Властительница тайн

Не страшна и не проста я;
Я не так страшна, чтоб просто
Убивать; не так проста я,
Чтоб не знать, как жизнь страшна.
А. Блок

Вряд ли еще остались на белом свете люди, которым ничего не говорит имя Агаты Кристи. Книги ее переведены на 103 языка, а общий их тираж еще в конце семидесятых был около 400 миллионов экземпляров, а сейчас, я думаю, подбирается к половине миллиарда. В книге рекордов Гиннеса ее портрет помещен рядом с портретами Сименона и Сталина, хотя в нашей стране никаких шансов на соперничество с последним по количеству напечатанных экземпляров ей не представлялось. Как ни обидно, именно советский читатель, в изобилии получавший нечто вроде принудительного идейного питания, к зарубежному детективу должен был прорываться сквозь рогатки и препоны, расставляемые блюстителями социалистической нравственности с усердием, заслуживающим лучшего применения.

На страницы журналов и прочих периодических и не периодических изданий в наши дни детективная литература — подчас и не очень высокого сорта — хлынула довольно ощутимым потоком. Но имя Агаты Кристи стоит особняком и ни в каком изобилии не теряется. Правда, переводились ее романы без всякого порядка, видимо, что под руку попадется, и поэтому известная последовательность, характерная для Агаты Кристи, для читателя полностью теряется.

Дело в том, что англоязычный читатель получал очередную Агату в течение 55 лет подряд, иногда более чем по одному роману и сборнику рассказов в год. Всего романов и сборников насчитывается 84 названия. Читатель с радостью встречал знакомые лица: знаменитого сыщика Эркюля Пуаро, который появился впервые в 1920 году в романе Таинственная история в Стайлсе и оставался с читателем до конца — до 1975 года. Мисс Марпл, обаятельная старая леди, впервые появившись в 1930 году в романе Убийство в доме викария, становится любимицей публики (и автора, естественно) и последний раз появляется в год смерти Агаты Кристи в 1976 году.

Все дело в том, что еще в сороковые годы Агата Кристи написала два последних романа с любимыми своими героями: Занавес с Эркюлем Пуаро и Спящее убийство с мисс Марпл. Она предполагала опубликовать оба посмертно, но в 1975 году популярность ее была настолько велика (ведь в дело включились и телевидение, и кино), что ее все же уговорили выпустить последний роман с Эркюлем Пуаро при жизни. Увы, он ненамного опередил Спящее убийство с мисс Марпл.

Сама Агата Кристи говорила: Если бы я знала, что Пуаро останется со мной почти на полвека, я бы сделала его помоложе. Ведь он теперь стал совсем древним стариком. То же касается и мисс Марпл, которая впервые появляется уже старушкой, и жить ей предстоит еще 46 лет, не теряя ни остроты ума, ни памяти, ни присущей ей особой спокойной отваги. Впрочем, кто исчислит годы жизни литературных героев?.. Эти полюбившиеся читателю, живые для него люди намного переживают своих создателей. И часто читатель куда меньше помнит о человеке, который носил знаменитое имя, чем о его героях.

Агата Кристи уже была признанной Королевой детектива, когда в 1970 году, в возрасте восьмидесяти лет, она была удостоена звания Дамы Командора Британской империи и приглашена на обед к королеве Елизавете. Но прибавило ли звание Дама Агата (как и к лордам, к титулованной леди обращаются только по имени) что-нибудь к ее славе? Ведь и до того ее звали просто Агата, когда спрашивали: Нет ли новой Агаты?, превратив это имя в нарицательное.

И признание Королевой детектива пришло к ней раньше, чем королевские почести.

Но живой человек, живая женщина, которая была и девчушкой, и молодой девушкой, матерью семейства и бабушкой, — о ней мы не просто забываем, а просто ничего не знаем. Особенно потому, что на русском языке есть только отрывок автобиографии, затерявшийся где-то в периодике.

А разве не интересно узнать, как сложился такой своеобразный автор, как получилось, что популярность Агаты Кристи росла постоянно, а ведь жизнь так менялась, и множество литературных поденок (это такие однодневные сетчатокрылые насекомые) и поденщиков (это, как правило, такие люди, которые выполняют сиюминутный социальный заказ) позабыты даже архивистами… Читатель выносит свой приговор.

Конечно, и я стала читательницей Агаты Кристи задолго до того, как мне посчастливилось (без преувеличения) стать переводчицей одного из лучших ее детективов. Читала, помнится, еще то и дело ныряя в словарь, — все кто учил язык, знают, что самый верный способ (вместо заучивания слов и грамматики) — взять хороший детектив и читать его со словарем: любопытство заставит прорваться через плохое знание языка и незаметно принесет знания, самым естественным и безусловно приятным путем. Этот путь знаком многим.

Кстати, среди поклонников (как нынче говорят, фанатов) Агаты Кристи — широкий круг иноязычных читателей, то есть тех, для кого английский язык не родной. Труден первый шаг и скучен первый путь, — говорил пушкинский Сальери. Поблагодарим же прежде всего Даму Агату за то, что многим тысячам людей она помогла преодолеть ранние невзгоды в изучении языка и при этом избежать весьма реальной опасности выучиться американскому городскому слэнгу или простецкой речи ковбоев Дикого Запада. Вопрос этот — не столь маловажный и безобидный, как может показаться.

Как и в любом языке, особенно же в неоднородном социуме классового общества, лексикон и произношение чаще всего определяют и отношение к человеку, его плейсинг — место в обществе. Вспомним профессора Хиггинса, Пигмалиона Шоу, который не только умел различить по произношению (подчас с точностью до района города) место рождения собеседника, но и делал герцогинь из цветочниц, то есть давал уроки правильной речи. Впрочем, как известно, молодая леди из цветочного магазина должна говорить куда правильнее, чем герцогиня.

Конечно, время меняет язык, но хороший язык, пусть и несколько старомодный, всегда предпочтительнее той стихии странных скелетных конструкций, которая наводняет улицы больших городов или страницы ежедневных газет. Агата Кристи любила читать Джейн Остин, прекрасный, классический язык которой можно принять за некий эталон, хотя скорее литературной, чем разговорной речи.

Язык Агаты Кристи — прежде всего правильный, насыщенный идиомами, язык высших слоев среднего класса в основном, но речевые характеристики ее достаточно точны, чтобы можно было отличить горничную от жены викария. И вот оказывается, что для перевода ее книги труднее, чем можно было ожидать. Поэтому поначалу я испугалась.

Ведь читатель получает автора, переведенного переводчиком, — но не просто за руку на другую сторону улицы, а как бы трансформированного в результате непростого процесса. Компьютер может перевести правильно. Но творчески перевести может только человек.

Эта трудная задача, если она честно выполнена, приносит удовлетворение при любых масштабных соотношениях автора и переводчика. Недопустимо только одно: уродовать чужую мысль и чужой стиль небрежной, небратской халтурой. Ты слышишь крик поэта Марциала: Разбой! Позор! Меня он перевел!

