Сердечные тайны — фрагмент захватывающего криминального романа русского писателя Ивана Пономарева Преступная мать, читать.
НЕОЖИДАННОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
Верный своему обещанию, Иван Сергеевич в тот же вечер отправился навестить Александру Петровну Бровцыну.
Когда он позвонил у её дома, то дверь отворила Ирина.
— Дома барыня? — спросил он у кухарки, стоявшей перед ним с заплаканными глазами.
— Где же ей быть, сердечной. Хорошо, что ты пришел, может и утешишь ее, а то больно убивается.
Ирина уже в течение двадцати пяти лет служила у Александры Петровны. Поступила она в дом Бровцыных пятнадцатилетней девушкой, после того, как умер её отец. Будучи безземельным крестьянином, он зарабатывал пропитание себе и своей дочери тем, что по летам нанимался в пастухи. На заработанные деньги, в весьма ограниченном количестве, он должен был кормиться целую зиму. Чтобы заработать лишний грош, подпаска отец Ирины не нанимал, и эту должность исправляла его дочь.
Много горя испытала девочка, пока не поступила одной прислугой к Александре Николаевне.
Ирине, действительно, посчастливилось в том отношении, что она нашла место у хозяйки, с ангельским терпением и кротостью.
Более бестолковой прислуги трудно было встретить. Леность её была беспримерная.
Когда она исполняла должность подпаска, то покойный отец подгонял ее длинным кнутом, составляющим принадлежность каждого пастуха.
В семействе Бровцыных кулачная расправа не практиковалась и, поэтому Ирининой лени был предоставлен полный произвол.
Несмотря на долготерпение добродушной хозяйки, Ирина доводила ее иногда своей леностью и бестолковостью до слез.
Отец Сергея, при виде их, говаривал жене: «Да откажи же, наконец, Ирине, а то она нас всех с ума сведет».
Скупость Ирины была также феноменальная: она тряслась не только над своими деньгами, но для неё было невыносимо тяжело — смотреть, если и хозяева тратят деньги на угощение гостей.
Ирина всем без исключения говорила «ты», слова «вы» она не признавала. Как на счет этого «ты» ни бились хозяева, но ничего не помогло, девушка поставила на своем.
Честностью своей прислуги хозяева не могли нахвалиться.
Сергея Семеновича она боготворила, и когда его увели из дома, под конвоем, Ирина рыдала на весь дом.
В то время, когда начинается наш рассказ, ей было сорок лет. Это была здоровая, высокая полная, краснощекая блондинка.
К Ивану Сергеевичу она всегда благосклонно относилась.
— Сильно убивается Александра Петровна? — спросил Артамонов, снимая пальто.
— Сам увидишь, за один день, на десять лет состарилась. Смотри же, уговори ее не плакать.
— Постараюсь, Иринушка.
— А не знаешь, где наш соколик?
— Как не знать. Ко мне в тюрьму посадили.
При этом известии Ирина руками всплеснула.
— В тюрьме?! Ах они, окаянные душегубы!
Несчастная мать очень обрадовалась при виде своего старого друга.
— Какое ужасное несчастие вас постигло, дорогая Александра Петровна, — сказал смотритель, целуя руку хозяйки.
— Да, действительно, Господь послал тяжелое испытание. Ну да будет Его святая воля. Сережа, конечно, у вас?
— У меня.
— Иван Сергеевич, скажите мне правду, верите ли вы в виновность Сережи?
— Клянусь вам, что не верю. Хоть сейчас присягну, что он не способен на такие деяния.
— Благодарю вас, дорогой, ваши слова облегчают мои страдания.
— Я уже обещал Сергею посвятить все свои силы, чтобы раскрыть это таинственное воровство. Как только на днях освободится у меня из тюрьмы один молодчик, сейчас же примемся за розыски. Только вы, голубушка, берегите свое здоровье.
— Меня только одна молитва и поддерживает. Что поделывает Сережа?
— Он не так убивается о себе, как страдает за вас. Каждую свободную минуту я ему посвящаю.
— Не оставляйте его, дорогой мой. На вас вся надежда. А я с вами хотела посоветоваться и уже собиралась послать Ирину за вами.
— Весь к вашим услугам.
— Сережа все вам рассказал?
— Решительно все. Также и о том, кто, по его мнению, подарил ему медальон.
— Вот об этом-то я и хочу переговорить с вами. Мне пришло на мысль, не сходить ли мне к Александре Николаевне. Может быть, она не пожелает, чтобы из-за её подарка невиновный томился в тюрьме.
— Отчего же не сходить. Хотя это и не послужит к полному оправданию, но её заявление все-таки опровергнет главную улику.
Раздавшийся звонок прервал беседу. Хозяйка вскочила с кресла.
— Уж не полиция опять ли? — прошептала она, побледневши. Звонок повторился. Александра Петровна бросилась в переднюю и так как Ирины не было, то сама отворила дверь.
Крик изумления вырвался из её груди.
Перед ней стояла взволнованная Александра Николаевна Бородулина.
— Простите, что я пришла к вам, — сказала дрожащим голосом девушка. — Я решилась лично проверить слух, о том, что Сергей Семенович арестован.
— К несчастью это верно.
Бородулина прислонилась к стене.
— Что же мы стоим в передней, — сказала хозяйка, — пойдемте в комнату.
— Вы одни?
— Нет, у нас старинный наш друг, смотритель тюрьмы, который пришел от моего бедного Сережи.
— Пойдемте к нему, — торопливо сказала девушка, — я хочу лично от него узнать о вашем сыне.
Так как Артамонов часто бывал в доме Бородулиных и лично знал Александру Николаевну, то она, как старому знакомому, дружески протянула ему руку.
