Динамит (Dynamite) — третья часть детективного романа Дэшила Хэммета Красная жатва.
Отель Сидер-Хилл
В первом часу дня меня разбудил телефонный звонок.
— Мы в городе, — сообщил мне Микки Лайнен. — Почему нас не встречают с цветами?
— А с наручниками не хочешь? Сдайте ваши вещи в камеру хранения и приезжайте ко мне в гостиницу. Номер 537. Свой визит особенно не рекламируйте.
Когда раздался стук в дверь, я был уже одет.
Микки Лайнен был здоровяк с покатыми плечами и рыхлым телом, с руками и ногами, как на шарнирах. Уши у него торчали в разные стороны, словно большие красные крылья, а на круглом багровом лице застыла идиотская улыбочка. Клоун в цирке, не иначе.
Дик Фоли был канадцем крошечного роста с остреньким нервным личиком. Чтобы казаться выше, он ходил на высоких каблуках, пользовался надушенными носовыми платками и говорил в час по чайной ложке.
Оба были отличными оперативниками.
— Старик вам что-нибудь говорил о предстоящей работе? — спросил я их, когда мы сели. Старик был шефом сан-францисского отделения детективного агентства «Континентэл». Мы также называли его Понтий Пилат, потому что, посылая нас на Голгофу, он обычно ласково улыбался. Это был мягкий, обходительный пожилой джентльмен, от которого исходило тепла не больше, чем от веревки на виселице. У нас в агентстве острили, что он плюется ледышками в июле.
— По-моему, старик и сам ничего толком не знает, — заметил Микки. — Он получил твою телеграмму. Говорит, что уже несколько дней от тебя нет отчетов.
— Нет, и в ближайшее время не будет. Вы что-нибудь знаете об этом Берсвилле?
Дик покачал головой, а Микки сказал:
— Только то, что этот городишко называют Бесвиллом — и, как видно, не зря: нечистой силы тут хватает.
Я подробно рассказал им о ситуации в городе и о своих подвигах. Когда мой рассказ подходил к концу, зазвонил телефон:
— Привет. Как рука? — раздался в трубке ленивый голос Дины Брэнд.
— Ожог, пустяки. Про бегство Сиплого слышала?
— А я тут при чем? Я свое дело сделала. Нунен сам виноват. Хочу сегодня съездить в центр, купить себе шляпку. Думала зайти к тебе на минутку, если ты не уходишь.
— Когда это будет?
— Часа в три.
— Ладно, приезжай. Кстати, тебя ждут двести долларов десять центов, которые я тебе должен.
— Вот и хорошо. Не помешают. Пока. Положив трубку, я вернулся к своему стулу и своей истории.
Когда я кончил, Микки Лайнен присвистнул и сказал:
— Теперь понятно, почему ты боишься слать отчеты. Знай старик, чем ты тут занимаешься, он бы тебя не одобрил.
— Если все сложится так, как я планирую, — кое-какие неутешительные подробности можно будет скрыть, — возразил я. — Я, конечно, понимаю, работники агентства должны соблюдать инструкции, но когда берешься за дело, бывает не до инструкций. Мораль — не самое лучшее оружие в борьбе с Бесвиллом. В общем, расписывать некоторые детали нам ни к чему, поэтому я бы хотел, ребятки, чтобы вы мне давали прочесть свои отчеты, прежде чем отсылать их Старику.
— И какие же преступления предстоит раскрыть нам? — поинтересовался Микки.
— Я хочу, чтобы ты занялся Питом-Фиником, а Дик возьмет на себя Лу Ярда. И действуйте так, как действовал я, — не давайте им спуску. Мне кажется, что эта парочка попробует заставить Нунена отстать от Сиплого. Как поведет себя Нунен, сказать трудно. Он ведь хитрый, как черт. К тому же за брата отомстить хочет.
— Заняться этим Фиником — дело нехитрое даже для такого дурака, как я, — сказал Микки. — Я все понимаю, кроме двух вещей: чем ты тут занимаешься и с какой целью?
— Начнешь с того, что сядешь ему на хвост. Мне необходимо вбить клин между Питом и Ярдом, Ярдом и Нуненом, Питом и Нуненом, Питом и Тейлером или Ярдом и Тейлером. Если это получится, они сами перережут друг другу глотки, избавив нас от лишних хлопот. Первым делом надо поссорить Тейлера и Нунена. Если это нам не удастся, мы провалим всю операцию.
За деньги Дина Брэнд подкинет мне новые сведения об этой компании. Но судить их, какие бы преступления за ними ни числились, не имеет никакого смысла. У них в судах свои люди, к тому же на судебное разбирательство у нас с вами нет времени. Если Старик пронюхает, чем я тут занимаюсь, а нюх у него отличный, он засыплет нас телеграммами, требуя объяснений. Чтобы замять подробности, мне необходимы результаты. Поэтому нам с вами нужны не улики, а взрывчатка.
— А как быть с нашим уважаемым клиентом, мистером Элихью Уилсоном? — спросил Микки. — С ним ты как собираешься поступить?
— Можно либо разорить его, либо силой перетянуть на свою сторону, — сказал я. — Меня устраивают оба варианта. Ты, Микки, снимешь номер в отеле «Берс», а Дик может жить, скажем, в «Национале». Держитесь порознь, и если не хотите, чтобы меня выгнали, поскорей беритесь за дело, пока сюда не нагрянул Старик. Вы меня поняли? Тогда у меня все.
Я дал им имена, адреса и устные характеристики всех, кого только мог: Элихью Уилсона, его секретаря Стэнли Льюиса, Дины Брэнд, Дэна Рольфа, Нунена, Макса Тейлера (Сиплого) и его телохранителя Джерри, миссис Дональд Уилсон, дочери Льюиса (в прошлом секретарши Дональда Уилсона), а также Билла Квинта, профсоюзного активиста, бывшего дружка Дины.
— А теперь за работу, — сказал я. — И учтите, в Бесвилле действуют только те законы, которые вы сами для себя устанавливаете.
На это Микки ответил, что прекрасно может обойтись и без законов. А Дик сказал: «Пока». С этим они и ушли.
* * *
Позавтракав, я отправился в полицию.
Нунен окинул меня мутным взором, как будто не спал всю ночь. Румянец на его лице на этот раз отсутствовал. Правда, он как всегда энергично стиснул мне руку и выдал привычный набор любезностей.
— От Сиплого что-нибудь слышно? — спросил я по окончании торжественной части.
— Кое-что есть. — Он взглянул на часы на стене, а потом на телефон. — Жду звонка с минуты на минуту. Садись.
— Кто еще сбежал?
— Всех поймали, на свободе только Джерри Купер и Тони Агости. Джерри — правая рука Сиплого, а итальяшка тоже из их банды. Это он после бокса метнул нож в Айка Буша.
— А кто-нибудь еще из банды Сиплого сидит?
— Нет, их было всего трое, если не считать Бака Уоллеса, которого ты ранил. Он в больнице.
Шеф опять перевел глаза с настенных часов на наручные. Было ровно два. Он повернулся к телефону. Телефон зазвонил. Шеф схватил трубку:
— Говорит Нунен. Да… Да… Да… Хорошо. Швырнув трубку на рычаг, он сыграл бравурную мелодию на перламутровых кнопках вмонтированного в стол пульта, и кабинет наполнился полицейскими.
— Отель «Сидер-Хилл», — объявил шеф. — Ты, Бейтс, со своим нарядом поедешь со мной. Терри ударит сзади. Заедешь на Бродвей и по дороге подберешь всех постовых — собственными силами на этот раз нам не обойтись. Ты, Даффи, возьмешь на Юнион-стрит своих людей и поедешь в объезд, по старой дороге. Макгроу останется здесь. Собери всех, кого сможешь, и посылай нам вдогонку. Выполняйте!
Он схватил шляпу и тоже бросился из кабинета, на бегу гаркнув мне через толстое плечо:
— Поехали с нами. Не пожалеешь!
Я последовал за ним в гараж, где уже ревели моторы нескольких полицейских машин. Нунен плюхнулся на сиденье рядом с водителем, а я и еще четверо разместились сзади.
Полицейские рассаживались по машинам. Приводились в боевую готовность пулеметы, раздавались винтовки, короткоствольные крупнокалиберные карабины, патроны.
Первой, рванувшись с места так резко, что мы все дружно лязгнули зубами, отъехала машина Нунена. Чуть не врезавшись в дверь гаража и не передавив разбежавшихся в разные стороны прохожих, мы съехали с тротуара на мостовую, чудом увернулись от летевшего навстречу грузовика и, включив на полную мощь сирену, понеслись по Кинг-стрит.
Пренебрегая правилами дорожного движения, насмерть перепуганные водители шарахались от нас направо и налево. Ехать было весело.
Обернувшись, я увидел, что за нами едет вторая полицейская машина, а за ней поворачивает на Бродвей третья. Нунен пожевал погасшую сигару и буркнул шоферу:
— Поддай газу, Пат.
На полном ходу Пат объехал малолитражку, за рулем которой застыла какая-то перепуганная дама, виртуозно проскочил — да и то благодаря лакированной поверхности нашего автомобиля — в узкое отверстие между трамваем и бельевым фургоном, а затем заметил:
— Поддать-то можно, да боюсь, тормоза откажут.
— Вот и хорошо, — откликнулся сыщик с седыми усами, который сидел слева от меня, но уверенности в его голосе я не почувствовал.
На окраине машин стало меньше, зато испортилось шоссе. В течение получаса наш лимузин прыгал по ухабам, а мы то и дело садились друг другу на колени. Последние десять минут мы ехали по такой разбитой дороге, что при каждом толчке слова Пата о тормозах все глубже врезались в память.
Наконец мы остановились у ворот с обшарпанной вывеской, где когда-то, пока не перегорели лампочки, светилась надпись «Отель Сидер-Хилл». В футах двадцати от ворот над кучей мусора возвышалось покосившееся, выкрашенное в ядовито-зеленый цвет деревянное здание придорожной гостиницы «Сидер-Хилл». Входная дверь и окна были закрыты, кругом ни души.
Нунен вышел первым, мы — за ним. Вторая машина показалась из-за поворота, подъехала и тоже выгрузила людей и оружие.
Нунен командовал.
Трем полицейским было приказано разделиться и обойти здание вокруг. Еще трое, в том числе пулеметчик, остались у ворот. А все остальные, ступая по консервным банкам, бутылкам и старым газетам, двинулись к входной двери. В руках усатого сыщика, который в машине сидел рядом со мной, был топор. Мы поднялись на крыльцо. Из-под карниза вырвался огонь, и раздался грохот. Усатый упал, накрыв топор своим трупом. А мы бросились врассыпную.
