Иные любители детективов особого рода когда-нибудь возьмут на себя труд проштудировать кипы дешевых детективных журналов, процветавших в конце двадцатых и начале тридцатых годов, с целью определить, когда и как популярный таинственный жанр порастерял свои утонченные манеры и приобрел свой современный вид. Дешевые журналы никогда не мечтали войти в века, и в большинстве своем успели пожелтеть и обветшать. Только самый что ни на есть непредубежденный ум способен разглядеть за неуместно аляповатыми обложками, дрянными названиями и никуда не годными рекламками действительно сильные произведения жанра, в котором даже самые вычурные и манерные образчики того времени отдают постной похлебкой из сиротского приюта.
Я не думаю, что сила этих опусов заключается исключительно в насилии, хотя в тех рассказах убивали чересчур много народу, а каждый факт отхождения в мир иной описывался с излишним смакованием каждой подробности. Литературное мастерство тут тоже ни при чем, ибо любое поползновение подобного рода было бы безжалостно вычеркнуто синим редакторским карандашом. Речь не идет и об оригинальности интриги или характеров. Фабула как правило бывает весьма заурядна, а герои произведений — до крайности примитивны. Может быть, эти рассказы сумели генерировать особый запах страха и объяснение кроется именно в этом? Их герои жили в свихнувшемся мире; в нем задолго до атомной бомбы цивилизация создала механизм своего собственного уничтожения и училась пользоваться им с идиотским восторгом гангстера, который опробует свой первый автомат. Закон приносился в жертву наживе и праву сильного. Улицы были темными не только оттого, что наступала ночь. Детективный рассказ сделался более жестоким и циничным в отношении мотивов и характеров, но там не было никакого цинизма в результатах, которых пытались достичь, и способах их достижения. Некоторые выдающиеся критики сразу отметили этот факт, их было немного, но ничего иного ожидать не приходилось. Средний критик никогда не распознает новое явление. Он разъяснит его после того, как это явление сделается общепризнанным.
Эмоциональная основа детективного рассказа состоит и всегда состояла в том, что преступление будет раскрыто и справедливость восторжествует. Технической основой является относительная незначительность всего, кроме развязки. Все, что вело к развязке, можно назвать обыкновенной рутиной. Развязка оправдает что угодно. Техническую основу одного из типов рассказов можно сформулировать следующим образом: обстановка более значима, чем фабула, то есть хорошей считалась та фабула, которая создавала хорошие эпизоды. Идеальной писаниной считалась та, которую стали бы читать даже в том случае, если бы конец рассказа с разгадкой тайны был утерян. Мы, пытавшиеся создать такой рассказ, разделяли точку зрения киношников. Когда я впервые начал сотрудничать с Голливудом, один очень толковый продюсер сказал мне, что из детективного рассказа хорошего фильма не получится, ибо вся соль детектива заключается в разоблачении, которое занимает лишь несколько секунд экранного времени под конец сеанса, когда публика начинает надевать шляпы и проталкиваться к выходу. Мой знакомый ошибался, но лишь по той причине, что говорил не о том типе детектива.
Что касается эмоциональной основы крутого детектива, то в нем никто не верит, что преступление будет раскрыто и справедливость восторжествует — разве что какая-нибудь решительно настроенная личность захочет добиться того, чтобы справедливость восторжествовала. Крутые детективы повествуют о людях, которые этого добивались. Они были крутыми парнями — полицейскими, частными сыщиками или газетчиками, занимались тяжелой и опасной работой. В работе этой недостатка не было, да и теперь нет. Разумеется, в таких рассказах был порой и фантастический элемент. Подобные вещи случались в жизни, но разворачивались не столь быстро, и не опутывали так сильно группу людей паутиной логики. Но это было неизбежно в силу потребностей в постоянном действии; если вы задумались и замешкались — то вам приходил конец. Если возникали сомнения, можно было изобразить на пороге человека с револьвером. И пусть это казалось не слишком умным, на это мало кто обращал внимание. Автор, который боится переплюнуть самого себя, столь же бесполезен, как генерал, который опасается ошибиться.
