Лучшие романы Роберта Ладлэма

Завещание Холкрофта

Подборка статей о триллерах американского писателя Роберта Ладлэма.

Наследие Скарлатти

Уже в первом своем романе Наследие Скарлатти (The Scarlatti Inheritance, 1971) Роберт Ладлэм ярко и выразительно представил свой особенный стиль и затронул темы, которые его будут интересовать на протяжении всего периода творчества.

Роман еще раз поднимает тему о приходе нацистов к власти. Его версия, которую он будет уточнять и углублять в дальнейшем, приходу Гитлера к власти в Германии способствовали ряд международных финансистов, безжалостных и амбициозных, в том числе американских, которые планировали создать экономическую супердержаву, на фоне войны и разрухи в Европе. Свидетельства о существовании этого заговора попадают в руки американского разведчика и следом на него начинается охота.

Роман стал бестселлером. Его хвалили и критики и читатели, большинство из которых были очарованы напористым стилем его повествования и энергией стремительно развивающейся истории. Как и в поздних книгах Ладлэма сюжет был запутанным и несколько мелодраматическим, но это списывали на неопытность начинающего автора.

Большинство тем в той или иной форме вновь появятся в поздних романах: бессилие человека, обнаружившего заговор международного масштаба, история нацистского движения и ряд проблем типичных для американской культуры.

С экранизацией романа также как и в целом с творчеством Роберта Ладлэма, все с самого начала пошло наперекосяк. Буквально сразу после выхода романа, права на экранизацию приобрел Альберт Брокколи, знаменитый продюсер Бондианы. Но кинокомпания долго не могла подобрать сценариста, а сам Ладлэм отказывался адаптировать текст романа, поскольку имел опыт работы в кино и догадывался о том, насколько сильно может измениться сюжет и большая часть идей, если пойти на поводу у кинокомпании.

В 70-е годы права на экранизацию приобретали еще дважды, один раз Лью Грейд, который планировал снять фильм с участием Ингрид Бергман, но по сей день воз и ныне там.

Бумага Мэтлока

Бумага Мэтлока (The Matlock Paper) из всех романов Роберта Ладлэма самый простой, ясный по сюжету и взаимоотношениям между действующими персонажами. Сотрудники министерства юстиции, имея косвенные основания полагать, что в одном из университетов штата Коннектикут сформирован центр по управлению сбытом наркотиков, обращается с просьбой о помощи к профессору Джеймсу Барбур-Мэтлоку (не последним аргументом для этого послужил такой факт его биографии, как смерть младшего брата, бывшего наркоманом). Но довольно скоро Мэтлок превышает полномочия, которыми наделила его государственная организация, активно внедряясь в сердцевину мафии. Коннектикут — огромное гнездо разврата, игорных домов, говорит Ладлэм. Здесь и будет отправная точка Мэтлока. Здесь молодой человек тридцати трех лет намеревается играть на большой проигрыш, пока его не спросят, кто он такой.

Аристократическое происхождение и опыт войны во Вьетнаме дают удивительный результат: мелкие сошки синдиката легко уверяются, что сорящий тысячами долларов незнакомец — птица высокого полета. Эмиссар высших эшелонов власти. И его следует бояться.

Собственно говоря, роман Бумага Мэтлока мало похож на детектив; скорее это боевик, классический триллер с погонями, перестрелками, убийствами, в котором герой сражается за свою жизнь и жизнь своей невесты (обязательная фигура во всех романах Ладлэма), чтобы добиться поставленной цели, преодолевая сопротивление и тех, кого он выслеживает, и тех, кто послал его на это задание.

Из статей

Известная английская романистка Дороти Сэйерс, бывшая на протяжении десятилетий одним из признанных мэтров детективного жанра, на склоне своей писательской карьеры высказала пессимистический прогноз в отношении будущего романа о преступлении (crime novel), предсказав, что когда-нибудь детективному роману придет конец — просто потому, что читатель изучит все трюки. Прогноз этот, как показала в целом не ослабевающая и в наши дни популярность детективного жанра, не оправдался. Думается, опытная английская писательница, раздумывая о судьбах романа-расследования в будущем, в известной мере оказалась жертвой собственной изощренной литературной техники, сводя к трюкам всю сумму приемов воздействия детективного повествования на читателя.

