Занятия благотворительностью и археологией — четвертая глава из детективного романа Р. Остина Фримена Тайна Анджелины Фруд.
На следующее утро сразу после завтрака я отправился в ночлежку Ричарда Уоттса, где узнал, что все «бедные путешественники» уже отправились по своим маршрутам далее, а моему пациенту разрешили остаться ‒ для того, чтобы я смог осмотреть его.
‒ Но я буду рада, когда этот бедняга тоже уйдет, ‒ сказала мне хозяйка ночлежки. ‒ Потому что, вы же понимаете, мы здесь не можем создать больным нужные условия.
‒ Часто ли к вам приходят больные? ‒ поинтересовался я.
‒ Не могу вам сказать. Видите ли, я работаю здесь временно, пока штатная дежурная сестра в отъезде. Но я не думаю, что бедняга, который и в пути-то всего лишь неделю или около того, может прийти к нам серьезно заболевшим.
‒ Он похож на бродягу, ‒ заметил я.
‒ Не думаю, что он бродяга, ‒ возразила она. ‒ Судя по тому, что он рассказал мне, его оставила жена, и у него были основания полагать, что она остановилась в нашем городе. Поэтому он и приехал в Рочестер, чтобы попытаться найти ее. Он думал, что в таком маленьком городке ему не составит труда выяснить ее адрес. Но, похоже, его расспросы ни к чему не привели: никто в городе ничего о ней не слышал. Полагаю, вы тоже не знакомы ни с кем по фамилии Фруд?
‒ Я и сам приехал только вчера, и почти никого здесь не знаю, ‒ уклончиво ответил я. ‒ Но он действительно уверен, что его жена скрывается здесь?
‒ Мне так уже не кажется. Во всяком случае, он близок к тому, чтобы отказаться от поисков и вернуться в Лондон. Но я не знаю, как он доберется туда пешком, ведь он же едва в состоянии ходить.
‒ Что ж, если это единственная трудность, то она легко преодолима. Я заплачу за его билет на поезд, но хочу быть уверенным, что он действительно уедет.
‒ Уж об этом я позабочусь! ‒ воскликнула хозяйка с явным облегчением. ‒ Я сама пойду с ним на станцию, куплю ему билет и прослежу, чтобы он сел в поезд. Но было бы хорошо, если б вы на него еще раз взглянули, вдруг он пока слишком слаб для такой поездки.
Она провела меня в ночлежную комнату, где наш общий друг уныло сидел на стуле.
‒ Вот, мистер Фруд, доктор снова пришел навестить вас, ‒ сказала хозяйка с напускной веселостью. ‒ И он был настолько любезен, что согласился оплатить ваш проезд до Лондона ‒ конечно, если вы уже хорошо себя чувствуете. Так что вашим неприятностям, похоже, пришел конец.
Бедняга бросил на меня быстрый взгляд и отвернулся, пытаясь скрыть мгновенно набежавшие слёзы.
‒ Это очень любезно с вашей стороны, сэр, ‒ пробормотал он запинающимся, но приятным голосом хорошо образованного человека. ‒ Только по-настоящему добрый джентльмен поможет хромой собаке на ее пути. Я не знаю, как вас и благодарить.
Видя, что он вот-вот зарыдает, я поспешил сказать:
‒ Не надо меня благодарить. Мы все должны помогать друг другу в этом мире. Но как вы себя чувствуете? Я вижу, что ваша рука все еще немного дрожит.
Я пощупал его пульс и бегло осмотрел его. Конечно, он был жалкой развалиной, но я подумал, что сейчас он не в худшем состоянии, чем обычно.
‒ Возможно, вы и не в отличной форме, но короткое путешествие по железной дороге выдержите. Надеюсь, вам есть, где остановиться в Лондоне?
‒ Да, у меня там есть комната, ‒ мрачно ответил он. ‒ Конечно, не на Пикадилли, но все же крыша над головой.
‒ Это ничего, ‒ уверил я его. ‒ Мы все должны надеяться на лучшие времена. Хозяйка проводит вас до станции и поможет зайти в вагон, ‒ тут я вручил ей банкноту. ‒ Прошу вас, мэм, купите мистеру Фруду билет, и сдачу оставьте ему. Возможно, он захочет взять кэб, когда доберется до города.
