Кто убил? — фрагмент из детективного романа Андрея Зарина Проклятое наследство.
I. В подзорную трубу
В усадьбе «Отрадное» большой помещичий дом был построен в стиле замка с двумя круглыми башнями по углам переднего фасада. В одной из них на самом верху помещалась уютная комната с тремя широкими окнами на три стороны света, из которых открывался чудный вид на окружности.
Здесь подле одного окна стояла большая подзорная труба, посредине круглой комнаты стоял круглый стол, вокруг несколько кресел, недалеко подле вертящаяся этажерка с любимыми книгами хозяина, Виктора Павловича Карташева.
Холостой, одинокий, он любил проводить время в этой комнате, смотрел в трубу на звёздное небо, читал любимые книги и записывал свои мысли и впечатления.
Был ранний, утренний час ясного сентябрьского дня. За круглым столом, на котором стояли бутылки красного вина и стаканы сидели хозяин и его близкий друг — полковник Николай Сергеевич Степанов.
Командир полка, он только что приехал из Галиции для короткого отдыха после беспрерывных боев в Петроград и тотчас приехал в Лугу навестить своего друга, проводившего лето в своем имении. В уютной столовой они поужинали, потом — оживленные беседой после долгой разлуки поднялись в любимый уголок Карташева и здесь, за бутылкой вина, не заметили, как подкралось раннее утро, рассеяло тьму, обесцветило пламя лампы и облило розовым отблеском зари крошечную комнатку наверху башни.
Степанов оглянулся и воскликнул:
— Как хорошо!
Карташев молча кивнул и, не поднимаясь с кресла, нажав рычаг, распахнул все три окна, выходящие на восток, на юг и на запад. Только узкие полосы железных рам отделяли окна одно от другого, и маленькая комната обратилась в открытую террасу. Свежий, утренний воздух ворвался густой волной. Степанов встал, освеженный предутренним ветерком, и снова сказал:
— Как хорошо!
Сверху башни открывался, действительно, прекрасный вид на все стороны. Внизу, около усадьбы просыпалась жизнь в маленькой деревне. Доносились крики, пастух громко трубил и на его зов с мычанием шли коровы, мелькали пестрые платья баб, мужик обряжал унылую лошадь.
За деревней золотой щетиной горели сжатые поля, а дальше широко раскидывалась гладь ясного огромного Череповецкого озера, на другом берегу которого белел монастырь. Прямо на юг сплошной степью стоял густой, смешанный лес, а на запад излучинами текла узкая Рапотка и тремя недвижными зеркалами раскинулось озеро Талонь.
— А как охота? — спросил Степанов, любуясь окрестностями.
— Великолепная, — ответил Карташев, — иначе бы я тут и не жил. Хочешь, сегодня же вечером пойдем на уток. Все есть — и птица, и зверь. Зимой даже на медведя облаву можно устроить.
— Ну, я только на две недели и назад, на позиции.
— Приедешь еще раз?
— Может быть раненым, если не убьют.
— А ты не поддавайся, — засмеялся Карташев и прибавил, — рад я тебя увидеть.
— Рад-то рад, а чем развлекать будешь? А? Я, брат, в этих боях да переходах заскучал. Хочется и людей повидать, и кутнуть, и в картишки сыграть, и… — Степанов раскатисто засмеялся, — приволокнуться.
— Ну, для этого в Петроград поедешь, а здесь устроим охоту, в наш цирк сходим. Тут один догадливый импресарио приехал с труппой из четырех человек, двух лошадей и собаки. Потом можно и карты устроить.
— Поживу с тобой денька три и уеду. Ты со мной?
— Добро! — Карташев потянулся и зевнул.
— А с кем в карты сыграть?
— Ну, для этого компанию подобрать не трудное дело. Живут в городе председатель земской управы, судебный следователь, земский начальник, доктор, исправник… Соберем. Ну, а сейчас выпьем чаю и пойдем спать!
Степанов засмеялся.
— Я и не заметил, как пробежала ночь. Там, у нас на позиции нет ни дня, и ни ночи. Когда все спокойно, — тогда спи. Все атаки главным образом по ночам. Не до сна.
— Ну, а у нас по мирному времени — по ночам спят, а встают с зарей. На сегодня пришлось изменить порядок. Я сейчас распоряжусь чаем.