Когда я оглядываюсь на свои старые рассказы, было бы смешно, если бы я не хотел, чтобы они были лучше, Но будь они намного лучше, их бы никогда не напечатали. Будь тогда не столь жесткие шаблоны, и до наших дней сохранилось бы куда больше произведений. Некоторые из нас пытались преодолеть эти шаблоны и стереотипы, но, как правило, эти попытки пресекались, и весьма решительно. Выйти за пределы стереотипа и при этом не нарушить его — мечта каждого журнального автора, который не считает себя литературным поденщиком, в моих рассказах есть такие вещи, которые мне хотелось бы изменить или совсем опустить. Со стороны это кажется простым выясняется, что это попросту невозможно. Внеся изменения, вы лишь уничтожите то, что было хорошим, и не окажете заметного влияния на плохое. Вам не удастся воссоздать настроение и состояние невинности, не говоря уж о том смаке, который был чуть ли не единственным, чем вы тогда располагали. Приобретая мастерство, писатель имеет потребность и желание писать. В конце концов писатель овладевает всеми приемами мастерства, но тогда ему попросту нечего сказать читателям.
Что же касается литературных качеств подобных произведений, то я, если верить выходным данным, помещенным одним издателем, не должен чересчур скромничать. Как писатель, я никогда не был в восторге от крайней серьезности, каковая является одной из неотъемлемых характеристик ремесла. И мне удалось избежать того, что было названо формой снобизма, которая допускает существование Развлекательной Литературы в Прошлом, но только Литературы Просвещения в Настоящем. Между односложными шуточками на юмористических страницах газет и анемичной утонченностью всеразличных литераторов лежит широкая полоса земли, на которой детективный рассказ может быть, а может и не быть заметной вехой. Есть люди, которые ненавидят его во всех видах. Есть люди, которые любят детективы, если в них повествуется об очаровательных людях (кто бы мог подумать, что эта милашка миссис Джонс отрубит мужу голову тесаком? Да и сам он такой молодец!). Есть люди, которые считают жестокость и садизм взаимозаменяемыми понятиями, и те, кто считает детективную прозу неполноценной литературой по той лишь причине, что детективы, как правило, не перегружены придаточными предложениями, запутанной пунктуацией и сослагательным наклонением. Есть люди, которые читают детективы только если устают или болеют, а судя по количеству поглощенных ими книг, усталость и болезни — их постоянное состояние. Порой попадаются страстные поклонники дедукции (с которыми я имел беседы в ином месте) и поклонники секса, в разгоряченных головках которых никак не укладывается, что герой детективов является катализатором, а не Казановой.
Ни один писатель не в состоянии угодить всем, ни один писатель и не должен к этому стремиться. Детективный рассказ относится к разряду литературы, которой нет надобности обитать в тени прошлого и которая никоим образом не связана с культом классики. Более чем сомнительно, что кто-то из живущих ныне писателей создаст лучший исторический роман, чем Генри Осмонд, лучшее произведение для детей, чем Золотой век, более острую социальную виньетку, чем Госпожа Бовари, более изящную и элегантную поделку, чем Пойнтонские трофеи и более широкое и масштабное полотно, чем Война и мир или Братья Карамазовы. Однако изобрести более правдоподобную загадку, чем в Собаке Баскервилей или Похищенном письме, будет не слишком сложно, в наше время куда сложнее ее не изобрести. В детективной литературе нет классиков. Ни единого. Исходя из ее собственной логики — а только так и следует оценивать классические произведения — таковым можно назвать произведение, которое исчерпало возможности его формы и которое невозможно роман пока такого не достиг. Очень немногие приблизились к этому. В этом и кроется одна из главных причин того, что благоразумные во всех остальных отношениях люди продолжают штурмовать крепость, имя которой ДЕТЕКТИВ.
Реймонд Чандлер
