В чем же ее сила, если она не меркнет и сегодня? Как был задуман и создан исконный конан-дойловский Холмс? Этими вопросами продолжают задаваться сегодняшние критики и литературоведы. Плодотворные поиски предпринял в этом направлении Майкл Харрисон (Harrison, Michael), попытавшийся проследить генеалогию литературного персонажа.
Работа известного исследователя творчества Конан Дойла Поиск в догадках. Сотворение Шерлока Холмса (A Study in Surmise. The Making of Sherlock Holmes, 1984) в какой-то мере подводит итог интересному и яркому этапу шерлокианы, отразившем характерные тенденции английской литературы — как серьезной, так и массовой — и критики 70-х начала 80-х годов.
Ведь общеизвестный факт родства Холмса с доктором Джозефом Беллом, известным своей редкой наблюдательностью (Дойл учился у него в Эдинбургском университете), дает лишь одностороннюю информацию и не раскрывает секрет непреходящего обаяния образа.
Автор называет свое исследование детективным повествованием. И действительно, словно сам Шерлок Холмс, он углубляется в изучение мельчайших подробностей и целых культурно-исторических пластов эпохи викторианства. Как и у Холмса, результаты превосходят все ожидания. Казалось, мы все уже знаем о великом сыщике, но Харрисон доказывает, насколько расплывчат в нашем представлении его литературный образ и насколько конкретным он был для Конан Дойла, который явно пошутил над читателями, указав, что его Холмс всем обязан только доктору Беллу. Кто же те герои викторианской эпохи, владевшие воображением писателя и воплотившиеся в единый образ?
Один из них, по мнению Харрисона, — американский писатель-юморист Оливер Уэнделл Холмс, очень популярный в Англии XIX века, им Дойл зачитывался, его именем он назвал своего героя.
Портрет другого кумира Дойла висит, оказывается, прямо в гостиной на Бейкер-стрит — это один из «строителей империи», генерал Чарлз Джордж Гордон, колониальный деятель, подавивший восстание тайпинов в Китае. Уклоняясь от принципиальной оценки его политики, Харрисон считает, что Холмс унаследовал от Гордона как твердость и непреклонность в достижении цели, так и прекрасное знание стран Востока. С этим можно согласиться, если учесть, что Конан Дойл, ярый сторонник и борец за справедливость, когда речь шла о его согражданах, в вопросах внешней политики был, как говорится, официальным патриотом, поддерживавшим колониальную экспансию Англии, что особенно проявилось во время англо-бурской войны.
Интересна и мысль Харрисона о том, что на создателя Шерлока Холмса повлиял писатель-романтик Де Квинси. Это была вторая после Вальтера Скотта литературная знаменитость Эдинбурга, родного города Конан Дойла, а Исповедь англичанина-опиомана (1822) Дойл, конечно, читал и, как считает Харрисон, относился благосклонно к идее этой книги и ее автору, восхвалявшему действие наркотика на психику человека. Как писатель и как врач Дойл, пишет Харрисон, мог опираться и на мнение своего литературного кумира, упомянутого Оливера Уэнделла Холмса, профессора анатомии и физиологии, высоко ценившего свойства опиума.
В книге Харрисона много подобных тонких наблюдений и интересных фактов, но весь этот материал эмпирически сковывает мысль автора, который идет дальше внешних сопоставлений.
Думается все же, что по-своему яркая работа Харрисона может дать начало новому этапу осмысления наследия Дойла, этапу глубоких и всесторонне продуманных литературоведческих, а может быть, и художественных концепций, а не построенных на внешних эффектах скороспелых литературно-ремесленных поделок по рецептам массовой беллетристики.
А. Шишкин