Карташев встал, подошел к люку к стал спускаться по винтовой лестнице.
Степанов подошел к подзорной трубе, которая была поднята вертикально. Он привел её в горизонтальное положение, раздвинул по своему зрению и стал медленно осматривать окрестность. Четко и ясно выступали перед ним прекрасные виды. Он навел трубу на большую дорогу, которая проходила через лес и выходила на берег реки. По пыльной дороге медленно ехали телеги, подле которых шли мужики и бабы. Вздымая пыль, шло стадо овец, подгоняемых гуртовщиками. Ясно и отчетливо Степанов видел в трубу каждую мелочь. Он перевел трубу на чащу леса. Узкая лесная тропинка, потом просека, снова лесная дорога. Степанов водил трубой направо и налево, слегка опускал её и вдруг вздрогнул, слабо вскрикнул и словно приковался к трубе.
Из люка, словно из-под земли, показалась сперва голова Карташева, потом плечи и он поднялся в комнату.
— Что, хорошо? — спросил он Степанова, подходя к нему, но тот сердито замахал рукой, а потом взволнованно, не отрывая глаза от трубы, сказал:
— Пойди сюда… что-то забавное. Как будто какая-то романтическая история.
Карташев засмеялся.
— Я несколько раз подглядывал влюблённых, но всегда скромно отводил свою трубу.
— Здесь не влюбленные, а что-то странное…
— А что? Покажи-ка…
— Постой! — Степанов отстранил Карташева и стал передавать увиденное им в подзорную трубу. — Там на лужайке стоял человек, оглянулся и быстро спрятался за дерево. Словно испугался. Почти тотчас откуда-то сбоку, — верно есть дорога, подкатил автомобиль и остановился. Шофер вышел и отворил дверцу. Из кареты вышел высокий, хорошо одетый человек. Трудно разглядеть лица…
— Покажи-ка мне, — сказал Карташев, отстраняя Степанова. — Тот отодвинулся, с трудом выпрямляя спину, и вытер вспотевшее лицо.
— Интересно, что будете дальше, — проговорил он. — Смотри и рассказывай все, что видишь.
Карташев прислонился глазом к трубе и на мгновение замер.
— Ну, что же ты! — сказал Степанов, — или рассказывай, или я тебя прогоню…
— Погоди минуту. Что-то страшное…
Степанов вскочил с кресла.
— Говори же!
— Ну, слушай и запоминай, — взволнованно сказал Карташев. — Ты видел людей, которые вышли из автомобиля?
— Да, да! — ответил нетерпеливо Степанов. — Говори, что видишь.
— Тот, который сидел шофером… а его ясно вижу… что-то резко говорит другому. Он ко мне спиной, но что-то знакомое. Серая спортсменская фуражка надвинута совсем на лицо, поднят воротник драпового серого пальто, в руках палка. Чёрт возьми! Я его, наверное, знаю!..
— Что видишь?..
— Говорят… спорят… О! Человек вышел из-за дерева и крадется, как кошка. Что-то готовится… Я бы крикнул этому «берегись», но… Ужас! — закричал Карташев и отшатнулся от трубы. — Они его убивают!..
Степанов тотчас прислонился к трубе глазом.
— Да, да!.. Человек накинул ременную петлю и душит его, упершись коленом в спину, другой ударил его кулаком в грудь… Они опрокинули его… Они его душат… вот, вот… он вздрогнул… замер… Слушай, это надо тотчас донести полиции!
Степанов обратил к Карташеву бледное лицо.
— Надо смотреть до конца, — крикнул Карташев и приник к трубе.
— Да, да, убили, — заговорил он. — Теперь сняли пальто, пиджак, сбросили фуражку. О! Я его знаю! — исступленно закричал Карташев. — Это граф Сивачев! Они его убили…
— Надо заявить полиции, следователю!..
— Погоди… Тот первый идет к дереву… Привязывает к суку веревку… Я понимаю!.. Они его хотят повесить. Да, да!.. тащат… сунули в петлю… ах, мерзавцы!.. Один потянул его за ноги… кладут на землю пальто, шляпу и пиджак. Ничего не взяли… идут назад, к автомобилю… сели… Уехали…
Карташев оторвался от трубы и упал в кресло. Степанов взглянул в трубу:
— Висит… Какой ужас! Я вижу на жилете золотую цепь с брелоками. Уф… это страшнее, чем в бою…
Он отодвинулся и отошел, задев плечом трубу.
