Разыскивается преступление — Мужчина или женщина — вторая часть романа Красная жатва Дэшила Хэммета
Ставьте на Крошку Купера
Остаток дня я просидел над отчетом по делу Дональда Уилсона. Потом до самого обеда валялся на диване, курил сигары и обдумывал дело Элихью Уилсона.
Вечером я спустился в ресторан и только открыл рот, чтобы заказать ромштекс с грибами, как меня вызвали к телефону.
В трубке раздался ленивый голос Дины Брэнд:
— Тебя хочет видеть Макс. Вечерком заедешь?
— К тебе?
— Да.
Я обещал, что приеду, положил трубку и вернулся в ресторан. Покончив с ромштексом, я поднялся к себе на шестой этаж. Окна моей комнаты выходили на улицу. Я отпер дверь, вошел и повернул выключатель.
По двери, у самого моего виска, чиркнула пуля.
Еще несколько пуль изрешетили дверь и стену, но я уже успел забиться в угол, который из окна не просматривался.
В пятиэтажном доме напротив размещалось какое-то учреждение, его крыша была чуть выше моего окна. В темноте крыши видно не было, у меня горел свет, и высовываться из окна было бы, по меньшей мере, неосмотрительно.
Я стал искать, чем бы запустить в лампочку, дотянулся до Библии, швырнул ее, лампочка разлетелась вдребезги, и комната погрузилась во мрак.
Стрельба прекратилась.
Я подкрался к окну и, прижавшись к стене, вперился в темноту, однако так и не увидел, есть ли кто-то наверху: между крышей и моим окном был слишком большой перепад. Десять минут я не отрываясь наблюдал одним глазом за домом напротив, в результате чего лишь свернул себе шею.
Затем, добравшись до телефона, я попросил коридорную прислать дежурного полицейского.
Им оказался упитанный малый с белыми усами и маленькой, как у ребенка, головкой. Крохотная шляпа была сдвинута на затылок. Звали его Кивер. Узнав, что в меня стреляли, он ужасно разволновался.
Следом за Кивером пришел управляющий отелем, дородный мужчина, бесподобно владеющий собой. Моя история не произвела на него никакого впечатления. Воспринял он ее с притворным испугом уличного факира, которому не удался фокус.
Мы рискнули включить свет, ввернув новую лампочку, но опять засвистели пули. В стене появилось еще десять дырок
Полицейские приходили и уходили, безуспешно пытаясь обнаружить стрелявших. Позвонил Нунен. Сначала он говорил с сержантом, ответственным за проведение операции, а затем попросил к телефону меня.
— Представляешь, только что узнал, что в тебя стреляли, сообщил он. — Кто бы это мог быть, как ты думаешь?
— Понятия не имею, — соврал я.
— Ты цел?
— Цел.
— И на том спасибо, — с облегчением вздохнул он. — Ничего, дай срок, мы эту пташку выловим. Никуда от нас не уйдет. Хочешь, я оставлю у тебя двоих ребят, если тебе так спокойнее?
— Нет, благодарю.
— А может, все-таки пусть останутся?
— Спасибо, не стоит.
Он взял с меня слово, что в случае чего я ему тут же позвоню, заверил, что вся полиция города Берсвилла к моим услугам, намекнул, что, если со мной что-нибудь случится, он этого не переживет, — и только тогда отстал.
Полицейские ушли. Я перенес вещи в другой, более безопасный номер, переоделся и отправился на Харрикен-стрит, на свидание с Сиплым.
***
Дверь мне открыла Дина Брэнд. Ее полные, чувственные губы на этот раз были накрашены ровно, но русые волосы так же плохо расчесаны, пробор неровный, а оранжевое шелковое платье в пятнах.
— Тебя еще не убили? — удивилась она. — А ты живучий. Заходи.
Мы вошли в захламленную гостиную. Дэн Рольф и Макс Тейлер играли в карты. Рольф кивнул, а Тейлер привстал и пожал мне руку.
— Говорят, ты объявил Бесвиллу войну, — просипел он.
— Я тут ни при чем. У меня есть клиент, который хочет проветрить этот нужник.
— Не хочет, а хотел, — поправил меня Сиплый, когда мы сели за стол. — Делать тебе больше нечего.
Тут я произнес целую речь:
— Видишь ли, мне не нравится, как Бесвилл со мной обошелся, а сейчас я могу взять реванш. Насколько я понимаю, ты опять вернулся в шайку, снова ходишь с ними в обнимку, все обиды побоку, верно? Ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Было время, когда и я хотел того же. Если бы меня оставили в покое, я, быть может, ехал бы сейчас назад, в Сан-Франциско. Но меня в покое не оставляют. Взять хотя бы толстяка Нунена. За два дня он дважды пытался меня прикончить. Не слишком ли часто? А теперь настала моя очередь за ним поохотиться, и в этом удовольствии я себе отказать не могу. Прошло время собирать бесвиллскую жатву. Этим-то я и займусь.
— Если останешься жив, — заметил Сиплый.
— Естественно, — согласился я. — Сегодня утром, например, я вычитал в газете, что какой-то парень ел в постели эклер с шоколадным кремом, подавился и помер.
— Хорошая история, — вставила Дина Брэнд, развалившись в кресле, только в сегодняшней газете ничего такого нет.
Она закурила и швырнула спичку за диван. Чахоточный собрал разбросанные по столу карты и стал их бесцельно тасовать.
— Уилсон хочет, чтобы ты взял себе эти десять тысяч, — нахмурившись, сказал Тейлер. — Чего ты упрямишься?
— Склочный у меня нрав, вот беда, — сказал я. — Терпеть не могу, когда людей убивают.
— Смотри, сыграешь в ящик. Я-то против тебя ничего не имею. Ты Нунена от меня отвадил. Поэтому и говорю: плюнь и возвращайся во Фриско.
— И я против тебя ничего не имею, — сказал я. — Поэтому и говорю: порви с ними. Один раз они уже тебя обманули. И еще обманут. И потом, они плохо кончат. Выходи из игры, пока не поздно
— За меня не бойся, — сказал он. — Я себя в обиду не дам
— Охотно верю. Но ведь ты же сам знаешь: долго они все равно не протянут. Ты уже сливки снял — пора и когти рвать
— Парень ты не промах, не спорю, — сказал он, покачав своей маленькой черной головкой. — Но и тебе не удастся расколоть этот орешек. Он тебе не по зубам. Если бы я считал, что это тебе по силам, я бы перешел на твою сторону. Сам знаешь, как я отношусь к Нунену. Но тебе их не одолеть. Никогда. Отступись.
— Ни за что. Вколочу в это дело все десять тысяч папаши Элихью до последнего цента.
— Говорила же я тебе, — зевнув, сказала Сиплому Дина Брэнд, — если уж он что-то вбил себе в голову, его не переубедишь Эй, Дэн, у нас что-нибудь выпить найдется?
Чахоточный встал из-за стола и вышел из комнаты.
— Дело твое. — Тейлер пожал плечами. — Не мне тебя учить Завтра вечером на бокс собираешься?
Я ответил, что собираюсь. Вошел Дэн Рольф с джином и стаканами. Мы выпили. Разговор зашел о боксе. О моей схватке с Бесвиллом больше никто не упоминал. По-видимому, Сиплый просто умыл руки, но мое упрямство его не разозлило. Он даже дал мне совет, если я пойду на бокс, поставить на Малыша Купера, который должен выиграть у Айка Буша нокаутом в шестом раунде. Тейлер явно что-то знал, и его прогноз ничуть не уди вил Дину и Рольфа.
Ушел я в начале двенадцатого и добрался до отеля без всяких происшествий.
Нож с черной рукояткой
Утром, когда я проснулся, меня посетила гениальная идея. Ведь в Берсвилле всего сорок тысяч жителей, и слухи наверняка расходятся моментально. В десять утра я взялся за дело.
Я ходил по бильярдным, табачным магазинам, барам, закусочным, останавливался на перекрестках. Стоило мне увидеть одного-двух шатающихся без дела берсвилльцев, как я подходил и говорил примерно следующее:
— Спичек не найдется?.. Благодарю… Сегодня на бокс идешь?.. Буш, говорят, сольет в шестом раунде… Мне Сиплый рассказывал — он зря говорить не будет… Еще бы, конечно, жулики, все до одного…
Люди любят секреты, а все, связанное с именем Тейлера, носило в Берсвилле налет секретности. Слухи распространялись с невероятной быстротой. Многие из тех, кому я сообщил прогноз Сиплого, спешили передать его дальше — главным образом, чтобы продемонстрировать свою осведомленность.
Еще утром шансы Айка Буша на победу считались более предпочтительными, некоторые полагали даже, что он победит нокаутом. Но уже к двум часам дня ситуация изменилась: сначала шансы боксеров выровнялись, а к половине третьего Крошка Купер стал фаворитом, ставки на него принимались два к одному.
Напоследок я зашел в закусочную и, уписывая сэндвич с жареной говядиной, поделился своим прогнозом с буфетчиком и несколькими постояльцами.
Когда я вышел, на улице меня ждал какой-то тип с кривыми ногами и острой, отвисшей, как у борова, челюстью. Он кивнул и пошел рядом, грызя зубочистку и косясь на меня. Когда мы дошли до перекрестка, он сказал:
— Все это вранье.
— Что именно?
— Что Айк Буш сольет. Вранье, я тебе точно говорю.
— А тебе-то какая разница? Знающие люди ставят на Купера два к одному, а ведь ему без помощи Буша не выиграть.
Кривоногий выплюнул изжеванную зубочистку и обнажил желтые зубы:
— Да он мне сам вчера вечером говорил, что уложит Купера одной левой, а уж мне бы он заливать не стал.
— Дружишь с ним?
— Дружить не дружу, но он знает, что… Слушай! Тебе правда про Купера Сиплый рассказывал?
— Правда.
— Надо же! — И он злобно выругался. — А я-то развесил уши, поверил этому паразиту, последние тридцать пять долларов на него извел. Л ведь я мог бы его посадить… Он осекся и стал озираться по сторонам.
— За что?
— Было за что. Неважно. — Послушай, раз ты про него что-то знаешь, это меняет дело. Я и сам на Буша поставил. Если он у тебя на приколе, можно было бы с ним договориться.
Он взглянул на меня, на тротуар, порылся в кармане жилета извлек оттуда зубочистку, сунул ее в рот и пробормотал:
— А ты кто будешь?
— Я назвался то ли Хантером, то ли Хантом, то ли Хантингтоном и спросил, как зовут его.
