В январе 1981 года телевидение показало фильм, наглядно иллюстрирующий сказанное. Речь идет о Приключениях принца Флоризеля режиссера Е. Татарского по сценарию Э. Дубровского. Это экранизация двух циклов рассказов Роберта Льюиса Стивенсона (общим числом семь) — Клуб самоубийц и Алмаз раджи. Рассказы эти широко доступны, их прочли многие, но авторы фильма не побоялись вступить в соревнование — нет, но с автором даже, а с читателем. Кто талантливее прочтет Стивенсона? Что ж, свой талант (а когда речь идет об инсценировке, он включает тонкое ощущение стиля) авторы доказали.
Он-то и дал им право на ту меру самостоятельности, какую они проявили.
И в самом деле, если положить перед собой книгу рассказов Стивенсона, то сразу же выяснится немаловажное обстоятельство: в этом фильме кое-что не совсем так, а кое-что и совсем не так.
Очень ли, допустим, похож полковник Джеральдин, каким мы увидели его в исполнении И. Дмитриева, на того молодого человека красивой наружности, с виду чуть помоложе принца, о котором нам поведал Стивенсон? И где у Стивенсона тот художник-кубист, что привел принца с полковником в клуб самоубийц? Его в рассказах нет, да и быть не может: то направление в искусстве, которое он представляет, возникло много позднее появления героев Стивенсона. И не слишком ли смелым шагом было заменить скромного клерка на лихого ковбоя? А сам по себе сюжет? Какие разительные перемены он претерпел! Достаточно заметить, что отпетый злодей по кличке Председатель в Алмазе раджи вообще не появлялся: принц Флоризель сумел расправиться с ним уже в первом цикле рассказов.
И все же, наблюдая эти перемены, мы не испытываем досады.
Мы настолько привыкли к опасливой фразе по мотивам (а именно так назвали свою работу авторы фильма), что забыли о том, какие права она дает. Особенно когда речь идет об экранизации произведения молодого, неопытного и никому еще не известного писателя. А ведь подобным автором и написаны рассказы о принце Флоризеле. Правда, в момент их появления Стивенсону было двадцать восемь лет и он уже пять лет выступал как профессиональный литератор, но для того, чтобы пришло настоящее признание (тем более — слава), еще должен был минуть известный срок.
Нет, в данном случае мы не потеряли, а приобрели. Ибо авторы, избрав в качестве прототипов своего повествования героев немного неловких рассказов молодого Стивенсона, создали фильм, полный остроумных находок, отличающийся превосходным вкусом и — каким бы парадоксальным ни показалось это утверждение — большим уважением к классику. Конечно, в этой картине мы не всегда найдем в неприкосновенности непосредственный ее первоисточник, но зато окунемся в ту стихию юмористического и немного отстраненного рассказа, которую так ценил Стивенсон.
Передав права рассказчика полковнику Джеральдину (у Стивенсона повествование ведется от лица автора), создатели фильма следовали урокам самого писателя— ведь подобный прием он с успехом использует в своем лучшем романе, Остров сокровищ. Оттуда же пришел и другой персонаж — попугай, весьма к месту изрекающий свои сентенции. И даже страна Баккардия (А где это? — любопытствует один из персонажей фильма, но, увы, не получает ответа) возникла не из ничего. Стивенсон заимствовал своего Флоризеля из Зимней сказки, и он у него, как и у Шекспира, принц Богемский. Но Богемия была для шекспировских зрителей чистейшей географической условностью, а для читателей Стивенсона — уже нет. Для нас, разумеется, тоже. С другой стороны, Стивенсон опубликовал упомянутые циклы рассказов под названием Современные тысяча и одна ночь. Не подтолкнул ли он этим сценариста к тому, чтобы восстановить условность и выдумать свою Баккардию? Можно сказать, авторы стремились к тому, чтобы ни один намек Стивенсона не остался непонятым (и тем самым — лишь намеком).
Конечно, трудно ожидать, чтобы все сюжетные новации были в фильме удачны. Порой что-то оказывается попросту непонятным. Например, как погиб при встрече с принцем громила, некогда вскрывший сейф генерала Венделера. Будучи людьми дотошными, мы опросили более десятка знакомых, дабы выяснить обстоятельства этого трагического происшествия, и таким образом разыграли увлекательнейшую викторину: у всех на этот счет были свои догадки, но никто ничего не брался утверждать наверняка. Вот и сыщик из Скотленд-Ярда возникает и исчезает, не оказав влияния на ход событий хотя и заставив зрителя не раз от души посмеяться. Столь же сюжетно случаен и ковбой, специально вызванный принцем из Америки, чтобы изловить Председателя. В разоблачении злодея он не принимает ровно никакого участия.
Но введение этих героев оправдывается тем, как они сыграны. Вспомним, с каким восторгом перед самим собой проводит сыщик (В. Басов) свои нехитрые следственные эксперименты и как по-детски радуется ковбой (В. Матвеев) всему, что он увидел в Париже, — начиная с Эйфелевой башни и кончая миловидной девушкой, на которой при содействии принца ему удается потом жениться.
Главный же актерский вклад в успех сериала был сделан О. Далем (принц Флоризель), И. Дмитриевым (полковник Джеральдин) и Д. Банионисом (Председатель). Тон задавал Олег Даль — сколько мы утратили с уходом этого актера! — но и все актерское трио тонко чувствовало стиль фильма и работало на редкость слаженно.
А ведь стиль этот очень непрост. Действие отодвинуто не в какое-то точно обозначенное историческое прошлое, хотя основные приметы и относятся к викторианскому Лондону и тех же лет Парижу, а в некие давние времена, притом с намеренными анахронизмами. Они чаще из области искусства, чем из области быта. Фантомас еще не начал своей увлекательной (пусть и преступной) карьеры в литературе и кинематографе, но помощники его уже тут как тут. Это слуги принца — такие же анонимные, загадочные и одетые в некое подобие униформы. Художник-кубист рисует Председателя, каким он его видит, — и, к всеобщему восторгу, преступники, специально собранные со всего света, мгновенно его по этому портрету опознают, причем путаются, вероятно, еще больше, чем если бы портрет был исполнен в реалистической манере. А титры, воссоздающие атмосферу старого кино!.. Порой они производят замечательный комический эффект.
Хотят ли создатели этого фильма переспорить Стивенсона? Навряд ли. У них нет никакой по отношению к нему агрессивности. Напротив, они с ним заодно и просто решают задачу, некогда писателем поставленную, употребляя средства, которыми он не располагал, и используя сведения, ему по тем временам недоступные. И, как нетрудно заметить, такая позиция оказалась вполне плодотворной. Чего-чего, а той внутренней вялости, которую так легко выдать за уважительность, здесь нет и в помине.