Он посмотрел на меня с сомнением (и я подумал, что у него, должно быть, кончился табак), но снова поблагодарил, и тогда я, справившись у хозяйки о времени отправления поезда, распрощался с ним.
‒ Надеюсь только, ‒ сказал я хозяйке, ‒ что он не отстанет от поезда на первой же станции, сойдя, чтобы выпить в буфете.
Та понимающе улыбнулась:
‒ Я перевезу его трамваем через мост и посажу в Струде на лондонский экспресс. Мне тоже не хочется, чтобы он вернулся сюда сегодня же вечером.
Испытав огромное облегчение от того, что эта добрая леди совершенно правильно понимала ситуацию, я кивнул ей на прощание и, обдумывая свои последующие шаги, медленно двинулся по улице.
Этим утром я был совершенно свободен, и ‒ поскольку у меня не было еще ни одного клиента, за исключением миссис Фруд ‒ мысли мои невольно обратились к этой единственной моей пациентке. Мне тут же подумалось, что я без промедления обязан сообщить ей радостную весть об отъезде ее мужа. Будь я более самокритичным, меня должно было насторожить мое страстное беспокойство о благополучии малознакомой мне женщины, но в тот момент я предпочел думать, что мной движет исключительно долг добрососедства. Подойдя к двери ее дома, я громко постучал, заметив попутно, что медный дверной молоток был украшен маской Гипноса – греческого бога забвения. В сложившихся обстоятельствах я нашел это несколько неуместным.
Через минуту дверь мне открыла худощавая, средних лет, женщина с бледной кожей и волосами цвета пакли. Ее меланхоличные блекло-голубые глаза вопросительно уставились на меня.
‒ Дома ли миссис Фруд? ‒ бодро спросил я.
‒ Боюсь, что нет, ‒ ответила она с сожалением в голосе. ‒ Я заметила, что она ушла некоторое время назад, и я не слышала, чтобы она вернулась. Но я проверю еще раз, если вы подождете минутку.
Я вошел в прихожую и с чувством нарастающего разочарования смотрел, как она стучит в двери ‒ сначала гостиной, а потом и спальни.
‒ В комнатах ее нет, ‒ сообщила она удрученно. ‒ Но, может быть, она зачем-то спустилась в подвал. Сейчас я проверю и там…
Она перегнулась через перила лестницы и громким голосом, напомнившим мне крик подстреленной чайки, позвала свою хозяйку. Но ответа не последовало, и я почувствовал, что ее меланхолия передается и мне.
‒ Я сожалею, сэр, что вы ее не застали, ‒ сказала женщина. ‒ Вы ведь ее врач? ‒ уточнила она.
Я несколько самоуверенно подтвердил, что это я и есть.
‒ Приятно сознавать, что у бедняжки появился кто-то, кто о ней позаботится! ‒ воскликнула она. ‒ Последнее время миссис Фруд постоянно грустит. Да, постоянно грустит!
Я повернулся к двери, но она последовала за мной, продолжая говорить:
‒ Она ведь столько неприятностей пережила, бедняжка, столько неприятностей! Нет, она не жаловалась, но я-то вижу! Я вижу морщинки печали и пережитого горя на ее лице, и это наполняет мое сердце болью. Да, это так, сэр!
Я пробормотал что-то сочувственное и сделал еще шаг к двери. Она подошла ближе и продолжила:
‒ Я не часто ее вижу. Она держится очень замкнуто, бедная птичка. Слишком замкнуто. Она все время одна. Очень редко, только когда она попросит, я приношу ужин в ее комнату. И это всё. Молодой женщине не пристало жить в таком одиночестве, и я очень надеюсь, что ваши визиты подействуют на нее благотворно.
‒ Но она же выходит на прогулку хоть иногда, ‒ сказал я, вспомнив, что в настоящий момент Анджелина отсутствовала.
‒ Да, она много гуляет. Но всегда в одиночестве. У нее здесь нет ни друзей, ни знакомых.
‒ А в котором часу она обычно возвращается? ‒ спросил я, подумав, что мог бы зайти позднее.
‒ Около шести часов вечера или, может быть, ближе к семи. Потом она ужинает и оставляет тарелки на столе в гостиной. И обычно это последнее, что я вижу.