— Максвейн, Боб Максвейн, — представился кривоногий. Если не веришь, спроси кого хочешь. Меня в городе все знают
Я сказал, что верю.
— Ну, что скажешь? Нажмем на Буша?
Его маленькие глазки вспыхнули и тут же погасли.
— Нет, — выдохнул он. — За кого ты меня принимаешь? Я всегда…
— …даю себя за нос водить, — подхватил я. — Не бойся тебе с ним дело иметь не придется, Максвейн. Выкладывай все, что знаешь, а я уж сам все устрою — если будет что устраивать.
Обдумывая мои слова, он облизнул губы, и зубочистка вы пала у него изо рта и застряла в пиджаке.
— А ты не разболтаешь, что и я замешан в этой истории? спросил он. — Я ведь здешний, и, если это дело выплывет, меня тут же загребут. А его в полицию не сдашь? Только пригрозишь, чтобы он сегодня вечером не слил?
— Конечно.
Он вцепился в мою руку и с волнением в голосе спросил:
— Честно?
— Честно.
— Его настоящее имя — Эл Кеннеди. Два года назад он принимал участие в налете на банк «Кистоун-траст» в Филадельфии, когда ребята Финки Хоггарта уложили двух посыльных. Сам Эл их не убивал, но в ограблении участвовал. Он вообще в Филадельфии немало дел натворил. Всю банду забрали, а ему удалось смыться. Поэтому-то он здесь и отсиживается. Поэтому никогда не даст репортерам свою физиономию в газетах пропечатать. Пред почитает не высовываться. Ты меня понял? Айк Буш — это Эл Кеннеди, которого разыскивают легавые за ограбление «Кистоуна». Уяснил себе? Он участвовал…
— Уяснил, уяснил, — заверил его я, с трудом остановив эту карусель. — Скажи лучше, как нам с ним встретиться?
— Он живет в отеле «Максвелл», на Юнион-стрит. Сейчас, надо думать, он в номере, отдыхает перед боем.
— Чего ему отдыхать? Он ведь еще не знает, что будет драться всерьез. Ладно, попробуем. Попытка не пытка.
— Не мы попробуем, а ты! Сам же слово дал, что меня не вы дашь, а теперь «мы да мы»!
— Извини, запамятовал. Как он выглядит?
— Черноволосый такой, стройный, одно ухо изуродовано, брови прямые. Не знаю, как он тебя встретит. — Это дело мое. Где мне потом тебя найти?
— Буду возле бильярдной Марри. Смотри не проговорись, ты обещал.
* * *
Гостиница «Максвелл» ничем не отличалась от десятка точно таких же затесавшихся между магазинами маленьких гостиниц на Юнион-стрит: узкая входная дверь, на второй этаж, в контору, ведет крутая лестница с побитыми ступеньками. Располагалась контора прямо в холле: за деревянной стойкой с облупившейся краской стоял стенд с ключами и ячейками для писем. На стойке валялся медный колокольчик, а рядом захватанная книга гостей. В конторе было пусто.
Пришлось перелистать восемь страниц, прежде чем я обнаружил нужную мне запись: «Айк Буш, Солт-Лейк-Сити, номер 214». Ключа от его комнаты на стенде не было. Я поднялся этажом выше и постучал в дверь под номером 214. Безрезультатно. Постучал еще несколько раз и поплелся назад, к лестнице.
Кто-то подымался наверх. Я остановился на площадке, решив посмотреть, кто это.
В полумраке возник стройный мускулистый парень в военной рубашке, синем костюме, серой кепке и с абсолютно прямыми бровями. — Привет, — сказал я. Он кивнул и молча прошел мимо. — Сегодня выиграешь?
— Надеюсь, — бросил он, не останавливаясь. — Вот и я надеюсь, — сказал я ему вдогонку. — Уж больно не хочется отправлять тебя обратно в Филадельфию, Эл.
Он сделал еще шаг, очень медленно обернулся, прислонил-ся плечом к стене и с сонным видом буркнул: — Чего?
— Ты меня, говорю, очень огорчишь, если проиграешь такому сопляку, как Крошка Купер. Не делай этого, Эл. Ты же не хочешь возвращаться в Филадельфию, верно?
Парень набычился и двинулся в мою сторону. Подойдя почти вплотную, он замер и повернулся ко мне вполоборота. Я держал Руки в кармане плаща, он — по швам. — Чего? — буркнул он во второй раз. — Запомни хорошенько: если Айк Буш сегодня вечером не одержит победу, Эл Кеннеди завтра утром отправится на восток.
Он слегка повел левым плечом, а я пошевелил пистолетом в кармане.
— А с чего ты взял, что я не выиграю? — буркнул он.
— Слухи ходят. Вот я и подумал, что ты уже приобрел билет до Филадельфии.
— Челюсть бы тебе, жирному подонку, свернуть.
— Если сворачивать, то прямо сейчас, а то потом поздно будет: либо ты выиграешь и тогда, скорее всего, больше меня не увидишь, либо проиграешь, но тогда руки у тебя будут заняты.
Максвейна я нашел в бильярдной Марри, на Бродвее.
— Ну что, видел его? — спросил он.
— Да, мы обо всем договорились. Если он сольет или скажет хоть слово тем, кто на него ставил, или наплюет на то, что я ему сказал, или…
Максвейн ужасно встревожился.
— Смотри, будь начеку, — предупредил он. — Они могут попытаться убрать тебя. Он… ой, вон идет парень, мне с ним переговорить надо… — И с этими словами он исчез.
* * *
Боксерские поединки проводились в бывшем казино, большом деревянном здании на окраине Бесвилла, где раньше был парк с аттракционами. К половине девятого здесь собрался весь город, когда я приехал, зал уже был набит битком: и внизу, где были расставлены складные стулья, и наверху, на крошечных балкон чиках, куда внесли скамейки, свободных мест не было.
Дым. Вонь. Жара. Шум.
Я сидел в третьем ряду, сбоку от ринга. Пробираясь на свое место, я увидел неподалеку, на боковом сиденье, Дэна Рольфа, а рядом с ним Дину Брэнд. На этот раз она причесалась, даже завилась, и в большой серой шубе выглядела «на все сто».
— Играешь Купера? — спросила она, когда мы помахали друг Другу.
— Нет. А ты на него много поставила?
— Могла бы больше, но не стала. Он же фаворит, теперь за него много не получишь.
— Все почему-то считают, что Буш должен слить. Несколько минут назад я сам видел, как на Купера ставили сотню, четыре к одному. — Я перегнулся через Рольфа и, нырнув под серый меховой воротник, шепнул Дине на ухо:
— Буш не сольет. Поставь на него, пока еще есть время Ее огромные воспаленные глаза расширились и потемнели от волнения, жадности, любопытства, недоверия.
— А ты не врешь? — хрипло спросила она. — Нет.
— Откуда ты знаешь? — Она нахмурилась и стала кусать подкрашенные губы.
Я не ответил. Она опять прикусила губу:
— Макс в курсе?
— Я его не видел. Он здесь?
— Должен быть, — сказала Дина, рассеянно смотря перед собой. Рот ее шевелился, как будто она что-то про себя подсчитывала.
— Поступай как знаешь, но это верняк, — сказал я. Подавшись вперед, Дина пристально посмотрела мне в глаза, щелкнула зубами, взяла сумочку и достала оттуда пачку банкнот толщиной в кофейную банку. Часть денег она сунула Дэну:
— Пойди поставь на Буша. Впереди еще целый час, посмотришь, как его играют.
Рольф взял деньги и ушел, а я сел на его место. Она коснулась пальцами моей руки и сказала:
— Если он проиграет, я тебе не завидую. Всем своим видом я дал ей понять, что о проигрыше не может быть и речи.
Начались предварительные четырехраундовые поединки между любителями. Все это время я искал глазами Тейлера, но безуспешно. Дине не сиделось, на ринг она почти не смотрела и занималась тем, что либо спрашивала, от кого я узнал про Буша, либо угрожала мне адским пламенем и вечными муками, если мой прогноз не сбудется.
Когда начались полуфинальные бои, вернулся с тотализаторными билетами Рольф. Дина вцепилась в билеты, а я пошел на свое место. Не подымая головы, она бросила мне вслед: — Когда кончится, подожди нас у входа. Пока я пересаживался, на ринг поднялся Крошка Купер. Это был краснощекий, светловолосый крепыш в лиловых трусах, зубастый и не в меру упитанный. В противоположном углу, нырнув под канаты, появился Айк Буш, он же — Эл Кеннеди. Айк смотрелся лучше своего соперника: стройный, подтянутый, проворный, вот только лицо бледное, встревоженное.
Они сошлись в центре, обменялись, как полагается, приветствиями, опять разошлись по углам, скинули халаты, грянул гонг — и бой начался.
Купер двигался тяжело и, хотя владел мощным ударом снизу. Попадал редко. В Буше же сразу чувствовался класс: прыгучий, отменная реакция, отлично работает правой. Если бы проворный Буш хоть немного постарался, Купера бы унесли с ринга прямо на кладбище. Но в том-то и беда, что Буш не старался, он совершен но не стремился к победе; наоборот, делал все возможное, чтобы проиграть.
Купер неуклюже расхаживал по рингу и со страшной силой лупил по всему, что попадалось под руку,- от свисавших с по толка ламп до боковых стоек. Его тактика была предельно проста: не щадить никого и ничего. Буш плясал вокруг него, то приближаясь, то отскакивая; все его удары приходились в цель, вот только настоящих ударов не было.
Еще не кончился первый раунд, а зал недовольно загудел. Второй раунд оказался ничем не лучше. Мне стало не по себе Похоже, Буш не сделал выводов из нашей короткой беседы. Kpaeм глаза я следил за Диной Брэнд: она была в исступлении и, как могла, пыталась привлечь к себе мое внимание, но я сделал вид, что ничего не вижу и не слышу.
В третьем раунде любовный танец на ринге проходил под аккомпанемент громких выкриков из зала: «Долой обоих!», «Вы еще поцелуйтесь!», «Драться будете?». Улучив момент, когда пляшущие по рингу боксеры оказались в ближайшем от меня углу, а негодующий крик болельщиков на мгновение смолк, я сложил руки рупором и крикнул:
— Привет из Филадельфии, Эл!
В этот момент Буш стоял ко мне спиной. Он поменялся с Купером местами, толкнул его на канаты и поглядел в мою сторону.
И тут откуда-то сзади, совсем из другого конца зала, кто-то выкрикнул:
— Привет из Филадельфии, Эл! Максвейн, не иначе.
