Король разбойников — начальный фрагмент романа Марка Марио и Луи Лонэ «Видок: Король разбойников и Король сыщиков», повествующий о легендарном разбойнике, ставшем одним из самых известных сыщиков своей эпохи.
I. Брестская каторга
В глубокой ночной темноте Брестского военного порта стояла полная тишина. Причалы были безлюдны, а над гладью воды не слышалось ни звука. Среди огромных военных кораблей, словно тень, скользила маленькая лодка. Её вела, соблюдая все меры предосторожности, чтобы избежать внимания вахтенных, молодая женщина. Её красота, к сожалению, оставалась незамеченной из-за непроницаемой ночи, когда даже лунный свет не мог прорваться сквозь плотные облака. Полная решимости и хладнокровия, она уверенно направлялась к определённой части причала, которую, без сомнения, знала досконально. Это место, где каторжники отдыхали в своё послеполуденное время.
Девушка грациозно причалила, встала в лодке и провела рукой под массивными плитами, составляющими край набережной, словно отыскивая что-то конкретное. Каждое её движение было уверенным и точным, как будто она проделывала этот путь множество раз.
— Здесь, — прошептала она.
Под её пальцами действительно обнаружился неустойчивый кусок цемента в стыке между двумя плохо пригнанными камнями. Осторожно вынув его, она открыла небольшой тайник, выдолбленный в одной из плит. Затем, достав из корсажа небольшой свёрток, завёрнутый в бумагу, она разместила его в полости и аккуратно вернула кусок цемента на место. Наконец, бросив на мрачные здания тюрьмы взгляд, полный надежды и любви, она столь же осторожно и бесшумно отчалила и вскоре исчезла из виду.
***
Полдень. Время послеобеденного отдыха.
Несчастные каторжники, измученные бесконечным тяжёлым трудом, разошлись по набережной, где палящее солнце не оставило шансов спрятаться от его безжалостного зноя. Надзиратели с ружьями и дубинками не спускали с них глаз, напоминая о своей власти. Каторжники лежали, где придётся: кто-то находил покой на тяжёлых брусьях для строительства кораблей, кто-то — на грудах канатов, а некоторые просто на грубых булыжниках, где их сознание убаюкивал непрерывный ритм волн.
Эта пара пленников привлекала внимание своими разительными отличиями. Каторжник в красном колпаке с номером 117 выделялся высоким ростом и спокойным, но проницательным взглядом, что выдавало в нём наличие сильной воли. Его лицо, хотя и не отличалось отталкивающими чертами, излучало внутреннюю силу, способную внушать уважение.
Несмотря на все тяготы и унижения, связанные с каторжным существованием, этот человек, закованный в кандалы и носивший клеймо позора, выделялся своей благородной осанкой и внутренним достоинством, которые выдавали в нём того, кто способен был подняться над своей судьбой. Его лоб был чист от отпечатка непоправимой участи, присущей тем, кому суждено было провести остаток дней в каторге. Голос его, хоть и звучал серьёзно, редко раздавался в общении с товарищами по несчастью, свидетельствуя о его склонности к внутреннему уединению и размышлениям.
Его редкая, но уверенная улыбка выдавала характер, способный выстоять перед любыми испытаниями. Выпуклые виски намекали на неутихомую энергию, которая, несмотря на живость, запечатлелась в его проницательных глазах. Его атлетическое сложение сочеталось с грациозностью движений, и даже грубая куртка из красного сукна не могла скрыть его природного благородства. Весь его облик отражал превосходство, которое выделялось даже на фоне толпы, состоящей из бродяг и негодяев. Этот каторжник был не кто иной, как сам знаменитый Видок.
Ему было всего двадцать два года — ведь речь идет о 1797 годе. Он отбывал восьмилетний срок каторжных работ в Брестской каторжной тюрьме, приговоренный уголовным судом Дуэ за соучастие в подделке документов, в чём он был абсолютно невиновен.
Рядом с ним лежал второй каторжник, носящий зелёный колпак — символ пожизненного заключения. Такая разница в судьбах придавала их паре некую символичность, отражая суровую реальность, в которой находились все узники, и где небольшой проступок или серьёзное преступление могли навсегда определить будущее человека.
Сокамерник Видока, носивший «зелёный колпак», был отвратительным человеком по имени Матюрен. Этот человек, насквозь пропитанный преступлением и скотством, был приговорён к пожизненному заключению. В соответствии с тюремным обычаем Матюрен был скован с Видоком, у которого был определённый срок, чтобы снизить вероятность побега.
Совсем рядом находилась ещё одна пара каторжников. Первый из них был фигурой грозной и интересной, хорошо знакомой парижанам. Невысокий, но жилистый и крепкий, этот человек обладал плутоватым лицом и маленькими глазками, которые сверкали коварством и хитростью. Его акцент ясно указывал на его происхождение: он был родом с площади Мобер.
Несмотря на своё ужасное положение, этот ловкач сохранил беззаботный цинизм, который был с ним даже в критические моменты. Его ум был похож на ум уличного мальчишки, который мог пошутить или погибнуть, отпуская пошлую остроту в притоне или на сцене бульварного театра.
Этого человека зовут Коло. Он является закадычным другом Матюрена и когда-то использовал звериные инстинкты последнего в своих интересах. Однако дела сложились неудачно: их поймали вместе, и оба в итоге получили «зелёные колпаки» и были приговорены к бессрочной каторге.
Коло был скован с осуждённым на определённый срок по имени Камузе, которому оставалось отсидеть всего пять лет. Камузе стал соучастником убийства, но, к удивлению своих подельников, приговорённых к смертной казни, ему удалось добиться смягчающих обстоятельств. Причина заключалась в том, что он сдал полиции всю информацию, выдав своих сообщников, и таким образом купил снисхождение судей.
