Почему необходим специальный разговор о самом понятии детектива? Необходимость в нем возникла по той причине, что ни с одним иным литературным термином нет большей путаницы и неразберихи. У нас ведь даже такое, более широкое понятие, как приключенческая литература, до сих пор применяется либо слишком широко, либо слишком узко. Конечно, четких, жестких границ между многочисленными литературными жанрами нет и не может быть, однако слишком уж расширительное толкование границ между ними может привести к стиранию всякого различия и, в конечном счете, вообще к ликвидации самого понятия такой литературы, как приключенческая или научно-фантастическая.
Я надеюсь, однако, что общими усилиями мы, наряду с прочими, более значительными проблемами, решим и эту, частную, но совершенно необходимую задачу определения приключенческой литературы и ее особенностей во избежание той путаницы, которая существует в оценках произведений как этой литературы, так и того направления ее, которое условно именуется детективным.
Итак, что же такое детектив? В наших словарях и энциклопедиях он трактуется как одно из наиболее реакционных направлений современной буржуазной литературы. Вот, например, что сказано по этому поводу во втором издании Большой Советской энциклопедии.
Нагромождение ужасов, опасностей, убийств, дешевых эффектов, сексуальные извращения, характерные для сюжетов детективной литературы, придают ей бульварный характер, рассчитанный на удовлетворение самых низменных интересов.
Все это действительно характерно для современного буржуазного детектива, а вернее, — для современного вырождающегося детектива. Я же, говоря о буржуазном детективе, имею в виду пору его расцвета, когда он был представлен такими его мастерами, как Эдгар По, Гастон Леру, Морис Леблан, Уилки Коллинз, Конан Дойль и Гильберт Честертон. Для этого классического, так сказать, периода детективной литературы характерна преимущественно уголовная тематика.
Отмежевывается классический буржуазный детектив и от произведений о поединке международных разведок. Положение это наиболее четко выразил Гильберт Честертон в предисловии к детективной повести Уолтера Мастермэна:
Он (Мастермэн) не портит чистых и прекрасных линий классического убийства или грабежа пестрыми, грязными нитями международной дипломатии. Он не снижает наших возвышенных идей о преступлении до уровня внешней политики.
Таким образом границы классического буржуазного детектива определяются довольно четко. У нас термин детектив трактуется чрезвычайно широко. В одном случае разумеют под этим понятием все, относящееся к уголовной теме, в другом — еще шире — все, что связано и с милицией, и с разведкой. В третьем — относят к детективу почти всю нашу приключенческую литературу.
Изрядную путаницу в этот вопрос внес и Аркадий Адамов в своей статье Детектив и правда жизни, опубликованной в Литературной газете. Он относит в ней к детективным такие произведения, как Это было в Праге Георгия Брянцева и И один в поле воин Юрия Дольд-Михайлика, хотя книги эти ничего общего с детективом не имеют.
Под детективным же произведением понимается такое повествование, в котором методом логического анализа последовательно раскрывается какая-нибудь сложная, запутанная загадка или тайна. Тайна уголовного или политического преступления, тайные замыслы международных агентов, необычайные, труднообъяснимые явления природы, поиски утерянных секретов изобретений или открытий, расшифровку рукописей или исторических документов, загадки Космоса и многое другое.
И тут мы сразу же, и самым категорическим образом, хотим отмежеваться при объяснении термина детектив от английского слова detective, то есть сыщик, ибо это ведет к неверному, однобокому толкованию нашего направления детективной литературы. Более верным будет считать этот термин происходящим от глагола detect, то есть — открывать, обнаруживать.
Хотелось бы также подчеркнуть и то обстоятельство, что метод, применяемый авторами детективных произведений, ни в коей мере не является каким-то специальным, свойственным только этого рода литературе. Это объективный метод научного мышления, именуемый индукцией и дедукцией, с помощью которых строятся научные гипотезы, делаются открытия. Идя в рассуждениях от частного к общему и от общего к частному, синтезируя и анализируя, Жорж Кювье по остаткам костей вымерших животных и некоторым другим данным восстановил внешний облик доисторических животных. Пользуясь тем же объективным методом изучения мышления, писатель анатомирует разнообразнейшие тайны и героев детективных произведений. Это, конечно, требует от него не только совершенного владения логическим анализом, но и значительных познаний в различных областях военных, научных, технических и прочих наук. В этом обстоятельстве мы видим большую познавательную ценность детективной литературы.
Нам думается также, что к детективным произведениям следует отнести лишь те, в которых читатели как бы соучаствуют в раскрытии тайны, а это значит, что тайна в таких произведениях не должна раскрываться читателям до самых последних страниц повествования.