Карташев сидел неподвижно.
II. На поиски
Степанов взволнованно опустился в кресло и уставился на своего друга. Лица обоих были бледны, в глазах отражался страх и возмущение.
— Что делать? — проговорил Степанов. — Не сидеть же.
Карташев вдруг поднял руку и погрозил.
Над поверхностью пола из люка показалась голова слуги Карташева, Петра, который нес на подносе два стакана горячего чая, сливки, бутылку рома, сахар и домашнего печенья хлеб. Он поставил поднос на стол и сказал:
— Егор спрашивает, к какому часу готовить фриштык?
— Я скажу потом или… Когда понадобится позвоню. Оставайся внизу в столовой.
Петр отошел к люку и словно провалился сквозь землю.
— Что делать? — повторил Степанов.
— Прежде всего, уяснить себе виденное, — ответил Карташев, — и составить протокол… для памяти, — прибавил он.
Степанов кивнул и заговорил:
— Когда ты ушел, я стал смотреть в эту трубу. Видел какие-то окрестности, потом, кажется, большую дорогу, а потом труба навелась как-то на эту полянку. Посредине стоял человек и будто прислушивался… Ты его видел? — Карташев кивнул, и Степанов продолжал: — Потом показался автомобиль. Им правил человек в кожаной куртке в очках. Я не мог рассмотреть его лица… сутулый и крепкий, только и заметил… Из автомобиля вышел господин в сером пальто и шапке.
— Так, — перебил его Карташев, — дальше смотрел я. — Они остановились и будто спорили… В это время из-за дерева показался человек и стал подкрадываться… в руках у него было что-то — потом я разглядел — ремень с петлей. Он кинул ее на шею старику…
Степанов перебил:
— И стал душить… Они его опрокинули на землю и задушили. Потом стали снимать пальто…
Карташев окончил:
— После этого они его повесили…
— Убийство и не с целью грабежа, — сказал Степанов. — Кто такой этот несчастный?
— Граф Сивачев — Иллиодор Александров, — ответил Карташев, — он имеет под Лугой, с той стороны, над самой рекой, усадьбу и проводит в ней лето со своей молодой женой. Признаться сказать, пренеприятный старик: злой, ревнивый, скупой и, кроме того, сладострастник. В последнее время все дни и вечера проводил в цирке, и за акробаткой, ходящей по проволоке, увивался. Кроме того, про него говорят, что он занимается и ростовщичеством. Удивительный тип. Известная фамилия, богат, как дьявол, человек дрянь.
— Может быть его и убили за какое-нибудь темное дело, — сказал Степанов.
— Возможно… Однако, составим записку и едем в город.
Степанов кивнул и встал.
— Прежде всего, необходимо определить местность, — сказал Карташев, и приложил глаз к трубе.
— Вот досада! — воскликнул он.
— Ты чего?
— Кто-то из нас повернул трубу, ничего не видно.
— Погоди, я наведу! — сказал Степанов, и подошел к трубе. Он повернул ее вверх и вниз, направо, налево, стал водить во все стороны и потом с отчаянием сказал, — не могу, затерялось…
— Постой, — Карташев сел, приложил руку ко лбу и сказал, — я ведь все окрестности знаю. С левой стороны была дорога — просека?..
— Да, да…
— А около полянки озеро…
— Озеро… верно.
— С правой стороны, стояли отдельные деревья, ты не помнишь какие?
— И внимания не обратил: толстые, только, прямые. Верно сосны.
— Как же бы тогда они могли его повесить на суку: у сосны ствол гладкий.
— Ах, ты Бог мой, и не приметил. Как же нам теперь быть?.. Труба твоя далеко хватает?
— За двенадцать верст могу ручаться, даже больше. То, что мы видели, находится верстах в десяти.
— Остается одно, — сказал Степанов, — выпьем с тобой чаю, прикажи оседлать лошадей и поедем на удачу. Ты местность знаешь, поедем в юго-западном направлении и разыщем. Десять верст пустое дело: поедем прямо, опишем круг и обыщем.
