Ключ от номера

Роман Джона Макдональда Ключ от номера (A Key to the Suite), был опубликован в 1962 году, в этом же году писатель был избран директором Американской ассоциации детективных писателей, а перевод на французский язык этого романа был столь популярен на континенте, что автор получил Гран-при полицейского романа.

Сюжет романа построен на попытке проследить два разных, противоположных облика, способных уместиться в характере одного человека. Одна сторона всех героев — деловитость и прагматичность в достижении своих целей, другая сторона низменная, способность ради сохранения своего места унизить, облапошить, обмануть и даже убить любого, кто стоит на пути. Один из героев — Флойд Хаббард — преуспевающий администратор компании. Два других героя трагического треугольника Фред и Кори, пытаются спасти свой не очень хорошо идущий бизнес, соблазнив Хаббарда, а затем шантажировать и заставить изменить показания в отчете, готовящемся для руководства компании.

Писатель пытается показать, что обе стороны одного человека могут существовать независимо друг от друга. И восхождение по карьерной лестнице может никак не отражаться на том факте, что ты унижаешь или убиваешь людей. Холодное и местами жестокое повествование кажется бесстрашной восточной мудростью, застывшей перед лицом многогранной жизни.

Тонкие и очень внимательные психологические наблюдения Джона Макдональда о несчастных персонажах, которые не могут преодолеть жадность, амбиции, моральную слепоту, предопределенность своей жизни и мстительную наивность. Каждый из персонажей выстраивает другим ловушки, не догадываясь, что это лишь близит трагическую развязку.

Привлекательность романа Ключ от номера в том, что здесь нет отрицательных персонажей. Все герои драмы имеют свои сильные стороны и недостатки, подобно людям из реальной жизни. А история кружит и кружит в ожидании развязки, в поисках главного героя и злодея. А проницательный взгляд автора рассказывает грустную историю из которой нет выхода…

Глава 1

Хаббард почувствовал мягкое прикосновение и проснулся. Глянул на изящную ручку стюардессы, поднял глаза на ее ничего не выражающую улыбку.

— Пожалуйста, пристегните ремень, сэр.

Он выпрямился, потянул концы ремня, а стюардесса пошла дальше по проходу будить дремлющих.

Операции им, что ли, делают? Наверняка. Уж больно одинаковые у всех улыбки. А чего тут? Скальпель в руки, подрежут определенные мышцы — и готово: хмуриться больше не будут, на лице останется только услужливое, улыбчивое выражение. Больше того, чтоб денег на ветер не бросать, хирурги соединяют улыбку с речевым аппаратом. И вот уже говорить не улыбаясь стюардессы просто не в состоянии.

— Не хотите ли филе, сэр? — и точно с такой же улыбкой сообщат: — Наш самолет терпит аварию.

Жаль, совладать с выражением глаз хирургам пока не удалось. Смотрят стюардессы с безжалостным презрением. Глянут так, затем отвернутся, потряхивая безжизненными волосами под фирменной шапочкой, и уйдут, покачивая бедрами под юбкой военного покроя. Даже груди у них колеблются в пределах, установленных руководством авиакомпании.

Хаббард провел ладонью по подбородку. Так и есть! За ночь щетина отросла. И во рту какой-то противный вкус. Он сидел на правом борту самолета, за крылом. Самолет снижался, в иллюминатор был виден пробуждающийся город. Подрагивали в сером рассвете бледно-голубые неоновые вывески, поблескивали фары крохотных машинок на маленьких улочках.

Самолет замедлил скорость, выпуская шасси. Хаббард словно оказался в невесомости, мышцы живота инстинктивно напряглись, он набрал в грудь воздуха.

За последний год ему пришлось столько раз летать на сверхзвуковых самолетах, что на борту «Созвездия» было как-то непривычно, будто в старинном тарантасе. В таком и в авиакатастрофу попасть как-то стыдно.

— Ну ты и сноб, — сказал он сам себе.

Правда, сноб, не лишенный воображения. Такой, который возмущается неестественными улыбками и даже погибнуть желает как-то особенно. Конечно, виной всему переутомление. Когда чертовски устаешь, реальность предстает в нелепых, фантастических образах.

На востоке простиралось серенькое море, обрамленное розоватой дымкой. Перед ним раскинулось другое безбрежное море — склады, автостоянки, дороги, еще пустые в этот ранний час. Показались огни — это аэродром. Хаббард сжался в кресле, почувствовал, как колеса соприкоснулись с посадочной полосой. Наконец, самолет затормозил, остановился.

Он перестал хмуриться. Отстегнул ремень безопасности и выдохнул. Слава богу, сели.

Да уж, Хаббард, ты прямо герой прогресса. Трудно поверить, что когда дедушка купил фонарик на батарейках, то дома ему не разрешили его включить, пришлось идти во двор. А нынче от опасностей не получаешь ни малейшего удовольствия. Каких-то полвека назад экипаж, запряженный лошадьми, предварял всадник. Днем он держал красный флажок, а вечером — зажженную лампу. А какая там была опасность?

Он взял с полочки шляпу и чемоданчик, спустился по трапу. Ну и духотища! Будто попал в общую душевую. Видно, недавно был дождь: лужи еще не высохли.

Вслед за остальными Хаббард зашагал по бесконечному коридору. Эра воздухоплавания превращает всех в расу пешеходов.

В главном здании аэропорта работали кондиционеры, да такие, что он задрожал, чувствуя, как испаряется пот. Нашел туалет. Вымыл руки, осмотрел при ярком освещении свою физиономию в зеркале. Ну и видок! С этой щетиной он похож на наемного убийцу. Правда, из тех, что принадлежат к высшей лиге. Такие получают плату переводом на банковский счет, а рукоятки пистолетов у них из дорогого дерева.

Но, как ни крути, именно на такого наемного убийцу он сейчас и похож. Что ж, удачное сравнение. Да уж, он покажет этому Джесси Мьюлейни! Тот его надолго запомнит. На этот раз пощады не будет.

Хаббард забрал с бегущей дорожки чемодан и пошел к двери. Здесь, наверное, выход к такси. Тряхнул чемоданом. Сообразила ли Джан положить все, что нужно? В общем-то она никогда его не подводила, но все же как-то спокойнее, когда собираешься сам. Только на этот раз уж совсем не было времени. Джан привезла чемоданчик прямо в аэропорт, за несколько минут до отлета. Тут кто угодно может позабыть какую-нибудь мелочь.

Он открыл дверь такси и сказал:

— В «Султан», пожалуйста.

— Отель «Султан». Как скажете, — откликнулся водитель и завел мотор.

Они неслись по пустынным улицам: ведь было всего шесть утра. В салоне воняло антисептиками, даже мятный аромат был не в силах перебить больничный дух. Недавно водитель явно вез какого-то больного. Хаббард опустил стекло и закурил. В лицо ударил влажный теплый воздух. Запах будто из подвала с грибами и старыми вещами. Повернули на дамбу. Воздух посвежел, запахло солью. Фонари отключились. Перед самой машиной дорогу перебежал старик в желтой пижаме. Мимо, завывая сиреной, пронеслась «скорая». Над входом в бар красовалось здоровенное изображение какого-то Сатурди Джонса. Выходившая на пляж улица имела неухоженный вид.

Но чем дальше такси пробиралось на север, тем больше становилось роскошных домов с самыми причудливыми очертаниями. По безлюдному тротуару вышагивала, выгуливая моську, крупная женщина в белых брюках и белоснежном лифчике. Хаббард даже оглянулся. Так и есть! Собачонка тоже бледно-розового цвета! Наверное, на то, чтобы изготовить такие ровные и ярко-зеленые листья пальм, потребовалось немало терпения. А клумбы с аккуратненькими цветочками — наверняка плод усилий трудолюбивых полек с непроницаемыми лицами.

Машина миновала помпезные ворота, въехала на огромную площадку, покрытую блестящим асфальтом. Водитель повернул к

навесу, под которым скрывался главный вход в отель. Уголком глаз Хаббард приметил огромный черно-бело-красный плакат: «Добро пожаловать, «Апетод»!!!» С тремя здоровенными восклицательными знаками.

Покрышки и тормоза издали жалобный стон. Водитель с гордостью произнес:

— Пожалуйста, «Султан». Всего девятнадцать с половиной минут.

К машине подошла мрачная грузная женщина. Взяла чемодан и сумку Хаббарда, пока он расплачивался с таксистом. У декоративного кустарника стояли три толстяка в летних костюмах. На головах соломенные шляпы, на лацканах — здоровенные значки.

— Ханк, черт тебя побери, — возмущался один из них. — Мы же, черт побери, договорились: я буду петь тенором, а ты подхватишь. Черт тебя побери, ты собираешься как следует петь или нет?

Двойные стеклянные двери с визгом затворились. Хаббард ступил на ковер. И снова поежился от холода: в отеле было еще морознее, чем в здании аэропорта. Шагая к конторке администратора, он думал над тем, что такое «Апетод». «Ассоциация предотвращения…» Чего? Всякой гадости. Ого, да это и я в такую запишусь, где поставить подпись?»

В холле вовсю кипела работа. В каждом углу, во всех альковах, у многочисленных арок мыли, чистили, полировали, расставляли все по местам. Надо же, как тут все устроено! Бетон, стекло, пластик, металл… Модерн в самом разгаре. Его друг как-то сравнил такую обстановку с зубным протезом. Нет, отель скорее напоминал дряхлую королеву после бурно проведенной ночи. Вокруг нее крутятся слуги, причесывают, мажут, помадят, всячески прихорашивают, чтобы придать ей достойный вид.

У администратора были младенчески-белые волосы, улыбчивый рот и немигающие глаза крупной ящерицы — такие никогда никого не прощают.

— Мистер Хаббард? — переспросил он, листая регистрационный журнал. — О боже! Я не нахожу вашего заказа.

— Посмотрите, может, я записан на «Американских машиностроителей»?

— Ах да, да, да! — закудахтал он. — Нашел! У вас съезд. Номера, сэр, отличные. На восьмом этаже, в северном крыле. Есть номер с видом на океан, но другие не хуже. Они у меня все записаны на мистера Мьюлейни. Все правильно? Вас десять человек?

— Совершенно верно.

— Мистер Мьюлейни сам скажет, кого где поселить?

— Полагаю, он не будет возражать, если я выберу себе номер. Какие у вас есть?

Администратор испарился, затем снова возник с запаянным в пластик планом отеля.

— Вот, сэр, северное крыло. Комнаты на каждом этаже одинаковые, здесь проставлены их номера без первой цифры. Она обозначает этаж. Давайте-ка посмотрим. Так, в конце коридора самый большой номер, затем трехкомнатный, за ним маленький номер, два одноместных со смежными дверями, напротив — три одноместных. Хм. Итого, десять, кажется? Ну конечно, десять!

— Меня вполне устроит любой одноместный.

— Сэр, поскольку вы приехали первым, возьмите лучше комнату с видом на океан. Те, три одноместных гораздо ху…

— А мне нравится, — заявил Хаббард. Администратор, к счастью, не разрыдался. — Можно мне в него поселиться?

— О господи, даже не знаю… Сегодня вечером «Апетод» устраивает прощальный банкет. Вот если чуть-чуть попозже, а пока дадим вам другой… Сейчас справлюсь у горничной восьмого этажа. Извините, сэр. — Он проворковал что-то в трубку, потом кивнул, закончив разговор. На его лице было написано счастье. — Свободен номер восемьсот сорок семь. Значит, нам даже не придется вас переселять.

— Вот и отлично.

Администратор его едва не расцеловал. Звякнул колокольчиком, из-под земли вырос портье. Подхватил чемодан и повел Хаббарда к лифтам. На восьмом этаже было пусто. В полной тишине их шаги раздавались слишком громко. Дверь номера 847 была распахнута, рядом с ней стояла тележка горничной. Бесцветная женщина в белой форме снимала белье с двойной кровати. На вошед-ших мужчин она взглянула с неприкрытой враждебностью.

— Я думал, номер уже готов, — произнес портье.

— Думал он! Больно много ты понимаешь! Мне сказали: подготовь сорок седьмой, я и готовлю.

— Так и готовь молча, — огрызнулся портье.

— Не ссорьтесь, — попросил Хаббард, — все нормально.

Он дал портье на чай. В комнате пахло сигарами и женскими духами. Хаббард снял шляпу, пиджак, ослабил узел галстука. Затем, отодвинув стеклянную дверь, вышел на треугольный балкончик, на котором только и хватило места для шезлонга из пластмассовой сетки да железного столика. Здание было построено так, что казалось, стоящего на балконе никто не видит. На парапете — бокал с соломинкой и недопитой оранжевой жидкостью, рядом бутылка из-под хереса. Хаббард облокотился о барьер и огляделся. Зонтики от солнца, два бассейна — один олимпийский, другой побольше, необычной формы, два бара — один под навесом, другой открытый, множество пустых столиков, ухоженные растения. Солнце светило откуда-то сзади. Лучи его падали на здания поодаль, территория же отеля была покрыта серой дымкой.

Горничная вышла на балкон, взяла бокал и бутылку, посмотрела, нет ли еще беспорядка, фыркнула и вернулась в комнату.

— Готово! — крикнула она минуту спустя. Хаббард повернулся. Горничная хлопнула дверью.

Он раскрыл чемодан. Джан не подкачала, правда, ни подарочка, ни записки. Но чего удивляться? На такую ерунду времени у нее не было. Собирала в спешке.

Комната имела нежилой вид: уж больно все было чисто, словно и пятно на стене поставили нарочно, чтобы поселившийся помнил, что он не единственный человек на земле. Роботы обо всем позаботились.

Хаббард заказал сок, яйца, какао и утреннюю газету. Покончив с завтраком, выкатил тележку в коридор, закрыл балконную дверь, задвинул шторы. Включил свет, принял душ и, надев пижаму, забрался, в постель. Теперь уже не так рано, можно позвонить Джан.

— Как добрался, милый? — спросила она. С такого расстояния ее голос казался совсем бесцветным.

— Едва в воздушную яму не попали, но вырулили.

— Что-что? Не слышно! Майк орет!

— Все нормально. Я подремал.

— Молодец. Майк трубку вырывает.

— Папа! Папа! Ты знаешь, я хромаю!

— Не может быть!

— Сам увидишь. Приедешь, а я хромаю! Когда вернешься?

— Вернусь очень скоро.

Трубку опять взяла Джан.

— Это что еще за новости?

— Выглядит убедительно, пока он не забудет, на какую ногу хромает. Подвернул лодыжку и потребовал, чтобы ему поставили гипс. Как там у тебя с погодой?

— Как в тропиках. Кстати, чуть не забыл тебе сказать — я живу в номере восемьсот сорок семь.

— Удачного вам съезда!

— Спасибо! Сама знаешь, это не пикник. Начала реплики он не разобрал.

— …не устраиваем пикники. Я бы не прочь, мне их не хватает. Спасибо, что позвонил. Не забывай про нас!

— Конечно, не забуду! Я тебя люблю.

— И я тебя. Отдыхай, если получится. Пока!

Положив трубку, Хаббард подумал о том, что будет дальше. Местный начальник, которому поручили организовать съезд машиностроителей, наверняка захочет лично убедится, что все в порядке. Узнав, что мистер Хаббард уже приехал, скорее всего, попробует с ним лично поговорить, чтобы убедиться, что прибывший в экстазе.

Пришлось снова снять трубку.

— Говорит Флойд Хаббард из восемьсот сорок седьмого. Пожалуйста, отключите мой телефон до полудня, хорошо?

Он поставил дорожный будильник на двенадцать, выключил свет и поежился. Пожалуй, теперь тишина и покой обеспечены. Просто удивительно, как действуют эти кондиционеры! Воздух везде одинаковый, что в Бостоне, что в Хьюстоне, что в Вошу. Да и темнота повсюду одна и та же.

Итак, Хаббард, ты прибыл на место действия. В твоей руке невидимая шпага, а на лбу клеймо убийцы… Да, Джесси, мне тоже больно.

И он провалился в сон.

Глава 2

Помощник окружного администратора Фред Фрик приехал в «Султан» в десять часов утра в сопровождении молодого парня, которого звали Фейхаузер. Фрику было немного за сорок, манеры его отличались порывистостью, бледно-голубые глаза бегали, в резком голосе звучали истерические нотки, рот у него был, по правде говоря, несимпатичный — уж слишком выпирали крупные желтые зубы. Даже одежда его казалась броской, хотя в его гардеробе не было ни одной ультрамодной вещи. Просто из-за его манеры держаться со стороны так и подмывало заглянуть ему под пиджак. Интересно, какого там цвета белье? Уж не фиолетового ли?

Фрик и Фейхаузер оставили машину на большой стоянке в полутора кварталах от отеля и пошли пешком. Фрик остановился посмотреть на огромную перетяжку — рабочие как раз ее крепили на место.

«Добро пожаловать на совместное собрание «Колуды» и «На-патана».

— Тоже мне, сладкая парочка, — произнес Фейхаузер. Фрик пронзил его ледяным взглядом.

— Бобби, между нами такие шуточки, может, и сойдут. Я знаю — ты работник ответственный. Но не вздумай умничать перед другими. Мало ли что.

— Разумеется, Фред, — поежился Фейхаузер.

— Найдется немало типов — на некоторых мы, между прочим, работаем, — для которых благосостояние Национального союза поважнее, чем целомудрие родных дочерей. Будешь вот так высказываться, они тебя наверняка в коммунисты зачислят. Ты участвуешь в съезде впервые, так что тебе не повредит слегка собраться и вести себя подобающе.

— Да ладно тебе, Фред, я же просто так сказал.

— Выпьем-ка кофе и все утрясем.

Они вошли в отель, спустились в цокольный этаж, миновали магазины, торгующие роскошными мехами и драгоценностями, и расположились на крутящихся табуретах «Персидского гриля».

Фрик раскрыл кожаную книжечку, снял колпачок с золотого пера.

— Поговорим о банкете. Я отвечаю за все, а ты мой помощник. Назначаю тебя главным по банкету. С кем тебе придется работать, сам знаешь. Держи подчиненных в строгости. Едва кто зайдет в номер, где идет банкет машиностроителей, тут же ему коктейль в лапу. Сам с ребятами пить можешь, но умеренно. Не вздумайте перебрать! Включи улыбку и не выключай. Всех со всеми перезнакомишь, говорить много не надо, лучше слушай других. Будут шутить — смейся.

— Короче, я должен вести себя подобающе. Фрик в упор посмотрел на него:

— Вот именно. Пустые бутылки выноси, полные пусть лежат в шкафчике в спальне. Разложи везде пачки сигарет. Проследи, чтобы пепельницы не переполнялись окурками. Кстати, найми кого-нибудь из гостиничного персонала, какого-нибудь рассыльного. Пусть следит, не кончился ли лед и содовая, возобновляет запасы. Не скупись на деньги, пусть у него глаза на лоб полезут. Когда закончатся, скажи, я тебе еще дам. И горничную с восьмого этажа привлеки. Пусть заходит прибраться, как только увидит, что никого нет.

— Понял.

— Надеюсь. Бобби, сегодня для тебя великий день. Ты познакомишься с начальством, которое до сегодняшнего дня и не подозревало о твоем существовании. Я всегда под рукой, но, как говорится, на меня надейся, а сам не плошай. Следи за местными парнями, которые в твоем подчинении, а то мало ли что. Стоит им промашку допустить, и нам с тобой не сносить головы. Как-то «Напатан» устроил в Атланте собрание местного отдела, так один парень на банкете принялся увиваться за женой вице-президента компании. Знаешь, что случилось? Этот вице-президент потом всех поувольнял!

— Ага, понял. За чужими женами не увиваться!

— Черт возьми, Бобби, не нравится мне, как ты ко всему подходишь! Уж больно наплевательское у тебя отношение.

— Ничего подобного! Я сама серьезность. Фрик вздохнул:

— Да уж… Так я что тебе говорю — если кто из наших напьется или еще чего, мигом вылетит и пикнуть не успеет! Это, как понимаешь, не проблема. А вот если на банкет заявится какой-нибудь тип, который до этого у конкурентов наших побывал, тут уж тебе придется с ним справляться. Если это большой начальник, делать нечего, придется терпеть. Если же мелкая рыбешка, постарайся его тихо и незаметно выставить. Пошли его на банкет к нашим конкурентам, пусть они с ним возятся. Пьянчуги — это главная проблема. Для тех, кто работает на банкете, я зарезервировал комнату. Больше чем двоим одновременно находиться в зале нет смысла.

И смотри, чтобы остальные не больно-то напивались. Пусть хоть на ногах держатся.

— Понятно.

Фрик углубился в изучение записной книжки. Вроде бы все. Он сунул книжку в карман и встал:

— Иди спроси, когда можно будет посмотреть банкетный номер, а я узнаю, что там у Томми с выставкой.

«Султан» изначально планировался для проведения банкетов и разного рода собраний и съездов. Для них отвели огромный зал в отдельном крыле. С главным зданием этот зал соединялся галереей в восемьдесят футов шириной и в двести футов длиной. К галерее примыкал «Арабский зал» — главный ресторан отеля. Когда собраний не было или зал использовали для занятий спортом, галерею отгораживали от него дверью-гармошкой. Когда же проходил съезд, лучшего места, чем галерея для устройства выставки, было не найти. Яркое освещение, высокие потолки, ковры — казалось, тут все тщательно продумано.

В галерее трудилось человек сто, однако экспонаты уже были размещены, оставалось лишь внести последние штрихи. Многие явно валились с ног от усталости: в десять вечера они разобрали выставку «Апетод» и с тех пор не покладая рук трудились над новой.

Фред Фрик быстро миновал трудяг и подошел к стенду Ассоциации машиностроения. Томми Кармер, вытащив из коробок красочные альбомы, раскладывал их на столике, отгороженном темно-синим бархатным канатом. За ним, явно скучая, наблюдали две блондинки в облегающих клетчатых брюках и прозрачных блузках, как две капли воды похожие друг на друга. Мужчина в рабочем костюме, сидя на полу, колдовал над электрическим моторчиком. У Кармера были землистого цвета лицо, впалая грудь, впечатляюще полысевший лоб и почти полностью отсутствовал подбородок.

— Что скажешь, Фредди?

— Отлично смотрится! По крайней мере, не затерли нас в угол. А он что делает?

— Этот моторчик перемещает картинки на дисплее. Сломался, едва я его включил.

— Починить сможет?

— Вроде да.

Фрик повернулся к блондинкам:

— Как дела, девушки? Роли разучили?

Одна пожала плечами. Другая безразлично произнесла:

— А то как же.

Фигурки у них были скорее для кабаре, чем для подиума. И главное, им было ужасно скучно.

— Кто из вас Они, кто Банни? — полюбопытствовал Фрик.

— Они — это я. У меня родинка на щеке. — Она показала на родинку.

— Так что, барышни, будем прохлаждаться или вы нам что-нибудь изобразите?

— За что заплатили, то и получите, — заявила Банни. — Если не нравится, звоните в агентство.

— Давайте, девчонки, за дело!

Девушки одновременно пожали плечами и заняли позицию. В мгновение ока они преобразились: на лицах заиграли широченные американские улыбки, осанки стали красивыми. С выражением прочитав по очереди завершающий презентацию стишок, они сверкнули зубами и тут же погрузились в прежнее безразличное ко всему состояние.

— Здорово! — воскликнул Фрик. — Я в восторге.

— Сами же профессионалов заказывали, — напомнила Банни.

— На вопросы, если что, ответить смогут? — спросил Фрик у Томми.

— Проверь, если хочешь.

Фрик задал им наиболее часто встречающиеся вопросы о продукции Ассоциации машиностроения. Девушки не подкачали, все ответили правильно. Тогда он спросил о том, чего они явно не знали, и блондинки, как и полагается, заявили:

— Об этом подробнее вы можете узнать у мистера Кармера.

— Молодцы! Томми, похоже, с рекламой проблем не будет. Так, девушки, когда приступать к работе, вы знаете. Указания получите у Томми. Самое главное — работайте сообща. Либо вы обе на месте, либо вас обеих нет. Захочется поесть, идите есть вместе. Пить не вздумайте и парням давайте от ворот поворот.

— Уж с этим проблем не будет.

— Ладно. Что вы наденете? Хотелось бы нечто впечатляющее.

— Впечатлитесь дальше некуда, — пообещала Они.

— Мы уже все решили, — сообщил Томми.

— И не стойте, ради бога, с кислой физиономией, будто вам все на свете опротивело!

— Ничего, когда понадобится, веселье мы изобразим, — заверила Банни. — Не пожалеете!

К Фрику подошел Бобби Фейхаузер.

— Фред, можно тебя?

— Итак, девушки, возвращайтесь ровно в два и готовьтесь с головой окунуться в работу, — заключил Фрик.

Блондинки кивнули и пошли на выход. Фрик, словно завороженный, наблюдал, как они ступают рука об руку, в унисон подрагивая бедрами. Затем тряхнул головой и воскликнул:

— Потрясающе! Будто раздвоились. Ну что, Томми, может, когда съезд закончится, и мы сможем попраздновать?

— А вот в этом я сомневаюсь! — разочаровал его Кармер. — У Они двухлетний ребенок, она замужем за музыкантом. А другая водит дружбу с местным фараоном. С работой проблем не будет, а так с ними одна мука общаться. Они с трех лет танцуют и поют. Сейчас им по двадцать три. Вот они и решили, что за двадцать лет можно было добиться чего-то большего, чем выступать на съезде промышленников.

— Фред, возможно, это важно, — напомнил о своем присутствии Фейхаузер.

Фрик отошел с ним в сторонку.

— Проблемы с номером? Еще не готов? — спросил он.

— Ты все беспокоился, что приедет некий Хаббард. Флойд Хаббард, кажется. И просил тут же сообщить, если…

— Так он едет?

— Уже приехал. Остановился в восемьсот сорок седьмом. Прибыл, когда еще семи не было.

Фрик рассеянно взглянул на двери актового зала:

— Значит, старина Хаббард уже на месте, — и обнажил в улыбке некрасивые зубы.

— Кто это такой, Фред? По-моему, ты его включил в список приглашенных явно не по доброй воле. Может, расскажешь мне?

Фрик с презрением уставился на Фейхаузера:

— Тебе? Это еще зачем? Он начальник в одном из наших местных отделов. Ты это знаешь. Так к нему и относись. Тебе-то вообще волноваться не о чем. В наше время вы все проходите тестирование, полученные оценочки заносятся в компьютер… Так? У тебя родословная прямо как у породистой собаки.

— Просто…

— Держись от Хаббарда подальше, а то все твои реле ко всем чертям полетят. Вот тогда побегаешь!

— Да что ты на меня взъелся?!

— Я? На тебя? Ничуть. Так когда нам дадут номер?

— В двенадцать, не позже.

— Тогда ступай. Приноси пользу обществу.

Бобби Фейхаузер куда-то пошел. Бросил взгляд назад и ускорил шаг. А Фрик не спеша направился к холлу, рассматривая по дороге экспозицию. Из холла он позвонил в номер 847.

— Не отвечает, — сообщила телефонистка.

Стало быть, Хаббард ушел или не подходит к телефону.

Было одиннадцать. Значит, уже поздно звонить Джесси Мьюлейни, сообщить ему о прибытии Хаббарда. Джесси, возможно, и сам это знает. Однако задача Фрика как местного представителя — держать Мьюлейни в курсе событий. Он уже не раз пожалел, что съезд в этом году устроили в его вотчине. Бедняга Джесси, для кровавых побоищ он, конечно, староват.

Через боковую дверь Фрик вышел на лестницу и спустился к бассейнам. Ярко-желтые зонтики блестели под солнцем. Половина из них были заняты. Кто-то не пожалел денег, чтобы снять пляжную кабинку, и теперь наслаждался солнцем в полном уединении. Фрик прошел к бару под соломенной крышей, сел в тени и заказал коктейль. Бармен принялся резать свежие апельсины, и настроение у Фрика сразу улучшилось. Сделав глоток, он глянул в просвет бамбуковой изгороди. Миловидная блондинка тщательно, со знанием дела, мазала себя кремом. Закончив, растянулась на песке, превратившись еще в одно безымянное тело среди моря загорающей плоти.

«У Джесси, наверное, созрел план, — решил Фрик. — Не станет же он сам себе на горле чертить линию отреза, чтобы Хаббарду было сподручнее снести ему башку. Но хуже всего, что я — крайний! Мы с Мьюлейни в одной упряжке. Куда он — туда и я. Если его вышибут, то и я не удержусь. Можно, конечно, выйти из игры сейчас. Тогда, если Мьюлейни все-таки победит, я окажусь на улице — он предательства не простит. Но если Мьюлейни и проиграет, ему хоть пенсию будут платить, а я-то вообще с носом останусь».

И вдруг ему пришла в голову одна мысль. Мьюлейни она, может, и понравится, а другие про это не узнают. Если Джесси согласится, план сработает! Фрик залпом выпил коктейль и бросился в отель, туда, где стояли телефонные будки. Найдя в книжке номер, принялся накручивать диск.

Шестой гудок. Уехала она, что ли, куда? Нет, ответили!

— Хрмм!

«Я ее разбудил, вот в чем дело!»

— Алма? Это ты, прелесть моя? Фредди говорит. Фредди Фрик.

— Господи Исусе! Звонишь ни свет ни заря!

— Алма, у меня есть на то причина…

— Не вешай трубку.

Ему пришлось долго ждать.

— Так что там у тебя? — Теперь ее голос не казался таким заспанным.

— Джесси к нам едет, уже сегодня будет здесь. У нас съезд.

— Ты за этим меня разбудил? Боже! Мне Джесси по душе, забавный такой и прочее, но спать-то надо.

— Алма, я думал, Джесси тебе нравится.

— Ну, можно и так сказать.

— Не только… в деловом плане.

— Это еще что за намеки?

— Возможно, у него неприятности. Он не знает, что я тебе позвонил, я по своей инициативе отважился тебя побеспокоить. Вдруг ты поможешь?

— Так. Слушаю.

— В компании грядут большие перемены. На съезд приедет один человек, который, кажется, выступит с отчетом и поставит на Джесси крест. Вот я и подумал… Если бы этот тип здесь повеселился и к концу все об этом узнали бы… Возможно, он не пылал бы желанием насолить Джесси.

— Ну не знаю, Фредди. Этот твой тип, наверное, начеку будет. Он же не осел, насколько я могу себе представить, понимает, что на карту поставлено.

— Верно, верно. Но все зависит от того, как дело поставить.

— Это точно, не спорю.

— С другой стороны, может, Джесси и сам что-нибудь задумал и ему наши с тобой планы ни к чему. Просто я решил заранее позаботиться о том типе, чтобы в случае чего Джесси был во всеоружии.

— Тот мужчина, которому ты хочешь устроить веселую жизнь… Он молодой?

— Немногим за тридцать.

— Дело усложняется. Женат? — Да.

— Час от часу не легче. Ему, возможно, и не захочется роман заводить, об этом ты не подумал?

— Мне разные мысли в голову приходят. Главное, как следует все продумать и девчонку подходящую найти.

— Ну, ты, Фредди, и хитрюга, мне за тобой не угнаться!

— Это комплимент?

— Слушай, мне тут на ум пришла одна подружка, очень даже симпатичная. Возможно, для нашего дельца сгодится. Но обещать ничего не могу, она себе на уме и еще неизвестно, как на все посмотрит. Иногда с ней проблем не оберешься. Да ты не нервничай, я не про то. Наркотиками она не балуется и пьет в норме. Просто жутко упрямая, сама решает, с кем ей крутить. Так что заранее не скажешь. Вот что: для большого начальника, истосковавшегося по подружке, лучше Кори не найти. Я тебе не сказала? Ее зовут Коринна. Другой вопрос: кому из шишек милая подружка нужна?

— Одного такого я знаю. Джесси.

— Тут дело другое. Так когда ты сообщишь, браться мне за Коринну или оставить ее в покое?

— Сегодня, часам к четырем. Устроит?

— Вполне, душка. Надеюсь, ты так стараешься для Джесси не для того, чтобы себе кусок побольше отхватить?

— Да ты что, Алма, я само бескорыстие!

— Знаю я тебя. Ты бы тоже не прочь, только знаешь, что бесполезно. Кстати учти, удовольствие с Коринной стоит недешево.

— На съезд и так уйму денег вбухали.

— Как только звякнешь, чтобы я приступала, договоримся, где вы с Кори встретитесь. Ты ей сам все и расскажешь. Ладно?

— Угу. Значит, все обсудили? Прости, что разбудил.

— Я не в обиде! Мне, Фредди, надо тебе взбучку устроить. Совсем ты про меня забыл! Последний раз, кажется, на прошлое Рождество звонил.

— Точно. Жизнь такая настала, Алма, не до радостей. После того как год назад слились наши компании, просто ужасно: все время какие-то проверки, отчеты, бумажки. Теперь, как в старые добрые времена, не разбежишься, приходится проводить деньги по разным статьям, действовать с оглядкой. Даже в то Рождество я еле эту сумму выбил.

— Но разве мои девчонки подкачали?

— Да ты что, нет, конечно!

— Там что-то с политиками было связано.

— Комиссия из Алабамы. Надо было устранить наших конкурентов с аукциона, чтобы контракт нам достался.

— Удалось?

— Еще бы! Я расплатился из комиссионных. Но в старые времена, когда Джесси на моем месте работал, а я у него помощником, было гораздо проще.

— Сейчас, Фредди, все лезут расходы сокращать, так что я тоже в убытке оказалась. Как говорится, переживаю не лучшие времена. То-то раньше было! Помнишь, Джесси тогда для моего стола специальную табличку заказал: «Технический консультант. Отдел распространения. Американская ассоциация машиностроения, юго-восточный отдел». Где-то она у меня еще валяется. Шутки шутками, а Джесси ведь мне и впрямь здорово помог. В пятьдесят первом, кажется, сказал: покупай акции машиностроителей. Ну, я и купила. До этого-то я кроме правительственных облигаций вообще ничего не брала. Так вот, три года я приобретала ваши акции… Тут как-то года два назад они как упадут! Прямо как метеор. Я Джесси тысячу раз по междугородной звонила, осточертела ему. Ты знал?

— Нет, впервые слышу.

— Так вот, он мне твердил: продавать и не вздумай, все образуется. Слава богу, я его послушала. А уж как я на слиянии руки погрела! За каждые две акции АДМ получила по три ГАЕ. Сам знаешь, что с ними за этот год стало!

— Как не знать? Кстати, о ГАЕ. Хаббард, тот мужчина, которого мы с Кори познакомим, как раз из ГАЕ. Мы теперь считаемся их подразделением.

— Ладно, передай Джесси, что я ему благодарна. И шепни ему мой новый номер. Пусть позвонит, когда приедет. Может, зайдет, выпьем. Конни с ним будет?

— Боюсь, что да.

— Где вы остановились?

— В «Султане».

— Да тут ехать-то на такси минут десять. Запросто выскользнет. А у тебя, Фредди, как дела? Как Берт?

— Так себе. Все мы стареем, хоть она и боится в этом признаться. К тому же нервы у нее всегда пошаливали. С детьми вроде все нормально. Кит в Гейнзвилле блещет, а Томми начальство в радарное училище направило, он ведь у меня в морской пехоте.

— Сделай так, чтобы у Берт гормонов прибавилось, ты ее не узнаешь.

— Уж скорей бы, а то я с ума сойду.

— Я тут решила: сама скажу Кори, в чем дело, и попрошу ее, чтобы постаралась. Скажу, мне самой это очень важно.

— Буду тебе признателен.

— Она, между прочим, в университете училась.

