Интервью Пьера Буало и Пьера Эро, публиковавшие детективные романа под псевдонимом Буаро-Нарсежак.
Кто такой Буало-Нарсежак?
Два писателя: Пьер Буало (1906-1989) и Пьер Эро (1908-1998), скрывшийся за псевдонимом Тома Нарсежак — в память о мальчике и его рыбалках на речке Нарсежак близ деревни Тома, — в один прекрасный день договорились о соавторстве. Их литературный тандем просуществовал без малого сорок лет, оказавшись на удивление плодотворным. Из-под пера новоявленного Автора как из рога изобилия появлялись романы, повести, рассказы, пьесы, сценарии для кино- и телеэкрана, а также литературоведческие изыскания по истории и теории детективного жанра. Вдобавок помимо творческого содружества между соавторами с годами возрастало чувство дружбы и взаимного восхищения. Так что два писателя, которые и по отдельности уже снискали уважение и лавры, стали не просто соавторами — скорее собратьями по перу, а их сдвоенное имя Буало-Нарсежак все больше знаменовало марку литературного качества, чтобы со временем приобрести всемирную известность. Так, объединение талантов и труда счастливо послужило взаимному творческому обогащению двух незаурядных писателей. Эффект их соавторства выразился как бы не суммой, а геометрической прогрессией: Буало-Нарсежак стали явлением в истории французской литературы второй половины XX века, чтобы не сказать ее феноменом. Но громкие слова не в духе этих людей — со временем всемирно знаменитых писателей.
Предоставим им слово. Вот как сами они описывают свое заочное знакомство, личную встречу и ее многочисленные последствия — увлекательное литературное приключение (их интервью на два голоса, которое они дали французскому журналисту Жан-Полю Льeжya1 приводится с сокращениями).
Из первых уст, на два голоса
При каких обстоятельствах сложился ваш тандем?
Тома Нарсежак: Буало стал лауреатом Премии за лучший приключенческий роман в 1938 году. А в 1948-м такой же премии был удостоен я сам. На церемонии ее вручения мы и повстречались.
Пьер Буало: Присуждение Премии за лучший приключенческий роман было прервано в связи с войной, поэтому она насчитывала немногочисленных лауреатов. Все они съехались на коронование Нарсежака. Состоялся литературный обед. На нем мы и познакомились лично — до этого мы уже свыше года вели переписку. Нарсежак написал несколько эссе, и одно из них — Эстетика детективного романа — вызвало у меня живой интерес. На званом обеде у нас, конечно же, завязался разговор о детективной литературе.
Я пристрастился к детективам в юные годы, еще совсем мальчишкой, буквально зачитывался книжонками с продолжением о Нике Картере. Затем подпал под очарование Арсена Люпена, Рультабиля и Шерлока Холмса. Они меня подцепили, как зубчатое колесо, и я дал себе обет, что стану писать детективные романы.
Тома Нарсежак: Впервые прочитав про Арсена Люпена, я был совершенно потрясен, как и Буало. Однако учеба, затем преподавательская деятельность оставляли мне время только на чтение. Мой круг чтения совпадал с кругом чтения Буало. Так я открыл для себя и его роман Маска. После Освобождения у меня появилось время, и я сказал себе: А почему бы тебе, забавы ради, не попробовать силы в пародиях на Агату Кристи или Конана Дойла. Так я поймал себя на слове и угодил в ловушку. Завеса спала с моих глаз — я обнаружил, что чувствую себя созданным больше для сочинительства книг, нежели для преподавания философии. Первая серия моих пародий шла нарасхват. Издатель заказал мне следующую…
Моя встреча с Буало совпала с выходом на литературную сцену Черной серии. То было время безраздельного царствования Питера Чейни — явления нового и в то же время старого. Нового, поскольку оно пришло к нам из Нового Света. Старого, поскольку не особенно отличалось от доброго старого детективного романа Европы с исконно присущими ему элементами: расследование дела об убийстве с помощью дедукции, стенные часы, указующие на время, когда оно совершено, а посему преступником не может быть не кто иной, как имярек… Беседуя обо всем этом, мы с Буало пришли к единому выводу: в жанре детектива настала пора делать что-то другое. Изобрести нечто новое.
Именно так вы и попытались поступить, начиная с первого романа у написанного вдвоем, — Та, которой не стало. В чем конкретно выражалось предпринятое вами обновление детективного жанра?
Пьер Буало: Нас обоих, Нарсежака и меня, привлекал так называемый мистический роман — роман, содержащий некую тайну. И мы сказали себе, что было бы упущением не ввести его элементы в роман детективный, а именно — включить в его сюжет таинственные факты и эпизоды, которые найдут свое рациональное объяснение только под занавес. С другой стороны, мы констатировали, что герой любого детективного романа, за редким исключением, сам является и детективом: он ведет расследование и в финале вычисляет преступника. Такая концепция представлялась нам устарелой. Нам захотелось писать романы с позиции жертвы, которая, как правило, гибнет еще в самом начале произведения.
Таковы два новых подхода, каких мы придерживались в нашей первой книге, с которой ведем счет романов, написанных в соавторстве. В самом деле, Та, которой не стало рассказывает историю мужа, убившего жену. Он утопил ее в ванне, но тем не менее от нее не избавился, поскольку труп исчез, а сама она продолжает давать о себе знать. Сплошная мистика: похоже, что мертвая подает признаки жизни. Так убийца становится у нас жертвой, неотступно преследуемой мертвецом. Этот роман — наш первый опыт писать детективы с позиции жертвы.
Тома Нарсежак: Читатели сразу же клюнули на такую удочку по весьма простой причине — наш метод делал персонажи более реалистичными, живыми существами из плоти и крови. В классическом расследований преступления, которое проводит профессиональный детектив, сыщик, полицейский 2, их образы постепенно уточняются, но все же до самого конца остаются довольно расплывчатыми силуэтами. A в наших романах они просто оживают на глазах у читателей.
И вы продолжаете идти по такому пути?
Тома Нарсежак: Мы сочиняем как бы детективный роман, но в отсутствие детектива, сыщика — традиционного персонажа в роли главного героя. Разумеется, продолжая писать в таком духе, мы отнюдь не связывали себя жесткой схемой. Наши романы претерпевали эволюцию постепенно, от одного к другому. Поначалу детективные романы распутывали преступления, то была игра ума. Теперь же мы их писали для раскрытия человеческой драмы. Мы стирали грани между жертвой и преступником. Читателю уже не приходится ломать себе голову над вопросом: а кто же все-таки совершил преступление? Что нас интересует — это повседневная перспектива жизни людей перед лицом той или иной сложной ситуации, той или иной коллизии. Мы исходим из реальной жизни — это наш эстетический принцип — и не пытаемся выстраивать теорию. Если бы потребовалось во что бы то ни стало приклеивать ярлыки на наши романы, я сказал бы, что они прежде всего гуманные… Мы сознательно следуем за событиями современной жизни. Герои всех наших книг — люди, зажатые в тиски жизненных обстоятельств. Но разве на протяжении уже 20 лет кризисная ситуация, повальная безысходность не являются повсеместно теми тисками3, в каких пребывает подавляющее большинство людей?
Перевод и примечания
Л. Завьяловой
