимых пятен» или пресловутых пережитков проклятого прошлого, скорее всего неистребимо окончательно, но всегда преодолимо силами Добра, преобладающими в здоровом, разумно устроенном обществе. Боюсь, что идеалом такого общества для Агаты Кристи, как и для мисс Марпл, была та, прошлая Сент-Мэри-Мид, еще без новых Домов и супермаркета…

«Эпоха завершилась, моя эпоха. Разумом мы предвидели, что это случится, рассуждали на эту тему, но до последнего момента держались унаследованных привычек», — писал крупнейший английский сатирик XX века Ивлин Во.

И дело не только в том, что Ивлин Во по происхождению принадлежал к тому же «служилому» классу, что и большинство персонажей Агаты Кристи, а впрочем, и читателей, и не в том, что Bo в свои оксфордские годы дружил со вторым мужем писательницы Максом Мэллоуном, и не в том, что у забывчивого каноника Пеннифезера был литературный предшественник — рассеяный студент-богослов Поль Пеннифезер и из раннего романа Во «Упадок и разрушение». Литературных и жизненных аналогий между, казалось бы, столь разными писателями можно отыскать множество!

Нельзя не сказать о том, что в изображении полиции Агаты Кристи откровенно следует за Конан Дойлом. При всем обязательном уважении к людям в мундирах как представителям власти, полицейские у нее в лучшем случае ревностные служаки, но у них, увы, не бывает, как у великих сыщиков Холмса и Пуаро, озарений, рожденных интуицией, но подготовленных логическим и тщательным сопоставлением фактов. Словом, полиция мало что может без помощи одаренных дилетантов.

Это — чисто английское убеждение, безусловно разделяемое писательницей, в том, что преданный какому-нибудь делу дилетант вполне способен превзойти равнодушного профессионала. В каком-то смысле собственный жизненный опыт писательницы подтверждал эту неистребимую веру в продуктивность дилетантизма. Не говоря уже о музыкальных способностях и высоком исполнительском уровне Агаты Кристи, она, так никогда и не получившая никакого образования, выйдя второй раз замуж за археолога Макса Мэллоуэна, всерьез заинтересовалась археологией, неоднократно принимала участие в раскопках на Ближнем Востоке и через некоторое время превратилась в достаточно авторитетного знатока древней керамики.

Не убежден, что многие российские поклонники «королевы детектива» знают, что под псевдонимом Мари Уэстмакотт Кристи выпустила шесть романов. Первый — «Хлеб великанов» вышел в 1930 году, последний — «Ноша» — в 1956-м. в автобиографии писательница информирует о том, что двадцать лет скрывала от всех свой псевдоним. Почему? Быть может, ей, по сути никогда не сталкивавшейся ни с полицией, ни с Преступниками, хотелось внести в свою жизнь некий элемент тайны.

Впрочем, тайна в ее жизни уже имелась: в декабре 1926-го, после того, как по выходе весной того года романа «Убийство Роджера Экройда» она обрела огромную популярность, потеряла мать и была покинута мужем. Агата Кристи неожиданно исчезла из дома. Когда друзья и родственники забили тревогу, полиция обнаружила брошенную машину. В дело тут же включилась пресса. Полиция с удвоенной энергией бросилась на поиски — загадочно пропала писательница, имя которой было у публики на устах. Примерно через неделю Кристи нашлась на другом конце Англии: она преспокойно жила себе в отеле под чужим именем. Сама писательница вспоминать эту историю терпеть не могла — в автобиографии о ней ни слова. А мнения биографов расходятся. Что это было? Нервный срыв, потеря памяти, временное раздвоение личности, просто неодолимое желание скрыться от навалившегося горя и повышенного внимания читающей публики? А может, все-таки попытка «сыграть» в реальности некий детективный сюжет?

Отчасти понять душевное состояние писательницы в те месяцы поможет роман «Неоконченный портрет», опубликованный В 1934 году под вышеназванным псевдонимом. Он как раз и повествует об исчезновении героини, вернее, о той цепи переживаний, которая ее к этому поступку приводит.

Роман, очевидно, автобиографичен, что легко подтверждается даже самым беглым сопоставлением страниц автобиографии, опубликованной более четырех десятилетий спустя. Детские годы Селии, героини «Портрета», и юной Агаты Миллер практически ничем не отличаются. Молодая писательница хорошо знала родную литературу и с помощью традиционных приемов будто старалась оправдаться перед читателем, застраховаться от возможной неудачи. Роману предпослано письмо «автора-повествователя», который не профессиональный писатель, а художник, к тому же из-за ранения, полученного на войне, расставшегося со своим ремеслом. Ну какие к нему могут быть претензии. Если он, рассказывая грустную историю Селии, допустит какой-нибудь промах?!

