Мата Хари. Последнее представление

В том-то и состоит истинное значение секретной войны, о важности и опасности которой постоянно забывают, что она принимает символический образ танцовщицы в позолоченных мягких туфлях, стремящейся сорвать с губ случайного любовника секрет точного расположения армейского корпуса.

Майор Жорж Ладу (1932)¹

Вначале декабря 1915 года, устав от жизни в Гааге, Мата Хари предприняла свою первую в годы войны поездку в Париж. Нынешнее ее финансовое положение, благодаря стараниям любовника, барона Эдуарда ван дер Капеллена, полковника голландской кавалерии, было стабильным. Он оплачивал ее проживание и давал щедрое содержание. Они были старыми друзьями. Свое знакомство возобновили сразу по возвращении Мата Хари в Голландию. Теперь женатый полковник посещал ее каждый раз, когда получал отпуск с фронта. Таким образом, его возлюбленная пользовалась определенной свободой. Но Париж занимал все ее думы. Двадцать седьмого ноября, получив новый голландский паспорт, она купила билет во Францию. Несколькими месяцами раньше в британском консульстве в Роттердаме она поставила в свой французский паспорт английскую визу, которая была ей нужна для путешествия. Из-за войны во Францию из Голландии можно было попасть лишь через Англию, Швейцарию или Испанию. Во время этого путешествия Мата Хари намеревалась забрать со своей виллы в Нёйи и привезти в Гаагу серебро, белье и мебель, в которых она теперь так нуждалась².

Возвращение в город, где она обрела новую жизнь под именем Мата Хари, где ее боготворили поклонники и восхваляли критики, не могло пройти безболезненно. Печально писала она подруге: «Раз мы не можем жить в Париже, так будем говорить о нем, по крайней мере, это даст хоть что-то»³. Распоряжения относительно своей домашней утвари, хранившейся на складах фирмы «Мапль», она отдавала из номера «Гранд-Отеля» на бульваре Капуцинов⁴. Она упаковала десять чемоданов: оставшееся на вилле в Нёйи имущество, включая четырех чистокровных скакунов, подаренных ей бывшим любовником, Феликсом Руссо, пришлось распродать. По городу распространился слух, что свою любимую лошадь по кличке Вишну она не стала продавать новому хозяину, а вонзила ей в сердце золотой кинжал⁵. Очевидная абсурдность этой версии свидетельствует о том, насколько живучим было представление о ней как о человеке, охваченном страстями на грани безумия. Но ее привязанность к Парижу была еще сильна: во время этой поездки она возобновила интимные отношения со своим покровителем Анри де Маргери, который тогда был вторым секретарем французской дипломатической миссии в Гааге⁶. Маргери помог Маргарите Зелле Мак-Леод в 1904 году начать карьеру. Он был человеком, к которому она могла обратиться в период кризиса или в момент, когда нуждалась в подтверждении, что все еще желанна как женщина. Но ни один из них не ожидал от другого глубокой привязанности, поэтому вскоре Мата Хари оказалась в объятиях другого постояльца отеля, маркиза де Бофора, бельгийского офицера.

Мата Хари, желая, по всей видимости, завязать в Париже деловые отношения, написала письмо своему агенту Габриэлю Астрюку, в котором просила его узнать у Сергея Дягилева, не сможет ли он посмотреть «несколько новых, довольно своеобразных танцев», созданных ею. По ее словам, барон был так щедр, что она не нуждалась в деньгах, но ей очень хотелось работать снова⁷. Мизия Сер подтверждала, что во время войны Мата Хари преследовала Дягилева, пытаясь сыграть на его интересе, с тем, чтобы возобновить свою карьеру. Когда была объявлена война, русский импресарио и его балетная труппа застряли в Мадриде, где у них возникли определенные трудности с получением французских виз и, следовательно, с возвращением. В конце концов, мужу Мизии пришлось отправиться в Испанию, чтобы вызволить труппу. За несколько минут до пересечения французской границы Сер попросил Дягилева проверить, нет ли у него при себе бумаг, которые могли бы вызвать подозрение. После горячих заверений Дягилева в том, что у него не было ничего, что могло бы как-то его скомпрометировать, «он извлек из кармана пачку бумаг, поверх которых лежало письмо от Мата Хари!»⁸.

Независимо от того, какой репутаций пользовалась Мата Хари, она знать ничего не знала о возникшей по отношению к ней подозрительности со стороны союзников. Согласно извлеченному на свет в 1992 году делу, заведенному муниципальной полицией, мадам Маргарита Зелле, тридцати девяти лет от роду, прибыла в порт Фолкестоун на поезде, доставлявшем пассажиров прямо к пароходу, отплывавшему в Дьепп, 3 декабря 1915 года. Она подверглась допросу со стороны союзнических полицейских и военных властей; при этом было замечено, что о цели своего посещения Франции задержанная дает противоречивые ответы. Во время первого допроса она заявила, что следует в Париж для того, чтобы устроить свои дела, подписать контракты, имеющие отношения к ее работе, возможно, касавшиеся проведения гастролей в Южной Америке. Но во время второго дознания она сказала капитану Диллону из МО-5 (предшественница МИ-5), что собирается продать дом в Нёйи и временно обосноваться в Гааге, поскольку барон ван дер Капеллен был мобилизован и мог посещать ее только там. О Южной Америке она даже не вспомнила. Багаж мадам Зелле подвергся досмотру, и хотя ничего предосудительного обнаружено не было, она получила статус «не вне подозрений», и «по этой причине все ее передвижения должны были находиться под наблюдением». В 2 часа 30 минут пополудни она на корабле «Арундель» отправилась в Дьепп. На следующий день среди всех британских чиновников, включая портовое начальство, была распространена депеша с предупреждением, что мадам Зелле «является исключительно нежелательной особой и в возвращении в Соединенное Королевство ей следует отказать»⁹.

Вероятно, подобное дознание было воспринято Мата Хари как должное, потому что о своем первом столкновении с британским властям она ни разу не упоминала. Тем не менее, когда следующей весной она снова обратилась за визой в британское консульство в Роттердаме, то неожиданно для себя получила отказ. Двадцать седьмого апреля 1916 года на имя голландского посла в Лондоне де Марееса ван Свиндерена поступила телеграмма с запросом относительно этого дела, подписанная голландским министром иностранных дел Йонкеером Лоудоном. Он писал: «Известная танцовщица Мата Хари, подданная Нидерландов, настоящее имя которой Мак-Леод Зелле, хочет по личному делу посетить Париж, где она проживала до войны. Британский консул в Роттердаме отказывается поставить в ее паспорт визу, хотя французский консул, со своей стороны, уже сделал это. Прошу вас ходатайствовать перед британским правительством, чтобы оно дало консулу в Роттердаме соответствующие распоряжения»¹⁰. Данный посольством ответ гласил, что британская сторона отказала «известной голландской артистке Мата Хари» в выдаче визы потому, что «у властей есть основания считать визит упомянутой вами в 74 [телеграмме] дамы нежелательным»¹¹. Предупреждение относительно Мата Хари, сделанное в декабре 1915 года, было еще в действии.

Чтобы представить размах британской подозрительности в целом, следует сказать, что во время войны МИ-5 контролировала все «иностранное население» Британии, насчитывавшее более 200 ООО человек; при этом было задержано, арестовано и временно интернировано около 30 ООО «врагов иностранного происхождения и лиц, представлявших опасность». Начиная с 1910 года первый руководитель МИ-5, капитан (впоследствии генерал-майор, сэр) Вернон Келл отвечал за «ведение секретной регистрации всех потенциально опасных иностранцев отдельных национальностей», а их насчитывались тысячи¹². Учитывая масштаб работы, могло существовать несколько причин, по которым Мата Хари была признана персоной нон-грата: она была гражданкой нейтральной страны, накануне войны в Берлине водила знакомство с германским офицером полиции, кроме того, у нее была репутация куртизанки и исполнительницы танцев в обнаженном виде. Критерии, которыми руководствовались разведывательные службы, были настолько размытыми, что любая женщина, путешествовавшая в одиночестве, могла рассматриваться как лицо, представлявшее опасность. В неопубликованной биографии мужа, где имелись документальные записи о его секретной работе, леди Келл писала, что «женщины иногда использовались немцами в качестве агентов, если обладали живым умом и были способны применить его в безвыходных ситуациях»¹³. Таким образом, сбывавшееся пророчество обрекало женщин на то, чтобы всегда находиться под подозрением: способная красноречиво защитить себя при обвинении в шпионаже, она тем самым проявляла качества, свойственные засланному агенту «гуннов». Если же она оставалась пассивной, то молчание рассматривалось как негласное признание вины.

