Джон Торндайк — пятая глава из детективного романа Р. Остина Фримена Тайна Анджелины Фруд.
Вопросы выбора брачного партнера или даже просто близость мужчины и женщины всегда представлялись мне чем-то загадочным и необъяснимым. Я имею в виду конкретный выбор людей, а не общее влечение полов друг к другу. По каким критериям один человек из огромной массы прочих людей выделяет другого как более предпочтительную для себя пару? Почему в каждом конкретном мужчине именно эта конкретная женщина, а не какая-либо другая, возбуждает чувство любви? Дело ведь не просто во внешней красоте или превосходстве ума! Если бы это было так, то мужчин и женщин было бы легко классифицировать как привлекательных или непривлекательных; тогда как на практике мы видим, что женщина, которая для большинства мужчин совершенно безразлична, для кого-то одного может стать предметом страстной любви. Обратное, кстати, тоже верно. При этом любовь вовсе не обязательно сопровождается какими-либо заблуждениями относительно ценности ее объекта. Наоборот, любовь можно испытывать и несмотря на ясное признание личных недостатков, и даже находясь в сознательном конфликте с суждениями и разумом.
Эти мысли, а также и другие, не менее глубокие, занимали мой ум в то время, когда я сидел на довольно неудобном откидном стульчике в нефе Рочестерского собора и (по настоятельному пожеланию миссис Данк) слушал послеобеденную мессу. Итогом этих размышлений явилось внезапное осознание того очень глубокого положительного впечатления, которое произвела на меня моя пациентка, миссис Фруд. Я вдруг осознал силу этого впечатления, но затруднился определить его причину. То опасное положение, в которое она попала, разумеется, вызывало у меня сочувствие и желание помочь. Но я сознавал, что не это было причиной того, что она занимала все мои мысли. Она не была женщиной выдающейся красоты, хотя я и считал ее красивой, но, к примеру, на Банди она не произвела особого впечатления. Но пусть я и виделся с ней до сего момента лишь трижды (включая мою первую встречу с ней больше года назад), все связанное с ней почти не покидало моих мыслей, и я знал, что ожидаю вечернего визита к ней с необъяснимым нетерпением.
Таким образом, мысленные поиски причин моей зацикленности на миссис Фруд перемежались у меня в голове с другими размышлениями, например о том, стоило ли вот эту староанглийскую арку соединять с контрфорсом норманнских времен, – пока я, почти усыпленный приятным голосом священника, что-то неразборчиво бормотавшего за перегородкой резного камня, с ленивым любопытством наблюдал за прихожанами. Однако когда голос священника умолк, заглушенный мощным вступлением органа, в церковь вошел посетитель, который сразу же приковал к себе мое внимание.
В нем сразу чувствовался характер, я имею в виду – настоящий характер. Это был высокий мужчина с прямой осанкой и, несмотря на седину, выглядевший спортивным, подтянутым и сильным. Его лицо сразу обращало на себя внимание не только потому, что было красивым, симметричным лицом греческого типа с ровными бровями, прямым носом и изящной лепки губами. Это было спокойное, даже странно неподвижное лицо, в котором угадывался могучий интеллект, внимательность и сосредоточенная сила.
Стараясь никому не помешать, он присел на одно из свободных мест неподалеку от меня. Я с любопытством наблюдал за ним, попутно отмечая, как разительно отличается он от окружавших его обычных людей. Но мне недолго оставалось гадать, кто же он такой. Минуту спустя в церковь вошел еще один посетитель, на этот раз хорошо знакомый мне по студенческим временам. Это был доктор Джарвис, руководивший когда-то медицинским кабинетом моего дяди. Я знал, что он получил квалификацию адвоката и с некоторых пор специализировался в области судебной медицины в качестве помощника знаменитого доктора Джона Торндайка, медицинского эксперта-криминалиста.