«Неоконченный портрет» пронизан ностальгическим чувством по счастливому безмятежному детству, выпавшему на удивительную эпоху с рубежа XIX—XX веков. Стиль жизни — обеспеченный, размеренный, казалось бы, незыблемый — неминуемо клонился к закату. На смену ему надвигалось что-то неизведанное и грозное — мировые войны, революция, жестокие социальные катаклизмы.

В судьбе Селии как бы смутное предчувствие грядущих страшных перемен. Милая провинциальная английская барышня из высшего среднего класса, наивная и сентиментальная, по-своему оптимистически расчетлива, но совершенно неподготовлена к жизненным испытаниям.

«Книги, которые она читала, жизненным невзгодам ее не научили». Так, увы, получалось не только у детишек из обеспеченных семей. Большую часть XX века в России юные поколения воспитывались в сознании того, что они сами или уж во всяком случае их дети будут жить почти в раю. Этот безудержный, но беспочвенный оптимизм, сталкивавшийся с суровой действительностью давал закономерный печальный ревности в себе самом, разочарования в окружающих, стрессы, неврозы. Плоды этого воспитания мы с печалью пожинаем до сих пор.

Первая часть «Неоконченного портрета» рассказана повествователем-художником, случайно встретившим Селию, готовую на самоубийство. Он сумел отговорить ее, удержать от страшного шага. И тут для нас возникает новая загадка, которая, хотя нам никогда не разгадать ее, представляется в высшей степени увлекательной. То, что Селия — второе «я» писательницы, не нуждается в доказательства. А рассказчик, сумевший так быстро и тонко понять Селию и спасти ей жизнь? Существовал ли он в реальности? Или же Агата Кристи сама и в действительности, а потом и в произведении сыграла и эту роль, умудрившись посмотреть на «себя Селию» со стороны и удержаться от рокового шага?

Безмятежная атмосфера детства и юности, психологическая «готовность» исключительно к счастью — все это, сформировавшее характер Селии, в одночасье рухнуло, подвергшись в общем-то банальным жизненным испытаниям. Но, быть может, эти ранние благополучные годы дали героине и, позволю себе предположить, самой Агате силы, необходимые для того, чтобы выстоять. Ведь давно уже не секрет, что именно детские впечатления в значительной степени и формируют будущую личность.

Героини и романа, и автобиографии росли в любви и холе. Внимательные, заботливые родители, а также няня, горничная или кухарка, у которой в любое неурочное время можно добыть что-нибудь вкусненькое. Но обожавшие девочку взрослые не только баловали ее. Пожилая и добродушная няня рассказами о Боге, рае и еде, своими немного комичными запретами — «нельзя по воскресеньям играть в крокет» — закладывала в душу ребенка моральные нормы.

С самых ранних лет Селия знала, что надо быть хорошей. Быть может, именно это немного наивное стремление и помогло ей потом пережить печальные события? А что значит «быть хорошей»? Не делать людям зла. Несмотря ни на что, ЭТИМ, казалось бы, на удивление простым, но важнейшим правилом Селия руководствовалась и во взрослые годы. Судя по всему, те же принципы исповедовала и ее создательница. Во всяком случае, ни один многочисленных биографов писательницы не отмечает в ее характере и поведении никаких непривлекательных или отрицательных черт, кроме излишней скромности и скрытости.

Любопытно, что Селия, как и самой Агате, с детства регулярно снится страшный Стрелец.

Агата Кристи никогда не была теоретиком литературы. Тем, на мой взгляд, любопытнее ее соображения, поскольку практик в отличие от теоретика знает не «как нужно», а «как делается». К писательству Кристи сначала относилась как к удовольствию и развлечению, а потом как к приятному ремеслу, да еще приносившему немалый доход. Подобный взгляд на литературу в корне противоречит русской традиции, где писатель, если и не Борец, то обязательно Учитель, несущий почтительна склонившей перед ним главу аудитории свое заветное Слово.

Но не считая писателей Провидцами и Пророками, Агата Кристи неизбывно верила в творческое начало в человеке и восхищалась им, независимо от того, в какой сфере оно проявлялось. Надо признать, что в принципе она безусловно права: «К тому времени у меня уже выработалась привычка писать рассказы, сменившая вышивание подушечек или копирование рисунков дрезденского фарфора. Если кому-то покажется, что тем самым я принижаю писательское дело, я никогда не соглашусь с этим. Жажда творчества может проявиться в любой сфере: будь то вышивание, приготовление изысканных блюд, живопись, рисунок, скульптура, сочинение музыки или стремление писать романы и рассказы. Другое дело, что в каком-то из этих искусств вы оказываетесь сильнее». Для нее важнее всего не реакция и восприятие окружающих. А «внутреннее удовлетворение создателей».

На редкость кратко и прозрачно формулирует писательница самую суть любимого читателями жанра: «Начав писать детективы, я совершенно не была расположена оценивать события, в них происходящие, или серьезно размышлять над проблемами преступности. Детектив — рассказ о погоне; в значительной мере это моралите — нравоучительная сказка: порок в нем всегда повержен, добро торжествует. Во времена, относящиеся к войне 1914 года злодей не считался героем: враг был плохой, герой — хороший, именно так — грубо и просто. Тогда не было принято окунаться в психологические бездны. Я, как и всякий, кто пишет или читает книги, была против преступника, за невинную жертву».