Без ложной скромности — такого разбоя я за собой не числю. Мне думается, на всяком добросовестном переводе можно поставить гриф (по шуточной эпитафии в Завтраке для чемпионов Курта Воннегута): Он старался. Но этого мало…

Написав выше: чужую мысль и чужой стиль, я почувствовала, как покоробило меня это двукратное чужой. Если так же покоробило и читающего, это хорошо. Ведь читатель просто читает или перечитывает книгу, когда ему хочется, а переводчик оказывается на какой-то период (предположим, обусловленный договором) в особых, можно сказать, родственных отношениях с переводимым автором.

Вот почему случается, что некоторые профессионалы отказываются жить в мире автора, который им чужд, даже если перевод сулит какие-то блага (не только материальные). Так поступала всегда и моя учительница, Рита Яковлевна Райт. Не ради легкой жизни: кошмарный мир Кафки, горестные и короткие последние месяцы жизни голландской девочки Анны Франк… Но не мир наркоманов, проституток, городского дна — от такого романа она позволила себе отказаться.

Уильям Джей Смит, вручавший ей премию Торнтона Уайлдера за лучшие переводы американских писателей, вспомнил слова одного известного американского переводчика Ричарда Уилбура: Перевод — это акт любви. Так оно и есть. Существуют приемы перевода и нечто вроде системы Станиславского, позволяющей вжиться в предлагаемые обстоятельства, но без любви к автору и к его работе творческого перевода не получится.

Почему же я испугалась? Как будто с Агатой Кристи все в порядке — ее все равно будут читать. Как говорят в кино, самоигральный материал. Острый сюжет, постоянные неожиданности… Ломаешь голову — кто это сделал?. Это же не классика… Никто не станет писать работы, как о языке Фолкнера или Сэлинджера, о языке детективного романа. Но в простоте и таится ловушка — не так уж проста Агата Кристи. Сюжет можно рассказать и в коротком рассказе. Есть несколько примеров таких параллелей: рассказ и роман с одним сюжетным ходом. Но атмосфера — разговоры, в частности, деревенские чаепития со сплетнями или беседы с разными людьми при расследовании преступления, дружеская болтовня супругов — эта атмосфера передается только при большом внимании к стилю и языку автора. А понять автора, не полюбив его, передать, не поняв, — мертвое дело, а может, и незапланированное, добавочное убийство, или, по крайней мере, причинение тяжких телесных (то есть словесных) повреждений.

Этот страх невыдуманный, но читатель, не разделяя моего испуга, может попытаться войти со мной в мир Агаты Кристи и полюбить ее, как попыталась сделать я.

А разве я ее недостаточно любила? Читала с огромным удовольствием, несомненно. Но по какой-то причине — то ли по привычке, ввиду наличия печальных примеров, которыми полна история нашей недавней литературы, настороженно относиться к незамутненному успеху и удачливости, к богатству литераторов, то ли оттого, что в русской литературе принято равняться на колоссов — Толстого и Чехова, Достоевского и Пушкина, Вещего Бояна наконец, — не хватало мне теплоты, живого человеческого чувства к Королеве детектива. Не хватало той глубокой жалости, восхищения и сочувствия, которые мы (волею судеб и произволом людей) привыкли почти всегда связывать со всеми великими именами нашей литературы… Благополучие, успех, милости королевские — уж не знак ли это литературы не первого сорта, не триумф ли развлекательности, которая часто девятым валом популярности возносит и недостойных?

Делать было нечего. Нужно было узнать побольше о Даме Агате, увидеть живого человека, постараться его полюбить. Дело даже не в том, чтобы прочесть все ее наследие от корки до корки, но в том, чтобы понять — кто она? Разгадать тайну ее популярности, даже славы, понять, какой она была. Вот на обложке книги она уже седая, отлично причесанная, с ироническим прищуром, в жемчугах (полагаю, настоящих) и с прекрасным перстнем (точно уж настоящим) — властительница тайн, как назвал ее один из литературоведов. Добавлю — моя разгадка тайны Агаты Кристи глубоко личная. Я увидела фотографии ее в детстве, ее родственников, дома, где она росла, ее первого мужа и второго, дочери и внука, но это читатель может узнать только из первых рук, из автобиографии. Я же нашла и передаю то, что показалось важным.

Итак, Агата Мэри Кларисса Миллер родилась в 1890 году. Отец ее был американец (то есть англичанин, два или более колена предков которого жили в Америке), а мать — англичанка, родившаяся в Англии. Но ей пришлось прожить детство и часть юности в Америке, где она и познакомилась с будущим мужем. Она была очень красивая женщина. У Агаты были еще сестра, ставшая примерной матерью семейства и заботливой тетушкой, и брат, черная овечка в семье, человек, который пользовался своим обаянием всю жизнь, довольно беспорядочную, и всегда находил сердобольных женщин, готовых ухаживать за ним…

Но это касается только влияния на некоторые изображенные Агатой характеры. На ее собственный характер и творчество влияли разные, часто весьма прозаические, обстоятельства. Она не всегда сохраняет их масштабные соотношения. Она знает, что радостей, истинных радостей, в жизни считанное число. Когда она пишет в автобиографии, что две главные радости — это покупка собственной машины и обед у королевы, это не значит, что не было иных радостей и горестей. Свою биографию она писала, как гимн радости жизни. Жизни, в которой было достаточно трудностей, предостаточно горя. Потери и обретения… Но самой острой радостью после самого неутешного горя была радость, когда нашлась птичка, прятавшаяся за портьерой, в самом детстве. Это научило ее не предаваться горю, пока есть надежда.

Агата Кристи писала свою автобиографию 15 лет. С апреля 1950 года. Писала не торопясь, с удовольствием, не затрудняя себя соблюдением строгого порядка, вообще писала так, как хотела. Кончила ее в 75 лет.

Но, с истинно царственной щедростью пренебрегая оставшимися годами, заметила: Это все, что я хотела сказать — во всяком случае, о жизни. И еще в 1965 году — до титула и обеда у королевы — написала: Я удовлетворена. Я сделала все, что хотела сделать. Многие ли из нас смогут сказать то же о себе?..

Биография писателя всегда нелинейна. Во-первых, она начинается обычно с середины — самые важные события в ней не зависят от времени и поры жизни, а продолжается она далеко за пределы жизненного пути, очерченного двумя датами на надгробье.

Писать более или менее по порядку?.. Но только о том, что раскрывает грани ее творческой личности, ее человеческий характер.