Я побежал за Нуненом. Мы легли в придорожную канаву у ворот. Канава была такой глубокой, что в ней, согнувшись, можно было стоять. Шеф волновался.
— Вот повезло! — радостно воскликнул он. — Он здесь, как пить дать!
— Стреляли из-под карниза, — сказал я. — Неплохо придумано.
— Никуда не денутся! — бодрился шеф. — Мы этот домишко с землей сровняем. Даффи должен сейчас с другой стороны подъехать, а там и Терри Шейн придет на подмогу. Эй, Доннер! — крикнул он полицейскому, который выглядывал из-за валуна. — Обеги здание кругом и передай Даффи и Шейну, чтобы они, как только приедут, открывали огонь. Где Кимбл?
Сидевший за валуном показал большим пальцем на дерево сзади. Из нашей канавы видна была только его верхушка.
— Скажи ему, пусть устанавливает свой станок и бьет по дому, — приказал Нунен. — Целиться надо пониже, прямо по двери и окнам — чтоб наверняка.
Сидевший за валуном исчез.
Забыв об опасности, Нунен расхаживал по канаве во весь рост, что-то кричал и жестикулировал.
Потом он присел на корточки, дал мне сигару и закурил сам.
— Все будет в порядке, — самодовольно заметил он. — У Сиплого нет шансов. Ему не уйти.
Стоявший под деревом пулемет, захлебываясь, дал короткую, пробную очередь, — восемь — десять выстрелов, не больше. Нунен ухмыльнулся и пустил колечко дыма. Теперь пулемет строчил не переставая, изрытая свинец, словно маленькая фабрика смерти. Нунен пустил еще одно колечко и сказал:
— Теперь им хана.
Я согласился. Мы стояли, откинувшись на глиняную насыпь, и курили, а вдалеке тем временем заговорил второй пулемет, за ним — третий. Пулеметная трескотня перемежалась одиночными пистолетными и винтовочными выстрелами. Нунен одобрительно кивнул и сказал:
— Я ему не завидую. Уж лучше целую вечность жариться в адском пламени, чем пять минут под таким огнем.
Прошло пять минут, и я предложил взглянуть, что осталось от противника. Я подсадил Нунена, а затем вылез из канавы сам.
У придорожной гостиницы был такой же нежилой и, пожалуй, еще более затрапезный вид. Изнутри не стреляли. Вся наша канонада осталась без ответа.
— Что скажешь? — спросил меня Нунен.
— Не исключено, что кто-то отсиживается в подвале.
— С этими мы разделаться успеем.
Он достал из кармана свисток и оглушительно свистнул. Затем замахал своими толстыми руками, и пулеметный огонь стал понемногу стихать. Пришлось довольно долго ждать, пока выстрелы смолкнут.
Мы вышибли дверь.
Пол по щиколотку был залит спиртным, виски до сих пор еще струилось из пробитых пулями коробок и бутылей, которыми были заставлены почти все комнаты.
Покачиваясь от винных паров, мы обошли весь дом, но обнаружили лишь четыре трупа. У всех четверых были смуглые лица и рабочие комбинезоны. Двое были буквально изрешечены пулями.
— Пусть лежат, — распорядился Нунен. — Выходим. Голос у него был бодрый, а вот лицо, на которое случайно упал свет фонаря, побелело от страха.
Уговаривать нас не пришлось, хотя я у выхода задержался, раздумывая, не прихватить ли с собой в качестве трофея бутылку виски.
В это время у ворот с мотоцикла слез полицейский в форме защитного цвета. Еще издали он прокричал:
— Первый национальный банк ограбили! Нунен грубо выругался и прорычал:
— Обманул нас, подонок! Всем в город!
Все, кроме тех, кто ехал с шефом, бросились по машинам. Двое вернулись к дому и подобрали усатого. Нунен покосился на меня и сказал:
— Каков фрукт, а?
Я промычал что-то неопределенное, пожал плечами и неторопливо двинулся к той машине, где за рулем сидел Пат. Повернувшись спиной к дому, я о чем-то заговорил с ним. О чем — не помню. Вскоре подошли Нунен и остальные полицейские.
Последнее, что я увидел, когда мы поворачивали за угол, был язычок пламени, вырвавшийся из открытой двери придорожной гостиницы «Сидер-Хилл».
Джерри выходит из игры
Вокруг банка собралась толпа. Мы протиснулись к дверям, где стоял Макгроу, злой как черт.
— Их было шестеро, все в масках, — доложил он своему шефу, когда мы вошли. — Налет начался где-то в половине третьего. Пятерым удалось уйти вместе с деньгами, а одного, Джерри Купера, уложил вахтер. Вон на скамейке лежит, остыл уже. Дороги мы блокировали, телефонограммы я дал — боюсь только, не поздно ли. Я сам видел, как их черный «линкольн» свернул на Кинг-стрит.
Мы подошли к скамейке, на которой под каким-то коричневым покрывалом лежал мертвый Джерри. Пуля угодила ему под левую лопатку.
Вахтер, безобидный на вид старичок, стал бить себя в грудь и рассказывать:
— Знаете, они как с неба свалились, мы поначалу даже растерялись. Я уж решил, плохо дело. Работали они, правда, медленно: от одного сейфа к другому переходят и денежки гребут. Тут уж ничего не попишешь. Ну а я себе думаю: «Давайте, ребятки, гребите. Посмотрим, как вы уходить будете».
А у меня слово с делом не расходится. Они в дверь, а я за ними, и на бегу свою старую пушку вытаскиваю. Этот парень уже в машину влезал, когда я его уложил. Будь у меня еще патроны, я бы не только его одного прикончил, а то ведь особенно не постреляешь, когда… Нунен остановил этот нескончаемый поток слов, назвал старика молодцом и так шарахнул его по спине, что вот чуть не задохнулся от кашля.
Макгроу снова накрыл покрывалом труп и прорычал:
— Опознать их не удалось. Но раз в налете участвовал Джерри, это дело рук Сиплого, как пить дать.
Шеф радостно закивал головой и сказал:
— Вот и займись этим делом, Мак. Здесь останешься или поедешь со мной в полицию? — обратился он ко мне.
— Ни то, ни другое. У меня встреча. Не могу же я идти на свидание с мокрыми ногами.
У отеля стоял маленький «мармон». Однако Дины Брэнд в машине не было. Я поднялся к себе в номер. Но дверь оставил незапертой. Не успел я снять плащ и шляпу, как, даже не постучавшись, вошла Дина.
— Господи, у тебя вся комната спиртным провоняла!
— Это мы с Нуненом в виски искупались.
Она подошла к окну, открыла его, села на подоконник и спросила:
— С какой стати?
— Нунен почему-то решил, что твой Макс скрывается в притоне под названием «Сидер-Хилл». Мы туда съездили, зачем-то обстреляли здание, убили нескольких итальяшек, извели море спиртного, подожгли дом и уехали.
— Гостиница «Сидер-Хилл»? А я думала, она уже больше года закрыта.
— Вид у нее действительно нежилой. Но кто-то, очевидно, устроил там себе склад.
— Но Макса вы не нашли?
— Пока мы там околачивались, он, похоже, ограбил Первый национальный банк.
— Да, знаю. Я как раз в это время выходила из универмага, это соседний с банком дом. Сажусь я в машину и вижу: какой-то здоровенный детина с черным платком на лице и с мешком и пистолетом в руках пятится из банка.
— А Макс с ними был?
— Станет он пачкаться! Обычно Макс посылает своих мальчиков. Для того их и держит. За главного был Джерри. Только он вышел из машины, я его, несмотря на черный носовой платок, сразу узнала. Они все черные платки нацепили. Четверо выбежали из банка и кинулись к стоявшему у бровки автомобилю. А в автомобиле сидели Джерри и еще один парень. Когда эти четверо были уже близко, Джерри выскочил им навстречу. Тут-то и началась пальба, и Джерри упал. А остальные сели в тачку и скрылись. Кстати, не забудь мне вернуть долг.
Я отсчитал ей десять двадцатидолларовых банкнот и монету в десять центов. Она соскочила с подоконника и взяла деньги.
— Это за то, что я удержала Дэна и ты смог арестовать Макса, — сказала она, припрятав деньги в сумочку. — А что мне полагается за историю об убийстве Тима Нунена?
— Придется подождать до суда. Откуда же я знаю, сколько стоит такая информация.
— А что ты сделаешь с деньгами, которые не потратишь? — спросила она, нахмурившись. — Знаешь, где сейчас Макс? — Она опять оживилась.
— Нет.
— А сколько дашь, если скажу?
— Нисколько.
— Это обойдется тебе всего в сотню.
— Не хочу тобой рисковать.
— Пятьдесят.
Я покачал головой.
— Двадцать пять.
— Мне он не нужен, — сказал я. — Какая мне разница, где он. Что ж ты не продашь эту информацию Нунену?
— А ты сам подумай. Слушай, ты теперь только умываешься виски или внутрь тоже употребляешь?
— Одну бутылку виски, «Дьюэр», я подобрал сегодня в «Сидер-Холле». А еще у меня в чемодане припасена бутылочка «Короля Георга». Что выбираешь?
Она выбрала «Короля Георга». Мы, не разбавляя, выпили по одной, и я сказал:
— Пообщайся с «Королем Георгом», а я пойду переоденусь.
Когда через двадцать минут я вышел из ванной, она сидела за письменным столом и изучала мою записную книжку, которую вытащила из бокового отделения саквояжа.
— Все ясно, сюда ты записываешь расходы, — сказала она, даже не подняв головы. — Никак не могу понять, черт возьми, почему же ты тогда на мне экономишь? Вот, смотри: шестьсот долларов с пометкой «Инф.». Значит, у кого-то ты приобрел информацию за шестьсот долларов, правильно? А ниже сто пятьдесят долларов с пометкой «Важно» — почему, непонятно. И за этот день ты потратил почти тысячу.
— Это, должно быть, телефонные номера, — сказал я, отбирая у нее записную книжку. — Не стыдно рыться в чужих вещах? Где тебя только воспитывали?
— В монастыре, — ответила она. — Каждый год мне доставался приз за лучшее поведение. Я считала, что девочки, которые кладут слишком много сахара в какао, попадут в ад за обжорство. Пока мне не исполнилось восемнадцать лет, я не знала ни одного грубого слова.
Когда я впервые услышала нецензурную брань, то, мать твою… чуть в обморок не упала. — Она сплюнула на ковер, откинулась на стул, положила ноги на кровать и поинтересовалась: — Ну, что скажешь? Я скинул с кровати ее ноги и сказал:
— А я воспитывался в портовом кабаке, и если ты сейчас же не сотрешь плевок с ковра, то вылетишь отсюда к чертовой матери.