Решительный настрой Мата Хари вести себя так, чтобы в каждом случае владеть ситуацией, не мог не насторожить сэра Вернона Келла. Двадцать четвертого мая 1916 года Мата Хари поднялась на борт «Зеландии», отплывавшей из Амстердама во Францию по иберийскому маршруту. Это было ее второе путешествие во Францию. Позже она расскажет капитану Пьеру Бушардону, следователю, допрашивавшему ее в 1917 году, что во время путешествия ее сильно донимал «голландский еврей по имени Годенмакер [так было записано с ее слов]». Другие пассажиры говорили Мата Хари, что Гедемакер, заявлявший о своей работе на британскую секретную службу, хвастался, что обыскал ее комнату и багаж. Разгневанная вторжением в свою частную жизнь, Мата Хари решила бросить этому жирному шпику вызов. Во время чаепития она собрала на палубе других пассажиров и, призвав их в свидетели, обвинила Гедемакера в том, что он шпионил за ней. Он с возмущением отверг обвинения, но Мата Хари настаивала на извинении. Когда он отказался, она, к большому удовольствию пассажиров, влепила ему «такую увесистую оплеуху, что у него ртом пошла кровь»¹⁴.

К тому времени, когда корабль пришел в Испанию, Гедемакер, продолжая доставлять неприятности Мата Хари, проследовал за ней в отель «Континенталь» в Виго. Но она быстро избавилась от него, пригласив двух пассажиров с корабля проводить ее до номера¹⁵. Двенадцатого июня о своем прибытии в Испанию Мата Хари сообщила голландскому консулу в Виго, и два дня спустя, направляясь в Париж, уже была в Мадриде. Альберт Ф. Колверт, английский писатель, утверждал, что в это время он гостил в отеле «Риц», где ему предоставилась возможность побеседовать с Мата Хари о трудностях путешествия в военное время. По его свидетельству, она сообщила, что, несмотря на то, что подверглась в Англии самому тщательному досмотру, у нее, насколько ей помнилось, ничего компрометирующего обнаружено не было. «Из Мадрида я сообщил властям о ее отъезде и цели поездки, — писал Колверт в письме в «Обсервер» («Observer») 29 июля 1917 года. — Впоследствии [я] был удивлен, узнав, что в это дело было вовлечено так много женщин и что они даже плыли на том же корабле». Колверт мог бы рассказать об атмосфере подозрительности, которая сгущалась вокруг Мата Хари.

В Андайе, местечке на французской границе возле Сан-Себастьяна, ей было отказано во въезде и не дано никаких объяснений. Она тут же написала гневное письмо господину ван Ройену, голландскому консулу в Мадриде. К тому же она, должно быть, сообщила о своем намерении написать об этом деле своему старому другу Жюлю Камбону, который в ту пору был генеральным секретарем министерства иностранных дел Франции. Ван Ройен сделал необходимые запросы, и 17 июня французский посол в Мадриде объяснил ему, что «оказывается, имя мадам Мак-Леод значится в списках неблагонадежных в Англии, по этой причине отказано и во въезде во Францию». Кроме того, посол передал конфиденциальные сведения о том что французская сторона считает ее связи в Голландии подозрительными, к тому же «у нее была какая-то загадочная связь с торговцем пшеницей»¹⁶. Ван Ройен отдал распоряжения своему помощнику Й. Хигби подготовить для Мата Хари ответ. Восемнадцатого июня,

после того, как она уже покинула Испанию, он написал: «[Господин ван Ройен] сделал все, что было в его силах, чтобы добиться для вас разрешения на въезд во Францию. Но даже вмешательство министра ничего не могло изменить, равно как и ваши заявления о просоюзнических симпатиях»¹⁷. Как бы то ни было, эту проблему Мата Хари решила сама: хотя письмо Камбону так и не было отправлено, вероятность того, что оно все-таки существовало, была велика, и пограничные власти Андайе решили все же пропустить ее¹⁸.

К тому времени, когда 16 июня Мата Хари добралась до «Гранд-Отеля» в Париже, за ней уже следили. Для слежки за подозрительной голландской танцовщицей Второе бюро приставило двух инспекторов, Тарле и Моньера. Свои рапорты они посылали главе этого ведомства капитану Жоржу Ладу, который был назначен на эту должность в августе 1914 года благодаря уникальному сочетанию опыта военного офицера и журналиста. В 1898 году Ладу закончил Сен-Сир, наиболее престижную военную академию страны. Продвигал его генерал Жоффр, командовавший теперь вооруженными силами Франции. Но подъем Ладу по ступенькам служебной лестницы не был таким стремительным.

В 1908 году он получил чин капитана и вернулся в Сен-Сир на должность инструктора, взяв по свое командование 103-й Алансонский пехотный полк. В мае 1914 года Ладу оставил армию и стал корреспондентом парижского «Радикал» («Radical»),редактором которого был вскоре назначен¹⁹. Когда началась война, генерал Жоффр назначил Ладу главой отдела цензуры прессы, а в следующем году доверил ему работу во Втором бюро — отделе разведки и контрразведки Франции²⁰.

С 18 июня 1916 года по 13 января 1917 года от инспекторов Ладу поступали регулярные рапорты о наблюдениях за Мата Хари, в которых фиксировались сведения о всех ее гостях, телефонных звонках, письмах, походах в магазины и развлечениях. Несмотря на то, что судебное слушание по ее делу проходило при закрытых дверях, а результаты следствия никогда не публиковались, собранные сведения стали основой, на которой Ладу выстраивал свою теорию относительно виновности подозреваемой. В первую очередь Мата Хари была для него женщиной легкого поведения, скорее проституткой, нежели любовницей²¹. Если, пользуясь любовными связями, она могла выуживать у любовников важную информацию, это делало ее особенно опасной. Как можно убедиться на примере известной Ла Кастильоне, «прекрасного политического агента», обольстившей Наполеона III по просьбе итальянского лидера Кавура, или Леониды Лебланк, куртизанки Жоржа Клемансо, которая сумела добиться от него посвящения во все государственные секреты, связь между сексом и шпионажем во Франции имела весьма стародавнюю традицию²². Роль Мата Хари в этой игре была для Ладу вполне естественной: если ее чарам и умению обольщать придать верное направление, она могла бы стать непревзойденным агентом. Однако Ладу не был вполне уверен в том, что она работала на союзников: после известия британцев о том, что она попала в их список неблагонадежных, он устроил за ней слежку.

Слежка продолжалась в течение всего лета 1916 года. Неусыпно наблюдавшие за Мата Хари инспекторы по крупицам собрали и составили портрет космополитки, которую подозрительно часто посещали визитеры мужского пола, в большинстве своем офицеры. Когда 11 июля из долины Изер в «Гранд-Отель» прибыл маркиз де Бофор, то на весь период его отпуска Мата Хари забронировала для него номер, смежный со своим. Но после его отъезда 19 июля в течение двух вечеров Мата Хари видели обедающей в компании Антуана Бернара, владельца винокурни в Мартр-де-Вейр из области Пюи-де-Дом. Тридцатого июля она обедала вместе с Николасом Йовилчевилчем, 34-летним офицером из Черногории, а 4 августа — с итальянским капитаном военной полиции. В августе в числе ее гостей были: «французский лейтенант примерно 30 лет» в форме пехотных войск; барон «Робер» [Анри] де Маргери; два ирландских офицера, Джеймс Планкетт и Эдвин Сесил О’Брайен; 20-летний шотландский офицер Джеймс Стюарт Ферни; бельгийский генерал Баумгартен и британский капитан²³.

Но когда Мата Хари влюбилась, то приняла решение заработать деньги, чтобы покончить с maison de rendez-vous²⁴, где она часто находила временных любовников. В конце июля 1916 года она посетила дом своей подруги — ушедшей на покой актрисы госпожи Данжвиль, содержавшей салон, где развлекались офицеры. В тот вечер ее познакомили с мужчиной, которого она уже встречала в «Гранд-Отеле»²⁵. Позже она напишет, что он стал для нее любовником, ради которого «я была готова пройти сквозь огонь». Звали его Владимир Маслов, он был капитаном Первого русского особого императорского полка. В это время он прибыл с фронта и находился в отпуске, его полк стоял близ Шампани. Ночь они провели вместе, а 3 августа Мата Хари снова увидела «Вадима» в Париже, где тот находился на излечении после отравления горчичным газом, который обжег его гортань и нарушил зрение (левый глаз стал видеть хуже).