Камузе продолжал заниматься своим гнусным ремеслом, что принесло ему славу «тюремной крысы». Две головы уже скатились благодаря его интригам во время бунта на тюремном дворе. Каторжники ненавидели его за это, и многие поклялись прикончить его при первой же возможности.
Читатель уже познакомился с персонажами, которых мы ему представили. Между тем, внимательный наблюдатель мог заметить, как Видок, лежащий ничком у самого края набережной, поднял голову, уткнувшись лицом в согнутые руки. Медленное движение, напоминающее змеиное, позволило ему бросить быстрый взгляд по сторонам и убедиться, что никто за ним не следит — ни каторжники, ни надзиратели.
Закончив быстрый осмотр, Видок незаметно вытянул правую руку к воде, пока она не коснулась края набережной. Пальцы ощупали плиту; осмотревшись, он нашёл место, где женщина спрятала маленький свёрток. Вонзив ногти в щель, он ухватился за подвижный кусок цемента, вытянул его и бросил в воду. Не отвлекаясь, нырнул рукой в тайник и вытащил бумажку, спрятав её под левой рукой, всё ещё поддерживающей голову. Дождавшись момента, когда никто не смотрит, развернул бумагу, на которой знакомым почерком значилось:
«Мне удалось, порошок здесь. Я всё время на постоялом дворе отца Ле Плуэка и жду тебя. Люблю тебя, Франсин».
В глазах Видока тут же вспыхнул огонёк радости. Он сунул записку в рот, а за пазуху — маленький пакетик с порошком.
— Ну что ж, — сказал он себе, — эта малышка Франсин и впрямь восхитительна. Всё идет удачно! Решено, завтра!
В этот момент забили барабаны, созывая каторжников на тяжёлую работу. Преступники немедленно проснулись и выстроились в шеренгу под грубые окрики надзирателей, после чего направились на верфь.
II. Побег
День закончился, и каторжники вернулись в тюрьму. Тяжёлые двери камер, служивших спальнями, с лязгом захлопнулись и надёжно заперлись. Улегшись на койку, Коло встретился взглядом с Видоком. Он хотел заговорить, поскольку уже месяц как он, Матюрен и Видок готовили побег. Именно Видок разработал план для себя и Матюрена, но Коло не хотел оставлять без него своего верного друга, и Видок пообещал организовать побег для троих. Камузе же должен был быть устранён. В течение месяца Коло и Матюрен пилили напильником свои кандалы, который достал для них Видок.
Вопросы, касающиеся того, как они добудут необходимую одежду и как будет происходить побег, не давали покоя Коло и Матюрену. Они ничего не замечали, ничего не понимали, а Видок лишь иногда говорил им:
— Через две недели!.. Через неделю!..
Три дня назад он сказал:
— Я достал одежду.
И Матюрен, никогда не замечавший ничего необычного в действиях Видока, своего товарища по цепи, спрашивал себя, не водит ли этот ловкач их за нос.
А в тот вечер, возвращаясь в тюрьму, Видок прошептал на ухо Коло:
— Готовьтесь! Завтра утром!
Вот почему Коло бросил вопросительный взгляд на Видока, который, догадавшись о его намерении, тихо сказал:
— Тишина!.. После обхода!.. Когда я вас позову.
Через несколько часов после этой сцены вся тюрьма спала. Тишину нарушали лишь размеренные шаги часовых и свист ветра в мачтах и канатах. В спальном помещении тусклый, мерцающий фонарь тщетно пытался разогнать тьму, окутывавшую этот мир каторжников. Видок, лежавший рядом с Камузе, осторожно просунул руку за голову последнего, который крепко спал, и вытащил одну из досок его койки. Под ней он нашёл маленькую фляжку с водкой, которую Камузе получил за услугу, обещанную одному из надзирателей, стремящемуся к продвижению по службе.
Камузе полагал, что о его тайнике никто не знает, но от глаз Видока ничто не могло скрыться. Он не раз замечал, как Камузе, уверенный, что все спят, вынимал фляжку и пил в одиночку. Видок достал из-под куртки маленький свёрток, тайно переданный Франсин. Развернув его, он осторожно высыпал белый порошок, напоминающий мелкую соль, во фляжку, наполовину заполненную водкой. Затем закупорил её, встряхнул и проверил, чтобы порошок полностью растворился в спирте. Убедившись в этом, Видок вернул фляжку на место и беззвучно снова лёг, притворившись спящим.
В ту же минуту на башне арсенала раздались двенадцать зловещих ударов — полночь. По тюремным коридорам послышались шаги. Открылась дверь в спальное помещение. Это был ночной обход. Вошёл надзиратель с фонарём в руках, за ним следовали бригадир и четверо вооружённых солдат.
От звука шагов, лязга ключей и скрипа засовов некоторые каторжники проснулись, но снова уснули, когда обход, пройдя через всю камеру, удалился через противоположную дверь. Камузе был одним из тех, кто проснулся. Когда воцарилась тишина, он приподнялся, осмотрелся хитрым взглядом. Убедившись, что все спят, он вытащил свою фляжку с водкой и жадно выпил остатки жидкости. Через пять минут Видок осторожно прикоснулся к нему. Камузе не шелохнулся — его тело осталось твёрдым, неподвижным и холодным.
— Снотворное первоклассное, — пробормотал Видок, усмехнувшись про себя. — Что ни говори, а честные аптекари ещё остались, когда я выйду на свободу, порекомендую его гражданину Баррасу.
Затем, толкнув в бок Коло и Матюрена:
— Ну-ка, поднимайтесь! Пора! Коло, живо берись за браслеты!