— Сначала давай выпьем еще по одной. Послушай, сколько ты мне дашь за историю о том, как наши мальчики не потеряли ни цента на строительстве муниципалитета — помнишь бумаги, которые я продала Дональду Уилсону?
— Этим меня не соблазнишь. Что у тебя еще есть?
— Могу рассказать, почему первую жену Лу Ярда отправили в сумасшедший дом.
— Не надо.
— Хочешь знать, как получилось, что Кинг, наш шериф, еще четыре года назад был должен восемь тысяч, а теперь стал крупным бизнесменом? Подробности мне неизвестны, но свести тебя с нужными людьми могу.
— Обойдусь. Давай дальше, — подбодрил я ее.
— Хватит. Все равно ты ничего у меня не купишь. Надеешься бесплатно разнюхать. Неплохое виски. Где ты его взял?
— Из Сан-Франциско привез.
— Почему ты отказываешься от сведений, которые я тебе предлагаю? Думаешь по дешевке приобрести?
— Видишь ли, теперь мне все это не нужно. Я должен действовать быстро. Мне необходим динамит — чтобы их разнесло в разные стороны.
Она вдруг засмеялась и подскочила на стуле. Глаза ее вспыхнули:
— Слушай, у меня есть визитная карточка Лу Ярда. Давай пошлем ее Питу вместе с бутылкой виски, которую ты подобрал в «Сидер-Хилле». Пусть подумает, что ему объявили войну. Раз в «Сидер-Хилле» хранилась выпивка, значит, склад принадлежит Питу. А вдруг, получив бутылку и визитную карточку, он решит, что Нунен совершил налет на склад по приказу Лу Ярда?
— Грубая работа, — возразил я, обдумав ее предложение. — Этим его не проведешь. Кроме того, на этом этапе я бы предпочел, чтобы Пит и Лу объединились против Нунена.
— Тебе не угодишь, — проворчала она. — Слушай, давай сходим куда-нибудь вечерком. У меня новое платье — закачаешься!
— Можно.
— Заезжай за мной часов в восемь. Своей теплой рукой она похлопала меня по щеке, сказала «пока» и под аккомпанемент телефонного звонка вышла из комнаты.
— Наши с Диком подопечные находятся в данный момент у твоего клиента, — сообщил мне по телефону Микки Лайнен. — Мой что-то вдруг засуетился, хотя в чем дело, пока не знаю. А что слышно у тебя?
Я ответил что ничего не слышно, после чего, забравшись под одеяло, провел с самим собой совещание, на повестке дня которого стоял вопрос о возможных последствиях нападения Нунена на «Сидер-Хилл» и Сиплого — на Первый национальный банк. Я бы многое дал, чтобы иметь возможность услышать, о чем сейчас говорят папаша Элихью, Пит Финик и Лу Ярд. Но такой возможности у меня не было, а особой сообразительностью я никогда не отличался. Поэтому, полчаса поломав голову, я объявил совещание закрытым и задремал.
Когда я проснулся, было уже почти семь часов. Я умылся, оделся, в один карман сунул пистолет, в другой — фляжку шотландского виски и поехал к Дине.
Рено
Мы вошли в гостиную, и Дина, отступив назад и повертевшись, продемонстрировала мне свое новое платье. Я его похвалил, а она, разъяснив мне, какой у платья цвет и как называются штучки на рукаве, закончила свою лекцию вопросом:
— Значит, по-твоему, оно мне идет?
— Тебе все идет, — успокоил ее я. — Сегодня днем в гости к папаше Элихью заявились Лу Ярд и Пит Финик.
Она скорчила недовольную гримасу и сказала:
— Мое платье тебя абсолютно не волнует. И что же они там делали?
— Совещались, надо полагать.
— Тебе правда неизвестно, где Макс? — спросила она, посмотрев на меня сквозь ресницы.
И тут я догадался. Скрывать это не имело никакого смысла.
— Возможно, он тоже у Уилсона, но точно не знаю — не интересовался. Какая мне разница?
— Очень большая. У Сиплого есть все основания нас с тобой не любить. Послушайся моего совета, детка: сцапай его поскорей, если тебе дорога жизнь — твоя и моя.
— Ты еще не знаешь самого главного, — рассмеявшись, сказал я. — Макс не убивал брата Нунена. Тим не сказал «Макс», он пытался сказать «Максвейн», но умер на полуслове.
Дина схватила меня за плечи и встряхнула — сто девяносто фунтов чистого веса!
— Черт тебя побери! — закричала она, обдав меня горячим дыханием. На ее побелевшем лице румяна и помада обозначились ядовито-красными пятнами. — Раз ты пришил ему дело, да еще меня в это втянул, тебе придется убить его, другого выхода нет.
Я не люблю, когда со мной распускают руки, даже когда это руки молоденьких женщин, которые, распалившись, похожи на мифологических героинь. Я вырвался из ее железных объятий и сказал:
— Хватит причитать. Ты еще жива.
— Да, пока жива. Но Макса я знаю лучше, чем ты. Те, кто обвиняет его в преступлении, которого он не совершал, долго не живут. Нам бы не поздоровилось, даже если мы бы пытались засадить его за дело, а тут уж…
— Главное, не паникуй. Кому только я не шил дел и, как видишь, — жив. Одевайся и пойдем есть. Сразу лучше себя почувствуешь.
— Ты что, спятил?! И не подумаю. Тем более…
— Будет тебе. Если уж Сиплый такой злодей, ты и дома от него не спасешься. Не все ли равно, где…
— Совсем не все… Знаешь, что? Поживешь у меня, пока Макс на свободе гуляет? Ты виноват, вот и охраняй меня. Ведь сейчас даже Дэна нет, он в больнице.
— Не могу, — сказал я. — Дела. Зря ты переживаешь. Макс наверняка и думать о тебе забыл. Одевайся, а то я умираю от голода.
Она подошла ко мне вплотную, и я прочитал в ее глазах ужас.
— Скотина! — воскликнула она. — Тебе на меня наплевать. Используешь меня, как и других, в качестве взрывчатки. А я-то тебе поверила.
— Насчет взрывчатки ты правильно говоришь, а все остальное — чушь! У тебя тяжелые черты лица, и тебе не идет, когда ты злишься. Пошли, ужасно есть хочется.
— Будешь есть здесь, — сказала она. — Уже темно, ни за что из дому не выйду.
Спорить было бесполезно. Поверх розово-бежевого платья Дина надела фартук и, произведя учет имеющихся в холодильнике продуктов, извлекла оттуда картошку, зеленый салат, банку консервов и кусок фруктового пирога. К этому я добавил, сходив в магазин, пару бифштексов, булки, спаржу и помидоры.
Когда я вернулся, Дина, налив в шейкер много джина, вермут и апельсиновый сок, делала коктейль.
— На улице никого? — тревожно спросила она. Я лишь понимающе хмыкнул. Мы отнесли коктейль в столовую и, не теряя времени даром, выпили по одной. Джин пошел ей на пользу. Когда мы сели ужинать, она почти совсем успокоилась. Готовила она неважно, но на нашем аппетите это не сказалось.
На десерт мы выпили по паре стаканов имбирного пива.
И тут вдруг ее охватила невероятная жажда деятельности. Чтобы она боялась на улицу нос высунуть из-за какого-то паршивого пигмея — да никогда в жизни! Она ведь вела себя с ним честнее некуда, а он взъелся на нее из-за ерунды, и если ему не нравится ее поведение, пусть хоть на голову встает — она все равно, как и собиралась, повезет меня в «Серебряную стрелу», она же обещала Рено, что обязательно приедет, и она, черт возьми, сдержит слово, а тот, кто в этом сомневается, пусть катится… правильно она говорит?
— А кто такой Рено? — поинтересовался я, пока она вместо того, чтобы развязывать тесемки от фартука, завязывала их еще туже.
— Рено Старки. Тебе он понравится. Отличный парень. Я обещала, что приеду на его праздник, и свое слово сдержу.
— А что он празднует?
— Проклятый фартук! Его сегодня из тюрьмы выпустили.
— Повернись, я развяжу. За что его посадили? Стой спокойно.
— Полгода назад он вскрыл сейф в ювелирном магазине Терлока. Их было пятеро: Рено, Толстяк Коллинз, Черномазый Уэйлен, Хэнк О’Марра и один хромой коротышка по кличке Колченогий. Прятал их сам Лу Ярд, но неделю назад сыщики их все-таки накрыли. Так что пришлось Нунену их посадить. Но это ничего не значит. Сегодня в пять часов дня их выпустили под залог, и больше об этом деле, будь спокоен, никто никогда не услышит. Рено это не впервой: его уже раза три под залог выпускали. Слушай, пока я переоденусь, взболтай еще пару коктейлей.
* * *
Ресторан «Серебряная стрела» находился на полпути между Берсвиллом и Мок-Лейком.
— Неплохой кабак, — сообщила мне по дороге Дина. — Полли Дивото — хорошая хозяйка, умеет накормить и напоить, вот только «бурбон» у нее всегда почему-то мочой отдает. Тебе Полли понравится. Из ее заведения можно вынести все, что хочешь, она слова не скажет, главное — не шуметь. Шума она не переносит. Ну вот, приехали. Видишь сквозь деревья красные и синие огоньки?
Мы выехали из леса, и перед нами выросло похожее на старинный замок ярко освещенное здание придорожного ресторана.
— Ты же говорила, хозяйка не переносит шума, — сказал я, прислушиваясь к громкому пистолетному хору, который доносился изнутри.
— Что-то стряслось, — пробормотала Дина, останавливая машину.
Из ресторана выбежали и скрылись в темноте двое мужчин, тащивших за собой женщину. Из боковой двери стремглав вылетел какой-то тип. Пистолеты продолжали петь на разные голоса, хотя вспышек видно не было.
Еще кто-то выскочил из ресторана и исчез за углом.
Из окна второго этажа с пистолетом в руке высунулся мужчина.
Дина истошно закричала.
Из кустов в направлении окна вырвалось оранжевое пламя. На выстрел высунувшийся ответил выстрелом. Второй вспышки из-за кустов не последовало.
Человек в окне высунулся еще дальше, перекинул ногу, повис на руках и спрыгнул вниз.
Наша машина дернулась. Дина прикусила губу.
Выпрыгнувший медленно вставал на четвереньки.
— Рено! — взвизгнула Дина, всматриваясь в темноту. Человек вскочил на ноги, повернулся к нам лицом и стремглав кинулся к нашей машине.
Дина включила зажигание, распахнула дверцу, и Рено на ходу вскочил на подножку «мармона». Я обхватил его за пояс, но, отстреливаясь, он так вертелся, что чуть не оторвал мне руку. В воздухе свистели пули.