Несколько мгновений Джарвис стоял у входа, оглядывая соборный неф и как будто кого-то ища. Затем он заметил первого незнакомца, подошел к нему и присел на место рядом; из этого, а также из той приятельской улыбки, с которой его встретили, я заключил, что приметный незнакомец был ни кем иным, как самим доктором Торндайком.
Джарвис, вероятно, не заметил меня, а если и увидел, то явно не узнал. Углядев, когда рядом с ними освободилось место, я решил возобновить наше старое знакомство с надеждой быть представленным его знаменитому спутнику. Я пересек неф и, присев рядом, назвал себя, и меня встретили сердечным рукопожатием.
Пока шла месса, разговаривать, разумеется, не представлялось возможным. Вскоре, когда запели завершающий службу хорал, Джарвис взглянул на часы и прошептал мне:
‒ Я буду рад услышать, Стренджвей, как идут ваши дела, а также познакомить вас с Торндайком. Думаю, мы могли бы успеть выпить вместе чаю перед нашим отъездом. Но тогда выходить надо прямо сейчас.
Я кивнул, он шепнул пару слов Торндайку, и мы поднялись и тихонько вышли; наш уход был прекрасно замаскирован заключительными аккордами хорала. Как только мы покинули собор, Джарвис представил меня своему коллеге и предложил немедленно найти какое-нибудь место, где можно было бы перекусить. Я пригласил их зайти ко мне домой, но Джарвис ответил:
‒ Боюсь, на такое у нас нет времени. Возле домика-над-воротами, в котором Диккенс когда-то поселил своего Джаспера, я видел очень симпатичную чайную. А оттуда вы сможете проводить нас на станцию.
Я согласился с этим планом. Через пару минут, когда мы обосновались за столиком у окна старинной комнаты с низким потолком и сделали заказ у молодой леди в переднике тоже столь старинном, что из белого он стал совершенно желтым, Джарвис приступил к расспросам.
‒ Так что же вы делаете в Рочестере, Стренджвей?
‒ Формально говоря, занимаюсь медицинской практикой. Я купил здесь кабинет после смерти его предыдущего владельца. Но это случилось только вчера, так что пока я совершенно свободен.
‒ Пациенты уже есть? ‒ спросил Джарвис.
‒ Коротко говоря, всего двое. Один приехал со мной, а сегодня утром уехал восвояси. А вторая пациентка ‒ его жена.
‒ Короткий ответ, сэр, но совершенно неясный. Думаю, мне требуется больше деталей.
Тогда я принялся снабжать его этими деталями, подробно описывая мой приезд в Рочестер, моего странного попутчика и мою последующую встречу с ним. О том, что касалось миссис Фруд, я сначала хотел умолчать, но затем, подумав, что двое моих знакомых могли дать мне какие-нибудь профессиональные юридические советы, отбросил колебания и предоставил им все факты, которые были мне известны ‒ за исключением, конечно, инцидента в Риджентс-парке, о котором не чувствовал себя вправе рассказывать.
‒ Ну и ну, ‒ сказал Джарвис, когда я закончил. ‒ Если все ваши последующие пациенты будут с подобными проблемами, то нам с Торндайком придется открыть филиал в вашем городке. В этом деле полно неясностей. Не так ли, Торндайк?
‒ Я бы не сказал, что «неясностей полно», ‒ было ему ответом. ‒ Что для бедной женщины все это крайне неприятно ‒ это-то как раз совершенно ясно. Выбор у нее небольшой: либо продолжать быть связанной с этим мужчиной, что представляется невозможным, либо провести остаток жизни в одиночестве и постоянном бегстве от него. По-моему, для молодой женщины последнее является ужасной перспективой.
‒ Это так, ‒ согласился Джарвис, ‒ но перспектива продолжать жить с подобным человеком представляется гораздо худшей. Он не только алкоголик, но еще и принимающий наркотики истеричный дегенерат. От таких людей можно ожидать чего угодно.
