Убийство во время званого вечера, – по мнению большинства читателей, квинтэссенция истинно английского убийства, – не характерно, как мы уже видели, для творчества Агаты Кристи. С другой стороны, ее периодически посещало желание испробовать себя в упражнениях в классическом стиле или по-своему переработать одну из классических для детектива ситуаций. В результате одного из таких импульсов появился Труп в библиотеке. В результате еще одного – Рождество Эркюля Пуаро, рассчитанный на публику спектакль, объединяющий две традиционные детективные темы: убийство во время званного вечера и убийство в запертой комнате. Типично для Кристи, что этот частный званый ужин не представляет собой публичного светского увеселения: все гости входят в число членов семьи, независимо от того рождены они в браке или вне его. За исключением, конечно, тех, кто оказывается самозванцами, – еще один в высшей степени традиционный ингредиент предписанного традицией рецепта.
Упоминание Рождества в названии книги, без сомнения, способствовало рекламной кампании издательства Коллинз 1938 года, однако Кристи в ее классический период вообще была не склонна широко использовать теплый, уютный контекст, связанный с этим временем года (это столь типично для ее позднего периода, что Приключения рождественского пудинга становятся вариациями на тему ностальгии, с включенным в них небольшим изящным расследованием). В основном действие происходит в Сочельник, Рождество и святки, но мы практически не встречаем упоминаний о тощей индейке, безвкусном сливовом пудинге или о не взорвавшихся хлопушках, по крайней мере, до последних страниц книги, то есть до тех пор, пока не заканчивается серьезная работа по выявлению улик. И от этого не отделаться поверхностным замечанием о неприемлемости убийства в рождественские праздники, некоторым согласием признать, что эти понятия не сочетаются друг с другом: истинная причина в том, что внимание всех должно быть, не уклоняясь, направлено на дело: допросы подозреваемых и выявление улик. Загадка – это все.
И весь смысл Рождества Эркюля Пуаро заключается в загадке, которая представляет самую важную характеристическую черту книги: в нахождении улик, в ловких трюках, скрывающих свое истинное значение, в имеющих двойное толкование репликах, которые пропускаются мимо ушей нами, но замечаются Пуаро. В книге есть нечто от упражнения, и мы не должны слишком присматриваться к механике убийства, не стоит задумываться, мог ли кто-то в здравом уме планировать убийство столь сложное и рискованное, как то, что описано в книге. Здесь, еще больше, чем в основной массе других случаев у Кристи, надо выбросить требования реализма за окно, согласиться на условности жанра, расслабиться и получать удовольствие от чтения.
Описание персонажей в этой книге можно назвать стандартным для Кристи: пара стереотипных персонажей, несколько характеров обрисованы легко, но без особой яркости, и один эмбриональный монстр в качестве жертвы – эмбриональный потому, что (в отличие, например, от миссис Бойнтон из Свидания со смертью) его убивают до того, как он смог бы испортить загадку и нарушить баланс книги благодаря своему слишком мощному воздействию на чувства читателя. Стереотипные персонажи включают напыщенного, самодовольного члена парламента от консервативной партии и его эффектную, пустую и жадную жену, девушку-испанку со всеми традиционными популярными свойствами – страстную, импульсивную и мстительную, и типичного для Кристи жителя колоний из (как обычно) Южной Африки. Он – всякому известно, что все жители колоний таковы – большой, широкоплечий, с бронзовым загаром и с неизбежным тяжелым подбородком. Но о подбородках позже…
Пожалуй, для обычной практики Кристи более характерны не эти стереотипные фигуры, а те персонажи, в разработке которых сделано определенное движение в сторону более сложного стиля описания, хотя это движение никогда не заходит очень далеко. Здесь мы сталкиваемся с преданным матери сыном, который спустя двадцать лет после ее смерти все еще переживает ее обиды и все еще лелеет свое подростковое возмущение поведением отца. Здесь также есть блудный и послушный сыновья, за первым из которых тянется длинный хвост сомнительных делишек, а второй – работяга, всегда первым кидающийся выполнять отцовские требования и пожелания, и, возможно, чувствующий себя обиженным. И так далее, и тому подобное. Те, чьи литературные привязанности отданы классическому роману, особенно в его великих образцах XIX века, вероятно, найдут этих героев бледными и не вызывающими интереса. Но – стоит усомниться, насколько полезными могут оказаться ожидания, взятые из такой литературы, если они начинают воздействовать на детектив. Можно с большим основанием предполагать, что сила описаний характеров у Кристи заключается в том, что они достаточны – не запоминающиеся, конечно, но вполне отчетливые и яркие, чтобы мы могли отличать подозреваемых друг от друга, испытывать умеренный интерес к ним как людям, но, самое главное, достаточны, чтобы поддерживать загадку, в то же время не отвлекать от нее, за счет переключения нашего внимания на что-нибудь еще, – например, на патологическую психику героев. Для детективных историй того типа, который мы связываем с именем Кристи, описания персонажей должны быть достаточно убедительными, чтобы вызвать у нас интерес к загадке, но ни в коем случае они не должны быть настолько подробными и оригинальными, чтобы отвлечь от нее наше внимание. В своих лучших книгах Кристи удается справиться с поддержанием этого тонкого баланса.
