Русский дом

В 1988 году в свет вышел еще один роман Джона Ле Карре Русский дом (The Russia House). Российский читатель только что познакомился с ним по переводу в Иностранной литературе (1990 №5-7) и, вероятно, уже имеет о нем свое мнение. Нам же хотелось осмыслить этот роман в контексте всего, написанного Ле Карре.

Нет сомнения в том, — Ле Карре подтверждает это в предисловии, — что книга навеяна впечатлениями писателя от посещения им Советского Союза и новыми и настроениями, рожденными изменениями в международной политической ситуации и в политическом курсе нашей страны.

В главах романа, где действие происходит в России (в Москве и Ленинграде), содержится немало подлинных названий, точных сведений, почерпнутых автором во время его визита в СССР, слов и словечек, характерных для нашего быта и нашего общения. Так, автор объясняет, откуда произошло название Смольный, дает точное переложение на английский язык слова авоська, объясняет неточность перевода так часто употребляемого в нашей жизни выражения это неудобно. Все это должно создавать у читателя ощущение подлинности истории, рассказанной писателем.

А история эта — тайная операция, проводимая русским отделом спецслужбы Англии, называемым среди профессионалов Русским домом, — отсюда и английское название романа.

…Все началось в Москве в последний день работы выставки технических средств обучения иностранному языку, организованной Британским Советом в салоне одного их верхних этажей гостиницы Ленинградская. Перед самым закрытием выставки, к дежурному одного из стендов Ники Ландау подходит молодая женщина Екатерина Орлова, редактор небольшого издательства Октябрь, специализирующегося на переводах советских книг для продажи их за рубежом, и передает Ники (верток с рукописью некоего великого романа, в котором автор отвергает вялое течение перестройки, требует решительных действий, а не косметических изменений. Книга, разумеется, не может быть издана в Советском Союзе.

Передавая пакет, Екатерина Орлова просит Ники разыскать в Англии человека по имени Скотт Блэр, главу небольшого издательства, обещавшего автору рукописи опубликовать его труд.

Все сцены, где фигурируют Ники Ландау и рукопись – на выставке, где он ее получает, в гостинице, где он ее прячет, в Лондоне, где он пытается связаться с кем-нибудь из ответственных работников, чтобы отдать ее, наконец во время допросов в Русском доме – написаны ярко, выразительно и, что неожиданно, смешно.

Ситуация, однако, перестает быть забавной, когда Ники предлагают подписать документ, согласно которому он обязуется согласовывать все свои действия с Русским домом, то есть фактически отказаться от личной свободы, правда, за кругленькую сумму в сто тысяч фунтов.

История принимает серьезный оборот, когда на страницах тетрадей, находящихся в свертке, переданном Ники сотрудникам секретной службы, оказывается не гениальный роман, а секретные сведения огромной важности, данные, связанные с производством новых видов оружия, а также сведения, отражающие моральное разложение, низкий профессионализм и даже прямой обман правительства советским военно-промышленным комплексом.

Начинаются поиски Барли Скотта Блэра. Его находят в Португалии и долго выясняют, почему именно ему был адресован сверток. В течение многократных и многочасовых допросов английские специалисты по России вместе с американскими коллегами выясняют и перепроверяют историю знакомства Барли с неким Гете (автором переданного на Запад романа). Знакомство состоялось в Переделкино, когда увлеченный собственным красноречием, разогретый немалой дозой спиртного, Барли высказывает парадоксальные идеи, которые и побуждают Гете к действию. Таким образом, Барли как бы несет моральную ответственность за все, что случается с Гете.

Так рождается идея операции: с помощью Барли Блэра найти таинственного Гете, автора рукописи (им оказывается видный ученый-математик Яков Ефремович Савельев, сын известного физика, репрессированного сталинским режимом), и убедить его сотрудничать с Западом.

Первый этап в реализации задуманного — это увериться в том, что сведения, содержащиеся в тетрадях Гете, подлинные, что сам он не связан с КГБ, и выяснить мотивы, побудившие его передать свои записки Блэру.

Действие разворачивается одновременно в двух планах: во-первых, организуется операция — в Лондоне, Лиссабоне, на одной из американских баз; во-вторых, операция проводится в Москве и Ленинграде под постоянным контролем видеокамер и магнитофонов.

Казалось, продумано и предусмотрено все, и тем не менее в итоге – провал. Специалисты из Русского дома не приняли во внимание человеческого фактора, способности к духовному возрождению даже законченного циника, пьяницы и юбочника, каким предстает перед читателем Барли Блэр. Он преобразился, ибо в сердце его рождается любовь и отвага.

Барли Блэр полюбил Екатерину Орлову, выполнявшую роль посредника между ним и Гете. Чтобы спасти любимую и ее детей от наказания за пособничество в передаче государственных секретов, Барли отдает себя в руки советской контрразведки.

Книга читается с интересом, чему способствуют и запутанная интрига, и фон — наши дни, дни перестройки и гласности. Как раз гласность является побудительной причиной действий Гете: он хочет предать гласности все, что происходит в советском военно-промышленном комплексе, чтобы положить конец враждебному недоверию и гонке вооружений.

Увлекательности романа способствует и его стиль: скупые, но выразительные описания мест происходящих событий, лаконичное, почти протокольное фиксирование действий персонажей, обилие диалогов. Это и многосторонний диалог-беседа, и диалог с длинными монологическими репликами, и интимный диалог, и диалог-допрос, который порой вызывает ощущение чего-то зловещего.