Мата Хари ходила провожать его на Восточный вокзал, а позже хотела получить пассажирский пропуск в Виттель, французский курортный городок у подножья Вогезских гор, славившийся лечебными водами. Поскольку Вадим находился недалеко от этих мест, под предлогом необходимого лечения она могла встречаться со своим возлюбленным. Но городок находился в зоне военных действий, и для его посещения иногородним гражданам требовалось разрешение полиции²⁶. Тридцать первого июля она зашла в полицейский участок на улице Тетбу, чтобы получить разрешение на трехнедельное пребывание в Виттеле и пропуск в Кале. Когда в том и другом ей было отказано, она три дня спустя отправилась в префектуру полиции на бульвар дю Пале, чтобы повидаться с Анри Монури и узнать, не сможет ли он что-нибудь сделать, чтобы изменить решение, принятое на улице Тетбу. Но Монури отказался чем-либо помочь. Тогда она обратилась за помощью к старому другу, Жану Аллуру, лейтенанту кавалерии, получившему после ранения на фронте должность в одном из отделов военного министерства. Аллур предложил ей обратиться к Жоржу Ладу в Военное бюро для иностранцев, расположенное на бульваре Сен Жермен.

Согласно мемуарам Ладу, он хорошо запомнил их первую встречу, состоявшуюся в августе 1916 года. Тогда у него сразу же промелькнуло подозрение, что Мата Хари могла быть германским агентом, и он подумал, что было бы неплохо завербовать ее, превратив в двойного агента. К этому времени у него имелось сообщение британской МИ-5, что Мата Хари была германским оперативным работником с кодовым номером AF44: «AF» означало «Антверпен», где таинственный доктор Шрагмюллер якобы содержала шпионскую школу²⁷. Но, как указывала Мата Хари, предварительный разговор с Ладу относительно работы на французов стал для нее полнейшей неожиданностью.

В тот августовский день 1916 года она открыла дверь в доме №282 по бульвару Сен-Жермен, где в то время размещалась также штаб-квартира Второго бюро, и увидела «толстого мужчину с очень черной бородой и очень черными волосами, в очках, с …маленькой сигаретой в зубах»²⁸. Ладу подумал, что, наконец, нашел идеальную шпионку-куртизанку: вульгарную, видавшую виды интриганку.

«Я все еще вижу ее, как если бы это было только вчера. Несмотря на летнюю погоду, на ней был темный костюм и соломенная шляпа с широкими полями и воздушным серым пером.

Она гордо вошла в мой кабинет. У нее была легкая походка, которая бывает только у актеров, привыкших ходить по сцене… Когда я не удосужился предложить ей присесть, она сама взяла стул, подставила его к моему столу и села с таким видом, словно всегда здесь была.

— Что вам от меня нужно? — спросила она на прекрасном французском языке, слегка окрашенном гортанными звуками, что вполне сочеталось с ее восточным типом лица.

Я сказал, что знаю, что она хочет поехать в Виттель, и готов разрешить ей эту поездку.

— В таком случае, — начала она с напором, — сделайте одолжение, скажите этим легавым [Тарле и Моньеру] внизу, которые тенью следуют за мной, что, поскольку очень жарко, вы позволяете им выпить за мое здоровье в бистро через дорогу.

Я сделал вид, что не понимаю, о чем она говорит.

— За мной следят, куда бы я ни пошла… они даже обыскивают мой багаж, когда я отлучаюсь из отеля. Каждый раз, когда я возвращаюсь, все перевернуто вверх дном, а вы, должно быть, знаете, что у меня нет лишних денег на чаевые горничной.

Увидев, как она спокойна, самоуверенна, как держит себя в руках, я задался вопросом: А ЧТО, ЕСЛИ БРИТАНСКАЯ РАЗВЕДКА, ВОТ УЖЕ БОЛЬШЕ ГОДА ЗАБРАСЫВАВШАЯ МЕНЯ СВЕДЕНИЯМИ ОТНОСИТЕЛЬНО МАТА ХАРИ, не ошибалась в своих утверждениях, — правда, не имея никаких дополнительных доказательств, что она германская шпионка, о чем, похоже, она знает и говорит совершенно открыто?»²⁹.

Помимо явного преувеличения «восточных» черт внешности голландской мадам Мак-Леод, Ладу, вероятно, переоценивал интерес МИ-5 к ее делу. Согласно сведениям, имеющимся в папках Государственного архива, британская разведка разослала по ее поводу два циркуляра МИ-5-Е: первый — от 9 декабря 1915 года и второй — от 22 февраля 1916-го. Более того, по свидетельству Марте Ришар, которая была французским двойным агентом, а в 1915 году стала любовницей германского военно-морского атташе в Мадриде барона фон Крона, Ладу был склонен приукрашивать события, связанные с его работой в разведке.

Ладу сказал, что Мата Хари оказалась весьма откровенной относительно ее причастности к секретной службе Германии. «Теперь эта идиотская игра должна прекратиться, — якобы сказала она ему. — Либо я представляю опасность, и вы должны выдворить меня из страны, либо я просто приятная маленькая женщина, которая, протанцевав всю зиму, хотела бы… обрести душевный покой»³⁰. Тогда Ладу предложил ей оказать Франции «большую услугу» и дал возможность подумать на эту тему.

— Я никогда об этом не думала, — ответила она.

— Должно быть, вы очень дорогая женщина, — поспешил он сказать.

— Да, конечно!

— Как вы думаете, сколько стоит эта работа?

— Много или ничего.

— Подумайте об этом, — предложил Ладу. — Решите, что вы сможете для нас сделать. Я дам вам пропуск в Виттель. Только обещайте, что не станете больше соблазнять французских офицеров… Каким бы ни было ваше решение, придите ко мне и сообщите о нем³¹.

В конце первого разговора Ладу подписал ее пропуск и отправил к Монури забрать все необходимые для поездки в Виттель бумаги³².

Наконец, 28 августа все было готово, и она немедленно принялась готовиться к путешествию. Теперь она получила возможность воссоединиться с Вадимом в Виттеле, где они провели вместе несколько славных дней. Вадим сделал ей предложение, и она согласилась выйти за него замуж сразу же, как только будет возможно³³. Вернувшись в Париж, она увидела Ладу во второй раз. 17 сентября состоялся их следующий разговор. На этот раз она призналась ему, что страстно желает выйти замуж за Маслова, которого Ладу упорно называл «Малзов», но его благородное семейство не одобрит этот брак, поэтому она остро нуждалась в изрядной сумме. Ладу утверждал, что она без обиняков заявила: «Я хочу быть достаточно обеспеченной, чтобы не обманывать Вадима с другими»³⁴. Она предложила ему далеко идущий план: добиться возможности быть представленной генералу Морицу Фердинанду фон Биссингу, германскому офицеру, возглавлявшему оккупационные

войска в Бельгии, и через него соблазнить кронпринца. За миллион франков она могла пойти на это, рассудив: «Я уже однажды была его любовницей, и новая встреча с ним теперь зависит только от меня». Потом она дополнила свой рассказ: «Немцы обожали меня, относились ко мне как к королеве, в то время как для вас я ничто, просто шлюха… Если бы вы только видели наши оргии в Берлине, когда они валялись на полу у меня в ногах, словно рабы, и я разжигала их животные желания!»³⁵.

Когда «замечательная актриса» стояла перед ним, «охваченная дрожью в порыве чувств», разбуженных воспоминаниями, Ладу почувствовал, что его «любовью к Франции и страстным желанием работать» умело манипулировали. Он нанес ей ответный удар, сказав, что никому не дано встретиться с крон-принцем в Стенее. Но Мата Хари ответила, что это ей по силам, и помочь ей может один из бывших любовников по имени Крамер (почетный германский консул в Амстердаме). Хотя Ладу был уверен в том, что она германская шпионка, он все же предупредил ее, что шпионаж — игра, требующая везения и умения добиваться преимущества при неблагоприятных ситуациях. Была ли она готова пойти на риск? «Я по натуре игрок и не отрицаю этого, — ответила она, — но к тому же я суеверна». Ночь она провела, играя, а утром поспешила в Jardin d’Acclimatation, чтобы увидеть, как поднимутся змеи, послушные ее приказу. Она родилась в год змеи, но на этот раз они не пошевелились, что послужило ей знаком, что стоит рискнуть. Она решила принять предложение, хотя знала, что если не оправдает доверия Ладу, ждать пощады от военного трибунала ей не придется³⁶. Согласно этой версии их разговора, идея сочетания шпионажа с соблазнением, по словам Ладу, исходила от самой Мата Хари. Когда беседа подошла к концу, Ладу предложил ей отправиться в Бельгию через Голландию, но Мата Хари отвергла эту идею, и они решили, что в Гаагу она вернется через Испанию и Англию. Вернувшись в Голландию, она будет ожидать связи с французским агентом для дальнейших действий.