Я приоткрыл дверь.
‒ Если вы встретите ее, то передайте ей, пожалуйста, что я зайду сегодня вечером около половины восьмого.
‒ Конечно, сэр. Я увижу миссис Фруд после ланча и передам ваше сообщение.
Я поблагодарил ее, пожелал доброго утра и спустился по ступенькам.
Уходя, я случайно взглянул на окно эркера в соседнем доме, принадлежащее конторе Джеппа и Банди. Над зеленой занавеской виднелась верхняя половина лица в больших очках в черепаховой оправе ‒ это мой друг мистер Банди «глазел на меня», как говорил Сэм Уэллер, слуга мистера Пиквика.
Поймав мой взгляд, мистер Банди выпрямился, и я увидел над занавеской его широкую ухмылку; тут же я почувствовал, что покраснел безо всякой видимой на то причины. Однако я поднялся по ступенькам конторы и, отворив дверь кабинета, встретился как с самим улыбчивым субъектом, так и с его более сдержанным партнером.
‒ Похоже, доктор, вы даром потеряли время, – сказал мистер Банди. – Я видел, как прекрасная Анджелина час назад отправилась на прогулку. Кто вам открыл?
‒ Какая-то бледная и подавленная женщина. Полагаю, ее экономка.
‒ А, я ее знаю, ‒ сказал Банди. ‒ Выглядит как вдова гробовщика. Это миссис Гиллоу. Рифмуется с «хилою» и «милою». ‒ И он пропел дурашливым гнусавым голосом: «Назову ли Гиллоу я своею миллою?..»
‒ Прекратите, Банди, ‒ мистер Джепп со снисходительной стариковской улыбкой посмотрел на своего младшего партнера.
Банди зажал ладонями рот и смешно раздул щёки, и я воспользовался этим, чтобы объясниться:
‒ Я искал миссис Фруд, желая сообщить ей, что ее муж покидает город.
‒ Покидает город, вот как?! ‒ воскликнул старший из партнеров, так высоко подняв брови, что лоб его стал напоминать венецианские жалюзи. ‒ Вы знаете, когда именно?
‒ Утренним экспрессом на Лондон, в десять тридцать.
‒ Ура! ‒ закричал Банди, взмахнув руками и едва не свалившись со своего высокого табурета. Восстановив равновесие, он, глядя на меня, засвистел первые такты генделевской оратории «О Ты, возвещающий добрые вести Сиону».
‒ Будет вам, Банди! ‒ урезонил его мистер Джепп. Затем снова повернулся ко мне и спросил:
‒ Кто сообщил вам эти хорошие новости, доктор?
Я кратко рассказал им о событиях прошедшей ночи и сегодняшнем их продолжении. Они выслушали меня с огромным интересом. Когда я закончил, мистер Джепп сказал:
‒ Я благодарю вас, доктор, за вашу любезную помощь моей родственнице миссис Фруд. Для нее будет большим облегчением узнать, что теперь она может без опаски выходить из дома. Ведь останься этот человек здесь, он, без сомнения, рано или поздно отыскал бы ее.
‒ Он мог бы даже вломиться к ней домой, ‒ добавил Банди, ‒ и это было бы много хуже. Так что я предлагаю выразить доктору нашу благодарность музыкой и пением. «Сла-ався, славься во ве-еки веков!..»
‒ Довольно же, Банди, довольно! ‒ взмолился мистер Джепп. ‒ Да что вы за человек такой?! Соседи же будут жаловаться!
Банди наклонился ко мне и, взглянув на своего начальника, сообщил мне нарочито громким театральным шепотом:
‒ Что за скучный старый тип, всегда мешает веселиться! ‒ а потом, внезапно полностью изменив манеру поведения, поинтересовался:
‒ Так что же насчет тех строительных работ на городской стене, мистер Джепп? Вы собираетесь взглянуть, как они продвигаются?
‒ Сейчас я занят, ‒ ответил тот. ‒ Я хотел встретиться с Булфордом; он скоро сюда зайдет. У вас есть ли какая-нибудь срочная работа?
‒ Только дело старика Джеффсона об аренде. Но оно может и подождать. Хотите, я пойду и взгляну на все это безобразие, которое они там развели?