Рассказ ведется от лица очевидца, Гарри Полфри, или старины Полфри, как его называют коллеги. Образ Полфри напоминает героя трилогии Джорджа Смайли: невысокий, неприметный, не сделавший большой карьеры старый холостяк. Сотрудник Русского дома, Полфри показывает всю операцию изнутри. Вместе с тем, не вовлеченный непосредственно в ее планирование и проведение, он видит происходящее и со стороны. И это должно придать его рассказу большую убедительность.

В романе легко прослеживаются две линии развития сюжета: собственно детективная и лирическая. Детективная написана ярко, напористо, со знанием дела и убедительно, если поверить в вероятность самой центральной идеи книги.

Лирическая линия, как и комические сцены в начале романа, является новым элементом в творческой палитре писателя. В лирической части доминирует рассказ о жизни Екатерины Орловой, ее отношениях с Гете и с Барли. И эта часть, на наш взгляд, менее удачна и неубедительна. Образ Орловой такой же рафинированно искусственный, как ее слишком правильный английский язык. И в перерождение Барли верится с трудом. Дело не в том, что такого не может случиться в жизни, а в том, что рассказ схематичен и искусственен.

В целом же книга, без сомнения, имеет читательский успех, но она не достигает психологической глубины Идеального шпиона и безусловной достоверности Маленькой барабанщицы.

Русский дом написан на злобу дня и выражает искреннюю озабоченность писателя судьбой нашего общего дома, впрочем, всегда характерную для Джона Ле Карре. Это ответ писателя на перемены в мире, и в этом смысле он безусловно заслуживает внимания.

И. Кочеткова

Диапазон №1(205), 1991

Об экранизации

В силу причудливых извивов судьбы осенью 1989 года я был приглашен сниматься в качестве актера в англо-американском фильме по роману Джона Ле Карре Русский дом. Играл я советского издателя Юрия, то есть самого себя, а партнером моим был знаменитый Шон Коннери, исполнявший главную роль — английского издателя Барли Блера, волею обстоятельств ставшего внештатным сотрудником британской разведки.

Russian-home

Прославившийся образом агента 007, могучего красавца Джеймса Бонда, рыцаря холодной войны без страха и упрека, Шон Коннери явно получал удовольствие от того, что на этот раз ему выпало изображать анти-Бонда — человека немолодого, не слишком удачливого, не сильного ни физически, ни морально, но способного на ПОСТУПОК. Блер встречает в Москве свою любовь — русскую женщину Катю (ее тонко и достоверно сыграла обаятельная Мишель Пфайфер) — и ради этой любви жертвует всем.

Фильм Русский дом вряд ли можно причислить к высшим достижениям мирового киноискусства, а роман — к лучшим вещам Лe Kappe, но есть в нем важный и достаточно редкий для писателя итог: двум людям, битым жизнью, удается сохранить уникальность и естественность своих чувств, несмотря на жестокое давление враждебного им окружения…

Так вышло, что мы не виделись с Ле Карре после этих памятных съемок, и я не мог у него узнать, насколько правы некоторые мои английские приятели, убежденные в том, что образ Юрия в романе напоминает меня.

Конечно, приятно ощущать себя прототипом, но справедливости ради скажу, что отнюдь не участие в фильме и не знакомство с Ле Kappe заставили меня заняться его творчеством.

Интерес к этому писателю появился задолго до упомянутых событий — в 60-е годы, когда я прочитал роман Шпион, пришедший с холода (1963), принесший автору заслуженную славу и, на мой взгляд, остающийся до сих пор не только высшим достижением Ле Kappe, но и вообще наиболее значительным произведением в жанре политического детектива.

В середине 80-х годов судьбе было угодно подарить мне несколько встреч с Ле Карре, к сожалению, слишком мимолетных, чтобы можно было говорить о прочном знакомстве. Запомнились крепкое мужское рукопожатие, внимательный и доброжелательный взгляд, умение (профессиональное?) терпеливо выслушать собеседника, с которым не согласен. Я сказал, что Шпион, пришедший с холода значительнее, нежели трилогия о Джордже Смайли, а что сам Смайли задуман как полемический антипод Бонда. Ле Карре со мной не спорил. Что это было? Вежливость британского джентльмена или здоровое писательское безразличие к мнению критика?

Но задолго до нашей беседы он признал определенное влияние на свои книги шпионских рассказов Сомерсета Моэма, знаменитого британского писателя и по совместительству разведчика, отметив, что тот стал первым писать о прозаической реальности шпионажа с чувством полного разочарования.

Ле Kappe — человек очень закрытый. Вот уже много лет он очень неохотно соглашается на интервью. Черта ли это характера или своего рода профессиональная осторожность — сказать трудно. Во всяком случае, он всегда отрицал, что сам занимался разведывательной деятельностью и что его книги достоверно отображают методы и приемы британской разведки. Об этом не нам судить.

Однако во многих его романах шеф соответствующей службы называется С — Control, то есть контролер. Но и в действительности глава британской разведслужбы всегда именуется С, независимо от его настоящего имени, — в честь первого ее руководителя, фамилия которого была Cumming и портрет которого неизменно висит в кабинете у сменяющих друг друга его преемников. Все они до сих пор ставят свою подпись исключительно особыми зелеными чернилами, которыми пользовался Камминг. Что поделаешь, традиция…

Оцените статью
Добавить комментарий