— В подобном деле это кстати. Ведь тут не только в Джесси вопрос. Это он меня нанял, с тех пор мы с ним рука об руку работаем. Я тут о том распинался, как мне постоянная слежка за расходами надоела. Но знай я, что у них на уме дать Джесси пинок под зад, я бы поосторожнее слова выбирал.

— Чем же им Джесси не угодил?

— Устарел он по их представлениям. А если по существу разобраться, то лучше его в нашем деле не сыщешь, он из тех, кто солнечные очки шахтеру может продать. Но изложить на десяти страничках, как это делается, Джесси не в состоянии. Всякий новомодный маркетинг и прочее ему не по зубам.

— Странно все-таки: человека на собрании директоров увольнять!

— Естественно. Но они хитрее поступят. Здесь, на съезде, его и пальцем не тронут. Просто оценят эффективность его деятельности. Судя по слухам, такую оценку уже произвели, осталось немного. Им главное — понять, какой от него для АДМ толк. Хаббард такими оценками и занимается. Эти ребята словно компьютеры. Ни одной мелочи не упустят, а что с людьми будет, им наплевать. Остальные отделы компании они уже проверили, теперь до рекламщиков и до нас добрались. Что греха таить, в последнее время объем продаж упал, да только нашей вины в этом нет. Выпускали бы товары получше, и с реализацией не было бы проблем. Все равно мы уже почти подтянулись.

— Фредди, мне в дверь звонят. Ладно, значит, ты мне звякнешь и скажешь, да или нет. Договорились?

— Договорились, Алма. Спасибо за услугу.

Повесив трубку, Фрик вышел в главный холл. Здесь уже установили конторку для регистрации прибывающих на съезд делегатов «Колуды» и «Напатана». Чем дальше, тем больше становилось вновь прибывших. Сумки и чемоданы скопились на проходе: уезжающие делегаты «Апетода» не успели вовремя освободить номера. На тех, кто приехал, они смотрели с нескрываемой завистью. Приехавшие, напротив, предвкушали, как они будут приятно проводить время. Фреду Фрику пришлось то и дело останавливаться, здороваясь со знакомыми из дочерних предприятий фирмы. С ними он не виделся с прошлого съезда.

Он подошел к конторке «Напатана», за которой сидела молодая девушка, напустившая на себя официальный вид.

— Приветствую вас на семнадцатом ежегодном съезде «Напатана», мистер…

— Фрик, Фред Фрик. «Америкэн дженерал машин».

Она отыскала в каталоге его карточку, оторвала по линии перфорации картонку и сунула ее в пластиковый пакетик.

— Прошу вас, сэр. Это ваш значок. Вот программа съезда. И билеты, их следует показывать персоналу на входе во время ленча, обеда и коктейлей. На каждое мероприятие отдельный билет. — Она снова взглянула на карточку. — В вашей группе четырнадцать человек?

— Да. Десять остановились в отеле, четверо местных.

— Значит, вся группа готова. Осталось заплатить за регистрацию, оплата составляет десять долларов. Вы сейчас заберете значки, программы и буклеты для вашей группы?

— Спасибо, мисс, я кого-нибудь к вам пришлю. Хотя, пожалуй… Мистеру Хаббарду документы понадобятся уже сейчас. Флойд Хаббард.

Он заплатил двадцать долларов, пересек наискосок холл, подошел к конторке администратора, купил конверт, положил в

него документы Хаббарда. Потом подумал и написал на конверте: «С прибытием!!! Фред Фрик». Конверт он попросил положить в почтовый ящик для номера 847.

Пройдя чуть подальше, Фрик обратился к другому служащему:

— Хм!

— Да, сэр?

— У меня зарезервирован номер. Джон Демпси.

— Ммм… Да, мистер Демпси. Односпальный номер. Вы прибыли на съезд?

— Нет, — ответил Фрик, заполняя регистрационную карточку.

— Сколько вы у нас пробудете?

— В следующее воскресенье уже уеду. — Можем предложить вам на выбор…

— Пожалуйста, поселите меня подальше от этих делегатов. Мне хотелось бы жить в приличном номере, но чтобы окна выходили на океан, я не требую.

— Ммм… Одиннадцать ноль два — отличный номер. Он в главном крыле, выходящем на улицу. Ваш багаж уже прибыл?

— Позже привезут.

— Занести плату на ваш счет?

— Я заплачу наличными. Хотите получить задаток прямо сейчас?

Подумав, служащий принял решение. На его лице засияла улыбка.

— В этом нет необходимости, сэр. Надеюсь, у нас вам понра-вится. Портье покажет вам…

— Не сейчас. Позже, — отозвался Фрик.

Он положил ключ в карман и отошел. Такой трюк Фрик и Джесси Мьюлейни придумали давно. Имя они выбрали самое что ни на есть простое — даже если напьешься, и то вспомнишь. Когда идет съезд, со стопроцентной уверенностью можно предсказать: обязательно случится что-нибудь непредвиденное. На подобный случай номер, забронированный на вымышленное имя, как нельзя кстати. Когда же настанет время платить по счетам, расходы можно будет включить в общий бюджет средств, которые пошли на съезд.

Фрик поднялся посмотреть на номер 1102. Уютная просторная комната, двуспальная кровать. Подойдет, пожалуй. Уже первый час. Фрик позвонил в номер АДМ. К телефону подошел Бобби Фейхаузер.

— Ну что, Бобби? Как дела?

— Можно сказать, неплохо. Я им тут нахлобучку из-за большого ковра устроил, так что сейчас они его заменяют. Похоже, кому-то пришло в голову развести посреди комнаты костер, а тушили его кетчупом. Теперь здесь три помощника управляющего суетятся, охают. В остальном все нормально.

— Как дела с диорамой?

— Уже едет.

— Кто тебе помогает?

— Чарли и Лес.

— Когда можно прийти посмотреть?

— Через час мы закончим.

— Работаете засучив рукава? Молодцы! Я зарегистрировался как делегат съезда и забрал бумаги Хаббарда. Чек, который ты получил для «Напатана», на сто сорок долларов при тебе? Да? Так вот, при первой же возможности иди регистрироваться, возьми документы на всю нашу группу. Возьми у девчонки за конторкой двадцатку, отдашь мне. Начнет вопить, позвонишь. Она вроде из тех, кто любит все по правилам делать. Кстати, чуть не забыл! Намой побольше бокалов, понял? Я с тобой свяжусь!

Следующий звонок он сделал домой.

— Самое время сообщить, намереваешься ли ты или нет поспеть домой к ленчу, — заявила Берт.

— Дорогая, я же говорил: пока будет идти съезд, ни к обеду, ни к ужину меня не жди.

— Это ты только собирался сказать.

— Да ладно тебе, не злись! Мне здесь торчать меньше твоего нравится. Сама знаешь, как я кручусь, даже ума не приложу, во сколько сегодня вернусь домой.

— Знала ведь: как заявится Джесси Мьюлейни, мне тебя не видать как собственных ушей.

— Ну что ты, крошка…

— Не пытайся меня умаслить, Фредрик, не выйдет. Черт тебя разберет, что ты задумал, только я-то заметила: ты с утра так и рвался из дому.

— У меня ответственная работа, то одно надо сделать, то другое. Я отвечаю за то, чтобы с нашей стороны съезд прошел гладко. Иначе начальство решит, что пора старине Фрику на покой.

— Кот снова гадит.

— Вот досада!

— Пришлось все утро за ним убирать.

— Мне жаль.

— Если вспомнишь обо мне и сможешь еще ворочать языком, позвони сказать, как у вас там. — И Берт с шумом повесила трубку.

Фрик поморщился. Потом он снова попросил соединить его с номером 847, убежденный, что ответа все равно не будет. Так что, когда Хаббард произнес «алло», даже опешил.

— Э… хм… Мистер Хаббард? Говорит Фред Фрик. Мы с вами не знакомы, и все-таки…

— Мистер Фрик? Я о вас наслышан.

— Благодарю. Рад, что вы смогли приехать. Вы, наверное, первый.

— Да, пришлось вылететь пораньше, иначе для меня не осталось бы номера. Я решил, что рисковать не стоит, забронировал комнату и вылетел ночным рейсом. — И как вам номер?

— Отлично. Просто замечательно.

— Я зарегистрировал ваше прибытие, оставил вам у портье значок и документы. Если хотите, позвоню, попрошу, чтобы вам доставили…

— Спасибо, не стоит. Я спущусь и сам возьму.

— Вы, мистер Хаббард, вероятно, уже знаете, что официально съезд откроется в восемь в «Арабском зале». Там состоится банкет. Я уж хотел пригласить вас со мной отобедать, но мне еще нужно встретить Джесси Мьюлейни и его жену. Хотите поехать со мной в аэропорт?

— Пожалуй, лучше уж дождаться, когда они устроятся.

— Как скажете. Мне тут одна мысль в голову пришла. Мои помощники готовят к приему большой номер. Если вы не заняты, я к вам минут через пять зайду, мы пройдем в номер, и я вас познакомлю с нашими сотрудниками. Может, выпьем.

— Любезно с вашей стороны, мистер Фрик. Стало быть, через пять минут?

— Договорились.

Фрик позвонил в большой номер. Бобби на месте не оказалось. Лес Льюис сказал:

— Бобби вот-вот вернется. Да, номер почти в порядке, так что выпить найдется.

Фрик объяснил ему положение.

На стук Хаббард открыл сразу же. Улыбаясь, вышел в коридор, захлопнул дверь и дернул ручку — проверил, заперта ли. Фред Фрик тем временем приходил в себя от изумления, поскольку Хаббард совсем не был похож на тот портрет, который он нарисовал в своем воображении. Он оказался крепкого сложения, широкоплечий, мускулистый. Черные волосы коротко подстрижены, вероятно чтобы с прической возни было поменьше. Костюм из легкой шерсти сидит отлично, хотя все же видно: этот человек в костюмах ходить не привык. Крепкие руки, квадратная челюсть, черные кустистые брови, нос сломан — видно, в свое время Хаббард руками не только перо держал. Дружелюбная улыбка, карие глаза смотрят открыто. Короче, воплощение добропорядочности. Фрик таких знал — по всему видно, бывший техник. В рабочей форме он чувствовал бы себя уютнее. Обычно люди, приехавшие сюда за тем, за чем приехал Хаббард, выглядят циничнее. Ведут они себя прохладно, следят, как бы им подножку не поставили.

По пути к большому номеру Фрик спросил:

— Вы на подобных съездах уже бывали, мистер Хаббард?

— Приходилось, хотя я на них не частый гость. Я ведь в основном инженерными вопросами занимаюсь.

Фрик похвалил себя: чутье еще не потерял, сразу этого типа раскусил.

— Значит, вы в производстве начинали? Хаббард остановился у двери номера:

— Можно и так сказать, мистер Фрик. В свое время я был металлургом. Вроде и не так давно, а кажется, будто уже целая вечность прошла. Потом компания ГАЕ перебросила меня из лаборатории на исследовательскую программу. Мы изучали металлы, обладающие высокой проводимостью. Прибыль вышла немаленькая, начальство ничего такого даже не ожидало. Вот и стал я чем дальше, тем больше заниматься руководством. К своему стыду должен признаться: они думают, что администратор из меня лучше, чем металлург. Ну, я и администрирую помаленьку. — Он усмехнулся. Хитренькая, однако, усмешка, отметил

Фрик. — Чем дальше, тем больше приходится заниматься тем, о чем я представления не имел, — закончил Хаббард.

— А я всю жизнь работаю в отделе распространения, — сообщил Фрик.

— Да, — отозвался Флойд Хаббард. — Знаю.

Фрик уставился на него, но лицо Хаббарда оставалось непроницаемым. На Фрика смотрели дружелюбные карие глаза. И больше ничего. «Вот тебе и металлург, — про себя проворчал Фрик. — Такому палец в рот не клади!»

— Что ж, пойдемте, я вас с нашими ребятками познакомлю, — предложил он.

Глава 3

В пять минут четвертого Мьюлейни наконец-то смогли вздохнуть спокойно, оставшись одни в комфортабельном номере «Султана». Сначала Джесси сунулся было в другой номер. Но потом передумал: слишком уж близко он расположен к жилью остальных из АДМ. Фред Фрик все устроил: им достался номер 832 — гостиная, спальня и вид на океан.

Конни Мьюлейни на вид было лет под пятьдесят. Серебристые волосы, уложенные в красивую прическу, в красивых главах — веселые искорки. Вытаскивая вещи из чемодана, она надевала себе под нос. По правде сказать, последние несколько лет ей и впрямь живется припеваючи. В детстве не очень-то везло, когда стала матерью — приходилось несладко, и лишь сейчас наступила вторая молодость. В таком возрасте редко можно почувствовать себя молодой, так что понимаешь, как тебе повезло, если ты счастлива и можешь сделать такими других. Она знает, как одеваться, как себя вести. Ей известно, как безжалостно время и как немилосердна судьба. Поэтому берет от жизни все и при этом умеет вовремя остановиться.

Конни вытащила из чемодана рубашки Джесси, положила их в ящик комода. Заметив в зеркале выражение его лица, перестала мурлыкать песенку. На нем были лишь трусы в бело-синюю полоску. Раздевшись, он сидел у окна и смотрел на океан. Она, конечно, никогда ему не говорила, кого он ей напоминает — старого печального клоуна. Сейчас Джесси снял с себя клоунский костюм, смыл грим и вот теперь сидит, отдыхает. Большой клоун, который скачет по арене и получает пузырем по башке. Годы наделили его огромным животом, но широкие плечи не стали уже, и по ним было видно: в свое время он был мускулистым здоровяком. Рыжие волосы время не пощадило, но кожа осталась белой, такая только и бывает у рыжих. Правда, и на ней видны следы бурной жизни, гулянок в ресторанах и прочих прелестей ночной жизни. На лице — пятнышки и узоры маленьких вен. Но над возвышающимся монументом ярко-голубые глаза, живые, светящиеся, как у ребенка.

Конни беззвучно вздохнула, закончила с чемоданами, отложила в сторонку платье, в котором приехала, подошла к мужу и посмотрела ему в лицо.

— Это ты так печалишься из-за того, что взял меня с собой?

Джесси взглянул на нее:

— Да нет же, любимая! Я всегда хочу, чтобы ты была со мной. Всегда.

Она присела на подлокотник:

— Вы только поглядите! Всю жизнь он мне только об этом и твердит. Но в последнее время я тебе, милый, верю. Думаю, я тебе нужна.

— Ты мне всегда была нужна.

— А в этом я позволю себе усомниться. Подумай, какого удовольствия ты лишил бы всех этих девчушек во время съездов и собраний местных отделов.

Он нахмурился, понимая, как он ей был нужен.

— Представь себе, их же тысячи. Лишь законченный эгоист мог лишить их маленьких радостей общения с Мьюлейни.

— Старый развратник!

— А ты — язва!

Конни похлопала его по колену. Откинувшись на спинку, ощутила, как екнуло сердце и подумала: «Как я все-таки его люблю». В том, что в жизни Джесси она была не единственной женщиной, Конни не сомневалась. Почти не сомневалась, а это «почти» очень важно. Может, другие и были, но она оставалась для него главной. Это Конни знала наверняка.

Немного помолчав, она возобновила спор, который шел между ними вот уже месяца три, то затихая, то вспыхивая вновь.

— Не хватит ли с тебя всей этой дряни? А, милый? Может, ты сам себе не хочешь признаться, что устал от борьбы, постоянного напряжения и всяких гаденьких Фредов Фриков?

— Фредди отличный малый.

— Ладно, пусть не Фредди. Как будто, кроме него, других подлецов мало.

— Кто же, например?

— Перестань. Сам знаешь.

— Ничего я не знаю. А что до напряжения, то я всю жизнь в нем живу.

— На этот раз случай особый.

— Я полсотни раз сражался, чтобы остаться на работе. Ты же знаешь.

Она пересела на кровать, взяла его за руку, поднесла ее к щеке.

— Милый, до этого ты всегда знал, за что борешься. И знал, как бороться. Теперь же и не разберешь, что им пришло в голову. Может, им подавай перемены ради перемен. А если им этого захотелось, ты в любом случае проиграешь.

— Со мной они так не поступят!

— Ради бога, милый.

— Я знаю десять тысяч человек по всей стране. Я их нанимал и увольнял. Кого-то перехитрил, кому-то на хвост наступил. Какого же черта они обо мне вообразят, если я получу оплеуху за два года до пенсии, да только и сделаю, что утрусь? Что ж у меня, по-твоему, и гордости нет?

— Знаю я, Джесси, какой ты гордец. Уж чего-чего, а этого у тебя хоть отбавляй. Я о другом говорю. Стоит ли дело того, чтобы так за него сражаться? Пенсию тебе все равно дадут, и ненамного меньше. А учитывая, сколько ты акций накупил, куда нам еще больше? Может, все устроить так… так, чтобы твоя гордость не пострадала? Уйти по плохому состоянию здоровья.

Джесси хлопнул себя по груди:

— Я же знаю. Меня выпереть хотят. Наделали всяких бланков, отчетов, балансов и довольны. Думают, я о пощаде скулить буду. Не выйдет! Меня этим прохвостам — Лансингу, де Вризу и Хаббарду — не одолеть.

— Флойд Хаббард на подлеца не похож.

Джесси глянул на жену, как на врага:

— Черт побери, Конни! Парни, которых в прошлом году спихнули, у меня из головы не выходят. Эд, Крис, Уолли… Знаешь, что я чувствую? Будто я мамонт какой, за которым несется свара визгливых гончих.

Она улыбнулась:

— Но тебя ведь ничто не остановит?

— Не выйдет.

— Что ж, мистер Мьюлейни, похоже, мне ничего не остается, кроме как смириться. Не буду больше пожирать себя изнутри, позабочусь о здоровье. Они еще пожалеют, что с тобой сцепились? Так?

— Так. Рад, что ты на моей стороне. Нынче, как никогда, мне нужна поддержка, Конни. Они думают, что я сам себя в ловушку загоню. Будь я один, может, и натворил бы дел, но теперь со мной ты и ты позаботишься, чтобы я не влип. Пожалуйста… присматривай за мной. Хорошо?

— Конечно, любимый. Ничего ты не натворишь, но я все равно о тебе позабочусь. — Конни отошла, сняла белье, накинула бледно-желтый халат и спросила: — Во сколько мы должны предстать перед публикой?

— В шесть часов нужно идти на банкет.

— Подремлешь пока, Джесси?

— Думаю, соснуть не помешает.

— А когда проснешься, примешь душ?

— Угу.

— А я сейчас вымоюсь. Не возражаешь?

— Действуй.

На несколько секунд Конни замерла в дверном проеме, глядя на мужа. Он сидел опустив широченные плечи, о чем-то задумавшись. Она пробежалась ладонью по бедрам. Любовь пришла к ней поздно, неожиданно, словно вечернее солнышко в сумрачный денек. Для нее и для Джесси это была награда. Для нее особенно, ведь он выбрал ее тогда, когда она совсем отчаялась найти спутника жизни.

Конни бросила косметичку на кровать, подошла к мужу, прижалась к нему.

— Ну и напрягся же ты, прямо как пружина!

— Есть немного.

Она положила руки ему на плечи:

— Видишь ли, лучше меня снотворного не найдешь. И голова наутро не болит.

— Знал, что на съезде мне попадется подходящая девчонка. — В его голосе появилась хрипотца.

Как же хорошо знаком ей этот тон!

Конни сбросила халат на стул, растянулась перед ним на постели и ткнулась ему в грудь. Джесси раскрыл объятия. Вот где скрыт смысл бытия, подумала она. Вот главное, ради чего мы живем. Даже когда все закончится, то, что произойдет сейчас, никогда не сотрется из памяти. Тысяча мгновений любви с мужчиной, слияние в единое целое. С ним и ни с кем еще.

— Приляжешь? — хрипло спросил он.

— Совсем на чуть-чуть, — ответила она. — Продолжение будет потом. А пока тебе нужно выспаться.

Он правильно понял намеки и недомолвки. И она тоже. Стала его ласкать, с каждой секундой становясь все более нежной и страстной.

— Не зря я сюда езжу, — проворчал он, — девчушки здесь просто чудо.

— Естественный отбор, — проворковала она.

— Я тебя обожаю, Кон.

— И я люблю тебя, Джесси Мьюлейни.

Когда она вышла из душа, он уже храпел, да так, что заглушал даже урчание кондиционера. Накрыв мужа одеялом, Конни прошла в маленькую гостиную и, позвонив портье, попросила разбудить их в пятнадцать минут шестого. Затем забралась в постель и посмотрела на Джесси.

«Как все-таки несправедливо с ним обходятся, — подумала она. — Ни капли уважения, а ведь он на них проработал тридцать два года. Может, удастся поговорить с Флойдом Хаббардом? Он вроде на других не похож. Хотя, как говорится, внешность обманчива. За честной приветливой улыбкой может скрываться грязная душонка. Тогда он пострашнее других. Но ему-то должно быть известно, к чему приведет отставка Джесси.

Интересно, что там задумал этот подлец Фредди Фрик? Не успели мы приземлиться и взять багаж, как он с заговорщическим видом подбежал к Джесси, отвел его в сторонку. А когда они вернулись, Джесси как-то совсем иначе посмотрел на меня. Словно в чем-то провинился. В таких случаях он глядит прямо в глаза и тщательно подбирает слова».

Через несколько минут Конни сморил сон.

Около пяти в номере 1102 раздался телефонный звонок. Фред Фрик перестал ходить из угла в угол и схватил трубку.

— Мистер Фрик? Это мисс Барлунд. Я в холле.

— О, прошу вас, поднимайтесь! Номер одиннадцать ноль два. Пока вы идете, заказать вам что-нибудь выпить?

— Не откажусь. Виски с водой в высоком бокале, если можно.

Сделав заказ, Фрик приоткрыл дверь и снова зашагал по комнате. Он почти был уверен, что Джесси отклонит его мысль, и думал, как сообщить обо всем Алме. Может, на этот раз Джесси с Алмой снова сойдутся?

К удивлению Фрика, Джесси поддержал его идею.

— Почему бы и нет? Плевать, что со мной будет, но поймать за хвост хотя бы одного ублюдка я не прочь.

— Джесси, возможно, это влетит в копеечку.

— Хочешь меня отговорить, что ли?

— Да нет, конечно! Просто Хаббард не должен ни о чем догадаться.

— А кто ему скажет? Ты? Или, может, я? Алма желторотую девицу не пошлет. За деньгами я не постою, лишь бы девчонка попалась что надо. Коли Алма говорит, что девчонка не подведет, мне этого достаточно. Как, кстати, Алма поживает?

— Ничуть не изменилась. Девчонке скажет, что у нее в этом деле личный интерес. Просила, чтобы ты ей позвонил. У нее изменился номер телефона, я записал. Хочет поблагодарить тебя за акции, ты ей там что-то удачно посоветовал.

— Хорошо, Фредди, действуй. Даю тебе добро. Сам все устроишь, сам и расплатишься. Честно говоря, мне показалось, что с Хаббардом будет не так-то просто совладать.

Итак, задуманное им дельце все же состоится. Поэтому Фрик так и нервничал. Пока еще ничего не случилось, но ему уже казалось, что он допустил какую-то ошибку.

Едва услышав стук в дверь, Фрик бросился открывать. Ему хотелось поскорее увидеть эту пресловутую Коринну Барлунд.

На его лице продолжала светиться любезная улыбка — он ведь все-таки агент по продажам как-никак, — но внутри у него все застонало от разочарования. Девушка оказалась среднего роста, фигура, на взгляд Фрика, у нее была скорее не стройная, а костлявая, волосы не светлые, а каштановые и причесанные нарочно небрежно. Одета прилично — облегающее голубое платье с беловатой накидкой, голубые сандалии на высоких каблуках, белые перчатки, очки с темными стеклами, аккуратная шляпка, а в руке здоровенная сумка.

— Мистер Фрик? — осведомилась она.

— Рад, что вы пришли, Кори, — произнес он, приглашая ее войти.

— Благодарю.

Закрывая дверь, Фрик осмотрел ее сзади. Походка красивая, но кто в наше время скажет: мне красивую походку подавай? Все равно в основном спереди смотрят, а не сзади, а сзади у нее только пара загорелых ножек.

— Присаживайтесь, Кори. Садитесь, пожалуйста. Напитки вот-вот принесут.

Она обернулась, одарила Фрика улыбкой и приподняла сумку.

— Не знала, в чем прийти, поэтому на всякий случай захватила еще одно платье, вечернее, а к нему туфли и все остальное.

Она отодвинула стул с прямой спинкой, села, поставила рядом сумку. Положила солнечные очки на стол, сняла шаль, повесила ее на стул, стянула перчатки. Нагнувшись, покопалась в сумке и достала сигареты. Фрик бросился к ней с зажигалкой. Сел на кровать, выдавил из себя улыбку и сказал:

— Ну что ж!

Обнаженные плечи покрыты красивым загаром. Но все равно, чересчур уж костлявые.

В дверь снова постучали — официант принес напитки. От Фрика не скрылось, что официант вдруг стал вести себя намного вежливее, чем обычно. Все-таки, вынужден был признать он, этой Кори свойствен какой-то стиль, или, как бы это получше выразиться, светские манеры. Она из тех, кого обычно встречаешь в закрытых клубах. Заглянешь за забор, а там вот такие вроде нее играют в теннис. Должно быть, она домохозяйка, которой наскучила семейная жизнь. Точно, Алма ее отыскала, наобещала ей денег и приключений.

Кори тем временем попивала виски. Он улыбнулся. Вот бы знать, как ей подоступнее объяснить, в чем ее задача. — Деньги у вас при себе, мистер Фрик?

— Что? А, деньги-то? Да, вот они. — Он вытащил из внутреннего кармана конверт, отдал ей, а сам снова сел на кровать.

Кори пересчитала деньги и положила их в сумочку.

— Вам известно, как я работаю?

— Алма объяснила. Вы сами решите, браться за дело или нет. Если откажетесь, деньги вернете, оставив себе только сотню.

— Половина из них мне, половина — Алме. Разумеется, если ничего не выйдет, Алма вам еще кого-нибудь подыщет. Насколько я понимаю, ваш с Алмой старый дружок сильно выиграет, если некий молодой женатый мужчина во время съезда будет крутить роман. Так? Только я сначала должна посмотреть на этого типа, и лишь потом скажу, берусь я за дело или нет. У меня на таких людей глаз наметан. Я точно определю, есть смысл пытаться с ним что-то провернуть или даже не стоит деньги тратить. Расскажите мне о нем.

— Зовут его Флойд Хаббард. Не так давно его перевели в наш отдел в Хьюстоне. Жену его зовут Джанис, у них двое детей: четырехлетний паренек и девочка, которой еще года не исполнилось. Получает прилично. Он металлург по профессии, занимался исследованиями.

— Как он выглядит?

Фрик описал Хаббарда. За все время разговора он не сводил с нее глаз. Просто удивительно! Ее лицо расплывалось у него перед глазами. Например, он смотрел на ее щечки и кроме щек ничего не видел. Разглядывал ее темные серо-голубые глаза, а остальное в это время как бы покрывалось какой-то дымкой. И носик, и чувственные губы, и круглый подбородок — все вроде бы было на месте, все вроде бы имело какую нужно форму, но в целом ее лицо не воспринималось!

Взгляд Фрика спустился ниже. Не может быть! Коринна теперь выглядела совсем иначе, чем когда пришла, словно, пока они беседовали, созрела, полностью раскрыла свою красоту. Каждый изгиб ее тела как бы приобрел особое звучание. Внезапно он увидел и воспринял ее как единое целое и тут поразился: какая же она красавица! С ним явно творилось что-то странное. Сердце вроде выжали, как лимон, и повесили болтаться в груди, руки вспотели. Пытаясь прийти в себя, Фрик взглянул на ее обнаженные плечи и поразился: никакие они не костлявые. Напротив, такие плечи буквально созданы для поцелуев.

Главное, все это великолепие выставлено на продажу. Ее можно купить! Мысль об этом не выходила у него из головы.

— Больше вам нечего добавить?

— Я ничего больше и не знаю. Кори… э… хм… Как так случилось, что… э…

Она одарила его холодной улыбкой:

— Как девушка вроде меня занялась подобным делом? Везение! Не будем терять время на разговоры о всякой ерунде, мистер Фрик. Нужно придумать, как я познакомлюсь с Флойдом Хаббардом так, чтобы он ничего не заподозрил. Есть мысли?

— Пока мне ничего такого в голову не приходит. Можно, конечно, сказать, что вы у меня работаете, но он в это не поверит.

— Да, пожалуй, не стоит. Есть у меня один знакомый, услугами которого можно воспользоваться. С ним я начинала в свое время работать. Но это было уже давным-давно.

— Да?

— Этот мой знакомый — издатель местного журнала. Несколько лет назад я в нем печаталась. — Коринна взглянула на крохотные золотые часы. — Сегодня звонить ему уже поздно. Съезд промышленников, несомненно, привлечет его внимание. Я без труда смогу договориться с ним о том, что напишу статью о некоей компании, участвующей в этом съезде. Как ваша компания называется?

— АДМ. «Америкэн дженерал машин».

— Если я позвоню моему знакомому, то он, в свою очередь, позвонит в отель человеку, который отвечает за газетчиков. Так что если кому-то потом и взбредет голову проверить, откуда я взялась, в моей биографии не будет ни капли лжи.

— Почему же вы выбрали именно наш съезд, именно нашу компанию?

— Просто, мистер Фрик, я была очень занята, а как раз во время вашего съезда у меня нашлось свободное время. АДМ выбрала вообще наугад: закрыла глаза и ткнула пальцем в список. Не волнуйтесь, мистер Фрик, те, кому повезло, не задают таких вопросов. Это проигравшие беспокоятся, что и как.

— Что ж, — произнес он, — мне, признаюсь честно, ваша мысль весьма по душе.

— Вот и замечательно.

— Но… как вы с Хаббардом собираетесь действовать, чтобы все как надо вышло?

Он снова увидел ледяную улыбку.

— Все пойдет по накатанной колее, — пообещала она. — Нас словно магнитом будет тянуть друг к другу. Но мы побоимся себе в этом признаться. Будем сопротивляться до последнего, а потом я позволю ему меня соблазнить. Все пройдет настолько прекрасно, что мы примем решение: хоть раз в жизни можно позволить себе делать то, что хочется. Закончится съезд, мы расстанемся и никогда в жизни не встретимся. Никогда! Одна мысль об этом для меня невыносима, поэтому я напьюсь, совсем немного, конечно, и устрою грязную сцену как раз перед теми, кому меньше всего нужно знать о его крохотном проступке. Устраивает?

— Господи боже, — выдохнул Фрик, — куда уж больше!

— Мне и раньше приходилось разыгрывать такие спектакли. Только первые два раза все было взаправду.

— Вот еще что. Вдруг появится… кто-то… Кто все испортит.

— Я же не из тех, мистер Фрик, кого за версту видать? Глядя на меня, любой скажет, что перед ним леди, а не…

— Я не про это говорил!

— Так или иначе, шансы, что нас застукают в «Султане», минимальны.

— Это хорошо.

— В случае чего, думаю, я смогу все урегулировать, не поднимая шума.

— Не сомневаюсь.

— Наверное, лучше всего устроить историческую встречу на банкете, про который вы говорили. Ведь там все соберутся. А что, если вашему главному задумка не понравится?

— Главный, — произнес Фрик со зверской ухмылкой, — Мьюлейни.

— Тогда проблем не будет. Я ведь не только для Флойда Хаббарда буду стараться, остальные тоже не должны ничего заподозрить. Так что и в отсутствие Хаббарда передайте вашему мистеру Мьюлейни, чтобы он вел себя осторожно.

— Разумеется, Кори. Я все устрою.

— Номер восемь шестьдесят, я правильно запомнила? По-моему, для приема мой наряд сойдет. Во время обеда для меня найдется лишняя тарелка? Если хотите, я сама об этом позабочусь.

— Ну что вы, я прослежу, чтобы вас не обделили.

Мисс Кори Барлунд встала, перекинула через плечо большую сумку и стала натягивать перчатки.

— Мистер Фрик, я, пожалуй, побуду пока внизу, а в номер, где будет банкет, поднимусь в половине седьмого.

— Хорошо. Только вот…

— Что?

Его губы онемели, но выпивка тут была ни при чем.

— Кори, радость моя, я просто предложение хотел сделать. Мы тут с вами заключили сделку. Идти на банкет прямо так, сразу, мне не обязательно. Вот я и подумал: может, мы, так сказать, скрепим договор более дружескими отношениями… — Ее внимание было полностью поглощено перчатками. Фрик сглотнул и закончил: — Короче, я могу подсластить пилюлю.

Она улыбнулась. И что-то в этой улыбке приковало его к месту.

— Мистер Фрик… Позвольте нарисовать вам чисто воображаемую картинку. Вы входите в дорогой ресторан и замечаете меня. Я сижу одна за столиком. Раньше мы не встречались. Теперь вопрос. Каковы шансы того, что вы подойдете, представитесь и получите позволение сесть рядом, чтобы посмотреть, как я ем?

— Шансы, может, и невелики, но это ведь потому, что я не знаю…

— Кто я на самом деле? Теперь вам это известно. По крайней мере, вы так думаете. — Улыбка на ее лице стала еще шире. — Что ж, проясним наши взаимоотношения. За сто долларов в секунду, мистер Фрик, я позволю уроду вроде вас поцеловать мою руку.

Фрик вскочил и прошипел:

— Эй, вы! Послушайте!

— Следите за выражениями.

— Если думаете, что дорогая потаскушка может…

Прямо из воздуха возник конверт с деньгами, шлепнул Фрика по физиономии и упал к его ногам. Он с глупейшим видом уставился на конверт. Кори Барлунд направилась к двери.

— Вы! — воскликнул он. — Стойте!

Она приоткрыла дверь и встала в проеме. Постояла с секунду, затем хлопнула дверь, повернулась к нему и спокойно произнесла:

— Кажется, для Алмы это дело небезразлично. И мне небезразлична Алма: я ей многим обязана. Вы верно подобрали выражения. Да, Фрик, я шлюха с апломбом. И жду ваших извинений.

— П-прошу прощения…

— Так-то лучше. Поднимите деньги и дайте их мне. — Взяв у него конверт, Кори вернула его в сумку. — Можете предпринять вторую попытку, лет эдак через десять, — сказала она. — К тому времени я, возможно, потеряю свободу выбора. Так ведь со всеми бывает?

Она закрыла за собой дверь, а Фрик вернулся в комнату и принялся ругаться. Он обзывал ее всеми словами, которые только приходили ему в голову. В комнате висел запах ее духов. В пепельнице лежали окурки со следами помады. На бокале осталось пятно. Коктейль она не допила. Не сознавая, что делает, он приложил губы к бокалу и допил хайбол. Поставил бокал. На губах застыл вкус ее помады.

До шести оставалось еще десять минут. Фрик решил позвонить Алме. Он подождал двенадцать гудков, потом положил трубку.

Глава 4

Немногим позже шести, а в номере уже полным-полно народу. Хаббард стоял у дверей, выходящих на террасу, и потягивал коктейль. Он говорил с Дейвом Даниэлсом из чикагского отделения и Стю Галлардом из Лос-Анджелеса. Они беседовали о Кубе, о Кастро и зарубежных рынках.