Суперинтендант полиции Фо-Па Биде, служивший с Ладу во время войны, заметил, что его шеф «был наделен богатым воображением и когда пускал его в ход, оно часто помогало ему распутать нити самых сложных интриг»³⁷. Через пятнадцать лет после первой встречи с Мата Хари память Ладу, похоже, оказалась в плену фантазии. В его описаниях сквозили неточности, включая и то обстоятельство, что Мата Хари никогда не встречалась с германским крон-принцем, не говоря уже о том, что никогда не спала с ним. Мата Хари никогда не танцевала со змеями и высмеивала танцовщиц мюзик-холла, которые это делали. Но эти преувеличения помогали создать образ сладострастной танцовщицы, склонной к оргиям, что отражало ее моральную слабость и готовность ради денег пойти на что угодно. Неизвестно, почему Ладу так сгущал краски, но он полагал, что следовало воспользоваться слабостью врага к такому типу женщин. Следовательно, Мата Хари, по его мнению, идеально подходила на роль соблазнительницы.

Чтобы довершить картину облика безнравственной femme gallante, детективы Бюро судорожно собирали доказательства, подтверждавшие связи Мата Хари с офицерами союзнических войск. Ладу никогда не верил, что она, вопреки удобному для нее с финансовой точки зрения положению вещей — связям со случайными любовниками, — на самом деле увлеклась Вадимом. Ее роман с красивым русским офицером противоречил образу жизни куртизанки, вращавшейся в кругу более зрелых состоятельных клиентов. Может быть, его поврежденный глаз и больные легкие, делавшие его зависимым от нее, служили ей напоминанием о том, что и она когда-то была матерью обожаемых детей. Но если этому благому союзу суждено состояться, Мата Хари понадобится приданое, а в ее распоряжении было не так уж много способов заработать деньги. Дягилев на ее письма ответил молчанием, а перспектива подготовить новую постановку представлялась весьма туманной. Соблазнительное предложение Ладу, сулившее миллион франков, казалось подарком небес. Это избавляло ее от дома свиданий, где при стечении благоприятных обстоятельств женщина могла рассчитывать лишь на минимальную плату со стороны клиентов, что-то между 60 и 100 франками за ночь. До войны подобные заведения были «спасительным средством для вдов, испытывавших финансовые затруднения, или бесприданниц, надеявшихся скопить нужный капитал, который позволил бы им вступить в брак, подобающий их положению в обществе»³⁸.

Если бы для Мата Хари это был единственный способ финансирования ее брака с Вадимом, она оказалась бы во вполне респектабельной компании, ведь за скромными дверями домов в фешенебельных районах не стыдились поправлять финансовое положение, взимая плату за свои услуги, даже скучающие жены аристократов. Здесь же они устраивали запретные свидания. Многие вполне уважаемые артистки получали там свой дополнительный приработок. Даже несравненная Сара Бернар, заявившая однажды: «Я была среди великих любовниц моего времени», была дочерью кокотки³⁹.

Предложение Ладу могло помочь Мата Хари рассчитаться с многочисленными мелкими долгами и восстановить свою репутацию в ресторанах и отелях высшего класса. Порой ей не хватало средств, и хотя барон был щедр, связаться с ним было не всегда просто. Чтобы не нарушать семейных отношений барона, связь осуществлялась через горничную Мата Хари, Анну Линтьенс. В числе многочисленных сложностей, связанных с долгами, было неприятное столкновение Мата Хари с менеджером отеля «Мерис», который 14 октября 1916 года в судебном порядке завладел ее багажом в счет погашения задолженности на сумму 1300 франков, числившейся за ней с 1913 года; 200 франков она заплатила сразу, и еще 300 — непосредственно перед возвращением ей ее собственности⁴⁰. Но как только решалась очередная проблема, в ней снова просыпалась страсть к накопительству. В октябре она подписала договор об аренде апартаментов на улице Анри Матен, 33, близ Булонского леса. Вскоре она отправила письмо подруге в Гаагу, прося ее связаться с Анной Линтьенс, чтобы та, в свою очередь, обратилась к барону, поскольку «я несколько поиздержалась здесь, пусть Анна пришлет мне 6000 франков. Скажи ей, что это очень срочно»⁴¹. Но до 4 ноября в Национальный вексельный банк в Париже нужные средства от барона не поступили.

Каждый раз, когда Мата Хари переживала подобные трудности, она не стеснялась просить помощи у других мужчин. Во время досудебного дознания 1917 года один из свидетелей показал, что оплачивал ее услуги. О человеке, имя которого во французском произношении звучало как «Анри Рапферер» [вероятно, это был Анри Раферер, известный воздухоплаватель], говорили как об инженере, 46-летнем лейтенанте запаса. С Мата Хари он встретился еще до войны на приеме в аэроклубе «Стелла» во дворце Орси. Поскольку Раферер одно время жил на Яве и Суматре, он проявил интерес к «восточным» танцам и принял приглашение прибыть в тот вечер на ее виллу в Нёйи. Они вместе пообедали, а потом отправились в спальню. После ухода Раферер прислал ей 200 франков, что было его «платой за проведенный в ее компании вечер»⁴². Если верить рапортам Тарле и Моньера, она входила в круг городских femmes galantes, многие из которых были образованными женщинами, но не имели какой-нибудь респектабельной профессии. Сюда относились жертвы скандалов, разведенные дамы, искавшие признания актрисы, вдовы, женщины, не принадлежавшие к какому-либо сословию, богатые иностранки⁴³. Однако, несмотря на то, что Мата Хари ложилась в постель со многими мужчинами, только капитану Жоржу Ладу пришла в голову мысль, что это занятие она совмещает с шпионажем.

Возможно, после второй беседы по поводу ее работы на Второе бюро, состоявшейся 17 сентября, Ладу начал сомневаться в разумности решения использовать Мата Хари. Два дня спустя Мата Хари с изумительной беспечностью прислала Ладу по почте письмо, в котором просила выдать ей аванс, чтобы купить наряды для обольщения фон Биссинга⁴⁴. Когда Ладу не ответил, она позвонила в его кабинет, но он отказался с ней разговаривать. После их следующего свидания, состоявшегося 20 сентября, по словам Ладу, он дал понять Мата Хари, что не нанимал ее, и ей предстоит действовать на свой страх и риск. Но он предложил ей для ведения записей секретные чернила, от которых она отказалась, а также дал имена связных в Бельгии, — и то, и другое может служить свидетельством доверия агенту⁴⁵. Он велел ей вернуться в Голландию и ждать дальнейших инструкций. Как бы то ни было, но через восемь дней Ладу снова услышал о своем агенте.

В Гаагу Мата Хари возвращалась на борту «Голландии», следовавшей через Испанию и Англию. Во время стоянки в Фалмуте у нее случилась неприятность. Джордж Рейд Грант, сотрудник Скотланд-Ярда, почему-то решил, что она была Кларой Бенедикс, германским агентом из Гамбурга, известной МИ-5 и лично директору отдела военно-морской разведки (DID). Он принял Мата Хари за Бенедикс, которая жила в Испании и выдавала себя за испанку, исполнительницу танцев фламенко, отправившуюся теперь путешествовать под вымышленным именем и с фальшивыми документами⁴⁶. «Офицер проверил мое удостоверение, пристально посмотрел на меня, а потом вынул из кармана любительскую фотографию женщины в испанском костюме и белой мантилье, с веером в правой руке, левой рукой она упиралась в левое бедро, — рассказывала она в 1917 году французским следователям. — Женщина слегка напоминала меня, но была ниже ростом и полнее».

Причина промашки Гранта, по-видимому, крылась в самом списке неблагонадежных лиц, который имелся в МИ-5. В рапорте был ошибочно указан рост 5 футов 5 дюймов, но фактически она была на 5 дюймов выше; согласно описанию, она была «умеренно упитанная», «приятной наружности, с ярко выраженными чертами», «хорошо и модно одета: в коричневом костюме, отороченном мехом енота, в соответствующей шляпе». Еще было сказано, что она говорит по-французски, по-английски, по-итальянски, по-голландски, и, возможно, по-немецки, хотя Мата Хари не говорила ни по-английски, ни по-итальянски⁴⁷. Согласно рапорту Гранта, причиной задержки мадам Мак-Леод было фотографическое сходство с Кларой Бенедикс и несколько противоречивых утверждений относительно ее поездки в Гаагу. Мата Хари не отрицала, что однажды встречалась с Кларой Бенедикс в вагоне-ресторане, где сидела за одним столиком с ней, а также английским и германским консулами, и было это во время поездки из Мадрида в Лиссабон. «Поскольку история мадам Мак-Леод показалась довольно странной, ее решили задержать и отправить в Лондон»⁴⁸.