Систематического образования она не получила. После нескольких неудачных попыток пробыла все же какое-то время в пансионе, во Франции, где и выучила французский. Он пригодится потом, когда она с удовольствием будет играть ломаной речью Эркюля Пуаро (как известно, это был чистейший камуфляж): для того, чтобы изобразить акцент, надо знать оба языка. Агата Кристи любила читать про Шерлока Холмса и в своих книгах обнаруживает неплохое знание собратьев по перу. Но читателю импонирует то, что она знает свою Библию и своего Шекспира (это прямой подстрочник), знакома с живописью, с театром.

Мне кажется, очень важно то, что она, может быть, сумела сохранить непосредственность, а главное, с читателем говорит на равных.

Агата Кристи импонирует читателю многими своими качествами. Она всегда приятна — никакой заносчивости, никакой отстраненности. Читатель, почти всегда уставший от чужого высокомерия, отдыхает — от него никто не требует особых знаний, ему все понятно, и в то же время это не рассчитано на простаков и невежд…

Когда родилось такое отношение, такое умение приручить читателя?

Может быть, тогда, когда она кончила в 1914 году курсы сиделок? Это помогло и при уходе за ранеными. Она была и сиделкой (сестрой милосердия), и фармацевтом — готовила лекарства. Свою химию она тоже знала неплохо — рецензенты отметили профессиональное знание ядов в ее романах.

Я думаю, у меня было истинное призвание к уходу за больными, — пишет она. А разве это не школа внимания к людям, к каждому человеку в отдельности?

Агата вспоминает еще, что надолго пропахла тухлой рыбой (лекарства готовили на рыбьем жире) и вдобавок — знаменитой хлоркой, самым расхожим из тогдашних антисептиков. Прелестный букет для молодой женщины!

Но молодость ни на что не обращает внимания. У Агаты были поклонники, были увлечения. В 1915 году она вышла замуж за молодого летчика, Арчибальда Кристи. Жизнь была счастливая, скудная и неустроенная, правда, все же после окончания войны Арчи нашел службу (повезло больше, чем многим другим военным), но Агата по-прежнему занималась своими пробирками. Именно там, среди пробирок и пузырьков, она и придумала первую детективную историю. Два года работы фармацевтом почти через пятьдесят лет дали материал и для романа Конь бледный.

Как-то раз, когда Агата, не зная, что делать, слонялась по дому, мать посоветовала ей: напиши книжку. Совет упал на благоприятную почву.

Агата с детства жила в мире выдуманных игрушечных друзей. Часто она разыгрывала целые сценки, бормоча себе под нос реплики всех выдуманных участников, — эта привычка у нее сохранилась и очень помогла ей потом, хотя не без риска, что ее примут за тронутую: идет и бормочет себе под нос. Ребенок, играющий с воображаемыми товарищами, как правило, застенчив. Агата была застенчива. И она потом найдет свой способ отгораживаться от мира: старинную, викторианской эпохи ванну с широким бортом, на котором умещались бумага, письменные принадлежности и пакет с яблоками, — эту привычку писать в ванне, поглощая громадное количество яблок, она потом подарит миссис Ариадне Оливер, сочинительнице детективов, вместе с другими своими забавными недостатками.

А пока жилось трудно. Родилась дочка Розалинда. Няньки, поиски квартир, работа, вечная нехватка денег. Но вот за первую свою книгу она получила гонорар 25 фунтов. За вторую заплатили уже 50 фунтов. Когда встал вопрос о том, не продать ли дом, где она выросла, Арчи возмутился: Продать Эшфилд! Да сделай же что-нибудь — напиши еще одну книжку! Так и пошли книги, и она точно знала, сколько принесет та или иная. О славе не думала.

Когда купила машину — это было счастье. Потом Арчи, который был помешан на гольфе, тоже получил машину. Казалось, все хорошо.

В 1926 году вышла книга, которая принесла не только деньги, но и громадный успех, — начало славы, — Убийство Роджера Экройда. Уже в этой книге проявилась черта, отличающая Агату Кристи от большинства ее предшественников, — умение глубоко раскрыть характер человека.

Но в том же, 1926, году Агату Кристи постигли две потери: она потеряла мать и потеряла мужа. Беда никогда не приходит одна. Здесь эти две беды связаны безусловно.

Нельзя касаться походя таких роковых событий, таких глубоких душевных кризисов. Кажется, они никак не отразились на творчестве Агаты Кристи, не прибавили горечи, не сломили… Так ли это?

Мать давно говорила ей про Арчи: Если ты будешь слишком часто оставлять его одного, ты его потеряешь. Но именно смерть матери вынудила Агату оставить мужа впервые на несколько месяцев.

Ей пришлось уехать совсем одной — разбирать оставшееся в Эшфилде и завещанное ей имущество. Что это такое — может понять лишь тот, кто перебирал, устраивал, подчас выбрасывал оставшиеся вещи, на которых еще сохранился невидимый след прикосновений, которые заряжены, как током, воспоминаниями.

Совсем одна в доме, где жила мать, до нее бабушка и тетя-бабушка — любимые, родные люди… Как водится, в таких больших семейных домах ничего не выбрасывалось, а сносилось на чердак, хранилось в сундуках и комодах… Думаю, никто толком не осознал ту тяжесть, теперь сказали бы тот стресс, который пришлось выдержать сердцу Агаты. Она написала потом очень коротко: Это было ужасно. Речь идет не просто о физическом изнеможении.

Она всегда была очень здоровой. А тут почувствовала себя совершенно больной. Разрыдалась, когда машина не пожелала заводиться. Обнаружила какие-то провалы в памяти. Время, захороненное в грудах вещей, в стенах самого дома, стало искажать истинное ощущение времени.

Она вернулась домой совершенно измученная. Как это она запамятовала и то, что Арчи питал сильнейшее отвращение к болезни, к смерти, к любым неприятностям? Ее встретил чужой, незнакомый человек. Он почти с порога объявил, что в его жизни появилась другая женщина, что предстоит развод. Она долго не могла понять, говорила, что надо уехать вместе, отдохнуть… Она почти не осознала удара.

А потом произошло странное событие, которое кому-то вздумалось толковать как рекламный трюк… Они забыли о горе, забыли о том, что Агата Кристи всегда избегала поклонников, крайне редко давала интервью. Судите сами, похоже ли это на рекламный трюк.

Седьмого декабря 1926 года миссис Кристи уехала из дому на своей машине и не вернулась. Машину обнаружили пустую, на краю обрыва. Саму Агату нашли только через две недели, в отеле в Йоркшире. Она ничего не помнила. Она записалась в книге под чужим именем. Какое это было имя? — Имя той женщины. Поистине коварный рекламный прием! Сама Агата упоминает об этом вскользь. Подробнее об этом я прочла в другой книге, посвященной ее творчеству.

Она же просто напишет: Эта часть моей жизни — счастливая, полная успехов и надежд жизнь — кончилась. Она напишет это, когда рядом с ней будет уже другой, любящий, надежный спутник, с которым прожито много лет и предстоит пройти до конца в дружбе и согласии. А тогда не было никого, кто собрал бы ее, как Шалтая-Болтая в детской песенке. Шалтая-Болтая после великого падения (a great fall).