Галлард с пеной у рта доказывал:

— Митч привез тот двигатель, ну, который он купил в Монтевидео. На нем написано: «Изготовлено в СССР». Ребята из «Шенектади» его разобрали и говорят: отличная работа. А заплатил он за него сущие гроши, «Дженерал электрик» за такие деньги и запчастей не достанет. Они решили содрать их идею, только из полумиллионного контракта на это уйдет тысяч двести, и еще черт его разберет, выйдет что или нет. Что будет, когда они возьмутся…

— Флойд! Флойд, мальчик мой! — раздался рык Джесси Мьюлейни. Он прокладывал себе путь сквозь толпу. Подошел, схватил Хаббарда за руку. — Рад, что ты приехал. Дейв! Стю! Как вы, ребятки? Выглядите, во всяком случае, отлично. Конни, ты ведь знакома с этой троицей? Дейв Даниэлс, Стю Галлард, Флойд Хаббард.

— Да, я их знаю. Рада видеть вас здесь, господа.

К ним приблизился один из местных, принес Мьюлейни напитки и случайно наступил Хаббарду на ногу.

— Простите, — выдохнул он. — Господи, мистер Хаббард, я ужасно извиняюсь!

— Ничего, выдержу, — ответил Хаббард.

— Прошу прощения, ребята, мы с Конни пойдем, будем дальше руки жать, а уж потом вдарим по напиткам.

Мьюлейни отошел. «Интересно, — подумал Хаббард, — ни Даниэлс, ни Галлард не отпустили на его счет никаких замечаний. Обычно в таких случаях говорят: отличный парень! Или: Джесси ничего выглядит. А тут — молчание. Сеть осведомителей постаралась, ЦРУ подобное и не снилось. Ниточки по всей стране тянутся. Здесь представители четырнадцати отделений АДМ собрались, и каждый, даже помощники, разносящие напитки, знают: я Хаббард Вешатель. Берегись! Будь осторожен, не наступи ему на ногу, а то он и тебя за шею подвесит. А я-то добивался всеобщей любви!»

Хаббард говорил, осторожно потягивал коктейль и удивлялся сам себе: он вел себя так, чтобы всем было видно, какой он дружелюбный, безобидный и вообще рубаха-парень.

Прошло полчаса. Кто-то тронул его за локоть. Чарли Гроумер, один из местных мальчиков на побегушках.

— Простите, с вами хотел бы переговорить мистер Мьюлейни. В соседней комнате.

«Решил взять быка за рога, — подумал Хаббард. — Вряд ли. Слишком уж быстро».

Чарли показал на спальню, и Хаббард проследовал туда. Там сидели Джесси, Фред Фрик, возглавляющий один из округов, и Касс Битти из рекламного отдела. С ними о чем-то живо беседовала ослепительно красивая девушка.

— Вот он где! — произнес Джесси. — А у нас, Флойд, проблемы. Может, ты поможешь? Объяснишь, как все видится с командных высот. Мисс Барлунд, позвольте представить вам мистера Флойда Хаббарда.

— Здравствуйте, мисс Барлунд. Джесси, пока мисс Барлунд не вообразила бог весть что, я лучше объясню. С начальством у меня отношения хорошие, но не более того. Если мы сталкиваемся нос к носу в коридоре, им даже приходится со мной здороваться.

— Так, тогда давайте вас представим наоборот: Флойд, это мисс Барлунд, — сказал Джесси.

— Возможно, наша задумка покажется вам, мистер Хаббард, не слишком удачной, — начала девушка. — Однако мистер Стормландер сказал: «Я не против». Он издает журнал «Жизнь в тропиках», а я время от времени пишу для него заметки. Как внештатный репортер. О том, что у нас проходят съезды крупных компаний, всем известно, но никто не знает подробностей, зато возникло множество предрассудков. Поскольку съезды вызывают у наших читателей огромный интерес, я решила заснять типичных представителей компании на типичном съезде так, чтобы читателям было не скучно. Американские деловые люди в действии.

— Почему вы выбрали нас? — поинтересовался Хаббард. — Чем вам так понравилась АДМ?

— Не могу сказать, что выбор был очень научным. На обложке буклета указан список компаний, участвующих в съезде. Первая, на которой я остановилась, не подошла: у них здесь только один представитель. Вторая имеет слишком много отделений. Третья вообще из Канады. А ваша подходит по всем параметрам.

— Вы будете использовать наши настоящие имена и укажете, как называется компания? — спросил Касс Битти. — Мне это все-таки неясно.

— Конечно, мне хотелось бы, — ответила девушка. — Так история будет звучать правдоподобнее.

— Но не слишком, — заметил Хаббард. — Помню, какая-то дама написала книжку о том, как снимался фильм «Красная бляха смелых».

Она взглянула на него, в ее глазах появился интерес. Словно она только сейчас его заметила. И даже одобряет то, что он сказал. Просто невероятно, как приятно ему заслужить от нее одобрение!

— «Картина», так называлась эта книга. А написала ее Лилиан Росс, — сказала девушка. — Но мы ни к чему такому не стремимся. Мой журнал призван скорее развлекать читателей. Если хотите, перед публикацией я покажу вам статью, и вы сами решите, давать ее в печать или нет. Возможно, если получится, затем статью можно будет включить в ваши рекламные брошюры. Мне ничего особенного не нужно. Я буду просто крутиться, сделаю несколько снимков, задам тем, кто не слишком занят, пару вопросов. Под ногами путаться не стану. Обещаю.

— Ну, не знаю, — протянул Мьюлейни, — не знаю.

— Лично я не против, — заявил Касс. — Толку от этого, может, никакого и не будет, но и вреда тоже. В конце концов, будем рассылать вашу статью в качестве рекламы.

— А что с вашим начальством? — задал вопрос Фрик.

— Завтра я принесу вам записку от мистера Стормландера. Конечно, он не обещает, что наверняка опубликует мою статью, я ведь работаю по собственной инициативе, но, во всяком случае, интерес у него к этому есть.

— По-моему, неплохая мысль, — заметил Фрик.

— Флойд? Касс? Вы не возражаете?

— Да нет! — ответил Битти. Хаббард улыбнулся и покачал головой.

— Тогда, мисс Барлунд, действуйте.

— Мистер Мьюлейни, называйте меня Кори.

— Фредди, закажи для Кори билеты, пусть ходит на все мероприятия, куда захочет. Флойд, не могли бы вы сходить на банкет? Скажите Бобби Фейхаузеру, пусть позовет сюда наших людей, по три человека за раз. Мы им обо всем сообщим, так, чтобы вечеринку не портить. Кори, я велю ребяткам с вами сотрудничать, а вы уж сами решите, про что написать и про что умолчать.

— Многие из сотрудников АДМ приехали с женами, мистер Мьюлейни?

— Зовите меня лучше Джесси. Со мной приехала Конни, а Касс привез Сю. Кто-нибудь еще захватил свою вторую половину?

— Вроде нет.

— Мне бы лучше записать имена и должности, — проговорила Кори.

— У Бобби Фейхаузера есть список, он вам даст.

Бобби Фейхаузер занимался выпивкой. За этим Флойд его и застал. Передал ему то, что просил Мьюлейни.

— Что-что? — переспросил Бобби. — Что эта дамочка собирается писать?

— Статью, хватающую за сердце, о том, как АДМ устраивает съезд.

— Решили увековечить нас в бронзе? Черт, простите.

— За что?

— Да у меня с языка сорвалось. Вечно так! А ведь я должен вести себя подобающе.

Тут Хаббарду пришло в голову, что Фейхаузер не такой уж зануда, каким кажется.

— Не вешайте нос! У меня та же проблема, и ничего, жив!

— Вы, мистер Хаббард? И что люди говорят? Им, наверное, не по себе?

— Еще бы. Просто нужно знать, как выходить из ситуации. Коли уж ляпнули нечто, так не молчите, а то люди начнут задумываться над вашими словами. Тут же что-нибудь еще скажите.

— Нечто подобающее?

— Вот именно. Тогда они подумают, что просто чего-то недопоняли. Попробуйте, и у вас получится.

— И однажды у меня тоже будут собственные акции? Да, теперь я уверен: каждый сотрудник АДМ получает по заслугам. Получилось?

— Более или менее. Основную мысль вы поняли.

Они ухмыльнулись друг другу, и Бобби понес напитки. Хаббард сделал для себя легкий коктейль и отправился с ним на террасу. Здесь хотя бы было поспокойнее. С моря дул влажный бриз, отдающий запахом соли. Сзади слышались приглушенные голоса, где-то вдалеке играла музыка, гудели машины. Солнце почти зашло, море приобрело сероватый оттенок. Хаббард, как полагается, поискал в небе падающую звездочку, нашел, только вот не знал, чего бы пожелать. Словами, похоже, трудно выразить то, чего ему хочется. Поменьше неразберихи, побольше смысла в жизни.

Рядом раздался голос Джесси:

— Иногда мне хочется оказаться на этой чертовой посудине и отправиться ко всем чертям.

— Где-где?

— Моряком на барже. И поплыть на юг.

— Ясно. Я тоже загадывал желание.

— И чего же вы пожелали, Флойд?

— Как сказать? Сам не знаю. Найти разумные ответы на разумные вопросы. Стать таким, каким я был в двадцать. Тогда я все знал.

— Как вам эта Барлунд? Вам, похоже, не по душе пришлась эта задумка?

— Не то чтобы я против, просто мне показалось, что для подобной статьи она кандидатура неподходящая. В способностях ее я не сомневаюсь, напротив, но мне кажется, она бы могла найти что-нибудь поинтереснее. Так что, возможно, за этим что-то стоит, а может, и нет.

— Касс завтра наведет о ней справки, — хохотнул Мьюлейни. — У Фредди и его ребят аж челюсти отвисли, когда они ее увидели.

— Должен признаться, кое-какие симптомы испытал и я.

— Ладно, посмотрим, как она с этими подлецами управится! Приемы самообороны небось изучила, знает, как ей быть. Вы вроде с утра пораньше сюда заявились?

— Верно, и тут же уткнулся головой в подушку. В последнее время работать пришлось без роздыха.

Джесси похлопал его по плечу:

— Что ж, мальчик мой, здесь вас никто делами загружать не будет, так что пользуйтесь возможностью, развлекайтесь. Отдых вам пойдет только на пользу. Поганее утренних совещаний и прочей говорильни ничего и не сыщешь. Вы в совете директоров «Напатана» не состоите, поэтому и в комитетах вам заседать не придется.

— В любом случае, Джесси, в том, что касается реализации товаров, я полный профан.

— Не может быть! Предполагается, что вы все знаете.

— Так одно дело то, что предполагается, и совсем другое — мое полнейшее невежество.

Тем временем в главном зале Фрик отдал Кори Барлунд билеты, объяснил, кому их вручать, а затем, уже потише, добавил:

— Вы были великолепны!

— Потрясающий комплимент, особенно их ваших уст.

— Перестаньте ко мне цепляться! Так вы беретесь за дело?

— В первые три секунды, Фрик, я была готова ответить «да». А потом едва не передумала, вам даже не понять, по какой причине.

— Может, я и глуп. Так вы согласны или нет?

— Согласна. Возможно, я еще пожалею, но пока мой ответ «да».

— Значит, пока вы не ожидаете трудностей?

— А это уже не ваше дело. По крайней мере, я попробую.

Когда пробило восемь, собравшиеся перешли в «Арабский зал», где начинался банкет попредставительнее. Для АДМ было отведено два стола, каждый рассчитанный на восемь человек. Джесси Мьюлейни полагалось заседать за главным столом, поэтому и для Кори Барлунд нашлось место. Вместе с ней за стол сели Касс и Сю Битти, Конни Мьюлейни, Флойд Хаббард, Фред Фрик, Дейв Даниэле и Стю Галлард. Стол был круглый, Кори посадили напротив Флойда, между Стю и Дейвом. Флойд же сидел в компании Конни и Сю Битти.

— Ну и куколка, черт бы ее побрал! — прошептала Сю, которую раздирало от восхищения и зависти.

— Не спорю.

— Глядя на нее, вспоминаю детство. Я была толстушкой со скобками на зубах.

— Господи, Сю, ты отлично выглядишь.

— Ладно тебе! Знаешь, эта девчонка умеет себя подать. Чем дольше на нее смотришь, тем больше видишь. Да, Флойд, только женщине под силу понять, сколько на такое надо угрохать времени.

Сю Битти покачала головой. Ей было за тридцать. Нет, Флойд не назвал бы ее дурнушкой: она ширококостная, но не толстая, любит яркую одежду, острую пищу, терпкие напитки и заливистый смех. Что ж в этом плохого?

На противоположном конце стола царило веселье. Флойд и Сю откровенничали. Все равно их никто не услышит.

— Сколько ей, Флойд? Ты бы сколько дал?

— Двадцать два? Ну, может, двадцать три.

— Ха, да она тебя расцелует! Взгляни на ее ладони и на шейку. Ей в лучшем случае двадцать восемь. Но прикидывается двадцатидвухлетней со знанием дела. Что ты на меня уставился? Уж я-то знаю, о чем говорю.

Флойд посмотрел на Кори. Та о чем-то мило беседовала со Стю Галлардом. Мало приятного думать, что Кори столько же, сколько Джан. К тому же подобные сравнения по отношению к Джан явно несправедливы. Эта Барлунд всю жизнь только и делала, что следила за собой. Кроме внешности ей и волноваться, вероятно, больше не о чем. Подумаешь, ради развлечения кропает статейки для журнала! На жизнь она явно журналистским ремеслом не зарабатывает, денег у нее, судя по манерам, всегда было предостаточно. Будь у Джан те же возможности, так она…

— Дейв Даниэле совершает смертельный бросок, — шепнула ему Сю. — Ты только посмотри!

Флойд заметил, что еще перед банкетом Даниэле не обошел вниманием ни один напиток. Даже для здоровяка вроде него безудержных возлияний оказалось слишком. Джан была с ним знакома: как-то встретились в Хьюстоне на одном из заседаний. Она тогда еще сказала: Дейв Даниэле выглядит, как маршал Диллон, если переехать его лошадью.

Дейв прервал беседу Барлунд с Галлардом. Он все ближе прижимался к Кори и что-то нашептывал ей хриплым басом. Глаза его были полузакрыты, на губах играла улыбка. Кори безучастно слушала. Дейв наклонился поближе и прошептал ей что-то прямо в ухо, дотронувшись при этом пальцами до ее локтя.

Кори не отдернула руку. Он принялся ласкать ее кончиками пальцев. Она повернулась и, взглянув прямо на него, что-то проговорила. Говорила она секунд пятнадцать, не больше, но и этого оказалось достаточно. У Дейва отвисла челюсть, он резко отдернул руку. Кори снова повернулась к Стю Галларду. Дейв Даниэле покраснел как рак и тут же, без предупреждения, побелел. Поковырялся чуть-чуть в тарелке и бросился вон из-за стола.

Хаббард был в восторге. Кори мимоходом взглянула на него. Ему показалось, что он разглядел под полуприкрытыми веками голубой глаз, устремленный прямо на него. Но видел он его только какую-то долю секунды, так что, может быть, все это просто напридумывал.

— Похоже, надолго она его отбрила, — прокомментировала Сю. — Ловко, надо признать! Вероятно, тренировалась.

— Не может быть! — усомнился Хаббард.

— Еще как может, — заверила его Сю. — Даже с такими, как Дейв, можно легко управиться. Надо лишь понять, чем мужчина больше всего гордится. Найти его слабое место. А затем растоптать.

Хаббард повернулся к Конни Мьюлейни, сидевшей справа, и сказал:

— Позвольте, миссис Мьюлейни, вступить с вами в беседу. Я все боюсь: вдруг другой возможности поговорить с вами не представится.

— Невероятно! Даже скромные помощники Фредди и те меня кроме как Конни не величают, а вы, Флойд, перешли на официальный тон. Неужели у меня такой неприступный вид?

— Напротив. Прошу прощения. Вероятно, я принял вас за типичную жену босса и следую протоколу. Старые привычки сказываются, еще со времен университета. Если ты простой преподаватель, а некий Смит доцент, если вам двадцать два, а ему двадцать три, то для вас его жена уж точно миссис Смит.

— Не знала, что вы преподавали, Флойд.

— Собственно, преподавание мне было не по нутру, просто нравилось проверять в лабораториях безумные идеи, которые беспрестанно лезли в голову. Три года в университете проработал, пять лет в частной лаборатории. Занимался исследованиями и испытаниями, которые могут получить коммерческое применение. Затем перешел в ГАЕ. Вот вам и результат. Ощущаю себя самозванцем.

Конни кивнула, нахмурилась, задумавшись над его словами.

— Вы, наверное, не единственный. Есть, разумеется, и счастливые исключения. Фредди, скажем, или Дейв Даниэле… Но большинство из вас чувствует себя не в своей тарелке.

Хаббард снова подумал: «Каждый раз, общаясь с этой красивой и отзывчивой женщиной, я просто восхищаюсь ее бескорыстной любовью к Джесси — этому грубоватому здоровяку да к тому же экстраверту». У других Джесси тоже пользовался любовью, а вот почему, этого Хаббард никак не мог взять в толк.

— Время от времени я буду называть вас Конни, — пообещал он.

— Отлично.

— Вы тут многих знаете. Вам известно, сколько нас здесь собралось? Человек семьсот?

— Не меньше. Мы с Джесси, разумеется, не всех знаем. Сотрудников «Напатана» лучше, чем те, кто работает в «Колуде». На своем веку я столько съездов перевидала! У Джесси на имена и лица память отличная, а мне порой приходится стоять и улыбаться неизвестно кому и мямлить: «Рада новой встрече». Пока дети не подросли, я в основном дома сидела, а теперь вот временами появляюсь на людях.

— Чем собираетесь заняться, пока муж будет на съезде?

— По магазинам пройдусь, позагораю, само собой. И про главное не забуду — прослежу, чтобы Джесси не переутомлялся. Короче, Флойд, буду делать то, что все мы, жены, делаем.

Председатель чихнул в микрофон. Собравшиеся зашумели, повернулись к сцене, задвигали стульями, чтобы лучше было видно. Председатель поприветствовал делегатов, поблагодарил членов организационного комитета за напряженную работу, проделанную по подготовке съезда. Работа окупилась: пока все идет как по маслу. Делегаты приглашаются по возможности принять участие в заседаниях комитетов и обсуждении новых проектов. В целом год для автомобильной промышленности прошел удачно. Не обошлось без проблем, но даже устрицы не будут приносить жемчужин, если их не теребить. В этом году на выставке представлены небывалые экспонаты, программа съезда отлично продумана, а сейчас перед собравшимися выступят с речами президент «Колуды» Джерри Кипп и президент «Напатана» Джесси Мьюлейни.

Кипп, невысокий очкарик, полностью лишенный чувства юмора, выдал речь, предназначенную, очевидно, для того, чтобы все делегаты воспылали желанием самоотверженно и бескорыстно служить делу автомобилестроения и его вкладу в процветание Америки.

Следующим представили Мьюлейни. Он вышел на трибуну и, когда утихли аплодисменты, обвел собравшихся взглядом и улыбнулся совиной улыбкой:

— Знал я, что так оно и будет. Вообще выступать не хотел, но тут уж не отвертишься. Вначале поставили говорить Билла и Джерри. Когда речь сказал Билл, я первую половину своей зачеркнул, а Джерри произнес все то, что я хотел сказать во второй половине. Вот и приходится мне тут стоять, словно воды в рот набравши. Я заканчиваю свой срок на посту президента «Напатана». Два года я провел на этой высокой должности и действовал по традиции — заставлял других выполнять работу, которую должен был делать сам.

Стою я здесь и смотрю на бывших президентов. Флетч, Гарри Маллори, Дикс Вивер. Теперь они почетные директора «Напатана». И я таким стану. Если кто-то работает еще меньше, чем президент, его назначают почетным директором.

На съезде будет избран новый президент. Как прочие чиновники — члены совета, я прикидываюсь, что понятия не имею, кто это. Так уж у нас заведено.

Меня выбрали в совет шестнадцать лет назад. Четыре года спустя, как ни пытался я отбрыкаться, меня назначили секретарем, а восемь лет назад — казначеем. Четыре года назад я стал вице-президентом, два года назад, во время съезда в Атланте, произнес речь при вступлении в должность президента. А сегодня вечером сказал Конни, моей жене: наконец-то можно расслабиться и стричь купоны за работу, которую будут делать другие.

Наверное, именно сейчас я должен светиться от гордости за свои подвиги. Черт его разберет. Может, мне и следовало бы прочитать вам по бумажке, что я совершил. Думаете, мне нечего сказать? Ошибаетесь! Однако для меня «Напатан» нечто большее, чем просто компания. Нам удалось действовать сообща и превратить нашу отрасль из джунглей, где каждый норовил перерезать собрату глотку, в уважаемую корпорацию, где работать не стыдно.

Только не подумайте, что среди нас перевелись ковбои. Нет, здесь отнюдь не воскресная школа. Каждая компания борется за выживание всеми доступными способами. Такова наша реальность. Благодаря «Напатану» мы хотя бы сражаемся на арене по правилам, и после финального удара гонга вас уже никто не ударит.

Прямо не знаю, как сказать то, что хотел… Для меня… Вы знаете, наверное, я человек сентиментальный. Так вот, для меня ощущать дыхание жизни — значит общаться, честно, открыто общаться с другими людьми, подобными мне. — Несколько секунд он помолчал, когда же снова открыл рот, в голосе его появилась хрипотца: — Даже если «Напатану» и не удалось сделать всего того, что было задумано, я ни на что не променяю те годы, которые работал в нем. Потому что… с помощью нашей организации… я получил уникальную возможность общаться с лучшими представителями нашего общества.

Раздались громкие продолжительные аплодисменты. Многие аплодировали стоя. Вскоре уже большинство поднялось на ноги. Флойд с беспокойством подумал: многие же недооценивают Джесси Мьюлейни.

Наконец, аплодисменты стихли и до Хаббарда донесся голос человека, сидевшего за столиком сзади:

— Слово в слово повторил речь Дикса Вивера. Все они твердят одно и то же, и ничего, срабатывает.

Его сосед добавил:

— Он не два года, а целых шестнадцать лет бездельничает. Послушал бы ты, Эд, что на этот счет говорит Гарри Маллори.

— Разве может такой, как Мьюлейни, столько лет ничего не делать, забравшись на самую верхотуру? Поговаривают, новое руководство АДМ собирается дать ему пинка…

— Ш-ш-ш!

— А? Чего ты?.. А-а…

Когда все вновь уселись, Хаббард с тревогой глянул на Конни. Может, она ничего не слышала? Но достаточно было одного взгляда, чтобы понять: нет, слышала. Конни уставилась на стол, сжав губы, лицо ее порозовело, а в уголке глаза застыла слезинка.

— Конни, они слышали то, что хотели услышать, — сказал он. Она посмотрела на него и смахнула слезу. На ее лице было написано раздражение.

— Еще бы! У Джесси на такое особый дар, он каждому скажет то, что тот хочет услышать. Поэтому и преуспел в торговле.

Хаббард попытался перевести все в шутку:

— Так добиваются успеха и в любви, и в политике. Она сверкнула глазами:

— По-моему, гораздо сложнее сказать людям то, что им будет неприятно услышать. Хотя некоторым подобное нравится. Есть такие люди.

— Конни, я… Мне кажется, не стоит… Она коснулась его руки:

— Конечно. Простите.

Председатель сказал несколько заключительных слов и тоже пошел праздновать. Пока произносились речи, Дейв Даниэлс вернулся, но едва церемония закончилась, он снова исчез. Было десять тридцать.

Все медленно потянулись в холл. Флойд оказался в обществе Касса и Сю Битти.

— И что теперь? — поинтересовался он.

— Будем ходить из номера в номер, — ответил Касс. — Испытывать себя на прочность. Каждый должен перебывать во всех номерах, где идет банкет. На съезд собралось двадцать три компании, значит, у нас двадцать три номера с банкетом. По бокалу вина в каждом — разве это не подвиг? Впрочем, многие захотят его совершить. Наши уже готовятся к беспорядкам. Надо сказать мисс Барлунд, чтобы не забыла написать про выпивох. Она там со Стю. Сю, сходи, пригласи ее сюда, мы упросим ее остаться с нами.

Прошло полчаса. Устав пожимать руки, говорить дежурные любезности и переходить с этажа на этаж, Хаббард протиснулся через толпу в одном из банкетных номеров четвертого этажа. Кори стояла зажатая между двумя лысыми мужчинами, смотревшими на нее с восхищением.

— Мисс Барлунд, — резко произнес Хаббард. — Вас просят пройти в администрацию. Идемте со мной.

Он вывел ее из номера, по дороге забрал бокал и поставил его на столик у двери. Пройдя пятьдесят футов по коридору, они замедлили шаг.

— Что, было очень заметно? — спросила Кори.

— Не слишком. Вы вращали глазами и непрерывно падали, но каждый раз вставали на ноги.

— Куда же направляется спасательная экспедиция? Они подошли к лифтам.

— Уже полночь, Кори. Вам решать. Хотите посетить еще один банкет?

— Нет, избави бог! С меня хватит. — Она оглядела себя в зеркале. — Даже вид у меня такой, будто от меня сигарным дымом разит. Как бы хотелось устроиться в тихом уголке, где никто к тебе не пристает, отдохнуть, выпить немного водки и поговорить с тем, кто не будет прерываться на полуслове.

— Журналистам мы оказываем всяческое содействие. Желанное уединение они нашли в небольшом баре «Суэц».

Народу здесь было немного. Стройная женщина в шелковой пижаме наигрывала на рояле. Кори сделала глоток, вздохнула и произнесла:

— Они и сюда добрались! Нет, второй раз меня на съезд не затащишь! Неужели кому-нибудь это нравится?

— Тем, кто много выпил, вполне возможно. Остальные особого удовольствия не получают, зато уверены, что другие просто в восторге. Про это не обязательно писать.

— Сэр, у меня и в мыслях не было подрывать уважаемые американские традиции. Я так и напишу: съезд промышленников — замечательное мероприятие.

— Вам хочется писать неправду?

— Не слишком?

— Так почему бы не выбрать ту тему, про которую вы можете сказать то, что думаете?

— Флойд, придется раскрыть вам ужасную тайну. Я потрясающе бездарна, но убеждена в своей гениальности и сделаю все, лишь бы мое имя напечатали. Вот и приходится писать статейки, за которые заплатят. Иногда у меня даже получается продать написанное редакции. Впервые за несколько лет мне удалось пробить свою идею у редактора. Только об этом, чур, молчок! — Улыбка сошла с ее лица. Она пожала плечами. — Вероятно, мне просто не сидится на месте. Скука замучила.

— Это потому, что вам не нужно на жизнь зарабатывать?

— Может, и поэтому.

— Неужели вы получаете алименты?

Она допила то, что осталось в бокале, поставила его на столик и повернулась к Хаббарду. Ее глаза и зубы таинственно поблескивали в полусумеречной темноте бара, на губах выступила влага.

— Чтобы не затруднять вас поиском подробностей моей биографии, Хаббард, я лучше скормлю вам мою историю большим куском. И забудем об этом раз и навсегда. Идет?

— Если хотите. Я не собирался…

— Жизнь меня не избаловала. Я получила хорошее образование, а вышла замуж неудачно. Как одержимая пыталась быть счастлива в браке, но спасти его так и не удалось. У меня есть ребенок, он болен и находится в специальном учреждении. Деньги идут мне по нескольким каналам. Я живу хорошо, к тому же одна, и убеждаю себя, что мне такая жизнь нравится. Глупейшие проекты вроде того, которым я сейчас занимаюсь, помогают смириться с действительностью. В любом случае мне себя не жаль. На этом можете перестать копаться в моем грязном белье.

Целую минуту длилось молчание.

— Что ж, раз вы начали эту игру, мне ничего не остается, как ее поддержать. Я получил хорошее образование и удачно женился. Мы как одержимые пытаемся быть счастливы в браке, и, похоже, нам это удается. У меня двое детей и только одно жалованье. Живу я не так хорошо, как хотелось бы, если, конечно, за меня не платят другие, как во время съезда. Я только и занимаюсь что глупейшими проектами вроде нынешнего, но не сам их придумываю, мне их подсовывают. Мне себя очень часто жаль, и на это даже особой причины не требуется. Итак, вам даже не нужно начинать копаться в моем грязном белье.

Было заметно: он ее удивил и заинтересовал.

— Вас, вероятно, избаловали? — спросила она.

— Жаль, но это не так. Я был третьим из шестерых детей. Баловали первого и последнего.

— Черт возьми, Флойд, вы мне нравитесь!

— Вы, мэм, тоже ничего. — Они пожали друг другу руки. — Однако с Дейвом Даниэлсом вы не расстались друзьями?

— С этим-то? С такими не подружишься! Хотя потом я пожалела, что так резко с ним обошлась. Может, стоило поиграть в кошки-мышки. Видите ли, Флойд, я шла сюда и знала: кто-нибудь наверняка попытается ко мне прилипнуть. Не то чтобы я такая самонадеянная, просто знаю, этого не избежать, приходится смиряться. Вот и решила: если первый получит от ворот поворот, остальные будут держаться от меня подальше. Хотя… что все произойдет так быстро, я, признаться, не думала.

— Мне показалось, вы в мгновение ока отшибли у Дейва всякое желание.

— Может, и так.

— Как же он действовал? Мне просто интересно.

— Любопытство замучило? Что ж, скажу. Среди мужчин встречаются такие, которые любят брать быка за рога. Их немного, но они есть. У такого подхода есть свои преимущества. Передаю вам его слова. Начал он с того, что при первой же возможности мы улизнем. На съездах не так скучно, как кажется, сказал он. Потом наклонился поближе и прочел лекцию по анатомии. Сказал мне, чего ожидать и сколько это будет продолжаться. По-моему, я краснею.

— Боже правый! Это как же нужно напиться, чтобы… Нет, я бы так не смог!

— Догадываюсь. По сценарию, от сказанного я должна была шлепнуться в обморок, чтобы он при первой же возможности сделал мне искусственное дыхание. Но не тут-то было! Я повернулась к нему и совсем тихо сказала: если бы меня такое привлекало, я бы давно купила себе шотландского пони. С ним приятнее общаться, к тому же пони редко напиваются в стельку. Говорила я миленьким голоском и, думаю, добилась желаемого: теперь он клянет меня последними словами. Не каждого же так унижают!

— Ничего, поправится. Есть старое доброе средство, и он им воспользуется.

— Что же это за средство?

— Женщина.

— Да. Конечно. Но, боюсь, друзьями нам больше не быть.

— Я заигрываю с женщинами совсем иначе. Тихо, незаметно. Никто и не догадывается. У моего способа полно преимуществ. Я почти не испытываю чувства вины, мне никто не отказывает. Хотя, с другой стороны, ничего и не происходит.

— Намекаете, что вы заигрываете со мной?

— Если я прямо об этом скажу, то все испорчу. Придется вам быть начеку. Иначе не почуете, когда все начнется.

— А если почую?

— Ни в коем случае не говорите! Если я буду знать, что вы знаете, побегу сломя голову, как испуганный зайчонок. Я женатый трус, Кори.

— Флойд, я очень этому рада. Мне с вами… с вами приятно общаться. Можно пошутить, и быть начеку совсем не обязательно. Такие, как вы, редко встречаются.

— Не переборщите с комплиментами! Я должен знать, что в любой момент вы можете повернуться и уйти.

— Но с женой-то вы находите взаимопонимание?

— Время от времени.

— Как ее зовут? Какая она?

— Ее имя Джанис. Но обычно люди, к числу которых принадлежу и я, зовут ее Джан. Ей скоро исполнится двадцать девять. Прошло семь лет с тех пор, как мы поженились. Нашему сыну четыре года, а дочке еще годик не исполнился. У Джан золотистые волосы, зеленые глаза и круглое лицо. Она вас побольше и потяжелее. Какой у вас рост?

— Пять футов пять дюймов.

— Выглядите вы повыше.

— Это потому что я костлявая. Вешу сто пять фунтов. Могу даже назвать вам свои пропорции. Сверху вниз — тридцать один, девятнадцать, тридцать один. Какая симметрия, а!

— Это разве симметрия? Настоящая симметрия — тридцать один, тридцать один, тридцать один. Все портят эти девятнадцать дюймов в талии. В любом случае у Джан фигура просто загляденье, это я вам говорю! Она тихая, что меня тоже устраивает, ибо я чертовски неугомонный тип. Правда, в последнее время и она буянит: мне приходилось подолгу бывать в разъездах, а Джан вбила себе в голову, что я могу отвертеться от этой неприятной обязанности. Впрочем, вы не о моих проблемах спрашивали. Вас Джан интересовала. Так вот: она моя милая девочка.

— Чувствую себя как бродяжка перёд кондитерской лавкой.

— Вы же говорили, что никогда себя не жалеете. Забыли?

— Едва начинаю жалеть, что я не жена какого-нибудь типа, как вспоминаю все великолепие моего брака, и жалость как рукой снимает.

— Попытайтесь еще разок. Попытка не пытка.

— Нет уж, благодарю покорно! Я и так неслась во весь опор по краю пропасти, только чудом шею себе не сломала. Флойд, дорогуша, спасибо за угощение. И за разговоры спасибо! Если посадите меня в такси, буду вам по гроб жизни благодарна. Только на снисхождение не надейтесь: завтра я из вас вытрясу, что вы думаете о промышленных съездах на самом деле.

Они уже почти подошли к выходу, когда она вдруг остановилась и с улыбкой произнесла:

— У вас найдется время? Ведь здесь поблизости есть океан? Думаю, минут десять на свежем воздухе выбьют из моей прически сигарный дым.

— Время у меня есть, и океан здесь тоже вроде завалялся. Пойдемте поищем.

Флойд и Кори миновали бассейны и обнаружили лестницу, ведущую к пляжным домикам. Сзади мигал огнями отель, спереди поблескивало море. Они стояли совсем рядом и глядели на волны.

— Когда-нибудь, — сказала она, — поднимется ураган, и огромные волны снесут к черту всю эту роскошь.

— Я вижу, вы радикально настроены.

— Инстинкты сказываются. — Кори вдруг сняла туфли, поставила их на широкий парапет и встала совсем рядом. — Видите? — улыбнулась она. — Пять футов пять дюймов. Даже меньше. Я солгала. Пять футов, четыре дюйма и совсем крохотная половинка.

— Да и весите вы семьдесят два фунта. Ваши измерения в поперечнике девятнадцать, девятнадцать, девятнадцать.

— Господи, Хаббард, как вы догадались? — Кори поднялась на цыпочки, обняла его за шею и повисла на нем. — Ну уж нет! вам ни одного моего фунта не уступлю! — И она якобы в шутку прикоснулась к нему губам.

Хаббард вдруг стал целовать ее, да с такой страстью, о которой и сам не подозревал. Она прижалась к нему, ее стройная фигурка затрепетала в его объятиях. Поцелуй закончился, но он не отпускал ее и все шептал:

— Кори, Кори, Кори…

Ее руки ласкали его лицо, шею, она одарила поцелуями его подбородок, щеки, нос, поцеловала всюду, куда могла дотянуться, и снова припала к его губам. Второй поцелуй был еще более страстным.

— А ты не бежишь, — промурлыкала она, — не бежишь, как испуганный зайчонок.

— Кори, Кори… Господи, ты такая сладкая… Она оттолкнула его, схватила сумочку и туфли.

— Тогда придется бежать мне. Хоть в этом есть какой-то смысл. — И она унеслась прочь.

Флойд крикнул ей вслед, но она не остановилась, не откликнулась. Когда он подбежал к лестнице, Кори уже миновала бассейн, в блеске фонарей и воды она лавировала между шезлонгами и тропическими растениями, склонявшимися к длинному зданию отеля.