В самом деле, лучшие образцы литературного жанра, по традиции определяемого как детективный, во все времена его развития — от шедевров Эдгара По и Достоевского до романов Артура Конан Дойля и Г. К. Честертона и лучших произведений Агаты Кристи и Жоржа Сименона — обязаны своей долгой и прочной жизнеспособностью в читательском сознании не только и не столько уверенному профессиональному мастерству их создателей, сколько отразившейся в них реальной сложности и многогранности человеческих отношений, сплетенных в тугой узел детективного сюжета. Многообразие реальности, ее неподдельный, исходящий от самой жизни, а не литературных канонов и штампов драматизм — вот чем во все времена была интересна и богата литература, называемая детективной. И думается, сегодня читательские судьбы того или иного из новых произведений в детективном жанре зависят не столько от изобретаемых их авторами сюжетных загадок и хитросплетений, сколько от богатства вмещенной и оживающей на их страницах действительности.

Книги американского романиста Роберта Ладлэма (Robert Ludlum) — Наследство Скарлатти (The Scarlatti Inheritance, 1971), Уикенд Остермана (The Osterman Weekend, 1972), и в особенности позднейшая из них — Бумага Мэтлока (The Matlock Paper, 1973), — могут служить тому хорошим подтверждением. Кажущаяся каноничность, даже вторичность трюков книге Ладлэма отнюдь не вредит, а, скорее, способствует успеху романа, который без преувеличения можно назвать захватывающим.

Агентство государственного департамента США по борьбе с наркотиками серьезно обеспокоено возникновением нового подпольного синдиката, централизующего деятельность поставщиков марихуаны и ЛСД в целом ряде университетских городков. Нити расследования ведут к тихому академическому городку Карлейлю, однако открыто расследовать пути и способы доставки и распространения наркотиков невозможно, так как студенческий кампус бурлит молодежными волнениями: он захвачен бурными событиями, какими на рубеже 1960-1970-х годов была потрясена объятая бунтом молодых едва ли не вся Америка. Поэтому выбор агентства падает на ничем на первый взгляд не примечательного молодого ученого и преподавателя колледжа, специалиста по елизаветинской драме Джеймса Мэтлока.

Память о трагической смерти младшего брата, погибшего от злоупотребления наркотиками, заставляет Мэтлока согласиться на участие в этом расследовании. Ему поручают отыскать людей, связанных с таинственным Нимродом — главой преступности в Карлейле.

Начав поиски, Мэтлок вовлекается в цепь событий и приключений, которые он сам позднее назовет моя Одиссея. Он сталкивается с другой, скрытой жизнью Карлейля, а также Принстона, Рэдклиффа, Гарварда и других университетских городов. Тихий университетский городок Карлейль оказывается настоящим рассадником преступлений. Мэтлок проник на самое дно преступного мира, в подпольные игорные и публичные дома, повидал несчастных жертв наркомании и студенток, которых с помощью угроз и шантажа принуждают заниматься проституцией.