— Попробовать можно, — сказал Карташев, — хотя в нашем лесу можно и заблудиться: это знаменитый лес, он тянется почти до Пскова.
— Попробуем наудачу, может быть, что и выйдет. Сами не пропадем.
— Пожалуй, сделаем так. А покуда выпьем чая и составим протокол. Спустимся в кабинет.
Они поспешно опустились по винтовой лестнице на второй этаж, прошли через столовую и вошли в роскошный кабинет.
— Подай сюда чаю! — крикнул Карташев Петру. — И прикажи оседлать двух лошадей: моего Красавца и Буланого.
— Слушаю, — ответил из столовой Петр, наливая стаканы свежего чая.
Карташев подошел к столу, достал лист бумаги и начал писать, говоря вслух:
— Пять часов, три минуты пополуночи, восьмого сентября, тысяча девятьсот четырнадцатого года. Имение «Отрадное», Лужского уезда, Петроградской губернии… Так! Ну, теперь пишем: «мы, нижеподписавшиеся полковник Николай Сергеевич Степанов и дворянин Виктор Павлович Карташев, сидя в усадебном доме имения «Отрадно», в угловой башне увидели в подзорную трубу следующее…
Карташев писал, вполголоса диктуя самому себе, а Степанов поправлял его и делал дополнения, потому они оба подписали бумагу.
— Так… А теперь? — спросил Степанов.
— Едем и осматриваем лес, а потом к судебному следователю, и сообщаем все, что видели. Пусть он производит свое расследование.
— Великолепно! — сказал Степанов. — Значит едем.
Они наскоро выпили чай. Карташев взял со стола стек, и они вышли на крыльцо, где уже стояли два конюха с оседланными конями. Это были два великолепных английских скакуна.
— Вот мой Красавец, — сказал Карташев, гладя по морде фыркающего коня.
Он вложил ногу в стремя, ухватился за гриву лошади и легким, упругим движением перенес ногу через спину лошади и опустился в седло. Степанов грузно сел на своего коня. Они забрали поводья и шагом выехали на дорогу.
— Ну, едем на поиски, — сказал Степанов, — а пока будет искать, ты расскажи мне подробнее про этого Сивачева.
III. Первые следы
— Что такое Сивачев? — заговорил Карташев, едва они выехали из ворот. — Я не могу утверждать, что все, что я знаю достоверно. Передам тебе только сплетни и слухи о нем, а что касается меня лично, то скажу, что он мне был очень несимпатичен. Появился он у нас в Луге лет пять, купив небольшую усадьбу под самой Лугой на берегу реки. Отделал он её с необыкновенной роскошью и в первое же лето приехал сюда на дачу вместе с молодой женой. Жена — красавица. Самому графу лет шестьдесят, а ей много, если двадцать три. Он правда бодрый, крепкий и, пожалуй, красивый старик, только лицо у него слишком хищное и злое. Прислуга отзывается о нем скверно: он скуп и груб. Чуть не дерется. Жену ревнует ко всем и у нас в городе ходят разные сплетни по поводу семейной его жизни. Говорят, что он её купил, воспользовавшись её тяжелым положением. Одни говорят, что она помогла покрыть отцу этими деньгами какую-то растрату, другие говорят, что у неё несчастный брат, а действительности никто не знает. Держится она с необыкновенным достоинством, гордо и замкнуто, на диво красива, несомненно, вышла за него не по любви, и он недостоин развязать шнуровку на её туфле.
— Ты знаком с ним? — спросил Степанов.
Карташев на мгновение смутился.
— Отчасти да, но я дал слово не ходить к нему, а он у меня никогда не был. Я иногда встречаюсь с ней, но редко.
Карташев замолчал, и по лицу его прошла тень.
— Ну, какие же еще о нем сведения?