Какой-то пьяница слева от меня прокричал то же самое, его испитое лицо расплылось в широкой улыбке — шутка про Филадельфию, как видно, пришлась ему по вкусу. Подхватили ее и другие — в основном чтобы позлить Буша.
Видно было, как лихорадочно забегали под черной полоской прямых бровей его маленькие глазки.
В этот момент мощный удар Купера пришелся ему прямо в челюсть.
Айк Буш рухнул к ногам судьи.
Судья за две секунды успел досчитать до пяти, но тут грянул гонг.
Я посмотрел на Дину Брэнд и засмеялся. А что мне еще оставалось? Она тоже взглянула на меня, но не засмеялась. В эту минуту она была похожа на чахоточного Дэна Рольфа, только гораздо злее.
Секунданты оттащили Буша в угол и стали его растирать — без особого, впрочем, усердия. Он открыл глаза и опустил голову. Грянул гонг.
Подтянув трусы, Крошка Купер поплелся на середину ринга. Буш подпустил его поближе, а затем рванулся навстречу.
Левая перчатка Буша скользнула куда-то вниз, на мгновение исчезла, и Купер вдруг сказал «ух» и, скрючившись, подался назад удар пришелся ему прямо в живот.
Ударом правой в челюсть Буш заставил его распрямиться, а затем его левая перчатка опять соскользнула вниз. Купер снова сказал «ух» и еле устоял на ногах.
Буш еще пару раз стукнул его по голове, поднял правую перчатку, обводящим ударом левой заставил его раскрыться и, выбросив правую руку, нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Звук удара разнесся по всему залу.
Купер рухнул, дернулся и замер. До десяти судья ухитрился считать целых полминуты. Впрочем, он мог бы считать и полчаса. Крошка Купер был в нокауте.
Досчитав наконец до десяти, судья нехотя поднял руку Буша. Вид у обоих был невеселый.
Вдруг что-то сверкнуло в воздухе. Сверху, над головой зрителей, просвистела пущенная с одного из балкончиков какая-то серебряная стрелка.
Раздался женский крик.
Стрелка спикировала на ринг, издав глухой и в то же время какой-то резкий звук.
Айк Буш опустил поднятую судьей руку и ничком повалился на Крошку Купера. Из шеи у него торчала черная рукоятка ножа.
Срочно требуются преступники обоего пола
Выйдя через полчаса из зала, я увидел Дину Брэнд, она сидела за рулем маленького голубого «мармона» и беседовала со стоявшим возле машины Максом Тейлером.
Квадратная челюсть Дины выдавалась вперед, а углы большого красного рта опустились и заострились.
У Сиплого вид был не лучше. Его смазливое личико пожелтело и застыло, а губы были тоньше бумаги.
Семейная сцена, одно слово! Я бы не стал им мешать, если бы Дина сама не увидела меня.
— Господи, сколько же можно ждать! — окликнула она меня.
Я подошел к машине. Взгляд, которым окинул меня Тейлер, не сулил мне ничего хорошего.
— Вчера я советовал тебе возвращаться во Фриско, — проговорил он шепотом, от которого стыла в жилах кровь, — а сегодня приказываю.
— Спасибо за заботу, — сказал я, садясь в машину рядом с Диной.
— Ты подводишь меня уже не в первый раз, — сказал ей Сиплый, когда она стала заводить мотор. — Но в последний.
Машина тронулась, Дина повернула голову и пропела:
— Катись, любимый, к дьяволу! Вскоре мы въехали в город.
— Буш мертв? — спросила она, сворачивая на Бродвей.
— Мертвей не бывает. Когда его перевернули на спину, оказалось, что острие ножа торчит спереди.
— Сам виноват: не надо было их надувать. Давай где-нибудь перекусим. Я выиграла больше тысячи, и если победа Буша моего дружка не устраивает, тем хуже для него. А ты в выигрыше?
— Я не играл. Макс, стало быть, недоволен?
— Не играл?! — удивилась она. — Каким же надо быть дураком, чтобы заранее знать результат и не играть! Первый раз такое слышу!
— Я не знал наверняка, что бой заделан. Значит, Макс недоволен?
— Не то слово. Он проиграл кучу денег. А теперь злится, что я в последний момент передумала и поставила на победителя. — Она резко затормозила перед китайским ресторанчиком. — Плевать я хотела на этого коротышку! А еще игрок называется!
От слез у нее заблестели глаза. Когда мы выходили из машины, она достала носовой платок и приложила его к лицу.
— Господи! Как есть хочется! — воскликнула она и потащила меня в ресторан. — Ты меня угостишь «чоуменем»? Целую тонну съем!
Тонну она не съела, но со своей огромной порцией, а заодно и с половиной моей, расправилась без труда. Поужинав, мы сели в «мармон» и поехали к ней.
Дэн Рольф был в столовой. Перед ним на столе стояли стакан с водой и какая-то коричневая бутылка без этикетки. Он неподвижно сидел и пялился на бутылку. В комнате пахло, опиумом.
Скинув шубу, которая тут же съехала со стула на пол, и нетерпеливо щелкнув пальцами, Дина Брэнд окликнула чахоточного:
— Деньги получил?
Не отрывая взгляда от бутылки, Рольф достал из внутреннего кармана пиджака пачку кредиток и швырнул ее на стол. Девушка схватила деньги, дважды их пересчитала, облизнула губы и сунула пачку в сумочку.
Затем Дина вышла на кухню и стала колоть лед. Я сел и закурил. Рольф тупо смотрел на бутылку. Говорить нам, как всегда, было не о чем. Девушка вернулась с бутылкой джина, лимонным соком, минеральной водой и льдом.
Мы выпили.
— Макс злой, как собака, — сказала она Рольфу. — Он узнал, что ты в последний момент поставил на Буша, и теперь считает, что я его обманула. Макака! Я-то тут при чем? На моем месте так поступил бы любой разумный человек. Правда, я ни при чем? — спросила она у меня.
— Правда.
— Вот именно. Макс, и в этом все дело, боится, как бы другие не подумали, что он был в сговоре с нами, что Дэн в последний момент поставил на Буша не только мои деньги, но и его. Пусть себе боится, а мне наплевать! Пропади он пропадом, коротышка проклятый! Давай-ка еще по одной.
Она налила себе и мне. К своему стакану Рольф даже не притронулся.
— На его месте я бы тоже не веселился, — сказал он, по-прежнему не сводя глаз с коричневой бутылки.
— А я на твоем месте заткнулась бы, — одернула его Дина. — Разговаривать со мной в таком тоне никто ему права не давал. Я не его собственность, а если он так считает, то сильно ошибается. — Она залпом осушила свой стакан, хлопнула им по столу и резко повернулась в мою сторону. — Ты действительно собираешься употребить десять тысяч долларов Элихью Уилсона на то, чтобы очистить город?
— Да.
Ее воспаленные глаза загорелись алчным блеском.
— А если я тебе помогу, ты мне дашь?..
— Ты на это не пойдешь, Дина, — Рольф говорил с трудом, но спокойно и твердо — как с ребенком. — Это будет гадко с твоей стороны.
Девушка медленно повернулась к нему. У нее снова, как во время разговора с Тейлером, угрожающе отвисла челюсть.
— Я на это пойду, — сказала она. — Пусть даже я буду гадиной, как ты говоришь.
Он ничего не ответил, сидел, как и прежде, не отрывая глаз от коричневой бутылки. Ее. лицо покраснело, ожесточилось, а голос, наоборот, смягчился, сделался нежным и вкрадчивым.
— Нехорошо, что такой благородный джентльмен, как ты, даром что чахоточный, связался с такой гадиной, — проворковала она.
— Как связался, так и развяжусь, — медленно проговорил он, пытаясь подняться. Опиум свое дело сделал.
Дина Брэнд вскочила, и, обежав вокруг стола, двинулась на него. Он смотрел на нее пустым, одурманенным взглядом. Она подошла к нему вплотную.
— Значит, я гадина?
— Я сказал, что только последняя гадина может продать своих друзей этому тину, — спокойно сказал он.
Тут она вцепилась ему в запястье и стала выворачивать его тощую руку, пока он не упал на колени. Другой рукой она несколько раз наотмашь ударила его по ввалившимся щекам. Его голова беспомощно моталась из стороны в сторону. Он даже не пытался защитить лицо свободной рукой.
Она отпустила его, повернулась к нему спиной и смешала себе джин с минеральной водой. Она улыбалась. Ее улыбка мне не понравилась.
Моргая, он поднялся на ноги. Рука, в том месте, куда влепилась Дина, покраснела и распухла, все лицо было в синяках. Он выпрямился и тупо уставился на меня.
Потом сунул руку за отворот пиджака, вынул пистолет и с таким же тупым видом выстрелил в меня. По счастью, у него тряслись руки, и я успел запустить в него стаканом. Стакан попал ему в плечо, а пуля просвистела у меня над головой.
Прежде чем он выстрелил во второй раз, я бросился на него. Вторая пуля угодила в пол. Я размахнулся и ударил его в челюсть. Он отлетел в сторону, упал и затих.
Я обернулся.
Дина Брэнд занесла у меня над головой здоровенный хрустальный сифон с минеральной водой, который наверняка размозжил бы мне череп.
— Не вздумай! — крикнул я.
— А ты не распускай руки, — огрызнулась она.
— Ты бы лучше привела его в чувство.
Она поставила сифон на стол, и я помог ей отнести Дэна наверх, в его спальню. Когда он стал подавать признаки жизни, я оставил их наедине и вернулся в столовую. Через пятнадцать минут спустилась и Дина.
— Все нормально, — сказала она. — Но ты мог бы обойтись с ним и повежливее.
— Верно. Но ведь я сделал это ради него. Знаешь, почему он стрелял в меня?
— Потому что я хотела выдать тебе Макса.
— Нет. Потому что я видел, как ты его била.
— Не понимаю — его же я била, а не ты.
— Он тебя любит, а избиваешь ты его не впервые. Он совершенно не сопротивлялся — видимо, убедился, что бесполезно. Но когда тебя бьют по щекам в присутствии другого мужчины — радости мало, согласись?
— А я-то всегда считала, что в людях разбираюсь, — пожаловалась она. — Впрочем, попробуй тут разберись. Все вы психи.
— Ударив его, я вернул ему чувство собственного достоинства, ведь я повел себя с ним, как с настоящим мужчиной, а не с опустившимся ничтожеством, который позволяет девицам лупить себя по лицу.
— Может, ты и прав, — вздохнула она. — Спорить не буду. Давай лучше выпьем.