— Скажите, Иван Сергеевич, — спросила она, — правду ли говорят, что у Сергея Семеновича во время обыска нашли мой медальон?
— Совершенно верно.
При этом ответе Александра Николаевна словно обмерла. Её симпатичное лицо исказилось от нравственного потрясения.
— Да как же он мог попасть к нему? — с болезненным стоном спросила она.
— Разве не вы положили ему медальон в карман пальто? — спросила Бровцына.
— Я?! О, нет. Полгода тому назад, я на все свои сбережения заказала медальон и подарила отцу в день его ангела. Отец очень дорожил этим подарком и боясь его потерять, спрятал в несгораемый шкаф.
Если бы весь дом сразу рухнул, то он не произвел бы на присутствующих такого страшного действия, как слова, произнесенные девушкой.
Первым опомнился от изумления смотритель.
— Вы не шутите, Александра Николаевна? — спросил он.
— Могу ли я шутить, Иван Сергеевич, в тот момент, когда над человеком, которого я так сильно люблю, разразилось такое несчастие?!
Это вырвавшееся признание подтверждало роковую истину!
— Но, ведь, Сережа не украл его? — каким-то диким голосом вскрикнула мать.
— В его невинности я и не сомневаюсь, — ответила девушка. — Но кто мог положить ему в карман мой медальон?
— Да, это более чем загадочно, — сказал смотритель.
Александра Николаевна, бледная как смерть, дрожа всем телом, поднялась с дивана.
— Скажите, Иван Сергеевич, это одна из самых главных улик против него?
— Самая главная.
— В таком случае, прощайте. Теперь не время решать загадку. Необходимо уничтожить эту улику, и я берусь это сделать.
Когда Бородулина вышла, между оставшимися собеседниками водворилось гробовое молчание. Каждый из них боялся первым заговорить.
Первая заговорила мать.
— Иван Сергеевич, вы верите, что не она положила медальон в карман сына?
— Верю, безусловно.
Александра Петровна вспыхнула.
— Значит, вы допускаете мысль, что Сережа самовольно взял медальон, то есть похитил его!!!
— И этого не допускаю.
— Да, ведь, не посредством же колдовства, он очутился у него?
Смотритель молчал.
— Отвечайте же мне, ваше сомнение, в честности Сергея меня с ума сведет!
— Кто же вам сказал, что я сомневаюсь, я верю в справедливость слов как Александры Николаевны, так и вашего сына.
— А я не верю! Она просто боится, чтобы её имя не фигурировало в процессе о краже со взломом. Александра Николаевна дрожит за свою репутацию и больше ничего. Медальон ей положен. Это верно.
— При всем моем уважении к вам, моя дорогая Александра Петровна, я с вашими доводами согласиться не могу. Если бы она действительно так дорожила репутацией, то к вам, после всего, что случилось, она бы не пришла. Но этого мало, Александра Николаевна не сказала бы в присутствии постороннего лица, что она любит вашего сына. Это сознание было высказано о человеке, который содержится в тюрьме по обвинению в гнусном преступлении.
— Простите мою горячность, Иван Сергеевич, да вы правы. Но кто же мог положить сыну медальон?
— Вероятно, со временем это разъяснится. Однако, мне пора домой, я и то долго просидел.
Вернувшись в тюрьму и обойдя все камеры, смотритель поспешил к своему любимцу.
Он передал Сергею все виденное и слышанное в доме его матери.
Охватившая Сергея радость при известии о посещении Александры Николаевны сменилась отчаянием, когда он узнал, что молодая девушка не клала ему медальона в карман.
— Кто же мне положил его в карман!? Нет, я положительно сойду с ума. Ведь не я украл его! — в каком-то исступлении закричал он. — Господи! неужели и она меня подозревает.
— Нисколько. Она сказала, что теперь не время разгадывать загадки, а надо спасти тебя.
— Разве может быть для меня спасение, если не откроют настоящего виновника?
Оставшись один, Сергей Семенович с рыданием бросился на кровать.
ОТЕЦ И ДОЧЬ
В тот вечер, когда в кабинете Бородина занимался бухгалтер, Николай Васильевич, как известно, отправился с женой в гости.
У радушных хозяев глава торгового дома изрядно кутнул и возвратившись домой прямо прошел, или правильнее сказать, его супруга Ольга Михайловна, провела его в спальню.
На другой день, в шестом часу утра, Бородулин был разбужен горничной Дашей, заявившей ему о разгроме его кабинета. Сейчас же было послано за полиций. Согласно находившейся в шкафу описи драгоценных вещей, их пропало на сумму шестьдесят тысяч, безымянных билетов пятипроцентного займа, на сорок тысяч и на три тысячи золота. В числе драгоценностей был похищен медальон дочери, которым Бородулин так дорожил. После допроса у судебного следователя, полицейский пристав с торжествующим лицом вошел к Бородулину, который сидел за письменным столом.
— Имею честь доложить вам, что мной отыскан вор, совершивший у вас кражу.
— Отыскан? И так скоро? — удивленно спросил хозяин. — Честь и слава ростовской полиции. Кто же он?
— Ваш бухгалтер Бровцын.
— Бровцын?! Сергей?! Этого быть не может!
— Совершенно верно докладываю. Ведь невиновного судебный следователь в тюрьму бы не посадил.
— Как, разве он арестован?!
— В одиночное заключение посажен.
— Положительно не могу допустить мысли, чтобы Сергей мог обокрасть меня. Тут должна быть ошибка, где же доказательства против него?
— При обыске, мной в его столе отыскан медальон с портретом вашей дочери. Тот самый, который значится в вашем списке.