— Богат он несомненно. У него прекрасный дом-особняк в Петрограде, ещё два больших доходных дома и, кроме того, два имения: одно в Тамбовской губернии, другое в Курской. Оба доходные и прекрасные. Вообще, он считается в миллионах. Несмотря на это, живет скупо: в Петрограде дает деньги под вторые закладные и, рассказывают, что даже дисконтирует векселя, играет на бирже… вообще тип. Грубый, жестокий, скупой, ревнивый и кроме жадности к деньгам имеет еще одну слабость — к женщинам. Говорят, сладострастен, как павиан. Молодые девушки избегают у них служить. Последний месяц он все дни проводил в заезжем балагане. Пленился там одной артисткой. Шпаги глотает и по проволоке ходит. Красивая шельма. Не знаю, имеет ли он у нее успех или нет, но в городе он служит теперь посмешищем. Да! Остается еще добавить относительно его богатства. Говорят, что свои имения он получил по наследству каким-то незаконным, кривым путем. Не то он кого-то отравил, не то кого-то объегорил… Фамилии он хорошей, но в обществе кажется, не принят. Вообще, не будь он заведомый граф, я бы его назвал темной личностью. А теперь конец его. Какая-то таинственная драма. Словно казнили, — окончил Карташев.
— Очевидно, не грабеж, — сказал Степанов. — Может быть, месть; может быть из-за женщины. Вообще таинственное преступление и не будь мы свидетелями…
— Нет нераскрытых преступлений, — проговорил Карташев. — Что касается этого убийства, преступника найдут скоро. Ты видел его лицо?
— Нет, — ответил Степанов. — Фигуры смутно запомнил, а лиц совсем не видел.
— Я тоже не мог разглядеть, — сказал Карташев. — Но это дело тонкое. Мы, наверное, что-нибудь запомнили оба, но бессознательно и появились убийцы перед нами, — какой-нибудь жест, движение, сразу напомнят нам всю картину.
— Куда мы поедем?
Они переехали дорогу и въехали в лесную просеку.
— Прямо на юго-запад, — сказал Карташев и пришпорил свою лошадь.
Они поехали крупной рысью, потом перешли в галоп и молча скакали по широкой лесной тропинке. Они проскакали с полчаса и остановились в недоумении.
— Кажется в этой стороне.
— Проедем!
И они поскакали снова. Широкие просеки и узкие тропинки переплетались между собой. То здесь, то там встречались небольшие озёра и болота, высокие сосны смешивались с развесистой березой и крепким дубом. Они блуждали в разных направлениях, сбились, выехали на большую дорогу и снова вернулись в лес.
— Напрасный труд, — сказал Карташев. — Вернемся домой и будем ждать событий. Кто-нибудь найдет его тело. Здесь и охотятся, и лес рубят, и грибы ищут.
— И то верно, разыскать трудно, — согласился Степанов. — Вернёмся, а досадно!
Они повернули усталых коней и лёгкой рысью вернулись в усадьбу. Расторопный Петр стоял у ворот, словно поджидая их. Едва он завидел всадников, как побежал к ним и закричал:
— Барин! Виктор Павлович! Какое у нас происшествие.
— Что такое? — спросил, приостанавливая лошадь.
— Графа Сивачёва нашли в лесу — повесился. Поехали туда, где он висел, и привезли домой. Теперь следствие идёт — как и почему.
— Откуда ты узнал, где повесился? — спроси Карташев.
— А в лесу! — ответил Петр. — Пастушонок пас коров, вышел на полянку, а он и висит. Мальчишка испугался, побежал на дорогу и ну кричать. Тут подошли люди: лесничий. Сейчас за мальчишкой и на полянку, а он висит на суку. Голова на сторону и язык высунулся. Говорят, больно страшно.
— Где нашли?
— А у Тёплых Ключей у берёзы… на березе и повесился… Тёплые Ключи знаете.
Карташев кивнул и, подогнав лошадь, въехал во двор. Степанов въехал следом за ним.
— Прикажи дать завтрак, — распорядился Карташев, быстро идя со Степановым в комнаты.
Он опустился на стул, закурил папиросу и сказал:
— Вот удивительно. Я это место знаю отлично. Там я охотился только третьего дня и сегодня смотря в трубу не узнал его.
— Это бывает, — ответил Степанов, — смотрел совершенно с другого пункта, изменилась перспектива, взаимоотношения. Но какой случай! Открыли очень быстро. Как-то поведут следствие. Неужели будут настолько глупы, что признают самоубийство? Нам надо к ним поехать, и рассказать всё, что видели.
— Подожди! — лицо Карташева вдруг осветилась внезапной мыслью. — У меня явился свой план.
— Какой?