‒ Да, сделайте это, Банди, ‒ ответил старший из партнеров, после чего Банди снял с носа очки, заменил их моноклем, отыскал в столе перчатки, надел перед зеркалом шляпу и вооружился тросточкой. Затем он задумчиво посмотрел на меня.
‒ Вы интересуетесь археологией, доктор?
‒ В какой-то степени. А почему вы спрашиваете?
‒ Потому что как раз сейчас на городской стене проводятся ремонтные работы. Смотреть там особо не на что, да и от оригинальной римской стены осталось не так чтобы много, но если вы хотите немного прогуляться, то могли бы отправиться со мной.
Заняться мне было нечем, поэтому я с готовностью согласился, и мы вместе покинули контору. Всю дорогу Банди весело болтал.
‒ Я частенько думал, ‒ говорил он, ‒ как, наверное, было приятно и спокойно жить в средние века в таких вот обнесенных стеной городках, особенно после захода солнца, когда ворота в них крепко закрывали ‒ при условии, конечно, что вы не оставались снаружи, а успевали зайти внутрь.
‒ Да, ‒ согласился я. ‒ Огороженный участок дает приятное чувство уединения, которое невозможно достичь в неогороженном городе. Будучи студентом, я одно время жил в Лондоне, в Степл-инне. Ворота двора запирались на ночь, и было очень приятно, вернувшись поздно, пройти через калитку, которую специально для вас отпирал сторож, найти двор пустым и тихим, замершим до утра. Сейчас, пожалуй, таких дворов и не найти.
‒ Именно, ‒ подтвердил Банди, останавливаясь, чтобы взглянуть на старинный деревянный дом, встретившийся нам по дороге. ‒ Как говорит старик Джепп, наши взгляды на архитектуру за прошедшие сто лет полностью поменялись. Посмотрите, к примеру, на этот дом. У него есть своя, не похожая ни на что, физиономия. Но когда мы перестроим этот переулок, мы заполним его одинаковыми домами, которые будут выглядеть так, будто их высыпали из одной упаковки, подобно спичечным коробкам.
Подобным образом переговариваясь, мы пробирались через всевозможные причудливые улочки и переулки. Наконец Банди остановился перед высоким забором и, толкнув створку деревянных ворот, жестом пригласил меня войти. Ключ от ворот, торчавший снаружи, он вынул из замка и положил себе в карман.
Мы оказались на пустыре, с трех сторон окруженном забором. Повсюду видны были остатки фундаментов и стен снесенных старых домов. С четвертой стороны пустырь ограничивала старая, почти уже осыпавшаяся городская стена, представлявшая собой скорее гору щебня, понизу которой были заметны остатки рядов кирпичей, уложенных еще римлянами. Первоначально стена была, наверное, значительной высоты и толщины; сегодня же можно было видеть большие полости внутри нее, заполненные землей, на которых теперь буйно разрослись вьюнок, валериана и другие растения, предпочитающие камни и скалы. Ремонтные работы, однако, велись лишь на одном участке: возле больших груд щебенки и старых кирпичей стоял сарай, заставленный бочками с известью, и было видно несколько рабочих.
Бригадир поспешил нам навстречу, и мой спутник первым делом передал ему ключ от ворот.
‒ Лучше держите его в кармане, ‒ сказал Банди. ‒ Мистер Джепп очень не любит, когда доверенные ему ключи оставляют в дверях или воротах. Работы, как я вижу, продвигаются не очень?
‒ Чего и ожидать, если к ним привлекают случайных людей, ‒ отозвался бригадир. ‒ Среди них нет ни одного каменщика или укладчика кирпичей. Кое-какие знания есть лишь у старика, который замешивает раствор. Но наша работа довольно грубая, так что мы справляемся.
Мы подошли поближе, и я увидел, что бригадир был совершенно прав: работа была очень и очень грубой. В тех местах, где стена обвалилась, рабочие сооружали примитивные тонкие стены из неотесанного камня, обмазывая их большим количеством раствора, а когда он застывал, заполняли полость внутри битым кирпичом, тем же раствором и кусками извести.