Год она тянула с разводом — ради дочери и надеясь, что все перемелется. Потом дочка отправилась в пансион. Агата осталась совсем одна. Остался бедный Шалтай-Болтай, который расшибся вдребезги, так, что вся королевская конница, вся королевская рать не могут Шалтая, не могут Болтая, Шалтая-Болтая собрать

Собирать себя надо было самой.

И вот я осталась одна. Теперь мне следовало выяснить, что я за человек — и не стала ли я непоправимо зависимой от других, как я боялась… Теперь мне не о ком думать, не с кем считаться, кроме себя самой.

Это не приступ эгоизма. Наоборот, это признание в зависимости от других. Агата хорошо понимала себя: По характеру я относилась к собакам: собака сама не пойдет на прогулку, если ее кто-то не возьмет с собой, не выведет. Возможно, мне предстояло остаться такой на всю жизнь. Но я надеялась на лучшее.

Это скромность и мужество в горе. Тепло, тепло, Агата Кристи, как в той детской игре со спрятанной вещью!

В ее бедствиях я вижу только одно: удивительную творческую, человеческую натуру Агаты Кристи, одновременно податливую, подвижную и непреклонную в своем адамантовом стержне. В своей истинной сути. В рассказе Рэя Бредбери Марсианин житель древней планеты, принимая облик любого, о ком думают встретившиеся ему люди, не волен в себе. Он живет в доме родителей умершей девушки, потом уходит, потому что другие своим горем превратили его в погибшего сына; гибнет и он, и облик его меняется: искажаясь, сочетая несочетаемое — голубой глаз и карий, черты разных людей… Он так хотел помочь, что не мог противостоять внешним влияниям…

Агата была сочинительница, сказочница, ее зависимость от других — это зависимость художника, все принимающего близко к сердцу. Поэтому, я думаю, она была замечательной сиделкой… Старый дом, наполненный видимыми и невидимыми следами ушедших жизней, так расшатал ее память о самой себе, что она едва не погибла, стараясь сохранить всех, забыв о себе самой. Ее бегство из дома — поступок человека, потерявшего себя. Почему она назвалась тем именем? Может быть, потому, что женщина, занявшая ее место, стала для нее реальнее ее самой; ей не за что было зацепиться в жизни…

Но она решила обрести собственный облик. Два года после смерти матери она не писала. Она собирала себя после великого падения.

Речь шла почти что о воскрешении из мертвых. Сказать заранее — она вышла победительницей? Да, потому что она сохранила способность меняться, побеждая обстоятельства, она получила свой жизненный урок, стала сильной, и эту ее новую изменчивость я сравню скорее с умением античного божества, Протея, менять облик по собственному желанию.

Она поехала путешествовать — мудрый ход. Путешествие с древнейших времен было лекарством от горя и уныния.

Поехала в Дамаск, в Баальбек. Познакомилась с семьей археолога Вулея. Жена его, Катарина, оказалась полной противоположностью Агате. Властная и капризная, всегда думающая только о себе, а о других — как о прислуге или статистах, — она всех заставляла плясать под свою дудку. Агата уступала ей лучшую комнату, сухую кровать. В экспедиции оказался молодой человек, которого Катарина Булей послала сопровождать Агату, против его воли, как подозревала сама Агата. Позже она примет его предложение — не сразу, не веря ему и себе, — и выйдет за него замуж. Тут даже планы Катарины и ее мужа не заставят ее уступить. А Макс Маллоуан позже признается ей: он еще тогда, в пути, понял, что она будет прекрасной женой.

Машина застряла в песках, где-то у черта на рогах. И — никаких истерик! Ты не ныла, не твердила, что я один во всем виноват, не повторяла сто раз, что здесь нельзя было останавливаться. Можно было подумать, что тебя совершенно не волнует, поедем мы дальше или нет. Честно говоря, именно в эту минуту мне пришла мысль, что ты — просто чудо!

Розалинда, познакомившись с Максом, одобрила выбор матери, лаконично заявив: И Питеру он понравился. Питер был их старый терьер.

Агата зря боялась того, что сэр Макс Маллоуан моложе ее. Он любил ее — а это было так нужно. Слегка посмеиваясь, она вспоминает, как Макс сказал, что смотрел на нее, когда она спала, и что у нее благородное лицо. Про меня можно сказать что угодно: я добродушная, беспорядочная, рассеянная, застенчивая, привязчивая, неуверенная в себе, в достаточной мере лишена эгоизма — но благородная — это уж слишком!

Это не просто факты биографии — это еще и анализ процесса самосохранения творческой личности. Она могла совсем перестать писать, могла стать душечкой; кстати, она была отличной помощницей мужа в археологических экспедициях, фотографировала, вносила в каталог и артистически расчищала экспонаты. Но она еще и писала. Уже много лет спустя к их дому в экспедиции пристроили Агатину комнатку. Там она и писала.

В археологии, особенно в той узкой области, которой пришлось заниматься ее мужу, Агата Кристи приобрела очень глубокие познания.

Но главное, конечно, ее литературная работа. Для нее не понадобилось специального образования. Все, что встречалось в самой обыденной обстановке, становилось толчком к творчеству. Каждый раз мне кажется, что я написала последнюю свою книжку, но откуда ни возьмись что-то возникает и будоражит мое воображение. Я прямо как налаженный автомат, выпускающий колбасы.

Агата Кристи прекрасно отдавала себе отчет в своих возможностях и способностях. Я никогда не старалась во что бы то ни стало заниматься тем, что у меня получается плохо, к чему у меня нет способностей от природы. Составила длинный список того, что не может делать и что может. Второй начинался так: Ну что ж, я могу писать. У нее был отличный девиз: Не можешь вести поезд — смазывай колеса!

А писать она могла, честное слово! О творчестве отзывалась трезво и даже наставительно:

Просто чувствуешь себя ремесленником, представителем хорошей, честной профессии. Ты должен научиться профессиональным приемам, а уж потом, в рамках своего ремесла, можешь воплощать собственные творческие идеи, но ты обязан соблюдать дисциплину формы.

Для тех, кому это покажется сухо и прозаично, приведу еще одну цитату (хочется переписать ее целиком, поэтому главное выделяю курсивом): Ради Бога, не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека: оно просто мое ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость (А. С. Пушкин. Письма).

Весьма маловероятно, чтобы Агата Кристи читала переписку Пушкина. Просто… искусство прекрасно укладывается в определение святого ремесла и даже просто честного ремесла.

Она пишет о начале тридцатых: В те дни писать было приятно, потому что я прямо переводила работу в деньги. В Америке начались серийные выпуски ее книг. Агата Кристи заняла свое место, у нее нет проблем. Она может купить себе не только машину. Но и дом. И несколько домов.