Еще мгновение, и выстрелы смолкли. Оставив далеко позади «Серебряную стрелу», мы неслись в противоположную от Берсвилла сторону.
Рено повернулся ко мне лицом и стал держаться сам, а я начал разминать затекшие пальцы. Дина впилась в руль.
— Спасибо, детка, — сказал Рено. — Без тебя я бы пропал.
— Пустяки, — отозвалась она. — Хорошенький, я смотрю, ты себе праздник устроил.
— Приехали незапланированные гости. Тэннер-роуд знаешь?
— Да.
— Поезжай по ней. Эта дорога выведет нас на Маунтен-бульвар, а оттуда мы вернемся в город.
Дина кивнула, сбавила скорость и спросила:
— Кто такие?
— Несколько подонков. Знали бы, с кем имеют дело, — не совались бы.
— А я их знаю? — с нарочитой небрежностью спросила она, свернув на узкую разбитую дорогу.
— Бог с ними, детка, — сказал Рено. — Много будешь знать, скоро состаришься.
Дина выжала из своего «мармона» еще пятнадцать миль в час. Теперь машину так подбрасывало, что ни Дине, ни тем более стоявшему на подножке Рено было не до разговоров.
— Значит, Сиплый проиграл, а ты выиграла? — спросил он, когда трясти стало поменьше.
— Угу.
— Говорят, ты напустила на него легавых.
— Мало ли что говорят. Ты сам-то что думаешь?
— Правильно сделала, что бросила его, а вот что с сычом снюхалась и дело Сиплому шьешь — нехорошо. Очень даже нехорошо.
С этими словами он покосился на меня. Это был крепкий, довольно высокий, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти с большими карими тупыми глазами на желтоватом лошадином лице. Лицо скучное, невыразительное, но не злое. Я молча посмотрел на него.
— Раз ты так считаешь, можешь… — начала было Дина.
— Стой! — рявкнул Рено.
Впереди, на манер баррикады, вырос длинный черный лимузин, стоящий поперек дороги. Наш «мармон» сделал крутой вираж.
Вокруг опять засвистели пули. Мы с Рено стали отстреливаться, а Дина приготовилась к скачке с препятствиями.
Она выехала на противоположную полосу, затем, чуть не угодив левым колесом в кювет и проскочив по самой бровке мимо лимузина, вывернула резко вправо, отчего мы с Рено чуть не вывалились наружу, и, с трудом удержав машину, вынесла нас из опасной зоны как раз в тот момент, когда мы расстреляли все патроны.
Пуль с обеих сторон было выпущено немало, но все мимо.
Рено, зацепившись локтем за дверцу машины, вставил в пистолет новую обойму и сказал:
— Отлично, детка. Тачка слушается тебя с полуслова.
— Куда ехать? — спросила Дина.
— Чем дальше, тем лучше. Езжай, никуда не сворачивая, а там сообразим. Похоже, они не хотят пускать нас в город. Нутром чувствую.
Мы отъехали от Берсвилла еще миль на десять-двенадцать. По дороге нам встретилось несколько машин, но ничего подозрительного в них не было. Никто вроде бы за нами не гнался. Под колесами прогромыхал небольшой мост.
— Въедешь на горку, сверни направо, — сказал Рено. Мы съехали на грязную грунтовую дорогу, петлявшую между скал. По такой больше десяти миль в час при всем желании не поедешь. Минут через пять Рено велел остановиться. С полчаса мы просидели в кромешной тьме. Затем Рено сказал:
— В миле отсюда есть пустая хибара. Там и переночуем. Сегодня пробиваться в город без толку.
Дина сказала, что готова ночевать где угодно, лишь бы не было стрельбы, а я сказал, что меня предложение Рено устраивает, хотя я бы предпочел все же попытаться вернуться в город.
Мы вновь потащились по разбитой дороге, пока в свете фар не увидели маленькую дощатую лачугу, которую давно пора было покрасить.
— Эта? — спросила Дина.
— Она самая. Останови здесь, а я схожу посмотрю, что там делается.
Он соскочил с подножки и скрылся в темноте, но вскоре фары высветили его фигуру па пороге лачуги. Он повозился с висячим замком, снял его, открыл дверь и скрылся внутри. Потом вышел на порог и позвал нас:
— Все в порядке. Заходите, будьте как дома. Дина заглушила мотор и вышла из машины.
— У тебя фонарь есть? — спросил я.
— Да, — ответила она, зевнув. — Держи. Устала как собака. Хорошо бы чего-нибудь выпить.
Я сообщил ей, что у меня с собой фляжка шотландского виски, и это несколько примирило ее с действительностью.
В хибаре была всего одна комната с застеленной коричневыми одеялами раскладушкой и низким столиком, на котором лежала колода карт, а сверху — фишки для покера. Помимо стола и раскладушки, в комнате были железная плита, четыре стула, керосиновая лампа и много всякой утвари, посуда, горшки, кастрюли, ведра, три полки с консервами, дрова и тачка.
Когда мы вошли, Рено зажигал керосиновую лампу.
— Не так уж плохо, — сказал он. — Сейчас я отгоню с дороги машину, и до утра мы будем в полной безопасности.
— Там, наверно, остались какие-то вещи, — вспомнила Дина, садясь на раскладушку и откидывая одеяло, — но не убегут же они. Давайте выпьем.
Я протянул ей фляжку, а Рено пошел к машине. Сначала Дина, а потом я сделали по большому глотку.
Шум мотора становился все глуше. Я открыл дверь и выглянул наружу. По деревьям и кустам разбегались тени от фар удалявшегося «мармона». Когда все вновь погрузилось во тьму, я вернулся в комнату.
— Как бы нам с тобой не пришлось прогуляться.
— Чего?
— Рено сбежал.
— Подонок! Хорошо хоть крыша над головой есть.
— Хорошего мало.
— Почему?
— Потому. У Рено был ключ от этой лачуги. Ребята, которые за ним охотятся, наверняка об этом знают. Поэтому он нас здесь и бросил. Он все рассчитал: они заявятся сюда и будут разбираться с нами, а он тем временем смоется.
Дина, потянувшись, встала с раскладушки, осыпала проклятиями Рено, меня, всех мужчин, начиная с Адама, а потом буркнула:
— Все-то ты знаешь. Скажи лучше, что делать будем?
— Найдем где-нибудь неподалеку укромное местечко под открытым небом, спрячемся и будем ждать.
— Я возьму с собой одеяла.
— Больше одного не бери, а то они смекнут, что мы где-то рядом, в кустах.
— Провались ты пропадом со своими кустами! — проворчала она, но захватила только одно одеяло.
Я задул лампу, запер дверь на замок и с фонарем в руках стал продираться сквозь кустарник.
Взобравшись на пригорок, мы обнаружили небольшую лощину, откуда просматривалась вся дорога, а нас сквозь густую листву без фонаря видно не было.
Я расстелил одеяло, и мы сели.
Девушка прижалась ко мне и стала жаловаться, что сидеть сыро, что даже в шубе холодно, что затекла нога и хочется курить.
Я протянул Дине фляжку, она сделала глоток и минут на десять оставила меня в покое. А потом заявила:
— Я простудилась и скоро начну так громко кашлять и чихать, что в городе слышно будет.
— Только попробуй, — зашипел я. — Придушу.
— Под одеялом кто-то шевелится. Мышь, наверно.
— Или змея.
— Ты женат?
— Началось!
— Значит, женат?
— Нет.
— Вот повезло кому-то.
Ее шутка осталась без ответа, потому что по дороге пополз свет. Не успел я шикнуть на Дину, как свет исчез.
— Что это? — спросила она.
— Автомобиль. Наши гости бросили машину на дороге, выключили фары и оставшуюся часть пути решили пройти пешком.
Время остановилось. Прижавшись ко мне своей горячей щекой, девушка дрожала всем телом. Наконец послышались шаги, и на дороге возникли темные силуэты. Так нам, по крайней мере, показалось.
Мы поняли, что не ошиблись, только когда увидели упавший на дверь домика сноп яркого света. Чей-то грубый голос сказал:
— Девица пусть выйдет.
Опять воцарилась тишина: они ждали ответа. Затем грубый голос переспросил: «Ну, ты идешь?» — и вновь стало тихо.
Тишину разорвал ставший уже привычным грохот выстрелов. Раздался треск досок.
— Пошли, — шепнул я Дине, вставая. — Пока они ломают дверь, надо попробовать завладеть их машиной.
— Не связывайся ты с ними, — сказала она, удерживая меня за руку. — На сегодня с меня хватит. Здесь мы в безопасности.
— Пошли, — настаивал я.
— Не пойду. — Пока мы препирались, преследователи взломали дверь, обнаружили, что внутри никого нет, и бросились к машине. Мы опоздали.
В машину набилось восемь человек, и она покатилась вниз, в том направлении, куда исчез Рено.
— Теперь можно возвращаться в дом, — сказал я. — Сегодня они уже вряд ли заявятся.
— Надеюсь, в твоей фляжке еще осталось по глотку? — спросила она, подымаясь с моей помощью на ноги.
Пейнтер-стрит
Среди имевшихся в хибаре консервов не нашлось ни одной банки, от вида которой разыгрался бы аппетит, и мы позавтракали пустым кофе, сваренным на ржавой воде из железного ведра.
Пройдя около мили, мы вышли к ферме, и сын хозяина за несколько долларов отвез нас в город на допотопном семейном «форде». По дороге он засыпал нас вопросами, но мы либо не отвечали вообще, либо несли какую-то околесицу. Он высадил нас в самом начале Кинг-стрит, перед маленьким ресторанчиком, где мы съели всю имевшуюся в наличии грудинку и бессчетное число гречишных оладьев.
Не было еще девяти утра, когда мы подъехали на такси к дому Дины. Я вошел вместе с ней и обыскал всю квартиру, но следов незваных гостей так и не обнаружил.
— Когда ты вернешься? — спросила она, провожая меня до двери.
— Не волнуйся, сегодня забегу обязательно. Где живет Лу Ярд?
— Пейнтер-стрит, 1622. Отсюда недалеко. А зачем тебе его адрес? — Не дожидаясь ответа, она схватила меня за руку, повыше локтя, и взмолилась:
— Пожалуйста, разделайся с Максом, я боюсь его.
— Может, со временем я напущу па него Нунена. Посмотрим, как пойдет дело.
На прощанье она обозвала меня бессовестным мошенником и проходимцем, которому на нее наплевать, лишь бы обделать свои грязные делишки.
Я отправился на Пейнтер-стрит. Табличка с номером 1622 висела на кирпичном доме с подземным гаражом.