Самая характерная особенность почерка карлейльских преступников это деловитость. Преступность здесь отменно организованна, отлажена как хороший бизнес. Преступность в Карлейле респектабельна. Картина, созданная Ладлэмом, оставляет какое-то апокалиптическое чувство. Масштаб зла, порока, преступления таков, что понятие мафия уже не передает сущности явления, — перед нами целое государство преступлений, страшное и могущественное. Студент Алан Пейс, причастный к деятельности Нимрода, говорит Мэтлоку: Это ведь мини-Америка, организованная, автоматизированная… Не боритесь с ней. Присоединяйтесь. Не присоединиться — значит быть безумным». И этому «государству в государстве реально противостоит в романе только Джеймс Мэтлок. Конфронтация отдельной человеческой личности и мощной неуловимой организации часто встречается в современных триллерах. Но Роберт Ладлэм не абсолютизирует зло, он стремится если не проанализировать, то по крайней мере назвать общественные корни преступности. Несколько мистифицирована только главная фигура преступного клана – Нимрод. Но именно этот мистифицированный Нимрод-Силфэнт, столкнувшись лицом к лицу с Мэтлоком, говорит о причинах преступлений ясно, конкретно, но и страшно. В обществе всеобщей коррупции, в обществе, раздираемом противоречивыми социальными группами, можно продержаться только с помощью преступления. Оказывается, все кровавые преступления Нимрода преследовали благородную цель: способствовать благополучию и финансовому процветанию университета. Откровения Нимрода-Силфэнта поражают глубочайшим смещением всех нравственных ценностей, чудовищностью разрыва между целями и средствами их достижения. Разум Мэтлока не принимает логику Нимрода, ему остается только выйти из игры.

Роберт Ладлэм не пытается раскрыть психологию преступников. Его повествование отличается максимальной насыщенностью событиями и сжатостью характеристик. Но одна фигура из клана Нимрода высвечена изнутри, Лукас Херрон, один из старейших преподавателей. Карлейля, пристрастившийся к наркотикам еще со времен второй мировой войны. Одна из глав содержит дневник Херрона свидетельство трагедии человека, который мог бы стать цветом нации, а стал ее балластом, ее позором. Страсть к наркотикам делает Херрона соучастником многих преступлений, он связной в торговле наркотиками. Судьба Херрона парадоксальна он одновременно и преступник и жертва, а участь его трагична.

В романе затронут еще один очень важный аспект общественной ситуации в США негритянское движение. Ладлэм убедительно передает противоречивость установок ультралевого крыла негритянского движения. Мэтлок становится свидетелем собрания организации негров. Трудно понять, чего больше в этом сборище: религиозной ритуальности или революционности, стремления к истокам, к своей черной родине, или к социальной справедливости. Автор акцентирует именно религиозную сторону этой организации. Вместо революционных речей — страшный, хотя и красивый ритуал посвящения одного из братьев в члены организации. А рядом с религиозностью, граничащей почти с сектантством, — установка на насилие, на террор по отношению к инакомыслящим. Группа членов организации расправляется в конце романа с телохранителями Нимрода, но во время сборища сам Мэтлок чуть не стал жертвой их сектантского пыла. Принципы лидеров остаются неясными и путаными.

Концовка романа отвечает скорее требованиям жизненной достоверности, чем требованиям жанра. Ведь в детективе обычно не только раскрывается преступление, но и наказывается преступник. У Ладлэма главный преступник исчезает. Проблемы, затронутые в романе, в сегодняшней Америке еще далеко не решены. Если бы Нимрод был пойман и наказан, создалась бы иллюзия исчерпанности проблем. К созданию такой иллюзии Роберт Ладлэм, видимо, совсем не стремился.