‒ Всегда остается надежда, что такой человек когда-нибудь наложит на себя руки, ‒ заметил Торндайк. ‒ Но, как вы правильно говорите, действия психически ненормального человека не поддаются прогнозу. Он может убить себя, а может и убить кого-нибудь другого. Или он, скажем, может присоединиться к другим таким же ненормальным, чтобы совершать акты беспричинного политического террора. Но мы будем надеяться, что мистер Фруд ограничит свою деятельность всего лишь преследованием жены.
После этого разговор с моих дел перешел на дела моих знакомых, и я рискнул спросить, что привело их в Рочестер.
‒ Мы приезжали в ваш городок из-за случая страхового мошенничества. Но заседание суда, к сожалению, пришлось отложить недели на две. Так что, возможно, мы будем иметь удовольствие встретиться с вами снова.
‒ Не будем оставлять такое на волю случая, ‒ сказал я. ‒ Давайте сразу договоримся, что в следующий ваш приезд мы вместе сходим куда-нибудь пообедать. Если вам, конечно, будет удобно. Время назначьте сами.
Мои знакомые посовещались и, сверившись с расписанием, назначили встречу на час дня ровно через две недели, и когда я записал эту дату в свой блокнот, мы допили чай и отправились в направлении моста через реку и железнодорожной станции Струд, возле которой я с ними и попрощался.
Возвращаясь вдоль берега и снова проходя по мосту, я с возрастающим беспокойством обдумывал слова доктора Торндайка. Хотя я и не сообщил моим знакомым о происшествии в Риджентс-парке, оба они считали, что в преследовании моей прекрасной пациентки ее мужем было что-то зловещее. Хотя более осторожный в выражениях Торндайк, казалось, приуменьшал возможную для нее опасность, его замечания лишь подтверждали мои собственные выводы: с этими ненормальными наркоманами небезопасно иметь дело. Нестабильное состояние их нервов может быть расстроено в мгновение ока, и кто может предсказать, что они в состоянии натворить?! Вполне возможно, что Фруд прибыл в Рочестер с совершенно мирным желанием убедить жену вернуться к нему. Но от мысли о том, что могло последовать за ее отказом, я внутренне содрогнулся. Мне не нравился его нож. Я испытываю нормальную неприязнь здравомыслящего человека к смертоносному оружию в любом виде, но особенно я не люблю его в руках тех, чей самоконтроль может в любой момент взять и испариться.
Да, ему не удалось отыскать жену, и все выглядело так, будто он полностью отказался от ее поисков. Но теперь я был совершенно уверен, что ошибался на его счет. Ведь каким-то образом он обнаружил, что она в Рочестере! Из того же источника он мог получить и ее адрес, да и в любом случае я уже не сомневался, что завтра же он возобновит поиски и, в конце концов, найдет ее! А потом… но в этот момент я понял, что стою у крыльца дома миссис Фруд, а возле дверей видна миссис Гиллоу, и она как раз поворачивает в замке ключ. Когда дверь распахнулась, я тоже взбежал по ступенькам, и экономка, кисло улыбнувшись, позволила мне войти вослед за собой.
‒ Я предала миссис Фруд ваше сообщение во время ланча, ‒ сказала она подавленным тоном. ‒ Думаю, теперь она как раз вернулась с прогулки.
Закрыв входную дверь, экономка тихонько постучала в гостиную, и сейчас же голос, который так не нравился Банди, пригласил миссис Гиллоу войти.
‒ К вам пришел доктор, мадам, ‒ ответила та.
Я воспользовался этим объявлением и вошел.
‒ Я не слышала, как вы стучали! ‒ воскликнула миссис Фруд, вставая и протягивая мне руку.
‒ Я и не стучал, ‒ признался я. ‒ Я пробрался сюда под прикрытием миссис Гиллоу.
‒ Это было весьма осмотрительно с вашей стороны! ‒ улыбнулась она. ‒ Вы заставляете меня чувствовать себя этакой женской версией шотландского принца Чарли, которого весь свет считает бездыханно лежащим в пещере грабителей, в то время как он гуляет по Парижу, рассматривая витрины модных магазинов. Но во время своей прогулки я старательно оглядывалась по сторонам.
