Ко времени выхода в свет Тихого американца (The Quiet American, 1955) писательский стаж Грэма Грина насчитывал уже четверть века и за плечами у него была добрая дюжина опубликованных романов. В их число входят столь яркие удачи, как Сила и слава, Суть дела, которые принесли их создателю прочную известность, распространившуюся далеко за пределы Великобритании.
Однако Тихий американец — появление которого в немалой степени было подготовлено предшествующими произведениями — открыл новый этап в творчестве Грэма Грина. С тех пор к его репутации вдумчивого художника, не боящегося заглянуть на дно психики и религиозной веры своих персонажей, тонкого стилиста и умелого конструктора увлекательной интриги добавилась слава мастера политического романа. Последующие десятилетия, ознаменовавшиеся новыми книгами в этом жанре, которым неизменно сопутствовал успех, умножили такую славу писателя.
Грин внимательнейшим образом вслушивается в звуки социальных бурь, проносящихся над планетой, улавливая в них лейтмотив современного развития человечества. Где бы ни происходило действие его столь разных и вместе с тем родственных по духу книг, чувствуется, что автор Тихого американца воспринимает мир не раздробленным, а как единое целое, как по сути не очень большую планету людей. География, конечно, определяет своеобразную окрашенность каждого из романов, накладывает существенный отпечаток на характер конфликта. Но отнюдь не погоней за экзотичностью диктуется выбор места действия очередного произведения, а тем, что именно здесь наиболее отчетливо проявились тогда симптомы недугов, которые выпустил из своего ящика Пандоры современный мир.
Привычное сравнение художника с сейсмографом особенно оправдано в случае с Грином, ибо он неизменно чутко реагировал на социально-политические взрывы и потрясения XX века. Но секрет гриновского искусства — как и всякого настоящего искусства — состоит в том, что значение его книг не умаляется по мере того, как запечатленные в них события из сегодняшних превращались во вчерашние. Писатель не только фиксировал, отражал сейсмические явления общественной жизни, но обостренная интуиция, острота взгляда и умение проникать в глубинные слои действительности позволяли ему предвидеть назревающий революционный взрыв, извержение лавы народного гнева или возникновение кризисной ситуации в определенном регионе. Так, он уловил предгрозовую накаленность атмосферы на Кубе, предвещавшую скорый крах реакционной диктатуры. Наш человек в Гаване вышел из печати в последний год владычества Батисты, совсем незадолго до его свержения. Намного дольше — ровно двадцать лет — сбывалось, но тоже сбылось другое выраженное в художественной форме предсказание Грина. Оно касалось неизбежности того, что рано или поздно будет развеян ночной мрак, в который погрузил Гаити Франсуа Дювалье, превратив страну в обитель смерти и страха. Роман Комедианты датирован 1966 годом; Папа Док, решив сделать свою монархию наследственной, передал, умирая, в 1971 году власть Бэби Доку. Однако в ночь на 7 февраля 1986 года приумножившему изуверства отца Жану Клоду Дювалье пришлось спасаться бегством на самолете американских ВВС от гнева гаитян, — таков был бесславный финал правления династии Дювалье. Разоблачению этой зловещей тирании в глазах международной общественности серьезно способствовал роман Грэма Грина.
В романе Человеческий фактор, — сказал Грин в одном из интервью, — я писал о реальности ядерной угрозы для стран Африки со стороны ЮАР, и не успел поставить точку, как то, о чем я догадывался, стало фактом — были преданы гласности документы о тайном обмене информацией между ядерными центрами ЮАР и ФРГ. Так что зловещий проект Дядюшка Римус, фигурирующий в романе, отнюдь не оказался исключительно плодом авторского воображения, ибо — напомнил Грин в преамбуле слова мудрого сказочника Андерсена — из реальности сотканы наши фантазии.
Свое умение разглядеть суть дела, политическую подоплеку событий писатель с блеском продемонстрировал еще в Тихом американце. Книга выкристаллизовалась из личных наблюдений автора, проведшего много времени в Сайгоне, И дальнейшие события подтвердили точность его художественного анализа тогдашней ситуации в Южном Вьетнаме. Говорят: Информация — мать интуиции. Но верно и другое: интуиция творца способна возместить недостаток информации. По открывшимся его взору деталям художник может реконструировать в своем воображении всю картину или ее обширный фрагмент.