— Господи! — воскликнул Бородулин. — Ну, кто бы мог ожидать это от человека, которого все считали одним из честнейших людей. Где же медальон?
— Он у судебного следователя.
— Кроме медальона, ничего не найдено?
— Пока ничего. Я все-таки не теряю надежды отыскать все до последней нитки. По-моему, у обвиняемого были сообщники и все накраденное у них и спрятано.
Оставшись один, Бородулин никак не мог успокоиться и стал быстро ходить по кабинету.
— Нет, не может быть, — твердил он громко, — здесь какая-нибудь ошибка, Сергей не может быть вором!
В десятом часу вечера Александра Николаевна вошла в комнату отца.
Она до такой степени имела утомленный и болезненный вид, что Бородулин испугался.
— Что с тобой, моя ненаглядная Саша? — спросил он. — Ты едва держишься на ногах.
— Ничего, папа. Я просто утомилась. Ходила к матушке Сергея Семеновича.
— Зачем это? — с удивлением спросил отец.
— Мне лично хотелось проверить слухи об аресте нашего общего любимца.
— Напрасно ты это сделала. Твой поступок могут объяснить с дурной стороны, и ты сделаешься басней города.
— Мне теперь все равно.
— Как, все равно? Что это значит?
— Ты не сердись на меня, папа. Я тебе все расскажу откровенно. Не буду больше таить от тебя истину. Я любила Сергея более своей жизни. Объяснение с тобой по этому поводу я откладывала до дня своего рождения. Он, как мне казалось, любил меня и имел намерение жениться на мне. Судьбе было угодно расстроить мое счастье.
— Неужели, Саша, ты полагала, что я не замечал этого? Сергея я сам любил, как сына и в душе радовался, что вы друг другу симпатизируете.
— Я, папа, до сих пор не решаюсь поверить в его виновность. Я в первый раз прибегла ко лжи и вот за это какое жестокое получила наказание.
— Кого же ты обманула, дитя мое?
— Тебя, папа, и маму.
— Когда же?
— Вчера. Я знала, что он будет у тебя работать и под предлогом головной боли, осталась дома.
— Что же ты, видела его?
— Я до двенадцати часов просидела с ним в твоем кабинете. Он не верил своему счастью, моему согласию быть его женой. И вдруг, после такого объяснения, непонятная кража.
— Действительно, непонятная.
— Если бы у него не нашли моего медальона, то никакая сила не могла бы меня убедить в его виновности. Я, безусловно, верю в его честность, но что же можно сказать против действительности. Ты не поверишь, папа, как я страдаю, — сказала она, с рыданием бросаясь на шею отца.
— Успокойся, мое дорогое дитя. Ты так еще молода, что все скоро изгладится из твоего воспоминания.
— Не думаю, папа, чтобы я была в состоянии его забыть.
— Не отчаивайся, голубка, Господь не без милости.
— Папа, милый, дорогой, у меня к тебе просьба!
— Заранее говорю, что исполню.
— Подай заявление, что медальон, как ты теперь вспомнил, не находился в шкафу. Ты перед тем, чтобы ехать в гости, взял его с собой и дорогой обронил.
— Какая же будет польза в этом заявлении?
— Большая. Никаких вещей, кроме медальона, не найдено. Это единственная против него улика. Если даже допустим, что он виноват, — Господь с ним. Предоставим все дело его совести. Не нам его карать.
— Если ты желаешь, я это завтра же сделаю.
Александра Николаевна повисла на шее отца.
Когда Николай Васильевич, уступая просьбе дочери, подал заявление, то как будто с его души свалилась какая-то тяжесть.
Хотя кража была совершена больше чем на сто тысяч, но она не могла отозваться на благосостоянии его торгового дома. Капитал Бородулина, кроме оборотного, заключался в миллионе, пятистах тысячах именных билетов, лежащих в государственном банке.
В тот день, когда было подано заявление Бородулиным следователю, Александра Петровна получила следующее письмо:
«Милостивая государыня! Мой отец припомнил, что тот медальон, который нашли у вашего сына, был вынут им накануне из шкафа. По всей вероятности, его дорогой мой батюшка обронил. По моему мнению, теперь вы имеете полное основание хлопотать о том, чтобы вашего сына освободили на поруки. Судебному следователю сообщено. При пожелании всего лучшего и полного успеха, остаюсь преданная вам Александра».
Наскоро одевшись, Александра Петровна отправилась к судебному следователю.
Бровцыной пришлось прождать более часа, пока наконец ее удостоил принять Прокофьев.
— Что вам угодно? — спросил он душу леденящим тоном.
— Я пришла просить вас отпустить на поруки моего сына, Сергея Бровцына, которого вы заключили в тюрьму,
— Это тот самый, который обвиняется в крупной краже у Бородулина?
— Да, его обвиняют, но я уверена, что он не виноват.
— Не виновных я не сажаю в тюрьму, — отрезал он. — Что же вам угодно?
— Позвольте мне взять его на поруки.
— Не могу. Пока он сидит в одиночном заключении, я успею арестовать всех его сообщников.
— Но ведь я слышала, что медальон, который найден был во время обыска у моего сына, не был в числе украденных вещей?
— Что же из этого?
— Значит, самая главная улика обвинения пала.
— Кто же вам это сказал? По моему мнению, она была не главная, а самая маленькая. О главных уликах, кроме меня, никто не знает.
Несчастная мать едва на ногах держалась.
— Позвольте мне хотя повидаться с сыном?
— Раньше как через месяц, ни в каком случае не позволю. Извините, мне некогда.
Шатаясь, покинула Бровцына камеру опытного юриста.
Кое-как она добралась до тюрьмы и попросила доложить о ней смотрителю.
Иван Сергеевич поспешил принять посетительницу.