Я пробормотал, что подобный метод строительства не выглядит безопасным, и Банди, посмотрев на меня, согласно улыбнулся:
‒ Друг мой доктор, похоже, вы не понимаете цели этого строительства. Мы не ремонтируем стену, а создаем рабочие места. Это было четко заявлено городским советом. Но если просто создавать рабочие места, то ваша стена когда-нибудь рухнет. Что ж, тогда вы снова дадите задание возвести ее кому-нибудь другому.
Один из рабочих, проходя, чуть не задел Банди грязным ведром с раствором, и юноша, чтобы спасти свои брюки, резво отпрыгнул назад и едва не угодил туфлями в кучу дымящейся извести.
‒ Вы каким-то чудом спаслись, мистер! ‒ заметил на это старик, смешивающий раствор, глядя, как Банди тщательно вытирает свои блестящие туфли карманным платком. ‒ Известь быстро проела бы насквозь вашу шикарную обувь.
‒ Неужели?! ‒ воскликнул Банди, еще тщательнее полируя туфли платком, а после принялся вытирать подошвы о траву.
‒ «Негашенка» ‒ это жуткая штука, мистер, ‒ подтвердил старик. ‒ Пожирает все без разбору, чисто огонь, ‒ он отложил лопату и принялся делиться воспоминаниями. ‒ Был у меня приятель, работал шкипером на барже. Такая железная баржа, и однажды нужно им было взять груз извести, свежей, только что из печи. Ее загружали с помощью такой трубы. Ну, мой приятель подводит баржу трюмом прямо под трубу и посылает помощника следить, как баржа будет наполняться. А помощник, чтобы не скучать, взял с собой кое-что. Пиво или, может, виски. И довольно много. Что ж, через какое-то время шкипер видит, что трюм наполнился доверху, но помощника что-то нигде не видно. Он спускается в каюту, но его нет и там. Баржа наполнена, люки закрыты, надо выходить в море, а помощника все нет. Ну, мой приятель и предположил, что помощник, Билл его звали, чуток перебрал и свалился за борт. Он временно нанимает кого-то другого и отчаливает. Прибывает в порт назначения, подваливает к причалу, но оказывается, что грузчики бастуют, и разгрузиться не получится. Пришлось ждать три недели, пока забастовка окончится. Но, в конце концов, они устанавливают кран и корзину на тросе, и начинают лопатами выгружать известь. И все идет хорошо, пока они не достигают дна трюма. А там один из грузчиков вдруг цепляет лопатой человеческую кость. «Эге! ‒ говорит шкипер. ‒ Это еще что?!» Сгребает лопатой еще немного извести и достает череп с дыркой на макушке. «Разорви меня дьявол, ‒ говорит шкипер, ‒ если это не Билл! Лица, понятно, уже нет, но зубы мне знакомы!» В этот момент другой грузчик находит глиняную трубку в форме головы мавра, и шкипер узнаёт и ее тоже. «Это трубка Билла, ‒ говорит он, ‒ тогда и эти кости ‒ они тоже Билла!» Так оно и оказалось. Они обнаружили его пряжку от ремня, его нож, пуговицы от штанов и гвозди от ботинок ‒ и это всё, что от Билла осталось. Вероятно, он напился и заснул в трюме, а известь накрыла его с головой и сожрала. Так что, если вы цените свою обувь, мистер, никогда не вступайте ею в известь!
Банди с тревогой осмотрел свои туфли и, еще раз протерев их, отошел от опасной кучи подальше. Мы продолжили осматривать старую стену.
‒ Что за ужас рассказал этот старик! ‒ заметил Банди некоторое время спустя. ‒ Это правда, что известь такая едкая?
‒ Я не очень много знаю об этом, ‒ ответил я. ‒ Говорят, что она разъедает все, кроме металла. Правда это или нет, я сказать не могу, но мне вспоминается, что в деле убийцы Криппена сообщалось, что он закопал трупы в подпол, засыпав их известью, и эксперт ‒ кажется, его звали Пеппер, утверждал, что известь сожгла тела полностью, до костей. Но трудно поверить, чтобы такое могло случиться всего за три недели, как рассказал нам старик… Но посмотрите, как все же живописно выглядит эта старая стена, оплетенная вьюнком и цветами! Полагаю, она когда-то окружала весь город?