Коло взял тоненькую ленточную пилу толщиной с часовую пружину, тщательно спрятанную за отворотом его зелёного колпака, и принялся за работу.
— Значит, сегодня утром?
— Да, — лаконично ответил Видок.
— Старик! Не знаю как у тебя, а у меня мурашки по коже так и бегают.
— Хорошо! Хорошо!
— Ну да, представляешь, я пойду отплясывать «Штормовой тюльпан» в Салоне Марса с привязанной ногой.
— Занимайся лучше своими браслетами. Завтра наболтаешься вволю.
— Да я просто болтаю, чтобы подбодрить себя, такой у меня характер.
— Ладно, только ты гремишь, как эпилептик.
Видок слышал скрежет стали о железо.
— Не зли его, старик, — возразил Коло… Мы всё сделаем тихонечко… Ты же понимаешь, я не привык к таким штукам… Знаешь, у меня такое чувство, будто я на контрабасе играю… И бом! бом! бом!
— Замолчишь ты, трепло несчастное!
— Если ты будешь меня оскорблять, я больше не буду обращаться к тебе на «ты»… Когда ты придёшь в предместье Святого Жака, я выдам тебя за аристократа.
— Лучше обрати внимание на своего товарища.
— А что с ним? Да он пьян, как свинья Робеспьера… Спит, как член Конвента.
Матюрен проворчал:
— Не волнуйся, я сам заткну глотку этому дураку.
— Ладно! А как насчёт шмоток? — вновь спросил Коло.
— Сначала доделай своё дело, — властно ответил Видок.
— Готово! Вот!.. Держи!
И действительно, его нога была свободна.
— Теперь наша очередь, — сказал Видок.
— Дай-ка нам «кусачку», — добавил Матюрен.
Коло передал им пилу.
Опасаясь осмотра кандалов, трое каторжников следовали указаниям Видока и не перепиливали кандалы полностью до момента побега. Это позволяло им избежать подозрений, поскольку металл издавал чистый звук при ударе молотка тюремного слесаря. Оставалось допилить немного, и через полчаса кандалы Матюрена и Видока лежали на полу — готовность к побегу была полной.
— Уф! — сказал Коло, — Наверное, у вас камень с души свалился.
— С ноги, ты хотел сказать, — ответил Матюрен своим обычным тоном бульдога, у которого пытаются отобрать кость.
Видок резко оборвал их:
— Замолчите, — сказал он. — Вы сейчас привлечёте внимание надзирателей.
— Что, мы теперь и слова сказать не можем? — возразил Матюрен.
— Можете, если хотите остаться здесь… Скоро хватятся, что наши кандалы спилены… Тогда пеняйте на себя — получите порку и двойные цепи.
— А ты что будешь делать, хитрый лис?
— А я оставлю вас на произвол судьбы.
— Один потащишься?
— Без проблем!
— Глупости, — вставил Коло. — Люди остаются людьми… Нужно закончить наше дельце.
— Ладно! Что ещё! — проворчал Матюрен со свойственной ему злобой и недоверием. — Мы готовы… Ждём только господина Видока, только боюсь, ждать его придётся долго.
— Не думаю, — ответил Видок.
Он пожал плечами, сделал резкое движение и поднялся.
— Ты куда? — спросил Коло.
Видок скрылся в полумраке, занятый каким-то странным делом, которое заняло у него всего несколько мгновений.
— Эй! Эй! Что ты там делаешь? — снова спросил парижанин.
И он принялся искать каторжника. Тот исчез.
— Куда он делся? — произнёс Коло.
— Понятия не имею, — ответил Матюрен.
— Не мог же он растаять в воздухе, бросив нас?
— Улететь он не мог… Но я тебе вот что скажу, Коло, все эти штучки мне не нравятся… Сейчас не время заниматься глупостями?
— Лично я не удивлюсь ничему, — ответил парижанин. — Видок — прожжённый мошенник. Пусть делает что хочет.
— А ты в этом уверен?
Коло сделал движение.
— Тсс! — сказал он, оборачиваясь к Камузе, который, как ему показалось, пошевелился.
Он посмотрел на Тюремную крысу.
— Нет! — сказал он, — он дрыхнет, как сурок. — Всё в порядке! У тебя с собой «шило»?
— Всегда! — ответил парижанин, указывая на грудь. — Вот оно!
Матюрен с горечью продолжал:
— Видишь ли, я не доверяю Видоку, по-моему, когда дело дойдёт до убийства, он струсит.
— Да ну!
— Конечно! Разве ты его знаешь, этого чужака? Ты ведёшься на его показуху? Да у него ещё молоко на губах не обсохло… Он сидит здесь за подделку документов.
— В любом случае, он не слабак.
— Ладно! Я буду следить за ним, и если он облажается, я не промахнусь.
Коло хотел было снова возразить, как вдруг на койку упали два свёртка с одеждой.
— Что это ещё такое? — пролепетал Коло, задыхаясь от волнения.
— Что? Что происходит? — добавил Матюрен, не менее ошеломлённый.
— Неужто казаки вернулись? — добавил парижанин. — Снова бомбёжка начинается.
— Кончай шутить!
Появившийся Видок сухо ответил:
— Вот ваша одежда, переодевайтесь быстрее.
— Как! Это ты! — произнёс парижанин, не скрывая удивления.
— Разве я не обещал вам всё необходимое для побега? У вас есть всё, пошевеливайтесь.
Негодяя развязали свои свёртки. Коло был поражён.
— У тебя что, реквизиторская прямо в тюрьме? — спросил он.
— Где ты всё это раздобыл? — добавил Матюрен, который тоже не мог скрыть своего удовольствия.