Неподалеку, во взятом напрокат «бьюике», сидел Дик Фоли.
— Как успехи? — спросил я, садясь к нему в машину.
— Заступил в два. Вышел в три тридцать. К Уилсону. Микки. Дома в пять. Занят. На посту. В три ушел, в семь. Пока ничего…
Это сообщение расшифровывалось следующим образом: накануне в два часа дня Дик сел на хвост Лу Ярду; в три тридцать Ярд отправился к Уилсону, где встречался с Питом, которого выследил Микки; в пять часов Ярд возвратился домой; Дик видел, как к нему приходили разные люди, но слежки за ними не вел; до трех утра Дик следил за домом, затем уехал, но в семь вернулся, после чего все было тихо.
— Придется тебе переключиться с Ярда на Уилсона, — сказал я ему. — Насколько я знаю, у папаши Элихью скрывается Тейлер, а мне бы хотелось не упускать его из виду. Пока я еще не решил, выдавать его Нунену или нет.
Без лишних слов Дик кивнул и завел мотор, а я вернулся в гостиницу.
Меня ждала телеграмма от Старика:
«С первой же почтой разъясните смысл данной операции, а также обстоятельства, при которых вы дали на нее согласие. Приложите отчеты».
Я сунул телеграмму в карман и мысленно пожелал себе, чтобы события разворачивались как можно быстрее. Отчет об операции, который потребовал Старик, был равносилен заявлению об уходе.
Я сменил воротничок и поплелся в полицию.
— Привет, — сказал Нунен. — Где ты пропадаешь? Мне сказали, что в гостинице ты не ночевал.
Выглядел он неважно, но, похоже, на этот раз действительно был рад меня видеть.
Только я сел, как зазвонил телефон. Нунен поднес к уху трубку, сказал «Да?», некоторое время молча слушал, затем сказал: «Ты бы лучше сам туда съездил, Мак», после чего дважды безуспешно пытался закончить разговор. Наконец, он положил трубку, тупо уставился на меня и, справившись с волнением, сообщил:
— Только что Лу Ярд убит. Пристрелили, когда из дому выходил.
— Подробности есть? — полюбопытствовал я, проклиная себя за то, что поторопился снять Дика Фоли с поста на Пейнтер-стрит. Досадно.
Нунен уставился в пол и покачал головой.
— Может, съездим глянем на покойника? — предложил я, вставая.
Но Нунен оставался сидеть опустив глаза.
— Нет, — промычал он наконец, не подымая головы. — Если честно, что-то не хочется. Не могу больше на трупы смотреть. Что ни день — убийство. Сил нет. Нервишки пошаливают, понимаешь?
Я снова сел, попытался сообразить, чем это он так расстроен, а потом спросил:
— Кто его убил, как ты считаешь?
— Бог его знает, — промямлил он. — Сколько же можно убивать друг друга? Конца этому нет.
— Может, Рено?
Нунен вздрогнул, хотел было посмотреть на меня, но передумал и повторил:
— Бог его знает. Я решил сменить тактику:
— В «Серебряной звезде» убитые есть?
— Всего трое.
— Кто такие?
— Два афериста, Черномазый Уэйлен и Толстяк Коллинз, их только вчера под залог из тюрьмы выпустили. И еще Джейк Вал по прозвищу Голландец-рецидивист.
— Из-за чего там все началось?
— Пьяная драка, надо полагать. Толстяк, Черномазый и другие решили отпраздновать освобождение из тюрьмы, назвали гостей, напились — и пошло.
— Это люди Лу Ярда?
— Понятия не имею.
— Ну, ладно, пойду, — сказал я, встал и направился к двери.
— Постой! — окликнул меня Нунен. — Куда ты заторопился? Да, скорее всего это его люди.
Я вернулся и снова сел. Нунен застыл, уставившись в стол. Лицо — серое, дряблое, потное.
— Сиплый скрывается у Уилсона, — сообщил я.
Нунен вздрогнул. Его глаза потемнели. А потом лицо исказила судорога, и голова вновь повисла на плечах. Взгляд потух.
— Больше не могу, — промямлил он. — Устал от этой резни. С меня хватит.
— Так устал, что решил не мстить за Тима? — поинтересовался я.
— Да.
— А ведь с его убийства все и началось, — напомнил я. — Если бы ты отказался от мысли отомстить за брата, возможно, резня бы кончилась.
Он поднял голову и уставился на меня глазами собаки, которая смотрит на кость.
— Убийства надоели не тебе одному, — продолжал я. — Выскажи им свою точку зрения. Соберитесь все вместе и заключите перемирие.
— Они решат, что я против них что-то замышляю, — с неподдельной грустью возразил он.
— Соберитесь у Уилсона. У него скрывается Сиплый. Если ты сам туда явишься, они никогда не заподозрят тебя в обмане. Боишься?
Он насупился и спросил:
— А ты со мной пойдешь?
— Если захочешь, пойду.
— Спасибо. Я… я попробую.
Мирные переговоры
Когда мы с Нуненом в назначенное время, в девять часов вечера того же дня, вошли в дом Уилсона, все остальные делегаты мирной конференции были уже в сборе. Встретили нас без аплодисментов.
Я знал всех, кроме бутлегера Пита Финика, широкоплечего мужчины лет пятидесяти с абсолютно лысым черепом, низким лбом и бульдожьей челюстью.
Расположились мы в библиотеке, за большим круглым столом.
Во главе стола сидел папаша Элихью. При электрическом свете его коротко стриженные седые волосы на круглом розовом черепе отливали серебром. Круглые синие глаза властно смотрели из-под кустистых белых бровей. Тонкие, крепко сжатые губы, квадратный подбородок.
Справа от него, прощупывая окружающих маленькими черными глазками с неподвижными зрачками, уселся Пит Финик. Рядом с бутлегером пристроился Рено Старки. Лошадиное лицо, глаза тупые, безжизненные.
Слева от Уилсона в тщательно отутюженном костюме развалился на стуле, небрежно положив ногу на ногу, Макс Тейлер. Губы у маленького картежника были крепко сжаты. К углу рта прилипла сигарета.
Я сел рядом с Тейлером, а Нунен — рядом со мной.
Собрание открыл Элихью Уилсон.
Так дальше продолжаться не может, сказал он. Мы ведь все взрослые, разумные люди и достаточно пожили на свете, чтобы понимать: любой человек, кем бы он ни был, должен считаться с другими людьми. Всем нам, хотим мы того или нет, приходится иногда идти на компромисс. Хочешь жить сам — давай жить другим. Я уверен, сказал в заключение Уилсон, что сейчас самое главное для всех нас — прекратить кровопролитие. Уверен, все спорные вопросы можно решить за столом переговоров, не превращая Берсвилл в бойню.
Речь получилась неплохая.
Когда Уилсон кончил, воцарилась тишина. Тейлер выжидающе взглянул на Нунена, и все остальные, последовав его примеру, повернулись к шефу полиции.
Нунен покраснел и хрипло сказал:
— Сиплый, я готов забыть, что ты убил Тима. — Он встал и протянул Тейлеру свою мясистую лапу. — Вот тебе моя рука.
Тонкие губы Тейлера скривились в злобной ухмылке:
— Твоего ублюдка брата надо было убить, но я его не убивал, — прошипел он.
Нунен побагровел.
— Постой, Нунен, — вмешался я. — Так у нас ничего не получится. Давайте говорить начистоту. Тима убил Максвейн — и ты это знаешь.
Разинув рот, Нунен тупо уставился на меня. Казалось, он не понимает, что происходит.
С добродетельным видом я оглядел присутствующих и сказал:
— Ну-с, с этим вопросом мы, кажется, покончили. Давайте теперь разберемся с остальными. — А затем, обратившись к Питу, добавил: — Что вы скажете о вчерашнем недоразумении с вашим складом спиртного и об убийстве четырех человек?
— Хорошенькое недоразумение, — буркнул Пит.
— Нунен ведь не знал, что вы используете «Сидер-Хилл» для хранения спиртного. Он думал, что гостиница пустует, и погнал туда полицию, чтобы развязать руки грабителям банка. Ваши люди открыли огонь первыми, и тогда шеф решил, что в «Сидер-Хилле» и впрямь скрывается Тейлер. Когда же Нунен обнаружил, что это ваш склад, он окончательно потерял голову и спалил дом.
Тейлер наблюдал за мной с едва заметной ядовитой улыбочкой. Рено по-прежнему тупо смотрел перед собой. Элихью Уилсон, подавшись вперед, сверлил меня своими колючими хищными глазками. А вот что делал Нунен — не знаю. Я старался не глядеть в его сторону: от моего поведения в этот момент зависело слишком многое.
— На людей наплевать — им платят за риск, — сказал Пит. — А вот здание… Двадцать пять тысяч меня бы устроило.
— Хорошо, Пит, хорошо. Я заплачу! — поспешил сказать Нунен.
Голос у него так дрожал, что я с трудом удержался от смеха.
Теперь я мог спокойно смотреть на него. Он был раздавлен, сломлен, готов на все, лишь бы спасти свою толстую шкуру. Я не сводил с него глаз.
А он на меня даже не взглянул. Как, впрочем, и на других. Сел и опустил голову. Всем своим видом он давал понять, будто не ожидал, что его будут рвать на части кровожадные волки.
Закончив с Питом, я повернулся к Элихью Уилсону:
— А вы пойдете жаловаться, что ограбили ваш банк или, может, объявите налетчикам благодарность?
— Будет лучше, — внес предложение Макс Тейлер, коснувшись моей руки, — если сначала ты сам расскажешь, как, по-твоему, было дело, чтобы мы знали, кому на кого жаловаться.
Упрашивать меня не пришлось:
— Нунен посадил бы тебя, — начал я, обратившись к Сиплому, — если бы не Ярд и Уилсон, которые передали шефу, чтобы тот оставил тебя в покое. Вот Нунену и пришло в голову, что если удастся пришить тебе ограбление банка, твои покровители откажутся от тебя, и тогда он с тобой расправится. Ни одно преступление в городе, насколько я понимаю, не совершалось без санкции Ярда. Ограбив банк по собственной инициативе, ты бы посягнул на его власть и одновременно нанес ущерб Уилсону. Так бы, во всяком случае, это выглядело со стороны. Нунен рассчитал, что Ярд и Уилсон разозлятся и помогут ему поймать тебя. Что ты скрываешься здесь, он не знал.
А Рено со своей бандой сидел за решеткой. Он был у Ярда на побегушках, но перейти ему дорогу был не прочь; он уже подумывал, как бы отобрать у Лу власть над городом. Верно я говорю? — спросил я, повернувшись к Рено.