М. Птушкина

Современная художественная литература
за рубежом №1 (109) 1975

Близнецы-соперники

Роберту Ладлэму (Robert Ludlum) на невнимание читателей сетовать не приходится. Дело даже не в том, что писатель, выпустивший полдюжины романов, все, как один, ставшие бестселлерами. Трудится в жанре, на успех, что называется, обреченном — то есть в жанре детективном. Детектив детективу рознь, и расхождение между тем, что сочинял и сочиняет Ладлэм, и классическими образцами бросается в глаза незамедлительно. Между тем в последнее время стали поговаривать о возникновении ладлэмовского канона, а кое-кто из рецензентов даже провозгласил плоды его пера эталоном детектива новейших времен. Канон каноном, но стоит признать, что уроки классиков жанра Ладлэм усвоил основательно. Леденящие кровь перипетии сюжета, головокружительные погони, убийство на убийстве, наконец, напряженное распутывание тайны, без которой детектив не детектив, — все это имеется в изобилии, все это выполнено с профессиональным блеском. Читатель, взявшийся за Ладлэма на досуге, дабы отвлечься и рассеяться, вряд ли пожалеет о потраченном времени. Но — существенное дополнение — и тот, кто стремится не уйти от проклятой современности в мир приятно-пугающего вымысла, а, наоборот, в ее путанице как-то разобраться, тоже вроде бы в накладе не остается. Если симпатичнейший Эркюль Пуаро, целых полстолетия безуспешно порывавшийся уйти на пенсию, но снова и снова обреченный авторской волей браться за теперь уже последнее расследование, обитал в этаком временном вакууме, то ладлэмовский детектив — всегда на злобу дня, всегда прочнейшим образам коренится в ближайшей современности со всеми ее конфликтами и коллизиями. В итоге рождается весьма любопытный социальный документ, регистрирующий многие знаменательные процессы, протекающие в нынешнем американском обществе, и то, как эти процессы отражаются — нередко в мистифицированной форме — в общественном сознании. Документ, очерчивающий в числе прочего и контурный облик массового читателя, который выступает не только безотказным и рьяным потребителем бестселлеров, но и в то же самое время их незримым соавтором. Ведь сочинить бестселлер — значит прежде всего угадать чаяния, хотения, иллюзии, страхи, мифы, владеющие заказчиком, средним представителем общества, и вернуть их ему чудесно преображенными в увлекательной литературной оболочке.

Преступления ради денег, убийства на почве ревности или больной психики Ладлэма-писателя оставляют равнодушным. У него иной масштаб. От своевременного раскрытия козней злоумышленников в его романах зависит ни много ни мало — благополучие нации. Или даже, как, например, в романе Близнецы-соперники (The Gemini Contenders, 1976), безопасность всего мира, который рискует оказаться на грани катастрофы, погрузиться в хаос и смятение, если будут преданы огласке документы эпохи раннего христианства, содержащие какие-то сногсшибательные истины и откровения. Какие именно, не знает никто. Действие романа начинается в декабре 1939 года, Европа уже охвачена войной. Дабы сейф с документами, веками хранившимися в одном из тайников греческого монастыря, не попал к нацистам, его с огромными предосторожностями переправляют в Италию, в надежные руки Савароне Фонтини-Кристи — процветающего промышленника и аристократа старой закалки, человека высоких нравственных принципов и тайного антифашиста. Он успевает спрятать вверенное ему сокровище, но почти сразу же вслед за этим погибает вместе со всей своей семьей. Карательная операция санкционирована Берлином. Формальный повод для нее — связь Фонтини-Кристи с партизанами, реальная же цель этой акции — захват сейфа. Умирая, Фонтини-Кристи пытается передать старшему сыну Витторио тайну местонахождения сейфа, но успевает выговорить лишь несколько отрывочных слов. Чудом уцелевший Витторио — единственный, кто хоть как-то связан с секретом исчезновения сейфа, — становится объектом захватывающей и ожесточенной охоты заинтересованных в отыскании документа сторон: английской разведывательной службы, сотрудники которой с невероятным трудом выкрадывают объявленного вне закона Витторио из фашистской Италии, группы радеющих о чистоте католической веры фанатиков из Ватикана и прежних хранителей сейфа из греческого монастыря. И те, и другие, и третьи руководствуются при этом отнюдь не метафизическими соображениями. Обладать истиной, о которой известно лишь, что она может стать поистине разрушительной силой, — это получить небывалую власть над противниками, политическими и религиозными. Три с половиной десятилетия вокруг канувшего в неизвестность клада длится самая настоящая война, упорная и кровопролитная. В поисках его принимают участие представители трех поколений семьи, и почти все погибают.