Основой для уловок в Рождестве Эркюля Пуаро служит внешнее сходство и характерные черты, совместно унаследованные потомками одного отца. Ни больше, ни меньше как два персонажа оказываются незаконнорожденными сыновьями убитого, при этом еще одна оказывается, в конце концов, не его внучкой, за которую она себя выдавала. Это выясняется благодаря выдаваемой по каплям информации о том, что те, кого считали ее родителями, были оба голубоглазыми, в то время как она сама имеет карие глаза – простая вещь, но эти сведения выдаются нам с исключительным тактом и мастерством. То, что касается незаконнорожденных сыновей, преподносится нам с еще большей ловкостью. Об их сходстве упоминается мельком, невыразительно, но вновь и вновь: тяжелый подбородок, орлиный нос и так далее, плюс некоторые характерные жесты, такие как привычка дотрагиваться указательным пальцем до подбородка. С самого начала чуткий читатель может заметить, что его внимание привлекается к Стивену Фарру и к его физическому облику – к тому, например, факту, что дворецкий, открывая ему входную дверь, уже после того, как он это делал для блудного сына Гарри, испытывает сбивающее с толку ощущение дежавю – ощущение Я уже был здесь раньше (косвенная отсылка к пьесе Пристли под таким названием). Уже упомянутый внимательный читатель может с этого момента начать отмечать сходства между Стивеном Фарром и сыновьями Симеона Ли и может даже поздравить себя по поводу своей наблюдательности – хотя, фактически, он лишь среагировал на детективное клише чужака, оказывающегося совсем не тем, за кого он себя выдает. Агата Кристи часто использовала присутствие вероятного самозванца, чтобы расширить число подозреваемых (например, в Убийстве в Месопотамии или в Береге удачи [Taken at the Flood (US There Is A Tide)]), но обычно это побочные линии, далекие от центральной проблемы, и можно быть вполне уверенным, что если раскрытие убийства связано с самозванцем (как в Береге удачи), то этот уникальный самозванец не будет уличаться столь очевидно или так рано в развитии детективного сюжета. В то время как все это разворачивается, Кристи вводит в текст реальные улики. Не один только раз, а четырежды нам сообщается, что инспектор Сагден проводит своим пальцем по краю подбородка – одна из семейных черт, которую Стивен Фарр разделяет с Гарри – своим братом по отцу. Именно в тот момент, когда Сагден запрокидывает голову назад и смеется (еще одна усиленно подчеркиваемая фамильная черта), у Пуаро появляется ощущение, что он видит призрака. Обо всем этом Кристи упоминает очень ненавязчиво и распределяет серию приводящих в замешательство событий между различными персонажами, начиная от исходного недоумения дворецкого Тресильяна, вызванного сходством между Гарри и Стивеном, причем все это подается без педалирования, как не имеющие значения человеческие ошибки.
…Мистер Гарри болтает без умолку… впрочем… нет, это не мистер Гарри, это джентльмен из Южной Африки. – Кто это там, в саду? Суперинтендант Сагден или Стивен Фарр?