‒ В этом уже нет никакой необходимости, ‒ заверил ее я. ‒ Осада снята.
‒ Вы имеете в виду, что муж мой уехал?! ‒ воскликнула она.
‒ Да, это так, ‒ и я сделал краткий отчет о событиях этого утра, умолчав лишь о случае личной благотворительности.
‒ Как вы думаете, хозяйка ночлежки оплатила его проезд из собственных средств? ‒ поинтересовалась она.
‒ Уверен, что это не так, ‒ ответил я, может быть, слишком уж поспешно. ‒ Насколько мне известно, ей предложил деньги какой-то местный альтруист, но немного ‒ всего несколько шиллингов, знаете ли.
‒ Тем не менее, я чувствую себя обязанной возместить этому альтруисту потраченные им для моего благополучия шиллинги, ‒ заметила она.
‒ Уверен, что это невозможно, ‒ ответил я с легким нажимом. ‒ Такое нельзя сделать, не раскрыв при этом свою личность, да и благотворитель при этом перестал бы быть таковым. Нет уж, лучше оставьте эту идею, по крайней мере, на ближайшее время.
‒ На ближайшее время! ‒ с горечью воскликнула она. ‒ Мне уже кажется, что мне суждено скрываться от мужа до конца моей жизни! Как это ужасно ‒ жить в состоянии постоянного бегства, словно преступник, и даже не осмеливаться завести здесь знакомство!
‒ Разве вы никого не знаете в Рочестере?
‒ Ни души, ‒ призналась она, ‒ за исключением мистера Джеппа, который является сводным братом моей покойной тетушки, да еще его партнера, моей миссис Гиллоу и вас. И только вы четверо знаете о моем несчастном положении.
‒ Так миссис Гиллоу тоже знает, как обстоят дела? ‒ спросил я с некоторым удивлением.
‒ Да, – ответила она. ‒ Я подумала, что будет лучше рассказать ей это ‒ по секрету, разумеется, чтобы она поняла, почему я веду жизнь затворницы.
‒ А ваши прежние друзья? Неужели вы разорвали все знакомства?
‒ Почти все. У меня вовсе не так много настоящих друзей, но я тайком поддерживаю связь с парой моих старых товарищей по сцене. Но я заставила их поклясться хранить все в секрете, хотя, похоже, секрет этот каким-то образом все же просочился. Разумеется, все они знают моего мужа.
‒ И эти друзья рассказали вам, что думает ваш муж по поводу вашего бегства?
‒ Конечно. Прежде всего, он думает, что я с ним отвратительно обошлась. Потом, он наверняка предполагает, что у меня был какой-то особый мотив, чтобы сбежать от него. Как будто одних его дурных привычек тут недостаточно! Весьма простой мотив, на самом деле, а вовсе не какой-то особенный!
‒ То есть, говоря словами Сэма Уэллера, он подозревает у вас «отвязную привязанность» к кому-то другому?
‒ Да, по натуре он ревнивый и подозрительный человек. У меня было довольно проблем с ним еще до того памятного случая, хотя в отношениях с другими мужчинами я всегда была очень осмотрительна. Ах, может, женщина и не должна жаловаться на небольшую ревность! Это обычный недостаток каждого мужчины ‒ в разумных пределах, конечно.
‒ Но привычка подходить с шелковым галстуком к женской шее, мне кажется, далеко выходит за рамки обычных мужских недостатков, ‒ сухо заметил я, после чего миссис Фруд рассмеялась и согласилась со мной. После короткой паузы она сменила тему:
‒ Как вы думаете, бывшие пациенты доктора Партриджа вернутся к вам?
‒ Полагаю, что нет ‒ или только немногие. Кстати, ваши слова напомнили мне, что я еще не поинтересовался здоровьем моей пациентки. Стало ли вам лучше?
Задавая этот вопрос, я внимательнее вгляделся в ее лицо и отметил про себя, что она выглядит все такой же бледной и изможденной, а темные круги под глазами, насколько я мог судить в полумраке комнаты, не уменьшились.