— А плащ, мне отлично подойдёт, — сказал парижанин. — Гляди-ка! Пуговицы есть! Буду, как Мюрат, король Неаполя!
— А я, — добавил Матюрен, — буду похож на бретонца.
— Тебе только волынки не хватает, — заметил рассудительный уроженец площади Мобер. — Ага! Вот и «грелка»!
Он одел парик, сделанный из пакли. Коло и Матюрен быстро переоделись.
— Ну, а ты? — спросил парижанин, обращаясь к Видоку.
— А у меня всё с собой, — ответил тот.
— Неужели ты собираешься удирать в тюремной робе?
— Если тебя спросят, отвечай, что не знаешь.
В караулке прозвучал сигнал горна.
— Чёрт! — выругался Коло, — Диана «морских свиней» играет, у нас мало времени.
— Быстрее! — скомандовал Видок.
— Смелее!.. Готово!
И Коло быстро накинул тюремную куртку поверх надетого им костюма.
— Как только пройдут надзиратели, выходите, — сказал Видок. — Вы знаете, что делать?
— Да, да, — проворчал Матюрен. — Мы пойдём вот туда.
Он указал на дверь, в которую вошёл обход.
— А ты? — спросил Коло. — Куда ты пойдёшь?
— Я пойду своей дорогой, — лаконично ответил Видок.
Тут вмешался Матюрен:
— Прежде чем эти дуболомы откроют, — сказал он свирепо, — нужно прикончить Камузе.
— Сам этим займусь, я же говорил, — повторил Видок.
— Ну, давай! Чего же ты ждёшь!
— Успеется.
— Нет уж, я хочу видеть его дохлым прежде, чем мы уйдём. Только мертвецы не болтают. Я не очень-то доверяю этому стукачу, и не хочу оставлять его в живых. — Дай-ка мне «шило», Коло.
Прежде чем Видок успел вмешаться, бандит уже схватил оружие, которое протянул ему парижанин.
— Не смей его трогать! — крикнул Видок.
— Тебе говорю! — с вызовом ответил Матюрен. — Не лезь не в своё дело!.. Сейчас увидишь!
Матюрен, набросившись на Камузе, лежащего неподвижно, собирался нанести удар ножом, глаза его горели яростью. Однако Видок, неожиданно сильной хваткой, перехватил его руку за запястье и заставил выпустить нож, который упал, вонзившись в доску койки. Матюрен был вне себя от ярости. Лицо его исказилось, глаза налились кровью. Он глухо рычал от бессильной злобы, осознав, что Видок оказался сильнее и не позволил исполнить желанное возмездие над Камузе.
— На, смотри, — сказал тогда наш герой, беря Камузе за руку и отпуская её — та бессильно упала. — Посмотри, много ли он теперь может, идиот!
— С ним покончено! — закричал Коло, не веря своим глазам.
Матюрен, на мгновение забыв о своём негодовании, подошёл и потрогал тело Камузеа.
— Мёртв! — констатировал он.
— Да, мёртв на сорок восемь часов, — язвительно ответил Видок, — и, по крайней мере, на нашей совести не будет убийства.
Шум в тюремном коридоре возвестил о начале нового дня. Барабанный бой разбудил тюрьму, заставляя каторжников вскочить с коек. Двери распахнулись, и нависла угроза дубинок надзирателей, всегда готовых ускорить тех, кто медлил встать. Каждый понимал, что медлить было нельзя, иначе следовали наказания.
Видок, воспользовавшись суматохой, быстро накрыл Камузе грубыми одеялами, чтобы скрыть его очертания. Коло и Матюрен, воспользовавшись всеобщим беспорядком, незаметно проскользнули в дверь, ближайшую к камере. Сам Видок ловко исчез под койкой — его манёвр остался незамеченным.
Когда каторжников вывели из спальных помещений, двери оставили открытыми для проветривания, чтобы разогнать тяжелый воздух камер. Видок, спрятавшись, ждал, пока не стихнут шаги и другие заключенные не выйдут во двор под надзором солдат и надзирателей.
Видок выбрался из своего убежища и направился к двери, в которую скрылись Коло и Матюрен, а затем свернул в коридор, ведущий к тюремной столовой. Он знал, что в это время там нет часового. Увидев невысокую стену, отделявшую тюрьму от казарм матросов, Видок, обладая исключительной ловкостью, вскочил на пустую будку часового и перелез через стену, преодолев очередное препятствие на пути к свободе.
Попав на другую сторону стены, Видок осмотрелся и заметил, что матросский двор оказался пустым. Он плавно спрыгнул вниз, скользнул вдоль зданий, обошел их и оказался за караульным помещением. На этой стороне в стене было только одно небольшое окно, которое, несмотря на свою высоту, не представляло сложностей для ловкости Видока.
Одним прыжком он добрался до подоконника, подтянулся на руках и, прижавшись лицом к стеклу, заглянул внутрь. Окно выходило в небольшую комнату, полностью погружённую в темноту. Видок заметил, что в глубине помещения виднелась дверь, ведущая в другую комнату, откуда доносились голоса матросов. Там унтер-офицер как раз раздал утреннюю порцию галет и рома.
Под нажимом Видока стекло поддалось, щеколда изнутри оказалась незапертой, поэтому окно открылось без труда.
«Мне везёт», — подумал беглец.
Видок, не теряя ни секунды, перескочил через подоконник и тихо спрыгнул на кровать прямо под окном. Проводя руками по стене, он нащупал и снял доску, на которой висела матросская одежда и лежали разные предметы.