Мы выпили, и я сказал:
— Ты говорила, что поможешь мне, если я поделюсь с тобой уилсоновскими денежками. Я готов.
— Сколько дашь?
— От тебя зависит. Сколько заработаешь, столько и получишь.
— Это несерьезно.
— Пока что серьезной помощи от тебя я тоже не имею.
— Напрасно ты думаешь, что я своих денег не отработаю. Кто-кто, а я, дружок, Бесвилл изучила неплохо. — Она посмотрела на свои колени, помахала мне ногой в сером чулке и с возмущением воскликнула: — Ты смотри! Опять поехал. Видал что-нибудь подобное?! Хоть босиком ходи, честное слово!
— У тебя слишком толстые ноги. Никакой материал не выдержит.
— Много ты понимаешь. Так как же ты собираешься почистить наш бесвиллский нужник?
— Если я правильно информирован, Бесвилл превратился в нужник прежде всего благодаря стараниям Тейлера, Пита-Финика, Лу Ярда и Нунена. У папаши Элихью, разумеется, рыльце тоже в пуху, но не у него же одного. К тому же, хочет он того или нет, он мой клиент, уже одно это может служить ему оправданием.
Единственное, что мне остается, — это копать поглубже и вывести на чистую воду всю банду, одного за другим. Возможно, придется дать объявление в газете: «Срочно требуются преступники обоего пола». Если они действительно настоящие мошенники, а я в этом не сомневаюсь, за ними наверняка что-то числится — надо только как следует поискать.
— Так вот почему ты вывел боксеров на чистую воду?
— Это был всего лишь эксперимент — хотелось посмотреть, что получится.
— Оказывается, у вас, детективов, научный подход.
Господи, никогда не скажешь, что такой увалень, как ты, толстый, немолодой, упрямый, способен на такие невероятные хитрости.
— Иногда лучше действовать осмотрительно, — сказал я, — а иногда, наоборот, надо лезть на рожон — если знаешь, конечно, что выживешь и в пылу боя головы не потеряешь.
— Самое время выпить, — сказала она.
Любопытная история
Сказано — сделано.
Мы выпили, она поставила стакан на стол, вытерла губы и сказала:
— Раз ты намерен лезть на рожон, могу подкинуть тебе одну любопытную историю. Ты когда-нибудь слышал про брата Нунена, Тима, который пару лет назад покончил с собой в Мок-Лейке?
— Нет, не слышал.
— Ничего хорошего все равно бы не услышал. Тим ведь не покончил с собой. Его убил Макс.
— Да?
— Господи, да проснись ты! Все, что я говорю, — чистая правда. Нунен относился к брату, как отец к сыну. Если до него дойдет, что Тима убил Макс, Сиплому не поздоровится. А ведь ты к этому и стремишься, правильно?
— А доказательства у нас есть?
— Перед смертью Тима видели два человека, и он успел сказать им, что его убил Макс. Свидетели и сейчас живут в городе, хотя одному из них жить осталось недолго. Ну, что скажешь?
Вроде бы она и впрямь говорила правду, хотя женщинам, в особенности голубоглазым, не стоит верить на слово.
— Расскажи все с самого начала, — попросил я. — Люблю подробности.
— Пожалуйста. Ты когда-нибудь бывал в Мок-Лейке? Это наш летний курорт, отсюда по шоссе миль тридцать через каньон. Там, правда, сыро, но летом прохладно — в общем, место неплохое. Произошло это прошлым летом, в последний уик-энд августа. Я поехала туда с одним англичанином, Холли. Сейчас он в Англию вернулся, но это к делу не относится. Смешной такой, прямо как старуха: носил белые шелковые носки, причем надевал их наизнанку — чтобы раздражения на коже не было. Несколько дней назад, кстати, пришло от него письмо. Где-то здесь валяется, черт с ним, неважно.
Так вот, я была с этим англичанином, а Макс — с девицей по имени Мертл Дженисон. У него с ней тогда любовь была. Сейчас-то Мертл в больнице лежит, не сегодня завтра умрет. Воспаление почек вроде бы. А тогда она была стройная блондинка — глаз не оторвешь. Мне она всегда нравилась, вот только когда выпьет, шуму от нее много. Тим Нунен был от нее без ума, но она никого, кроме Макса, в то лето не замечала.
Но Тим все равно от нее не отставал. Он был хорош собой, ничего не скажешь: красивый высокий ирландец, но дурак дураком и мелкий жулик — если бы не брат, он давно бы пропал. Ходил он за Мертл буквально по пятам, но она от Макса это скрывала: не хотела, чтобы у него неприятности с полицией были.
В субботу приезжает в Мок-Лейк Тим — где Мертл, там и он. Мертл с Максом были одни, а мы с Холли — с компанией. Захожу я в тот день к Мертл, а она мне записку от Тима показывает. Тим пишет, чтобы она пришла вечером в беседку, всего на несколько минут. А если не придешь — покончу с собой, так и сказано. Мы с ней, помню, еще над ним посмеялись: какой пылкий влюбленный нашелся! Я отговаривала Мертл как могла, но она выпила, разошлась и сказала, что обязательно пойдет — пусть выскажется.
В тот вечер мы все отправились на танцы. Макс некоторое время был в зале, а потом куда-то исчез. Мертл сначала танцевала с Ратгерсом, городским адвокатом, а затем потихоньку вышла в боковую дверь. Проходя мимо, она мне подмигнула, и я поняла, что Мертл идет на свидание с Тимом. Только она вышла, слышу — выстрел. Больше никто не обратил на это внимание; если б не записка, я бы, вероятно, тоже пропустила его мимо ушей.
Я сказала Холли, что мне надо поговорить с Мертл, и тоже покинула зал. Минут, наверно, на пять позже нее. Спускаюсь я в парк и вижу, что вокруг одной из беседок огни, толпа собралась. Иду я туда и… черт, в горле пересохло!
Я разлил джин по стаканам, а она вышла на кухню за минеральной водой и льдом. Мы бросили в стаканы по кубику льда, разбавили джин водой, выпили, и Дина продолжила свой рассказ:
— В беседке я увидела мертвого Тима, в виске дырка.
Рядом его пистолет. Вокруг человек десять: служащие отеля, гости, сыщик Максвейн, один из людей Нунена. Мертл тут же бросилась ко мне, отвела меня в сторону и говорит: «Его убил Макс. Как мне быть?»
Я спросила, как было дело. Оказывается, она слышала пистолетный выстрел и сперва решила, что Тим все-таки застрелился. Ничего, кроме вспышки, она не видела: было темно, да и до беседки еще далеко. Когда она подбежала к Тиму, тот катался по траве и стонал: «Не из-за нее же он меня убил… Я бы…» Больше Мертл ничего разобрать не смогла. Он катался по траве, а из раны в голове лилась кровь.
Мертл испугалась, что это дело рук Макса, опустилась на колени и, приподняв голову Тима, спросила его: «Кто это сделал, Тим?» Он был еле жив, но, собравшись с силами, сумел все-таки проговорить: «Макс».
«Как мне быть? Как мне быть?» — повторяла она, и тогда я спросила, слышал ли кто-нибудь, кроме нее, предсмертные слова Тима. «Только сыщик», — ответила она. Оказывается, пока Мертл пыталась оторвать от земли голову Тима, к ним подбежал Максвейн. Все остальные находились далеко.
Я не хотела, чтобы из-за такого придурка, как Тим Нунен, у Макса были неприятности. Тогда у нас с Сиплым еще ничего не было, просто он мне нравился, а братья Нунены — нет. Максвейна-то я знала, когда-то дружила с его женой. До того как Максвейн пошел работать в полицию, это был отличный парень, простой — проще некуда. Ну а став легавым, ясное дело, скурвился. Жена терпела-терпела, а потом не выдержала и ушла.
С Максвейном, значит, я была знакома, а потому и сказала Мертл, что это дело мы сможем уладить: либо дадим Максвейну на лапу, чтобы у него память отшибло, либо, если он вдруг заартачится, уберем его. Макс поможет. Мертл не уничтожила записку от Тима, где тот грозился покончить с собой, и если бы только Максвейн не заупрямился, ничего бы не стоило доказать, что Тим совершил самоубийство.
Я оставила Мертл в парке, а сама побежала искать Макса, но его нигде не было. Народу вообще было мало, в зале еще играл оркестр. Так и не найдя Макса, я вернулась к Мертл. Теперь мой план ее уже не устраивал: она не хотела, чтобы Максу стало известно, что она узнала про убийство Тима. Она ведь Макса побаивалась.
Понимаешь, к чему я клоню? Она боялась, что, когда они с Максом расстанутся, то он пронюхает, что она может, если захочет, отправить его на виселицу, и с ней расправится. Теперь-то я ее понимаю и тоже держу язык за зубами. Вот мы и решили: удастся все уладить без Макса — тем лучше. Да мне и самой высовываться не хотелось.
Мертл извлекла из обступившей Тима толпы Максвейна, отвела его в сторону, и они быстренько обо всем договорились. Кое-какие деньги у нее с собой были. Она дала ему две сотни наличными и в придачу бриллиантовое кольцо, за которое один парень, Бойл, в свое время выложил целую тысячу. Я думала, что потом Максвейн потребует еще денег, но он не потребовал. Слово свое он сдержал и с помощью записки выдал убийство за самоубийство.
Нунен чувствовал, что концы с концами не сходятся, но придраться было не к чему. По-моему, он считал, что Макс каким-то образом в этом деле замешан. Но у Макса — будь спокоен! — было стопроцентное алиби, и даже Нунен в конце концов перестал его подозревать. И все же убедить Нунена в том, что это самоубийство, так и не удалось. А поплатился за это Максвейн: Нунен выгнал его из полиции.
Вскоре после этого Макс и Мертл расстались. Без всякого скандала — разошлись и все. Думаю, при встрече с ним ей с тех пор всегда становилось немного не по себе, но, насколько я знаю, ему и в голову не приходило, что ей может быть что-то известно. Сейчас, я уже говорила тебе, она больна, и жить ей осталось недолго. Мне кажется, если ее попросить, она бы выложила всю правду. Не стал бы молчать и Максвейн, если бы почуял, что на этой истории можно подзаработать. Он тоже еще в городе: так с тех пор и слоняется без дела. За такие сведения Нунен много бы дал. Ну как, любопытная история? Для начала сойдет?
— А не мог Тим и в самом деле застрелиться? — предположил я. — И в последний момент все свалить на Макса?
— Чтобы этот симулянт покончил с собой? Да никогда в жизни!
— А может, Тима застрелила Мертл?