‒ Да, и очень жаль, что от нее так мало осталось, ‒ ответил Банди. ‒ Городские ворота ‒ это ведь такое великолепное украшение! Вспомните о воротах Кентербери, Рея или Сэндвича, где вы, по сути, въезжаете в город через тоннель в одной из башен, и можете представить себе, каким был Рочестер до того, как его ворота и башни были снесены. Но вы должны послушать проповеди мистера Джеппа по этому поводу. Он просто какой-то пророк Иеремия от архитектуры… Между прочим, что вы скажете насчет миссис Фруд? Вы ведь встречались с ней прошлым вечером?
‒ Да, и она мне очень понравилась. Она очень милая, приветливая, непринужденная и симпатичная женщина. Я бы даже назвал ее красивой.
‒ Она неплохо выглядит, ‒ признал Банди. ‒ Но вот ее голос, он действует мне на нервы. Ненавижу такие скрипучие голоса.
‒ Он вовсе не скрипучий, ‒ возразил я. ‒ У нее высокий, скорее даже певческий голос, который, однако, не совсем вяжется с ее внешностью и манерами.
‒ Именно, ‒ согласился Банди. ‒ Для такого высокого голоса она слишком высока сама.
Я рассмеялся.
‒ Голос человека не зависит от его роста. Ведь это не гудок парохода, который тем ниже, чем больше его тоннаж. И я не назову миссис Фруд слишком уж высокой.
‒ А я бы назвал ее долговязой дылдой, ‒ заявил Банди. – Во всяком случае, она выше меня.
‒ Можно легко ошибиться, сравнивая рост мужчин и женщин, ‒ ответил я осторожно, не желая обидеть Банди, хотя и считал, что он не страдает из-за своего невысокого роста (когда он чистил туфли от извести, я заметил, что каблуки у него были почти плоские). Но осторожничать мне не было нужды, поскольку Банди даже при таком росте выглядел совершенно довольным своей внешностью.
‒ Вам не показалось странным, что этот человек, Фруд, согласился покинуть город так быстро? ‒ спросил он после паузы. – Ведь он только вчера явился, чтобы разыскать тут свою мадам.
‒ Странно тут именно то, что он вообще явился в наш город вчера. Кажется, по пятнадцатым числам он получает в Лондоне ежемесячное пособие. Думаю, именно поэтому он и согласился уехать; но остается непонятным, почему он приехал к нам раньше, чем получил деньги.
‒ Если бы он убил свою жену, то забрал бы все ее деньги, ‒ сказал Банди. ‒ Интересно, как он вообще узнал, что она скрывается здесь?
‒ Думаю, в точности он ничего не знал, ‒ заметил я. ‒ Он не выглядел уверенным в том, что его жена живет именно в Рочестере. И то, что он вынужден был уехать так быстро, мне думается, не понравилось ему. Я не могу исключить, что, получив в Лондоне пособие, он вернется, чтобы продолжить поиски.
‒ Это вполне вероятно, ‒ согласился Банди. ‒ Думаю, мы видели его здесь не в последний раз.
‒ Пожалуй, это именно так, ‒ вздохнул я. ‒ Если мистер Фруд уверен, что его жена здесь, и если он сможет собрать достаточно денег, чтобы приехать и провести здесь неделю, он вполне способен отыскать ее. Поистине она в ужасном положении! Почему же она не обратится за полицейской защитой?!
‒ Сомневаюсь, что это было бы возможно, ‒ сказал Банди. ‒ В полиции от нее потребуют доказательств, а какие доказательства она может привести? Да, он не работает, не следит за собой, много курит, пьет, а по вашим словам, еще и принимает наркотики. Но внешне он не кажется жестоким или опасным и не находится в сомнительных отношениях с другими женщинами ‒ по крайней мере, я никогда не слышал ничего подобного.
‒ Это верно, ‒ согласился я, так как не рассказывал ни Банди, ни Джеппу о памятном происшествии в Лондоне. ‒ Мне думается, он женился на первой же женщине, которая посмотрела на него с приязнью.
Банди ухмыльнулся:
‒ Ваши слова, доктор, режут как ваш скальпель. Но вы совершенно правы. Что ж, вот мы и снова у дверей нашей конторы. Зайдете к нам?
Но я счел за лучшее попрощаться, и он, повернувшись ко мне спиной, взбежал по ступенькам.