Осмотревшись по сторонам, он быстро скинул свою одежду, оставив ее в кармане, и сразу же прицепил накладную бороду. Собрав тюремную одежду, он связал её в узел. Так Видок переоделся и облачился в форму матроса. Подыскав шапку из вощеной ткани, которая подходила ему по размеру, он нашел под ней трубку и кисет с табаком, которые также положил в карман.
Закончив подготовку, Видок, тщательно замаскированный и с узлом в руках, тем же путем вернулся во двор, откуда пришёл.
Самая сложная часть плана осталась позади. Видок должен был избавиться от компрометирующей тюремной одежды, и он бросил её в один из шкафов во дворе. Теперь ему предстояло покинуть арсенал, где его, благодаря прекрасным актёрским навыкам, воспринимали как настоящего матроса.
Видок шёл с непринуждённой лёгкостью, чувствуя себя в матросской униформе так, будто носил её всю жизнь. Он двигался расслабленно и даже немного покачиваясь, как опытный моряк, который на суше всё ещё ощущает морскую качку. Несколько раз он пересекался с матросами и солдатами арсенала, но никто из них не обратил на него внимания.
У ворот Видок столкнулся с фельдфебелем, отдал честь по-военному и спокойно покинул территорию.
Наконец, оказавшись в городе, Видок понимал, что нужно скорее исчезнуть из поля зрения, потому что тройной побег и исчезновение Камузе вскоре обнаружатся во время переклички на верфи. Решительность и быстрота были его главными союзниками.
Быстрыми шагами он двигался через город, стараясь как можно быстрее пересечь городской участок, чтобы достичь окраины. Там ее было необходимо пересечь линию укреплений, отделяющих город от окраин.
Дойдя до ворот, ведущих на дорогу в Париж, Видок чувствовал, что сделал основной шаг к свободе и теперь должен был максимально использовать своё время, чтобы добраться до безопасности.
«Франсин должна быть где-то здесь,» — подумал он.
Затем он достал прекрасно набитый кисет, которым запасся, набил трубку и, поскольку не имел кремня, смело направился к часовому у ворот, курившему трубку.
— Простите, приятель, — обратился он к нему, — огонька не найдётся?
Часовой, старый солдат, посмотрел на него и ответил:
— Мой, может, и слабоват, но всё же… — и протянул ему свою трубку.
Видок слегка стряхнул с неё пепел, поднёс чубук к своей трубке, перевернув её, и сильно потянул. Показался лёгкий дымок.
— Кажется, прикурилось, — сказал часовой.
— Да, кажется…
Он не успел договорить. Со стороны арсенала раздались два пушечных выстрела.
Удивлённый Видок не смог сдержать непроизвольного движения, так как сразу же понял, что один из его товарищей пойман, и этот сигнал предупреждал его о новой опасности.
Часовой заметил движение матроса.
— Двойной побег! — вскричал он. — Вот те на!
Видок отдал трубку, стараясь сохранять спокойствие и уверенность в каждом шаге. Это помогало ему не привлекать ненужного внимания:
— Вот же не повезло! Чуть сам не попал! Держу пари, что город сейчас закроют.
— Само собой, так бывает всегда, когда какой-нибудь зэк смывается.
— Ну, тогда я пошёл! До свидания! У меня отпуск на день, воспользуюсь случаем, пока он в силе.
— Пока, — ответил часовой, смеясь.
И как только Видок прошёл, он опустил подъёмный мост.
III. Бегство
Прежде чем продолжить, надо пояснить читателям, по возможности кратко, по какой причине прогремели эти два пушечных выстрела.
Мы стали свидетелями метаморфозы Матюрена и Коло. Первый стащил арестантскую робу и засунул её в бак для отходов. Матюрен натянул широкополую шляпу, Коло водрузил на голову засаленную шапку из выдры.
— Старик! — сказал парижанин, — у меня слёзы на глазах.
— Отчего? — спросил Матюрен.
— Из-за того, что я покидаю свой загородный дом.
— Он славный.
— Не то чтобы уж очень славный, но всё-таки мы были здесь хозяевами, да ещё и на всём готовом — кормили, поили, обхаживали. На кладбище Пер-Лашез найдётся не меньше четырёх претендентов, которые хотели бы оказаться на нашем месте.
— Если бы мне дали выбор, я бы не знал, что и делать, — ответил Матюрен.
— Шутник, вот ты кто! А ещё, знаешь, что меня бесит?..
— Что ещё?
— Да так! Понимаешь, нам надо попрощаться.
— Это точно.
— Матюрен, давай пошевеливайся, а то я сейчас расплачусь… Ты же не хочешь, чтобы я устроил здесь Версальский фонтан?
— До свидания, Коло.
Матюрен, несмотря на свой вспыльчивый характер, был растроган. Они обнялись.
— Встречаемся в условленном месте.
— Договорились! Ещё не раз выпьем на брудершафт.
— И постараемся больше не попадаться.
Парижанин упорхнул, словно сильфида. Матюрену оставалось лишь последовать примеру своего товарища, ведь малейшее промедление ставило под угрозу его шансы на побег. Однако он не двигался с места. Что он задумал? Бандит, упрямый, как дикий зверь, вынашивал в голове какой-то план. Он украдкой огляделся по сторонам и прислушался. Никого не было видно, ничего не было слышно. Впрочем, он знал, что двери оставались открытыми до тех пор, пока служащие тюрьмы не придут делать утреннюю уборку.
Он метнулся, словно хищный зверь, к тому месту, где спал Камузе, укутавшись в ворох одеял. Дыхание Матюрена стало свистящим, а тело судорожно дрожало. Он, внезапно, выхватив из кармана нож с быстротой молнии, и с силой вонзил его в тело тюремного стукача, крикнув:
— На, падаль! Больше не будешь трепаться.