— Нунен тоже сперва так думал. Но ведь когда раздался выстрел, Мертл была от беседки еще далеко. У Тима на голове обнаружили следы пороха — значит, стреляли в упор. Нет, Мертл отпадает.
— Но ведь у Макса, ты сама говоришь, было алиби?
— У него всегда есть алиби. Четыре человека подтвердили, что все это время он просидел в баре, в совсем другой части отеля. Помню, эти четверо упомянули про бар несколько раз подряд, по собственной инициативе. А ведь в баре были в тот вечер и другие посетители, они почему-то не помнили, сидел там Макс или нет. А эти четверо по указке Макса припомнили бы все что угодно. Дина зажмурилась, и ее большие глаза превратились в узкие щелочки с черным ободком. Она пододвинулась ко мне, опрокинув локтем свой стакан.
— Одним из этих четырех, — доверительно сообщила она, — был Каланча Марри. Они с Максом сейчас на ножах, и Каланча только рад будет его заложить. У него бильярдная на Бродвее.
— Этого Максвейна случайно не Боб зовут? — поинтересовался я. — Кривоногий такой, с отвисшей, как у борова, челюстью?
— Он самый. Ты его знаешь?
— Только в лицо. Чем он сейчас занимается?
— Мелкий жулик. Ну как история?
— Ничего. Может, она мне и пригодится.
— Тогда поговорим о деньгах. В глазах у нее опять сверкнул алчный огонек.
— Не торопись, малютка, — сказал я. — Давай сначала посмотрим, что из всего этого выйдет, а уж потом будем делить добычу.
Она обозвала меня прижимистым подонком и потянулась к бутылке.
— Спасибо, на сегодня с меня хватит, — сказал я, взглянув на часы. — Скоро пять, а день предстоит тяжелый.
Тут неожиданно выяснилось, что она опять хочет есть. Проголодался и я. Не меньше получаса ушло, чтобы сварить кофе, испечь вафли и поджарить хлеб с ветчиной. Еще столько же — чтобы запихнуть все это в рот, выпить по нескольку чашек кофе и покурить на сытый желудок. Короче, ушел я только в седьмом часу.
* * *
Вернувшись в гостиницу, я принял холодную ванну. Это меня немного освежило. Когда тебе сорок лет, джин может заменить сон, но чувствуешь себя после этого не самым лучшим образом.
Одевшись, я сел к столу и сочинил следующий документ:
«Перед смертью Тим Нунен сказал мне, что его убил Макс Тейлер. Наш разговор слышал детектив Боб Максвейн. Я дала детективу Максвейну двести долларов и бриллиантовое кольцо стоимостью в тысячу долларов, чтобы он молчал и выдал убийство за самоубийство».
Положив эту бумагу в карман, я спустился, еще раз позавтракал, в основном крепким кофе, и отправился в городскую больницу.
С утра к больным не пускали, но, помахав перед носом швейцара удостоверением «Континентэла» и дав всем понять, что дело у меня сверхсрочное и от него зависит жизнь тысяч людей, я все-таки проник к Мертл Дженисон.
Она лежала одна в палате на третьем этаже. Остальные четыре койки пустовали. На вид ей можно было дать и двадцать пять, и пятьдесят пять лет: оплывшее, изрытое морщинами лицо, заплетенные в косы жидкие русые волосы.
Дождавшись, пока сестра, которая поднялась со мной, вышла, я протянул больной бумагу и сказал:
— Мисс Дженисон, вы не распишетесь? Страшными провалившимися глазами с набухшими мешками она сначала взглянула на меня, потом на документ, после чего из-под одеяла к бумаге протянулась бесформенная толстая рука.
На то, чтобы прочесть тридцать восемь слов, у нее ушло почти пять минут. Наконец она уронила бумагу на одеяло и спросила:
— Откуда это у вас? — Голос у нее был резкий, раздраженный.
— От Дины Брэнд.
— Выходит, она с Максом порвала? — с неожиданной живостью спросила она.
— Про это мне ничего не известно, — соврал я. — Насколько я понимаю, она просто хотела на всякий случай заручиться вашей подписью.
— И подставить свое дурацкое горло под нож. Дайте ручку.
Я протянул ей ручку и подложил под бумагу блокнот — так и писать удобней, и документ сразу же окажется у меня в руках. Она нацарапала внизу свою подпись и, пока я тряс бумагой в воздухе, чтобы высохли чернила, сказала:
— Раз ей это надо, я не против. Мне все равно. Я человек конченый. Пропади они все пропадом! — Она хмыкнула и вдруг резким движением откинула одеяло, и я увидел ее обезображенное, распухшее тело под грубой белой рубахой. — Как я тебе нравлюсь, а? Понял, что мне конец?
Я укрыл ее и сказал:
— Спасибо вам, мисс Дженисон.
— Не за что. Мне теперь на все наплевать. Вот только… — Тут ее пухлый подбородок вздрогнул: — Тошно умирать такой уродиной.
Это дело — особое
Из больницы я отправился на поиски Максвейна. Ни в телефонной, ни в адресной книге его имени не было. Я таскался по бильярдным, табачным магазинам, барам, сначала молча искал его глазами и только потом задавал осторожные вопросы. Безрезультатно. В поисках кривых ног я исходил весь город. Безуспешно. Тогда я решил вернуться в отель, вздремнуть, а ночью продолжить поиски.
В холле отеля, в углу, прикрывшись газетой, стоял какой-то человек. Увидев меня, он сложил газету и двинулся мне навстречу. У него были кривые ноги и отвисшая, как у борова, челюсть.
Я на ходу кивнул ему и пошел к лифту. Максвейн последовал за мной.
— Тебя можно на минуту? — прошамкал он мне в затылок.
— Разве что на минуту. — Я остановился, изобразив на лице полнейшее равнодушие.
— Здесь слишком людно, — нервно шепнул он.
Мы поднялись ко мне в номер. Он оседлал стул и сунул в рот спичку, а я сел на кровать и стал ждать, что он скажет. Некоторое время он молча жевал спичку, а затем заговорил:
— Хочу потолковать с тобой начистоту, приятель… Я…
— Ты хочешь сказать, что вчера подошел ко мне не случайно? Что Буша ты сыграл сам, по собственной инициативе, да и то только после моего с ним разговора? Что знал об ограблении, в котором участвовал Буш, от своих бывших дружков, полицейских? И смекнул, что если удастся связаться с ним через меня, ты сможешь на нем подзаработать, верно?
— Допустим, но будь я проклят, если держал столько всего в голове.
— Ты много выиграл?
— Шесть сотен. — Он сдвинул шляпу на затылок и, вынув изо рта изжеванную спичку, почесал ею лоб. — А потом все в кости просадил: и эти шестьсот, и еще своих двести с лишним. Представляешь? Шутя выигрываю шесть сотен — а потом должен клянчить четыре доллара на завтрак.
— Ничего не поделаешь, такова жизнь, — утешил я его.
— Это точно, — отозвался он, снова запустил спичку в рот, пожевал ее и добавил: — Вот я и решил к тебе зайти. Я ведь когда-то и сам был сыщиком…
— Почему Нунен тебя выгнал?
— Меня?! С чего ты взял? Я сам ушел. Обстоятельства… Понимаешь, жена в аварии погибла, я страховку получил — вот и ушел.
— А я слышал, он тебя выставил, когда его брат застрелился.
— Плохо, значит, слышал. Это потом было. Да ты можешь у него сам спросить, если мне не веришь.
— Какая мне разница? Рассказывай лучше, зачем пришел.
— Я проигрался, сижу в дерьме. Ты ведь сыч из «Континентэла», и я догадываюсь, чем ты здесь занимаешься. Я могу тебе пригодиться, сам был сыщиком, все выходы и входы в Бесвилле знаю.
— Значит, шестеркой хочешь стать?
Он посмотрел мне прямо в глаза и спокойно сказал:
— Не понимаю, почему обязательно надо человека обидеть? Неужели другого слова подобрать нельзя?
— У меня есть к тебе дело, Максвейн. — Я протянул ему бумагу, подписанную Мертл Дженисон. — Что ты об этом скажешь?
Он стал внимательно читать, его губы шевелились, спичка прыгала во рту. Прочитав, он встал, положил бумагу рядом со мной на кровать и насупился.
— Сперва я должен кое-что уточнить, — с серьезным видом сказал он. — Я скоро вернусь и тогда все тебе расскажу.
— Не валяй дурака, — засмеялся я. — Неужели ты думаешь, что я тебя отсюда выпущу?
— Ничего я не думаю, — с таким же серьезным видом сказал он, качая головой. — Это ты думаешь, что сможешь меня остановить.
— Не думаю, а уверен, — сказал я, а про себя прикинул: он же здоровый малый, моложе меня лет на шесть и фунтов на двадцать легче.
Он стоял передо мной и с серьезным видом смотрел на меня. А я сидел на кровати и смотрел на него — с каким видом, трудно сказать. Продолжалась эта немая сцена, наверное, минуты три.
Не знаю, о чем в это время думал Максвейн, а я мысленно измерил расстояние между нами и рассчитал, что если он на меня бросится, я откинусь назад, перевернусь на бок и ударю его ногами в лицо. Он стоит слишком близко, рассуждал я, и достать пистолет не успеет. Но тут мои размышления были прерваны.
— Это паршивое кольцо ни черта не стоит. Еле-еле две сотни за него получил.
— Сядь и расскажи всю историю. Он опять покачал головой и сказал:
— Сначала объясни, зачем она тебе.
— Чтобы Сиплого посадить.
— Сиплый меня не волнует. Что будет со мной?
— Тебе придется пройтись со мной в полицию.
— Не пойду.
— Почему? Ты ведь свидетель.
— Спасибо! Чтобы Нунен пришил мне взяточничество или, чего доброго, соучастие в убийстве. А может, и то и другое. За ним ведь не заржавеет!
Пустая болтовня.
— Ничего не поделаешь, — сказал я. — Придётся тебе с ним повидаться.
— Это мы еще посмотрим.
Я выпрямился и сунул правую руку в боковой карман.
Он кинулся на меня. Я упал на кровать, перевернулся на бок и выбросил вперед ноги. Но не тут-то было: Максвейн, не рассчитав своих сил, врезался в кровать, сдвинул ее, и я очутился на полу.
Я шлепнулся на спину и попытался одновременно вынуть пистолет и залезть под кровать.
А Максвейн, споткнувшись о ножку, перелетел через кровать и приземлился рядом со мной, ударившись головой об пол.