Хаббард замедлил шаг. Потом сел на шезлонг близ бассейна и выкурил сигарету. Вытер с губ ее помаду, глянул на небо и пошел к себе в номер. Там принялся чистить зубы — раз надо, так надо, никуда не денешься. И в этот момент раздался звонок. Он бросился к телефону, раздираемый противоречивыми чувствами: то ли ждал, что позвонит жена, то ли что кто-то еще.

— Флойд? — чуть слышно произнесла Кори.

— Говоришь, образование хорошее получила? В школе ты небось стометровки бегала? — Он растянулся на кровати.

— В теннис играла, плаванием занималась. А вот бегом никогда. Только что приехала домой. Прямо в эту секунду.

— Удовлетвори мое любопытство, ты туфли-то надеть успела?

— Дорогой, знаю, ты превращаешь все в шутку, чтобы я не чувствовала себя так паршиво. Спасибо тебе за это, я тебя и вправду ценю. Но у меня на душе кошки скребут, и, если честно, мне не хочется веселиться. Это я виновата.

— В чем?

— Все произошло как-то само собой. Не хотела я со всех ног лететь в такси и катиться домой. Мне хотелось, чтобы ты меня поцеловал, я весь вечер мечтала, чтобы ты меня поцеловал. И в конце концов получила желаемое. Как говорится, ты был безмолвной пешкой в моих руках.

— Да уж, у нас, у пешек, жизнь отличная.

— Флойд?

— Что?

— Все вышло гораздо… сильнее, чем я думала.

— Знаю.

— Губы саднит, на меня накатывает дрожь, словно волны, она охватывает меня с ног до головы.

— Взбодрись!

— Скажи, я правильно сделала, что убежала?

— Кори, ты поступила совершенно правильно.

— И мы должны оставить все как есть?

— Безрадостная перспектива, судя по твоей интонации.

— Знаю, я знаю, что так и надо поступить… Все произошло так внезапно, что я перепугалась.

— Понимаю.

— Кто-то должен был сбежать.

— Вот ты и сбежала. Молодец, у тебя обостренное чувство опасности.

— Куда уж там, черт побери! Флойд?

— Что, милая?

— Я не знаю, что и думать. Не хочу еще и тебя в это вмешивать.

— А это возможно?

— Помоги же мне, скажи, чтобы я держалась от тебя подальше!

— Пожалуйста. Держись от меня подальше.

— Думаешь, это так просто?

— Разумеется, нет. Теперь твоя очередь, окажи мне ту же услугу.

— Как скажешь. Флойд, держись от меня подальше.

— Попробую.

— Разве все бывает — вот так, вдруг?

— Говорят, случается. Любовь с первого взгляда.

— Со мной это впервые.

— Со мной тоже.

— Флойд, милый, нужно подойти ко всему с позиции разума. Избегать друг друга — настоящая мука. Так все будет только хуже. Лучше всего встретиться завтра, при свете дня и все выяснить. Что скажешь?

— Поговорить по душам — мысль неплохая. Ведь я такой трус.

— Чем занимался до того, как зазвонил телефон?

— Забыл, как ту девчонку звать. Все так быстро произошло, я и оглянуться не успел. Теперь она, по-моему, на все плюнула и завалилась спать, хотя…

— Флойд!

— Если честно, я отчищал клыки и думал о тебе.

— И что же ты думал?

— Пытался решить, что бы о тебе такое подумать. Вырабатывал к тебе отношение. Но я настолько потрясен, что не слишком далеко продвинулся. Понимаешь, Кори, с Флойдом Хаббардом такое не случается, не по нему эта роль. Писаные красавицы не бросаются ему на шею. Так что Хаббард не готов. Он бы не прочь сейчас принарядиться, подкрутить напомаженные усы и предстать этаким галантным кавалером. Но в глубине души знает: тебя подпоили и запустили в бар. Завтра ты будешь до смерти надо мной смеяться.

— Нет, Флойд, не смей так даже думать!

— Первый раз, когда я влюбился, мне было одиннадцать. Была у нас одна рыженькая, Рути ее звали. Продвинутая десятилетняя девочка, я бы сказал, утонченная. Я скопил доллар тридцать девять центов и купил на них здоровенную коробку конфет в виде сердца. Воскресным утром, весь дрожа, я пошел к ней домой и позвонил в дверь. Она сама открыла. Я протянул ей коробку и сказал: бу… э… хм… бу… Она выхватила ее у меня и завопила с загоревшимися глазами: «Это Томми прислал! Я так и знала! Томми попросил, чтобы ты ее мне принес!» Открытку я в конфеты не вложил, так что мне только и оставалось что развернуться и плестись домой.

— Я бы ее убила! Убила!

В дальнейшем моя жизнь развивалась так. Душевные раны болели, и, чтобы их залечить, я принялся издеваться над Томми, ввязался с ним в драку. Он избил меня до полусмерти. Так что, мисс Кори, сами понимаете: когда красавица бросается мне на шею, я тут же становлюсь скептиком.

— Никакая я не красавица. Я тощая занудная девчонка.

— А я занудный муженек.

— Не забудь завтра про это слово, Флойд. Муженек. Терпеть не могу тех, кто вторгается в чужие владения.

— Ложись-ка ты лучше спать, Кори. Передохни перед боем. Когда появишься?

— Утром, скорее всего, только не слишком рано. Приятных сновидений, милый.

— Тебе тоже.

Он услышал вздох, поцелуй и щелчок. Кори повесила трубку.

Выключив свет, Флойд подумал: да, может, ты, Хаббард, и не готов, да вот она-то готова точно. Как признался вор: иду я себе, никого не трогаю, а кошелек мне тут прямо шлеп в руку!

И все-таки какая несправедливость! Их с Джан нельзя даже на одну доску ставить: Джан совсем в другой лиге играет.

Но воспоминания о губах Кори, о ее мягкой, слегка вспотевшей спине, о том, как он ощутил прикосновение ее груди, не давали ему покоя.

В конце концов, не обязательно никому об этом знать. Никто и не обидится.

Глава 5

Настало утро первого полноценного дня съезда. Конни Мьюлейни подошла к мужу и принялась смотреть, как он завязывает перед зеркалом галстук.

— Что ты задумал, Джесси? Я хочу знать.

— Я задумал? Не знаю! Ты все придумываешь.

— Не лги, я же вижу. Он резко обернулся:

— Значит, я как-то не так выгляжу? А ты что думала? В моей жизни черт знает что творится, а я должен так выглядеть, будто все прекрасно? Уж и так стараюсь, как могу, работаю на износ. Сама слышала: давешняя речь на ура прошла.

— Ты отлично выступил, дорогой. Как всегда.

— В десять начинается заседание комитета, а я председатель.

— Ты уже говорил. — Она поправила узел галстука, отступила на шаг назад. — Так-то лучше.

По дороге к лифту он сказал:

— Как тебе Флойд Хаббард, ничего? Ты с ним рядышком сидела.

— Приятный парень.

— Ему моя речь понравилась, как думаешь?

— Да, похоже, она произвела на него впечатление. Они остановились, ожидая, когда придет лифт.

— Все-таки он для меня остается темной лошадкой.

— Почему, дорогой? Его вроде нетрудно раскусить.

— Это только так кажется. Он, может, и обходительный, да только что у него на уме, не раскрывает. Пьет лишь слабенькие коктейли, да и их в час по чайной ложке. С такими держи ухо востро!

Раскрылись двери лифта. Конни сказала:

— Ты преувеличиваешь. Вполне нормально, что человек не хочет напиваться во время съезда. Это вовсе не значит, что он таит зловещие планы.

— Как говорят наши внуки, этот тип меня достал.

— А почему? Никак в толк не возьму.

— Куда бы я ни пошел, у меня такое чувство, будто он идет за мной по пятам, следит за каждым шагом, вслушивается в каждое мое слово.

Спустившись в ресторан, они сели за столик и заказали завтрак. Речь снова зашла о Хаббарде.

— Говорит, что в торговле он полный профан, но чушь из книжек управляющих, которых ГАЕ наиздавала, выучил наизусть. Недаром вчера вечером интересовался моим мнением насчет того, как лучше товары продавать. Сам он считает, что, возможно, есть смысл реализовывать продукцию не по географическим районам, а по отдельным видам товаров.

— А ты что ответил?

— Ну что я мог сказать? Что Нью-Йорк я изучил вдоль и поперек, с потенциальными клиентами мы друзья не разлей вода. А в этом побольше толку, чем в новомодных веяниях, когда ты только свой товар как следует знаешь. Объяснил ему, что мои люди — специалисты по продаже, а не технические консультанты.

— А он как отреагировал?

— Да ничего такого. Но мои слова его проняли. Потом он еще одну идейку выкинул, не лучше первой. Что, если соединить инженера и специалиста по продажам? Я на его задумке камня на камне не оставил. Что еще за глупости! Технари вечно дюжину причин найдут, почему какая-нибудь штуковина не работает. Как же ее после этого продать? Тут другой подход нужен! Сначала пусть сделка будет у вас в кармане, а уж потом инженеры найдут, как сделать так, чтобы установка заработала.

— Полагаю, он многому может у тебя поучиться.

— Еще бы! Я ему такое порасскажу, глаза на лоб полезут. Только он себя так ведет, будто на работе, а мне такое отношение не по нутру. Пусть выпьет по нормальному, найдет себе подружку. Тогда, глядишь, и к отделу реализации у него отношение изменится.

— Да и у тебя будет чем его шантажировать.

— При чем тут шантаж?

— Тише, тише! Нечего глядеть на меня, глаза округлив. Я тебя не первый день знаю. Видела, как на других съездах тебе подобные фокусы удавались. Скажем, с тем бесстрашным сенатором в Нешвилле.

Мьюлейни ухмыльнулся:

— А, это с тем, который из-за взяток нас едва к стенке не прижал? Да уж, тогда я и впрямь поработал на славу. И трех дней не прошло, как он за мной будто собачонка стал семенить: ведь я этому несчастному открыл глаза на то, что такое истинная любовь.

— Флойда тебе, любимый, не так просто будет вокруг пальца обвести. Он, может, и не праведник, но уж точно держится настороже.

Несколько минут они ели в молчании. Джесси попытался сменить тему.

— По крайней мере, — бодро заявил он, — выставка удалась на славу.

— Да ну?

Вилка со звоном вывалилась у него из руки. Он уставился на жену:

— Ничем тебе не угодишь! Что с выставкой-то не так? Ты же видела, там толпа собралась. Зрители в восторге!

— А еще я видела, с каким отвращением взирал на происходящее Хаббард. Зрители в восторге не от товаров АДМ, а от этих дешевых близняшек, которые в унисон вертят попками. Фредди Фрик и тут постарался. Спектакль в его стиле: пошлости и секса хоть отбавляй. Даже по Кассу было заметно: ему не по себе. В то, что про вас в журнале пишут, это не укладывается.

— Мы же не журналисты, мы на съезде!

— А на съезде любые способы хороши, лишь бы повеселиться? Мьюлейни посмотрел на часы, окинул взглядом жену и поднялся:

— Мне пора. Сама заплати. И спасибо, что подняла настроение.

На глаза наворачивались слезы, но она выдавила из себя улыбку. Старый осел! Встретилась с ним, когда он был простым коммивояжером, таскался по стране с тяжеленным чемоданом, в котором лежали образцы товаров, навязывал продукцию всяким складам в сонных городишках. И с тех пор, откровенно говоря, мало что изменилось. Сигары только стал курить подороже. А шуточки его все в том же стиле. И по-прежнему любит широченные галстуки, которые видать за версту.

Нет, он, конечно, не подлец. И слава богу. А сейчас просто сильно напуган.

Тем же утром директор ГАЕ Фарбер отправился из Нью-Йорка в Хьюстон. Ему предстояло провести совещание с Джоном Камплином, новым исполнительным вице-президентом «Амери-Кэн дженерал машин». Им обоим едва исполнилось сорок, оба страдали излишней худобой и вообще были настолько похожи, что их можно было принять за родственников. Обсудили насущные проблемы, приняли решения. Тут Фарбер сказал:

— Отлично справляешься, Джон, мы от тебя и не ожидали такой прыти. Значит, скоро жди повышения.

— Спасибо за комплимент, Гарри. Но мне пока не до повышений. Пришлось всю команду менять, старье уже совсем сгнило.

— Что там в отделе реализации творится? Они, по-моему, единственные от тебя не натерпелись. Тому Малоуни давно пора на покой. Или тебе его заменить некем?

— Его Мьюлейни зовут. Да нет, с этим проблем не будет. Я уже присмотрел ему замену, переманил одного отличного специалиста из другой компании.

— Тогда что ж ты с Мьюлейни тянешь?

— Все не так просто. Если я его прямо сейчас спихну, поднимется шумиха: он ведь президент одной из ассоциаций, которые объединяют в отрасли несколько компаний. Сейчас он участвует в работе съезда, на котором изберут нового президента. Так что увольнять его раньше срока нам резону не было. Он ведь упрям как баран. Все равно на съезд поехал бы, выступил бы и такого про нас наговорил…

— Да, пожалуй, ты прав.

— На следующей неделе мы с почетом отправим его на пенсию. Цветы, подарки и полный пансион.

— Почему полный?

— Ему до наступления пенсионного срока два года осталось. Почему бы не сделать красивый жест? Это и стоить-то нам будет всего семь сотен в год. Лейну мы тоже так удружили. И Мьюлейни будет на нас не в обиде, да и мы совесть успокоим. Кстати, один из моих работников приехал на съезд, готовит конфиденциальный отчет по нему.

— Боже правый! Джон, зачем тебе еще один отчет? С него и так хватит…

— Э нет! Я туда Хаббарда послал, и не без причины!

— Хаббарда? Это какого еще Хаббарда? Того, про которого ты мне пару месяцев назад в Нью-Йорке говорил? Кто-то из технарей?

— Да, инженер-металлург. Я с ним связался, попросил туда съездить, посмотреть на все своими глазами. Все против старика, говорю, но на всяких съездах он вроде много нам пользы приносит. Так что, говорю, поезжай и сам во всем разберись. От твоего отчета зависит, когда мы его выпихнем — прямо сейчас или все же два годика подождем, когда пенсия наступит, а тем временем будем постепенно его полномочия передавать другим людям.

— С Мьюлейни постепенности не выйдет. Он такой хай поднимет, что…

— Господи, Гарри, как будто мы с тобой не знаем! Флойд Хаббард истинное сокровище. Первоклассный организатор, у него эти способности врожденные. И в людях он разбирается. Работает как лошадь, усталость ему нипочем. Я его на какие только проблемы не бросал, и он всегда справлялся. Правда, в тех случаях ничего похожего на то, что с Мьюлейни мы собираемся сделать, не было. Честно признаюсь, все-таки в Хаббар-де я не до конца уверен. Не знаю, хватит ли ему пороху это дело до конца довести. Кое-что свидетельствует: он не слабак, но ему самому еще предстоит в этом убедиться. Понимаешь?

— Хочешь сказать, ты его подставил?

— Мишень из него сделал. У Мьюлейни отличная жена, он, пожалуй, такую и не заслужил. И дружков без стыда и совести, которые на него работают, предостаточно. Вот я и распространил слух, что Хаббарда послали, чтобы в деле Мьюлейни окончательно точку поставить. Посмотрю, как он в таких жестких условиях с работой справится. Если в отчете разнюнится, значит, не хватает ему закалки. Я, конечно, и потом его использовать смогу, но так, по пустякам, время от времени. Просто Хаббард ре подозревает: что бы он ни написал в отчете, Мьюлейни все равно больше не работать. А если все как надо провернет, я его и в дальнейшем буду иметь в виду. Коли получится, то, Гарри, в моем распоряжении окажется работник получше Харриса, Лан-та и Томазелли, вместе взятых. Через несколько лет он и мне в спину дышать будет, так что я, может, и пожалею, что вообще его откопал.

— Да уж, Джон, ты мерзавец, каких мало. Камплин рассмеялся:

— Должность обязывает, а за нее тебе спасибо. Я проведу испытание, такой ли он крепкий орешек, чтобы знать наверняка, чего от него ждать. Даже из нашего дела пример возьми. С виду все двигатели похожи, но пока ты в лаборатории их не проверишь, и не узнаешь, какой из них в любых условиях работать сможет, а какой при малейшем перепаде температур откажет.

Точно так же и здесь. Умненьких парней у нас пруд пруди, и все они, как на подбор, в коллективе готовы работать. Но ты прикажи одному такому другого уволить. Он весь покраснеет и в обморок упадет. Я Хаббарда в Сиэтл послал, дай, думаю, посмотрю, не захочется ли ему гайки закрутить. Неделю спустя он мне из Лос-Анджелеса телеграмму шлет: «Прикрывайте эту лавочку, там, мол, одни бездельники сидят. Высылаю данные». Я ему в ответ: «Сам и закрывай». А он пишет: «Пришлите юриста». Две недели проходит, и тут он появляется, а на лице широченная улыбка. Я, говорит, открыл секрет — как сутками без сна обходиться. Штука в том, чтобы к кровати ближе чем на сорок футов не подходить. Бухгалтеры подсчитали, что после закрытия филиала мы по сто тысяч в год экономить будем, даже с учетом расходов на перевозку.

— Так чего тебе еще надо? Зачем же его в пасть Мьюлейни бросать?

— Затем. Я не просто хочу, чтобы у меня на его счет сомнений не было. Я должен быть уверен в Хаббарде на все сто.

В десять тридцать Кори Барлунд сидела на облицованной деревом кухне Алмы Бендер и попивала черный кофе. Не покрась Алма волосы в ядовито-алый цвет, запросто могла бы сниматься в рекламе: «Вкуснейшие домашние пирожки по бабушкиному рецепту».

— Пит Стормландер обещал подготовить рекомендательное письмо, — сообщила Кори. — Какой он все-таки! Попроси я его, так он предсмертную записку накропает и сам ее в зубах на другой конец города принесет. Меня от него тошнит.

— Кори, милочка, настроение у тебя, как я посмотрю, самое что ни на есть радужное. А то, что глаза припухли, почти незаметно.

— Просто не выспалась. Надо было мне и впрямь уйти, когда этот таракан Фрики полез ко мне.

— Ладно тебе, Фредди не такой уж и противный. Значит, думаешь, с Хаббардом проблем не будет?

— Подсадная утка, Алма, вот он кто. — Кори умоляюще посмотрела на собеседницу. — Но он такой хороший. Правда! Отличный человек, черт бы его побрал!

— Похоже, этот святоша вот-вот прыгнет к тебе в постель?

— Да уж. Но мне придется самой его подтолкнуть, иначе он ни за что не решится. Сниму бремя греха с его плеч. Если честно, он мне нравится. Мне так давно уже никто не нравился. Хочется вздыхать, плакать, если плачется. Изображать из себя невинную девочку.

— Может, так только хуже? Кори вздохнула:

— Как знать. В любом случае он получит по первому разряду, хотя я и для себя кое-что припасла. Прикидываться не буду, сама получу удовольствия не меньше, чем дам. А то и больше.

— Сама знаешь, это и глупо, и опасно. Ты, похоже, влюбилась в этого типа, совсем голову потеряла! Сама знаешь, потаскуха с мозгами клиентов ненавидит, а он и есть клиент.

— Ему это неизвестно.

— Рано или поздно догадается.

— Молюсь Господу, чтобы в этот момент меня не было рядом. Я этого не вынесу!

— Кори, детка, что у тебя за манера, вечно ты все изгадишь!

— Прости, Алма, сама не знаю, что со мной такое. Иногда думаю, может, было бы лучше… было бы лучше вообще нам не встречаться.

— Ну, спасибо тебе, нечего сказать, отплатила добром за добро!

— Прости… Язык мой — враг мой.

— Да, милочка, проблем с тобой не оберешься. Твое счастье, что ты мне нравишься, да и сердце у меня доброе, не то давно гуляла бы сама по себе. Зная, какая ты принципиальная, работала бы при какой-нибудь забегаловке, пугалась бы каждого фараона, и тебя забирали бы по три раза в год. А то и в тюрягу бы упекли. — Алма дружески пожала Кори руку. — Размечталась ты, а зря. Навоображала себе с три короба, что сердце у тебя золотое, и прочую дребедень. Но вместо сердца у тебя булыжник, иначе ты вообще за это ремесло не взялась бы. Получай удовольствие, коли уж приспичило, но я бы на твоем месте обошлась без него. Сама подумай: ты Хаббарда прямо святым расписала, а ведь он набросился на тебя, едва узнав. Чем же он лучше Фредди Фрика? По мне, так у них много общего. Вспомни, кстати: ты не только ради денег стараешься, ты моему старому приятелю услугу оказываешь.

— Мьюлейни тот еще негодяй.

— Конечно, милочка, кто спорит? Но он мне помогал, чем мог, да и я к старикану неравнодушна. Так что давай за дело. Сведи беднягу Хаббарда с ума и устрой ему показательную истерику на публике. — Она понизила голос. — И помни мой способ. Представь, что он — Рейф.

Кори отдернула руку и закрыла глаза. Затем сглотнула, качнулась на стуле. Наконец, лицо ее порозовело, она открыла глаза. Теперь они были ярко-голубые, будто фарфоровые, а не настоящие.

— Я ему задам! — прошипела она. — Задам…

— Только не вздумай на него так смотреть. Я и то испугалась. Кори встала:

— Пойду в атаку. Ты права, как всегда. К чему мечты и золотое сердце? Это все сказки. Вместо сердца булыжник, трюки, ложь и штука между ног.

— Будет лучше, если ты прекратишь думать.

— А я, по-твоему, не пытаюсь? Ладно, мне надо идти.

— Запомни, Кори: ты сама вступила в сделку, и теперь уж нужно идти до конца. Не вздумай на полпути остановиться.

— Ничего, не волнуйся!

— Мне не хотелось бы снова посылать Эрни, чтобы он наставил тебя на путь истинный. Милочка, сама знаешь, ты мне нравишься, так что мне не хотелось бы так с тобой поступать.

— Я же сказала: можешь не волноваться!

— Только не надо на меня кричать в моем же доме! Давай иди и ни о чем не жалей.

У двери Кори остановилась:

— Что, если… если после всего этого я решу бросить?

— Не захочешь.

— Может, и захочу, Алма.

— Прежде ты такое тоже вытворяла, и не один раз. Будет тебе воздух сотрясать! Уж больно тебе красивая жизнь нравится, а другого способа жить красиво ты не найдешь. Ты же лентяйка! Тяжелой работы сторонишься. Так что нечего и говорить о том, что бросишь. Это тоже несбыточная мечта. Больше ты делать ничего не умеешь, вот и будешь деньжата заколачивать, пока на тебя еще смотрят. А втихаря можешь себе твердить: я слишком хороша для подобной работы. Шла бы ты подобру-поздорову. Если честно, ты мне жутко надоела!

— Дрянь! — прошипела Кори. — Толстая стерва!

Алма встала и направилась к ней. Кори сбежала. Алма вернулась допивать кофе. На ее лице играла улыбка. Ах, если бы она была писательницей! Какой роман она создала бы о своем ремесле! Кори была бы там главной героиней. Назвала бы ее мисс К. История последних четырех лет ясно показывает: чувствительная и неглупая девушка, которой себя не жаль. Если постараться, ее можно превратить в собственность, приносящую немалый доход. Надо только поднажать на ненависть к мужчинам и ненависть к самой себе. С такими, конечно, возни не оберешься, зато и платят за них прилично, а чем больше платят, тем больше они протянут. Хотя, если задуматься, молодость и невинность быстро проходят: три года — и их уже надо менять, если хочешь сохранить богатых клиентов.

Дирекция отеля «Султан» располагалась в мезонине и в помещениях за конторой портье. Однако руководитель отдела по связям с общественностью и его подчиненные находились на первом этаже, у дальнего конца актового зала. Им выделили три кабинета, большую мастерскую, темную комнату, комнату для печати и копирования, роскошный бар. Кабинеты и мастерские выходили окнами на бассейны и пляжные домики, а если очень постараться, то оттуда можно было разглядеть и тонкую голубую полоску океана.

Мысль устроить бар не для всех принадлежала Алану Эймори, главному по связям с общественностью. Он даже изобрел для него название — «Укромный уголок». Поили здесь за счет заведения, однако не круглосуточно — лишь с девяти до часу дня и с пяти до семи. Как те, кто бронировал номер заранее, так и внезапно прибывшие постояльцы подвергались проверке. На всякий случай сотрудники Эймори выискивали их в справочниках знаменитостей, перелистывали «Кто есть кто». Избранным выдавали металлические членские карточки. Но на этом Эймори не успокоился. Он всучил карточки и тем знаменитостям, которые, по несчастному стечению обстоятельств, остановились почему-то в других отелях. У тех же, кому не повезло быть членами этого закрытого клуба, название бара и надпись «Посторонним вход воспрещен» вызывали повышенный интерес.

В одиннадцать часов Алан Эймори стоял в своем кабинете, и на лице его было написано отчаяние. Сотрудницам отдела достаточно было на него взглянуть, и диагноз прояснялся сам собой: голубой, и все тут. Действительно, разве нормальный мужчина может так странно себя вести? Даже одевается этот Эймори как клоун — шелковые брюки бурого цвета, бледно-желтая рубашка с короткими рукавами. Лицо у него вытянутое, волосы мышиного цвета, да к тому же редеют. Успокоившись, сотрудницы принимались за дело и даже не подозревали, как сильно ошибаются.

В этот день все шло совершенно ужасно. Эймори не порадовали даже звуки, доносившиеся из мастерской. Там, как обычно, занимались рекламной ерундой. Готовили сообщения для местных газет о знаменитостях, остановившихся в «Султане». Самым главным при этом было впихнуть в статью побольше рекламы и не забыть про фотографии, снятые местным фотографом. Даже пощелкивание высокоскоростного мимеографа не подняло Эймори дух. Чему тут радоваться? Они посылают копии тысячам клиентов, а шансов, что они откликнутся — один из тридцати двух.

А сейчас в отеле полным-полно не поймешь кого, ни одной знаменитости! Им только и подавай что выпивку в банкетных номерах. Даже членскую карточку некому вручить, и в ближайшие дней десять никого такого не предвидится. Короче говоря, будущее — сплошной мрак. «Видно, все-таки зря я сюда из Ве-гаса подался! — думал Эймори. — Надо было мне там спокойно сидеть».

В молодости Эймори выступал по радио, пел тенором романсы. Когда же голос стал уже не тот, переквалифицировался в импресарио. Первой его клиенткой была жена. Но в начале пятидесятых стало ясно: стоит ему раскрутить талантливого певца, как за дело берутся крупные компании вроде «Эм-си-эй» или «Морриса», и делу конец. Они переманивали клиентов. Тогда Эймори занялся певичками из ночных клубов, а затем переключился на отели.

Неожиданно в его кабинет ворвался Рик Ди Ларра — пышущий энергией толстяк. Его горению на работе можно было только позавидовать. В данный момент он отвечал за то, чтобы на съезде промышленников все прошло нормально.

Эймори медленно повернулся и с неудовольствием воззрился на Ди Ларру:

— Где пропадал, голубчик?

— Алан, клянусь, честное слово, мне только минуты три назад сказали, что ты меня хочешь видеть. Я там светом занимался, освещение что-то барахлит…

— Кто к нам на этот раз заявился? Очередные торговцы каким-то барахлом? — Эймори прошел к огромному столу и расположился во внушительном кожаном кресле.

Ди Ларра пристроил зад на краешке стола и выдохнул со всей откровенностью, на которую только был способен:

— Нет, клянусь, честное слово, эти парни не такие зануды. Намного лучше тех, которые до них были. Тяжелая промышленность, понимаешь ли, денег у них куры не клюют. А что? Чем ты встревожен?

— Сегодня мне позвонил Стормландер. Мы с ним знакомы, правда, весьма поверхностно. Издатель журнальчика «Тропическая жизнь». Название такое. Время от времени он печатает о нас заказные статьи. Не бесплатно, конечно. Так вот этот Стормландер позвонил, чтобы сказать: к нам в отель едет одна девчонка, чтобы написать статью о какой-то компании, участвующей в съезде. Компания называется АДМ. Слыхал?

— Честное слово, Алан, не хватало мне еще запоминать названия! У меня и так крыша едет!

— Стормландер просит оказать ей всяческое содействие. Если статья удастся, обещает прислать нам гранки на просмотр. Вот я и подумал: вдруг ты об этом что-то знаешь?

— Слыхом не слыхал.

— Я записал имя девушки. Кори Барлунд. Имя ничего тебе не говорит?

— Ничего, Алан.

— Просто решил сначала тебя спросить, чтобы зря время не терять на дополнительную проверку.

— Тебя что-то настораживает?

— Сам не знаю. Где-то вроде натыкался я на нее. По-моему, она в «Укромном уголке» попадалась нам на глаза годика два-три назад. Только не помню, по какому случаю. Если это она, то мы имеем дело не с простой девчонкой. Она только со сливками работает и даром вкалывать не будет. Ладно, присядь пока, а я позвоню. — Алан Эймори снял трубку и попросил выяснить все насчет Кори Барлунд. Когда информация была готова, он минуты полторы что-то обсуждал. Повесив трубку, сказал Ди Ларре: — Я оказался прав. Только для волнений особых причин нет.

— Да и с чего тебе волноваться?

— Удивляюсь твоей наивности! Девушка по вызову появляется в отеле, выдавая себя за даму высшего света, а мне звонят и сообщают, что она журналистка. Значит, на всякий случай готовят себе алиби. Что в таких случаях остается думать? Только одно — замышляется какое-то дело. Шантаж или еще что-нибудь в этом роде. Сам же сказал, у твоих болванов, которые на съезд собрались, денег хоть отбавляй. Если тот, на кого они нацелились, визг поднимет, с полицией и газетами проблем не оберешься. Вот уж мы повеселимся!

— Так почему же ты волноваться перестал?

— Оказалось, девчонка работает на Алму Бендер, а с Алмой проблем не бывает. У нее с полицией все чисто. Если приезжает кто из тех, кому в одиночку по ночам не спится, я звоню Алме Бендер и знаю: неприятностей не будет. Главное, чтобы клиент раскошелился. Ого, да я вспомнил! Теперь знаю, откуда я с этой Кори Барлунд знаком. Помнишь, где-то с год назад у нас жил ужасно честный конгрессмен из Индианы? Такой молодой, он еще боялся в суде против друга свидетельствовать?

— Да. С тех пор почти два года пошло.

— Отличный парень, только от одиночества заскучал. Я позвонил Бендер и всучил ему ту девчонку. Клянусь, после этого он еще раз пять сюда прилетал, хотел ее снова заполучить, все требовал: подайте мне Кори Барлунд. Но без толку! Он чуть ли не разрыдался! Вот почему ее имя у меня в мозгах застряло, иначе чего бы мне этих девчушек запоминать? Ладно, значит, опасности нет. Хотя на всякий пожарный позвонить Алме Бендер не помешает, а то вдруг Барлунд свою игру повела.

— А мне-то что делать?

— Отдыхай. У тебя своих забот полно. Если понадобишься, я тебе дам знать.

Ди Ларра встал:

— Одного я понять не могу. На кой она им нужна? Грохать такие деньги на этих… Алан, да в городе полно таких пташек…

— А ты головой подумай! Если ты не полный урод, то и сам себе кого-нибудь подыщешь. Ведь коли сам заказываешь музыку, то и риска не избежать. На улице тебе кот в мешке достанется. Вдруг твоя крошка, чего доброго, больна? Или, как некоторые, хочет сначала любви, а потом уж всего остального? Или уже два месяца как беременна и подыскивает подходящего кандидата на роль отца? Или у нее с мозгами плоховато. Или полиция ее разыскивает. Да мало ли что… Даже если все в порядке, пока найдешь да все устроишь, с тебя столько потов сойдет! И потом вдруг окажется, что она ни на что не годится? Если ты крупная шишка и времени на всякую ерунду у тебя нет, то лучше всего обратиться к профессионалу высшего класса. Ты еще и рта не успеешь раскрыть, а у такой на все вопросы уже готов ответ. Если тебе взбредет голову девочку на люди вывести, в ресторан, скажем, или еще куда, то заранее будешь уверен: она сумеет и одеться подходяще, и вести себя прилично будет, пальцами в тарелку не полезет и с открытым ртом жевать не станет. И не бросит тебя посреди вечера ради другого мужика. Чем вечер закончится, ты знаешь и знаешь, что получишь по полной программе, а когда все кончится, тебя никто не будет домогаться письмами или звонками и никто не заявится к тебе домой через несколько недель. Короче говоря, деньги себя оправдывают. Высокоэффективные современные методы управления, понимаешь ли. Если предпочитаешь первый класс, то вполне вероятно, спутница твоя в университете училась.

— Ты прямо меня соблазняешь!

— Во что бы ты, Рик, ни играл, на любителей не ставь, ибо никогда не знаешь, что взбредет им в голову.

В полупустом актовом зале заседали рабочие группы, в отдельных комнатах расположились комитеты. Делегаты блуждали по залу, переходили от одной группы к другой, стояли, слушали и шли дальше. Голоса выступающих тонули в общем шуме. Посмотрит кто-нибудь на твою карточку — кто ты такой, тут еще один — два подойдут. А раз трое-четверо собралось, можно уже побеседовать — кто сильнее всех напился и кто кого подцепил, у кого какая семья и кто на каких еще съездах побывал, кому повышение дадут, а кому пинка под зад.

В банкетных номерах царила тишина. Пятна были отчищены, бары наполнены, бокалы поблескивали на солнышке. Из семисот собравшихся половина вообще до полудня в постели проваляется, а некоторые из делегатов до сих пор гуляют по городу — в отеле они не ночевали. И похмелье у всех было разной степени: у кого тупая головная боль, а у кого — непрерывная рвота.

Делегаты сновали туда-сюда мимо выставочных образцов, брали брошюры и листовки. Стопки разноцветной глянцевой бумаги несколько дней будут лежать на бюро, а перед отъездом окажутся в мусорной корзине. У стенда АДМ виляли бедрами, скакали и извивались Банни и Они, наряженные в накрахмаленные купальники. Они раздавали литературу, включали движущиеся изображения, выдавали заученные ответы на стандартные вопросы, а когда около стенда собиралось человек десять, наперебой начинали расхваливать продукцию, словно выступали в телерекламе.

Многие корпорации, среди них и АДМ, на все время съезда сняли пляжные домики, ставшие местом паломничества жен делегатов. Они лежали в шезлонгах, мазались кремами, обменивались сплетнями, интриговали за спиной подруг, заказывали дорогие коктейли и мучительно думали, чем бы заняться после обеда — соснуть, пойти по магазинам или поиграть в карты?

На третьем этаже, в северном крыле, царила особая атмосфера. Рекламные агенты крупной компании, производящей промышленные насосы, помирали со смеху, только вся штука в том и состояла, чтобы не расхохотаться вслух. Они подбили своего стеснительного коллегу на отчаянный шаг. Дверь номера была открыта, перед нею пристроилась большая тележка вроде тех, которые используют горничные. На расстоянии вытянутой руки от тележки стоял главный шутник, остальные сгрудились чуть поодаль. Главарь поминутно наклонялся и дергал тележку за ручку. Скопившиеся на тележке стаканы и баночки с моющими растворами подрагивали и позвякивали. И каждый раз остальные хлопали друг друга по плечу, строили зверские рожи и издавали хриплые стоны, пытаясь не рассмеяться.

С утра пораньше наиболее предприимчивый из них обнаружил, что горничная, обслуживающая их коридор, оказывает дополнительные услуги, и стоит это удовольствие десять долларов с человека. Остальных членов группы она уже осчастливила, остался лишь самый стеснительный. Романтическая сторона истории оставляла желать лучшего. Горничная была австрийкой, говорила с сильным акцентом. Высокая, волосы цвета имбирного пива, курносый нос, голубые глаза навыкате, куриная шея, хилые груди и тяжелые бедра.