В этой связи мы не отнесли бы к произведениям детективным такие повести, как Дело пестрых Аркадия Адамова, Следы на снегу и некоторые другие произведения Георгия Брянцева, Над Тиссой Авдеенко и многие другие приключенческие книги о работниках милиции, разведчиках и пограничниках.
В то же время, в таких произведениях, как в Повести о Ветлугине Леонида Платова, в Озере горных духов и в других произведениях Ивана Ефремова применен тот же метод раскрытия тайны, что и в чистом, так сказать, детективе. В связи с этим все чаще появляется у нас такая терминология, как научный и даже психологический детектив. Не знаю, насколько правомочна вся эта классификация различных видов детектива, да
и нужна ли она вообще, но одно тут бесспорно — большая емкость, широта диапазона детективного метода повествования.
Обычно ведь, противопоставляя приключенческую литературу прочей художественной литературе, говорят, что ей не только не свойственен психологический анализ, но чуть ли даже не противопоказан. А ведь детектив дает возможность построить все повествование на одном только психологическом анализе со всеми его сложнейшими нюансами. Это, конечно, требует от авторов глубокого знания не только человеческой психики, но и психологической науки. И что еще более важно — умение перевести сухие, абстрактные понятия науки на выразительный, образный язык художественной литературы.
Трудности неизбежны, конечно, для всех разновидностей детектива, ибо во всех случаях от авторов требуется доскональное знание либо криминалистики (если в произведениях повествуется о разгадке уголовного преступления), либо военной техники с ее взрывными средствами (если речь идет о тайне минирования), либо войсковой разведки (если автор рассказывает о тайне укрепленного района противника или численности его гарнизона).
Однако, несмотря на столь широкий диапазон тем детективной литературы, многие авторы упорно замыкают его только тайнами политических и уголовных преступлений, забывая, что тот же метод, каким раскрываются преступления, пригоден, например, и для восстановления совершенного подвига и возвращения доброго имени человеку, стечением различных обстоятельств попавшему в сложную ситуацию. А ведь это куда более благодарная задача. Из произведений подобного рода можно назвать лишь повесть Николая Москвина По следу человека, опубликованную во второй книге альманаха Мир приключений. В ней автор методом детективного повествования восстанавливает подвиг без вести пропавшего советского офицера. И делается это средствами полноценной художественной литературы, безо всяких скидок на жанр.
Примером хорошего, добротного детектива могла бы послужить и повесть Евгения Рысса и Леонида Рахманова Домик на болоте. В ней рассказывается об увлекательной работе профессора Кострова над созданием ценной лечебной вакцины в сложнейших условиях фашистской оккупации. И как ни трудно было создавать эту вакцину, еще труднее оказалось обнаружить ее похитителя, подстроившего все таким образом, чтобы подозрение пало на честного, ни в чем не повинного человека. Тут та же тема реабилитации доброго имени и торжества справедливости.
О широких возможностях детективного повествования свидетельствует и повесть Григория Гребнева Пропавшие сокровища, посвященная поискам библиотеки Ивана Грозного. Можно, значит, выйти из заколдованного круга разведывательной и уголовной тематики даже в области чистого детектива.
Хотелось бы отметить и еще одну особенность детективной литературы — стройность, целостность ее сюжета. Ведь в основе детектива, как уже говорилось выше, лежит тайна, тайна же всегда сюжетна. А это немаловажное обстоятельство, ибо искусством сюжета мы, авторы приключенческих произведений, владеем далеко еще не в достаточной мере. Разговоры же о том, что во многих слабых, антихудожественных произведениях есть будто бы “лихо” закрученный сюжет, свидетельствуют лишь о непонимании самого существа сюжета. Сюжет не есть ведь что-то инородное в художественном произведении, он органически связан со всеми остальными его элементами. Мало того, он помогает раскрыть сущность замысла автора, развить характеры действующих лиц, организовать все многообразие привлеченного материала в единое целое. Человек малоопытный и малоталантливый, не умеющий владеть художественным словом, вообще не в состоянии создать интересный сюжет, и пора бы уже отличать оригинальный, удачно найденный сюжет от плоских, банальных ситуаций, выдаваемых за сюжет.
Вот, например, что говорит о значении сюжета такой мастер его, как Алексей Толстой:
Удачно найденный сюжет организует, — иногда мгновенно, буквально в несколько секунд, будто капля какого-то едкого реактива, — все хаотическое нагромождение мыслей, наблюдений и знаний. Сюжет — это счастливое открытие, находка.