Однако осведомленность МИ-5 в этом случае вызывает большие сомнения, поскольку ни Грант, ни кто-либо еще не упомянули о первом допросе Мата Хари в Британии, в Фолк-стоуне в 1915 году. В записке МИ-5-Е от 22 февраля 1916 года ясно сказано: «В настоящее время эта женщина находится в Голландии. Если она прибудет в эту страну, то ее следует немедленно арестовать и препроводить в Скотланд-Ярд»⁴⁹.

Ночь 12 ноября она провела на борту «Голландии», пришвартованной в Фалмуте. Ранним утром следующего дня жена Джорджа Гранта, Джанет, женщина-полицейский, приглашенная для обыска подозреваемых женского пола, «раздела Мата Хари и тщательно осмотрела ее»; тем временем суфражистки, добровольно вызвавшиеся прийти на помощь, переворошили ее вещи, а корабельные плотники отвинтили в каюте все зеркала⁵⁰. Не обращая внимания на призывы голландского капитана, утверждавшего, что Мата Хари была самой замечательной из его пассажирок, Гранты отвезли ее к себе домой. Там они позволили ей принять ванну, но от еды она отказалась, «много плакала» и «выпила страшно много кофе». Потом на ночном поезде супруги сопровождали ее в Лондон, где сдержали обещание и позволили ей еще раз принять ванну и переодеться, после чего она была доставлена в Скотланд-Ярд⁵¹.

На этот раз перед сэром Бэйзилом Томсоном, который в ту пору был помощником комиссара муниципальной полиции Скотланд-Ярда и одновременно возглавлял Особый отдел, Мата Хари, несмотря на развод, предстала как мадам Мак-Леод. Подозреваемая оказалась настолько важной птицей, что ее посетил сам директор отдела военно-морской разведки капитан Реджинальд «Блинкер» Холл вместе со своим помощником лордом Хершеллом, который содержал внушительную по размаху агентурную сеть в Испании, начиная от Гибралтара⁵². Томсон приготовился к сцене грандиозной скандала, Г которую, по его мнению, должна была закатить бывшая примадонна «Да Скала» в знак опровержения выдвинутых против нее обвинения. К тому же он был достаточно наслышан о ее красоте, но Томсона постигло глубокое разочарование: она ни в чем не оправдала его ожиданий. «Я думал, что увижу леди, готовую использовать против офицеров, которым предстояло допросить ее, весь арсенал своих чар, — писал он в 1922 году. — В комнату же вошла практичная до мозга костей дама, готовая со сдержанным достоинством отвечать на любые вопросы. Она была настолько уверена в себе и собственной невиновности, что, казалось, проявляла страстную заинтересованность в том, чтобы помочь следователю»⁵³.

Подозреваемую усадили на удобный стул и осветили ярким светом; тем временем сэр Бэйзил Томсон, сидя на высоком стуле, оставался в тени⁵⁴. Мягким голосом он попросил Мата Хари назвать свое настоящее имя и место рождения, затем эффектным жестом предъявил ей фотографию подозреваемой германской шпионки, Клары Бенедикс. Разве это не служило доказательством того, что она и неуловимая агентка из Гамбурга была одним и тем же лицом, как утверждал Грант?

Т[Томсон]: — Это ваша фотография?

МЗМ [Мата Хари, она же Маргарита Зелле Мак-Леод]: — Нет, это не моя фотография.

Т: — Я утверждаю, что ваше имя Клара Бенедикс.

МЗМ: — Клянусь вам, это ошибка.

Т: — Я довожу до вашего сведения, что этот паспорт фальшивый и все записи в нем фальшивые.

МЗМ: — Отправьте его в Голландию И вы убедитесь, что паспорт подлинный.

Т: — Вы готовы сказать что-нибудь относительно того, что печать нечеткая?

МЗМ: — Я ничего не делала со своим паспортом, сэр.

Т: — В таком случае, как вы объясните нечеткость печати? И не хотите ли вы сказать что-либо по поводу того, что фотография наклеена поверх надписи?

МЗМ: — Это мой паспорт.

Т: — Итак, говорить вы не желаете?

МЗМ: — Мне нечего сказать⁵⁵.

На протяжении всего допроса Томсон пытался подловить подозреваемую, сбить ее с толку, то выясняя детали относительно ее детства и замужества, то вдруг переходя к вопросам о ее карьере. Допрос проходил на французском языке, поскольку по-английски Мата Хари не говорила, и переводчик в расшифровке записей постоянно испытывал трудности с орфографией. Ответы самой Мата Хари также не отличались постоянством: она путала даты и подгоняла ответы для придания им большей достоверности. Несмотря на грозные обстоятельства, она вела себя так, словно беседовала с журналистами, пытавшимися добиться от нее сенсационных признаний.

Хотя Мата Хари с жаром отрицала, что она и Клара Бенедикс одно и тоже же лицо, и, следовательно, германская шпионка, но путала факты из собственной жизни. (То же самое имело место при ее допросе в Фолкстоуне в декабре 1915 года, когда она утверждала, что в начале войны была в Милане.) Она горячо заверяла, что в период, когда разразилась война, была в Италии и танцевала на сцене «Ла Скала» и, поскольку ее ангажемент в берлинском «Метрополе» был отменен, вернулась в Голландию; еще она говорила, что ее сын Норман умер в Индии, а не на Яве. В глазах Мата Хари эти детали придавали ее ВЫДУМАННОЙ истории большую правдивость. В конце концов, «Ла Скала» был местом ее наивысшего триумфа, и упоминание о нем стало не слишком прозрачным намеком на то, что когда-то ее называли («Звездой Танца». Перенос места кончины Нормана с Явы (голландская Ост-Индия) в Индию позволил ей намекнуть на то, как профессиональная храмовая танцовщица стала женой офицера. Это возымело свое действие, поскольку семь лет спустя после их первой встречи Томсон вспоминал, что она была наполовину яванкой, «исполнявшей сладострастные восточные танцы»⁵⁶.

Еще Томсону хорошо запомнился ум Мата Хари, ее сообразительность, оживленная манера поведения и, похоже, их длительные беседы даже доставили ему удовольствие. Артистизм, с которым он вел допрос, явно оказываемое уважение к допрашиваемой, по всей видимости, вызывали у Мата Хари ощущение, что это была всего лишь игра. Томсон сосредоточился на мелких деталях и, казалось, второстепенных чертах сходства Мата Хари с ее предполагаемым двойником, Кларой Бенедикс. Детектив отметил, что у обеих женщин было слегка опущено левое веко, что встречалось «довольно редко». Когда Мата Хари, отмахнувшись, сказала, что это простое совпадение, он иронична заметил, что она стала «жертвой обстоятельств». О допросе 1915 года, послужившем причиной того, что она попала в список неблагонадежных, ни словом не упоминалось до тех пор, пока Мата Хари не попросила разрешения покинуть Уайтхолл⁵⁷. Первая беседа закончилась для «мадам Мак-Леод» весьма неожиданно: она с изумлением узнала, что останется под арестом по подозрению в шпионской деятельности, к тому же ей было предъявлено обвинение в использовании поддельного паспорта. В тот вечер ее препроводили в полицейский участок Каннон Роу и, снабдив ручкой и бумагой, предложили написать список свидетелей, которых в случае судебного слушания придется вызвать из Голландии.

Из ответов Мата Хари во время дознания было ясно видно, что она, живя в Париже, почти напрочь оборвала все свои связи с Голландией. В 1913 году умер ее отец, но она не знала точно, в каком месяце. С ним она не виделась со времени развода с Мак-Леодом в 1907 году. С дочерью, которой уже было шестнадцать лет, она последний раз встречалась десять лет назад, объяснив это тем, что «она не хочет меня видеть», хотя Нон училась в учительском колледже в Гааге⁵⁸. На другой день она призналась: «У меня нет семьи… у меня никого нет». В ту ночь, проведенную в Каннон Роу, Мата Хари поняла, что эта игра может оказаться не на шутку серьезной. Бэйзил Томсон предупредил, что она вправе связаться с голландской дипломатической миссией, но он собирается написать, что «очень сомневается в подлинности вашего паспорта, [и] я скажу им, что считаю вас Кларой Бенедикс, немкой»⁵⁹.