Но ведь правилам надо следовать, ja? Дверь, ее надо открыть. Тележка, она должна стоять за дверью. И рабочий график надо соблюсти, ja?

Отважившись на все тяжкие ради удовлетворения нужд многочисленных клиентов, горничная засунула свои трусики под стопку чистых полотенец, которые привезла на тележке. Однако она так боялась старшей горничной, что снимать серо-белую нейлоновую форму отказывалась категорически. Лишь задирала юбку и действовала с горячностью, объяснявшейся скорее страхом, нежели желанием отработать деньги. И при этом глаза не отрывала от двери.

Самого стеснительного уломать удалось не сразу. В конце концов он согласился, но уж больно его смущала открытая дверь.

Главный шутник вдруг напрягся, повернулся и бросился бежать по коридору. Пятеро агентов, тяжело дыша, ворвались в номер. Шутник с бешеными глазами прохрипел:

— Она… прекратила на самом интересном месте… Сказала… времени у нее больше нет. Ш-ш-ш! Тихо! Он идет.

Вошел стеснительный. Он был чем-то озадачен.

— Ну, как все прошло?

— Черт знает как, хуже некуда. Едва я доходил до кондиции, как в чертовом коридоре раздавался какой-то шум и…

Один из агентов больше был не в силах сдерживаться. Он фыркнул, и остальные расхохотались вслед за ним. Стеснительный, глядя на них, наконец, все понял, издал звериный вопль и бросился к тому, кто стоял ближе всех. Ему почти удалось выбросить обидчика из окна. Стеснительного свалили на пол, обездвижили и сидели на нем, пока он не угомонился. Если не считать разбитой губы и расквашенного носа, инцидент закончился благополучно.

А в это время у бассейнов, в расположенном под навесом баре «Пагода», еще один агент по продажам, осушив три порции «Кровавой Мэри», понял печальную истину: ленч, когда от похмелья раскалывается голова, на пользу не идет. Остается лишь один выход: вернуться в постель и уповать на то, что к вечеру станет легче. Он взглянул на распростертую под лучами палящего солнца загорелую плоть. Отсюда было слышно, как она плавится и шипит от нагрева. В баре почти пусто: только что ушли две супружеские пары. Остался только он, агент по продажам, и темноволосая девушка в белом купальнике. Так-так, присмотримся. Кожа загорелая, плечи поблескивают от крема и пота, личико простенькое, но симпатичное. На лице выражение скуки. Сидит неподалеку. Что там с бедрами? Слегка загоревшая кожа бугрится под белой тканью. Поглядывает на него. Один раз, другой. Ну, от меня-то, от агента по продажам ничто не скроется. Только вот ведь обида: нет, чтобы тогда, когда ты этого хочешь! Куда там, не дождешься. Вечно тогда, когда тебе и без баб тошно.

Сам не понимая зачем, он выудил из кармана ключ, повертел им над стойкой, бросил, привлекая ее внимание, положил так, чтобы она смогла увидеть номер на пластмассовом ярлыке. Потом вопросительно глянул на нее. Она быстро отвела взгляд, поджала губы. Лицо потемнело. Не хочет! Ну и слава богу. Агент расписался в счете, оставил чаевые и развернулся. Сзади раздался кашель. Он обернулся и посмотрел на нее. Кивнула, почти незаметно. Мол, я согласна. Он безрадостно поплелся в номер, пытаясь пробудить в себе воспоминания о выпятившемся из-под купальника загорелом бедре и наслаждениях, которые сулит ему плоть. Но вожделение упорно не желало приходить. Вместо него остались лишь серенькие воспоминания об отелях, похожих друг на друга, бесчисленных съездах, миллионах миль, которые он исколесил по стране, и женщинах. Их тоже было слишком много. Впечатления о них слились, превратившись в одно угрюмое воспоминание, будто черная мрачная клякса на листе бумаги.

Глава 6

В одиннадцать тридцать крошка Кори Барлунд вышла из лифта на восьмом этаже, освоилась на местности и направилась по выложенному паркетом коридору к номеру АДМ. Шла она гибкой походкой модели: все под контролем, ни малейшего намека на секс, ничего такого, что бросалось бы в глаза. Простенькое (а на самом деле очень дорогое) платье, подчеркивающее достоинства ее фигуры: где-то облегающее, где нужно — свободное. Идет высоко подняв голову, и платье колышется в такт ее походке. Цветовая гамма продумана превосходно: молочно-кремовое платье дополняют белые туфли и маленькая белая сумочка, подходящие по цвету перчатки, а в ушах — крохотные золотые сережки. Интимные детали гардероба, само собой, тоже на высоте: прозрачные чулки, кружевные трусики, сексуальный лифчик. Да и аромат, исходивший от нее, обошелся в сорок долларов за унцию.

Кори шла по коридору, стараясь ни о чем не думать. Ткань нежно ласкала ее тело, ремешок фотоаппарата, перекинутый через правое плечо, мерно подрагивал с каждым шагом.

Кори прошла уже половину пути до места назначения, когда распахнулась дверь и перед нею предстал Дейв Даниэлс. Небритый, изо рта торчит сигарета, рубашка с короткими рукавами взмокла. Он начал было запирать дверь и тут заметил Кори Барлунд. Она холодно кивнула и попыталась пройти мимо. Он преградил ей путь.

Кори сделала шаг назад и сказала:

— Позвольте, пожалуйста, пройти.

— И не вздумай! Я пташек вроде тебя печенками чую!

— Вы снова выпили? Или похмелье сказывается? А, мистер Даниэлс?

— Пошли со мной, обсудим.

— Сегодня не получится. И в обозримом будущем тоже. Даниэлс попытался схватить ее. Она увернулась и спокойно произнесла:

— Даниэлс, вы идиот, если думаете, что вам все с рук сойдет. Пять лет я занималась постановкой голоса. Знаю, как правильно дышать, нашла оптимальный тембр голоса. Только вздумайте меня тронуть, и я так закричу, что все из номеров повыскакивают! Будете и дальше ко мне приставать, я всем скажу: мне придется отказаться от написания статьи — и все из-за вас.

Даниэлс прислонился к стене:

— И что же вы предлагаете?

— Сдаться.

— Вы не выходите у меня из головы.

— Можете не сомневаться, мистер Даниэлс, я это как-нибудь переживу.

С этими словами она прошла мимо него. Он глядел ей вслед, как голодный волк, упустивший добычу, а когда она скрылась из виду, вернулся в номер, отыскал бутылку бурбона и принялся лакать прямо из горлышка, пока дыхание не перехватило.

— Я же Дейв Даниэлс, — прохрипел он. — И никогда не проигрываю. Так или иначе, никогда. Так было и так будет.

В четверть первого Флойд Хаббард подошел к приоткрытой двери номера АДМ и услышал смех. Кори! Он тут же узнал ее голос. Говорила она как-то легко, почти неслышно, а вот смеялась совсем иначе — живо, раскатисто, будто в эти секунды становилась другой женщиной. Это он еще вчера заметил. Сердце у него бешено заколотилось, пришлось заняться дыхательной гимнастикой, чтобы привести сердцебиение в норму.

В номере помимо Кори находились Бобби Фейхаузер, Чарли Гроумер и Лес Льюис. Она фотографировала их на фоне небольшого стенда АДМ, устроенного в номере. Щелчок, мгновенная вспышка, озарившая комнату, и тут Кори повернулась к нему, одновременно перематывая пленку.

— Привет, Флойд. Вас мне тоже нужно снять, хотя я еще не знаю, как называется ваша должность. Бобби и Лес говорят, на их работу АДМ отбирает только тех, кто обладает превосходными организационными способностями — потенциальных руководителей высшего разряда.

— Эй, постойте! — вмешался Бобби. — Это Лес вам сказал, я вообще молчу. Мне без обиняков было заявлено: радуйся тому, что есть, больше тебе все равно ничего не светит. Мистер Хаббард не такой, он настоящий руководитель. Всю нашу инфраструктуру, не считая реализации, перевели в Хьюстон, а он как раз в Хьюстоне и работает.

— Флойд, идите сюда, к дивану, — пригласила Кори. — Так, стойте. Как называется ваша должность?

— Я административный помощник исполнительного помощника первого помощника вице-президента.

— Слишком длинно. Под фото не поместится, — улыбнулась она. — Придется написать просто: вице-президент. Не шевелитесь! Поверните чуть-чуть голову влево. Так! Готово.

— Отныне бессмертие мне обеспечено, — провозгласил Флойд.

— Если хорошо выйдет, журнал пришлет вам несколько экземпляров.

— Я на фотографиях не получаюсь. Вечно похожу на автомеханика, которого назначили бригадиром.

В этот момент в номере появился Джесси Мьюлейни, а с ним целая вереница людей, с которыми Хаббард даже не был знаком. Закипела работа. Помощники принялись разносить напитки, читать, что у кого на карточке написано, запоминать имена. Хаббард отвел Кори туда, где им никто не мог помешать, и произнес:

— Теперь можешь говорить.

— Что говорить, дорогой? «Доброе утро»?

— Нет. Насколько я понимаю, ты должна сказать: от ночного бриза у меня разболелась голова, я была сама не своя, забудь обо всем, что было, включая телефонный звонок.

— Посмотри на меня, Флойд. Загляни мне в глаза. Что ты думаешь?

— По-моему, они все-таки не совсем голубые. В серединке, близ зрачков, у тебя коричневатые крапинки.

— Болван! Хватит издеваться! Что еще… О чем ты думаешь, глядя на меня?

— О том… что нам многое предстоит сказать друг другу, раз уж мы решили поговорить обо всем начистоту, так чтобы окончательно забыть о случившемся.

— Знаю. Но мы обязаны это сделать, ведь правда? — Да.

— Потому что уже взрослые, да, Флойд? И еще из-за Джан.

— Лучше тебе отвести взгляд. Я и пошевелиться не могу.

— А я не могла уснуть. Пока ехала сюда, даже дышать не могла.

— Перестань! Она отвернулась:

— Несправедливо, что сегодня будет еще тяжелее, чем вчера.

— Иди фотографируй, бери интервью.

— Слушаюсь, о повелитель!

Кори подмигнула ему и подошла к Кассу Битти, который разговаривал с какими-то своими знакомыми, достала из сумочки письмо и протянула его Кассу. Тот пробежал его глазами, улыбнулся и сунул в карман. Через несколько минут он показал его Мьюлейни.

Тем временем к Хаббарду подошел Фрик:

— Вижу, вы скучаете. А я вас на заседании рабочей группы видел. Слушали всякую ерунду, а ведь это вовсе не обязательно, Флойд. Я своим ребятам так и говорю: не принимайте вы этот съезд близко к сердцу, все ведь ради показухи делается. Толку от всяких там совещаний никакого.

— Почему же? Мне было интересно. Может, потому, что я новичок.

Фрик подтолкнул его локтем:

— Как говорится, все в жизни нужно перепробовать. Понимаете, некоторые отделы прямо заставляют своих сотрудников посещать мероприятия. Поэтому-то там и толпа. Но, как заметил Джесси, никто никогда не научился продавать слушая, как об этом рассуждают другие.

— Хотите сказать: чего не дано, того не дано? Фрик подозрительно взглянул на него:

— Я бы не сказал, что кое-чему нельзя обучить. Я же учу своих ребят, хожу тут с ними, все им показываю и объясняю. И всякие там учебники зла никому не принесли. Но когда кто-нибудь из наших сотрудников возвращается после курсов, я ему первым делом говорю: «Поучился — а теперь забудь всю чушь, которой тебя учили». Все дело, так сказать…

— В практическом подходе, да? Фрик расцвел:

— Вот именно! Вы верное подыскали слово. Практика — она и есть практика. Мы все на ошибках учимся. — Он похлопал Хаббарда по руке. — В конце концов, мы же сюда не работать съехались! Делайте что хотите. На съездах каждый развлекается как хочет.

Следующая возможность поговорить с Кори представилась Хаббарду лишь по окончании официального ленча. Спускались в столовую они в разных лифтах. Во время еды она сидела за другим столом. Хаббарда бесило, что ей так приятно беседовать с Кармером, сидевшим слева, и Кассом Битти, сидевшим справа, благо их жен поблизости не было. Сам же Хаббард оказался зажат между Чарли Гроумером и Дейвом Даниэлсом. Гроумер настолько боялся Хаббарда, что держал язык за зубами, а

Даниэлс был пьян в стельку. Его сил только и хватало на то, чтобы казаться не таким пьяным.

Наконец, собравшиеся начали расходиться. Хаббард не сводил с Кори глаз. Она направилась в холл, он подошел сзади. Кармеру явно не хотелось с нею расставаться, но Кори сама положила конец долгим церемониям. Протянула руку и сказала:

— Том, говорить с вами одно удовольствие. Надеюсь, скоро вы снова доставите мне такую возможность. — Когда он отошел, повернулась к Флойду: — Я знала, что ты стоишь сзади. Приобрела седьмое чувство. С его помощью я осведомлена о каждом твоем шаге.

Они нашли укромный уголок.

— Какое место ты предпочитаешь для беседы, которая поставит крест на наших чувствах? — спросил он. — Бар? Шезлонг у бассейна? Там, где народу побольше?

Кори покачала головой:

— Мне нужно где-то сменить пленку. Катушка закончилась. Я на ощупь ее сменю, просто пленка очень чувствительная, так что мне нужна полная темнота. В дамской комнате слишком светло. В твоей ванной нет окна?

— Нет.

— Тогда, может, пойдем к тебе, а когда я закончу, решим, куда направить стопы.

— Стоит ли, Кори?

— Боишься, что нас заметят вместе?

— Нет. Я не этого боюсь, ты же знаешь. Она вздохнула:

— Пожалуй, ты прав. Ладно. Дай мне ключ от твоего номера. Где ты будешь меня ждать?

— Поболтаюсь пока здесь. Кори взяла у него ключ.

— Ты и оглянуться не успеешь! — Она подмигнула. — Трусишка!

— Я сам тебе признался.

Он расположился в холле и принялся ждать. Прошло пять минут, потом десять, пятнадцать. Прождав двадцать минут, Хаббард решил подняться к себе. Постучал в дверь. Она приоткрылась, образовав крохотную щелку, затем широко распахнулась. Кори отошла и встала спиной к нему у двери на террасу.

Хаббард закрыл за собой дверь и спросил:

— Ну… Сменила пленку?

— Да, спасибо. — Ее голос звучал хрипло.

— Я… Не понял, почему ты так задержалась…

— Уже иду. Мне… нужно было поплакать. Он подошел к ней, положил руки на плечи:

— Поплакать?

Она высвободилась из его объятий и отошла.

— Сама не знаю почему.

— Да ладно тебе, Кори. Что такое?

Она развернулась и в гневе уставилась на него:

— К чему вся эта глупая мораль? Кто знает, что случится с миром завтра? Я не хочу тебя лишиться. И без того слишком много в моей жизни было лишений. — Ее лицо искривила гримаса боли. — Да, я бесстыжая. Пусть! Что с того? Я хочу переспать с тобой. Умоляю!

Кори бросилась к нему. Он прижал ее к себе. Она вся дрожала.

— Скажешь, дешевый трюк? Я все испортила? Слишком быстро?

Ему вдруг вспомнилась виденная когда-то кинокомедия: человек, стоя на шатком крыле аэроплана, набравшего высоту, тщательно прочищает нос, после чего бросается в пропасть.

— Нет, не дешевый, — возразил он. — И не быстро.

— Да, — сказала она. — Да, — и печально взглянула на него. Затем дернула за шнурок, занавески опустились, залив комнату оранжевым светом, будто оба они вдруг очутились на краю гигантской печи.

В ее обнаженной фигуре не было ничего лишнего. Все словно точно рассчитано, продумано до конца. Она бросилась к нему в объятия, и у Хаббарда перехватило дыхание. Ее кожа была сухой, гладкой, упругой и жаркой, будто шелковая ткань после утюжки.

Когда он проснулся, было уже темно. На столике между кроватями горела высокая керамическая лампа. Хаббард проснулся, но не мог вспомнить, как заснул, не мог вспомнить, кто и когда включил лампу. Посмотрел на часы. Без четверти девять. Он лежал на спине. Его мучило чувство, будто участок его тела от сердца до коленей выдолбили, оставив одну шелуху, да и та порвется, стоит ему шевельнуться.

Она спала на соседней кровати. Ее лицо было повернуто к нему. Кори глубоко медленно дышала, втягивая воздух губами, ее красивое личико казалось распухшим, покрытым морщинами. Он помнил это лицо, или, скорее, маску, которая металась перед ним в ярко-оранжевом цвете, с полузакрытыми глазами, искривленным в подобии улыбки ртом. Он помнил звуки — капризное постанывание, когда все шло не так, как она хотела, и ритмичное покашливание, когда ей нравилось происходящее.

Хаббард погрузился в размышления. Как найти сравнение, чтобы понять, что произошло между ними? У него возникло какое-то трагическое чувство потери. Такое испытываешь, когда умер кто-то близкий. Его печалит потеря Кори, той вымышленной Кори, волосы которой трепал бриз, той Кори, которая позвонила ему? Он скорбит по маленькой девочке по имени Кори? Теперь ее уже не вернешь.

Такое чувство бывает, если убьешь кого-нибудь собственными руками, причем убьешь намеренно. Когда ты с приятелем преследуешь несчастное испуганное существо, забыв про усталость. Вот наконец вы поймали ту, за которой гнались, достаете нож и выпускаете из нее кишки, затем хороните и утрамбовываете землю. Да, именно так. Вы оба боитесь посмотреть друг на друга — вам стыдно, что вы оба совершили такой отвратительный поступок. Но хуже всего, что жажда крови снова зовет вас и вы готовы отправиться в новую погоню.

«Или, — подумал он, — может, я скорблю о собственной утраченной невинности? Я ведь даже не подозревал, что в таком знакомом мне мире есть другое измерение. В этом измерении можно стереть любое воспоминание. Остается лишь животная страсть, плотская похоть…»

Хаббард повернулся и снова посмотрел на нее. Кори открыла глаза. Крохотные золотые сережки блеснули на свету. И вдруг ее голубые глаза изменились — она увидела его.

Приподнялась, спустила ноги с кровати и села, глядя на него. Потянулась, почесала в макушке.

— Который час?

— Почти девять, — ответил он. — Когда мы заснули?

— Понятия не имею. Было темно.

Она встала, потянулась и прошла в ванную. Вскоре послышался шум воды. Хаббард снова задремал и проснулся лишь от ее прикосновения. Она сидела у него в ногах и смотрела на него с каким-то скептическим интересом. Так женщина смотрит на какую-то вещь и думает — купить или не купить. Может, и купит, если найдет ей применение.

— Ты от меня не в восторге, верно? — спросила она.

— Скажем прямо, от себя тоже.

Она подтянула ноги к лицу, примостила на них подбородок, иронически улыбнулась.

— Ничего, Хаббард, скоро все изменится. Ты будешь просто счастлив. Вспомнишь все и еще приятелям будешь хвастаться, как все было. Ты же сильный, сам знаешь.

— Кори, что ты хочешь доказать?

Она покачала головой, выражение ее глаз изменилось. Впервые ему показалось, что она не в своем уме.

— Я ведь и так уже все доказала? Скажи! Лучше меня у тебя не было. Я заставила тебя вскрикивать от наслаждения. Раньше ты ничего подобного не испытывал. Признайся же! Никогда, когда прежде изменял жене? Скажи, что я лучшая!

— Я впервые изменил Джан. Она издевательски рассмеялась:

— Да ладно тебе!

— Я серьезно, Кори. К чему мне тебе врать? Она слегка смутилась:

— Тогда ты не такой, как все. С чего такая верность?

— Попробую объяснить, может, ты поймешь. Я не испытывал необходимости ни в чем таком, чего бы мне не могла дать Джан. Были женщины, вызывавшие во мне любопытство, но любопытства этого было недостаточно, чтобы я сделал нечто, что заставило бы меня испытывать буржуазное чувство вины.

— Но теперь-то, возлюбленный, тебе есть в чем себя винить.

— Все не так просто. Мне еще нужно разобраться в моих чувствах.

Кори ехидно усмехнулась:

— Я объясню тебе, что ты будешь чувствовать. С этих пор твоя милая, невинная Джан будет напоминать тебе пресную овсянку. Каждый раз, получая овсянку, ты будешь мечтать о сочном бифштексе.

— Нет, Кори, не думаю, что все будет именно так. Не знаю даже, зачем ты хочешь, чтобы все было именно так. Сейчас ты говоришь так, будто меня возненавидела. Думаю, с Джан у нас все будет отлично, как и прежде.

— Погоди, узнаешь!

— Я не буду проводить параллели и сравнения. То, что произошло между нами, совсем иное.

— Нет, это то же самое. А иное лишь в том смысле, что в сотни раз лучше. Потому что Джан мне и в подметки не годится.

— Могу одно сказать: ты не такая, какой я тебя представлял.

— Ты думал, — высокомерно проговорила она, — что я просто девчонка, такая застенчивая, что краснею при первом удобном случае и вздыхаю от романтических чувств?

— Ты уловила мою мысль.

— Все дело в пленке, Флойд. Там написано: не менять пленку при ярком освещении. Вот и все.

— И плакать ты и не думала?

— Разумеется.

— Так к чему весь этот спектакль?

— Я хотела тебя, милый, но боялась испугать. Ты же любишь прикидываться порядочным. Нет, я ничего против не имею. Честно. Вначале ты вел себя как мальчишка, который хочет казаться большим и сильным.

— Похоже, я с самого начала упустил инициативу.

— Если бы я позволила тебе самому вести игру, ты бы не многого достиг. Я знала, все происходящее тебя бесит. Ты тихо, незаметно, но все же сопротивлялся моим приставаниям. Но тут настал момент, когда ты перестал думать и волноваться о будущем, и в эту секунду настала моя очередь.

К горлу подступил гнев.

— Ты злая сучка, Кори. Вот что я о тебе думаю. Она лишь рассмеялась:

— Но умная сучка. Которая знает, как доставить невероятное наслаждение. Я умею удовлетворить мужчину, а мужчина, получающий удовлетворение, это ты, милый. Пользуйся, пока есть возможность.

— Нет уж, благодарю покорно. Она снова засмеялась:

— Посмотрим, как ты завтра запоешь. Тогда ты призадумаешься, уж не приснилось ли тебе все это? Тебе захочется снова испытать то, что было, чтобы убедиться, что ты ничего не напридумывал. Так что, Флойд, ты у меня на крючке, можешь даже не трепыхаться. Господи, как ты на меня смотришь! Я осмелилась поколебать твое пуританское достоинство! Сейчас ты меня ненавидишь: ведь я уничтожила твою мужскую честь, превратила тебя в плотоядное животное. Тебе не по себе: ведь я сколькому тебя научила. Но настанет завтра, и ты, любимый, поймешь, что я вовсе тебя не использовала, что у меня и в мыслях не было над тобой насмехаться. Ты вспомнишь, что мне было не до того. Ведь я тоже превратилась в животное, а ты понял, как свести меня с ума. Ты чувствовал себя чертовски мужественным, тебе нужно было поскорее начать, ты даже дверь не подумал запереть. Теперь, красавец, ты чувствуешь себя раздавленным. Можешь сколько угодно глядеть на меня как баран на новые ворота! Сейчас прикоснись я к тебе, и тебя стошнит. У тебя в голове не укладывается, как я вообще могла тебе понравиться. Ну да ничего, братишка, погоди немного, и еще посмотришь, что с тобой станет.

Она встала с постели, начала одеваться, напевая что-то себе под нос. Уголком глаза он видел, что она делает, хотя прямо на нее и не смотрел.

Наконец Кори подошла и встала у кровати.

— Я ухожу, милый.

— Кори…

— Что, милый?

— Почему… ты настроена так… враждебно? Согласен, ты не такая, какой я тебя представлял, согласен, таких, как ты, я вообще не встречал. Признаю, ты взяла надо мной верх. Но почему ты хочешь мне отомстить? Ведь я не сделал тебе ничего плохого?

— Но Джан ты причинил боль, так?

— Возможно. Для тебя это имеет значение?

— Ни малейшего.

— С кем ты хочешь поквитаться?

— Тебя никто не просит лезть ко мне в душу, милый. Наслаждайся тем, что есть.

— Разговор об этом тебе неприятен. Почему мои вопросы тебя так тревожат?

— Меня ничто не тревожит. Мое состояние характеризуется как спокойное и умиротворенное. Доволен? — Она слегка поцеловала его в губы. — Выспись как следует. Тебе нужно отдохнуть.

Он слышал, как за нею закрылась дверь. Полежал еще немного, затем поднялся и принял душ. Несколько раз намыливался. Одевшись, заглянул в программку. Какие мероприятия он пропустил? Ничего особенно интересного, но все равно больше отлынивать нельзя. И так уже не попал на коктейль перед банкетом.

У Хаббарда было такое чувство, будто он вор, скрывающийся с добычей. Когда он спускался на лифте, на каждом этаже в него входили делегаты. Ему казалось: присмотрись кто-либо к нему поближе, сразу заметит, какую оргию Хаббард устроил в своем номере.

Он пообедал в одиночестве за столиком в ресторане, специализирующемся на жареном мясе. В огромной открытой духовке мерцал костер. Хаббарду казалось, что он смотрит на мир сквозь вогнутую линзу: все видно, как прежде, только в слегка искаженном виде, и от этого ему становится не по себе. Даже руки словно не его. Жареное мясо кажется одновременно восхитительным и безвкусным. Как и любой человек, привыкший мыслить рационально, он хотел проанализировать ситуацию, найти причины и следствия, но мозг его взбунтовался, не желая двигаться по наезженной колее. Он устал, ему хотелось есть, а думать о Кори Барлунд не хотелось.

Во время еды Хаббард вспомнил о далеком прошлом, когда чувствовал себя так же, как сейчас — виноватым, обманутым и озадаченным. Ему понадобилось несколько минут, чтобы в точности восстановить, как все тогда было, потому что он глубоко запрятал случившееся в тайники своей памяти и замаскировал гордостью, самомнением.

Ему тогда было двенадцать, он был самоуверен и знал, чего хочет. В результате несчастного случая на заводе его отец стал калекой, пенсии не хватало, и Флойду пришлось овладеть приемами выживания, какие только под силу большой семье, живущей в городе. Он изучил неписаный протокол местных банд и дворов, знал, как использовать отвагу и вероломство.

Но как раз в это время в его жизнь вкралась двойственность. Ему, как он ни старался придать лицу безучастное выражение, не удалось скрыть от учителей ни быстроты ума, ни широты воображения, и оценки его были лучше, чем ему хотелось бы. Внезапно им овладела страсть к чтению. Нечего и говорить, что те, с кем он привык общаться (не считая, конечно, семьи), просто засмеяли бы его, узнай об этом. Приходилось читать тайком. Парень чуть постарше — его звали Марк — проведал о тайной страсти Флойда. Марк был не из тех, с кем водят компанию — длинный, толстый, неуклюжий. Бегун из него был неважный, драться он не умел, да и играть с ним было неинтересно. Зато он вечно норовил употребить слово подлиннее, обладал недюжинным талантом по части сарказма, а обидчикам отвечал просто: обхватывал голову руками и принимался вопить.

И все же было у Марка одно достоинство — он читал книги. И Флойда пристрастил к чтению, снабжал его отличными книжками. Потом они спорили о прочитанном. Марк привел Флойда в кружок, который возглавлял мистер Эллиндер, школьный учитель. У Эллиндера были маленькие усики, коллекция трубок и шокирующее мнение о многом, что Флойду казалось само собой разумеющимся. Кружок назывался «Союз книжников», а встречались они в комнате над гаражом, где проживал мистер Эллиндер с матерью и теткой.

Так Флойд и стал вести двойную жизнь. Проблем особых не было: он гонял по двору со сверстниками, в школе прикидывался, что ему на все наплевать, зная, что у него есть, где излить душу. Мистер Эллиндер, в этом Флойд был уверен, настоящий гений. Он добьется признания, когда напечатают его книгу. Над книгой Эллиндер работал уже давно.

Как-то дождливым утром Флойд прочитал книгу раньше, чем ожидал. Книгу эту дал ему мистер Эллиндер. Вот Флойд и пошел обменять ее на другую, того же автора. Он знал, что в библиотеке Эллиндера в комнате над гаражом нужная ему книжка есть, более того, Эллиндер даже пообещал ему ее дать. И Флойд отправился в путь. Он бережно сунул чужую книжку под плащ и поплелся с нею под проливным дождем в гараж мистера Эллиндера. Постучал. Ответа не последовало. Дернул ручку. Дверь оказалась не заперта. Озираясь, он вошел и бесшумно поднялся вверх по узким ступенькам. Что тут такого? Положит старую книжку на место и тихонько возьмет новую. Все равно Эллиндер ему обещал.

Он на цыпочках прокрался по комнате и был уже на полпути к книжным полкам, когда его внимание вдруг привлек звук, доносившийся справа. Флойд обернулся на шум и не поверил своим глазам: в алькове у окна, где стояла покрытая пестрым покрывалом кушетка, он увидел Марка. Без очков тот напоминал слепого котенка. А рядом, за пухлым обнаженным плечом Марка, он приметил пылающего от гнева мистера Эллиндера.

— Убирайся! — прошипел он. — Вон отсюда!

Флойд бросился бежать. Он несся домой, не обращая внимания на грязь и ливень, и ни разу не остановился. Дома упал на кровать и стал слушать, как стучат по крыше дождевые капли. Флойд старался ни о чем не думать. Примерно через час появился Марк. Дождь кончился.

— К тебе Марк, — сказала мать Флойда.

Но Флойд не пригласил его в дом. Он спустился к нему во дворик.

— С тобой хочет поговорить Пол, — нервно, но твердо проговорил Марк.

— Пол?

— Мистер Эллиндер. Боится до смерти, что ты всем расскажешь. Ему нужно с тобой поговорить.

Флойд разок всхлипнул, а затем, не говоря ни слова, со всех сил ударил Марка по губам. Марк уселся прямо в грязь и заревел, как девчонка. Флойд бросился домой. Потом выглянул из окна. Марк поднялся и, согнувшись в три погибели, шарил по грязи в поисках очков. Нашел, вытер о рубашку, надел и поплелся прочь.

Вернувшись в комнату, где он жил со старшим братом, Флойд испытал те же чувства, что и сейчас, заканчивая дорогой обед в роскошном отеле. Голова раскалывается от тупой боли, он устал и чувствует себя виноватым. Еще скорбит об утрате того, чего никогда не было, и все же убежден: он сам повинен в том, что этого больше нет.

Глава 7

Настал второй полноценный день съезда. Хаббард проснулся рано. Через оранжевые шторы пробивалось яркое солнце, и он вдруг испытал болезненное возбуждение. «Это что еще за новости? — строго спросил себя Хаббард. — Буду вести себя хладнокровно, рассудочно. Никаких сумасшедших поступков!»

Во время завтрака он познакомился с программой заседаний рабочих групп и решил пойти на обсуждение методов реализации продукции на зарубежных рынках. Эта тема всегда его интересовала. Может, и польза какая-то будет.

С завтраком Хаббард покончил минут за двадцать до начала заседания. Потом подошел к конторке администратора, спросил, нет ли для него чего-нибудь. Тот протянул ему толстенное письмо от Джан, пришедшее авиапочтой. Хаббард вскрыл конверт — наверное, что-нибудь в него вложила. Но нет — только исписанные на старой портативной машинке листы бумаги.

«Дорогой,

дети легли, да и ящик, к счастью, молчит. Я, кажется, покончила с неотложными делами…»

Хаббард засунул письмо обратно в конверт и сунул его во внутренний карман пиджака. Его вдруг настолько сильно охватило чувство вины, что он даже испугался: не залила ли лицо краска стыда? Оттягивавший карман пухлый конверт постоянно напоминал о себе.

Хаббард прошел мимо выставки. Близняшки АДМ еще не заступили. Сотрудники приводили в порядок стенды, раскладывали новые брошюры, включали прожектора и прочую подсветку.

В центре актового зала поставили длинный стол для экспертов, подле него полукругом расположили сиденья для делегатов. У дальнего прохода о чем-то беседовали трое. Хаббард нашел укромный уголок, достал письмо Джан и продолжил читать с того места, на котором прервался.

«Я попытаюсь мыслить ясно, постараюсь поточнее выразить свои мысли, так, чтобы ты правильно меня понял. В последнее время между нами не единожды возникало недопонимание. Вот я и решила воспользоваться возможностью все прояснить. Должен же хоть кто-нибудь это сделать. Пусть я буду в этом деле первой. Нарочно пишу тебе, чтобы ты мог спокойно обдумать мои слова, перечитать сказанное, если нужно. В последнее время я, возможно, вела себя не лучшим образом. Не знаю, были ли у меня на то основательные причины, но в любом случае я попытаюсь их спокойно изложить.

Проще всего, милый, прямо и без обиняков тебе заявить: корабль нашего семейного счастья поплыл совсем не туда, куда я рассчитывала. Конечно, я могу приноровиться и к новому курсу, только вначале должна убедиться, что другого пути нет.

Как ни банально это звучит, но я выходила замуж за человека увлеченного. Я знала, что ты хочешь продвинуть вперед науку в той области, в которой ты настоящий эксперт. Знала, что тебе нравится преподавать — так ты можешь заниматься исследованиями. Мне по душе был твой энтузиазм, милый. Я и не рассчитывала на большие деньги. Знала: ты будешь работать допоздна, приходить до смерти усталый, тебе будет не до еды и не до меня. Работа будет поглощать все твое внимание, а мне придется гадать, помнишь ли ты о моем существовании.

Именно так все и шло. Пока дела обстояли таким образом, мы оба были гораздо более счастливыми, чем сейчас, когда у нас стало больше денег. Деньги деньгами, да только все пошло не так, как прежде. Последний раз, когда я попыталась сказать тебе то, что думаю, мы заспорили. Раньше, до того, как наша жизнь изменилась, мы никогда не наговорили бы друг другу того, что сказали тогда. Ты заявил, что я просто злюсь из-за того, что тебе так много приходится ездить. Не спорю, мало приятного в том, что тебя вечно нет дома, но даже не твое постоянное отсутствие меня так огорчает. Свою нынешнюю работу ты считаешь настолько важной и полезной, что я уж сомневаюсь: неужто ты и впрямь так думаешь. Ты, конечно, выразился более витиевато, но смысл был такой: если человек обладает организаторскими способностями, просто неблагородно отлынивать от руководящей работы и заниматься техническими мелочами. Технарей, как ты сказал, пруд пруди, а урожденных администраторов — раз — два и обчелся. Не будь управленцев, технарям ни за что не удалось бы провернуть свои задумки. А еще ты сказал, что я тяну тебя назад, мешаю продвижению. Это, по-моему, вообще несправедливо и даже гадко.

Дорогой, не хочу даже спорить о том, как верно жить. Ты можешь заявить, что на этот счет существует множество воззрений, и ни одно из них не является истинным, или что в каждом из них содержится крупица правды. Дело не в отвлеченных рассуждениях. Мы говорим о тебе, о конкретном Флойде Хаббарде. И как бы я ни хотела, но ничего хорошего в том, что ты стал управленцем, не нахожу.

Помнишь, вы с Тони проводили эксперимент по проводимости каких-то сплавов при абсолютном нуле? Я в шутку тогда тебе сказала: «Когда эксперимент удастся, ваши открытия наверняка будут востребованы. С их помощью можно будет выпускать новое поколение кастрюлек и сковородок». Ну ты тогда и рассвирепел! И было отчего. Ты мужчина, ты занимался мужской работой и не боялся, что тебя назовут идеалистом.

