Существует мнение, что в жанре детективной литературы и фантастики франкоязычные писатели всегда занимали второе место после англоязычных, хотя они намного превосходили некоторых авторов на других языках. Но вот в начале сороковых в этой массе выделяется фигура первой величины — Жорж Сименон, создатель знаменитого персонажа частного детектива — комиссара Мегрэ.
Буало и Нарсежак и поодиночке сочиняли вполне достойные произведения. Однако лишь после того, как они объединили свои дарования — изобретательное воображение Буало с теоретически обоснованным беспристрастием и стилистическим вкусом Нарсежака, — во Франции появился новый автор, по масштабу соизмеримый с Сименоном, хотя и существенно с ним несхожий.
В самом начале шестидесятых они стали выпускать в свет по роману в год и сразу привлекли внимание читающей публики. A вскоре переводы с французского многократно умножили их читательские ряды и в других странах. Росту такой популярности особенно способствовали экранизации их романов, уже начиная с первого Та, которой не стало (Дьяволицы — известного французского режиссера Анри-Жоржа Клузо). Немалую службу их популярности сослужили также адаптации их сочинений на малом экране телевизора.
Более того, они были теми из немногих авторов, кто внес весомый вклад в историю и теорию детективного жанра в особенности своей монографией Полицейский роман от Эдгара По до черной серии.
Каждый роман Буало-Нарсежака, а они — важнейшая часть их наследия, существует автономно, в отсутствие традиционного сквозного героя — детектива, какими являются, например, Шерлок Холмс или комиссар Мегрэ. И все они сфокусированы на образе жертвы, а не на этом персонаже, проводящем уголовное расследование. В этом — главный элемент новаторства наших писателей. Полнее всего такая концепция раскрывается ими в романе Жертвы (1967) — их credo, где она заявлена уже в заголовке.
Знаток предмета, один из исследователей творчества Буало-Нарсежака, посвятил им свою статью, опубликованную в солидном сборнике Писатели преступления и тайны — век XX (Чикаго—Лондон, 1991)1. Она примечательна философским подходом к теме в контексте времени и места, чем и заслуживает пространной цитаты.
В этих романах не столько действия, сколько изощренно переданной атмосферы внутреннего, клаустрофобического давления на сознание главного персонажа, переживающего экзистенциалистский Angst2, который гнездится в душе современного человека, живущего во враждебном ему мире, где им манипулируют силы, ускользающие из-под его контроля (a зачастую даже и понимания), и где он постоянно ощущает себя беспомощным, неуверенным в себе. Сомнения разрушают его личность. Иными словами, это человек, каким он часто предстает в литературе XX века, и не только в детективном жанре… Если детективный роман тяготеет к мелодраме, то у Буало-Нарсежака он крепкими узами связан с трагедией в ее современном понимании, какой она представлена в театре, начиная с Ибсена и Чехова.
Физически незащищенный, неустроенный герой предстает у них эмоционально мятущимся, лишенным всякой брони, какую дают нравственные устой. Это существо, слабое духом. В большей степени последнее можно отнести к образам мужского пола (женские персонажи наделены у них волевым характером — такова и героиня романа Заклятие) Именно мужчины оказываются тут обманутыми, припертыми к стене, раздавленными обстоятельствами, и они становятся жертвой. Отсюда лейтмотив — неизбежность человеческого одиночества, невозможность контакта между людьми. Психологические ловушки, расставленные на жизненном пути героев романа, усиливают саспенс3, заставляя душу читателя замирать от парализующей тревоги, напряженного ожидания развития событий, и не отпускают его от первой страницы до последней, не принося катарсиса4 не позволяя вздохнуть с облегчением. Описывать такое удушье и при этом доставлять читателю мучительное эстетическое наслаждение в возвышенном, аристотелевском смысле — наивысшее достижение таланта, писательского мастерства и искусства, каким владели Буало-Нарсежак.
Следует отметить, что прием саспенса открыт не ими и такая литература насчитывает многих адептов — от Эдгара По до Грэма Грина, но Буало-Нарсежак оказались способными раскрыть его возможности на почве детективного романа, который до них не являлся романом с присущими ему аллюзиями, подсказками, намеками, колебаниями между да и нет, а в этом и заключается суть саспенса.
И наконец, именно Буало-Нарсежак открыли нам все богатства Франции — до них детективисты не выходили за пределы ее столицы. Дьявольски изобретательно используя художественный прием саспенса и усиливая его эффект включением иррациональных, мистических элементов, наши авторы придали повествованию динамичность и расширили рамки места действия того приключения, какое до них считалось присущим только Парижу.
Перенесенный в провинцию, в лоно микрообщества, богатого характерами и потаенными конфликтами, детективный роман без непременного убийства и детектива благодаря Буало-Нарсежаку становится трагическим вариантом романа, как такового.
Тем самым они привнесли в детективный жанр разительную перемену, которую известный французский писатель Роже Кайуа в своей книге Мощь романа сформулировал так: Детектив перестал быть игрой ума, оторванной от конкретной действительности. Под пером Буало-Нарсежака он становится подлинным романом, то есть зеркалом реакций человека в обществе — среде его обитания.
Текст и переводы с французского и английского Л. Завьяловой
- X. Klein «XX-th century crime & Mystery writers», St. James Press, 1991, Chicago & London, стр. 1129—30. ↩
- Страх (нем.). ↩
- Suspense (англ.), le suspens (фр.) — буквальный перевод — тревожное ожидание, подвешенное состояние. ↩
- Katharsis (греч.) — очищение, облегчение. Термин Аристотеля в его теории о трагедии, которая, вызывая страх за судьбу героя, гнев, сострадание, заставляет зрителя сопереживать ему, тем самым как бы очищая душу. Иногда ему помогает также deus ex — machina — бог из машины — прием, снимающий напряжение в развязке античных трагедий. ↩