‒ Боюсь, из меня получится плохая реклама ваших врачебных талантов, ‒ ответила она со слабой улыбкой. ‒ Но трудно ожидать быстрых улучшений в такой нестабильной обстановке! Вот если бы мой муж не просто уехал, а сбежал с какой-нибудь другой женщиной, я бы вылечилась мгновенно.
‒ Боюсь, устроить подобное выше моих сил. Не говоря уже о том, что такое было бы бесчеловечно по отношению к этой «другой женщине». Но я буду, если позволите, время от времени заходить к вам с врачебным осмотром.
‒ Надеюсь, что будете! ‒ с живостью ответила она. ‒ Если вас не утомляет выслушивать мои жалобы и приносить мне свежие сплетни, то, пожалуйста, поставьте меня на самый верх вашего списка посещений. За исключением мистера Джеппа, вы ‒ единственное человеческое существо, с которым я общаюсь. Миссис Гиллоу, конечно, тоже хороший человек, но я почему-то не хочу вступать с ней в разговоры. Она сама довольно одинока и любит на это жаловаться.
‒ Да, фонтан ее красноречия заткнуть довольно сложно. Я и сам всегда очень осторожен с экономками и владелицами жилья.
Она бросила на меня озорной взгляд.
‒ Даже если владелица вашего жилья окажется вашей пациенткой? ‒ лукаво поинтересовалась она.
Я тоже усмехнулся, вспомнив наши с ней двойные отношения.
‒ Это приятное исключение из общего правила. Владелица жилья становится пациенткой, а доктор старается стать другом.
‒ И у него это превосходно получается! ‒ воскликнула она. ‒ Да, очень добрым и полезным другом. Я хочу этим сказать, что вы были очень добры ко мне, добры к бесполезному и бесхозному созданию, встреченному на обочине вашего жизненного пути.
‒ Что ж, если вы и вправду так думаете, то противоречить вам было бы глупо с моей стороны. Но мне хотелось бы надеяться, что и мои будущие добрые дела будут такими же приятными, как это.
Она одарила меня чопорной улыбкой.
‒ Мы становимся чудовищно вежливыми! ‒ заметила она, и мы оба рассмеялись.
‒ Тем не менее, из всего сказанного вытекает, что вы нуждаетесь именно в дружеском медицинском присмотре, – уверил ее я. – Время от времени я буду иметь удовольствие заглядывать к вам, чтобы поинтересоваться, как вы поживаете, и послушать, что у вас нового. Когда вас вернее всего застать дома?
‒ Ах, я почти всегда дома после семи вечера, но будет ли это удобно для вас? Я ведь не знаю, насколько вы заняты с другими пациентами.
‒ Дело в том, что в настоящее время вы одна составляете всю мою медицинскую практику. Поэтому я согласую свои посещения с вашим расписанием и буду приходить с визитами после семи или даже позже. Полагаю, вы гуляете для здоровья?
‒ О да. И гуляю довольно много. Ухожу за город, брожу по Чатэму и Джиллингему, а затем иду в Фриндсбери. По Вайтинг-стрит я дохожу даже до Кобхэма. Но по Рочестеру я не гуляю из опасения быть узнанной, хотя это тоже красивый старинный город, даже несмотря на все его «улучшения».
Пока она рассказывала о своих одиноких прогулках, мне пришла в голову мысль предложить ей свое общество, но я быстро заглушил ее. Ее положение здесь было деликатным ‒ положение молодой женщины, живущей отдельно от мужа. Мое сопровождение могло скомпрометировать ее, что было бы поступком прямо противоположным дружескому, да и на мою профессиональную репутацию это повлияло бы отрицательно. Репутация врача, знаете ли, почти такая же нежная, как и у женщины.
Мы беседовали уже больше трех четвертей часа, и, хотя я охотно задержался бы еще, мне показалось, что я почти уже навязываю ей свое общество. Я встал и, пробормотав еще несколько формальных профессиональных рекомендаций, откланялся.