В этот момент надзиратель, проходивший мимо, заглянул в спальное помещение. Он увидел трагедию и бросился на фальшивого бретонского крестьянина. Подбегая, он узнал в нем каторжника и позвал на помощь.
Бандит сообразил, что попался, и пришёл в ещё большую ярость. Вместо того чтобы бежать незаметно, что было уже невозможно, он бросился на охранника, всё ещё сжимая в руке нож, запятнанный кровью Камузе, с поднятой рукой, и искажённым ужасной гримасой лицом, с налитыми кровью глазами, и криком:
— А, ты тоже!.. Получай!
Но надзиратель защищался дубинкой и сильно ударил Матюрена в плечо.
— К оружию! На помощь! — продолжал звать надзиратель.
Обезумевший преступник был вне себя. Боль только усиливала его ярость. На несколько секунд его оглушил удар, но потом он снова бросился на своего противника, когда с обеих сторон зала появились солдаты и охранники.
— Сдавайся! — закричал надзиратель, заставший убийцу.
— Никогда!
— Огонь! — скомандовал он солдатам.
Солдаты вскинули оружие.
— А теперь сдашься? — снова спросил надзиратель.
Матюрен бросил вокруг ужасный взгляд, и тут же побледнел и присмирел, как и большинство бандитов его типа перед лицом явной опасности. Его запал моментально угас, он испугался смерти, которую несли нацеленные на него ружья.
— Канальи! — прорычал он ещё раз. И в безумной ярости швырнул окровавленный нож прочь.
Надзиратель подал знак, и солдаты опустили ружья. Только тогда охранник, едва оправившийся от потрясения, вспомнил о пропавшем заключённом. Поначалу он не думал, что к Матюрену был прикован Видок, но перепиленные кандалы ясно указывали на побег. Можно представить себе его ужас, когда он увидел вторые браслеты на койке.
Коло не успел выбросить кандалы с робой и шапкой. Охранник, в отчаянии схватившись за голову, бросился к оружейному складу, в то время как солдаты крепко связали Матюрена, а дежурные артиллеристы сделали два выстрела, которые и слышал Видок, сообщая гарнизону, городу и охотникам за беглыми каторжниками из окрестностей, что два заключённых совершили побег.
Эти раскатистые звуки выстрелов услышала и Франсин. Она провела ночь в легко объяснимом волнении, во власти страшных опасений, разрываемая между надеждой и страхом, зная, что этой ночью её возлюбленный может обрести свободу или погибнуть. Но Франсин не была робкого десятка. У неё было отважное сердце, смелый и решительный ум, а также тот самый дерзкий нрав, который лучше всего подходил подруге Видока. Как и он, она была готова на всё.
Франсин обладала очаровательной красотой настоящей парижанки, притягательной как для аристократов, так и для простолюдинов. Её трудное детство, с матерью, рано ушедшей из жизни, и жестоким отцом, пытавшимся сломать её дух. Отец не только бил Франсин, но и пытался вынудить её использовать свою красоту для дохода, когда она стала взрослеть.
Однажды, исчерпав всё терпение, Франсин решилась на побег. Её привлек мужчина, который впервые ласково обратился к ней, но эта связь не принесла ей настоящего счастья. Её любовник, Альбер де Шеньоль, принадлежал к аристократии, но вел беспутный образ жизни. Его растраты привели его к финансовому краху. Эта любовная история и её завершение сыграют значительную роль в нашем рассказе, но об этом позже.
Для нас же важно то, что встреча с Видоком изменила жизнь Франсин. Она была очарована его силой духа и решительностью, и полностью отдалась ему. Их связь стала для неё источником новой надежды и перемен.
За менее чем два года, проведённые с первым любовником, Франсин сумела восполнить пробелы в своём образовании, пользуясь своим острым умом и способностью к обучению. Она научилась тому, о чём не могла и мечтать, живя с отцом. С Видоком её знания расширились и укрепились: она познала все тонкости как высшего света, так и низких слоёв парижской жизни.
К моменту достижения восемнадцатилетия её опыт в общении и ведении дел значительно превосходил тот, который многие обретают лишь к зрелым годам. Это сочетание жизненного опыта, темперамента и характера делали её уникальной женщиной, роль которой в этой истории окажется ключевой и вполне заслуженной.
Когда над Брестом прогремели два пушечных выстрела из арсенала, Франсин уже покинула трактир отца Ле Плуэка, где она остановилась, как мы знаем из записки, которую она так ловко передала Видоку вместе со снотворным. Она не могла усидеть на месте. Ей казалось, что, приближаясь к тюрьме, она ускоряет ход событий, и она отправилась в путь. Девушка уже была на дороге, ведущей в город, когда раздались два взрыва, извещающие о двойном побеге.
В тот же миг её охватила безмерная радость. Она испытала облегчение, сменившее мучительное волнение и неописуемый страх.
— Спасён! Свободен! — воскликнула она, и её глаза засияли. — Он свободен!
И она ускорила шаг. Вскоре показались стены крепости. Дорога была почти безлюдной. Лишь изредка попадались крестьянские повозки, да и то редко, направлявшиеся в город. Внезапно она увидела матроса, идущего ей навстречу.
Моряк шёл вразвалку, с трубкой во рту, как человек, счастливый после долгого плавания провести несколько свободных дней на твёрдой земле. Когда он приблизился к Франсин, на его лице появилась улыбка, а подойдя ближе, он пробормотал:
— Чёрт возьми, какая красотка!
Франсин не шелохнулась. А галантный моряк продолжал:
— Далече я плыл, ой далече,
и девок видал на своём веку всяких мастей,
но, чёрт побери, такой ни разу не встречал!
Девушка сделала вид, что не слышит.