Я приставил пистолет к его левому виску и сказал:
— По твоей милости мы кувыркаемся, точно клоуны на арене. Не двигайся, а то сделаю трепанацию черепа.
Я встал, нашел и спрятал в карман подписанную Мертл бумагу и только тогда велел подняться Максвейну.
— Поправь галстук и надень как следует шляпу, а то с тобой по улице идти неприлично, — сказал я, проведя рукой по его карманам и убедившись, что оружия у него нет. — Хочу тебя, на всякий случай, предупредить: пистолет у меня в кармане плаща, а рука — на курке.
Он поправил съехавший галстук, надел шляпу и сказал:
— Слушай, теперь я уже все равно никуда не денусь. Забудь про драку, хорошо? Скажешь им, что я сам пришел?
— Ладно.
— Спасибо, приятель.
* * *
Нунена на месте не оказалось — ушел обедать. Пришлось ждать целых полчаса у его кабинета. Когда он вернулся, я услышал привычное: «Как поживаешь?.. Вот и отлично», словом, весь джентльменский набор. Максвейну же он не сказал ничего, только глянул на него исподлобья.
Мы вошли в кабинет. Нунен усадил меня, сам сел за письменный стол, а своего бывшего подчиненного оставил стоять.
Я протянул Нунену бумагу, подписанную больной Мертл. Он мельком взглянул на документ, вскочил и ударил Максвейна в лицо кулаком величиной с крупную дыню.
Максвейн отлетел в сторону и врезался затылком в стену. Стена жалобно скрипнула, и с нее слетела и рухнула рядом с пострадавшим фотография в рамке, на которой Нунен вместе с другими знатными людьми города приветствовал какого-то типа в гамашах.
Толстяк вразвалочку обогнул стол, поднял с пола фотографию и стал колотить ею Максвейна по голове и по плечам, пока она не разлетелась на части.
Затем шеф, тяжело дыша, вернулся к столу, улыбнулся и весело сказал мне:
— Много я перевидел подонков, но такого впервые вижу.
Максвейн уселся на полу и посмотрел по сторонам. Все лицо было у него в крови.
— Пойди сюда, скотина! — заорал на него Нунен.
— Есть, шеф, — отозвался Максвейн, с трудом поднялся и подбежал к столу.
— Выкладывай всю правду, а то убью!
— Есть, шеф. Все было так, как она говорит, вот только камешек мне достался никудышный. Дала она мне, значит, колечко и еще две сотни в придачу — чтобы язык за зубами держал, ведь я слышал, как она его спрашивает: «Кто это сделал, Тим?», а он говорит: «Макс!» Громко так сказал, отчетливо, как будто хотел, чтобы его услышали. Сказал — и тут же помер. Вот так было дело, шеф, а камешек мне перепал…
— Дался тебе этот камешек! — рявкнул Нунен. — Посмотри, весь ковер мне кровью залил!
Максвейн порылся в кармане, извлек оттуда грязный носовой платок, приложил его к носу и опять забубнил:
— Вот так было дело, шеф. Обо всем остальном я и тогда докладывал, вот только про Макса скрыл. Знаю, виноват…
— Заткнись, — прервал его Нунен и нажал на кнопку звонка.
Вошел полицейский в форме. Нунен показал большим пальцем на Максвейна:
— В подвал его. И пусть ребята из спецотряда с ним разберутся.
— За что?! — завопил было Максвейн, но полицейский вытолкнул его из кабинета.
Одну сигару Нунен сунул мне в рот, другой постучал по бумаге с подписью Мертл и спросил:
— Где эта шлюха?
— Умирает в городской больнице. Прокурора придется везти к ней, ведь эта бумага юридической силы не имеет — я состряпал ее сам. Зато можно обратиться к Каланче Марри. Говорят, Каланча и Сиплый сейчас не ладят. Марри, насколько я знаю, был одним из тех, кто подтвердил алиби Тейлера.
— Да, — сказал шеф, поднял телефонную трубку, вызвал Макгроу и распорядился: — Свяжитесь с Каланчой Марри и попросите его зайти. Тони Агости арестовать. Тоже мне, метатель ножей нашелся.
Нунен положил трубку, встал и, скрывшись в табачном дыму, произнес:
— Я не всегда был с тобой откровенен.
«Что верно, то верно», — подумал я про себя, но промолчал.
— Ты же сам знаешь, что такое работать в полиции, — продолжал он. — Одни говорят одно, другие — другое, и всех надо выслушать. Шеф полиции не всесилен, не думай. Бывает, ты мешаешь тому, кто потом будет мешать мне. Оттого, что я считаю тебя своим человеком, ничего ведь не меняется. Лавировать приходится все время. Ты меня понимаешь?
Я закивал головой, сделав вид, что понимаю.
— Но сейчас я говорю с тобой начистоту. Потому что это дело — особое. Когда наша с Тимом старуха мать померла, брат был еще мальчишкой. «Смотри, — сказала она мне перед смертью, — не бросай его, Джон», — и я обещал, что не брошу. И вот Сиплый убивает его из-за этой шлюхи. — Он перегнулся через стол и стиснул мою руку. — Понимаешь, куда я клоню? Только теперь, через полтора года благодаря тебе у меня появилась возможность с ним рассчитаться. Начиная с сегодняшнего дня, так и знай, ни один человек в Берсвилле пальцем тебя не тронет.
Эти слова мне понравились, о чем я не преминул тут же сообщить ему. Мы оба нежно замурлыкали, но тут в кабинет ввели долговязого типа, курносого, круглолицего, веснушчатого. Это и был Каланча Марри.
— Где же все-таки был Сиплый, когда умер Тим? — спросил у Каланчи Нунен, предложив ему сесть и угостив его сигарой. — Ты ведь в тот вечер был в Мок-Лейке?
— Угу, — отозвался Марри, и его острый носик заострился еще больше.
— Вместе с Сиплым?
— Не все же время мы были вместе.
— А когда раздался выстрел, ты с ним был?
— Нет.
Нунен прищурился, и его зеленые глазки вспыхнули.
— А ты знаешь, где он был?
— Нет.
Нунен издал вздох облегчения и откинулся на стуле.
— А раньше ты говорил, черт тебя побери, что сидел с ним в баре.
— Верно, — согласился долговязый. — Говорил. Он меня попросил, я и сказал. Надо же было друга выручать.
— А знаешь, что бывает за ложные показания?
— Да брось ты! — Марри смачно сплюнул в плевательницу. — В суде я ничего такого не говорил.
— А Джерри, Джордж Келли и О’Брайен тоже сказали, что видели его в баре, потому что он их попросил?
— О’Брайен — да. Про остальных не знаю. Выхожу я из бара, а навстречу мне Сиплый, Джерри и Колли: «Пойдем, — говорят, — выпьем по одной». Тут Келли и говорит: «Тима-то пристрелили». А Сиплый ему: «Алиби никому из нас не помешает. Мы все это время из бара не выходили, правильно я говорю?» Сказал и смотрит на О’Брайена, бармена. «Конечно, не выходили», — говорит тот. Потом Сиплый посмотрел на меня, и я то же самое повторил. Тогда я его выручил, а теперь прикрывать не собираюсь. С какой стати?
— А Келли, значит, сказал, что Тима пристрелили? А не нашли мертвым?
— «Пристрелили» — так и выразился.
— Что ж, спасибо, Каланча, — сказал шеф. — Нехорошо ты, конечно, поступил, ну, да ладно, сделанного не воротишь. Как детишки?
Марри ответил, что дети в порядке, вот только грудной Что-то в весе никак не прибавляет. Нунен вызвал прокурора, и Каланча перед уходом еще раз повторил сказанное Дарту и стенографистке.
После этого Нунен, Дарт и стенографистка отправились в больницу к Мертл Дженисон. А я, сказав Нунену, что зайду попозже, отправился в гостиницу спать.
Двести долларов десять центов
Не успел я расстегнуть рубашку, как раздался телефонный звонок. Дина Брэнд пожаловалась, что никак не может мне дозвониться.
— Ты уже что-нибудь предпринял? — спросила она.
— Пока собираюсь с мыслями. Думаю, твоя история мне пригодится. Возможно, уже сегодня.
— Повремени. Надо увидеться. Можешь приехать прямо сейчас.
— Да, — ответил я без особого энтузиазма, с грустью посмотрев на расстеленную постель.
Мало сказать, что на этот раз холодная ванна меня не освежила — я чуть было не заснул в ней.
Дверь мне открыл Дэн Рольф, который вел себя так, словно накануне ничего не произошло. Дина вышла в прихожую помочь мне снять плащ. Она была в шерстяном платье песочного цвета, порванном по шву на плече.
Когда мы вошли в гостиную, она села рядом со мной на диван и сказала:
— У меня к тебе просьба. Ты ведь неплохо ко мне относишься, правда?
Я сказал, что неплохо. Она провела своими горячими пальцами по моей левой руке и пояснила:
— Знаешь, забудь о том, что я говорила тебе вчера вечером. Погоди, дай договорить. Дзн был прав: Макса предавать нельзя, с моей стороны это было бы ужасным свинством. И потом, тебе ведь нужен не Сиплый, а Нунен, правильно? Пожалуйста, не трогай Макса, а про Нунена я тебе столько всего расскажу, что ты его на всю оставшуюся жизнь за решетку упечешь. Тебе же это важнее? Ты ведь не настолько плохо ко мне относишься, чтобы дать ход истории, которой я с тобой поделилась, только потому, что разозлилась на Макса?
— Что ж тебе известно про Нунена? — спросил я.
— А ты обещаешь, что оставишь Макса в покое? — с этими словами она погладила меня по плечу.
— Пока нет.
Она нахмурилась и сказала:
— У меня с Максом все кончено — честное слово. Ты не имеешь никакого права делать из меня доносчицу.
— Что там с Нуненом?
— Сначала дай слово.
— Не дам.
— Ты уже ходил в полицию? — резко спросила она, впившись ногтями мне в локоть.
— Да.
Она опустила мою руку, пожала плечами и мрачно сказала:
— Выходит, уже поздно.
Я встал, но чей-то знакомый голос велел мне сесть. Хриплый, скрипучий голос.
Я повернул голову и увидел, что Сиплый стоит у двери, ведущей в столовую, и держит в своей маленькой ручке здоровенный пистолет. А за ним — краснолицый детина со шрамом на щеке.
Когда я сел, появились люди и в прихожей. В гостиную вошел субъект с вялым ртом и полным отсутствием подбородка, тот самый, кого Сиплый называл Джерри. В каждой руке у него было по пистолету. У Джерри из-за плеча выглядывал тощий блондин, один из двух, которых я встретил в притоне на Кинг-стрит.