Мата Хари, тотчас написала в голландскую дипломатическую миссию в Париже, графу ван Лимбург Стируму: «Прошу вас срочно прислать ко мне кого-нибудь из посольства в Лондоне для установления моей личности или приезжайте сами. Я в отчаянном положении и нахожусь в Скотланд-Ярде». К комиссару амстердамской полиции она просто взывала: «Помогите мне!».., нидерландского дипломата в Лондоне Де Марееса ван Свиндерена умоляла: «Могу ли я обратиться к Вашему превосходительству с нижайшей, но не терпящей отлагательства просьбой сделать все, что в ваших силах, чтобы помочь мне? Я попала в большую беду… Я еду из Испании в Голландию с МОИМ СОБСТВЕННЫМ паспортом. Английская полиция утверждает, что он поддельный и что я не миссис Зелле Мак-Леод. Я на грани отчаяния. Сегодня утром меня заключили в Скотланд-Ярд. Умоляю вас прийти мне на помощь… Я здесь совершенно одна, и клянусь вам, ЧТО ВСЕ У МЕНЯ В ПОЛНОМ ПОРЯДКЕ [выделено в оригинале].

Это какое-то недоразумение, молю вас, помогите мне!»⁶⁰.

В список свидетелей Мата Хари внесла имена влиятельных друзей и тех, кто без лишних слов был готов поручиться за нее. Первым в списке шел барон ван дер Капеллен, среди других она назвала Альберта Кейзера, бельгийского корреспондента «Дейли Мейл» («Daily Mail»); художника Анри Рюдо, проживавшего в отеле «Савой»; своего любовника маркиза де Бофора, офицера Четвертого уланского полка бельгийской армии; господина Гиме; господина Монури, шефа полиции в Париже; доктора ван Дирена из Амстердама, который присутствовал еще на ее конфирмации, и капитана французской секретной службы Жоржа Ладу⁶¹. Последнее имя оказалось чрезвычайно важным, когда на другой день Мата Хари появилась в Скотланд-Ярде.

Шестнадцатого ноября в Скотланд-Ярде к Томсону, Холлу и Хершеллу для проведения повторного допроса подозреваемой присоединился майор Реджинальд Дрейк из МИ-5. На этот раз Мата Хари пожелала дать объяснение путаницы с Кларой Бенедикс, о которой упоминал второй агент секретной службы в Ливерпуле. «Мадам Мак-Леод» однажды путали с англичанкой миссис Мак-Леод в «Гранд-Отеле» в Париже, и она даже получала любовные письма, предназначенные другой женщине и адресованные в «Гранд-Отель» в Лондоне. Томсон, однако, вскоре изменил тактику допроса и вернулся к вопросам о прошлом Мата Хари, чтобы установить ее истинное происхождение. При упоминании книги Адама Зелле, вышедшей в 1906 году — «Жизнь Мата Хари: Биография моей дочери и претензии к ее бывшему мужу», — мадам Мак-Леод с возмущением заявила:

«Сэр, это грязная история… Отец мой бросил мать двенадцать лет назад. Он уехал в Амстердам и жил там с женщиной низкого происхождения. Я вышла замуж, чтобы стать счастливее. Муж был на двадцать два года старше меня. Тогда же мой отец женился на той женщине. Я всегда посылала отцу деньги и потом, когда оставила Мак-Клеода [так в оригинале], я отправилась в Париж и стала великой танцовщицей. К моему отцу приходили двое писателей и просили дать согласие поставить его имя, и она [жена Зелле] написала эту книгу, а он дал мои фотографии. Эта ужасная книга мне страшно не понравилась. Она написала эту книгу, а отец подписался под ней, и однажды 60 000 экземпляров ее попали в Индию, где меня хорошо знают… Это было величайшее несчастье в моей жизни»⁶², New Scotland Yard, 16 November, 1916, PRO MEPO 3-2444.].

Снова Мата Хари добавила к своей истории кое-какие детали для придания значительности своей персоне. Она никогда не была в Индии, и нет никаких сведений относительно ее известности там в каких бы то ни было кругах. Но ее возмущение при упоминании этой книги не повлияло на намерения Томсона, который продолжал разрабатывать версию относительно Клары Бенедикс. Он заявил, что телеграмма, полученная из Голландии, подтверждает, что «мадам Зелле — германский агент, и Мата Хари действительно является германским агентом, как и Клара Бенедикс»⁶³.

Вдруг Мата Хари объявила, что хочет сообщить нечто важное. Она на самом деле шпионка, но только не германская, а французская. У нее состоялось две беседы с капитаном Жоржем Ладу, коллегой Томсона в Париже, и, таким образом, дальнейшее дознание не имеет смысла. Как правило, агенты не раскрывают себя даже союзникам, но, поскольку Мата Хари были предъявлены такие серьезные обвинения, она решила раскрыть карты, надеясь, что это позволит ей обрести свободу. Она не сказала этого раньше, потому что, по ее словам, «думала, это большая тайна». Далее Мата Хари поведала, что встретилась с Ладу для того, чтобы получить пропуск для поездки в Виттель:

«Капитана Ладу я нашла на втором этаже. Он был очень обходителен. Он сказал: «Я знаю вас очень хорошо. Я видел, как вы танцуете» …Однажды капитан мне сказал: «Вы, если захотите, сможете многое для нас сделать» и посмотрел мне прямо в глаза. Я все поняла. И, хорошенько подумав, сказала: «Смогу». Тогда он спросил: «И вы пойдете на это?» Я сказала: «Пойду». «Конечно же, вы попросите много денег?» — спросил он. Я сказала: «Да, это так». «Что вы хотите?» — спросил он. Я ответила: «Если полностью справлюсь с вашим заданием, просила бы заплатить мне миллион франков». Он сказал: «Отправляйтесь в Голландию, потом получите дальнейшие указания». — «Если речь идет о Германии, то мне бы не хотелось ехать». — «Нет, — сказал он, — речь идет о Бельгии». Итак, дома я должна была ждать его распоряжений»⁶⁴.

Пока Мата Хари «погружалась в океан воспоминаний» о своих приключениях на попри-

ще шпионажа в пользу Франции, Томсон не проявлял особого скептицизма⁶⁵. Но в официальной расшифровке стенограммы говорится, что больше она ничего не сообщила, сказав только, что обещала французскому консулу из голландской дипломатической миссии собирать информацию об австрийских войсках на Восточном фронте, потому что «любит русского офицера». Едкое замечание Томсона относительно того, что «было бы несколько неудобно устраивать в ее комнате прием всех воюющих сторон», она пропустила мимо ушей и продолжала настаивать на том, что была секретным агентом, работавшим на союзников⁶⁶.

Хотя Мата Хари позже вспоминала, что встречалась с Мартиалем Казо, французом, служащим почетного голландского консульства в Виго, в декабре 1916 года, по всей вероятности, это случилось раньше. Как видно из стенограммы допроса, к этому времени уже произошла ее встреча с «французским консулом из голландской дипломатической миссии» — Казо, который знал о ее отношениях с Масловым⁶⁷. Она сказала, что этот человек предлагал ей деньги для того, чтобы она снабжала информацией русских: «Вы дадите [Вадиму Маслову] удовольствие ответить вам телеграммой и заодно проверите, не ранен ли он, и поработаете немного со мной. Не согласитесь ли вы сделать кое-что для русских?» О французах я ничего ему не рассказала. Он спросил: «Вы не могли бы поехать в Австрию?» Он сказал, что хотел бы знать, какими резервами для сражения они располагают»⁶⁸. Позже Мата Хари приукрасила историю, утверждая, что Казо предложил ей колоссальное вознаграждение, если она сможет проникнуть в Австрию. Казо, по ее словам, сказал, что к что ней в отель придет русский, которого она узнает по второй половине визитной карточки Казо⁶⁹. Но Мата Хари, должно быть, забыла последовательность событий, поскольку в Виго она останавливалась в ноябре 1916 года и пробыла там ровно столько, чтобы попасть на «Голландию», отправлявшуюся в Фалмут.

Заявления Мата Хари о том, что она работала на один из отделов разветвленной разведки союзников, казалось, не произвело на Томсона никакого впечатления. В конце допроса он объявил, что собирается пригласить кого-нибудь из Испании, кто знает Клару Бенедикс. Еще он пообещал, что проверит всех, на кого она ссылается⁷⁰. Хотя у британцев не было никаких доказательство того, что она намеревалась заниматься в их стране шпионажем, Томсон был убежден, что она «действовала на стороне немцев» и запоминала важную информацию. Официальная расшифровка стенограммы допроса также противоречит его заявлению о том, что он якобы предупредил Мата Хари о последствиях шпионской деятельности. Возможно, кроме официальной, у него была с ней частная беседа, но, учитывая неточность его воспоминаний, это предположение представляется весьма сомнительным. Если верить Томсону, он пожурил ее наставническим тоном: «Мы собираемся отправить вас назад в Испанию, и если вы сочтете возможным прислушаться к совету человека, который вдвое вас старше [на деле он был старше ее на пятнадцать лет], оставьте то ремесло, которым занимаетесь». Мата Хари якобы в ответ признала свою вину: «Сэр, от всего сердца благодарю вас. Я не забуду вашего совета. И никогда больше не буду заниматься тем, чем занималась. Можете безоговорочно мне верить», Но это, по словам Томсона, была всего лишь уловка: в течение месяца она вернулась в Испанию и снова «принялась за старое»⁷¹.