— Если все бретонки такие красавицы, как ты, моя прелесть, клянусь, больше ни ногой на корабль.
Он подошёл ещё ближе и смело оглядел её с головы до ног, словно знаток, изучающий явные достоинства, и пытающийся догадаться о скрытых.
— Не может быть, чтобы всё это было правдой… Твой-то, поди, счастливчик, дорогуша! — сказал он.
Франсин сделала несколько шагов в сторону, чтобы избавиться от назойливого типа. Мало ей было этих пошлых любезностей, которые с хриплым смехом отпускал этот подвыпивший моряк. Но он побрел за ней и продолжил приставания:
— А что, если нам по пути? — предложил влюблённый моряк. — Мне бы до Морле… но если ты захочешь, я ради тебя готов бросить якорь хоть здесь!… Ну как?
Презрительное молчание девушки начинало его тяготить. Она уже хотела ответить на это признание полным презрения отказом, когда моряк дерзко схватил её в объятия и поцеловал. Франсин с силой оттолкнула его и замахнулась на наглеца.
— Вот так-то, значит, ты встречаешь друзей? — воскликнул Видок со смехом, заговорив своим голосом.
— Ты! — вскрикнула девушка, поражённая, и по её телу пробежала дрожь, а в глазах вспыхнули странные огоньки.
— Да, я, собственной персоной!
Она лихорадочно схватила его за руку.
— Ты! Это ты! — повторила она, позволяя ему притянуть себя и отвечая на его поцелуи. — Как же я тебя не узнала! Но почему ты сразу не сказал…
— Я рад, моя дорогая, что провёл этот эксперимент, — ответил Видок с улыбкой. — Раз уж меня не узнала моя любовь, теперь я абсолютно уверен, что меня никто не узнает. Но это ещё не всё. Нам нужно поскорее убираться отсюда, мы в опасной зоне.
— Да, пойдём! Рассказывай! — сказала Франсин, увлекая его за собой.
— Наверняка уже подняли на ноги целую армию, чтобы найти беглецов, — продолжал Видок, переходя на быстрый шаг.
— Значит, всё получилось?
— Ты же видишь.
— Ты сбежал с кем-то ещё?
— И это меня беспокоит. Нас было трое, а двоих наверняка сразу поймали, потому что стреляли всего два раза.
— Это правда!.. И что теперь?
— Значит, у нас есть все основания уносить ноги… Смотри, — внезапно сказал Видок, — вот то, что нам нужно.
Он показал на повозку, которая только что остановилась у трактира.
Крестьянин, который ею правил, уже успел вылезти, привязать лошадь к дереву и зайти в трактир, на фасаде которого красовалась традиционная вывеска:
ТРАКТИР «СЧАСТЛИВОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ»
— Эта повозка? — спросила Франсин.
— Да, — ответил Видок. — Она нам нужна. У тебя есть деньги?
— У меня ещё осталось двадцать золотых монет и несколько экю по шесть ливров.
— Давай сюда.
Франсин достала из-под корсажа своего бретонского костюма, который она не снимала, чтобы не привлекать к себе внимания в этих краях, маленький кошелёк и протянула его Видоку.
— Я пойду в трактир и займусь хозяином повозки. А ты пока запрягай лошадь.
— Хорошо.
— Через пять минут, не раньше и не позже, ты услышишь, как все кричат: «За здоровье Франсин!»
— Будет забавно, — со смехом сказала Франсин. — Как ты это сделаешь?
— Потом расскажу. А ты в тот же момент прыгай в повозку и гони.
— Поняла, я угоню повозку.
— Видишь вон ту рощу, в двух километрах отсюда? — сказал Видок, указывая рукой в сторону, о которой шла речь.
— Да.
— Вот туда ты и поедешь, и там будешь меня ждать.
И они расстались. Видок направился в трактир и вошёл внутрь. Франсин обошла трактир стороной и вскоре добралась до того места, где крестьянин оставил свою повозку и привязал лошадь.
Из трактира повозку было не видно, так как окна выходили на противоположную сторону, но можно было слышать, поскольку упряжь лошади была украшена колокольчиками, звон которых мог выдать отъезд.
Франсин это сразу поняла и, выхватив из кармана маленький ножик, подошла к лошади, похлопала её по шее и погладила. Затем взяла колокольчик, чтобы он не звенел, и перерезала нитку, которой он крепился. Земля в этом месте была свежекопанной, и каблуком ботинка она зарыла колокольчик в землю. То же самое, один за другим, она проделала и со всеми остальными. Затем, окинув быстрым взглядом всё вокруг, она отвязала лошадь от дерева, и принялась ждать.
Беглец вошёл в трактир, изображая из себя пьянчужку, который только-только начал накачиваться. Его появление было встречено собачьим лаем. С одного взгляда он определил, с кем имеет дело. В хозяине собаки он узнал одного из тех, кого в окрестностях Бреста было полным-полно — охотников за беглыми каторжниками.
Однако он ни на секунду не дрогнул. Обладатель пса оглядел лжематроса. А тот весело бросил с порога:
— Моё почтение всем присутствующим и всему обществу!
Пёс, отвратительный дог с налитыми кровью глазами, ощерился, обнажив ужасную пасть с мощными клыками. Он угрожающе приблизился к вошедшему.
— Место, Фокс! — скомандовал хозяин, продолжая свой осмотр. — Ты же видишь, это моряк.
Дог, боясь наказания, прижал уши, но продолжал глухо рычать.
— Зверюга у тебя, приятель, не из тех, кто бреется по утрам, — заметил Видок.
— Зато он хорошо обучен, — ответил мужчина с гордостью, смешанной с высокомерием.
— Весь в хозяина! — отозвался наш герой.