— Я скучаю, у меня нет дела. Иногда мной овладевает хандра и вот средство излечения. Я делюсь Шерлок Холмсом и сам от себя поведу розыски. Пусть они стараются сами, а я займусь этим делом и заполню своё время.
Степанов усмехнулся и кивнул.
— Это мысль! Жалею, что мой отпуск короток, а то я бы помог тебе с удовольствием. Может быть, мы оказались бы более счастливыми.
— Даже наверное! — сказал Карташев. — Я при своём желании и при своих средствах, конечно, сделаю больше, чем все сыщики и следователи, потому что для них нет в этом большого интереса. Каждый день у них дела и под конец, — равнодушие.
— Кушать подано, — сказал Пётр и остановился, переминаясь с ноги на ногу.
— Пойдём.
Карташев поднялся и взглянул на Петра.
— Ты, что-то хочешь сказать?
— Рассказывают… — проговорил быстро Петр, — что судебный следователь и доктор говорят, что это его убили.
— Может быть и убийцу нашли?
— Про это не говорят. Теперь все на графской усадьбе сидят.
— А ты откуда всё знаешь?
— А Ефрем в городе был, на базаре. Вернулся и про все рассказал.
Карташев и Степанов сели к столу и с аппетитом принялись за завтрак.
— Вели подать кофе, — сказал Карташев.
Петр выскочил и скоро вернулся с кофейником, под которым горел спирт.
— Теперь иди! Прикажи опять оседлать лошадей. Пусть подадут других.
Петр вышел.
— Я думаю, — сказал Карташев, — для начала дела проедем с тобой прямо к Теплым Ключам. Я теперь это место знаю, оно совсем недалеко, какие-нибудь восемь верст от нас, а откуда проедем прямо в усадьбу Сивачева и, вероятно, узнаем все новости. Я тебя познакомлю со всеми и они наверное оставят нас и все расскажут.
— Великолепно! — согласился Степанов. — Это будет интереснее всякого винта или бриджа.
— Я думаю. Итак, решено, я веду следствие от себя, и мы с тобой до поры до времени обо всем молчим.
— Отлично! — сказал Степанов. — Если только раньше тебя не успеют открыть и преступника, и мотивы преступления.
— Увидим! — ответил Карташев, быстро допивая кофе. — А теперь едем.
Они вышли, снова сели на коней и Карташев уверенно поскакал вперед. Он знал отлично дорогу и спустя полчаса быстрой езды, они въехали на полянку, которую видели через трубу.
— Здесь! — сказал Степанов. — Вот за этим деревом он спрятался, а по этой дороге приехал автомобиль. Вот где они его повесили…
Они быстро сошли с коней.
— Стой, осторожнее, — сказал Карташев, — как бы нам не испортить следов, хотя и потоптали достаточно.
Он стал обходить полянку, нагнувшись к земле и внимательно вглядываясь.
— Вот здесь они его повалили…
— Смотри-ка, находка, — крикнул Степанов и, нагнувшись, поднял узкий кожаный ремень.
— Вот чем они душили!
— Да…
— Смотри, — и он указал на несколько седых волос, застрявших в пряжке ремня.
— Спрячем, — сказал Карташев и осторожно завернул ремень в платок.
Они еще раз обыскали всю полянку и вернулись к привязанным лошадям.
— Теперь поедем в город, прямо к Сивачеву, — сказал Карташев.
Они сели на коней и крупной рысью поскакали по дороге.
Прекрасный двухэтажный дом графа Сивачева с широким балконом на переднем фасаде возвышался на холме, прямо при въезде в город. Большой сад, спускающийся по откосу холма, отделял дом от большой дороги. Сад окружал его со всех сторон, и позади дома узкая аллея спускалась к широкому лугу, через который протекала извилистая Луга.
По мере приближения к дому, можно было заметить необычное оживление: народ, словно на гулянье, со всех сторон поспешно шел по направлению к графской усадьбе, а у ее ворот Карташев и Степанов увидели целую толпу, которую отгоняли стражники.
Карташев со Степановым сошли с коней и прошли к воротам. Стражники сразу узнали Карташева и почтительно отдали честь полковнику, пропуская их в калитку.
— Введите лошадей во двор и передайте конюху, — сказал Карташев, проходя во двор усадьбы.