Мата Хари была казнена за пять лет до того, как Бэйзил Томсон опубликовал отчет о своей работе в Скотланд-Ярде в годы войны. Но, поскольку официальные документы, связанные с ее делом, в то время были засекречены, «презумпция виновности» Мата Хари, выдвинутая Томсоном, внесла свою лепту в легенду о Мата Хари как шпионке. В 1916 году у британцев не было никаких оснований обвинять ее в агентурной деятельности, но сам факт, что ее приняли за Клару Бенедикс, доказывает, что для этого многого не требовалось. Нигде ни единым словом Томсон не упоминает о подозрениях относительно самой Клары Бенедикс, которые послужили причиной задержания и допроса Мата Хари; кем была Клара Бенедикс и чем она занималась, до сих остается тайной. Но там, где память подводила Томсона, на смену фактам приходил вымысел, так что в этом плане они оба были похожи друг на друга, словно близнецы. Если Мата Хари придумывала и изменяла события своей жизни в угоду публике, так же поступали и ее следователи.

После второго собеседования Бэйзил Томсон решил «провести дознание с помощью телеграфа». Чтобы узнать, действительно ли Мата Хари работала на Второе бюро, он связался с капитаном Ладу. Должно быть, Томсон недоумевал, почему Ладу завербовал для работы женщину, о неблагонадежности которой его ранее уведомила МИ-5. Как бы то ни было, но телеграмма из Парижа отрицала какую-либо связь с «мадам Мак-Леод». «Ничего не понимаю, — ответил Ладу. — Отправьте Мата Хари обратно в Испанию». Если бы она вернулась в Мадрид, то смогла бы, наконец, раскрыть свою связь с немцами и таким образом подтвердить его подозрения. В послании Томсону, тем не менее, ни словом не упоминалось о том, что Ладу действительно нанял ее для контрразведывательной деятельности в пользу Франции⁷².

В начале того же года МИ-5 уведомила американскую военную разведку, что Мата Хари была «крайне неблагонадежна и при встрече подлежала задержанию и отправке в Скотланд-Ярд». Как явствует из отчета 11 июля 1916 года, МИ-5 следила за каждым ее шагом на протяжении уже нескольких месяцев. Тем не менее там ошибочно записали, что к моменту начала войны она находилась в Милане в «Ла Скала», откуда через Швейцарию и Германию вернулась в Голландию. Имелись сведения о ее первой в военное время поездке во Францию через Испанию и Англию, и военное ведомство утверждало, что располагало ее фотографией и образцом почерка. Еще его представители заверяли, что она «по возвращении надеется получить ангажементы в Лондоне и других английских театрах», и эта информация вытекала из

содержания беседы с ней в 1915 году⁷³. Но случилось так, что разговор с Бэйзилом Томсоном вместо того, чтобы послужить доказательством ее невиновности, только усилил имевшиеся на ее счет подозрения британцев.

Тем временем Томсон занимался проверкой списка ее голландских свидетелей. Дело это дошло до ван Свиндерена, голландского посла в Лондоне⁷⁴ не будет задержана дольше, чем требуется. Однако, если окажется, что она является лицом, действия которого выходят за рамки дозволенного, возможно, придется принять против нее дальнейшие меры».]. Томсон также связался с голландским послом в Париже, которому Ладу сказал, что никогда не вербовал Мата Хари ни для каких заданий. И если она говорит, что возвращается в Голландию для выполнения разведывательной работы, значит, речь, по всей видимости, идет о работе на немцев, предположил Ладу; по этой причине ее следовало вернуть в Испанию. К 26 ноября ван Свиндерен сообщил в Гаагу, что Мата Хари «по собственной воле возвращается в Испанию»⁷⁵. Двенадцатого декабря 1916 года министр иностранных дел в Гааге написал мистеру ван Ройену, голландскому посланнику в Мадриде, что в миссию может обратиться Мата Хари. В письмо он вложил копию отчета ван Свиндерена от 1 декабря по факту в целом:

«Наша соотечественница была задержана ввиду того, что кому-то показалось, что у нее был фальшивый паспорт; тогда возникло подозрение, что она была немкой, некой Кларой Бенедикс из Гамбурга. Однако в скором времени выяснилось, что эти подозрения бездоказательны, но официальные сообщения из Парижа дают основания полагать, что миссис Мак-Леод действительно занималась деятельностью, которую [французская] полиция считает неблагонадежной… Она сказала, что союзники в Париже доверили ей передачу сведений, и заниматься этим она должна в Голландии. Полиция, однако, нашла эти утверждения подозрительными, что было подтверждено информацией из Парижа, откуда стало ясно, что распоряжение поступило не от союзников, а от врага… Она заявила, что хочет по собственному желанию вернуться в Испанию… Я полагаю, она желает избежать распространения слухов по поводу этого ее (цитирую) «приключения»⁷⁶.

Из этого письма следует, что Ладу сделал больше, чем просто отправил Томсону телеграмму касательно Мата Хари. Перед лицом голландской дипломатической миссии в Париже он не только опроверг свою причастность к ее вербовке в качестве агента, но и фактически подтвердил подозрения относительно ее работы на Германию. С этого момента Мата Хари будет рассматриваться ни больше, ни меньше как вражеский агент, о плане относительно соблазнения фон Биссинга не было сказано ни слова.

Тем временем выпущенная на свободу Мата Хари искала успокоения в отеле «Савой». Оттуда она отправилась на Уайтхолл, в Отдел выдачи разрешений на выезды. Своим конечным пунктом следования она назвала Гаагу, а целью поездки — «бракосочетание с капитаном Ваденсом [так в оригинале] де Маслофф». Из отдела позвонили Томсону, который подтвердил, что Мата Хари была «лицом, упомянутым» в циркулярах МИ-5, и предупредил, чтобы разрешение не выдавали.

Она, как говорил Томсон, считалась «агентом Немецкого банка и по этой причине не могла получить ни визы, ни разрешения на поездку в Голландию, однако для поездки в Испанию никаких препятствий не было». Томсон сказал Мата Хари, что британское правительство запретило голландским гражданам выезд домой, но она может проследовать в Испанию⁷⁷. Двадцать пятого ноября она обратилась к Томсону с просьбой разрешить ей купить билет на «Новый Амстердам», который через пять дней отправлялся из Фалмута в Роттердам. Однако через три дня Томсон сообщил ей, что «было решено, что она не может выехать никуда, за исключением Испании, откуда прибыла»⁷⁸. Первого декабря с багажом, состоявшим из десяти мест, она с вокзала Юстон отправилась из Лондона в Ливерпуль, где намеревалась взойти на борт корабля «Аргуайя», следовавшего в Виго, Испания⁷⁹.

Когда на следующей неделе Мата Хари прибыла в Испанию, она ничего не знала об изменение решения Ладу и продолжала вести себя так, словно все еще работала на французов. Одиннадцатого декабря она выехала в Мадрид, откуда дала телеграмму ван дер Капеллену, повторив свою просьбу о деньгах и объяснив, что задержалась в Испании. Еще она отправило письмо Ладу, в котором описала учиненные ей в Фалмуте и Скотланд-Ярде допросы, а также просила дать указания. Когда ответа не последовало, Мата Хари решила действовать и связалась с германским посланником в Мадриде, майором Арнольдом Калле. Раз Ладу нужна была информация, которая стоила кучу денег, она могла начать прямо сейчас и доказать свою ценность, выудив из немцев все, что можно.

Метод Мата Хари был очень прост: она просмотрела список дипломатов, имевшийся в отеле «Риц» в Мадриде, и нашла имя Калле; он значился как военный атташе. Она написала ему, прося аудиенции, указав только, что просто хочет встретиться. В дом Калле она прибыла вечером того же дня. Она спросила его, почему в Фалмуте ее перепутали с Кларой Бенедикс. После того, как Калле отослал ее к некому барону де Роланду в Мадриде, они поболтали и, по словам Мата Хари, «я сделала то, что делает в таких обстоятельствах женщина, когда хочет завоевать мужчину, и вскоре поняла, что фон [так в оригинале] Калле мой»⁸⁰. Они легли в постель, затем она вернулась в «Риц».