Прости, конечно, но администрирование, которым ты уже года два занимаешься, для меня не больше чем манипуляция живыми людьми. Можно перевести их с одного места на другое, реорганизовать группы, сделать так, чтобы люди приносили предприятию больший доход и, возможно, даже чтобы они радостнее смотрели на жизнь, но восхищаться тут особенно нечем.

Ты жадно впитываешь знания. Свою жажду раньше ты удовлетворял с помощью чего-то осязаемого. Сейчас же ты имеешь дело с совсем иным, с тем, что нельзя пощупать. Поэтому и меняешься. Не хочу тебя обижать или злить, поэтому скажу просто: в тебе больше нет той наивности, которая мне так нравилась. Ты гордишься тем, что делаешь, но это плохая гордость. Ты научился нажимать кнопочки, заставляющие других подпрыгивать. Ты стал скептиком, даже циником. Ты вечно настороже. Ничто вроде бы не изменилось — у тебя та же улыбка, та же манера разговаривать, ты по-прежнему умеешь понравиться. Но при этом ты всегда начеку, даже со мной. Ты становишься политиком. Пусть мои слова покажутся тебе ребячеством, но я все равно скажу: компромиссы, увертки и использование других в своих целях мне не по душе. У меня и в мыслях нет обвинять тебя в какой-то безнравственности. Просто работа меняет тебя изнутри, а как именно — я до конца понять не могу.

Что я понимаю, так это какой притягательной силой обладает для тебя власть. Раньше ты и помыслить не мог о таком могуществе. Можно, конечно, сколько угодно твердить себе, что ты используешь свою власть лишь для того, чтобы творить добро. А еще — чтобы обеспечить семье безбедное существование.

Я и так уже много написала. Ты, может, обвинишь меня в глупости, но у меня хватит мозгов не требовать у тебя отказаться от твоей работы или заняться тем, чем ты всегда занимался. Я пыталась — не знаю, насколько удачно, — попросить тебя об одном. Обдумай все, что я написала. Покопайся в себе. Так ли уж ты счастлив? А если мы несчастны, тогда зачем вся эта мишура? Мне многого не надо. Скажу просто: я люблю тебя и хочу, чтобы ты любил меня. Любить легче, когда знаешь, что живешь, творя добро, занимаешься полезной работой и можешь зримо измерить то, чего достиг.

Подумай над моими словами. Когда вернешься, попытайся выразить свои мысли так, чтобы мы снова не начали ранить друг друга, поскольку оба испытываем чувство вины. Обещаю: если ты хочешь жить так, как живешь, я буду рядом и сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Нам всегда было хорошо вместе, и я готова пройти сквозь огонь, воду и даже колючки, лишь бы сохранить чувства, которые мы друг к другу испытываем. Хороший брак — итог удачи, навыка и усердного труда. Мне нужна уверенность, что мы не поставим крест на своем счастье. Понимаешь ли ты? Может, я и грубо высказалась, сказав, что мы плывем совсем не туда, куда мне хотелось бы. Наверное, мало кто получает то, на что рассчитывал. Но разве мы не можем быть исключением?

Пожалуйста, когда прочтешь письмо, не звони мне. Лучше поговорить обо всем при личной встрече. Занимайся съездом, выполняй мерзкое поручение, которое дал тебе Джон Камплин, и время от времени вспоминай меня. Загляни в глубь себя, оглянись в прошлое. Не слишком ли ты изменился? Все ли тебе нравится?

Я правда тебя люблю.

Джан».

Хаббард сунул письмо в карман. Оказалось, что эксперты уже расселись по местам. Набралось человек двадцать, хотя при желании в зале уместилась бы и сотня.

Председательствующий взял слово:

— Я надеялся, что многие делегаты, собравшиеся на совместный съезд, понимают все значение того, чем мы собираемся заняться. Уважаемым экспертам могу лишь сказать: возможно, чуть попозже делегатов станет больше. Жаль, что я вас обнадежил.

Председатель начал представлять экспертов. Лысеющий мужчина, сидевший справа от Хаббарда, повернулся и прошептал:

— Лу-то хорош, как будто не знает, что с остальными творится! Одни настолько вчера перебрали, что до сих пор в себя прийти не могут. Другие поползли к бассейну — там будут возвращаться к жизни. После обеда начнется игра в гольф. Где-то, говорят, режутся в покер. Какие-то парни отправились в море рыбачить. Лу еще повезло, что сюда вообще кто-то пришел. — Он заметил прикрепленную к пиджаку табличку с именем. — О, ты из АДМ? Значит, с Джесси Мьюлейни знаком. Где ваша контора?

— В Хьюстоне.

— Джад Оуинг, «Федерейтид». Мы в Чикаго живем. — Они обменялись рукопожатиями. — Мы с Джесси сто лет знакомы. Значит, и ты сегодня днем на пляж придешь? Там и увидимся.

— Да, конечно, — отозвался Хаббард.

Он попытался сосредоточиться на том, что говорили эксперты, но непрерывно терял нить рассуждений. Так промучился примерно час и затем, когда председательствующий объявил пятиминутный перерыв, незаметно улизнул. Проходя мимо стенда АДМ, Хаббард заметил Фреда Фрика. Тот о чем-то беседовал с одной из близняшек. Другая сидела на алюминиевом стульчике и трудилась над ногтями. Фред хмурился, тряс головой, что-то внушал. Но девушка, казалось, его не слушает. На ее лице застыло безучастное, слегка грубоватое выражение.

— Флойд! Эй, Флойд! — позвал его Фрик.

Хаббард повернулся и пошел к стенду. Фред с девушкой подошли поближе к бархатному тросу, преграждавшему вход.

— Флойд, позволь представить тебе Они. Они, познакомься, это мистер Флойд Хаббард, один из самых молодых, но многообещающих руководителей высшего ранга в нашем хьюстонском отделении.

— Очень приятно, — буркнула девушка, ясно давая понять, что ей глубоко плевать и на Хаббарда, и на его должность.

— Девчонки сегодня в платьях. Да ты небось и сам заметил! — Фрик ткнул его пальцем в ребро. — Мьюлейни решил, что так поприличнее. — Он повернулся к девушке. — Они, иди объясни все как следует сестре. — Девушка покорно удалилась. — Можно вдоволь загорать на солнышке, пока не надоест, все равно заплатят столько же. Так что приходите. В два часа. Домик номер пятьдесят. — Фрик пролез под канатом и, взяв Флойда за руку, увлек его за собой. — При этих девчонках говорить просто невозможно, — пожаловался он. — Так и слушают! Так вы приходите! Конни обещала появиться. Сю Битти тоже будет. И Кори. Мы прямо на открытом воздухе и соберемся. Я еще вчера вечером вам сказать хотел, Флойд, да только не нашел. Вечеринка на славу будет! Джесси надумал собрать сотрудников АДМ и старых приятелей. В это же время будет проходить турнир по гольфу. Так что не стесняйтесь, приходите да про плавки не забудьте. Я вам сказал, во сколько? В два часа!

Хаббарду удалось высвободить ладонь из цепких пальцев Фрика.

— В два, говорите? Отлично.

— Я бы и вчера вам сообщил, все искал вас, искал, да так и не нашел.

— Странно. Я никуда не уходил, — сказал Хаббард.

— Вы сейчас в большой номер?

— Фред, я иду к себе.

Они вместе вошли в лифт. Фрик заговорщически подмигнул и проговорил, понизив голос:

— Знаю, что вам нужно! Отдельная комната, такая, про которую никто не знает. Вот ключ. Номер одиннадцать ноль два.

— Спасибо, но мне…

— И не вздумайте отказываться, Флойд! Берите, берите! Таких отдельных номеров у нас всего три — у вас, у меня и у Джесси. А на восьмом этаже плохо, слишком много народу шляется.

— Право же, я не…

— На двери есть задвижка, так что врасплох вас никто не застанет. Берите ключ, кладите его в карман. Я же делаю все так, как следует. Если ключ не понадобится, так не понадобится. А в случае чего воспользуетесь.

Они вышли на восьмом этаже. Фрик не отпускал Хаббарда до самой двери его номера. Лишь оказавшись один, Хаббард спокойно вздохнул. Несколько секунд постоял закрыв глаза. До этого момента он постоянно был настороже: что, если ему попадется Кори? Хаббарду казалось важным увидеть ее первым и незаметно рассмотреть, так, чтобы, когда она повернется к нему, прежние чары Кори больше не имели бы над ним никакой власти.

Хаббард уселся на кровать, на которой они не спали, и перечитал письмо Джан. В первый раз письмо жены пришлось совершенно не ко двору, будто было написано для кого-то другого. И в номере это чувство лишь усилилось. Это письмо написала женщина, которую он едва знал, и написала она тому, кого уже больше не существовало.

Он убрал письмо в верхний ящик комода. Пожалуй, пикник на пляже, на который пригласил его Фрик, то, что надо. Там он сможет вести себя свободно, изобразить благодарность и незаинтересованность в том, чтобы что-либо повторять.

Хаббард сел за стол, написал открытки Джан и детям, отнес их в холл и бросил в почтовый ящик. Спустившись в цокольный этаж, купил плавки и куртку в тон, лосьон от солнца, темные очки и сандалии. Поел в гриль-баре: сегодня торжественных ленчей не устраивали.

Часа в два Хаббард, нарядившись в плавки и куртку, с полотенцем и прочими причиндалами под мышкой, прошел к лифтам, предназначенным для спуска к пляжу и бассейнам.

Перед домиком номер 50 красовалось несметное количество стульев, шезлонгов, столов. Двери домика были широко распахнуты: здесь находился импровизированный бар. Помощники Фрика сновали туда-сюда, снабжая напитками сотрудников АДМ, подставивших свою плоть жарким объятиям солнца.

— Глядите-ка, Флойд! — раздался чей-то голос.

Хаббард улыбнулся и помахал собравшимся. А были здесь почти все делегаты от АДМ и несколько незнакомцев. Кое-кто захватил с собой жен. Четверо играли в теннис, Конни Мьюлейни вязала, близнецы, намазанные кремом, поблескивали облаченными в бикини телами. Солнце словно придавило окружающих: все едва-едва двигались, неслышно говорили.

Хаббард облюбовал защищенное зонтиком местечко подальше от толпы, разостлал полотенце и принялся втирать в грудь и плечи крем, когда появился Бобби Фейхаузер. В руках он держал высокий бокал.

— Торопитесь! — провозгласил Бобби, протягивая ему напиток. — Только сегодня! Уникальный химический состав, созданный специально для восстановления утраченной организмом жидкости. Изготовлен из пота.

— Хорошо хоть не из крови.

— Выпьете три порции и вам захочется поплавать в бассейне. Только не кидайтесь в него сразу, сначала ногой пощупайте, а то вдруг это и не бассейн вовсе.

Хаббард поблагодарил Бобби и снова огляделся. Он искал Кори, но спросить про нее не решался. Может, и получится задать вопрос как бы невзначай, но кто знает?

Он уже собрался было растянуться на своей подстилке, когда увидел ее. Она стояла всего футах в шести от зонтика и улыбалась ему. Он и не знал, когда она здесь появилась. В руке Кори сжимала купальную шапочку. На ней был полосатый открытый купальник. Она только что вышла из воды: купальник не успел высохнуть, да и на плечах сверкали капельки.

Едва Хаббард ее увидел, как по телу словно прошел электрический разряд. Он и подумать не мог, что она так на него действует.

— Пойду возьму полотенце, — сказала Кори и прошла мимо. Он поглядел ей вслед. Как нелепо! Идет, будто настоящая леди. Вот это несправедливость! Ходит на глазах у всех, такая хрупкая, нежная, чувствительная. И никто не догадывается о правде. Не виляет бедрами, не кривит рот, не знавший пощады, по ее походке и не догадаешься о самозабвенной страсти, с какой она ему отдавалась.

Но вот Кори снова перед ним — загадочная, недоступная, красивая, стройная девушка со светлыми волосами, темно-голубыми глазами и нежным личиком античной статуи.

Хаббард откинулся на спину, закрыл глаза — слепящие лучи солнца проникали даже сквозь темные очки — и почувствовал, как из пор заструился пот.

Кори коснулась его ноги чуть выше лодыжки, а ему показалось, что она пробежалась пальцами по внутренней поверхности ноги и заехала кулаком в пах.

— Привет! — раздался ее голос.

Он открыл глаза. Она сидела у основания навеса, подтянув ноги и пристроив подбородок на колени. В той же позе он видел ее тогда, когда она приняла душ и, обнаженная, вышла к нему. Кори намеренно приняла именно эту позу, зная, о чем он вспомнит.

— Придется хоть немного позагорать, — сообщил Хаббард, обращаясь к Кори, как к простой знакомой, — а то дома мне и не поверят, что я здесь побывал. — И тут понял, что совершил ошибку: надо было расположиться там, где побольше народа.

— А я не люблю долго лежать на солнышке в купальнике, — заявила Кори. — Загар становится неравномерным. Милый, ты вчера заметил? У меня везде загар.

— Не так громко!

— Нас никто не услышит, дорогой. Выспался? Надеюсь, я тебе снилась?

— Кори, давай сменим тему.

— Вчера ночью я уж было подумала: надо остаться с тобой, да вот вспомнила, что Мейнарда не накормила. Так моего кота зовут. Он наполовину сиамский, наполовину уличный. В отличие от меня. Я вся с улицы. Заметил?

— Кори!

— Сегодня утолила перед уходом его огромный аппетит и оставила ему еды в лоханке. Поэтому нынешняя ночь в нашем полном распоряжении, Флойд, радость моя.

— Послушай…

— Так что, когда будешь готов, потихоньку уйдем отсюда. Поодиночке, конечно.

— Нет, Кори.

— Ты меня не хочешь?

— Речь вообще не об этом. Просто…

— А я тебя хочу. На это же нельзя наплевать? Ты был бы потрясен, если бы узнал, насколько это необычно. В редких случаях, когда я кого-то хочу, вторично мне их уже не хочется. А тебя я так и слопала бы. Можешь поверить, обычно решение за мной. Я никого не упрашиваю.

— Принести тебе выпить?

— Нет, спасибо, Бобби пообещал мне налить. Так что зря ты воспринимаешь все так спокойно. В конце концов, что в тебе такого? Заурядный человечишка, за таксиста сойдешь. Подумаешь, печальные карие глаза и ни малейшего дара заниматься любовью. Я же тебе такое показала, о чем ты и не подозревал. Так что же в тебе такого особенного? — Она остановилась: к ним подошел Бобби. — Спасибо. — Кори взяла у него бокал. — В данный момент я выясняю мотивации высокопоставленных чинов АДМ.

— Тогда вам можно только посочувствовать, — откликнулся Бобби.

— Вот и я мистеру Хаббарду о том же твержу. Бобби кто-то позвал.

— Извините.

Он исчез из виду.

— Так на чем мы остановились, прелесть моя? — спросила Кори.

— Ни на чем.

— Да ты что? А я так старалась! — Она дотронулась до его лодыжки, начала легонько его пощипывать. — Проверим, красавчик, так ли уж ты неуязвим.

Хаббард попытался думать о чем-то постороннем. О снегопаде, о бейсболе, о том, как с ним произошла авария. Но мысли упорно не желали идти в заданном направлении, норовили свернуть с проторенной колеи и броситься в пучину неизведанных — и таких знакомых — наслаждений.

— Упрямый баран! — незлобно выругалась Кори. — Если и дальше будешь прикидываться, кто-нибудь заметит.

Хаббард перекатился на бок и улегся на живот. Кори рассмеялась, но прекратила щипаться.

— Да на тебе прямо бронежилет! — заявила она. — Бедняжка Кори тебе совершенно безразлична. — Она встала, подошла поближе и села, положив нога на ногу, прямо перед ним. — Зачем ты хочешь бороться с неизбежным?

— Именно поэтому. Не знаю, поймешь ли ты. Слишком многое говорит в твою пользу. Можно привести тысячу оснований, почему я должен броситься тебе на шею. Зачем, мол, стыдиться своих чувств? Все равно никто не узнает. К чему сопротивляться? Ведь, в конце концов, неизвестно, когда еще в жизни подвернется такая возможность? И так далее. Причины можно множить и множить. Да только все твои аргументы исходят из одного — что я полное ничтожество.

— Ты тут, по-моему, вообще ни при чем. Ведь это я взяла на себя инициативу. И снова предлагаю тебе лечь со мной.

— Ничего более мерзкого не слышал.

Она, кажется, и впрямь удивилась. В глазах даже появилось задумчивое выражение.

— Пожалуй, ты мне тоже в новинку. Как и я тебе.

— Пожалуй.

— Похоже, Флойд, тебе это по душе.

— Еще мягко сказано! Я просто плясать готов от радости. Видишь ли, то, что было между нами, это не любовь. Мы словно враги. Знаешь, это как бороться со змеей: она тебя кусает, а ты только и думаешь, сколько еще удастся протерпеть, прежде чем яд с тобой покончит. Кори, я увидел в тебе злобу, ты хотела наказать нас обоих.

— Разумеется.

— Значит, ты это понимаешь.

— А кто тебе сказал, что любовь это не битва? Только новичок так думает.

— Ну, ты-то не новичок.

— Я была замужем. Ты знаешь.

— Я не об этом.

Кори изучающе посмотрела на него. Хаббард разглядывал ее губы. Какие они, интересно, при свете дня?

Просто удивительно! Она сама, ее лицо, губы — все в ней кажется таким беззащитным, хрупким. И не подумаешь, какую боль способен причинить ее язычок, с какой бешеной жестокостью она действует губами, какие невероятные требования к нему предъявляет.

— Ты смотришь на меня и тебе нехорошо? — тихо спросила она.

— Да.

— Отлично. Тебе будет еще хуже. Но ты почувствуешь себя таким сильным! Знаешь, ты же глупец. Маленький, глупенький, глубоко потрясенный человечишка. В своем воображении сейчас я занимаюсь с тобой любовью, мне в голову приходит такое, во что ты даже не поверишь. Воображение кипит, в груди появилась боль, а…

— Прекрати, Кори! Ради бога, перестань!

— Чем больше ты меня возненавидишь, тем нам обоим будет лучше.

— Пойми, наконец, никуда я с тобой не пойду. Серьезно. Между нами было такое, за что я тебе в каком-то смысле даже благодарен. Но мне хватает мозгов понять: мою страсть ты хочешь превратить в болезненную привязанность. Ты только этого и добиваешься. А когда я потеряю остатки достоинства, превращусь в животное, в свинью…

— Зачем ты так говоришь? Как ты можешь так говорить?

— А что ты расстроилась? По-моему, «свинья» как раз подходящее слово. Когда для меня перестанет существовать в этом мире все, кроме тебя и того, что ты делаешь со мной, вот тогда ты сможешь спокойно исчезнуть.

— Разве наслаждение того не стоит?

— Для меня — нет. Я не такой, Кори. Есть у меня одна отвратительная черта: я гордый. Люблю быть о себе самого высокого мнения. Поэтому тебя я больше не хочу. Спасибо, что предложила.

— Надо же, какие громкие фразы! Ты прямо истый пуританин. Но ничего, погоди, скоро я снова окажусь у тебя в постели, и ты скажешь мне, что на седьмом небе от счастья. Не веришь? Поживем — увидим. Скажешь, когда будешь готов. Я-то уже давно готова, с самого утра, любимый.

Она легко встала на ноги, скользнула ладонью по его подбородку и удалилась. Остановилась лишь, чтобы сделать глоток и оглянуться. В этот момент она сделала едва заметное движение бедрами. Окружающие ничего и не увидели, а для него это было все равно что удар под дых, нанесенный боксером экстра-класса. У него перехватило дыхание, кровь застыла в жилах.

А Кори спокойненько подошла к Чарли Гроумеру и Тому Кармеру. Они смотрели, как Стю Галлард до нитки обчищает Фреда Фрика в карты. Флойд закрыл глаза. Как жарко! Солнце светит слишком ярко. Он словно бултыхается в каком-то клейком растворе. Мысли движутся медленно, вяло, нехотя. Происходящее кажется совсем неважным. Какое ему до всего дело?

Флойду вдруг вспомнилась Кори. Перед глазами ясно возник ее образ. Ее грудь на ярко-оранжевом фоне, застлавшая все вокруг. Красивая, совершенная грудь, упругая, как папайя, с загорело-оранжевым соском, напрягшимся от предвкушаемого наслаждения. Молочно-белая кожа, изящная спина, увенчанная изысканной прической, ее бедра, трущиеся о его колени, извивающиеся, будто только что пойманная рыбка на днище лодки.

Флойд заснул. Даже сам этому удивился: надо же! Солнце уже клонилось к закату. Многие разошлись. Кори тоже не было видно. При мысли о ней он испытал слабость — но такую слабость испытывает больной, идущий на поправку. Лихорадка утихла. Флойд подошел к бассейну и нырнул в воду. Раза четыре переплыл его вдоль и поперек. Во рту была горечь, руки и ноги отяжелели.

Он вышел из воды и принялся растираться полотенцем, когда рядом появилась Конни Мьюлейни. В руках она держала два высоких бокала

— Флойд, придется вам меня спасать! Если откажетесь, я их оба выпью и стану всеобщим посмешищем.

Флойд покорно взял напиток. Он понял: Конни пытается держать себя в руках, а на самом деле она и впрямь много выпила.

Конни села под зонтиком, шлепнула рукой рядом, приглашая его сесть рядом.

— Хочу с вами познакомиться, пока наш чертов съезд не закончился.

Флойд уселся, она ткнула своим бокалом в его бокал. Раздался звон.

— За грехи людские, — произнесла Конни.

— За грехи.

— Все мы грешны. Мы с Джесси хороши — хозяин и хозяйка нализались дальше некуда! Вон Джесси, с Джадом Оуингом беседует, плетет ему небылицы. Знаете, что?

— Что, Конни?

— Если бы сейчас вы назвали меня миссис Мьюлейни, я бы вас по башке треснула, так и знайте! Вы небось такие вещи печенкой чуете?

— Какие такие вещи?

— Как обращаться с людьми, чтобы получить у них то, что хочешь.

— Неужто вы думаете, что я такой расчетливый?

— Нет. Вы отлично справляетесь со своей ролью. Я ведь вам в матери гожусь? Это-то вы понимаете?

— Ничего подобного!

— А вот и да! Особенно если бы я была из Кентукки. Только не знаю, нужен ли мне сынок вроде вас. Наверное, будь вы моим сыном, я бы слегка перепугалась.

— Почему же?

— Вы всех своих подсадных уток в рядок перед собой выстроили. Поговорка такая.

— Не знаю, Конни, что вам кажется, но, честное слово, мои подсадные утки сидят то здесь, то там.

Она пристально посмотрела на него:

— Так о чем это я?

— Наверное, хотели сказать, что я интриган.

Ее седые волосы слегка растрепались, от выпитого щеки несколько обвисли.

— Знаете что, на свет появился новый тип людей, — проговорила она. — Я таких не понимаю. Такие тихие, незаметные. Знают, сколько выпить и когда нужно остановиться. Знают, как правильно одеваться, в какой машине ездить и что принято думать. Вы сами себе не надоели?

— По-моему, все мы сами себе надоедаем.

— Нет, не скажите! Я, например, себе никак не надоела. Четверо моих детей в браке, у меня трое внуков. Так что я себе никак не надоела. И Джесси тоже. — Она наклонилась к нему, с вызовом взглянула ему в глаза. — Вы знаете: мне по-прежнему нравится с ним спать! Вы, молодежь, думаете, что это противно, а? — Она похлопала себя по животу. — Я же постаралась сохранить свою красоту. Для него постаралась. Не каждому такая роскошь дана. Думаете, у вас в возрасте Джесси такое будет?

— Надеюсь.

— Я по-прежнему его любимая девочка. Это же здорово… правда?

— Здорово, Конни.

— Ах, Флойд, если б вы знали, я же насквозь его вижу! Вот теперь во все тяжкие пустился, интригует, думает, от этого польза выйдет. Сейчас тоже какое-то варево стряпает. Вы знаете? А я знаю! Мне неизвестно, что он там задумал, но я вижу: он чувствует себя виноватым. Может, его делишки с вами связаны? Он вас до смерти боится. И я тоже. Вы один из тех, новых.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы меня боялись.

— Берегитесь моего Джесси. О чем это мы говорили? Я хотела что-то… а, о том, что он и Джад врут друг другу, как будто все в порядке. Я его люблю. Я уже говорила, да? Он так волнуется, никто не может ему толком ничего сказать. Может, и не стоило мне с вами эту беседу вести, но его жизнь в ваших руках, а о чем вы думаете, никто не знает. Мне вообще следовало бы помалкивать. Я пьяная старуха, а как с вами, новыми, обращаться, понятия не имею. Наплету что-нибудь не то. Ну и черт с вами! Пусть я глупостей наговорю. Что будет с моим Джесси?

— Понятия не имею, Конни.

Она опять пристально посмотрела на него:

— А как думаете? Вы, новые, никогда ничего напрямик не скажете, ваши решения потом, на перфокартах, появляются. Так, значит, слабо сказать?

Хаббард взглянул на ступенчатые террасы, бассейны, растения. Солнце стояло низко, немногие оставшиеся на пляже при его свете напоминали бронзовые изваяния. Светлые флигели отеля вздымались в темнеющее небо. Сердце у Хаббарда словно окаменело, но где-то в глубине еще сохранились остатки беспощадной гордости.

— Не знаю, какое решение примет руководство, — сообщил он. — Я в отчете напишу то, что думаю. За это мне и платят. Напишу прямо: АДМ привечает любимчиков и Джесси Мьюлейни взобрался ступеньки на три выше, чем того заслуживает. Нынешней своей должности он не соответствует. Тычется в темноте, как слепой котенок. Все в компании — структура, сотрудники, методы, контроль — нужно полностью пересмотреть, причем решать проблемы станет гораздо проще, если первым делом убрать Джесси.

Конни попыталась что-то сказать. Облизала губы и предприняла новую попытку:

— Я… так и знала. Он, наверное, тоже, — потом закрыла лицо руками, опустила голову и умолкла.

— Ну, ему-то все это объяснят в других выражениях, — сказал Хаббард.

— В разговоре со мной вы выражений не смягчали.

— Может, я был не прав, Конни.

Она опустила руки, шумно втянула воздух:

— Ну, что вы! Разве такой, как вы, может ошибаться. Вы, новый тип людей, всегда правы. На все есть причина, только ее не сразу разглядишь. — Она поморщилась, словно от боли. — Знаете, чего мне не хватает? Доброты. Прежде ее много было, даже без причин порой. Теперь все иначе. Нынешняя доброта скорее на жалость похожа, на благотворительность. Нас отправили блуждать по лабиринту. Вы, новенькие, смотрите на нас будто из-за стекла, то включите ток, то выключите — жалите нас электричеством. А если мы все-таки находим выход, дарите нам улыбку.

— Конни, все совсем не так.

Она улыбнулась как победительница:

— Именно так — по крайней мере, для нас. Кому какое дело до того, что ты испытываешь? Где-то на схемке изображен Джесси, а в сносочке сказано: смотри страницу семьдесят восемь, четвертый абзац. Там про него найдешь. Но его участь мало кого волнует.

К ним, смеясь над анекдотом, направились Джесси и Джад Оуинг.

— Ну, красавица, — произнес Мьюлейни, — гостей мы спровадили. Похоже, конец нашей вечеринке. О чем это ты тут Флойду на ушко нашептываешь?

Хаббард вдруг почувствовал напряжение.

— Да так, ни о чем. Травила ему скучные истории про старые добрые времена.

— Напротив, мне было очень интересно, — возразил Хаббард.

— Ладно, теперь нужно себя в порядок привести. Встретимся на банкете, Флойд. Тебя, Джад, мы тоже ждем.

Мистер и миссис Мьюлейни направились к отелю. Оуинг вдруг признался:

— Когда-то, давным-давно, я сходил по ней с ума.

— Правда?

— Работал у него в подчинении, дело было еще в Нашвилле. Я был холост, поэтому меня приглашали на официальные обеды. Тогда она была настоящей красавицей, причем ясно было, что так до самой смерти красавицей и останется. Не будь ее, Джесси до сих пор из гостиницы в гостиницу кочевал бы, продавал бы товары, как какой-то коммивояжер. Я же дважды женился, оба раза пытался себе похожую на нее найти, да только не вышло. И знаете, что я вам скажу? Впервые вижу, чтобы она так нализалась. Обычно Джесси пьет за двоих.

— Она прекрасная женщина, мистер Оуинг.

Тот устремил на Флойда проницательный взгляд:

— Настало время, когда на луке оборвалась последняя тетива. До встречи, мистер Хаббард!

Хаббард подобрал полотенце, взял лосьон, солнечные очки и медленно пошел вслед за Оуингом. В наступающих сумерках двигались туда-сюда официанты. Они собирали бокалы, ставили на место мебель. Мускулистый парень складывал на ночь батут. Одни уборщики подчищали цементную пристань, другие вылавливали мусор из бассейнов. Закрывались уличные бары.

«Как же все просто, Джан, — подумал Хаббард. — Мне, с моей-то сноровкой, раз — два плюнуть. Все равно что шестидесятифутовое дерево свалить. А что тут такого? Я своим топориком даже бриться могу!»

Глава 8

Номера 852 и 854 соединялись между собой общей дверью. Когда Дейв Даниэлс увлек Фреда Фрика в номер 852, эта дверь была заперта.

— Ну вот, теперь можно и побеседовать, — сказал Дейв.

— Черт возьми, Дейв, сколько можно тебе повторять: у меня работы по горло. Если я не буду знать где что творится…

— Да хватит тебе скулить. На, держи, выпей.

— Я уже свою дозу принял. Да и тебе пора остановиться, — огрызнулся Фрик. Тем не менее взял бокал и уселся на кровати. — Я действительно собирался кое-что с тобой обсудить. Ради твоего же блага.

— Слушаю, папуля.

— Отнесись к моим словам серьезно, дело-то и впрямь нешуточное. В нашем чикагском отделении ты большой человек, по работе на тебя нареканий нет — я любому скажу: Дейв отличный работник. Но на съезде ты ведешь себя так, что вконец загубишь свою репутацию. О тебе уже судачат.

— Да пошли они все!..

— Но ты же Джесси вредишь! И это после всего, что он для тебя сделал. Стыдись! Мало того что ты себя на посмешище выставляешь, ты и Джесси причиняешь неприятности, когда здесь этот Хаббард.

— К черту этого грека!

— При чем тут грек?

— Хаббард на грека похож. А ты на девчонку-шведку. Слышал, Фредди? На шведку!

Фрик встал:

— Ясно. Говорить с тобой бесполезно. Ты пьян в стельку. Я пришел сюда не для того, чтобы…

— А ну, сядь, не то я тебя заставлю! — рявкнул Дейв Даниэлс. Затем произнес уже спокойнее: — Ладно. Согласен. Я в последнее время не в себе.

— И что? — тревожно спросил Фрик.

— Я так из-за малышки Барлунд завелся. Поэтому тебя сюда и позвал. Я ей, похоже, не по нутру пришелся, вот она и дает мне от ворот поворот. А я, чтобы ее заполучить, на все готов. Ты, Фредди, организацией съезда занимаешься, вот и организуй мне с ней встречу! А не то я твои желтые зубы вышибу, будешь по всему отелю ползать, челюсть подбирать.

— Но…

— Плевать, как ты все устроишь, главное — сделай, что я говорю. Если мне удастся заманить ее к себе в номер и приступить до того, как она сбежит, другой помощи мне не надо. Дальше она сама уходить не захочет. От тебя немного и требуется: придумай что-нибудь, скажи, что у меня есть материал по статье, над которой она работает, или…

— Да что ты так волнуешься из-за какой-то там проститу…

— Что-что, Фредди? Как ты сказал?

— Да так, с языка сорвалось. Ввернул словцо, честное слово. Даниэлс устремил на него тяжелый взгляд. Фрик поежился: уж слишком неуютно было глядеть на его налитые кровью глаза, задубевшее лицо и грубые ручищи.

— Хочешь сказать, — медленно начал Дейв, — что девчонка простая потаскуха? Так?

— Да что с тобой, Дейв? Неужели ты сам не догадался? Дейв схватил Фрика за отвороты пиджака, как пушинку, приподнял с кровати и швырнул в дальнюю стену. От удара Фрик на мгновение потерял сознание. Когда очнулся, увидел пылающее от бешенства лицо Дейва, склонившееся к нему.

— Только не вздумай врать, Фрик? Что тебе известно?

— Честное слово, Дейви, ты сам все знаешь…

Он получил кулаком в живот, скорчился и застонал. Даниэлс заставил его подняться и припечатал к стене.

— Спятил? — завопил Фрик. — Я же больной! У меня язва! Ты меня убьешь!

Даниэлс снова его ударил, подобрал и приложил к стене. Усмехнувшись, произнес:

— Слушай, Фредди, я так надрался, что сам не знаю, что творю. Могу стоять тут и колотить тебя, пока не надоест.

— Эй, постой! Даниэлс опустил кулак.

— Ну что, будешь говорить?

— Ладно. Я все тебе скажу. Только дай сесть. Черт бы тебя подрал, по тебе психушка плачет!

— Еще одно слово не по теме, Фредди, и я тебе опять вмажу, только пониже.

Фред Фрик состроил гримасу боли, сел на кровать.

— Только не говори Джесси, что все знаешь. Кори — шлюха. Я вышел на нее через одну мою знакомую, точнее, нашу с Джесси. Она проститутка высшего разряда, лучше ее в здешних местах не сыщешь. Нет никакой статьи, мы это так придумали, чтобы ее на Хаббарда натравить!

— На Хаббарда?

— Идея простая: с ней он обо всем на свете забудет. Даже если она не сведет его в конец с ума, все равно может устроить перед всеми сцену и здорово подмочить ему репутацию. Его карьере в АДМ настанет конец. Тогда уж ему не захочется Джесси кинжалом колоть, но даже если он все равно отрицательный отзыв представит, начальство его по головке не погладит: ведь все только и будут говорить, что о скандале, который ему любовница учинила.

— Думаешь, из этого толк выйдет?

— Больше все равно ничего не остается.

— Про ревизора из Сент-Луиса забыл? Его чем-то подпоили, раздели догола и в таком виде прямо перед всей честной компанией выпустили. Ну и что с того? Результат-то нулевой. Им другого ревизора прислали, вот и все дела.

— Джесси решил: попробовать стоит.

— Значит, Хаббарду все, а мне, выходит, ничего? Ну уж нет! Дай мне только до него добраться, я с ним такое устрою! Ему надолго с потаскушками забавляться расхочется!

— Дейв, какого дьявола ты к ней привязался? Наплюй на Кори!

— Еще чего! Первой попавшейся потаскухе Дейва Даниэлса унижать не позволено!

— Дейв, пойми ты, наконец, эта девчонка не дешевая шлюшка с улицы. Я о ней все знаю. Она прямо как новенькая — с первым встречным в постель не ляжет. Будет только с тем заниматься, с кем захочет, силой ее не заставишь. А тебе вообще все равно…

— Ах, Фредди, старина Фрик, если бы мне было все равно!

— Ради бога, Дейв, не лезь ты в эти дела. Сдалась она тебе! Слушай, дружок, я тебе такую цыпочку подыщу, ты про Кори и не вспомнишь!

— Не надо.

— Дейв, она же стерва! Тот усмехнулся:

— Но в постели-то хороша!