Она ему показала письмо Александры Николаевны и передала о своей беседе со следователем и о его взгляде на улики.
— Ну, это он врет. От этой бездушной куклы, видно, толку не добиться. Против городского сада живет товарищ прокурора; чудная личность, идите к нему, а он вам поможет.
Бровцына из тюрьмы отправилась к товарищу прокурора, который к её счастью оказался дома.
Он очень любезно усадил Александру Петровну и с большим вниманием выслушал её просьбу.
— Я знаю, сударыня, дело вашего сына. Не дальше как сегодня утром, я его рассматривал и при мне было получено заявление Бородулина о медальоне. По моему мнению, принятую следователем меру можно смело изменить. Об этом еще я до вашей просьбы с ним говорил, но он непреклонен. Откровенно говоря, господин Прокофьев почему-то вообразил, что я к нему придираюсь и стараюсь затормозить всякое его следствие. Вот по этой-то причине я и не желал бы брать на себя инициативу отдать вам на поруки вашего сына. Примите мой добрый совет. Поезжайте в Таганрог и лично обратитесь к прокурору суда. Чтобы облегчить ваше ходатайство, я сейчас ему напишу письмо. Наш прокурор очень милый и справедливый человек, я уверен, что ваше желание будет исполнено.
— Буду вам очень признательна, если вы напишете письмо.
— Потрудитесь обождать несколько минут, я сейчас приготовлю. Вы еще успеете попасть на поезд.
Заручившись письмом, Бровцына поспешила в Таганрог.
Прокурор, ознакомившись с содержанием письма своего подчиненного, принял большое участие в Александре Петровне. Он вручил ей пакет с предложением следователю немедленно выпустить Сергея на поруки его матери.
Через два часа после возвращения Александры Петровны в Ростов, она могла уже обнять у себя дома своего сына. Как ни бесился Прокофьев, но предложение прокурора должен был исполнить.
РОЗЫСКИ
Спустя несколько дней после отдачи на поруки Сергея Семеновича Бровцына, арестант Гришка Преснушкин окончил срок тюремного заключения.
Преступник, молодой парень, двадцати трех лет, был отчаянный вор. Небольшого роста, худощавый, с бледным, испитым лицом, он обладал силой и ловкостью. Имея замечательный голос, он с четырнадцатилетнего возраста попал в кафешантанный хор[Хор при кафешантане – т.е. кафе в котором проходили музыкальные выступления.], но за пьянство и страсть к воровству был из него изгнан. До восьми раз Преснушкин судился за кражи, но благодаря изумительной ловкости, шесть раз выходил сухим из воды. За все время на основании косвенных улик, он был приговорен лишь два раза.
Не только городские жители Ростова-на-Дону и смежного с ним города Нахичевани звали Преснушкина, по и окрестные деревни.
В совершении краж Гришка был виртуоз.
Самые смелые планы обкрадывания ближних он приводил в исполнение с замечательным хладнокровием.
Украсть среди белого дня, на глазах публики, скрыть покражу чуть ли не на глазах полиции, составляло для Преснушкина истинную забаву.
Если бы он не сидел в тюрьме в то время, когда обокрали Бородулина, то по дерзости этой кражи его обязательно бы в ней заподозрили.
К содействию этого ловкого вора и обратился тюремный смотритель.
Пригласив Преснушкина в свою квартиру. Иван Сергеевич сказал ему:
— Любезный Гриша, хотя ты и отъявленный вор, но это не мешает мне обратиться к тебе с просьбой. Согласен ты мне оказать услугу?
— Почту за особое счастье. Вы родной отец несчастной братии и кто побывает в тюрьме, где вы начальником состоите, тот за ваше благородие душу положить. Приказывайте, все сделаю.
— Спасибо, голубчик, за обещание. Ты слышал, что на днях обокрали купца Бородулина?
— Как же, среди арестантов шел разговор.
— В этой краже подозревают очень близкого мне человека, за которого я готов поручиться, что он не виноват.
— Знаю, ваше благородие. Это только полицейскому приставу, да нашему господину Прокофьеву, могла такая мысль залезть в башку. Нет, эта штука не его рук.
— Вот мне бы и хотелось доказать, что пристав и следователь попали на ложный след.
— Из кожи выйду, а постараюсь исполнить ваше приказание.
— Вот возьми себе, Гриша, пятерку на первоначальные розыски, а там не обижу.
— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, от вас я денег не приму. Вашей милостью и так доволен.
— Нет, ты должен их взять. Мне эти пять рублей возвратит мамаша Сергея Семеновича.
— Ну, это другое дело, — положив в карман деньги, Преснушкин без сожаления покинул свою даровую квартиру.
«Ну, Гришка, изволь теперь разуважить нашего благодетеля Ивана Сергеевича, — размышлял он, отдаляясь от тюрьмы. — Пойдем, брат Григорий, теперь в Нахичевань, в трактир к хохлу. Может быть там что и поразузнаем».
При входе в Нахичевань со стороны Ростова, на самой окраине города, помещался питейный дом. Содержатель его отставной унтер-офицер, малоросс Гриценко, пользовался любовью всех посетителей.
Хотя он себя не забывал и копил денежки на черный день, но никого не обижал, пьяных не обсчитывал и зорко следил, чтобы трезвые гости в карман пьяниц не залезали.
Торговля Гриценко так хорошо шла, что он действительно мог бы сделаться богачом. К его несчастью, жена его была горчайшая пьяница.
С разрешения мужа, который до смешного ее боялся, она ежедневно выпивала две бутылки водки.
Эта порция, так сказать, была официальной, но к ней еще прибавлялась неофициальная в том же размере.