Говоря о необходимости крепкого, целостного сюжета для детективного повествования, я, конечно, вовсе не отрицаю желательность его для всех прочих видов приключенческой литературы. К сожалению, однако, многие из них строятся на эпизодическом сюжете, что очень часто делает композицию этих произведений весьма зыбкой, а само повествование чрезвычайно растянутым. Примеров подобного рода повестей и даже рассказов можно было бы привести немало. Такие повествования можно ведь растянуть почти до бесконечности, нанизывая эпизод на эпизод, и надо обладать достаточно хорошо развитым чувством меры, чтобы вовремя остановиться и поставить, наконец, точку.
Примером произведения, не имеющего целостного сюжета и потому слишком растянутого, могла бы послужить книга Ю.Дольд-Михайлика “И один в поле воин”. Автору следовало бы остановиться где-то значительно раньше, повесть его только выиграла бы от этого.
Думается мне, что и повесть Аркадия Адамова Черная моль, перегруженная обилием действующих лиц, эпизодов и недостаточно тщательно отобранных фактов, стала бы куда более стройной, если бы Адамов серьезнее подумал о ее сюжете.
Хотелось бы сказать несколько слов и о секрете привлекательности детективного повествования. Общеизвестно, что детективные произведения пользуются у читателей неизменным успехом.
Разгадка привлекательности детектива — в торжестве ума его положительного героя, в силе и безукоризненности его логики. Значение ярких, запоминающихся характеров в художественной литературе бесспорно. Более того, удача образа хотя бы одного только главного героя, уже почти всегда — удача всего произведения. Приключенческая же литература не может пока похвастаться такими удачами, ибо их, к сожалению, слишком мало. А как выиграла бы она, будь среди ее действующих лиц герои, равные по силе своего воздействия на молодых читателей Павлу Корчагину, вот уже четверть века являющемуся идеалом молодых людей нашего советского времени.
Что же мы, авторы советских детективных повестей и рассказов, должны еще ставить своей целью, кроме создания ярких характеров? Конечно, показать торжество нашего советского человека, вооруженного знанием, обладающего пытливостью ума, одержимого страстью к исследованиям, к разгадкам тайн, самоотверженно служащего передовой науке. Среди наших героев должны быть отважные путешественники, открывающие новые острова в океанах, исследователи малоизученных районов нашего Дальнего Востока, геологи, раскрывающие тайны наших недр, ученые, изобретатели, воздухоплаватели и астронавты. В яркой, увлекательной форме должны мы поведать нашим читателям о величии и многообразии мира. Но, устремляясь в космическое пространство, не следует забывать и о таких земных делах, как борьба не только с вражеской агентурой, но и со все еще существующей уголовной преступностью. И думается мне, что создание запоминающегося характера оперативного уполномоченного уголовного розыска или ОБХСС, будет такой же удачей советской приключенческой повести, как и создание яркого образа разведчика, пограничника или отважного астронавта.
Нужно только помнить при этом, что в произведениях на уголовную тему, главным героем должен быть оперативный работник нашей милиции, а не уголовный преступник, как это делают иногда некоторые авторы.
Мне думается, в связи с этим, что Аркадий Адамов в повести Дело пестрых и особенно в Черной моли слишком много уделил места описанию преступного мира, и этим, вопреки собственному желанию, невольно романтизировал некоторые преступные персонажи. Например, папашу из Дела пестрых или Плышевского из Черной моли. Они ведь ловкие, хитрые, умные и, конечно же, смелые и удачливые люди, а это не может не смутить кое-кого из юных читателей.
Целью нашей литературы на уголовную тему должен быть показ того, как в результате закономерностей общественного развития происходит ликвидация преступности. Наша детективная литература должна показывать не только раскрытие преступления, но и утверждать советский образ жизни, воспитывать нетерпимость к любым проявлениям пережитков капитализма в сознании, в быту, в экономике, внушать, что борьба с этими пережитками является общенародным делом. Необходимо воспитывать нетерпимость к правонарушителям и их соучастникам, отвращение к преступлению, а самое главное — показывать, что наказание преступников неотвратимо, что от ответа, рано или поздно, не уйти.
Примером интересных, с большим знанием материала, и главное, с правильных позиций написанных произведений являются рассказы о работниках нашего уголовного розыска Льва Шейнина.
Наша приключенческая литература очень многообразна, детективное направление в ней — лишь часть этого многообразия. Успех же или неуспех приключенческого произведения определяется не выбором этих направлений, а соответствием того или иного направления замыслу произведения, глубиной проникновения в материал, запасом знаний и жизненного опыта, ясностью цели и мастерством. Давайте же смелее браться за самые разнообразные, острые, злободневные темы и решать их свежо, оригинально, с твердой уверенностью, что советской приключенческой литературе ничто не противопоказано, кроме скуки и серости.