Она любила дома. И очень хорошо их описывала. Перед второй мировой войной у нее было восемь домов. Во время войны в ее доме были расквартированы военные (кое-какие бытовые удобства для множества солдат пришлось потом ликвидировать). Нашли приют в ее доме и дети, вывезенные из-под бомбежки. (В то время я жила под Архангельском в деревне, и помню благодарное отношение к приютившим детей добрым людям.)

Тепло, Агата, или даже горячо. Я нашла те события, те черточки, которые помогли мне понять отчасти и жизнь, и творчество Агаты Кристи. Но главное объяснение творчества — в самом творчестве.

Во всяком детективном романе есть одно центральное лицо, а именно: детектив, сыщик, расследователь. Его надо придумать. Агата Кристи хотела сделать своего сыщика финном, потом остановилась на бельгийской национальности. Не только потому, что финского языка, а следовательно, и акцента не могла себе представить. Никакого внешнего сходства с автором нет — скорее, это демонстративно яркая противоположность. И все же каждый из нескольких детективов Агаты Кристи — одно из ее продолжений или вариантов, маска ее души, способ являться в новом обличье, как уже упомянутый Протей или Гудвин, Великий и Ужасный. Только властительница тайн нигде не изменяет своему юмору, везде посмеивается без всякой издевки и над читателем, и над собой, и над своими обликами. Больше всего своего она отдала Ариадне Оливер, начиная с профессии (автор детективных романов) и кончая рассеянностью, импульсивностью и пристрастием к ванне и яблокам. Это слегка карикатурное, шаржированное, но очень симпатичное из ображение — себя? Нет, одной из своих ипостасей.

Элемент карикатуры, шаржа — непременная черта каждого портрета детектива. Все они вызывают симпатию, может быть, тем более теплую, что она смягчена усмешкой. Но виртуозное умение распутать тайну преступления вызывает уважение, подчас даже почтение.

Напомню некоторые цифры, прежде чем говорить о сыщиках Агаты Кристи поименно.

С Эркюлем Пуаро — 41 роман и несколько сборников рассказов. Он появляется в 1920 году и последний раз выходит на сцену в 1975, в романе Занавес; кстати, местом действия оказывается тот же Стайлс, как и в первом романе.

С мисс Марпл — 13 романов и несколько сборников. Мисс Марпл появляется впервые десятью годами позже Пуаро и в самой последней книге — в 1976 году.

С миссис Ариадной Оливер — 8 названий. Впервые в 1936 году, в романе Карты на стол, вместе с суперинтендантом Баттлем, за ним 5 названий (1925-1944). Книга Конь бледный без Пуаро. Супруги Бирисфорд. Таппенс (Полушка, если переводить, — это ее прозвище вместо данного оптимистическими родителями имени Прюденс — скромность) и ее муж Томми. С 1922 по 1973 год появляется 5 книг, где они играют главную роль. В начале они молоды, в последней книге уже на покое, на пенсии. Читатель любит следить за знакомыми героями — это еще одна импонирующая черта Агаты Кристи.

Капитан Гастингс, появившись в роли Ватсона при Эркюле Пуаро в 1920 году, в 1923 уже сослан Агатой в Южную Америку, видимо, навсегда. Но мы еще встретим его в Большой четверке — он специально приехал из Аргентины! Возвращается он и в 1927 году, в 1932, 1933, а затем в 1937 году, когда Пуаро теряет клиента, а Гастингс получает очаровательного жесткошерстного терьера, который помог в разгадке тайны как бессловесный свидетель. Затем Гастингс исчезает опять, и надолго — до 1975 года.

Можно назвать еще мистера Паркера Пайна. По сути дела, он не сыщик, а человек, устраивающий чужие дела: Счастливы ли вы? Если нет, обратитесь к мистеру Паркеру Пайну, Ричмонд-стрит, 17 (1934 год).

Мистер Саттерсуэйт, пожилой джентльмен, располагающий солидными средствами и хорошими знакомствами, добряк и гурман. Рядом с ним — откровенная маска, Словно из классической комедии дель’арте, — мистер Кин, точнее Арлей Кин (для тех, кто не сразу догадался: ему постоянно сопутствуют световые эффекты, превращающие его костюм в домино Арлекина). Этот Загадочный мистер Кин (сборник 1930 года) больше нигде не появляется, но мистер Саттерсуэйт нам встретится еще раз в Убийстве в трех актах (1935 год).

В этом тандеме интересно своеобразное сотрудничество прозаического джентльмена средних лет, который сам все разгадывает, и таинственного незнакомца, появление которого наводит мистера Саттерсуэйта на подозрительные случаи или помогает заметить, что здесь что-то неладно. Функция рока и функция ищейки четко разделены на две ипостаси.

Не так обстоит дело с главными сыщиками Агаты Кристи — Эркюлем Пуаро и мисс Марпл. Целая вереница служащих полиции или представителей Скотленд-Ярда сопутствует и тому, и другой, играя одну из сопровождающих тем: или недоверие и полупрезрение, или понимание и невольное восхищение. Это удобно. Но в каждом из этих портретов слиты и те черты, которые могли бы вызвать насмешку и недоверие, и те, которые вызывают восхищение и уважение.

Маски Агаты Кристи сложны и неоднозначны, точнее, двузначны. Внешние, легко уловимые черты смешноваты и как бы вводят в заблуждение. Пуаро несет эту двойственность в самом своем имени: Эркюль (Геркулес) и Пуаро (груша), что при секретарше мисс Лемон приобретает явные черты балаганного смехотворчества. Он боится сквозняков и страдает морской болезнью, любит симметрию и холит свои знаменитые усы, слишком тщательно (для англичан) одевается, любит покушать и полон сознания собственного величия. Да к тому же — иностранец! Во время войны иностранцы (в том числе и беженцы из Бельгии) хлынули в Англию потоком. Может быть, Агата Кристи специально так скроила и оформила своего Эркюля Пуаро? Ведь насмешливое недоверие ко всему не своему, так печально затянувшееся в истории некоторых стран, получает щелчок по носу — этот странный человечек, говорящий по-английски с французскими конструкциями фраз, обладает редкостным даром — умением пользоваться серыми клеточками мозга. Он проницателен, может казаться недалеким чудаком (кстати, когда хочет, он говорит на совершенно правильном английском языке), кроме того, он человечен, добр и подчас великодушен: как частное лицо он может и не сообщать о своих открытиях правосудию (этот его прием очень славно изображен в новелле Немейский лев из сборника Подвиги Геркулеса). Но он грозен для преступников, нарушивших не просто закон, а заповеди поведения человека по отношению к человеку.

Эта традиция как бы двойного облика — старинная традиция сказок и мифов. Богиня Афина может явиться в облике нищей старухи, или могущественный волшебник — в облике голодного старика, выпрашивающего у героя последнюю монету, чтобы испытать его. И мифы, и сказки, и многие притчи учат людей не судить по внешности, уметь разглядеть суть. У Агаты Кристи такая же благородная задача: напомнить, что сословные, национальные, все прочие внешние предрассудки и предубеждения — смешны и неуместны.