— Я за твои слова не отвечаю, — отозвался тот, тупо посмотрев на меня.
— Как же поступает Нунен? — продолжал я. — Чтобы развязать Рено руки, он делает вид, что клюнул на приманку, и забирает с собой в «Сидер-Хилл» всех полицейских, кому не очень-то доверяет, даже снимает с Бродвея регулировщиков. А тем временем Макгроу и подкупленные полицейские дают Рено и его банде смыться из тюрьмы, ограбить банк и вернуться за решетку. Алиби — лучше не придумаешь. А через несколько часов их выпускают под залог.
Как видно, Лу Ярд смекнул, чем дело пахнет, и вчера вечером послал в «Серебряную звезду» Голландца Джейка Вала с компанией проучить Рено и его банду — пусть, мол, знают свое место. Но Рено удалось спастись и вернуться в город. Он понял, что теперь ему с Лу не разойтись, и когда сегодня утром Лу Ярд вышел из дому, Рено уже поджидал его с заряженным пистолетом в кармане. Теперь я понимаю, что другого выхода у Рено не было, не зря же он сидит на том самом месте, где сидел бы Лу Ярд, не лежи он сейчас в морге.
Наступила мертвая тишина, как будто все играли в молчанку. Ведь рассчитывать на то, что кругом друзья, не приходилось. Было не до разговоров.
На мои слова Рено никак не отреагировал.
— А ты ничего не упустил? — шепнул мне Тейлер.
— Ты имеешь в виду Джерри? — Сегодня я был явно в ударе. — Я как раз собирался вернуться к этому эпизоду. Я не знаю, остался ли он по каким-то причинам в тюрьме, когда все остальные бежали, или смылся вместе с тобой и был впоследствии схвачен. Я не знаю, так ли уж он хотел ограбить банк или его заставили это сделать. Во всяком случае, в машину с остальными налетчиками его посадили, убили и оставили лежать у входа в банк, ведь Джерри был твоей правой рукой, и его труп служил против тебя веской уликой. В машине его продержали, пока грабители не выбежали из банка, а затем вытолкнули и пристрелили. Убит он был выстрелом в спину, из машины.
Тейлер взглянул на Рено и прошептал:
— Ну, что скажешь?
Рено тупо уставился на Тейлора и спокойным голосом переспросил:
— А что мне говорить?
Со словами «разбирайтесь без меня» Тейлер встал и пошел к двери.
Встал и Пит. Он уперся в стол своими громадными лапами и низким голосом проговорил:
— Сиплый! — Когда Тейлер остановился и повернулся к нему лицом, он продолжал: — Вот что я тебе скажу. Тебе, Сиплый, и всем вам. Кончайте стрельбу, слышите. Раз сами не знаете, что в ваших же интересах, спросите меня, и я вам отвечу: от этой пальбы бизнес страдает, неужели непонятно? Постреляли, и будет. Кончайте, добром прошу.
У меня есть молодые ребята, уж они-то с огнестрельным оружием обращаться умеют. В моем деле без таких не обойтись. Надо будет — они вас проучат. Хотите с порохом и динамитом поиграть? Поиграете. Хотите подраться? Подеретесь. Так и знайте. У меня все.
Пит сел.
Тейлер с озабоченным видом потоптался на месте, а затем вышел из комнаты, забыв поделиться с нами своими заботами.
За ним следом поднялись и другие: риск попасть в засаду был слишком велик.
Через несколько минут мы с Элихью Уилсоном остались в библиотеке одни.
Мы сидели и смотрели друг на друга.
Наконец он сказал:
— Хотите быть шефом полиции?
— Куда мне.
— Не сейчас. Когда мы разделаемся с этой бандой.
— И наберем другую, такую же.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Что за тон?! Я ведь вам в отцы гожусь.
— Хорош отец — ругается последними словами и строит из себя беспомощного старика.
От гнева у него на лбу вздулись жилы. С минуту он помолчал, а потом рассмеялся:
— Хамить вы мастак, но деньги, которые я вам заплатил, вы отработали, ничего не могу сказать.
— С вашей помощью.
— А по-вашему, я нянчиться с вами должен? Деньги вам дал, свободу действий — тоже. Вы же больше ничего не просили. Мало вам?
— Старый пират, вот вы кто, — сказал я. — Если бы не шантаж, мне никогда бы не удалось втянуть вас в это дело. Вы все время мешаете мне, даже сейчас, когда они сами готовы сожрать друг друга. А еще рассуждаете о том, сколько вы всего для меня сделали.
— Старый пират, — повторил он. — Сынок, не будь я пиратом, я бы до сих пор получал зарплату клерка и не было бы в Берсвилле никакой Горнодобывающей корпорации. Только не строй из себя дурачка. Меня обманули, сынок. Обвели вокруг пальца, как мальчишку. Мне многое не нравилось — вещи похуже тех, о которых я до сегодняшнего дня понятия не имел, — но меня приперли к стенке, и мне ничего не оставалось, как выжидать подходящего момента. Ведь с тех пор, как Сиплый прячется у меня, я живу в собственном доме, как в тюрьме. Как заложник, черт побери!
— Сочувствую. А сейчас? Сейчас-то вы за меня? — спросил я.
— При одном условии. Если победишь. Я встал и сказал:
— Очень надеюсь, что вас посадят вместе с ними.
— Зря надеешься. — Он весело подмигнул. — Я ведь тебя финансирую. А значит, я благонадежен, верно? Так что не суди меня слишком строго, сынок. Ведь я, можно сказать…
— Ступай к черту! — гаркнул я и вышел из комнаты.
Опиум
На углу в машине сидел Дик Фоли. Он довез меня до улицы, где жила Дина Брэнд, а оттуда до ее дома я прогулялся пешком.
— У тебя усталый вид, — сказала она, когда мы вошли в гостиную. — Перетрудился?
— Присутствовал на мирных переговорах, которые, по моим расчетам, должны привести как минимум к дюжине убийств.
Зазвонил телефон. Она подняла трубку и позвала меня.
— Я думал, тебе будет интересно узнать, что Нунена пристрелили к чертовой матери, когда он выходил из машины у своего дома, — раздался голос Рено Старки. — Живого места не осталось. Не меньше тридцати пуль в него выпустили.
— Спасибо за информацию.
В больших синих глазах Дины значился вопрос, и не один.
— Сиплый первым пожинает плоды мирных переговоров, — сообщил я ей. — Где джин?
— Это Рено звонил?
— Он самый. Думал, что обрадует меня тем, что в Бесвилле не осталось больше ни одного шефа полиции.
— Ты хочешь сказать?..
— Если Рено не врет, сегодня вечером Нунен отправился на тот свет. Ты дашь мне джина? Или хочешь, чтобы я за него заплатил?
— Ты же знаешь, где он. Где ты пропадал? Все темнишь?
Я пошел на кухню, открыл холодильник и, вооружившись острым, как бритва, ледорубом с круглой бело-синей рукояткой, стал с остервенением крошить лед в морозилке. Девушка стояла в дверях и задавала вопросы, которые оставались без ответа, пока я не разлил джин по стаканам, не бросил в них по кубику льда и не разбавил спиртное лимонным соком и минеральной водой.
— Чем же ты занимался? — спросила она в сотый раз, когда мы принесли выпивку в столовую. — На тебе лица нет.
Только когда я поставил стакан на стол и сел, меня наконец прорвало:
— В печенках у меня сидит этот проклятый городишко! Если в самое ближайшее время я отсюда не уеду, то стану таким же кровожадным, как местные жители. Ведь за то время, что я здесь, совершено без малого два десятка убийств. Считаем: Дональд Уилсон, Айк Буш, четверо итальяшек и один полицейский в «Сидер-Хилле», Джерри, Лу Ярд, трое в «Серебряной стреле»: Голландец Джейк, Черномазый Уэйлен и Толстяк Коллинз. Кроме того, Верзила Ник, которого уложил я; блондин, которого в этой комнате пристрелил Сиплый; Якима Коротыш, подосланный убить папашу Элихью, и вот теперь Нунен. Шестнадцать человек меньше чем за неделю, и это еще не вечер!
Она недовольно посмотрела на меня и бросила:
— Приди в себя.
Я рассмеялся и продолжал:
— У меня бывали в жизни случаи, когда приходилось идти на убийства. Но никогда раньше я не входил в такой paж, как теперь. А все этот проклятый город! Здесь все время надо быть начеку. С самого начала я был связан по рукам и ногам. Когда папаша Элихью предал меня, мне оставалось только вбить между этими бандитами клин, натравить друг на друга. Что ж поделаешь, если такая тактика приводит к бесконечным убийствам?
Без поддержки Элихью другого выхода у меня не было.
— Ну а раз не было, чего ты переживаешь? Выпей лучше.
Я последовал ее совету, и мне еще больше захотелось говорить:
— Понимаешь, когда человек становится убийцей, с ним могут произойти только две вещи: либо ему делается тошно, либо он постепенно втягивается. С Нуненом случилось первое. Когда он узнал, что убили Ярда, его со страху чуть наизнанку не вывернуло, он был готов на все — лишь бы пойти на мировую. Вот я ему и посоветовал: пусть все, кто еще остался в живых, соберутся и заключат мир.
Сегодня вечером мы встретились у Уилсона. Хорошо посидели. Под предлогом того, что у нас разговор по душам, я разоблачил Нунена и выдал его со всеми потрохами, и Рено в придачу. В результате переговоры сорвались: Сиплый сказал, что выходит из игры, а Пит заявил, что ему как бутлегеру война невыгодна, и пригрозил, что если стрельба не прекратится, порядок в городе наведут его люди. На Сиплого, впрочем, эта угроза особого впечатления не произвела. И на Рено тоже.
— Да, они не из впечатлительных, — сказала Дина. — Что же ты все-таки сделал с Нуненом? Каким образом ты их с Рено вывел на чистую воду?
— Нунен, сообщил я присутствующим, прекрасно знал, что Тима убил Максвейн. Это была единственная ложь, которую я себе позволил. Затем я рассказал, что ограбление банка было подстроено Рено и шефом полиции, а Джерри посадили в машину и пристрелили у входа в банк, чтобы пришить ограбление Сиплому. Обо всем этом я догадался когда ты описала, как Джерри выскочил из машины, бросился навстречу бегущим из банка и упал. Как выяснилось, пуля вошла ему под лопатку. Кроме того, Макгроу обмолвился, что видел, как машина с налетчиками свернула на Кинг-стрит: грабители возвращались в тюрьму, где бы никому не пришло в голову их искать.
— А разве Джерри не был убит вахтером? Вахтер уверял, что подстрелил одного из налетчиков, я сама в газете прочла.