Дина Брэнд вскочила с дивана и, повернувшись спиной к Тейлеру, обратилась ко мне. Голос у нее срывался от бешенства:
— Я тут ни при чем. Сиплый явился сюда сам. Пришел извиниться за то, что наговорил мне вчера, и рассказал, что можно хорошо заработать, если выдать тебе Нунена. Все врал, но я ему поверила. Честное слово! Мы с ним решили, что он подождет наверху, пока я с тобой поговорю. Про остальных я вообще понятия не имела. Я…
— По-моему, если всадить ей пулю — другую пониже спины, она наверняка сядет, а если повезет, то и заткнется. Ты не против? — лениво спросил у Сиплого Джерри.
Самого Тейлера я не видел. Между нами стояла Дина.
— Успеется, — раздался его голос. — А Дэн где?
— На полу в ванной. Отдыхает, — отчитался худой блондин.
Дина Брэнд повернулась лицом к Тейлеру. Швы от чулок па ее полных ногах извивались змеей.
— Макс Тейлер, ты паршивый маленький…
— Заткнись и не вмешивайся, — веско прохрипел Сиплый.
Она, как ни странно, сделала и то и другое: пока Сиплый говорил со мной, Дина не проронила ни слова.
— Шьете мне с Нуненом убийство его братца? — поинтересовался он у меня.
— Тут и шить нечего. И так все ясно.
— Я смотрю, вы с толстобрюхим друг друга стоите, — заметил он, и его тонкие губы раздвинулись в ядовитой улыбочке.
— Со стороны виднее, — отпарировал я. — Между прочим, когда он пытался ошельмовать тебя, я был на твоей стороне, а тут он в своем праве.
Дина Брэнд опять возмутилась и замахала руками:
— Убирайтесь отсюда! Все до одного! Нечего в моем доме счеты сводить. Вон!
Худой блондин, тот самый, что уложил Дэна «отдохнуть», протиснулся в комнату. С застывшей улыбочкой на лице он подошел к Дине и заломил ей за спину руку.
Она вывернулась и сильно, по-мужски, ударила его в живот кулаком. Блондин отпустил ее руку и отлетел в сторону.
Затем, судорожно глотнув воздух, он схватил дубинку и снова двинулся на Дину. Улыбочка исчезла.
Джерри громко захохотал, нисколько не смущаясь отсутствием подбородка.
— Отстань от нее! — прошипел Тейлер.
Но блондин его не слышал. Как видно, он рассердился не на шутку.
Дина не спускала с него глаз, лицо у нее было совершенно непроницаемым. Она перенесла центр тяжести на левую ногу, готовясь ударить блондина правой, но тот был начеку. Приблизившись, блондин левой рукой сделал обманное движение, а правую, в которой была дубинка, ткнул Дине в лицо.
— Отстань от нее! — еще раз прошипел Тейлер и выстрелил.
Пуля угодила блондину чуть ниже правого глаза, он завертелся волчком и рухнул навзничь, прямо в объятия Дине.
Настал мой черед.
Пока все наблюдали за поединком, я незаметно сунул руку за пазуху. Теперь же я выхватил пистолет и выстрелил в Тейлера, целясь ему в плечо. А надо было целиться в голову, ибо меня опередил Джерри. Смех не помешал ему сориентироваться. Он выстрелил, его пуля чиркнула по моей руке, и я промахнулся. Правда, вместо Тейлера я попал в стоявшего за ним краснолицего.
На всякий случай я переложил пистолет в левую руку.
Джерри выстрелил в меня еще раз, но вновь неудачно: Дина толкнула ему под ноги труп блондина. Мертвая желтая голова ткнулась ему в колени, он на мгновение потерял равновесие, и я, улучив момент, бросился на него.
И очень вовремя. Еще секунда, и Тейлер уложил бы меня на месте. Его пуля просвистела у меня над головой, а мы с Джерри, сцепившись, выкатились в прихожую.
Справиться с Джерри было не так уж сложно, но приходилось спешить, ведь Тейлер в любой момент мог выстрелить еще раз. Дважды я ударил своего противника кулаком, один раз ногой, боднул головой и уже собирался его укусить, как вдруг почувствовал, что он весь обмяк. Я еще раз, на всякий случай, хватил его в то место, где полагалось быть челюсти, и отполз на четвереньках в глубь прихожей, подальше от двери в гостиную.
Затем я сел на корточки, спиной к стене и стал ждать, не выпуская пистолета из рук. Кровь так сильно стучала в висках, что я абсолютно ничего не слышал.
В прихожей появилась Дина Брэнд. Она взглянула сначала на Джерри, потом на меня. Затем загадочно улыбнулась, поманила меня за собой и вернулась в гостиную. Я с опаской двинулся за ней.
Сиплый стоял посреди комнаты. В руках у него было пусто, в глазах — тоже. Если бы не маленький ощерившийся ротик, он был бы в этот момент похож на манекен в витрине универмага.
За спиной у Сиплого, приставив пистолет к его левому боку, стоял Дэн Рольф. Лицо чахоточного было залито кровью. Блондин, который сейчас сам «отдыхал», лежа между мной и Рольфом, неплохо его обработал.
— Красиво стоишь, — хмыкнув, сказал я Тейлеру, и тут только заметил, что в другой руке у Рольфа еще один пистолет, дуло которого направлено на мою полную талию. Это уже хуже. Впрочем, и у меня в руке был пистолет, так что мы с чахоточным были в одинаковом положении.
— Брось пушку, — приказал Рольф.
Я посмотрел на Дину, и взгляд у меня, по-видимому, был очень озадаченный, ибо она пожала плечами и сказала:
— Похоже, Дэн вышел из этой игры победителем.
— Вот как? Может, ты ему объяснишь, что со мной такие шутки не проходят.
— Брось пистолет, — повторил Рольф.
— И не подумаю, — огрызнулся я. — Я уже и так, гоняясь за этой пташкой, похудел не меньше чем на двадцать фунтов и, если понадобится, готов сбросить еще столько же.
— Меня ваши дела не волнуют, и я не собираюсь… — начал было Рольф.
— Если ты сейчас его обезвредишь, — перебил я чахоточного, обращаясь к Дине, которая, пройдясь по комнате, стояла теперь у Рольфа за спиной, — то приобретешь сразу двух друзей, Нунена и меня. Тейлеру доверять все равно нельзя, поэтому и помогать ни к чему.
— Говори сразу, сколько я с этого буду иметь.
— Дина! — воскликнул Рольф, но было поздно: она уже стояла сзади, и ей ничего не стоило с ним справиться. Стрелять в нее он бы, пожалуй, не решился, а иным способом переубедить ее было невозможно.
— Сто долларов! — выпалил я.
— Господи! — воскликнула она. — Что я слышу? Наконец-то ты сам предложил мне деньги. Нет, сотни мало.
— Двести…
— Ого! Смотри, не разорись! Нет, двести — это тоже не разговор.
— Двести долларов только за то, что ты выбьешь у Рольфа пистолет.
— Ты хорошо начал. Продолжай в том же духе. Накинь еще.
— Двести долларов и десять центов. Больше не дам.
— Вот скряга! Нет.
— Дело твое. — Я скорчил Тейлеру гримасу и предупредил его: — Когда произойдет то, что произойдет, смотри, держи язык за зубами.
— Постой, — воскликнула Дина, — ты действительно что-то затеял?
— Тейлера я заберу с собой в любом случае.
— Говоришь, двести долларов десять центов?
— Да.
— Дина, — проговорил Рольф, не поворачивая головы, — ты этого не…
Но она рассмеялась, подошла к нему вплотную и обхватила его сзади с такой силой, что чахоточный не смог пошевелиться.
Локтем правой руки, я оттолкнул Тейлера в сторону и, наставив на него пистолет, выбил оружие из рук Рольфа. Только тогда Дина его отпустила.
Рольф сделал несколько шагов в сторону столовой, слабым голосом проговорил: «Это не…» — и свалился.
Дина бросилась к нему, а я вытолкнул Тейлера в прихожую, где «отдыхал» Джерри, и подвел его к стоявшему в нише телефону.
Я позвонил Нунену и сообщил ему, что задержал Тейлера.
— Пресвятая Дева Мария! — вскричал он. — Только не убивай его до моего приезда.
Макс…
Весть об аресте Сиплого распространилась быстро. Когда Нунен, полицейские, которых он прихватил с собой, и я привели Тейлера и очнувшегося к тому времени Джерри в муниципалитет, у входа нас поджидала внушительная толпа.
И столпившиеся у входа зеваки, и бледные, насупившиеся полицейские — зрелище, надо сказать, довольно жалкое — никакой радости от поимки Сиплого не испытывали. Зато Нунен ликовал; казалось, не было человека счастливее к западу от Миссисипи. Даже неудачный допрос Тейлера не испортил ему настроения.
Сиплый все отрицал. Он заявил, что ни с кем, кроме своего адвоката, говорить не намерен, и настоял на своем. Хотя Нунен ненавидел Тейлера лютой ненавистью, он запретил своим ребятам даже пальцем до него дотрагиваться. Сиплый убил брата шефа — и шеф его за это ненавидит, но Сиплый был слишком заметной фигурой в Бесвилле, и о том, чтобы избивать его, как других заключенных, не могло быть и речи.
Наконец Нунену надоело возиться с арестованным, и он отправил его «на крышу» — тюрьма находилась на последнем этаже. Я закурил сигару Нунена и изучил подробные показания, взятые у больной Мертл. Ничего для себя нового я из них не извлек.
Нунен стал зазывать меня к себе домой обедать, но я, хоть и с трудом, отговорился, притворившись, что раненая — и уже перебинтованная — рука побаливает. На самом же деле рана была пустячной.
Пока мы с ним препирались, двое в штатском ввели краснолицего, того, в которого попала предназначенная для Сиплого пуля. Оказалось, что он отделался перебитым ребром и, пока мы выясняли отношения, незаметно скрылся через черный ход. Люди Нунена задержали его у врача. Добиться от краснолицего толку Нунену тоже не удалось, и он был отправлен в больницу.
— На Сиплого навела меня Дина Брэнд, — сказал я, вставая. — Поэтому я и просил, чтобы ее с Рольфом оставили в покое.
Нунен вскочил и в пятый или шестой раз за последние два часа стиснул мне левую руку.
— Если ты хочешь сам с ней разобраться, я тебе мешать не буду, — заверил он меня. — Если же она выдала нам этого ублюдка, передай ей, что я к ее услугам.
