Хорошо известно, что люди, не сумевшие ни в чем преуспеть, кончают тем, что пишут книги о секрете преуспеяния; и я не вижу причины, по которой этот принцип не может быть приложен к успеху в написании детективных историй в той же мере, в какой и к успеху на более низменных и менее славных жизненных стезях. Прежде чем предложить какие-либо критические замечания в адрес детективов, думаю, было бы честным признаться, что я написал несколько детективов, относящихся к числу наихудших в мире. Но если я достиг самых низких результатов, то, должен заявить, намерения мои были самыми возвышенными, так как я действовал согласно божественному золотому правилу. Я делал другим то, что хотел бы получить от них. Я снабжал их рассказами о преступлениях в робкой надежде, что они, в свою очередь, снабдят рассказами о преступлениях меня. Я, так сказать, пускал мои детективы по водам, надеясь на то, что по прошествии многих дней опять найду их с другими названиями и несравненно лучшими историями. В детективном романе разделение труда между читателем и романистом осуществлено в высшей степени четко. Возможно, кто-то остроумно ответит на это, что более тяжелая часть работы возлагается на читателя. Возможно, это верно, особенно в отношении тех навевающих меланхолию образцов жанра, на которые я только что столь темно намекнул. Но, так или иначе, это разделение существует в самой природе детектива. Если вы пишете, вы не можете прочитать то, что пишете. Если вы хотите прочитать это, вы не должны быть столь неосмотрительны, как тогда, когда решили написать это. Очевидно, что я не могу быть поражен в финале открытием, которое запланировал в самом начале; что я не могу испытывать любопытство относительно сокрытия того, что я сам постарался спрятать. Я не могу потрясти сам себя сообщением о том, что епископ – бандит, если я сам старательно маскировал бандита под епископа. Поэт может петь свою песню, но автор сенсационных произведений не может быть поражен собственной сенсацией.
Несмотря на это, я подвигнут на авторитетные высказывания о детективах, в частности тем, что везде вижу объявления о постановке драматической версии одного из лучших детективов – Желтой комнаты, а также тем, что я только что вновь прочитал эту выдающуюся французскую историю в ее оригинальном варианте. Я не видел саму пьесу, но слышал, что она имеет большой успех, хотя из природы вопроса никоим образом не следует, что хороший детектив обязательно будет хорошей пьесой. В самом деле, эти две вещи, взятые в абстрактном виде, почти противоположны друг другу. Два метода сокрытия тайны абсолютно противоположны, потому что драма основывается на том, что именуется греческой иронией, – то есть на знании публики, а не на ее неведении. В детективе есть герой (или злодей), который знает, и постороннее лицо, введенное в заблуждение. В драме есть постороннее лицо (или зритель), который знает, и герой, введенный в заблуждение. Одна хранит тайну от действующих лиц, а другой – от публики. Несмотря на это, в одном или двух случаях инсценировок детектива был достигнут успех и, вполне возможно, и в этом случае тоже. Но перечитывание самого романа, а также некоторого количества худших произведений того же рода, подвигло меня набросать несколько общих предположений о подлинных началах этой популярной формы искусства. Я не имею в виду говорить о лучшем сорте худших произведений. Я нежно люблю макулатуру; я прочитал огромное ее количество – я также написал огромное ее количество. Но даже в этом ведомстве есть макулатура и макулатура; и нас легче будет развлечь, если наши худшие увеселители поняли, как нас надо развлекать. Существуют определенные ошибки относительно природы подлинного детектива, которые, насколько я понимаю, являются общими как для писателей, так и для читателей. Я должен предположить, чтобы быть понятым, что причина в достаточно гордом и благородном характере читателей таких произведений, а не в низких и подобострастных качествах писателя, так что я рискну указать эти ошибки.
Прежде всего, к ним, очевидно, относится очень распространенная идея, что главная цель детективного романиста – сбить с толку читателя. Нет ничего проще, чем сбить с толку читателя, если понимать под этим обман ожиданий читателя. Есть много пользующихся успехом и широко разрекламированных произведений, построенных на том, что сообщение сведений читателю задерживается с помощью случайностей. Часто автор упоминает о причине, побудившей гувернантку-болгарку спрятаться в огромное фортепиано с заряженным оружием в руках, где ее и нашел китаец, проникший через окно и отрубивший ей голову ятаганом, и этой банальной заминке позволяется задерживать объяснение всей истории. Далее, обычным делом является заполнение нескольких томов захватывающими приключениями, не позволяющими читателю сделать хотя бы шаг в направлении разгадки. Это незаконно с точки зрения основополагающих начал этой литературной формы. Это не только нехудожественно, но и нелогично. В действительности это и не занимательно. Люди не могут быть увлечены тем, что не относится к делу; но на этой стадии неведения читателю не дают увлечься чем-либо, к делу относящимся. Людям свойственно приходить в волнение оттого, что они узнали нечто, но согласно принципу таких авторов, они не узнают ничего. Подлинная задача умного детектива – не сбить читателя с толку, а пролить свет на события; но пролить свет таким образом, чтобы каждая очередная доля истины несла неожиданность. В тайне такого рода, так же, как в тайнах несравненно более благородных, цель подлинного мистика состоит не только в мистификации, но и в разъяснении. Его цель не тьма, а свет – но свет молнии.
Далее, общая ошибка состоит и в том, чтобы делать всех героев трафаретными фигурами – не столько потому, что романист недостаточно умен, чтобы описать живых героев, сколько потому, что он действительно думает, будто реалистические герои пропадут попусту, будучи потрачены на нереалистический тип литературы. Другими словами, он делает единственную вещь, являющуюся разрушительной в любой области бытия, – презирает дело, которым занимается. Но такой метод разрушителен для ремесленнически поставленной цели, даже рассмотренной с точки зрения ремесла. Мы не можем быть как следует взволнованы тайным обществом убийц, поклявшихся убить зануду, которому действительно было бы лучше умереть. Даже памятуя о том, что романист должен убивать людей, он должен сначала сделать их живыми. Фактически мы можем добавить хороший принцип общего характера, согласно которому самый сильный интерес в детективе заключается не в самом происшествии. Истории о Шерлоке Холмсе – хорошо сделанные образцы популярного детектива. И главное достоинство этих историй редко заключается в самой истории. Лучшая их часть – комедия разговоров между Холмсом и Ватсоном; и это говорит в пользу требования психологизма, потому что они всегда живые герои, даже когда они вовсе не действуют.
Но если я отважился сделать этот упрек популярному романисту, я должен уравновесить его аналогичным и даже более важным упреком в адрес психологического романиста. Рассказчик сенсационных историй, в самом деле, создает неинтересных героев, а затем пытается сделать их интересными, убивая их. Но интеллектуальный романист расходует свой талант еще более прискорбным образом, потому что создает интересных героев, а затем не убивает их. О чем я сожалею по отношению к передовому и аналитическому писателю, так это о том, что он описывает утонченного героя, полного современных настроений и сомнений; что он напрягает все свое воображение для того, чтобы воплотить самые легкие оттенки чувства и философии скептика или свободного любовника. А затем, когда данный герой в конце концов жив и приготовлен для убийства, когда он каждой деталью своего характера нуждается в убийстве, требует убийства и как бы вопиет о том, чтобы быть убитым, романист все-таки не убивает его. Это серьезное расточительство, и я надеюсь в будущем увидеть эту ошибку исправленной.
Г. К. Честертон
Перевод П.А.Моисеева