Во время их первой встречи она, чтобы завоевать доверие Калле, сказала, что работает на немцев, а сама тем временем собирала информацию для Ладу. Во время разговора она повторила слух, распространившийся в то время во Франции, о том, что греческая принцесса Мари Бонапарт подначивала французского премьер-министра Аристида Бриана сместить в конце войны занимавшего нейтральную позицию короля Константина и посадить на греческий трон своего мужа, принца Георга, известного своими прогерманскими настроениями. Еще она сказала, что французы были возмущены военной тактикой британцев и якобы собирались весной предпринять наступление. В ответ Калле как бы невзначай обронил слова о том, что во французской военной зоне на побережье Марокко с подводных лодок будет высажено несколько германских и турецких офицеров⁸¹.

Прежде чем вернуться в отель, Мата Хари с гордостью написала Ладу, что «возобновила знакомство» с немцами в посольстве Мадрида, и сообщила ему о рассказе Калле относительно субмарины и предполагаемой высадки на марокканском побережье, целью которой было спровоцировать восстание против французов. Позже, во время дознания Мата Хари признается, что написала Ладу: «Жду ваших инструкций; со своим информатором я могу делать все, что захочу»⁸². Ее письмо, как и раньше, было отправлено с обычной почтой, но и на этот раз Ладу не ответил. Со своей стороны, эту поездку Мата Хари он рассматривал как еще одно подтверждение ее работы на немцев, хотя ее предыдущие визиты к нему ничего не доказывали. На этот раз, по его утверждению, он «получил свидетельства ее деятельности — секретные радиограммы, которыми обменивались Берлин и Мадрид и которые были перехвачены и расшифрованы шифровальной службой [военного] министерства»⁸³.

Мата Хари полагала, что ее первое свидание с Калле прошло успешно и сделало ее двойным агентом Франции; немцы считали, что она работает на них, в то время как Ладу знал, что она действует на стороне союзников. На следующий день она встретилась в своем отеле с двумя голландскими консулами, которые познакомили ее с полковником Жозефом Данвинем, французским военным атташе, руководившим французской разведкой в Мадриде. Во время большого праздничного вечера в «Рице» Данвинь сказал Мата Хари, что был в восторге от ее общества и что «вел себя как потерявший голову кадет»⁸⁴. Пришедшая в замешательство от такого неожиданного выражения любви, она перевела их разговор на другую тему и рассказала о встрече с Калле. На следующее утро Данвинь попросил ее более подробно разузнать о высадке с подлодок в Марокко. Но при их второй встрече Калле был более сдержан и говорил с ней исключительно о маршруте, которым Мата Хари собиралась возвращаться в Париж. С Данвинем она встретилась еще несколько раз до его отъезда в Париж, куда он отправился 20 декабря вместе с военным министром генералом Люотеем. Его страстное увлечение Мата Хари оказалось сильнее, чем интерес к ее шпионской деятельности; он предложил по ее возвращении в столицу Франции подыскать апартаменты, где они могли бы встречаться. В качестве сувенира он взял из ее корсета ленточку и перевязал ею фиалку из бутоньерки, которую она носила на груди. Они договорились, что, если ей удастся выпытать у Калле что-нибудь интересное, она тут же напишет ему об этом в военное ведомство, а он, в свою очередь, поговорит о ее работе с Ладу, который по-прежнему не отвечал на ее письма⁸⁵.

Когда Мата Хари в следующий раз встретилась с Калле, он уже знал, что ее видели в компании Данвиня, французского военного атташе. Он пришел в ярость и сказал, что, поскольку они, немцы, владели ключом к шифру секретных французских донесений, передаваемых по рации, им стало известно о том, что она сообщила информацию относительно высадки с субмарин в Марокко. Мата Хари следовало разгадать его ложь, поскольку ни один военный атташе таких сведений не разглашал бы. После того, как гнев Калле прошел, они занялись любовью; он решил устроить ей проверку и сообщил несколько устаревших или даже фальсифицированных фактов, которые Мата Хари приняла за чистую монету. Она наивно полагала, что Калле был чересчур болтлив: ей и в голову не приходило, что он хотел узнать, какая информация попадет в руки французов. Он сказал ей, что немцам было известно о французском пилоте, десантировавшемся в их тылу во Франции, а еще сообщил, что германские шпионы под ногтями носят специальные кристаллы, которые при растворении могут превращаться в невидимые чернила. В ответ Мата Хари поведала ему о слухах, то ли ходивших в Париже, то ли опубликованных в газетах: продовольственные запасы истощались, и боевой дух солдат в окопах был чрезвычайно низок. Чтобы отблагодарить ДВОЙНОГО АГЕНТА за переданные сведения, Калле заплатил ей 3500 песет, которые Мата Хари приняла как награду за ее «ласки»⁸⁶. В Мадриде она пробыла еще неделю, а 2 января отбыла в Париж, где рассчитывала получить щедрое вознаграждение.

Тем временем другой, самый удачливый из двойных агентов Ладу в Испании, «доил» более важного коллегу Калле, военно-морского атташе, капитана третьего ранга Крона, выуживая из него жизненно важную информацию. Марте Ришар прибыла в Мадрид в июне 1916 года, и пути ее пересеклись с Мата Хари в «Рице», где они обе проживали. Если бы Мата Хари была важным германским агентом, Ришар вряд ли узнала бы о «госпоже Мак-Леод» от гостиничной горничной (также подкупленной немцами), которая неточно охарактеризовала гостю как «английскую актрису». По иронии судьбы, как Ришар позже напишет в своих воспоминаниях, несмотря на то, что обе женщины были завербованы Ладу для выполнения аналогичного задания, «я получила орден «Почетного Легиона», а [она] — расстрел»⁸⁷. Единственное, что разделяло женщин, — так это их значимость в глазах Ладу: как он записал в 1932 году, «между ними была такая же разница, как между чистокровной французской скаковой лошадью и голландской полукровкой; одна была на несколько порядков выше другой, как бы сказали на беговой дорожке»⁸⁸.

Будущее, ожидавшее шпионку-куртизанку, непосредственным образом вытекало из событий, имевших место в Мадриде, которые впоследствии были использованы не только для доказательства ее виновности, но и для создания о ней легенды. В глазах противников Мата Хари она являлась воплощением моральных принципов полусвета, которые, по мнению многих французов, были причиной духовной слабости. И если немцы безудержно предавались разврату, то союзники стояли за здоровый образ жизни, за сохранение добродетели, государства, семьи и церкви. Арест Мата Хари как агента противника представлялся почти неотвратимым. В борьбе за власть над своими природными инстинктами и ореолом «восточной женщины» она проиграла: ради беспутной жизни, полной удовольствий, которую она превратила в цепь искусных предательств, отказалась от брака, материнства и семьи. Вместо того, чтобы в условиях войны тратить свою энергию с пользой для борьбы, она бездумно вступила в чисто мужской мир шпионажа и политической интриги. Ладу как-то проговорился, что Мата Хари жаждала наказания, в чем якобы призналась ему, сказав, что вернулась в Париж в начале 1917 года, несмотря на то, что рисковала быть арестованной, потому что «виселица всегда привлекала ее»⁸⁹. Любая женщина типа Мата Хари, будь она куртизанкой, проституткой или чьей-то любовницей, которая использовала любовников с корыстными целями, в равной степени предавала и свою страну. Один из биографов Мата Хари, майор Коулсон, аккуратно перераспределив роли, писал о том, что в военном Париже проститутка была чрезвычайно опасна, поскольку шпионаж давал ей новую власть:

«Париж военного времени стал своеобразной Меккой для многочисленных несчастных поклонников, которым довелось пройти через пламя ада передовых позиций, со всеми ужасами смерти и увечий… монашеского отречения от милых, ласковых чар нежных подруг. Бесполезно винить в пристрастии к излишествам людей, в чьих глазах еще виден отблеск смерти… С чувством безграничного облегчения, которое сулил им отпуск в Париже, многие приличные и здравомыслящие мужчины искали наслаждения в улыбках и очаровании дразнящего Монмартра, смеющегося херувима ада… И никто не гарантировал им, что именно так можно достичь наивысшего счастья»⁹⁰.

Бывший офицер британской разведки, Коулсон обладал предостаточным опытом посещения публичных домов, поэтому имел все основания считать так. Описываемый им разительный контраст между падшими женщинами и «здравомыслящими» мужчинами, отчаянно пытавшимися найти утешение в полных вероломства кварталах, невольно наводит на мысль о шпионках-куртизанках. Воссоздавая в своих романах две ключевые женские фигуры, — злокозненной иностранки, стремящейся предать союзников, и бескультурной шлюхи, — авторы «шпионского жанра» создали мощный образ, ставший символом женского шпионажа и без труда узнаваемый противниками Мата Хари. Ладу в своем исследовании написал: «Должен признаться, что личность этой женщины занимала меня, одновременно привлекая и тревожа»⁹¹. К началу 1917 года собранные против нее улики оставалось только облечь в плоть и кровь.