— Он и мне говорил то же самое, но это ничего не значит: старик может сказать все что угодно. Когда стреляешь с закрытыми глазами, всех убитых записываешь на свой счет. Ты же видела, как Джерри упал?
— Да, он упал на живот, но все произошло так быстро, что я не заметила, кто его убил. Все стреляли одновременно…
— Ладно, без нас разберутся. Поставил я их и еще перед одним фактом — а в том, что это факт, я лично не сомневаюсь: Лу Ярда прикончил не кто иной, как Рено. Вообще, этот Рено — крепкий орешек. Нунен сразу в штаны наложил, а Рено не растерялся, держался молодцом, ничего, кроме «А что тут говорить?», они от него так и не добились. Разделились они поровну: Пит с Сиплым против Нунена и Рено. Но ни один из них всерьез рассчитывать на партнера не может. Собрание еще не кончилось, а пары уже разбились: Нунена вообще нельзя было принимать в расчет, а Пит ополчился на Рено и Сиплого. Все они, пока я рвал и метал, тихо сидели на своих местах и посматривали друг на друга.
Первый ушел Сиплый; не тратя времени даром, он устроил Нунену засаду, и шеф полиции был убит на пороге собственного дома. Теперь, если Пит Финик отвечает за свои слова, — а он, судя по всему, шутить не любит, — Сиплому придется несладко. Не поздоровится и Рено, ведь в смерти Джерри он виновен не меньше Нунена. Со своей стороны, Рено постарается опередить Сиплого и нанести удар первым, но тогда ему придется иметь дело с Питом. Вдобавок Рено должен будет держаться подальше от людей покойного Лу Ярда, которые не желают признавать его своим боссом! Вообще, у вас тут не соскучишься!
Дина Брэнд перегнулась через стол и погладила мою руку. В ее глазах я прочел тревогу.
— Ты тут ни при чем, дорогой, — сказала она. — Ты же сам говоришь, другого выхода у тебя не было. Допивай и палей еще по одной.
— Нет, я мог поступить иначе, — возразил я. — Вначале папаша Элихью предал меня, потому что у него с этими тварями были свои счеты, и он порвал бы с ними лишь в том случае, если бы не сомневался в их поражении. В меня же он не верил, вот и переметнулся на их сторону. А ведь он не такой головорез, как они; к тому же он считает Бесвилл своей собственностью, а они прибрали город к рукам, что ему, разумеется, не нравится.
Сегодня я мог пойти к нему и доказать, что они у меня в руках. Он бы мне поверил, перешел на мою сторону и помог бы довести дело до конца законным путем. Я мог бы это сделать. Но мне проще, чтобы они сами перебили друг друга. Проще и спокойнее. Сейчас я в таком кровожадном состоянии, что эта мысль даже доставляет мне удовольствие. Не знаю, правда, как на это посмотрят в детективном агентстве. Если Старик узнает, что я тут натворил, он шкуру с меня спустит. Проклятый город. Бесвилл, одно слово, — все точно сбесились!
Слушай, сегодня вечером у Уилсона я делал с ними все, что хотел. Давно я не получал такого удовольствия. Я смотрел на Нунена и прекрасно понимал, что теперь, после всего сказанного, дни его сочтены. Я смотрел на него и смеялся от радости. Знаешь, я сам себя не узнаю. У меня ведь толстая шкура, за двадцать лет тесного общения с бандитами я так свыкся с убийствами, что они стали для меня будничной работой, моим хлебом с маслом. Чтобы я заранее радовался, что кого-то должны убить?! А все этот проклятый город!
Она как-то особенно нежно мне улыбнулась и ласково сказала:
— Ты преувеличиваешь, любимый. Другого отношения они и не заслуживают. У тебя жуткий вид. Мне за тебя страшно.
Я хмыкнул, взял стаканы и пошел на кухню за джином. Когда я вернулся, она окинула меня озабоченным взглядом и спросила:
— Зачем ты принес из кухни ледоруб?
— Чтобы ты видела, что со мной творится. Еще совсем недавно на вопрос, для чего этот ледоруб нужен, я бы ответил: чтобы колоть лед. — Я провел пальцем по острию ледоруба. — Теперь же я прикидываю: а ведь этой штукой можно пригвоздить человека к стене. Это первое, что приходит мне в голову, честное слово. Даже вид самой обыкновенной зажигалки наводит на мысль: а не налить ли в нее нитроглицерина? По дороге к тебе я видел в канаве моток проволоки, и знаешь о чем я подумал? Хорошая проволока, длинная, тонкая, надеть бы такую кому-нибудь на шею, закрутить потуже и потянуть за два конца в разные стороны… Еле удержался, чтобы не прихватить ее с собой. На всякий случай…
— Ты спятил.
— Знаю. О том и речь. Я жажду крови.
— Ты меня просто пугаешь. Пожалуйста, отнеси ледоруб на кухню, сядь и возьми себя в руки.
Две первые просьбы я выполнил, третью — нет.
— Все дело в том, что у тебя сдали нервы, — проворчала она. — Ты переволновался. Еще немного, и тебя родимчик хватит, так и знай.
Я вытянул вперед руку и растопырил пальцы. Рука не дрожала. Она посмотрела на мою руку и сказала:
— Это еще ничего не значит. Болезнь не снаружи, а внутри. Слушай, а почему бы тебе на пару дней не уехать? Дела никуда не убегут. Давай съездим в Солт-Лейк. Отдых пойдет тебе только на пользу.
— Не могу, детка. Кто-то же должен считать трупы. Кроме того, если мы уедем, ситуация всего за несколько дней может в корне измениться и придется все начинать сначала.
— Никто не заметит, что тебя нет в городе, а я вообще тут ни при чем.
— Правда? С каких это пор?
Она подалась вперед, прищурилась и спросила:
— На что ты, собственно, намекаешь?
— Просто забавно, что ты вдруг превратилась в стороннего наблюдателя. Ты забыла, что Дональд Уилсон — а с него ведь все и началось — был убит из-за тебя? Забыла, что вся история заглохла бы, не расскажи ты мне про Сиплого?
— Ты знаешь не хуже меня: моей вины во всем, что произошло, нет, — с возмущением сказала Дина. — И потом, сейчас это не имеет никакого значения. Просто у тебя плохое настроение, вот ты и цепляешься к каждому слову.
— Вчера вечером, когда ты тряслась от ужаса, что Сиплый убьет тебя, это почему-то имело значение.
— Опять ты про убийства? Сколько можно?
— По словам юного Олбери, Билл Квинт угрожал пристрелить тебя, — сказал я.
— Прекрати!
— Ты обладаешь удивительной способностью возбуждать в своих дружках кровавые инстинкты. Олбери прикончил из-за тебя Уилсона. Сиплый охотится за тобой. Даже я не избежал твоего влияния. Посмотри, в кого я превратился. Да и Дэн Рольф, мне кажется, еще попытается свести с тобой счеты.
— Дэн? Ты спятил. Да ведь я…
— Знаю, ты подобрала и приютила чахоточного доходягу. Ты дала ему крышу над головой и много-много опиума. Поэтому он у тебя на побегушках, ты хлещешь его при мне по щекам и вообще с ним не церемонишься. А ведь он в тебя влюблен. В одно прекрасное утро, помяни мое слово, ты проснешься и обнаружишь, что он отвернул тебе голову.
Она вздрогнула, встала и засмеялась:
— Несешь какую-то ахинею, — сказала она и унесла пустые стаканы на кухню.
А я закурил и задумался: что же все-таки со мной происходит, уж не свихнулся ли я, и откуда у меня такие предчувствия — не иначе нервы совсем расшатались.
— Если не хочешь уезжать, напейся в стельку и забудь обо всем на свете, — посоветовала мне Дина, вернувшись с наполненными стаканами. — Я налила тебе двойную порцию джина — не повредит.
— Ахинею несешь ты, а не я, — сказал я, сам не знаю зачем. — Стоит мне заговорить об убийстве, как ты на меня набрасываешься. Типично женская логика: если этой темы избегать, то ни один из многочисленных потенциальных убийц никогда не посягнет на твою жизнь. Глупо же. Мы с тобой можем говорить все что угодно, а Сиплый все равно…
— Перестань, прошу тебя! Да, я глупая. Я боюсь слов. Я боюсь его. Я… Господи, я же просила тебя расправиться с ним! Почему ты этого не сделал?
— Прости, — совершенно серьезно сказал я.
— Ты думаешь, он…?
— Не знаю… боюсь, ты права. Но говорить об этом бесполезно. Вот пить — дело другое, хотя этот джин сегодня что-то меня не берет.
— Дело не в джине, дело в тебе. Хочешь кое-что покрепче?
— Сегодня я и нитроглицерин выпил бы.
— Что-то в этом роде я тебе и принесу, — пообещала она.
Дина пошла на кухню, звякнула бутылками и принесла стакан с какой-то жидкостью, которая по виду ничем не отличалась от того, что мы до сих пор пили.
— Опиум Дэна? — спросил я, понюхав жидкость. — Он, кстати, еще в больнице?
— Да, у него вроде бы перелом черепа. Ну-с, мистер, попробуйте этот божественный напиток!
Я сделал глоток джина с наркотиком, и вскоре мне стало легче.
Мы выпивали и беседовали, а мир вокруг сделался лучезарным, радостным — земной рай, да и только.
Потом вслед за Диной я опять перешел на джин, но не удержался и выпил еще один стакан дьявольской смеси спиртного с наркотиком.
Прошло еще какое-то время, и я придумал себе игру: во что бы то ни стало сидеть с открытыми глазами, хотя я все равно уже ничего не видел. Догадавшись, что Дина этот фокус раскусила, я перестал себя мучить.
Последнее, что я помню: она укладывает меня на диване в гостиной.
Семнадцатое убийство
Мне снилось, что я в Балтиморе: сижу на скамейке в Гарлем-парке и смотрю на фонтан, а рядом со мной женщина в вуали. Я пришел сюда с ней. Это моя хорошая знакомая. Но вдруг я забыл, кто она. Из-за длинной черной вуали мне не видно ее лица.
Я подумал, что если я заговорю с ней и она мне ответит, я узнаю ее по голосу. Но я никак не мог придумать, с чего начать, и наконец спросил, знает ли она Кэролла Харриса.
Она что-то ответила, но я не расслышал: ее голос потонул в грохоте падающей воды.
На Эдмондсон-авеню показались пожарные машины. С криком «Пожар! Пожар!» она вскочила и бросилась за ними следом. И тут, услыхав ее голос, я понял, что это очень близкий мне человек, побежал за ней, но и она, и пожарные машины куда-то исчезли.