Четыре или пять подобных сцен с путаницей, все из которых кажутся не имеющими значения моментами естественных разговоров, на деле, все даны с целью установить тот факт, что три человека в доме были похожи на убитого и унаследовали его характерные черты: один законный сын и два незаконных. Наиболее искусным является тот случай, когда Пилар Эстравадос подсовывает их сходство прямо нам под нос, и все же мы оказываемся не в состоянии уловить очевидный на этот раз смысл воспринимаемого. Она говорит о покойном:
…но мне он все равно нравился. Мне кажется, когда он был еще молодым человеком, он был, наверное, красив, очень красив – как вы, – неожиданно обратилась Пилар к суперинтенданту Сагдену, без всякого стеснения и с удовольствием разглядывая его красивое лицо, густо покрасневшее при этом внезапном комплименте.
Читатель неизбежно попадает в ловушку, принимая это за типичное смущение флегматичного англичанина при откровенно сексуальном комплименте, и таким образом лишается возможности воспринять это в качестве сообщенной ему информации, а не как слегка комическую деталь. Такая же техника используется в широко цитируемом примере мастерства Кристи в сокрытии улик: Пуаро спрашивает Тресильяна, была ли изменена дата на стенном календаре со времени убийства, Тресильян подходит поближе и вглядывается в календарь. Читатель размышляет о значении даты и о том, была ли она изменена, тогда как существенное значение имеет тот факт, что Пуаро таким способом проверяет зрение дворецкого. Как и в случаях с перепутыванием Фарра, Гарри и Сагдена, читателю подсовывается некая карта, в то время как козырный туз оказывается спрятанным в рукаве автора.
Конечно, семейное сходство еще не преступление и Кристи было необходимо что-то более существенное, хотя стоит заметить, что убийцы у Кристи, включая нашего, вообще слишком склонны сознаваться под грузом улик, на основании которых не удалось бы осудить и стянувшего рыбу кота. Крайне сомнительно, чтобы британские присяжные признали виновным в высшей степени респектабельного полицейского инспектора на основании таких улик, как фигурирующие в этой истории колышек и обрывок воздушного шарика. Однако здесь применяется типичная для Кристи хитрость: мы видим, как Пилар Эстравадос подняла что-то с пола, а инспектор Сагден потребовал это у нее сразу после того, как она его нашла. Затем мы не слышим об этом почти до самого конца, до тех пор, пока один из персонажей не обращает на это внимание, чтобы навлечь на Пилар Эстравадос подозрение в убийстве. Лишь тогда Сагден предъявляет это и сознается, что совершенно сбит с толку – Если вам удастся в этом разобраться, я уйду из полиции! (в известном смысле, это и произошло). Внимание читателя возвращается к Пилар Эстравадос, и он игнорирует тот удивительный факт, что Сагден с самого начала расследования владеет этим загадочным предметом без единого упоминания о нем своим коллегам по расследованию. Эти улики – основные в книге, есть и другие – не уступающие им в изобретательности. К примеру, когда Альфред Ли повторяет реплику его отца о сыновьях рожденных вне брака, Сагден внезапно приходит в беспокойство и немедленно задает вопрос на другую тему. Есть в книге и определенные недостатки. Она написана, пожалуй, с менее явной повествовательной энергией, чем некоторые другие книги Кристи 30-х годов. В центральной части книги она почти что тонет в вязкой серии расспросов на тему: Где точно вы были, когда раздался крик? К тому же возникает проблема второго убийства в произведениях Кристи, которая еще будет обсуждаться в связи с книгой Объявлено убийство. И хотя здесь мы имеем дело лишь с покушением на убийство, но в сюжетном плане оно представляет собой избыточный нарост, а с практической точки зрения оно выглядит смехотворным: попробуйте убить кого-нибудь с помощью пушечного ядра, покачивающегося на его двери!
И все же Рождество Эркюля Пуаро – превосходный пример типичного для Кристи расследования ее классического периода: сюжет, достаточно продуманный, все детали находятся на своих местах и каждая играет свою роль в общей схеме, а, главное, читатель вынужден признать, что все улики были честно и прямо ему представлены – даже если его каким-то образом подтолкнули взглянуть в окно в самый критический момент их предъявления.
Роберт Барнард
Из книги Талант водить за нос: Лавры Агаты Кристи