Мисс Марпл

Мисс Марпл — такое же яркое подтверждение этого принципа. Хрупкая, старенькая (с самого начала, с 1930 года), одинокая дама, у которой всей родни-то — один племянник, правда, знаменитый и очень ее любящий. Кто может быть беззащитнее? И все же именно она отвечает на вопрос Кто вы? коротко и грозно: Немезида. Что общего между жительницей деревушки Сент Мэри Мид и богиней возмездия? И все же мисс Марпл не ошиблась.

О мисс Марпл хочется рассказать подробнее. Хотя по количеству написанных о ней книг она уступает Эркюлю Пуаро, она явно стала и любимицей автора и завоевала любовь читателей. Об этом можно судить хотя бы по тому факту (в детективе сказали бы улике), что две экранизации как бы украли сюжет у Эркюля Пуаро и отдали его мисс Марпл: это Миссис Мак-Гинти убита (1952) и Роковые похороны (1953). Быть может, этим мисс Марпл обязана прекрасной актрисе, Маргарет Резерфорд, игравшей эту роль. В 1962 году очередную книгу с мисс Марпл (И зеркало разбилось…) Агата Кристи посвящает этой актрисе. Наш зритель видел несколько фильмов с Джоан Хиксон в роли мисс Марпл. Еще одна любопытная и красноречивая ошибка — в справочнике Каталог детективов в 1971 году авторы отдали роман 1939 года (Убивать так легко) мисс Марпл, хотя ее там нет и в помине, а дело ведет молодой полисмен, Люк Фицуильям. Ошибка отчасти оправдана тем, что действие происходит в английской деревушке с уже знакомым набором действующих лиц — и викарий, и юрист, и доктор, и местный очень важный человек, и полный синклит пожилых дам. Есть даже похожая на мисс Марпл старушка, которая все знает, но гибнет в дорожном происшествии. Вот уж что не грозило мисс Марпл, хотя она несколько раз и была на волосок от смерти! Убить мисс Марпл было не так легко — на то не было воли автора. И не только потому, что детективы обычно имеют нечто вроде дипломатического иммунитета (ведь некому будет разгадывать тайну!), но и по желанию публики. Вспомним, что Артуру Конан Дойлю не удалось убить Шерлока Холмса и пришлось его воскресить.

О том, что мисс Марпл была дорога Агате Кристи, можно судить не по прямым, а по косвенным уликам. Если симпатичной миссис Оливер Агата отдала свои смешные черточки, создав все же шаржированный персонаж, то мисс Марпл получила самое заветное, пожалуй. Мы застаем ее уже на заслуженном отдыхе, но в нескольких книгах проскальзывает упоминание о том, что она много ухаживала за больными: Я привыкла к больным. Я так много ухаживала за ними в свое время (Немезида, 1971). Агата Кристи отдала мисс Марпл свое второе (а может быть, и первое) жизненное призвание, свое истинное призвание. Мисс Марпл даже в самом начале не так дружески шаржирована, как Ариадна Оливер или Эркюль Пуаро, в ней много милых человеческих черт: она страстно увлечена садоводством, любит наблюдать за птичками (это занятие, бэрдуотчинг, — одно из национальных пристрастий британцев от мала до велика), причем сильный бинокль оказывается весьма кстати и при наблюдении за людьми.

Наблюдение за людьми, изучение человеческой природы — это у нее тоже общее с самой Агатой. Поначалу мисс Марпл несколько более стеснительна, непоследовательна в своих речах, кстати, в неумении складно говорить Агата Кристи сама признавалась не раз, и это ее черта. Но впоследствии мисс Марпл станет более уверенной в себе, не теряя скромности. Высказывается даже предположение, что это обратное влияние экранного образа, созданного Маргарет Резерфорд. А может быть, вместе с самой Агатой Кристи мисс Марпл понемногу приобретает уверенность в себе?

Позволю себе немного больше рассказать о мисс Марпл, с которой читатель впервые встречается в Убийстве в доме викария.

Многое о ней мы узнаем из романа Немезида. Очень точную характеристику ей дает мистер Рафаэль, который впервые встретился с ней в романе Карибская тайна и услышал от этой старушки неожиданное в ответ на вопрос Кто вы? слово — Немезида. В письме, которое она получает уже после смерти старого финансиста, он пишет: У вас, моя дорогая, если позволите так Вас назвать, есть природное чувство справедливости и по этой причине — природное чутье к преступлениям. Распутывать тайны — Ваш прирожденный талант, дар божий. Давая ей поручение, о сути которого почти ничего не известно, мистер Рафаэль заключает свое письмо строками из библейской книги пророка Амоса: Пусть как вода течет суд, и правда — как сильный поток! Грозный облик неотвратимого возмездия с самого начала (с названия) придает серьезность странному поручению: поехать в тур по знаменитым садам и усадьбам Англии и — смотреть в оба.

Сама мисс Марпл пытается найти разгадку, делая запись в своем дневнике, где пишет о себе (редкий прием для Агаты Кристи).

Моя задача связана с правосудием. Нужно или исправить совершенную несправедливость, или воздать за зло, призвав его к ответу. Об этом говорит пароль Немезида. Мистер Рафаэль пишет, что у меня есть чувство справедливости и дар распутывать преступные тайны. Преступление — видимо, не шпионаж, не жульничество, не грабеж, с такими вещами я никогда не сталкивалась, и у меня с ними нет решительно ничего общего; я ничего о них не знаю и не владею никакими приемами, чтобы их разгадать. Он знает меня только в связи с убийством. Убийства, о которых сообщала пресса, никогда не привлекали моего внимания. Я в жизни не читала специальных книг по криминалистике, да, по правде сказать, не очень-то интересовалась подобными вещами. Нет, просто так уж получалось, что я оказывалась поблизости чаще, чем можно было бы ожидать. Мое внимание привлекали к тем убийствам, в которых так или иначе были замешаны друзья или знакомые. Мне кажется, в жизни существует особая связь, таинственное тяготение между людьми и событиями. Одна из моих тетушек, насколько я помню, пять раз становилась жертвой кораблекрушения, а моя подруга была, как это называют серьезные ученые, подвержена несчастным случаям. Помнится, некоторые наши общие знакомые ни за что не соглашались ехать с ней вместе в такси. В дорожные происшествия она попадала четыре раза на такси, три раза на частных машинах, а в железнодорожных катастрофах побывала дважды. Подобные вещи происходят с людьми без каких бы то ни было объяснимых причин. Мне не очень приятно писать об этом, но, судя по всему, убийства часто случаются не со мной, хвала создателю, но просто вокруг меня.