Незадолго до смерти уже дряхлый Витторио, точнее, теперь уже Виктор Фонтайн (после окончания второй мировой войны он переехал в Америку и принял американское гражданство), рассказывает все, что знает сейфе, сыновьям. Эдриэн и Эндрью близнецы, но на этом сходство между ними заканчивается. Эдриэн — юрист леволиберальной ориентации, активный участник движения за гражданские права, противник агрессии США во Вьетнаме. Эндрью — профессиональный военный. Положение дел в стране тревожит его не меньше, чем брата, но его недовольство — недовольство ястреба, сторонника жесткой линии. Все беды Америки, по его убеждению, в слабости и некомпетентности ее администрации, в том числе и военной. Дабы вытеснить из Пентагона недееспособных, погрязших в коррупции и интригах коллег, он вместе с несколькими офицерами-единомышленниками создает секретную организацию под красноречивым названием Око. В ее задачу входит сбор, а если понадобится и оглашение компрометирующих сведений о тех, кто, по мнению членов Ока, должен уйти в отставку. Потому-то и загорается Эндрью идеей разыскать сейф, что надеется использовать находку века как политически рычаг, средство давления и шантажа. Однако группа борцов за гражданское равноправие и подлинно демократическое правосудие в Америке, возглавляемая Эдриэном, раскрывает существование тайного сообщества, которым предводительствует Эндрью, и вот-вот выступит с разоблачениями. Оказавшись на грани краха, члены Ока убивают одного из соратников Эдриэна — адвоката-негра Невинса и похищают собранные тем улики. Эндрью нарушает заключенный по воле отца договор с братом относительно совместных поисков сейфа и отбывает в Италию, Разгадавший уловку дурного брата хороший брат пускается вдогонку. Заключительный акт погони за злополучными документами, разыгрывающийся в деревушке, затерянной в Швейцарских Альпах, не столько противоборство соперничающих близнецов, сколько наглядная картина конфронтации фашистско-тоталитарного и либерально-демократического начал в американском обществе. В итоге либеральное начало одерживает верх. Правд противнику насилия Эдриэну прихотью сюжета повезло: опередившему его Эндрью приходится делать всю черновую работу — кулаком и пистолетом добывать информацию о местонахождении клада Фонтини-Кристи. Лишь в момент извлечения сейфа на горном склоне появляется Эдриэн. В последовавшей отчаянной схватке руководитель Ока, пытаясь устранить брата, гибнет сам.

А каковы же откровения, разрушительной силы которых так опасались те, кто прятал сейф? Это показания узника римской тюрьмы, по имени Петр, свидетельствующие о том, что человек, которого звали Иисус из Назарета, отнюдь не принял мученической смерти на кресте, ибо был заблаговременно выкраден учениками и подменен неизвестным бродягой. Через несколько дней, по утверждению узника, спасенный покончил с собой… У приглашенного Эдриэном ученого-эксперта аутентичность документа, созданного на рубеже I века нашей эры, не вызывает сомнений, однако, добавляет последний, нельзя поручиться за правдивость признаний человека, ожидавшего мучительной казни и любыми средствами готового купить себе прощение — в том числе и выгодным римским властям опровержением.

Каков же урок евангелия от Ладлэма? Читавшие книгу интриги ради довольны — все, мол, хорошо, что хорошо кончается. Другие, возможно, задумаются над ладлэмовской диалектикой факта и фикции, истины и лжи. Над тем, изменился ли нравственно человек за период без малого две тысячи лет существования под знаком христианского мифа, над тем, социально ли по своей природе зло или это уж так самим богом устроено. Было бы, однако, напрасно искать в тексте романа мировоззренческую позицию автора: его дело лишь задать пищу читательскому уму и воображению, а там уж пускай читатель разбирается как знает. Кое-кто, впрочем, полюбопытствует, а не ошибались ли те — в том числе и покойник Эндрью, — кто считал, что раннехристианские документы могут быть использованы в нынешних, сиюминутных интересах. Ведь современный, заработавший ярлык обезбоженного, мир видал всякие виды, избалован всевозможными сенсациями и вполне может отнестись к документам, вокруг которых разыгралась самая настоящая трагедия, как к курьезу, любопытной диковинке, не более. Не случайно и Эдриэн, ознакомившись с находкой, снова отправляет ее в сейф. Не потому, что страшится последствий ее обнародования. Просто нашлись дела поважнее. Телефонный звонок в финале — его соратниками найдены новые факты нарушения законности и злоупотреблений — напоминает ему, что не время сидеть сложа руки. Борьба продолжается. Поддержка и укрепление демократического мифа для героя книги, да и для самого Ладлэма куда важнее, чем мифа христианского.