Когда супруг должен был по делам отлучиться, то по возвращении приходил в ужас.
Если в кассе оставалось при уходе Гриценко рублей сорок, то после проверки, находились гроши, несмотря на большое количество проданного вина.
Это происходило оттого, что пьяная «хохлиха», как все ее называли, плохо знавшая счет деньгам, получая рублевую бумажку, давала на три рубля сдачи.
К Преснушкину хохлиха благоволила. Однажды, пьяная она пошла купаться и стала тонуть. Проходивший Преснушкин, рискуя жизнью, с трудом вытащил пьяную бабу.
В этот-то питейный дом и направился Преснушкин. Он попал в добрый для него час. Муж был в отсутствии, а за стойкой стояла пьяная хохлиха.
— Добро пожаловать, — сказала она, — что, это тебя давно не видать.
— На тёплые виды ездил, от простуды лечиться, — ответил он.
Сидевшая публика, состоящая в большинстве из бродяг, разразилась хохотом.
Все они знали, что пятимесячная тюрьма заменяла Преснушкину тёплые виды.
— Ну, хозяюшка, давай две бутылки водки, надо с друзьями вспрыснуть возвращение из-за границы. Да давай самого лучшего. Горлодера нашему брату пить не полагается.
— Деньги клади на стол и товар бери. Это ведь мой дубина муж без денег отпускает.
— На, получай десятку, — сказал Преснушкин, подавая хохлихе полученную им от смотрителя пятирублевку. — Давай девять сдачи.
Хозяйка взяла бумажку, посмотрела на нее, выдала две бутылки и три трехрублевки.
Собутыльники окружили своего товарища, с которым так давно не видались и пошла задушевная беседа.
Когда вино было выпито, то по складчине взяли четвертную и начался пир.
— Я слышал, — обратился Преснушкин к своим товарищам, — без меня вы ловко пощупали Бородулина. Кому из вас посчастливилось?
— На усах текло, да в рот не попало, — ответил один из компании, высокого роста, рыжебородый детина.
— Как так?
— Да очень просто, наши тут не при чем.
— Неужели? Но кто же так ловко обработал?
— Вот этого-то никто не знает. Я так полагаю, что здесь работал кривой армяшка. Уж больно он теперь форсу задает. Оделся, что твоя картина.
— Ну, где ему дураку, — с презрением ответил бродяга. — На это в его башке разума не хватят.
Нужно заметить, что Преснушкин всей силой своей души ненавидел «кривого армяшку».
Ненависть эта происходила оттого, что тот своей смелостью мало уступал бродяге и мнение всех жуликов разделялось на две части. Одни превозносили Гришку, другие кривого армяшку.
— Ну, а я тебе говорю, что это он обработал. А главное, что он теперь в полной безопасности. «Рыжие» пошли по ложному следу. Забрали служащего у купца, да сердяга не причем.
— Ну, еще бы. Уж скорее поверю, что Кущин дело это сделал.
— Где ему, неповоротливому медведю, верь мне, что все это устроил кривой армяшка,
В разгар кутежа вернулся хозяин и бродяга, опасаясь, чтобы его проделка с пятирублевой бумажкой не обнаружилась, поспешил улизнуть из кабака.
Не доходя до Ростова, бродяга увидал лежащего в канаве пьяного мужика. Не теряя времени, он снял с него сапоги, из кармана вынул рублевку и пошел далее. По дороге он зашел к жиду Янкелю, занимающемуся покупкой краденых вещей.
Янкель, шестидесятипятилетний старик, увидав бродягу, едва от радости не кинулся к нему на шею.
— Вот, дорогой Гриша, сколько ты Янкелю доставил своим приходом удовольствия. С тех пор, как ты в тюрьме сидел, мои дела совсем плохо пошли.
— Полно врать, твой друг армяшка завалил тебя товаром.
Ловкий жид, зная существующий между двумя первоклассными играми антагонизм, с презрительной улыбкой сказал:
— Пхе, далеко кулику до Петрова дня. Мой Гриша орел, а кривой — синица.
— Да ведь говорят, он у Бородулина на несколько десятков тысяч драгоценностей цапнул. Наверно частица, если только не все, у тебя.
— Это вздор. Кривому не обработать такого дела. Будь у него бородулинские вещи, он бы мне их принес. Нет, это не он совершил кражу.
— Кто же?
— Скорее Кущин. Этот старый медведь со мной в ссоре. Он теперь ведет дружбу с армяшками и им сбывает товар.
— Я сам подозреваю Кущина.
— Вот, что Гриша, я попрошу тебя. Узнай наверно, кто совершил кражу. Так как Кущин стал обижать старого Янкеля, то он решил ему отомстить. Если они не желают мне отдавать товар, то мы с тобой и без этого имеем хороший гешефт. Бородулин не пожалеет нескольких тысяч тому, кто укажет ему настоящего вора и наведет на след пропавших вещей. Янкель награду разделит со своим другом Гришей пополам.
— Для розыска нужны деньги. Давай десятку и я примусь за дело.
— Ой вай, это слишком большая сумма. Янкель теперь совсем сидит без дела. Возьми три рубля и работай.
— Ну, идет. Да кстати, купи сапоги, совсем новые. Сколько дашь?
Жид с видом знатока осмотрел и сказал:
— Тридцать копеек дам.
— Дешево покупаешь, да домой не носишь. Давай рублевку.
— Для друга пятьдесят копеек
— Ну, по рукам. Значит три рубля пятьдесят копеек.
Янкель отсчитал условленную плату.
— А ты, Янкель, не веришь тому, что обокрал Бородулина его служащий.
— Конечно, нет. Он бы не мог проглотить столько драгоценностей, а сбытчики не имеют с ним сношений.