Профессор, которому мистер Рафаэль сказал, что мисс Марпл — дама преклонного возраста и что она отличный знаток людей, услышал от нее такие слова:

— Совершенно не представляю себе, какие он нашел во мне особые достоинства. Я стала глуховата, да и зрение куда хуже, чем раньше. Ума не приложу, какие у меня преимущества перед другими, вот разве что я умею казаться глуповатой и недалекой старушкой, признаться, я и на самом деле, как говорили в прежние времена, божий одуванчик. Я — форменный божий одуванчик. Может, он это имел в виду?
— Нет. Он сказал, что у вас есть тончайшее чутье на зло.
— Может быть… Да, вполне возможно. Несколько раз мне случалось испытывать чувство опасности, близости зла, в самом окружении убийцы: я ощущала, что злостное дыхание преступления разлито в воздухе, сплетено с самим течением событий.
Она внезапно улыбнулась, взглянув ему прямо в глаза.
— Понимаете, это похоже на крайне обостренное обоняние. К примеру, вы чувствуете, когда происходит утечка газа, а остальные этого не учуют. Или когда с легкостью различаешь запахи разных духов. Моя покойная тетушка считала, что может почуять запах лжи. Она уверяла, что от людей, которые лгут, исходит совершенно определенный запах. Сначала у них начинает как-то странно подергиваться нос, а потом появляется этот запах. Уж не знаю, так ли это, но она нас частенько поражала. Как-то раз она сказала мужу: Джек, не бери на работу молодого человека, который беседовал с тобой нынче утром. Он все врал, с первого слова до последнего. И представьте себе — оказалось, что она совершенно права!

Свой метод, безошибочно служивший ей (и правосудию) во всех случаях, сама мисс Марпл излагает крайне просто:

— Я бы не сказала, что я знаток людей. По-моему, дело просто в том, что некоторые люди напоминают мне других, которых я знала, и я могу, исходя из этого, предположить некое сходство и в их действиях.

А уж знание человеческой природы (как и знаменитые серые клеточки Эркюля Пуаро) — неотъемлемое свойство личности мисс Марпл.

Однако главное, общее для всех профессионалов и любителей в деле правосудия, — именно стремление воздать за зло. Главное же, по мнению Агаты Кристи, обелить невиновных. Один из ее романов называется Пытка невиновностью.

Чувство справедливости, общее для большинства людей, всегда удовлетворено у читателя Агаты Кристи. Эта в наше время несколько прямолинейная и старомодная (в той же мере, в какой старомодна и Библия) точка зрения у мисс Марпл находит точное выражение. О преступлении, связанном с насилием и убийством, она отзывается сухо: Не очень-то приглядное дело. На замечание профессора: Вот как вы об этом судите? она отвечает:

Таков мой взгляд на вещи. Мне это не по душе. И всегда было не по душе. Если вы ждете, что я стану выражать сострадание, сожаление, стану оправдывать преступление несчастным детством или дурной средой, если вы ждете, что я начну проливать слезы над вашим юным убийцей, — имейте в виду, этого вы не дождетесь. Я не приемлю злых существ, творящих злые дела (курсив мой. — М. К.).

Не всегда осознанное читателем свойство книг Агаты Кристи — ее непоколебимая уверенность в том, что справедливость непременно восторжествует, что доброе имя невинно пострадавшего за чужое преступление человека должно быть оправдано, пусть через много лет! И подчас ждущий казни козел отпущения должен быть вырван из рук чересчур прямолинейного и недалекого правосудия, а истинный преступник так или иначе наказан. Подчас, как и в истории с Немейским львом, справедливость не заботится о требованиях закона, но и это особенно импонирует человеку в нашем мире, где преступления множатся, а возмездие порой заставляет себя ждать долгие годы или обрушивается на головы стрелочников.

Простая тайна Агаты Кристи в том, что в ее заправских детективных романах, где нет недостатка в убийствах, корыстных и подлых побуждениях, где предостаточно примеров морального дальтонизма — некоей цветовой слепоты души, — всегда присутствует — неподдельное уважение к человеку и к нравственным ценностям (которые подчас подвергаются инфляции чисто внешне, но никогда не теряют истинной ценности). Об этом в книге Иова сказано так: Испытай меня — выйду как золото.

Именно это неизменное в меняющемся мире свойство, присущее человеческой душе, — высокая проба ее достоинства — позволяет Агате Кристи не стать старомодной. Понятие о подлинных ценностях при довольно скептическом, как у мисс Марпл, отношении к природе человека, нужно современному читателю, перенесшему такие повороты руля и столь резкие переоценки, что ему необходимо найти точку опоры, чтобы не потерять равновесия.

Однако никакой поучительности, назидательности в книгах Агаты Кристи нет. И еще одно странное свойство, замеченное всеми: несмотря на убийства, напряжение, непрерывные неожиданности в развитии сюжета (мисс Марпл говорит: подозревайте всех), в книгах Дамы Агаты создается какая-то прозрачная, сказочная атмосфера, в которую хочется вернуться. По перечитыванию она — настоящий чемпион. Даже когда помнишь, кто это сделал, с удовольствием отмечаешь, что по всей книге честно разбросаны улики, указания, которые могли бы и раньше навести читателя на след. Если не считать, конечно, мастерски подложенных автором красных селедок (точнее, копченых селедок — здесь подразумевается отвлекающий, ложный след: выражение произошло от практики излюбленной англичанами гонки по проложенному следу для тренировки гончих) — протянутая в сторону от следа упоительно пахнущая ложная дорожка. С читателем Агата Кристи честна, никогда не лишает его возможности самому догадаться.
Мне лично это пока удалось только один раз. Но удовольствие от чтения получаешь и потому, что Агата Кристи никогда не пишет об отвратительном, никогда не смакует и не приучает нас смаковать кровавые, душераздирающие подробности. Это воздействие, как я определяю, типа ножом по стеклу, слишком заполонило сейчас и литературу, и теле- и киноэкраны. Подчас в литературе подобного рода на первом месте — кровавые сцены и секс не очень высокого пошиба.

Агата Кристи одна из первых доказала, что детективный роман может быть и романом в прежнем смысле слова — историей любви. Подчас трогательной, иногда грустной, случается, и жуткой. Есть у нее и глубокий, тонкий анализ побуждений и хода мыслей преступника. В нескольких романах она анализирует и патологическое, психопатическое убийство. В ее романе Убийство в доме викария противники смертной казни найдут очень веские доводы в свою пользу.

Милосердие. Она была сестрой милосердия, она стала знаменитой писательницей, но свойства души не меняются в житейских взлетах и падениях. Доброта, любовь к жизни, радость жизни, драгоценное свойство — юмор, умение с увлечением придумывать ходы сюжета и с истинной приязнью описывать английскую природу, жизнь, уклад ее, кстати, социологи уже сейчас начинают ценить эти точные, хогартовские зарисовки Англии и в период между двумя войнами, и в военное время, и после войны. Особенно живыми у нее были некоторые эпизодические лица, в натуральную величину, без двойного дна и облика. Впрочем, следует упомянуть, что в некоторых книгах роль детектива на себя берут очаровательные молодые девушки, притом титулованные, — дань легкому, но неискоренимому снобизму английского среднего читателя, или славные молодые люди, или вообще случайные люди, но про всех них читать интересно.