Завещание Холкрофта

…Талантливый нью-йоркский архитектор Ноэл Холкрофт узнает о завещании своего отца Генриха Клаузена, некогда крупного деятеля третьего рейха, который, вместе с двумя другими представителями германской политической элиты, создал денежный фонд в семьсот восемьдесят миллионов долларов, якобы предназначенный для помощи пострадавшим от нацизма. Теперь, спустя тридцать лет после падения гитлеровской тысячелетней империи, план этот может осуществиться. В обязанность Холкрофта вменяется разыскать детей отцовских единомышленников и основать своеобразный синдикат, задача которого — обеспечение справедливого распределения средств. После некоторых колебаний Холкрофт соглашается принять на себя функции организатора, которому за труды причитается два миллиона — это очень кстати для него, мечтающего утвердиться на ниве настоящей Архитектуры (разумеется, с большой буквы), да и, кроме всего прочего, речь идет о начинании благородном… Ему невдомек, что завещание — чудовищный обман, дьявольская ловушка. В действительности миллионы предназначены как раз для обратного — для реставрации нацизма в странах Запада; и как только Холкрофт поставит свою подпись на документе, согласно которому все средства поступают в собственность триумвирата его, Холкрофта, дни будут сочтены.

В романе Роберта Ладлэма Завещание Холкрофта (The Holcroft Covenant, 1978) могилу американской демократии роют так называемые дети Солнца. Именно так называлась операция, предпринятая в марте 1945 года на военно-морской базе острова Шерхорн в Балтийском море. Гитлеровская Германия при последнем издыхании, но нацистский мозговой трест планирует реванш. Военные корабли принимают на борт несколько тысяч детей от шести месяцев до шестнадцати лет. Это и есть дети Солнца — нордическая элита, кому якобы суждено спустя несколько десятилетий возродить былую славу Германии и покорить мир. Пока же их отправили в разные уголки планеты на воспитание к верным людям — тайным сообщникам и приспешникам нацизма. До поры до времени. Пока не будут разморожены капиталы Клаузена и компании, пока Ноэл Холкрофт не приступит к выполнению условий завещания, ни минуты не сомневаясь, что действует на благо человечества.

Формален, условен, подобен нейтральному семиотическому знаку и антитоталитаризм автора. Это не только дань общественным настроениям, которые должен учитывать каждый, кто пишет сегодня в расчете на массовое потребление, это в какой-то степени и своего рода подпольная борьба с такими настроениями. В самом деле, на страницах Завещания Холкрофта нацизм не столько развенчивается, сколько, наоборот, еще больше мистифицируется, окружается зловеще-романтическим ореолом. Примечательно также, что с неонацистами (детьми Солнца, возглавляемыми инфернальным Иоганном фон Тибольтом, сыном одного из единомышленников Клаузена и членом триумвирата Холкрофта) борются, как выясняется, бывшие же нацисты, плохие (то есть мечтающие о четвертом рейхе, терроре и тому подобное) и нацисты хорошие, осознавшие содеянное Гитлером зло, пострадавшие не меньше, чем антифашисты, и ныне пекущиеся об интересах мира и прогресса. Во главе этой благородной организации стоит некто по кличке Оберст — в прошлом нацистский генерал, в один прекрасный день разочаровавшийся в Гитлере и его соратниках и объявивший им негласную войну (саботаж приказов, тайная помощь преследуемым). За это после разгрома рейха его не только не представили к награде, но отправили в тюрьму как военного преступника.

Ну а благородный Ноэл Холкрофт, снайперским выстрелом из винтовки уничтожающий на последней странице романа маньяка Иоганна, предстает подлинным героем эпохи. Арийская кровь (по отцу он Клаузен!) и американское воспитание создают отменный идеологический сплав. Он-то на поверку и оказывается настоящим сыном Солнца, непобедимым суперменом.

Оцените статью
Добавить комментарий