Где я только не побывал в поисках этой женщины: бродил по Гей-стрит и по Маунт-Ройэл-авеню в Балтиморе, по Колфакс-авеню в Денвере, по Этна-роуд и Сент-Клер-авеню в Кливленде, по Маккинни-авеню в Далласе, но Ламартин-стрит, Корнелл-стрит и Эмори-стрит в Бостоне, по бульвару Берри в Луисвилле, по Лексингтон-авеню в Нью-Йорке, пока наконец, оказавшись на Вик-тории-стрит в Джексонвилле, я опять не услышал ее голос, хотя самой ее не видел.
Я шел по улицам, а вдалеке звучал ее голос. Она повторяла чье-то имя, не мое, какое-то совершенно неизвестное мне имя, но куда бы я ни шел, как бы ни торопился, голос ее не становился ближе. Где бы я ни был, на главной улице Эль Пасо или в парке Гранд-серкес в Детройте, ее голос находился на одинаковом расстоянии от меня. А потом вдруг голос пропал.
Усталый, расстроенный, я зашел в отель на вокзальной площади в Роки-Маунтен, штат Северная Каролина, и сел в холле. Из окна вижу, подошел поезд. Из вагона выходит она, вбегает в отель, бросается ко мне и начинает меня целовать. А мне неудобно: все смотрят на нас и смеются.
На этом первый сон кончился и начался второй.
Мне снилось, что я в чужом городе, разыскиваю своего смертельного врага. В кармане у меня нож, которым я собираюсь этого человека убить. Воскресное утро. Колокольный звон. На улице много народу, одни идут в церковь, другие — из церкви. В этом сне я хожу не меньше, чем в первом, но все время по улицам одного и того же неизвестного мне города.
Вдруг слышу голос человека, которого я преследую. Это небольшой смуглый мужчина в гигантском сомбреро. Он стоит на другом конце огромной площади, у входа в высокое здание и громко смеется надо мной. Площадь запружена народом.
Сунув руку в карман, я бегу к нему через площадь по головам и плечам людей. Бежать трудно: головы и плечи разной высоты, расстояние между людьми неодинаковое. Я то и дело скольжу, проваливаюсь.
А маленький смуглый человечек стоит себе и смеется. В последний момент он поворачивается ко мне спиной и вбегает в высокое здание. Я бегу за ним наверх по нескончаемой винтовой лестнице; кажется, еще немного, и я поймаю его. Мы выскакиваем на крышу. Он прыгает вниз — и в этот момент я успеваю одной рукой схватить его.
Его плечо выскальзывает у меня из-под пальцев. Я сбиваю с него сомбреро и хватаю за голову. Череп совершенно гладкий, круглый и твердый, не больше крупного яйца. Я провожу пальцами по его лысой голове, обхватываю ее одной рукой, а другой пытаюсь вытащить из кармана нож — и тут только понимаю, что падаю вместе с ним. Мы несемся вниз с головокружительной быстротой навстречу миллионам людей, которые стоят далеко внизу, на площади, задрав головы.
* * *
Открыв глаза, я увидел, что сквозь опущенные занавески в комнату пробивается дневной свет.
Я лежал ничком на полу в столовой, подложив под голову левую руку. Правая рука была выброшена далеко вперед. В кулаке я сжимал маленький ледоруб. А его острое, как бритва, лезвие вошло по самую бело-синюю рукоятку в левую грудь Дины Брэнд.
Дина была мертва, она лежала на спине, длинными мускулистыми ногами в сторону кухни. На правом чулке впереди была спущена петля.
Медленно, осторожно, словно боясь ее разбудить, я выпустил рукоятку ледоруба и встал.
В глазах жгло, в горле першило. Я пошел на кухню, отыскал бутылку джина и жадно приник к горлышку губами. Оторвавшись, чтобы перевести дух, я увидел, что кухонные часы показывают 7.41.
Вернувшись в столовую, я включил свет и осмотрел тело.
Крови немного: пятно величиной с серебряный доллар вокруг отверстия в синем шелковом платье, куда вошел ледоруб. На правой щеке внизу синяк. Еще один синяк — от пальцев — на запястье. В руках пусто. Под телом — я его отодвинул — тоже.
Я осмотрел комнату: вроде бы все на месте. Пошел на кухню — и там без перемен.
На задней двери задвижка аккуратно задвинута, на входной тоже никаких следов. Я обошел весь дом, но так ничего и не обнаружил. Окна целы. Все вещи на месте: драгоценности — за исключением двух бриллиантовых колец, которые были у Дины на пальцах — на туалетном столике, деньги, четыреста долларов, — в сумочке на стуле, у кровати.
Опять вернувшись в столовую, я встал на колени и вытер носовым платком рукоятку ледоруба, чтобы на нем не оставалось моих отпечатков пальцев. Точно также я обработал стаканы, бутылки, дверные ручки, выключатели и ту мебель, до которой я дотрагивался либо мог дотрагиваться.
После этого я вымыл руки, посмотрел, нет ли на моей одежде следов крови, проверил, ничего ли я не забыл, и пошел к выходу. Я открыл входную дверь, протер носовым платком внутреннюю ручку, закрыл за собой дверь, протер наружную ручку и ушел.
* * *
Из магазина на Бродвее я позвонил Дику Фоли и попросил его приехать ко мне в гостиницу. Явился он буквально через несколько минут после меня.
— Сегодня ночью или рано утром у себя дома была убита Дина Брэнд, — сообщил я ему. — Заколота ледорубом. Полиция еще ничего не знает. Убить ее могли, как ты теперь и сам понимаешь, сразу несколько человек. В первую очередь меня интересует Сиплый, Дэн Рольф и профсоюзный деятель Билл Квинт. Тебе их приметы известны. Рольф лежит в больнице с переломом черепа. В какой — не знаю. Для начала поезжай в городскую. Возьми с собой Микки Лайнена, он все еще сидит на хвосте у Пита Финика — пусть на время оставит его в покое и поможет тебе. Выясните, где эти пташки были вчера вечером. И особенно с этим не тяните.
Маленький канадец с любопытством смотрел па меня. Когда я кончил, он хотел что-то сказать, но передумал, буркнул «Есть!» и удалился.
А я отправился на поиски Рено Старки. Спустя час я выяснил, что живет он в доходном доме на Руни-стрит, и позвонил ему по телефону.
— Ты один? — спросил Рено, узнав, что я хочу его видеть.
— Да.
Он сказал, что ждет меня, и объяснил, как его найти. Таксист высадил меня на окраине города, у неказистого двухэтажного здания.
На углу, в конце улицы, у входа в продуктовый магазин, стояли двое. Еще двое сидели на низких деревянных ступеньках перед домом напротив. Ни один из этих четырех изысканной внешностью не отличался.
Когда я позвонил, дверь мне открыла еще одна парочка. И у этих вид был не самый располагающий.
Меня отвели на второй этаж, в комнату окнами во двор. Рено, без воротничка, в расстегнутом жилете и в рубашке с закатанными рукавами развалился на стуле, закинув ноги на подоконник.
— Присаживайся, — сказал он, кивнув мне своей лошадиной головой.
Двое провожатых, которые поднялись со мной наверх, вышли из комнаты и прикрыли за собой дверь.
— Мне нужно алиби, — сказал я, садясь. — Вчера вечером, после моего ухода была убита Дина Брэнд. Обвинить в этом убийстве меня им вряд ли удастся, но теперь, без Нунена, я ни от чего не застрахован. Чтобы не вызывать подозрений, мне бы вообще не хотелось давать показания. Если же меня все-таки привлекут, думаю, я смогу отговориться, но предпочел бы, чтобы у меня было алиби.
— А почему ты пришел ко мне? — спросил Рено, тупо уставившись на меня.
— Ты ведь звонил мне, когда я был у Дины. Кроме тебя, никто не знает, что вчера вечером я был там. Поэтому, даже если бы у меня было алиби, мне пришлось бы согласовать его с тобой, верно?
— А ты ее случаем не порешил?
— Нет, — небрежно бросил в ответ я.
Некоторое время он молча смотрел в окно, а потом сказал:
— А с какой стати я должен тебя выручать? Вчера у Уилсона ты меня заложил, а сегодня, значит, помощи пришел просить?
— Я ничем тебе не навредил. И без меня почти все уже было известно. Сиплый знал достаточно и все равно рано или поздно догадался бы. То, что я рассказал, ни для кого уже не секрет. Ты ничего не потерял. И потом, ты же себя в обиду не дашь.
— Что верно, то верно, — согласился он. — Ладно, уговорил. Вчера вечером ты был в Теннере, в городской гостинице. Это маленький городишко в двадцати трех милях отсюда. После встречи у Уилсона ты поехал туда и пробыл там до утра. Отвез тебя в Теннер и обратно на своей тачке парень по имени Рикер, он обычно на Бродвее околачивается, возле бильярдной Марри. Зачем тебе понадобилось в Теннер, придумай сам. И оставь мне для гостиницы образец своей подписи.
— Спасибо, — сказал я, вынимая авторучку.
— Я за «спасибо» не работаю. Просто мне сейчас позарез друзья нужны. Если надо будет договориться с Сиплым и Питом, ты, надеюсь, мою сторону возьмешь?
— О чем разговор, — заверил его я. — Как считаешь, кто будет шефом полиции?
— Пока обязанности шефа исполняет Макгроу. Вряд ли он такое местечко упустит.
— И на чьей же он будет стороне?
— На стороне Финна, конечно. Его конторе убийства так же невыгодны, как и Питу. Ничего, придется им потерпеть. Хорош бы я был, если бы сидел сложа руки, когда такие, как Сиплый, на свободе гуляют. Теперь либо я — его, либо он — меня. Он, думаешь, девицу пришил?
— Причины у него были, — сказал я, передавая ему клочок бумаги с образцом своей подписи. — Она его много раз водила за нос и закладывала.
— У тебя вроде бы с ней что-то было? — спросил он. Я оставил этот вопрос без ответа и закурил. Он немного подождал, а потом сказал:
— Чем сидеть тут, разыскал бы лучше Рикера: должен же он знать, как ты выглядишь, если спросят.
Тут дверь открылась, и в комнату вошел длинноногий парень лет двадцати с худым веснушчатым лицом и бегающими глазками. Рено нас познакомил. Звали парня Хэнк О’Марра. Я встал, чтобы пожать ему руку, а потом спросил Рено:
— В случае чего я смогу тебя здесь найти?
— Каланчу Марри знаешь?
— Да, мы встречались, я знаю, где его бильярдная.
— Так вот, свяжешься с ним, а он мне все передаст. А отсюда надо рвать когти: гиблое место. Насчет Теннера, считай, договорились.
— Хорошо, спасибо, — сказал я и вышел из комнаты.