Некогда королева Виктория бросила бессмертную фразу, вошедшую в набор исторических фраз всего человечества и часто цитируемую: Нам не интересно. Вот этой фразы от своих читателей Агата Кристи не слышала ни разу.

Когда ее спросили, за что, по ее мнению, ее будут помнить сто лет спустя, она ответила: Ну что ж, мне бы хотелось, чтобы обо мне говорили: она хорошо писала детективные и приключенческие романы.

Самой ей больше всего нравилось писать (для отдыха от детективов) приключенческие романы под псевдонимом Мэри Уэстмакотт. Она написала их всего шесть. Любила она и пьесы — не надо заниматься описаниями. Ее пьеса Мышеловка неизменно идет в одном из лондонских театров с 1950 года. Я уверена, что есть зрители, которые смотрят пьесу по многу раз и, может быть, по многу лет подряд. Таково свойство некоторых авторов, то, что Белинский назвал дюмасовским интересом.

Исторические вещи у Агаты Кристи редки. Но когда она бралась за историческую тему, то относилась к ней со свойственной ей серьезностью. В 1945 году она написала исторический детектив Смерть приходит в конце. Вы найдете его в этой книге под названием Месть Нофрет. Действие разворачивается в Древнем Египте. Мысль написать подобный роман ей подал друг ее мужа, египтолог, профессор Ганвилл, который был горячим поклонником ее творчества. Вначале уже знаменитую тогда писательницу охватила робость (честно говоря, это милое свойство души никогда ее не покидало), но профессор ее уговорил, пообещав снабдить книгами, рисунками, любой информацией, какую она потребует. Пришлось заняться громадным научным материалом, чтобы достичь полного правдоподобия. Агата Кристи призналась, что труднее всего было справиться с легионом простых обиходных деталей: надо было выяснить, что тогда ели, во что одевались.

Сюжет был подсказан ей письмами, найденными экспедицией музея Метрополитен в Луксоре, много лет назад. Благодаря своему знанию человеческой природы Агата Кристи сумела рассказать про убийства в Древнем Египте не менее убедительно, чем про более современные ей, в хорошо знакомой обстановке современной Англии. Она еще раз доказала, что умеет создавать живые характеры и достоверную драматическую ситуацию, даже если дело происходит за многие столетия до нашей эры.

Хочется отметить, что современность книг Агаты Кристи почти не связана со злобой дня. Политику, в более или менее отвлеченном виде, можно найти в одной-двух книгах. Во время второй мировой войны она пишет не только уже упомянутые последние романы с Пуаро и мисс Марпл, но и такие шедевры, как Зло под солнцем, Труп в библиотеке (1942) (кстати, в нем мисс Марпл возвращается после перерыва в 10 лет и как всегда победоносно шествует дальше), Сверкающий цианид и другие.

Мне кажется, множество интересных наблюдений и даже предчувствий (как мы теперь можем понять) нашли место в последнем периоде творчества Агаты Кристи. Детективы тоже меняются — и хитросплетение ситуаций уступает место анализу психологии преступления. Как и методы, они становятся более современными, требующими большего знакомства с наукой.

Конь бледный (1961) очень интересен сочетанием самых темных предрассудков, моды на спиритизм (сейчас переживающей очередной пик и нашествие экстрасенсов) и весьма современных познаний в химии.

Роман Ночь без края и конца (1967), строго говоря, не детектив. Это анализ настолько современного характера, что порой мурашки бегут по коже. Стяжательство — откровенное, примитивное желание иметь то, что не заработал, абсолютная, почти подкупающая неразборчивость в средствах — и отказ от настоящей любви во имя лживой, предательской роскошной жизни с роскошной женщиной. Исповедь этакого невинного убийцы, просто не понимающего, что такое нравственность.

Роман Пассажирка до Франкфурта, опубликованный в 1970 году, как бы продолжает линию, намеченную в Большой четверке и В неизвестном направлении. Очередное изображение некоей таинственной интернациональной организации, претендующей на власть над миром. Здесь уже упомянуто и ядерное, и биологическое оружие, торговля наркотиками и происки международного капитала, торговля оружием… Но главное, что поражает, — то, что борьба идет за молодежь, что уже просматриваются (пусть в фантастической, как бы оперной форме) корни неофашизма, и наркотики, разъедающие живую душу и тело молодых людей. Все это заставляет задуматься и сейчас. Эпиграфом к этой книге Агата Кристи взяла такую фразу: Лидерство, конечно, громадная творческая сила, но оно может стать и дьявольским орудием.

А что думает она о будущем? В автобиографии есть такие размышления:

Чем все это кончится? Новыми триумфами? Или, может быть, человек в своем ненасытном стремлении к власти над миром сам себя погубит? Не думаю. Человечество выживет, хотя, быть может, только группками, островками, разбросанными по лицу Земли. Может произойти какая-нибудь великая катастрофа, но человечество не погибнет окончательно. Какая-нибудь примитивная община, живущая самыми простыми обычаями, знающая о прошлых событиях лишь понаслышке, медленно, постепенно построит новую цивилизацию.

Можно сказать, что это оптимистичное высказывание. Хотя очень емкое и всерьез предостерегающее. Но Агата Кристи была далека от намерения изображать ужасы апокалиптического века не потому, что не догадывалась о них. Нет, она хотела, чтобы люди отдыхали, читая ее книги. И чтобы самые простые обычаи человеческого общества все же сохранялись в их памяти.

Мне кажется, Агату Кристи читать интересно еще и потому, что ей было интересно писать. Она была человеком жизнерадостным, добрым и мужественным, и это, как некий чекан души мастера, по выражению восточного мудреца, сохраняется в ее творениях.

Атмосфера, или, пользуясь аналогиями мисс Марпл, букет, присущий каждой вещи автора, создается всей неповторимостью его личности и, конечно, трудом, честным ремеслом, роднящим Пушкина и Агату, Диккенса и Достоевского, вне масштабных оценок.

Та атмосфера антизла, которая так полюбилась читателям и у Сервантеса, и у Стивенсона, и у Дюма, и у Конан Дойля, у Агаты Кристи тоже естественно объединяет всех рыцарей добра в некоей вечной нервостихии, в неразменной, не подверженной инфляции, не разъедаемой никакой царской водкой золотой валюте духа.

Их общий древнейший девиз: Пусть как вода течет суд, и правда — как сильный поток!

Маргарита Ковалева

Из сборника Месть Нофрет

Оцените статью
Добавить комментарий