АРМЯШКА КРИВОЙ
Лет за двадцать до начала нашего рассказа, в городе Нахичивани проживал винный торговец, армянин Артаньяц.
Начав дело с грошовым капиталом, Артаньяц в скором времени разбогател.
Ходили упорные слухи, что не торговля обогатила счастливого армянина, а фальшивые бумажки трёхрублёвого достоинства, которыми промышлял Артаньяц. На основании этих слухов, полиция производила у него внезапные обыски, но без всяких результатов.
С увеличением доходов, увеличился и аппетит к деньгам. Армянин к своей торговле прибавил и ростовщичество.
Вот эта отрасль и погубила его. Это был самый неумолимый кредитор.
Он только тогда выпускал свою жертву, когда высасывал из неё все соки. Его кровожадность стоила ему жизни.
Однажды он отправился вечером в Ростов и уже более не возвращался, на другой день его нашли в канаве, с перерезанным горлом и с обезображенным лицом.
Все поиски не привели ни к чему, убийцы так и остались не разысканными.
После его кончины, вступил в права наследника его сын, восемнадцатилетний юноша, а во вдовьей части, его вторая жена, очень красивая армянка.
Жена недолго оплакивала своего мужа и в юном Артанце нашла себе утешение. Развращённее этого наследника трудно было что-либо представить. С двенадцати лет он начать обкрадывать своего отца, а равно и мачеху.
Отец, нещадно бил своего сына. Розги не только не исправляли его, а напротив, он еще хуже стал воровать.
Вступив во владение имуществом, он предался самой разгульной жизни.
Из мачехи, что он хотел, то и делал, достигнув двадцати двух лет, спустил не только до последнего гроша свое имущество, но пустил по миру свою мачеху.
Обладая очень красивой наружностью, Артаньяц имел большой успех у женщин. Незадолго перед своим разорением, он увлек одну богатую женщину, жену донского казака и стал ее обирать.
Однажды, обманутый супруг подкараулил влюбленную парочку и избив юного армянина до полусмерти, выбил ему правый глаз. С этого момента он и получил кличку — «Кривой армяшка».
Оставшись без всяких средств, Артаньяц стал заниматься кражами. Войдя во вкус, он увеличил свою практику и стал во главе довольно значительной шайки карманников.
Многие из его подчиненных попадали под суд, пойманные с поличным, но их начальник оставался неуязвим. Полиция знала о проделках армяшки, но смотрела на них сквозь пальцы. Артаньяц умел с ней ладить и очень часто оказывал ей услуги.
Большинство краж, совершенных не его шайкой, полиция, благодаря содействию Артаньяца, открывала.
Бывали даже случаи, когда он похищал вещи у лиц власть имеющих, но, чтобы угодить полиции, указывал место, где они были спрятаны. Вещи возвращались хозяину, а преступники разысканы не были.
Вот на этого-то вора и точил зубы Преснушкин.
После выхода от Янкеля, Преснушкин первоначально отправился в кабак «Разгуляй», в котором по обыкновению собиралась шайка армяшки.
Вертеп под названием «Разгуляй» держал грек Макузи. Среди жуликов обоих соседних городов, грек пользовался большою популярностью. Его кабак редко посещался полицией и, поэтому, считался самым безопасным убежищем.
Грек оберегал своих постоянных гостей, но в то же время считался тайным полицейским агентом. Приносил ли он пользу своими открытиями полицейским властям, или нет, но карманы свои он наполнял деньгами изрядно. Макузи был вызван полицеймейстером и ему дали поручение отыскать лиц, участвовавших в краже у купца Бородулина. В надежде получить крупное вознаграждение, он пригласил к себе всех известных ему воров.
Когда Преснушкин пришел в «Разгуляй» компания находилась в полном сборе, во главе с Армяшкой Кривым. Армянин был одет в новый щегольской национальный костюм. При взгляде на его одежду, у Гришки утвердилась мысль, что он обокрал Бородулина.
— Добро пожаловать, наш знаменитый певец, — сказал хозяин, ласково встречая бродягу. — Рад дорогому гостю. Кстати и дельце найдется.
— Вот что, честная компания, — обратился он к публике, — собрал я вас всех сюда по очень важному делу. Я поджидал Кущина, да должно быть не придет. Потолкуем ладком, а потом я вам пожертвую от себя четвертную. Вам всем, конечно, известна дерзкая кража у Бородулина?
— Известна! — в один голос ответила компания.
— Вот по поводу ее я и собираюсь речь держать. Вам также всем хорошо известно, что я вас всех оберегаю, как родных детей. Теперь, братцы, после кражи у Бородулина нам всем предстоит большая опасность. Наше спасение будет заключаться в том, чтобы хотя частичку отыскать из украденного. Что ты на это скажешь, Артаньяц?
— Да, что мне сказать на это. Ни я, ни мои молодцы здесь неповинны.
— Откуда же ты так разбогател?
— Богачка одна влюбилась.
— В кривого-то? — спросил Преснушкин.
При этом замечании присутствующие расхохотались.
Армянин сначала вспыхнул, а потом побледнел. Его зрячий глаз блеснул молнией, и он со сжатыми кулаками подбежал к Преснушкину. Не успел он на него замахнуться, как Гришка так сильно ударил нападающего в грудь, что кривой опрокинулся.
— Товарищи! — заорал армянин, — бейте его, мошенника.
Преснушкину, несмотря на его силу, пришлось бы сильно пострадать. Подчиненные Артаньяца кинулись исполнять его волю.
— По местам! — закричал хозяин. — Мы собрались по важному делу, а они затевают драку!
Поднятые, кулаки опустились. В кабаке водворилась тишина.