Вот нам, читателям, рецепт создания детектива от самой «королевы» жанра. Все кажется так просто. Садитесь и пишите. И пусть на вашу долю выпадет хоть крошечная частичка успеха, обретенного Агатой Кристи.

Но если серьезно. Агата Кристи не «собирала материал» и не «боролась с преступностью» своими произведениями. Развлекая читателя, она последовательно защищала Устои и в этом была, по-моему, писательницей социальной. Сегодня, когда в книгах наших отечественных авторов сплошь и рядом встречаются герои-преступники, хладнокровно «мочащие» своих мнимых и реальных противников, тем более злободневно звучит голос признанной «королевы» детектива: «…только невиновность имеет значение, а не вина. Не стану много рассуждать об убийцах; просто я считаю, что для общества они — зло, они не несут ничего, кроме ненависти, и только она — их орудие. Хочу верить, что так уж они созданы, от рождения лишены чего-то, наверное, их следует пожалеть, но все равно щадить их нельзя, как увы! — нельзя было в средние века щадить человека, спасшегося из охваченной эпидемией чумы деревни, ибо он представлял угрозу для невинных и здоровых детей в соседних селениях. Невиновный должен быть защищен; он должен иметь возможность жить в мире и согласии с окружающими».

Понятно, что Агата Кристи воплощала в своих произведениях моральную традицию, в которой была воспитана. Она четко различала, где Добро, а где Зло, и при том с некоторой наивностью полагала, что Зло обязательно должно быть наказано.

Так, может быть, романы ее популярны до сих пор потому. Что выражают вечное и недостижимое стремление к идеалу? Во всяком случае, боюсь, в нашем российском обществе ни один нормальный человек, включая генерального прокурора, не посмеет утверждать, что «невиновный у нас защищен»…

Писательница с ранней юности была наблюдательна и мудра. Ее автобиография полна тонких наблюдений и глубоких мыслей как о человеческом обществе в целом, так и об отдельных колоритных его представителях. Цитировать хочется бесконечно. Во время войны она «до конца осознала золотое правило жизни, ее неукоснительный закон: все зависит от того, знаете ли вы нужных людей. От открытого непотизма Востока до слегка замаскированного непотизма Запад, не говоря уже о «старых клубных приятелях», — вся система стоит на этом».

Вот так-то. А мы, бия себя в грудь, убеждаем себя в том, что на Западе личные связи роли не играют, а важны лишь знания и способности. Увы, человеческую природу не переделаешь, и в нашей восточной стране протежирование родственниками и приятелям более откровенно, нежели в так называемых цивилизованных странах.

Агата Кристи никогда не считала себя «богоданным гением». Но ей был дан нечастый дар в одном небольшом абзаце создать великолепный и выразительный портрет человека. Который «обладал замечательным свойством — он умел производить впечатление. Белчер был уверен в своих организаторских способностях и легко внушал такую же уверенность окружающим, прежде чем они обнаруживали, какой урон он нанес делу. По правде сказать, едва ли существовал на свете человек, менее способный к организаторской деятельности. Как и многие политики, он считал, что главное — сначала разрушить всю промышленность или что бы оно там ни было и, ввергнув в хаос, затем собрать снова… Беда в том, что, когда настало время строить, от Белчера не было никакого толку. Но люди обычно понимали это слишком поздно».

Никого вам не напоминает славный Белчер? Не кажется ли вам, любезный читатель, что Агата провидела историю многострадальной России, подчинившейся воле кучки белчеров-реформаторов?

В детской у маленькой Агаты Миллер висела грамота, полученная ей в награду за победу в соревнованиях по метанию мячиков. Надпись на этой грамоте гласила: «Не можешь водить паровоз — стань кочегаре». Писательница считала, что «лучшего жизненного девиза не сыскать».

Уверен, что с вечной своей скромностью она откровенно преуменьшала свои достижения. На протяжении более чем пяти десятилетий она блистательно вела «паровоз» детективного жанра, будучи его самым популярным «машинистом». Сегодня это уже непреложный факт.

Долгая история человечества свидетельствует о том, что королевы бывают разные. Эта была застенчивая…

Г. Анджапаридзе

Оцените статью
Добавить комментарий
  1. Lookel

    В понедельник она играла в гольф со своей подругой миссис да Сильво; в среду они ездили в Лондон за покупками, и ночь Агата провела в принадлежащем подруге клубе «Форум». На следующее утро писательница встречалась с издателями, с которыми обсуждала вопросы публикации романа «Большая четверка» и трудности, возникшие с завершением работы над романом «Тайна голубого экспресса». Домой Агата вернулась в четверг днем, а вечером ездила со своей секретаршей на танцы в Аскот.