— Не вздумай портить мне жизнь, Дейв. И Джесси не мешай. Вот что я тебе скажу. Ну, задашь ты трепку Хаббарду. Сколько, думаешь, после этого в АДМ продержишься?

— Пугать меня вздумал? Да меня везде с руками оторвут. Я вообще, может, как только вернусь, заявление об уходе подам. Так какого черта я обязан тебе, или этому напыщенному болвану Джесси, или Хаббарду?

— Дейв, я и так тебе такое рассказал, о чем следовало бы помалкивать.

— Надо же, одолжение он мне сделал! Попробовал бы ты промолчать! Кишки бы свои в авоське таскал.

Фрик вскочил, отпрянул от Даниэлса и бросился к двери.

— Будь благоразумен, — попросил он. Даниэлс лишь рассмеялся:

— Знаю, чего ты так заторопился. Ее поскорее найти хочешь, предупредить. Только ничего у тебя не выйдет!

— Смотри, как налакался. Лечиться надо! Ненормальный! Даниэлс в шутку бросился к нему, Фрик вылетел из номера, хлопнув дверью, и как угорелый бросился бежать по коридору. Поняв, что погони нет, остановился, вытер вспотевшие ладони, отдышался. Живот болел, его подташнивало.

Фрик прислонился к стене, смахнул с лица пот. Через несколько минут к нему вернулась способность логически мыслить. Он пошел в спальню большого номера, покопался в записной книжке и набрал номер.

— Ал, малыш? Фред Фрик. Как дела? Рад слышать! Ал, я в «Султане», тут у нас съезд проходит. Возникла кое-какая проблемка, может, ты пособишь? Есть тут у нас один тип, который явно на неприятности нарывается, так вроде ничего, но как напьется… Сам понимаешь. Вот я и решил: что, если его обезвредить, пока он и впрямь какую заварушку не устроил? Нет, не выйдет, прикидываться нормальным он мастак. Я тут про тот бокс в больнице подумал. Может, вколоть ему что и продержать там… скажем, до воскресенья? А? Да, с персоналом свяжись, они поймут. Отелю шумиха нужна не больше моего. Его зовут Дейв Даниэлс. Чикаго, штат Иллинойс. Да, чуть не забыл, он жутко здоровый, настоящий силач! Ага. Про «скорую» не забудешь? Конечно, поступай, как считаешь нужным. Когда приступишь? Ал, честно говоря, мне бы побыстрее хотелось. Так, сейчас семь пятнадцать. Ну, думаю, часов до десяти мы продержимся. Значит, договорились? Хорошо, в десять я буду в своем номере. Восемь шестьдесят. Вы прямо сюда и поднимайтесь. Да, всю ответственность я беру на себя. Дейв еще сам мне спасибо скажет! Молодец, Ал, век тебя не забуду!

Вернувшись с вечеринки в номер, Хаббард вдруг подумал о Кори Барлунд. Вряд ли она так просто сдастся. За окном наступили сумерки, по комнате ползли причудливые тени. Он включил свет. Горничная сменила белье на обеих кроватях. Хаббард вошел в ванную, зашвырнул полотенце подальше, снял плавки, сбросил сандалии и включил душ. Отрегулировал воду и начал было наслаждаться тугими струями, когда чьи-то руки обняли его за бедра. Он едва не выпрыгнул из кожи.

— Догадайся, кто это? — раздался веселый голос.

Он отодрал от себя ее руки. Повернулся. На ней была его купальная шапочка. В ней Кори напоминала эдакого чувствительного юношу. Она с намеком взглянула на него, взяла из мыльницы кусок мыла и принялась взбивать пену на его груди. Он отнял у нее мыло.

— Как ты сюда попала?

— Неслышно открыла стеклянную дверь и встала под душ.

— Как ты проникла в номер?

— Любезно вела себя с обслуживающим персоналом. Дала горничной на чай. А что, не стоило? Ну, мы же на съезде, значит, должны вести себя по-особому. Да, я давно тебя дожидаюсь! Что так задержался?

— Где ты была, когда я вошел?

— Пряталась в стенном шкафу. Бросилась туда, услышав, как ты вставил ключ в замочную скважину. Подумала, ты снова начнешь занудствовать и читать мне нотации. Вот и решила сэкономить время, все упростить. Здорово я тебя подкараулила? А теперь потри мне спинку, только нежно, договорились? Потом понесешь в постель.

— Нет, Кори.

Она лукаво взглянула него:

— Нет?

Хаббард оттолкнул ее руку:

— Можешь не стараться, Кори. Я уже сказал — нет.

— Что ты так кипятишься? Ситуация безнадежная. Он взял ее за плечи, развернул и выставил из ванной.

— Надень на себя что-нибудь.

— Да, дорогой. Слушаюсь, дорогой. И повинуюсь.

Он захватил с собой в ванную только чистые трусы и носки. Натянул их и прошел в спальню. Она включила лампу и улеглась так, чтобы ее фигура смотрелась наиболее выигрышно.

— Я как девчонка с испанской открытки, только оружия у меня нет. Иди сюда.

Он надел белую рубашку и брюки. Застегивая рубашку, подошел ближе к кровати, безразлично взглянул на нее.

— Ты что, серьезно? — Ее голос звучал совсем иначе. Тихо, встревожено.

— Какое-то время я еще сомневался. Но теперь уже нет. Кори, ты сама все усложняешь. Не буду тебе внушать, какой я хороший и какая ты испорченная. Перед тобой трудно устоять, я это признаю. Согласен, мне сейчас нелегко, но я справлюсь. Ведь я борюсь за жизнь, а инстинкт сохранения жизни — самый сильный. Если сегодня будет так же, как вчера, со мной покончено.

— Значит, со мной покончено?

— Не знаю. В каком-то смысле да. Я ведь ничего о тебе не знаю.

Одним движением она бросилась под одеяло и накрылась по самый подбородок.

— Флойд, пожалуйста, выключи свет.

— Я же уже сказал…

— Я о другом. Прошу. Выключи и сядь рядом. И возьми меня за руку.

— Но…

— От простой любезности от тебя ничего не убудет.

Он выключил свет. Через окно проникал призрачный свет. Она вытянула руку, он сжал ее и сел на кровать.

— Не знаю, Флойд, могу ли я поговорить с тобой просто как с человеком.

— Ты мне нравишься, Кори. Тебе от этого легче?

— Да, намного. Я долго здесь сидела, ждала тебя. Я прочитала письмо Джан.

Он глубоко вдохнул. Выпустил с шумом воздух и проговорил:

— Ты не имела права, сама знаешь.

— Да, знаю. По-моему, она очень хорошая. Ласковая и умная. Такими все жены должны быть: ласковыми, но не слишком, и не щеголять своим умом. Так я и пыталась вести себя с Рейфом. И по-моему, преуспела. Все так думали, даже Рейф. Я была прелестной женушкой. Я была достойна восхищения и сама восхищалась мужем. И мне это нравилось. Все было как в игре, мы будто играли во взрослых, понимаешь?

— Конечно, понимаю.

— Рейф тоже был милашкой, да и работа у него была неплохая. Мы порешили на том, что год проживем вместе, а потом заведем ребенка. Так и поступили. То, что касается постели, все тоже было на высоте, не то что у нас вчера. Ласки, нежности и прочего было хоть отбавляй. Достаточно было ему меня коснуться, как у меня уже голова кружилась. Мне и вправду казалось, что ему больше и желать нечего. Ведь он сам говорил: лучше меня на свете нет. Разве от такого не растаешь?

— Для этого так и говорят.

— Я была на третьем месяце беременности. Рейф отправился с деловой поездкой в Гавану, а когда вернулся, я встретила его как полагается. Мы так любили друг друга! Но, увы, мой бедный муженек заразился от тамошней проститутки сифилисом. А к тому времени, как узнал про свою болезнь, успел заразить и меня. Врач, к которому он пошел, вызвал меня. Не переживайте, говорит, а у самого на лице широченная улыбка. Никакой трагедии тут нет! В наш-то век прогресса медицина все может. Меня вылечили с помощью гигантских доз пенициллина. Но на пенициллин у меня возникла реакция, я свалилась с лихорадкой. Как мне потом сказали, именно от лихорадки, а не от сифилиса мой ребенок родился идиотом. На третьем месяце не полагается биться в лихорадке. Вот так я была лучше всех для мужа. То, что он не получал со мной, решил добрать в постели кубинской проститутки. — Она сжала его руку, но совсем ненадолго.

Наступило тяжелое молчание.

— Как я могу тебе посочувствовать? Слезами горю не поможешь. Просто тебе не повезло.

— Ладно, Флойд, дослушай до конца, потом будешь комментировать. Кстати, теперь у меня с сифилисом все чисто, можешь не беспокоиться.

— Об этом могла бы и не говорить.

— По скорости, с какой был оформлен развод, мы побили все рекорды. Ребенка поместили в лечебницу в Мэриленде. Ему теперь больше пяти. Он не может ходить, говорить, никого не узнает. Его пребывание там оплачивает Рейф. Два с половиной доллара в месяц. Таково было единственное условие нашего развода. Говорят, такие дети умирают подростками. После развода я бросилась во все тяжкие, пытаясь доказать всем мужчинам на свете, что со мной никакая гаванская потаскушка не сравнится. Тут на меня и наткнулась сердобольная старая стерва по имени Алма Бендер. Отмыла меня от грязи, привела в порядок и обучила ремеслу.

— Какому?

— Я девушка по вызову. Так сказать, работа в ночную смену. Беру по полторы сотни. Девяносто мне, шестьдесят Алме, потому что живу я у себя. Мне сейчас двадцать восемь, за месяц я имею в среднем восемь клиентов. В год это выходит сто. Четыре года я провела лучше некуда, и еще десять—одиннадцать продержусь: ведь я о себе забочусь. Полторы тысячи мужиков — есть чем гордиться, что скажешь? Между прочим, я привередливая. Рассказать тебе, кого я предпочитаю?

— Если хочешь.

— Мои мужчины должны быть не очень старыми, с мозгами, чувствительными, женатыми, само собой и… еще в них должна быть детскость, напоминающая Рейфа. Знаешь, что я с ними потом делаю?

— Примерно представляю.

— Да я не об этом! Я отравляю им жизнь. До самой смерти они будут знать, что такого секса у них ни с кем не будет. Я такое им даю, что пресным женушкам и в страшном сне не приснится.

— Мстишь?

— Разумеется. Я их гаванская потаскушка, богиня справедливости, сжимающая в своих руках меч возмездия. Я заражаю их болезнью, которую не способно исцелить никакое лекарство. Заставляю испытать их то, после чего они никогда в жизни не почувствуют удовлетворения. Они стонут, извиваются, несут какую-то чушь, а я в душе смеюсь. Если хотят купить женщину и покупают меня, то пусть знают: они со мной никогда не расплатятся. Иногда я позволяю себе получать удовольствие, как, скажем, с тобой, но обычно лишь прикидываюсь. В такого рода спектаклях мне нет равных. Так даже лучше, чем когда все не понарошку.

— Ты с каждым делишься своими целями? Она отдернула руку:

— Я никому не рассказывала того, что рассказала тебе. У потаскушек сердце из золота. Не слышал? Разве тебе не встречалась Сюзи Вон? Мне нравится работать, все вы, мерзавцы, мне отвратительны. Даже ты. Но с тобой случай иной, ведь это не ты тряс у меня мошной перед носом. С формальной точки зрения ты не из тех клиентов, к которым я привыкла.

— Это еще как понимать, Кори? Кто тебе заплатил?

— Да уж, мой милый, тебе и невдомек, что я для тебя — бесплатный подарочек в обертке. Мне язык за зубами держать бы следовало, но я тебе все-таки скажу, тем более что разницы все равно никакой. Ты почетный гость Фрика и Мьюлейни. Наслаждайся подвалившим счастьем. Они меня у Алмы Бендер надолго арендовали, она с них запросила семь с половиной сотен, из них четыре мои.

Хаббард встал и прошел к балкону:

— Зачем им такие трюки?

— Неужели не догадываешься? Перед окончанием съезда я перед всем честным народом скандал тебе закачу. Разыграю перед ними настоящую мелодраму. Ко мне тут подвалил один специфический тип по имени Эймори и недвусмысленно предупредил: ты, говорит, во время своего спектакля не слишком-то вопи. Нам, мол, репутация отеля дорога. Короче, смысл в том, чтобы облить тебя публично грязью, тогда тебе, может, и расхочется

Мьюлейни на растерзание акулам бизнеса отдавать. Раз уж скандала все равно не избежать, чего ты в постель не прыгаешь, чтоб хоть было из-за чего скандалить?

— Вот придурки!

— Я, может, лишнего наговорила. Знаешь, тебе так и хочется излить душу.

— Недаром я работал над собой. Учился втираться в доверие к людям. — Он снова сел на кровать подле нее. — Могу тебе, Кори, обещать лишь одно: будет публичный скандал или его не будет, а Мьюлейни от расплаты не уйдет. Я обязан обо всем честно доложить, и я это сделаю. Ну, устроишь ты мне сцену, так Мьюлейни от этого лучше не станет, просто начальство обо мне бог весть что будет думать. Не хочешь обойтись без скандала?

— Ишь что придумал! Мне за него заплатили.

— Но это бессмысленно!

— Думаешь, мне не наплевать?

— Да уж, у тебя и впрямь сердце из чистого золота!

— Ты никогда меня не сможешь забыть, Флойд. Никогда. Каждый раз, в постели с дорогушей Джан, ты будешь вспоминать обо мне.

— Ничего такого не будет, уж поверь. Я одного понять не могу: за что ты на меня взъелась? Я тебя не покупал, напротив, как последний дурак себя вел: вообразил, что передо мной невозможно устоять.

— Разве не ты изменил жене?

— Изменил, признаю, но…

— Получил ты больше, чем рассчитывал, моя ставка оплачена, так что валяй, пользуйся. Хочешь, пойди прогуляйся, выпей пару бокалов, подумай обо мне. Я буду ждать тебя здесь, в твоей постели. Роскошная, горячая, готовая дать тебе наслаждение.

— Одевалась бы ты да шла домой.

— Зачем же мне упрощать тебе жизнь, мерзавец? Тебя чувство вины гложет, думаешь, отказавшись от измены вторично, ты грех со своей души снимешь? Не выйдет! Если маньяк-убийца отпускает новую жертву, разве он от этого святым становится?

— Тебе не приходило в голову, что товар потерял свою привлекательность? Слишком уж он поношенный.

— Удар ниже пояса? Не получилось, приятель.

Он медленно одевался. Когда закончил, Кори уже спала. Повернулась на бочок. При сумеречном свете она казалась совсем маленькой, похожей на невинную девчонку. Воздух пропитался ароматом ее духов.

«Сматывай удочки, — сказал себе Хаббард. — Пакуй чемодан и уезжай. Работу ты выполнил, так чего время тянуть? Где ловушка, ты знаешь. Значит, тебе в другую сторону. Тебе по-прежнему везет. Неприятности с Кори не в счет. У кого время от времени не бывает неудач? Но провала не последовало. Твои нервы в порядке, боевой дух не сломлен».

Хаббард дошел до конца коридора и вошел в большой номер, где проводились банкеты. Бобби Фейхаузер отложил в сторону журнальчик и встал.

— Привет, Флойд! А они все на обед ушли. Ну, почти все. Хаббард кивнул, прошел к бару и сделал себе крепкий хайбол.

— За съезды! — провозгласил он тост. — И за глупцов.

— Выходит, мы пьем за все человечество?

— Цинизм, Роберт, привилегия молодости. Теперь я стал старше и мудрее и уже не позволяю себе столь необдуманных высказываний.

— Вас что-то взбесило?

— Я бы сказал, разозлило. Ничего такого. Я уезжаю. Только, Бобби, чур об этом не распространяться. Этот бокал и следующий — прощальные тосты.

— Боитесь неприятностей? Это, конечно, не мое дело, но мне, мистер Хаббард, казалось, что вы до конца выстоите. Конечно, если уезжаете, можно расслабиться и выпить. Раз работа закончена, вам о чужом мнении беспокоиться не нужно.

— Чтобы в Хьюстон о моей деятельности прислали только хорошие отзывы?

— Наверное.

Хаббард осушил бокал, бросил в него новый кубик льда и взял бутылку.

— Выразимся так, Бобби. Я занервничал. Так нервничаю, что даже голову потерял. И есть отчего. Мне предоставили бесплатный подарочек, о котором я не просил. Всякий лезет читать мои письма. Приятным седовласым дамам я наношу удар в самое сердце. Я обгорел на солнце. Я сильнее, чем мне хотелось бы, учитывая все обстоятельства. Сегодня вечером мне не дали принять душ. Когда земля вращается, нужно бежать со всех ног, чтобы остаться на месте.

На лице Фейхаузера появилось тревожное выражение.

— Вы меня совсем запутали, сэр.

— Я и сам запутался. Твое здоровье!

— Я, конечно, прошу прощения и все такое, но вам не кажется, что пора остановиться? Кончайте с выпивкой, мистер Хаббард, и вы еще продержитесь в вертикальном положении.

Хаббард заулыбался:

— Ты прав, Бобби. Мне нужно держаться на ногах. Если я свалюсь запьяно, вместо того чтобы шляться повсюду и болтать о том о сем, то лишусь шанса стать предметом всеобщих насмешек. Господи, видел бы ты старину Флойда Хаббарда на съезде!

Фейхаузер сказал:

— Не поймите меня неправильно, Флойд, могу ли я чем-то вам помочь?

Хаббард отставил пустой бокал. Обои вроде стали ярче. Губы были будто резиновые.

— Ты отличный парень, Фейхаузер. Слегка опусти голову, расставь колени, ноги на ширине плеч, размахнись — и готово.

— Я не играю, я только клюшки подношу.

— А я когда-то судьей был, — сообщил Хаббард и вышел из номера.

Он спустился в один из баров и заказал себе выпить. Потом еще раз и еще, пока не забыл обо всем. На лице заиграла пьяная ухмылка. Отныне ему все нипочем. Правда, остались какие-то неприятные воспоминания, которые грозят нарушить праздничное настроение, но их удалось загнать в самую глубь сознания. Они его не побеспокоят.

События то сменяли друг друга с головокружительной быстротой, то едва тянулись, будто в замедленной съемке. Вообще, все вокруг стало напоминать любительский фильм: сначала отчетливо снятые кадры, потом пробелы, камера дрожит, оператор настраивает фокусировку.

После одного из таких пробелов Хаббард очнулся в коридоре. Дейв Даниэлс зажал его в угол и тяжело дышал на него винными парами.

— Что, опять шутить вздумаешь? Ну, давай!

— Я вообще шутник, — отозвался Хаббард. Неожиданно он ударился щекой о ковер, дыхание стало тяжелым. Даниэлс поднял его. Хаббарду вдруг стало ужасно хорошо.

— Надо подраться, — заявил он, с шумом втягивая воздух. — Давай найдем где.

— Заткнись! Я тебя снова спрашиваю: где девка?

— Хочешь сказать, ты меня уже спрашивал?

— Где Кори? Не играй со мной, Хаббард!

— Кори? Дейв, приятель, ты ей отвратителен.

— Ничего, переживет. Она еще будет в восторге.

— Когда же мы будем драться, Дейв?

— Потом.

— Обещаешь? — Да.

— Если я скажу тебе, где она, мы найдем подходящее местечко и все выясним?

— Можешь не сомневаться, Хаббард.

Он извлек из кармана ключи, только никак не мог понять, какой отдать Даниэлсу. Наконец, протянул ему ключ от 847. После этого у него остался только один ключ — от номера 1102. Вот это да! В двух ключах не мог разобраться! Он хотел было посмеяться над этим с Даниэлсом, но тот куда-то делся.

Хаббард остался один. Пожал плечами. Прислушался. Чуть поодаль раздавались музыка и смех. Он заулыбался и пошел туда, откуда доносились веселые звуки.

После этого камера снова забарахлила. Когда же оператору удалось наладить фокус, Хаббард сидел в переполненном зальчике на простом стуле, стоящем рядом с диваном. Он наклонился к одной из близняшек, то ли Они, то ли Банни, и что-то ей внушал, причем нечто ужасно важное, только не помнил, что именно.

Девушка сидела ссутулившись, повесив голову. Рядом в такой же поникшей позе развалился мужчина, с которым Хаббард не был знаком. Узкоплечий, глаз перевязан, черные волосы блестят. На этой то ли Они, то ли Банни было пестрое вечернее платье, плотно облегающее бедра. Мужчина закрыл здоровый глаз, свободной рукой держал бокал, а другой поглаживал обтянутое сатином бедро, причем поглаживал как бы невзначай: так ласкают собаку. Он о чем-то говорил девушке, но слова его сливались, Хаббард ничего не понимал. Когда мужчина заходил слишком далеко, девушка брала его руку и отводила в сторону.

Хаббард осторожно осваивался в новой реальности. Осмотрительность в таком деле весьма уместна — иначе голова расколется. Или все вдруг поменяется, и он окажется совсем в другом месте, совсем в другое время.

Он медленно повернулся. Комната переполнена. Люди стоят, смеются, повизгивают, перекрикивая музыку. Хаббард приметил Чарли Гроумера, Стю Галларда и Касса Битти. Остальных он не знал. В руке у него каким-то чудом оказалась чашка черного кофе. Он сделал глоток. Остыл слегка и сладковат. Но спиртного в него не добавляли. Хаббард ощупал себя. Узел галстука ослаблен, воротник расстегнут, коленка промокла: видно, кто-то что-то пролил ему на брюки, но пятно уже почти высохло. Который час? Двадцать минут одиннадцатого. А у него во рту небось и крошки не было.

Хаббард посмотрел на лицо девушки, на котором застыло безразличное выражение, наклонился поближе и спросил:

— О чем бишь я?

— Что?

— О чем мы говорили?

Перевести на него внимание ей далось с явным трудом. Она зевнула и ответила:

— Понятия не имею. Вы что-то несли, прямо не остановить, да кто вас слушает?

У Хаббарда заболел живот. Он пощупал его руками и вспомнил Дейва Даниэлса, огромное нависшее над ним лицо, искаженное безумной гримасой, тяжелое дыхание, мощную грудь — прямо грудь атланта. «Какой же я глупец! Хотел драться с этим гигантом!»

Вдруг в его мозгах что-то щелкнуло, он даже вскочил, чтобы броситься бежать. «Какой ужас! Я дал ему ключ от номера, в котором спит Джан, такая нежная и беззащитная. Но нет! Джан далеко. В комнате спит Кори».

Хаббард вернулся на место, допил кофе, чашку поставил прямо на пол. Да и не было никакой Кори, не было ночного ветерка, свистевшего в крыше пляжных домиков. Ничего не было. Была лишь другая Кори, потаскуха, которая и без посторонней помощи совладает с Даниэлсом.

Ни ему, ни Кори, ни Даниэлсу нет ни до чего дела. Подумаешь, чего не случается на съезде! Тут вечно что-то происходит, без приключений и жить неинтересно. Он выдавил из себя улыбку и попытался чем-то развеселить несчастную блондинку, то ли Они, то ли Банни, черт их разберет. Из его глаз вдруг почему-то потекли слезы. Хаббард заморгал, но слезы все текли и текли. Сквозь слезы он увидел, как изменилось ее лицо. На нем появилось выражение интереса и участия. Она выпрямилась, дотронулась до его щеки и сказала:

— Ну, будет вам! Хватит, мистер!

— Я… я не могу перестать, — объяснил он.

— Вам так плохо?

— Все в порядке. Ничего страшного, — сказал он. Потом встал, повернулся к двери, споткнулся, пробрался сквозь толпу в коридор. Надо же! Это, оказывается, восьмой этаж, большой банкетный зал совсем рядом.

Хаббард пошел по направлению к лифтам. Блондинка схватила его за руку, он остановился, прислонился к стене и всхлипнул, как ребенок. Хаббард разозлился на себя, но был бессилен что-либо поделать.

Блондинка встала перед ним, вытерла ему слезы салфеткой, пахнущей духами.

— Со мной тоже такое бывает, — сообщила она. — Правда! Слезы катятся из глаз, прямо сами по себе. Когда я увидела, что с вами то же самое творится, у меня в груди прямо все перевернулось, честное слово!

— Я просто перепил. Вот в чем дело.

— Нет, вы не так уж и пьяны, говорите, по крайней мере, отчетливо. Господи, а плакать не прекращаете!

— Я просто не могу.

— У вас есть номер?

Хаббард вспомнил про другой ключ. Номер он забыл. Достал ключ из кармана, она взяла его, подхватила Хаббарда под локоть и повела к лифту.

— Я веду себя глупо, — проговорил он.

— Не говорите об этом. Ни о чем не думайте. Ни о чем не жалейте.

Они поднялись на одиннадцатый этаж, долго куда-то шли, заблудились, но наконец нашли номер. Она отперла дверь, а когда они вошли, закрыла ее на задвижку. Прошептала ему что-то нежное, чтобы успокоить, сняла с него пиджак, заставила лечь на кровать. Принесла смоченное водой полотенце, накрыла ему глаза, расшнуровала и стащила ботинки.

Кровать покачнулась: это она села на краешек. Взяла его за руку.

— Ну, лучше? — раздался ее голос.

— Вроде да.

— Как вас зовут?

— Флойд. Флойд Хаббард.

— Наверное, переживаете, что слюни распустили. Но мужчина должен плакать. Всем нужно выплакаться. Вон мой Хьюги, тот и слезинки не обронит, если только на скачках вконец не проиграется. Сама виновата, думать надо было, прежде чем замуж выходить.

— Значит, ты та, которая замужем?

— Да. Я Они, с родинкой. Он сейчас в Джексе.

— Где-где?

— В Джексонвилле играет, еще недели две там пробудет. Наступило молчание.

— Что вы чувствуете, когда плачете? — спросила она. — О чем думаете?

— Я последний раз плакал, когда совсем ребенком был.

— Но о чем вы думали?

— Сам не знаю… Все вокруг от меня уносится, я ни над чем не властен. Понимаю, что никого до конца не знал и не узнаю, сколько бы ни прожил.

— Точно, — выдохнула она. — Так оно и есть. Ждешь и ждешь, что вот-вот произойдет чудо и жизнь переменится. Но все идет по привычной колее, ничто не меняется. Да, Флойд. Флойд, хороший мой! — Она сняла с его глаз полотенце, нагнулась над ним. — Я не из тех, кто с первым встречным в постель ложится. Понимаете?

— Да.

— И так все бог весть что думают, учитывая, чем мы занимаемся.

— Вполне естественно.

— Но если… если вы хотите меня… прямо сейчас, я не против.

— Не знаю, могу ли я…

— Об этом не думайте. Я хочу лишь поддержать вас, вот и все. Иногда мы так нуждаемся в поддержке!

Она оставила гореть лишь лампу на дальнем столике, да и ту обернула банным полотенцем. Разделась, подошла к кровати и раздела его, нежно, будто сонного ребенка. Он забрался под оделяло, она легла рядом и вздохнула. Обняла его и притянула к себе, пока он не прижался головой к ее груди. Он начал ласкать ее скорее из чувства долга, а не потому, что в нем пробудилась страсть. Она прошептала:

— Не надо, хороший мой. Лежи спокойно. Если все будет, значит, будет, а если нет, ничего страшного. Мы оба так устали, устали от всего на свете.

Хаббард погрузился в дремоту, затем проснулся и снова задремал. А когда опять проснулся, его охватило желание, но какое-то спокойное, лишенное страсти. Все прошло медленно, в полусне, казалось не совсем реальным и каким-то неважным. Ее движения были сноровистыми, но плавными, он почти не чувствовал ее, лишь в конце она стала действовать все быстрее и быстрее и, наконец, со вздохом откинулась на подушку.

— Вот она, поддержка, — сказала Они. — Да.

— Все прошло отлично.

— Да. Пожалуйста, обними меня и не отпускай. В эту минуту зазвонил телефон.

Глава 9

Дейв Даниэлс очнулся от безумного беспамятства, вспомнил, кто он, где и как зовут женщину, лежащую под ним. И тут же отстранился от нее, встал. В комнате было темно. В груди вместо сердца будто стучал молот, дыхание было прерывистым.

Он порылся в разбросанной на полу одежде, нашел сигареты и зажигалку. Закурив, подошел к двери балкона, дернул ее и вышел на свежий воздух. С моря доносился легкий бриз, ласкающий его вспотевшую кожу гораздо нежнее, чем кондиционер.

Одним бедром облокотился о шершавую стену. Сердце немного угомонилось. Отсюда было видно другое крыло отеля: в освещенных окнах мелькали люди. Они танцевали, разговаривали. А он вот взирает на них, будто Господь Бог: его никто не видит, никто не знает, что он стоит здесь, обнаженный и такой всесильный. Под ним причудливо сменяют друг друга свет и тьма, стволы пальм покрыты странными пятнами, листья тропических растений бросают ломаные тени, светятся бассейны. Издалека слышна музыка морского прибоя, сливающаяся с мягким шумом ночного движения. Время от времени раздастся сирена или послышится заливистый женский смех.

Он еще не совсем протрезвел, но после того, чем он занимался с этой девкой, алкоголь почти выветрился из его мозгов. Какое все-таки разочарование! Она так яростно сопротивлялась, а потом сдалась и вела себя с полным безразличием. Впрочем, он так возбудился от одной мысли о ней, что ее реакция для него была совсем не важна.

Даниэлс снова выиграл, подумал он. Даниэлс не привык проигрывать. Пусть иногда приходится прибегать к недопустимым приемам — изнасилование, так это называется, да? — но в конце концов они понимают, что сами этого хотели. Дважды они поднимали шум, и, чтобы их угомонить, приходилось раскошелиться, но с Кори проблем не будет. Она же потаскушка.

Он выкинул окурок и вернулся в комнату. В глубине души он еще надеялся не увидеть ее в комнате: мало ли, пошла в ванную.

Но Кори лежала все в том же положении, что и прежде: поперек кровати, голова у острого края. При свете, проникающем с улицы, ее почти и не видно.

Даниэлс подошел поближе:

— Не такая уж ты и потасканная, потаскушка.

Он дружески похлопал ее. Кожа совсем холодная. Даниэлс отдернул руку, отпрянул к стене и застыл, тяжело дыша. Только теперь до него дошла жестокая правда.

Немного придя в себя, он задернул занавески, включил лампу на ночном столике и отважился на нее взглянуть.

— Ишь ты, какая неженка! Я ж тебя почти и не трогал. Сама виновата: нечего было вырываться. То же мне, недотрога!

Ему отчаянно хотелось выпить. Но спиртного в комнате не было, и в глубине души он даже был этому рад. Сейчас не время пить, настала пора думать, и думать как следует. Сейчас он ходит по краю пропасти, один неосторожный шаг — и все кончено.

Первым делом надо труп чем-то накрыть, а то чего она на него вылупилась? Он и сам от нее глаз оторвать не может. Но совершать бессмысленные поступки времени тоже нет. Он остался один на один с гадюкой. Если все гладко пройдет, выйдешь из поединка целым и невредимым. Малейшая ошибка — и ты покойник.

Даниэлс вошел в ванную, включил люминесцентный светильник, наполнил раковину ледяной водой и умылся. Вытирая лицо, вспомнил про щеколду на двери. Надо задвинуть!

Убедившись, что занавески задернуты плотно, без просвета, принялся орудовать выключателями. Комнату залил яркий свет. Зашагал туда-сюда, бросая взгляды на Кори, привыкая к виду ее хладного трупа. Рано или поздно ему придется ею заняться. Попробовал напевать. Врезал кулаком по коленке.

«Подумаешь, велика беда! Я и не из таких заварушек невредимым выходил, а уж здесь как-нибудь справлюсь».

Даниэлс сел на вторую кровать, лицом к ней. Она совсем рядом, достаточно руку протянуть. Он вскочил и посмотрел, что осталось из ее вещей в комнате. Нашел одежду, сумочку, купальник, шапочку.

Действовать приходится наугад. Неизвестно еще, что Флойд Хаббард вспомнит. Что ключ отдал Даниэлсу — это вспомнит наверняка. Значит, оставлять ее здесь нельзя. И одеть, скинуть с балкона тоже не получится.

Даниэлс сжал руку в кулак, изо всех сил ударил себя в ухо, затряс головой. Мысли в башке завертелись с утроенной скоростью.

Главное — чтобы у полиции не возникло и мысли об убийстве. Иначе начнется тщательное дознание, и ему конец. Голова неестественно вывернута: одним ударом своей могучей ручищи он свернул ей шею. На изящном подбородке — голубоватый шрамик.

Он взглянул на локоть. Близ плеча три длинные царапины — следы ее ногтей. Это она второй раз пыталась от него вырваться. Полицейские возьмут на анализ кровь и кожный покров, оставшийся у нее под ногтями, приобщат к делу. Если он, Даниэлс, попадет под подозрение, достаточно снять с него пробу, сравнить полученные образцы — и пиши пропало.

Как же быть?

В его голове медленно зрел план. Получится или нет — черт его знает. Но попытаться стоит. Главное — решить проблему с засовом и цепочкой.

Даниэлс выключил свет и вышел на балкон. Архитектура отеля не позволяла дотянуться до балконов, расположенных справа и слева. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, Даниэлс встал на парапет, перегнулся, схватившись за поручень, и посмотрел на балкон этажом ниже. Там в номере было темно. Пробраться туда — проще простого: надо лишь уцепиться за парапет и спрыгнуть. Спортсмен из него всегда был отличный, да и сейчас он в форме. Так что с этим проблем не будет. Вряд ли балконная дверь заперта изнутри. В конце концов, ради такого дела можно и дверь взломать. Не важно, пустует номер или там кто-то спит, он тихонько проберется к входной двери и выскочит в коридор седьмого этажа.

Даниэлс вернулся в комнату, снова зажег свет. Несколько раз он вытирал вспотевшие ладони о бедра, не решаясь прикоснуться к крохотному беззащитному тельцу, распростертому на кровати.

Но, взявшись за дело, уже ни на секунду не остановился. Действовал без спешки, методично и продуманно.

Сколько времени прошло? А бог его знает… Покончив с делом, Даниэлс оглядел комнату, воображая себя полицейским. Как поступят полицейские? Задвижку им придется перегрызать кусачками. Ну, вот они вошли. Что видят? Обе кровати застланы, на одной стопочкой сложена ее одежда. Одна лампа горит, на столе лежит ключ. Из ванной доносится шум воды.

Потом они открывают дверь и видят ее лежащей на полу душевой кабинки. Стеклянная дверца открыта, на ней купальная шапочка. Она лежит на животе, а неподалеку от вытянутой руки — мокрое мыло.

Им и в голову не придет, сколько ему пришлось потрудиться, вычищая ее ногти.

А коли дверь заперта на задвижку, подозрений не возникнет. Единственная трудность — ему придется выбраться через окно. Но по крайней мере, никто не видел, как он входил в номер.

Даниэлс быстро оделся, рассовал по карманам ботинки, последний раз тщательно оглядел комнату и, пробравшись за оранжево-желтые шторы, вышел на балкон, захлопнув за собою дверь. Занавески плотные, света почти не пропускают — тут его никто не заметит.

Он снова огляделся. Посмотрел направо, налево. Никого. У бассейна тоже пусто. Может, конечно, кто-то и стоит глазеет на ночное небо, но с этим уж ничего не поделаешь. Риск есть риск.

В порядке подготовки Даниэлс еще раз проиграл в уме план побега. Прошел по парапету до конца. Стена отеля покрыта разной формы дырочками — своего рода украшение, для него хорошо — есть за что зацепиться.