— Преснушкин, ты обидел Артаньяца. Будь другом и ради меня извинись перед ним.
— Для вас, хозяин, с удовольствием это сделаю. Артаньяц, извини меня, за мою шутку.
— Ну, ладно, извиняю, — ответил он. — За тобой бутылка водки.
— Согласен.
Мировая состоялась.
Когда тишина восстановилась, хозяин опять заговорил:
— Если мы не наведем полицию на след, то наживем беду. Вы знаете, что с «рыжими» шутки плохи. Я надеюсь на тебя, Артаньяц, да на Гришу.
— Если бы в то время, когда сделалась кража, я не сидел в мешке, то сумел бы все разыскать. Теперь карты в руки Артаньяцу.
— А ты, хозяин, звал сюда Кущина? — спросил армяшка.
— Как же, — звал.
— Отчего же его нет?
— Это меня самого удивляет, обещался быть. Чего доброго, уж не он ли заварил эту кашу.
— Вряд ли, — сказал Артаньяц. — Он слишком неуклюж. Во всяком случае, нам надо его проследить. Кто возьмет это на себя?
— Я возьмусь, — ответил Гришка.
— Ну и ладно, а я прослежу за Таганрогским «Криволапым». Он, шельма, недаром уже две недели, как проживает у нас. Кой чёрт его сюда принес, когда и в Таганроге ему есть добыча.
— Да, детушки, постарайтесь. Не только заработаем от купца, да и себя еще обезопасим. Положим, полиция теперь может отыграться от губернатора, она ведь захватила чуть ли не с поличным одного служащего в торговом доме.
— Зачем же тогда к нам придираться? — спросил один сухощавый старик, с длинным носом.
— В том-то и дело, что теперь оказалось, что найденная у него вещь, — пояснил хозяин, — не была в числе украденных. Кроме того, у него же должны, быть сообщники. Постарайтесь же, братцы.
— Из кожи полезем, — отвечали собравшиеся.
— Ну, когда так, детки, то я заранее уверен, что мы выиграем дело. А теперь для удачи, выпьем.
Одной четвертной, поставленной греком, оказалось мало.
Хозяин, в ожидании крупной награды поставил вторую.
«Пожалуй, кривой и правду говорит, что он не принимал участия в краже. Хотя у него нарядное платье, да это еще ничего не значит, — размышлял Гришка. — У него ума бы не хватило так ловко спрятать концы. А все-таки и за ним мне надо присмотреть».
ТАЙНА БРОДЯГИ
На другой день после кутежа, Преснушкин проснулся со страшной головной болью.
Ему во что бы ни стало, надо было повидать Кущина. Но где его отыскать? Кущин не имел постоянной квартиры. Гришка обошел все вертепы Ростова и Нахичевани. Кущин словно сквозь землю провалился. Оставалось только побывать у «хохлихи».
Боязнь, что здоровенный хозяин поколотит его за проделку с пятирублевой бумажкой, удерживала его от посещения.
«Волков бояться в лес не ходить», наконец порешил он и твердой походкой отравился в дом сердитого унтер-офицера. Как только он вошел, сердце у него невольно екнуло.
Хозяин был в страшно дурном расположении духа и всех посетителей ругал отборными словами.
— Нашему уважаемому хозяину наинижайшее почтение, — сказал он заискивающим тоном.
— Ну тебя, ко всем чертям с твоим почтением, — закричал хохол, — все вы дьяволы, воры, душегубцы.
— За что такая немилость, ваше степенство, я всегда был вашим верным рабом. Положите гнев на милость.
— Был вчера в моем заведении?
Гришка быстрым взглядом окинул комнату и убедившись в отсутствии хохлихи, смело сказал:
— Нет, не был.
— Ну, это другое дело, здравствуй.
— Да в чем дело, скажите?
— А в том, что торговлю надо бросать, опять без меня жена торговала и ни денег, ни водки.
— Позвольте, дорогой хозяин, сороковочку в двадцать пять копеек.
— Садись, сейчас подам. Хотя бы тебе поганцу и не следовало бы водки давать. — За какую вину?
— А вот если бы ты, душегуб, не вытащил ее пьяницу из реки, не маялся бы я теперь.
— Зато душеньку христианскую спас.
— Хорошо спасение, все равно прямо в ад угодит. Только там ей и место пьянице.
Гришка только что уселся за стол, как дверь отворилась и в нее вошел новый посетитель. Бродяга вздрогнул от радости.
Это был Кущин, по прозванию «медведь».
Более подходящего названия трудно было подыскать. Среднего роста, с широчайшими плечами, длинным туловищем короткими ногами, могучей грудью и с лицом, обросшим волосами.
Какие у него были глаза, трудно было разобрать, так как он никогда ни на кого не глядел, и они были опущены вниз, прикрытые длинными ресницами. Походка его была медленная и ленивая. Казалось, что он едва в состоянии передвигать ноги. С трубкой, этот неповоротливый медведь никогда не разлучался и только когда ел или пил, вынимал ее из широчайшего рта. По профессии он был бродяга-вор, но вор осторожный и скрытный. Сообщничества в работе, он не признавал. По обыкновению, кражи совершал в одиночестве. Они были чрезвычайно смелые и замечательно хорошо обдуманы.
Преснушкин отлично знал все его проделки и вот почему он и заподозрил его в безумно смелой краже. Теперь для бродяги предстояла тяжелая задача развязать язык атому скрытому медведю. Споить его было очень трудно. Кущину выпить в полчаса четвертную ровно ничего не стоило.
Когда его угощали, то он зорко наблюдал, пьет ли собутыльник. В противном случае, он отказывался от дарового угощения.