Он свернул в калитку, ведущую в сад, и повел Степанова по аллее, прямо к дверям дома, которые вели на закрытую веранду и столовую. В столовой стоял старик с красивым заплаканным лицом и что-то сердито говорил горничной. При входе Карташева, горничная убежала, а старик почтительно поклонился.
— Корней, — сказал Карташев. — Что случилось?
— Ах, Виктор Павлович, — ответил слуга, качая головой, разве не слышали. — Убили нашего графа какие-то разбойники.
— А где барыня?
— У себя заперлись. Сейчас Паша говорила, вроде как бы статуя. Спрашивал насчет завтрака, только рукой махнула. Как иначе? Если когда ссорились, все же законный супруг. А главное, — старик понизил голос, — вчера очень ссорились и, не простившись, ушли. Умер, а не помирились.
— Сюда привезли?
— Здесь. В биллиардной. Доктор здесь и резал графа.
— Уехали?..
— Все тут. В кабинете сидят и допросы делают. Беда! — старик махнул рукой.
— Мы пройдем туда.
— Пожалуйста! Меня сейчас допрашивали, а я что? Ничего и сказать не могу. Был барин и вдруг такое… На кого подозрение, а я разве знаю?..
Он скорбно покачал головой и развел руками. Карташев со Степановым прошли через столовую, через зал и остановились у дверей, подле которых стоял часовой. При виде Карташева он улыбнулся и поклонился ему.
Становой пристав строгим голосом отдавал приказанье уряднику. Он держал себя с выправкой бравого офицера. Рыжие крепкие, словно склеенные усы его торчали двумя огромными запятыми. Серые глаза таращились.
При виде Карташева с полковником, он широко улыбнулся и почтительно поклонился Степанову.
— Можно сказать, нежданные, — проговорил он вполголоса, — возможно, что прокурор приедет.
— Здравствуйте, Антон Калистратович, — сказал Карташев, протянув руку становому, отчего лицо его просияло, — напали на след?
— Не знаю, что они там делают, — кивнул становой на закрытую дверь кабинета, — но я приложу все усилия. Распутаем! Вы к ним?
— Да хотели бы…
— Я доложу…
Он скрылся за дверью, тотчас вернулся и сказал:
— Пожалуйте!
Карташев ввел Степанова в большой светлый кабинет хозяина. В стороне, у одной из стен приютился коренастый, темный, несгораемый шкаф. Между окон, далеко отодвинутый от стены, стоял письменный стол, за ним сидели: судебный следователь со своим письмоводителем, толстый, краснолицый исправник и молодой, с насмешливым лицом и лохматыми бровями доктор.
Все радушно приветствовали Карташева.
— Позвольте представить вам моего товарища, Николая Степанова, — сказал Карташев. — Только что приехал с позиций и навестил меня. Хотел играть в винт и вот попал на такое происшествие.
— Да, происшествие! — проговорил судебный следователь, здороваясь со Степаном и Карташевым.
Его молодое полное лицо дышало удовольствием. Он поправил на носу золотое пенсне и, потирая руки, сказал:
— Можно сказать, сенсация! — в газетах затрубят. Граф в Петербурге известен, при этом миллионер, и убит…
— А мне сказали, самоубийство…
— Убийство, чистейшее убийство, батенька! — сказал доктор, шевеля густыми бровями. — Я как взглянул, увидал сразу.
— Убийство, убийство, — подтвердил толстый исправник.
— И не вы, а все поняли это, — торопливо заговорил судебный следователь. — Сразу видно, что его уже мертвого всунули в петлю. Сам бы и добраться до нее не мог, выше его роста.
— Если допустим, — перебил следователя доктор, — что он влез на дерево и прыгнул с сучка, тогда шея была бы повреждена непременно и затем позвонок сломан. Ничего подобного. Смерть, наверное, произошла раньше. Задушили, но раньше: на шее след не от этой веревки, а от другой, намного тоньше. На затылке ссадины, и царапины на руках. Видно, была борьба.
— Да, да… мы это уже все рассмотрели, — перебил его судебный следователь, потирая руки. — Теперь мы делаем некоторую передышку в ожидании, быть может, самого преступника… — Вы удивлены? — засмеялся он, — но мы, кажется, уже напали на след…
— Похоже, похоже… — пробурчал толстый исправник.