Я обещал, что передам, и отправился в гостиницу, мечтая поскорей лечь в чистую, теплую постель. Но было уже почти восемь часов вечера, и желудок взывал к моей совести. Пришлось зайти в ресторан отеля.
Выйдя из ресторана в холл, я не смог отказать себе в удовольствии опуститься в глубокое кожаное кресло и выкурить сигару. Закурив, я разговорился с сидевшим рядом железнодорожным инспектором из Денвера, с которым у нас нашелся в Сент-Луисе общий знакомый. Вдруг с улицы послышались выстрелы.
Мы встали и подошли к двери. Нам обоим показалось, что стреляют в районе муниципалитета. Отвязавшись от инспектора, я бросился туда.
Я уже прошел большую часть пути, как вдруг увидел, что навстречу мне мчится на большой скорости машина, из которой гремят выстрелы.
Я попятился в переулок и вытащил пистолет. Машина поравнялась со мной. Свет уличного фонаря упал на водителя и пассажира, сидевшего справа. Шофера я видел впервые. Что же касается пассажира, то верхняя часть его лица скрывалась под надвинутой на глаза шляпой, а нижняя принадлежала Сиплому.
Переулок, куда я завернул, продолжался и по другую сторону улицы, и как раз когда автомобиль Сиплого с ревом пронесся мимо, я разглядел в свете далекого фонаря маячившую в переулке мужскую фигуру. Фигура эта, крадучись, двигалась в моем направлении, перебегая от урны к урне и прижимаясь к стенам домов.
Сиплый сразу же вылетел у меня из головы, ибо я обратил внимание, что у крадущегося кривые ноги.
Мимо пролетела еще одна машина, битком набитая полицейскими, которые поливали свинцовым дождем автомобиль Сиплого.
Я перебежал через дорогу и углубился в переулок, где скрывался кривоногий.
«Если это действительно он, оружия у него быть не должно», — решил я и пошел прямо посередине грязной улочки, мучительно всматриваясь в темноту.
Переулок уже кончался, когда от одной неподвижной тени внезапно отделилась другая и послышались частые шаги человека, удиравшего от меня сломя голову.
— Стой! — завопил я, пустившись в погоню. — Стой, а то стрелять буду.
Максвейн пробежал еще несколько шагов, остановился и повернулся ко мне.
— А, это ты, — расстроился он, как будто имело значение, кто отведет его назад в тюрьму…
— Он самый, — подтвердил я. — Что это вы все на свободе разгуливаете?
— Сам ничего не понимаю. Кто-то подложил под пол камеры взрывчатку, и я провалился в дыру вместе со всеми. Несколько человек взяли легавых на себя, а остальные, и я с ними, пустились наутек. Потом мы разбежались в разные стороны, и я решил податься в горы. А сам я тут ни при чем. Когда рвануло, все побежали, а я что, хуже?
— Сегодня вечером взяли Сиплого, — сообщил я ему.
— Черт! Ну, тогда все понятно. Нунен мог бы догадаться, что в нашем городе этого клиента ему под замком не удержать.
Мы по-прежнему топтались в переулке, на том самом месте, где остановился Максвейн.
— А знаешь, за что его взяли? — спросил я.
— Как не знать. За то, что он Тима убил.
— Сказать, кто убил Тима?
— Как кто? Он и убил.
— Не он, а ты.
— Я?! Ты что, спятил?
— Учти, у меня в левой руке пистолет, — предупредил я.
— Постой, Тим же сам сказал этой шлюхе, что его Сиплый прикончил. Что с тобой, друг?
— Он не сказал «Сиплый». Максом называют Тейлера только женщины, а мужчины — никогда. Тим сказал «Макс…» и умер, не договорив до конца «Максвейн». Не забудь, пожалуйста, про пистолет.
— Зачем же мне было его убивать, подумай сам? Другое дело Сиплый, ведь Тим приударил за его…
— Сам не знаю пока, зачем, — признался я. — Но смотри: с женой ты разошелся, а Тим был ходок, верно? Может, в этом дело. Надо еще будет все это как следует обмозговать. Тебя же я заподозрил потому, что ты ни разу не пытался выпросить у Мертл еще денег.
— Выбрось ты эту историю из головы! — взмолился Максвейн. — Сам знаешь, что все это чушь. Зачем же я тогда, спрашивается, разгуливал у всех на виду? Придумал бы себе алиби, как Сиплый, — и все дела.
— А затем, что тогда ты сам еще был полицейским. В том, что ты ходил вечером по парку, не было ничего подозрительного, согласись?
— Перестань, сам же видишь, что у тебя концы с концами не сходятся. Ерунда все это. Брось…
— Пусть даже ерунда, — сказал я, — но Нунену, когда мы вернемся, я об этом обязательно расскажу. Представляю, в каком он бешенстве от того, что упустил Сиплого. Моя догадка его немного отвлечет.
Максвейн плюхнулся на колени прямо в грязь и закричал:
— Нет! Только не это! Ведь он убьет меня собственными руками.
— Встань и прекрати вопить! — зарычал я. — Рассказывай лучше, как было дело.
— Убьет собственными руками, — продолжал скулить он.
— Приди в себя. Не будешь говорить ты, заговорю я, учти. А если скажешь правду, я сделаю для тебя все, что смогу.
— А что ты можешь? — упавшим голосом спросил он. — И где гарантия, что ты действительно постараешься мне помочь?
Тут я решил рискнуть и выдал ему один маленький секрет:
— Ты сам говорил, что догадываешься, зачем я приехал в Бесвилл. А значит, должен понимать, что моя задача столкнуть лбами Нунена и Сиплого. Поэтому мне выгодно, чтобы Нунен считал Сиплого убийцей Тима. Не поможешь ты, поможет Нунен.
— Выходит, ты ему ничего не скажешь? — оживился он. — Обещаешь?
— Ничего я тебе не обещаю. С какой стати? Ты у меня и так в руках. Не сознаешься мне, придется тебе иметь дело с Нуненом. И поторопись. Всю ночь я с тобой тут стоять не намерен.
Максвейн предпочел иметь дело со мной.
— Что тебе известно, а что — нет, не знаю, — начал он, — но ты был прав, моя жена спуталась с Тимом. С этого наш с ней разлад и начался. Можешь кого хочешь спросить — я был хорошим мужем. Ни в чем ей не отказывал, хотя с ее запросами мне иногда туго приходилось. Ничего не поделаешь, такой уж я человек. Поставь я себя с ней по-другому, мы бы гораздо богаче жили. В общем, удерживать я ее не стал, дал ей развод — думал, он действительно хочет на ней жениться.
Но скоро до меня дошли слухи, что Тим приударил за этой девицей, Мертл Дженисон. Тут уж терпение мое лопнуло. Я ведь им с Элен пошел навстречу, а он променял ее на эту Мертл. Обошелся с моей женой как с последней девкой. И тогда я решил с ним сразу за все рассчитаться. Правда, в тот вечер в Мок-Лейке я повстречал его совершенно случайно. Вижу, идет по парку к беседке, и думаю: пойду-ка за ним, кругом никого, самое время поговорить по душам.
Мы оба, по-моему, хватили в тот день лишнего. Короче, разговор у нас крутой вышел. Тим видит, я не шучу, — и выхватил пистолет. Трус поганый. Стал я у него этот пистолет вырывать, а пистолет возьми да выстрели. А сам я в Тима не стрелял, упаси бог. Пистолет разряпился, когда мы оба за него держались. Тим упал, а я — бегом в кусты. Слышу, он стонет и что-то говорит. Потом смотрю, Мертл Дженисон из отеля по дорожке бежит. Я хотел послушать, что Тим говорит, чтобы знать, как себя дальше вести, но первым подходить не решался. Пришлось ждать, пока подбежит Мертл. Сижу, жду, а сам прислушиваюсь, что он там лопочет, но разобрать не могу: слишком между нами расстояние большое. Когда она к нему подбежала, и я из кустов вышел. Подхожу, а он возьми и умри, так мое имя и не договорив.
Мне и в голову не могло прийти, что часть моей фамилии совпадает с именем Сиплого, пока Мертл не дала мне прочесть записку от Тима и не предложила двести долларов и кольцо в придачу. Я слонялся вокруг, делал вид, что прибежал на выстрел — я ведь тогда еще в полиции служил, — а сам ломал голову, как дальше быть. Тут она договорилась со мной, чтобы я состряпал дело о самоубийстве, а ведь мне только этого и надо было. Если бы ты не начал эту историю ворошить, никто бы ничего не узнал.
Он помесил грязь ногой и добавил:
— А через неделю после этого жена погибла, попала в аварию. Ехала в «форде», пошла на обгон и столкнулась с тяжелым грузовиком.
— Мок-Лейк в этом округе? — спросил я.
— Нет, в соседнем.
— Значит, Нунен там не хозяин. А что, если я сдам тебя тамошнему шерифу?
— Не надо. Шериф Том Кук — зять сенатора Кифера. Лучше уж тогда здесь оставаться: Кифер все равно выдаст меня Нунену.
— Если все произошло так, как ты рассказываешь, у тебя есть шанс на суде оправдаться.
— Не смеши меня. Неужели ты думаешь, что они дадут мне этот шанс? В их судах не оправдаешься.
— Я отведу тебя обратно в тюрьму, — сказал я. — Держи язык за зубами.
* * *
Нунен расхаживал по кабинету и последними словами ругал нескольких полицейских, которые стояли по стойке «смирно» и жалели, что родились на свет.
— Посмотри, кого я тебе привел, — сказал я ему, выталкивая Максвейна на середину комнаты.
Нунен без лишних слов отправил бывшего детектива в нокдаун, пнул его ногой и велел одному из полицейских увести его.
Тут раздался телефонный звонок, и я, воспользовавшись этим, скользнул за дверь, не попрощавшись, и пошел пешком в гостиницу.
Вдали гулко хлопали пистолетные выстрелы.
Мимо, пряча глаза, вразвалочку прошли трое.
По самому краю тротуара, крадучись, просеменил какой-то подозрительный тип. Его лицо было мне неизвестно, мое ему — тоже.
Неподалеку раздался пистолетный выстрел.
Когда я уже подходил к отелю, мимо со скоростью не меньше пятидесяти миль в час промчался обшарпанный черный лимузин, до отказа набитый людьми.
Я улыбнулся ему вслед. Бесвилл начинал закипать, точно суп под крышкой, и у меня вдруг стало так легко на душе, что даже мысль о той неблаговидной роли, которую я сыграл в этом кипении, не помешала мне безмятежно проспать двенадцать часов подряд.