Итак, у него два варианта. Первый: спрыгнуть на балкон нижнего этажа. Но это рискованно: и шуму много, и промахнуться можно. Второй: схватиться руками за парапет своего балкона и осторожно спустить ноги вниз, нащупать парапет нижнего балкона и уж тогда разжать руки.

Он остановился на втором варианте. Вытянул вниз ноги, левой рукой схватился за выступ повыше, правой уцепился за основание балкона. Пальцы дрожат, но ту долю секунды, которая нужна, чтобы дотронуться ногами до парапета нижнего балкона, он выдержит.

Едва отпустив правую руку, Даниэлс почувствовал, как под пальцами левой посыпалась штукатурка. Он дернулся, пролетел несколько футов и спружинил ногами на парапет балкона седьмого этажа.

Целое мгновение он гордился собой. Еще бы! Удалось, да еще с таким риском для жизни. Но тут покачнулся и полетел вниз.

Он еще попытался ухватиться за парапет, но лишь ободрал пальцы. Вокруг него пронесся яркий свет. Легкие наполнил влажный воздух, издав отчаянный рев. Когда позвоночник Даниэлса коснулся железного забора, отделявшего бассейны от служебных помещений, рев прекратился. Где-то закричала женщина, сначала слабовато, затем пронзительно.

Директор отдела по связям с общественностью отеля «Султан» Алан Эймори вошел в бар «Укромный уголок» и заказал напиток для толстяка Брюхейна — начальника отдела убийств. Капитан Брюхейн прибыл последним. Было уже за полночь, в кабинете Эймори вовсю горел свет, шторы были задернуты.

Вроде все нормально, успокоил себя Эймори. Лучше, чем можно было бы рассчитывать. В таких делах за каждым словом приходится следить, иначе проблем не оберешься. Как-никак клиентура респектабельная, отель не из худших, так что шумиха ни к чему.

К счастью, кое-чего достичь уже удалось — хоть крохотная, но победа. Газетчиков позвали в самый последний момент и до сих пор держат на голодном пайке. Сообщить в редакцию до того, как подпишут в печать утренний номер, они уже не успеют, а к вечеру страсти изрядно поутихнут.

Эймори взял бокал и вернулся с ним к столу в конце зала. Поставил его перед Брюхейном. Все взоры сразу же обратились на него. На физиономиях ничего не выражающие улыбки игроков в покер. Ну и народу набежало! Брюхейн, лейтенант Ал Фарриэр, Рик Ди Ларра, сотрудник «Султана», отвечающий за съезд, сержант Милтон Маннинг, Райс Эмпер, юрист отеля, и Питер Ламп, помощник прокурора.

Эймори сказал:

— Прошу прощения, господа, мне нужно отойти. У меня в кабинете люди, не хочу, чтобы они разбрелись кто куда, а то в кустах газетчики затаились, сами понимаете.

— Кто там у вас расселся?

— Мистер Фрик. Тот тип, который…

— Мой знакомый, — перебил его Ал Фарриэр. — Билл, это он мне позвонил и попросил помочь с тем пьяницей, который с балкона свалился.

— Жалко, что ты раньше не приехал.

— Мы сюда в десять прибыли, но его и след простыл. Где мы только с Фредом Фриком его не искали!

— Кто еще у вас? — спросил Брюхейн.

— Мистер Мьюлейни, начальник покойного, мистер Хаббард — это ему принадлежит номер, где нашли женщину. Миссис Хью Константо… подруга мистера Хаббарда.

— Ладно, Эймори, скажите им, чтобы сидели и не рыпались, — распорядился Брюхейн, — и мигом назад.

Эймори пошел к себе. Фрик и Мьюлейни сидели на низком диванчике и негромко переговаривались. Хаббард устроился на стуле, облокотился локтями о колени, голову опустил. Они Константо расположилась в глубоком кожаном кресле. Ей явно хотелось спать.

— Придется вам еще здесь посидеть, — сообщил Эймори. — Ничего не поделаешь.

— Конечно, — откликнулся Фрик.

Мьюлейни кивнул. Остальные никак не отреагировали. Эймори вернулся в зал, подошел к столику, где сидели полицейские, и заговорил, опережая вопросы:

— Слава богу, хоть труп Даниэлса удалось быстро убрать. Постояльцы ни о чем и не догадываются, свидетелей почти не было. С девушкой вообще никаких проблем. У нас и прежде в номерах умирали. Процедуру для подобных случаев мы освоили: медэксперт и врачи «скорой» вовремя подоспели, да и ваши ребята, капитан, нам навстречу идут.

Брюхейн нетерпеливо его перебил:

— Лучше сейчас понять, что здесь случилось, и сообразить, с чего браться за дело. Ал, вы меня остановите, если я глупость сморожу. Вы за Даниэлсом охотились, когда он приземлился во дворе. Милт был с вами. Оба вы не по службе сюда приехали, а чтобы оказать приятелю услугу. Пока труп грузили в машину и отвозили в полицейский морг, вы решили разузнать, откуда этот парень свалился. Ходили по отелю и наткнулись на запертую изнутри дверь. Постучали, никто не отвечал. Взломали дверь. Там и нашли труп Барлунд.

В разговор вмешался Райс Эмпер.

— Думаю, — солидно произнес он, — нам не следует делать чересчур поспешных выводов. Возможно, Даниэлс упал или спрыгнул не с балкона номера восемьсот сорок семь. По случаю съезда в нескольких номерах шестого, седьмого, восьмого, девятого и десятого этажей, выходящих окнами на бассейн, шли вечеринки. Пока нам точно известно лишь одно: Даниэлс был настолько пьян, что мистеру Фрику пришлось просить своего приятеля, Ала Фарриэра, о помощи, ради блага самого же Даниэлса. В каждом номере есть балконы, возможно, он вышел проветриться, у него закружилась голова или его затошнило, он наклонился и…

Молоденький помощник прокурора Питер Лайп откашлялся и сказал:

— Полагаю, эксперты должны тщательно осмотреть номер восемьсот сорок семь в поисках доказательств того, что Даниэлс действительно находился там. Отыскать его отпечатки пальцев или…

Брюхейн устремил на него отнюдь не дружелюбный взгляд:

— Вот получите материалы дела, Лайп, тогда и будете указывать, если что не так. А пока нечего меня учить, как вести расследование.

— Если Даниэлса искали и не могли найти, то… Брюхейн откинулся на спинку кресла. Слова Лайпа он пропустил мимо ушей. Потом закрыл глаза и проговорил:

— Если бы у нас не было так много забот и так мало людей, мы бы здесь все вверх дном перевернули. Нам известно, что в течение вечера Даниэлс находился в сорок седьмом. По крайней мере, мог там быть — поскольку, по вашим, Ал, сведениям, кто-то дал ему ключ.

— Хаббард об этом только и говорит, — подтвердил Ал. — Казнит себя за то, что ключ ему дал.

— Но, — продолжил Брюхейн, — есть одна опасность: начни мы из штанов выпрыгивать, чтобы дело распутать, нас же и засмеют. Шумихи будет хоть отбавляй, а в результате — пшик! И расследование не продвинется, и себе репутацию подгадим. Множество фактов нас могут насторожить. Скажем, почему на Даниэлсе не было башмаков? Откуда на его плече свежие царапины? С чего девушка шапочку напялила задом наперед? Короче, проще простого решить: Даниэлс девчонку прибил и представил дело так, будто она в душе поскользнулась. Сам же хотел перебраться на другой балкон, но сорвался. — Капитан повернулся и окинул Эймори долгим взглядом заспанных глаз. — И хотя проверка высосанных из пальца догадок может завести нас в тупик, если кое-кто будет настаивать, у нас другого выхода не останется — придется копать.

Эймори глянул на Эмпера и понял: настал критический момент. Как можно спокойно он пояснил:

— Мистер Даниэлс возглавлял отдел по продажам в Чикаго. Любовь к бутылке даже его друзьям изрядно поднадоела. Мистер Мьюлейни говорит, что и его жена из-за этого злилась. Кстати, мистер Мьюлейни позвонил ей из моего кабинета по междугородней и сообщил страшную новость. Говорит, жена, конечно, расстроилась, но чего-то в этом роде уже давно ожидала. Нет сомнений, начальство мистера Даниэлса не будет настаивать на громком расследовании, компания предпочтет, чтобы полиция действовала тихо. Мистер Фрик вспомнил: вечером Даниэлс жаловался, что его подташнивало и голова кружилась. Я всегда твердил: уж больно низкие эти парапеты. Брюхейн кивнул:

— Погибшая из местных. Между ними не могло быть какой-то связи?

Отозвался Эймори, тщательно подбирая выражения:

— Капитан, я взял на себя смелость помочь лейтенанту Фарриэру в установлении ее личности. Она работала над статьей для какого-то журнала. Живет одна, с мужем давно развелась.

— Ближайшие родственники у нее есть?

— Я взял на себя смелость — с позволения лейтенанта Фарриэра, разумеется, — и позвонил женщине, которая, как мне кажется, была знакома с покойной, — миссис Алме Бендер.

Капитан выпрямился. Сонное выражение исчезло из его глаз.

— Вот оно что… — присвистнул он.

— Миссис Бендер говорит: насколько ей известно, родни у Барлунд нет. Они с Барлунд едва знакомы, но она готова взять на себя организацию похорон и прочее, если, конечно, речь идет лишь о простом несчастном случае. Поскольку миссис Бендер с Барлунд едва общалась, ей не хотелось бы, чтобы ее фамилия попала в газеты. Поэтому, возможно, она даже откажется опознавать тело. В любом случае надо с ней связаться.

В глазах Брюхейна заблестели веселые огоньки.

— То, что покойная была знакома с Алмой Бендер — о чем вы, разумеется, узнали совершенно случайно, — не дает ли это оснований подумать о каком-то мотиве для убийства? Разумеется, если на секунду предположить, что она умерла не в результате несчастного случая.

Эймори сглотнул:

— Даже не знаю, что сказать. Ограбление само собой отпадает. Мистер Даниэлс много зарабатывал. Да и на изнасилование вроде бы тоже не смахивает.

— Пойми, Билл, — вступил в беседу лейтенант Фарриэр, — никто тебя за язык не тянет.

Раздался слегка ломающийся голос Питера Лайпа:

— Правда, мило? Капитан, признайтесь, вам ведь, по большому счету, наплевать, что случилось? Возможно, газетчики проявят больше рвения. Возможно, они решат, что не все в вашей истории клеится.

Эймори жутко перепугался: неужели конец его спокойной жизни?

Райс Эмпер лишь улыбнулся:

— Если я правильно понял, мистер Лайп, вы обвиняете капитана Брюхейна в некомпетентности? Так на этот счет есть установленный законом порядок. Однако, прежде чем делать столь… неосмотрительное заявление, я на вашем месте посоветовался бы с начальником, Джоном Свейзи. Уверен, он поможет вам советом. Мы с ним старые добрые друзья.

— Я просто хотел…

— Газетчики будут помалкивать, — заявил Эймори. — Дело простое, мистер Лайп: редакторы все равно откажутся печатать их материалы об этой истории. Мы им платим — газеты имеют уйму денег с рекламы крупных отелей. Мы на рекламу не скупимся, но такая реклама нам совсем ни к чему.

— Однако, — произнес поставленным голосом сержант Милтон Маннинг, — насколько я понимаю, за одну ночь у вас произошли две случайные смерти? Вполне естественно связать их между собой. Я могу с ходу изобразить дюжину вариантов, да только куда это нас заведет? В тюрьму-то сажать некого. У Даниэлса жена и дети. У Хаббарда — жена и дети. Но он вне подозрений. Когда девчонка умерла, он был с другой в постели. Хаббард с этой историей связан только потому, что дал ключ Даниэлсу. Короче, шумиху можно поднять, да какой толк? Капитан так и сказал. Устроим фейерверк, а потом в лужу сядем. Нет уж, по-моему, лучше оставить все как есть.

Рик Ди Ларра откашлялся и опасливо произнес:

— Прошу прощения, кажется, я совершил ужасную ошибку. Мне и в голову не приходило, что кто-то начнет расследовать смерть Барлунд. Поэтому я приказал перенести вещи мистера Хаббарда в другой номер, а ее вещи упаковать и отправить в морг, потом позвал горничную и велел ей привести номер в порядок. Наверное… сейчас она закончила.

Эймори едва не вздохнул во весь голос. Теперь делу точно конец, недаром капитан Брюхейн так на него смотрит.

Тот встал и произнес:

— Думаю, дальнейшие прения ни к чему не приведут. Я не усматриваю связи между двумя несчастными случаями. Так, Эймори, пойдемте сделаем заявление для прессы. Ал, вы поговорите с вашим дружком Фриком и остальными. Скажите, пусть катятся на все четыре стороны, только пусть не вздумают ртов раскрывать перед газетчиками. Спасибо за выпивку и за помощь, господа.

Услышав, как открывается дверь, Хаббард приподнял голову. В кабинет вошел Ал Фарриэр — дородный малый с невыразительными чертами лица. Остановился на пороге, зажег сигару и усмехнулся.

— Что слышно, Ал? — поинтересовался Фрик. Ему явно не терпелось узнать новости.

— Все спокойно. Обе смерти решено считать произошедшими в результате несчастного случая. Учитывая отчет, который я составлю, проблем вообще не будет.

— Я дал ему ключ, — замогильным голосом повторил Хаббард.

— И что дальше? Может, он им пользовался, а может, нет. В любом случае понятно одно: она заскочила к вам помыться. В ванных ежегодно поскальзывается и погибает двадцать тысяч человек. Чего тут думать? Дело ясное как день. К тому же упади он с балкона сорок седьмого номера, не попал бы туда, куда упал.

— Тогда что же произошло? — спросил Хаббард.

— То, к чему вы, мистер, уж никак непричастны.

— Но я…

— Да замолчи ты! — вмешалась блондинка. — Не заводись, Флойд. Охота тебе задницу свою под убийство подставлять? Может, тебе и нужны неприятности, а я без них обойдусь. Мне домой пора. Так что заткни глотку.

— Вот это дело, — одобрил Фрик. — Оставим все как есть. Верно, Джесси?

— Не возражаю, — пророкотал Джесси Мьюлейни.

— Я одно хочу вам сказать, — начал Фарриэр. — Тебя, Фред, это тоже касается. Если к вам начнут приставать с вопросами, что да как, отвечайте просто: вас допрашивали потому, что вы с Да-ниэлсом работаете в одной компании. А так вы и слыхом не слыхивали, что стряслось.

— А я-то тут при чем? — возмутилась блондинка. — Я с Флойдом была, и всех делов. Ничего, поделом мне: в следующий раз умнее буду. — Она встала, одернула розовое платье и заявила: — Я ухожу.

— Попутного ветра, — пожелал ей Фарриэр. Они обернулась:

— Чего?

— Спокойной ночи. До свидания.

Девчонка с секунду поразмыслила, затем удалилась.

В большом кабинете Хаббарда ждал Ди Ларра. Пригласил его сесть, принес извинения за неудобства и сообщил, что его вещи перенесли в другую комнату, шестьсот девятую, в южном крыле.

Флойд Хаббард, понурившись, поплелся в номер. Часы показывали пятнадцать минут второго. Надо признать, с вещами обращались аккуратно, только ему было не до них: голова трещала, глаза слипались, во рту стояла горечь.

Хаббард рухнул на кровать. Он совсем сник: даже раздеться не было сил.

Так он и лежал, пока не постучали в дверь. Хаббард впустил нежданного гостя — Джесси Мьюлейни. В этот предрассветный час тот выглядел каким-то забуревшим дикарем из легенд о Диком Западе.

— Поговорить надо. Лучше раньше, чем позже, — сказал он.

— Садись.

Джесси устроил свою тушу в кресле. Хаббард сел на кровать, лицом к нему. Друг на друга они смотрели лишь мельком, их глаза не встречались.

— Я посоветовался с Фредом, — начал Джесси, — с Кассом Битти и с Конни. Веселье в оставшиеся два дня совершенно неуместно. Поэтому приказал запереть банкетный зал. Выставка не закрывается, но девчонки-близнецы выступать больше не будут. Дейва все любили, так что вести себя, будто ничего не произошло, просто непорядочно. Завтра мы поедем в Нью-Йорк, а потом я слетаю в Чикаго на похороны.

— Ты пришел, чтобы получить мое одобрение?

— Просто подумал, тебе будет интересно узнать, что творится.

— Хотел бы я это знать. Но увы… Джесси заерзал в кресле.

— Понимаю, Флойд, сейчас тебе нелегко. Ты ведь за последнее время сблизился с малышкой. Кто бы мог подумать, что ее постигнет такая смерть?

Хаббард безразлично взглянул на Джесси. Он не испытывал к нему ничего, даже неприязни.

— Она рассказала мне про вас с Фредом. Вы ей заплатили, чтобы она устроила мне при всех скандал. Признаю, вы верно все рассчитали. Публичная сцена мне навредила бы, особенно приведи она толпу зрителей на свой спектакль. Одного вы с Фриком недоглядели: я в отчете все равно написал бы то, что собирался.

Мьюлейни и не собирался протестовать, оправдываться. Он лишь вздохнул, расслабил узел галстука и произнес:

— Задумка эта, видать, с самого начала была обречена на провал.

— Точно.

— Когда жизнь хватает за жабры, в голову лезет сплошная дрянь. Странно, что она тебе все сказала.

— Подвела она вас. Не оправдала доверия.

— Флойд, не хочу переваливать с больной головы на здоровую, но задумку эту не я сочинил. Эту девчонку тебе подослать решил Фред, а я лишь одобрил его идею. С тех пор совесть замучила. Но задний ход я давать не стал, хоть и мог бы. Так что признаю свою вину. Фреда я только что уволил. Он ходит за мной как тень, даже будто не тень, а часть меня самого, и эта часть мне не нравится. Вот почему я с ним так долго любезничал. Я видел в нем как бы отражение самого себя, своих пороков. Понимаешь, о чем я?

— Как не понять…

— Фредди плакал, как ребенок. Говорил, думаешь, свою шкуру спасешь, если меня уволишь? Я ему в ответ: не для того я тебе пинка под зад дал. Просто пользуюсь возможностью наконец-то уволить, пока еще имею на это право. В глубине души я, наверное, сам себя наказывал.

— Это уж тебе виднее.

— Конни передала мне, что ты обо мне думаешь. Не обязательно было ей говорить, лучше бы мне сказал.

— Я и сам жалею. Надо было держать язык за зубами. Прости.

— Вряд ли ты ей на меня глаза открыл. Она сама знает, какой я, знает даже такое, о чем ты и не подозреваешь. Может, для главного в отделе продаж эти качества не важны, но кое-чего они, по-моему, стоят.

Хаббард вперил взгляд в пол:

— Это мы повинны в ее смерти. Мы ее убили — я, ты, Фредди Фрик.

— Она упала, принимая душ.

— За ней гнался Даниэлс.

— Из Фреда он выбил, кто она на самом деле и что тут делает. Конни просто в восторге, что я Фреда уволил, сам не пойму, чего он ей дался. Знаю, он ей сразу не пришелся по нраву, но уж никак не думал, что она от радости в пляс пустится.

— Джесси, у меня одно из головы не выходит: ничего бы не произошло, не дай я Даниэлсу ключ от номера.

— Брось! Если бы ты сопротивлялся, он просто треснул бы тебя по башке, нашел бы в твоем кармане тот же ключ и пошел бы посмотреть, не сидит ли она у тебя в номере.

— Вот он, торговый агент во всей красе! Твердит покупателям то, что они хотят услышать!

— Ты знаешь, кем она была. Обслужила Дейва, отпустила его на все четыре стороны, а сама пошла в душ. Им одним больше, одним меньше, все едино.

— Как торговому агенту, Джесси, тебе нет равных. Джесси наклонился поближе к Хаббарду:

— Глядишь, кое-что я тебе и продам. У тебя сейчас причин меня вышвырнуть предостаточно, но все-таки послушай. Что, если я еще два года проработаю? Ни во что вмешиваться не буду, даже зарплату получать не стану, только так, чтобы об этом не узнал никто. Главное — должность сохранить, пока не придет время уходить в отставку.

— Что, если я скажу «нет»? Джесси пожал плечами:

— Пойдут слухи. Мне сплетни омерзительны, но что поделать? Фред нашел тебя в постели с одной из девчонок, что у нас на выставке работают. Вы с Даниэлсом незадолго до того, как он из отеля спланировал, миленькую потаскушку не поделили. Сегодня вечером ты надрался как свинья, это множество людей подтвердит.

— Сплетни тебе омерзительны, но повторять то, что говорят другие, ты не прочь, верно?

— Я же не сказал, что буду тебя порочить.

Хаббард промолчал. Казалось, впадина в центре его груди заполнилась расплавленным металлом. Застывая, он стал превращаться в непробиваемую броню. При случае придется надеть на себя доспехи и стать безжалостным. Джан не обязательно об этом знать. Она ни о чем не догадается.

Через некоторое время он встал и спокойно произнес:

— Пораскинь своими куриными мозгами! С чего ты взял, что я боюсь каких-то слухов? Они придут и уйдут, а я останусь. Каждому известно: ты меня хотел подставить, да ничего не вышло. Да, я воспользовался подосланной тобой девчонкой. Ну и что с того? Должен же я свой интерес с этого поиметь! А она была что надо, Джесси, прими мою благодарность. Вторая тоже ничего. Я сейчас Джону Камплину позвоню. Если хочешь, останься, послушай. Мне все равно.

Мьюлейни не пошевелился. Хаббард обошел кровать и попросил соединить его с Хьюстоном. Телефонистке он назвал прямой номер Джона Камплина, не значившийся в телефонных книжках.

— Прости, что так поздно беспокою, Джон. У нас тут трагедия случилась, Мьюлейни свертывает мероприятие. Завтра я лечу обратно. Да, главный чикагский начальник, Дейвид Даниэлс, упал с балкона верхнего этажа и разбился. Он давно пил, но мы об этом будем помалкивать. Никто не заинтересован предавать дело огласке. Мьюлейни уже позвонил миссис Даниэлс. Насколько я знаю, с полицией проблем нет, просто хотел вам заранее сообщить. Что-что? А, письменный отчет я вам представлю. Могу, правда, и сейчас, так сказать, неофициально, высказать мое мнение. Надо при первом же случае потребовать, чтобы Мьюлейни ушел на пенсию. Он не соответствует должности. Нет, Джон, на мой взгляд, в качестве консультанта от него тоже толку, что от козла молока. Как только в отдел реализации назначат нового директора, и он там пообживется, необходимо будет провести чистку сверху донизу. Хорошо. Я пока еще не заказывал билета. Когда буду готов, отправлю телеграмму Джан, скажу, чтобы мне позвонила… Что вы, Джон, съезд — это какое-то чудо. Сутки напролет забавлялся в компании бурбона и девочек. До встречи! Спокойной ночи, Джон! — Хаббард положил трубку и немного подождал. Потом повернулся и посмотрел на Мьюлейни.

Тот встал. На лице его появилась какая-то странная улыбка застенчивого мальчишки. В таких случаях полагается краснеть, но лицо Мьюлейни сохранило землисто-белый цвет, лишь сеточка вен выступала под кожей.

— Похоже, на этом все, — сказал он и зашагал к двери.

— Погоди, Джесси. Подумай, я ведь мог и иначе дело обставить. Попросил бы тебя уйти, а уж потом бы позвонил. Или сказал бы при тебе Камплину одно, а когда ты ушел, перезвонил бы и выложил все, что думаю. Какого дьявола ты хочешь надеяться, когда надеяться не на что? Не важно, что ты попытался со мной сделать. Даже если бы ты сидел сложа руки, результат был бы тот же.

Мьюлейни нахмурился:

— Как же я так от жизни отстал? Может, потому, что никогда в новшества не верил? В перфокарты в эти дырявые. Всякие там отчеты и имиджи. Значит, говоришь, не соответствую я должности? Когда мне восемнадцать годков было, я индейцу чероки золотую ручку продал за двадцать восемь долларов. Ручка-то была не новая, на ней инициалы стояли. Я ее купил на уличной распродаже. Знаешь, были тогда такие: если кто-то потерял вещь и не обратился за ней в бюро находок, они эту вещь в продажу пускали. Вот я и приобрел ту ручку за одиннадцать долларов. Только знаешь, что самое интересное? Индеец-то был неграмотный. Ему эта ручка нужна была, чтобы крестик поставить.

— Ты, Джесси, предпочел бы заниматься самообманом? Тот принялся тереть глаза.

— Черт его знает, иногда я и сам не прочь себя обмануть. — Он подошел к двери и обернулся. — Конни говорит — вы люди нового типа. А я ей твержу, что ни мир, ни люди не меняются.

— У меня такая работа.

— Да уж, понимаю! Господи, скольких я уволил! Кучу людей принял на работу и кучу уволил. Но знаешь, чем мы не похожи? Ни разу мне не было приятно кого-нибудь увольнять.

— Ради всего святого, Мьюлейни! Неужели ты думаешь, что мне приятно?

— Разве нет? — спросил Мьюлейни, усмехнувшись и подмигнув Хаббарду. Но глаза его при этом совсем не смеялись. С усмешкой он вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

Флойд Хаббард позвонил в аэропорт, заказал билет, разделся и вошел в ванную. Там посмотрел на себя в зеркало так внимательно, как давным-давно не смотрел. Прижался к нему носом и уставился себе в глаза, пока окружающий мир не растворился в блеске карих зрачков.

«Что со мной может статься? Ничего особенного. Так какое мне дело, прав Мьюлейни или нет? Конечно, он не прав. Мне было неприятно заниматься грязной работой. Надо только забыть про разговор с Конни, навсегда стереть его из памяти.

Так зачем мучить себя? Какая разница, что я чувствую? Будто меня об этом кто-то спрашивает. Мне дают работу, ставят передо мной ясную задачу. Вот я эту задачу и выполняю. Раз уж мне суждено быть дубинкой, которая проломит кому-то башку, да будет так.

Хочешь найти смысл жизни? Так это очень просто. К чему задаваться сложными вопросами? Тебе дают приказ, ты его выполняешь. Тебе платят деньги. Ты ощущаешь вкус новых губ. Познаешь непознанную плоть. Покупаешь новый костюм. Пробуешь новое блюдо. Спокойно, без шума, эффективно. Твоя жизнь — лишь короткий изгиб на прямой дороге, отделяющей от смерти. Так что улыбайся, ступай твердой походкой и бери то, чего желаешь!»

Засыпая, Хаббард решил пораньше приехать в аэропорт, чтобы купить для Джан и детей гостинцы.

Глава 10

В одиннадцать утра Хаббард отбыл из отеля. Совместный съезд «Колуды» и «Напатана» гремел вовсю. Делегаты собирались в холле группками, делились впечатлениями о заседаниях комитетов, сообщали слухи, рассказывали анекдоты. Кто-то морщился — голова раскалывалась после вчерашнего. Кто-то улыбался, будучи трезвым как стеклышко.

Отъезжая от отеля, Хаббард бросил прощальный взгляд на плакат: «Добро пожаловать на совместный съезд…» Интересно, кто сюда заявится следующим? И почему-то подумал: а ведь съезды вовсе не для того предназначены, чтобы веселиться до упаду. Так считает только Мьюлейни. Да и для повышения квалификации значение они имеют тоже нулевое.

Все, собирающиеся на съезды, едут на них за другим — чтобы осознать собственную значительность. Этнографу тут было бы над чем поработать. Пятьдесят кочевых племен ежегодно придумывают, где бы им устроить совет. Потом съезжаются в назначенное место, совершают старинные обряды, избирают вождей, приносят в жертву девственниц, инициируют юношей. После ритуальных плясок отпадают последние сомнения: их племя и впрямь величайшее из живущих на свете.

Громадность Вселенной их отныне не пугает: ведь каждый уверен в своем могуществе. Они потрясают оружием, украшают себя символами власти и рассказывают о своих победах. А за кулисами, в отдаленной части стоянки, составляют заговоры, объединяются в союзы друг против друга и готовятся к новым боям.

Из этого следует простой вывод. На следующем съезде делегацию АДМ необходимо заменить. Нечего тратить деньги на любителей повеселиться за казенный счет. Поедут самые достойные — те, кто будет пить газировку, запомнит все имена и примет участие во всех заседаниях. Они соберут максимум сведений, но в обмен ничего не расскажут.

Непременно надо будет представить Джону Камплину докладную записку на этот счет. Непременно.

Лишь небольшое происшествие слегка вывело Хаббарда из душевного равновесия. Он сидел в передней части салона. Когда самолет взмыл в небо, Флойд опустил спинку кресла, закрыл глаза и предался воспоминаниям о Кори. Он не просто вспоминал о том, что было. Ему предстояло выработать отношение к тому, что произошло.

Для нее он был мишенью. Сам к ней не приставал, стало быть, и его вины в случившемся нет. «Просто странно, — подумал Хаббард, мысленно перебирая все события, — как у меня духу хватило отказать ей во второй раз! Надо же, прямо воплощенная добродетель». Ему даже досадно стало, что он не воспользовался подвернувшимся случаем: на высоте двадцати шести тысяч футов внезапно проснувшаяся в нем добропорядочность показалась жутко глупой.

Итак, ее к нему подослали, она с профессиональной сноровкой изобразила всякие там чувства и, вот несчастье, поскользнулась, умерла. Жаль, конечно, мир многое потерял. Но разве это трагедия?

Далеко зайдя в умствованиях на тему этики, Хаббард вдруг сделал новое открытие. Как ни странно, после второй измены не так чувствуешь вину от первой, словно сумма вины от первой и второй меньше, чем от первой. Конечно, ему будет стыдно смотреть в глаза Джан, но если эта забавная арифметика и впрямь работает, тогда третья измена совсем угомонит угрызения совести, а к двадцатому разу он и вспоминать об этом будет лишь изредка, как о надоедливом заусенце. Жаль, он тогда напился и почти совсем не помнит, как он там забавлялся с Они Константо.

Думая о ней, Хаббард заснул. Он оказался в огромной черного цвета душевой, где с потолка лились светящиеся потоки воды, да такие сильные, будто в майскую грозу. Перед ним, освещенная этим странным светом, стояла Кори — маленькая, обнаженная, серебристая, с издевкой на лице.

— Теперь ты знаешь, как я поступлю? — спросила она. — Знаешь, что я сделаю?

Он знал. Пытался закричать, остановить ее: не надо, не делай этого, умоляю! Но горло словно сжало тисками, он не смог вымолвить ни слова. Когда же она коснулась его груди, замер, не в силах шевельнуться, понимая: одно движение — и он погибнет. Хаббард в ужасе опустил голову и видел, как она вонзила руки в его кожу, пробив мясо и грудную клетку, начала копаться руками.

— Мне Джан написала, — сообщила Кори. — Попросила непременно так сделать.

В груди стало легче — видно, она что-то вырвала. Хаббард знал: лучше не смотреть, что это, но не смотреть не мог. Серебристый ливень становится все сильнее. Кори закусила губу и медленно, двумя руками, вынула из его груди сердце — всего-навсего сердце: красное, мокрое, блестящее, пульсирующее.

Он с облегчением вздохнул и произнес:

— Я и сам бы тебе помог.

— Разве ты не понимаешь? — отозвалась она. — Разве не видишь, в чем дело? Не догадываешься, что так было всегда? — И Кори нажала на сердце большими пальцами.

Красная мембрана лопнула. Кори отшвырнула ее подальше. А Хаббард закричал во все горло:

— Постой! Испортишь! Починить-то некому! Джан вообще не это просила тебя сделать, ты все неправильно поняла!

Но Кори его словно не слышала. Она вцепилась в сердце и стала открывать его пальцами. Готово! Потом с триумфом глянула на Хаббарда. Он тоже посмотрел внутрь раскрытого сердца и, к своему ужасу, увидел, что там…

— Эй! — раздался голос рядом. — Приятель!

Хаббард очнулся. Спина покрылась потом, сердце стучало будто после хорошей пробежки.

— Ну ты и орал! Чуть из кресла не выпрыгнул! Кошмар, что ли, привиделся?

— Да.

— Пришел в себя?

— Вроде. Спасибо. Большое спасибо.

— Да ладно тебе! Забудь! Я ближнему завсегда готов помочь. Видел бы ты, что моя женушка выделывает, когда ей плохой сон привидится. Садится прямо в постели и начинает выть! Я ее бужу, бужу — не добужусь. Ты-то сразу проснулся.

Хаббард только сейчас рассмотрел соседа. Мужчина примерно его лет, вместо пиджака свитер, ворот рубахи расстегнут. Светлые волосы уже поредели на макушке. Лицо обветренное, приятное.

— Я обычно нормальные сны вижу, — оправдывался Хаббард. — Видно, за последнее время недоспал.

— В отпуск ездил?

— Нет, по делам.

— Я тоже. Участки земли смотрел, нельзя ли нашей корпорации там строительство начать. Только время потерял. А ты чем занят?

Хаббард никак не мог прийти в себя от страха, натерпевшегося во сне. Все-таки как символично, не правда ли, увидеть такой сон?

Он печально усмехнулся:

— Последнее время занимаюсь убийствами. Собеседник выглядел озадаченным.

— Насекомых, что ли, выводишь?

— Можно и так сказать.

— Твоя работа тоже имеет право на существование. Хаббарду было не по себе.

— Хорошего мало, особенно сперва. — Он вдруг понял, что его понесло, но остановиться уже не мог. — Потом привыкаешь потихоньку. Гложут, конечно, сомнения всякие, однако бросать работу не хочется: и деньги большие, и начальство довольно. Наконец, доходишь до того, что работа начинает нравиться, понимаешь? Тебе нравится этим заниматься и бросать уже смысла нет. Зачем же бросать, коли приятно работать?

— Наверное… хорошо, когда дело по душе, — пролепетал собеседник.

Хаббард сглотнул, вытер рот ладонью.

— Прости. Неудачная вышла шутка. Я ведь просто пошутил! — Он улыбнулся соседу, но и улыбка вышла какая-то кривоватая. Рот вроде улыбается, а в глазах стоят слезы. — Я… сейчас тебе расскажу, где я работаю, — пообещал он.

— Ладно тебе, не надо. Не волнуйся. Отдохни лучше. — Сердобольный сосед поспешно встал и пересел на место подальше: салон был почти пуст.

Прошло не меньше получаса, прежде чем Хаббард снова смог посмеяться и над собой, и над испуганным соседом. — Думал слишком усердно, вот нервишки и расшалились. То в смех бросает, то в слезы. С непривычки, верно. В следующий раз легче будет. Когда знаешь, чего ждать, всегда легче.

Он принялся размышлять о Кори, Они и Джан. Ко всем к ним он чувствовал одинаковую привязанность, всех готов был выслушать и понять.

Затем достал из-под сиденья чемоданчик, положил его на колени, вынул лист бумаги и принялся писать, почему Джесси Мьюлейни непригоден к занимаемой должности. Это черновик, а начисто он составит отчет, когда приедет. Напечатает его на машинке, а вечером лично отвезет Джону Камплину.

Писать Хаббард старался как можно более кратко, и это напомнило ему скупые строки газетных сообщений. Ожидая посадки, он купил газеты, пролистал их, нашел информацию о происшедшем в «Султане». Даниэлсу отвели четырнадцать строк на десятой полосе. О смерти Кори говорилось в двенадцати строках на шестой полосе. Ни в одной из заметок название отеля не упоминалось.

Не успел Хаббард сунуть бумагу обратно в чемоданчик, как двигатели зашумели по-особому. Самолет стал снижаться, готовиться к посадке в аэропорту Хьюстона. Хаббард пристегнул ремень, вобрал живот и начал глубоко дышать. Проверенный способ, как лучше перенести посадку. И на этот раз осечки не будет.