Казалось, что у этого медведя никаких человеческих чувств не могло существовать. Всех и все он ненавидел, к Преснушкину он больше всех благоволил. Неоднократно Кущин давал ему средства к обогащению.
— Вот не ожидал встретить друга, — сказал он ему, протягивая свою широчайшую лапу. — Окончил срок?
— Да, освободился.
— От этой радости, что увидел тебя, сейчас поставлю бутылку.
Это предложенное угощение поразило бродягу. В первый раз в жизни Медведь готов был раскошелиться для ближнего.
— Спасибо за предложение, выпью с удовольствием, но сперва допей мою сороковку.
Началась попойка. Кущин потребовал вторую, третью и наконец четвертую бутылку.
При виде такого щедрого угощения, у Преснушкина все более и более укреплялась мысль, что кража у Бородулина была делом рук Медведя. А Медведь пил без отдыха, молча и казалось, что вином хочет залить тяжелую, непосильную печаль.
Когда четыре бутылки были осушены, Кущин уплатив деньги хохлу, сказал бродяге:
— Гриша, у меня до тебя просьба.
— Говори, исполню, — едва двигая языком, ответил Преснушкин.
— Пойдем за город. Мне нужно свою душу отвести.
Бродяга так ослаб, что едва в состоянии был передвигать ноги, а Медведь почти на руках вынес друга.
Доведя Преснушкина до полотна железной дороги, идущей от Новочеркаска, он усадил его на пригорке, окруженном лесом. В течение десяти минут собеседники хранили молчание.
Кущин усиленно дышал.
— Слушай, Гришка, что я тебе скажу.
— Слушаю.
— Ты можешь понять, что я тебе буду говорить?
— Могу.
— Тебе одному на свете доверю тайну. Знаю, — ты никому не скажешь.
Как ни был пьян Преснушкин, но он вздрогнул. Мысль, что ему придется выдать товарища, который с таким чистосердечием сам признается в краже у Бородулина, смутила бродягу.
— Будь покоен, — едва внятно ответил он.
— Я, видишь, полюбил одну девушку, да так люблю, что потребуй она мою кровь, с радостью отдам. Вот уже десять лет люблю, а сказал только тебе. Да и то потому, что тут одно такое дело есть. Скажу тебе, кто я, и как стал бродяжничать. Отец мой был священник, нас было трое детей. Я был любимцем. Меня отдали в семинарию, а через год выгнали. Тогда родитель отдал меня в монастырь. Три года я был послушником. Не выдержал я этой жизни и бежал. Домой я не вернулся и начал вести жизнь бродяги. Все шло ладно, пока Иришу не встретил. Полюбил ее, а вижу не пара мы — не пойдет за меня. А теперь может и пойдет! Помоги!
— Клад, что ли, надо отыскать?
— Вора, который обокрал Бородулина.
«Вот так фунт с изюмом! — подумал Преснушкин. — Стоило меня тащить такую даль, чтобы насмеяться надо мной. Неужели эта хитрая лиса почуяла, что я слежу за ним и так ехидно отплатил мне?»
— Что же ты мне не отвечаешь?
— Да я думал, что он тебе лучше известен, чем кому-либо.
— Отчего так?
— Мне говорили, что это дело твоих рук.
При этих словах Кущин так дико захохотал, что бродяга струсил. Первой его мыслью было, что Медведь рехнулся.
— Только ослы могут так думать, — сказал он, перестав хохотать. — Да неужели, если бы я совершил эту кражу, то позволил бы страдать невинному, которого вынянчила Ириша?! Сергей Семенович — это не человек, а ангел. А я, хотя и бродяга, но помню его хлеб-соль. Слушай же, от его ареста и мать его, и моя бедная Ириша просто с ума сходят. Три дня тому назад она сказала мне:
— Голубчик, отыщи ты вора, чтобы доказать кровопийцам, что Сережа наш неповинен, как голубка. Отыщешь, возьми все, что у меня есть. У меня триста рублей.
— Денег мне твоих не надо, — ответил я, — А вот хочешь, я предложу тебе: найду вора — иди за меня замуж.
— Согласилась. Пойми теперь, Гриша! — вскричал Медведь, схватив руку бродяги с такой силой, что тот вскрикнул. — Надо мне вора найти. Будь другом, не откажи помочь.
Только теперь убедился бродяга, что Медведь не ломает комедию.
— Отчего ты вчера не был у греческой образины?
— А ты разве был?
— Как же.
— Если бы я знал, что там встречу тебя, то конечно пошел бы. С этой дрянью я не желаю вести розыски. По всей вероятности, среди их были участники кражи. Они только будут дело портить. Так согласен приняться за совместные розыски?
— Согласен.
— Спасибо дружище. Теперь пойдем ко мне на квартиру.
Преснушкин от изумления приходить к новому изумлению.
Бродяги отправилась в Ростов.
Через несколько домов, от квартиры Александры Петровны Бровцыной, они остановились. Кущин, в сопровождении Гришки, вошел во двор каменного двухэтажного дома и подошел к небольшому деревянному флигелю. Этот флигель был разделен на две половины. В каждой из них находился особый вход. Бродяга вынул ключ, отворил входную дверь и пошел в небольшую кухню. Рядом с ней помещалась довольно обширная комната, с несколькими стульями, столом и кроватью.
— Вот мой особняк, — сказал он, — добро пожаловать, выпить и закусить найдется.
Спустя несколько минут появилась на столе четвертная водки, каравай хлеба, огурцы и колбаса.
— Гришка, я умею быть другом, если поможешь мне, буду вечно твоим рабом.
— Постараюсь, не ударить в грязь лицом.
Долго друзья угощались. Они только тогда улеглись, когда четвертая совершенно опустела.