Арзано, так звали охотника за беглыми каторжниками, принял эти слова за комплимент.
Видок сел за стол напротив хозяина пса и бросил:
— Без церемоний, ладно?
Затем, обратившись к трактирщику, добавил:
— У тебя есть хороший ром?
— Отличный, — ответил тот. — Настоящий тафия, лучше, чем дают в корабельных трюмах.
— Ну, это неплохо, — сказал моряк, — в море приходится довольствоваться тем, что есть.
Трактирщик с радостным видом уже достал бутылку, стоявшую в углу, и принёс её вместе с маленькой рюмкой.
— Ну что, друзья, — сказал Видок, — выпьем! Я угощаю. Моряки не привыкли пить в одиночку. Хозяин, рюмок и побольше!
Хозяин трактира не заставил себя упрашивать. В зале было человек десять, и он поспешно расставить рюмки для всех. Хозяин собаки, казалось, смягчился и сказал менее грубо:
— Не откажусь.
Выпили.
— Эй, ребята, — с жаром сказал Видок, — выпьем за мою возлюбленную, за славную девчонку. За здоровье Франсин, самой красивой девушки на всём побережье!
— За здоровье Франсин! — закричали в один голос все, кто был в кабаке.
Пока Видок, казался на седьмом небе от счастья, он громко запел:
Был юный моряк,
Отчаян и смел…
Франсин в этот момент на улице, ловко вскочила в повозку, схватила вожжи, хлестнула лошадь и пустила её галопом в сторону рощи, которую указал ей возлюбленный.
…он страстно любил
Свою Марго,
— пел фальшивый матрос. И все пьющие подхватили хором:
И вам расскажу я сейчас,
Как славно нам плыть на просторах морей! Эй!
Пёс продолжал тихонько рычать.
— Так значит, приятель, — обратился к Видоку хозяин повозки, житель Кемперле, направлявшийся, по всей видимости, на соседний рынок, как только тот закончил песню, — ты недавно сошёл на берег?
— Наоборот, — ответил наш матрос, к которому был обращён этот вопрос, — я собираюсь на корабль, и сегодня вечером мы снимаемся с якоря.
— А, ты в Брест? — спросил трактирщик.
— На «Отважный». А когда я доберусь до посадки, то должен быть абсолютно трезвым. В море и так хватает воды.
— Ну да, — подтвердил бретонец.
— У меня ещё остался один луидор и один экю по шесть ливров, — продолжал Видок, — и я не вернусь на борт, пока не спущу их.
Арзано, казавшийся чем-то озабоченным, одним глотком допил свой стакан и встал.
— Мне пора, — сказал он, беря в руки тяжёлую дубинку из кизила. — Скажи Танги, что я уже ушёл, — добавил он, обращаясь к трактирщику.
Видок покосился на дубинку.
— Этим инструментом ты, наверное, убиваешь зайцев? — спросил он.
— Я не убиваю, — ответил бретонец, — от этого шкурка портится, да и мне могут недодать чего-нибудь из моих ста франков.
— Ста франков! — переспросил моряк.
— Говорю «сто», а надеюсь получить все двести… Сбежало двое каторжников. Если они не дураки, чтобы дать себя схватить в городе, то от меня им не уйти. Все они идут этой дорогой.
— Не видать тебе своих двадцати пистолей, приятель.
— Знаю, это будет непросто. Поэтому я и велел Танги, моему парню, встретить меня здесь с Диком.
— Дик, это, наверное, ещё один твой родственник? — сострил Видок.
Все рассмеялись. Дик был второй собакой хозяина Арзано, напарником Фокса.
— Чёрт возьми! — воскликнул Видок. — У нас уже пустые рюмки… Подай-ка нам ещё по одной, хозяин!
Он бросил на стол свой экю.
— Мне достаточно, — сказал охотник за беглыми каторжниками.
— И мене тоже, — добавил хозяин повозки.
— Тогда вперёд! — отозвался моряк. — Тебе, приятель, это придаст бодрости, чтобы справиться с дичью, если она окажет сопротивление, а тебе, старина, чтобы продолжить путь… За здоровье всех собравшихся!.. Не можем же мы пить на одной ноге.
Трактирщик поспешил принести и снова наполнить рюмки. Арзано снова сел.
— Ты говорил, — продолжил Видок, — что дали дёру два каторжника?
— Ты что, пушечных выстрелов не слышал?
— Слышал… только эти двое вряд ли смогли далеко уйти. Наверняка их уже схватили в порту — это же всего пятьдесят франков награды, или даже в самом арсенале — там всего двадцать пять. Не стоит так надрываться ради такой мелочи.
— Откуда знаешь? — спросил Арзано.
— Глупости какие! Я же местный, я хорошо знаю правила о беглецах.
Хозяин Фокса бросил взгляд на часы с кукушкой, которые показывали десять часов.
— Чёрт побери! — выругался он по-бретонски. — Что-то не видать этого Танги.
Трактирщик ответил:
— Вы же видите, мсье Арзано, всё спокойно. Если бы каторжников заметили здесь, весь Плугастель был бы на ногах.
— Ещё бы! — сказал Видок. — Прощай, твои двадцать пистолей, старина!
Дог, расхаживавший по трактирной зале, как дикий зверь по клетке, вдруг издал громкий вой. Арзано бросился к двери. Остальные последовали за ним и уставились на дорогу, ведущую в Брест.
— Никого, — сказал матрос с усмешкой.
И полез в карман за трубкой, сунул её в рот и стиснул зубы, хотя ни один мускул на его лице не дрогнул, перекусил чубук.
Опасность снова становилась угрожающей.
— Моя повозка! — вдруг закричал старый крестьянин.
Выглядывая на дорогу, он заметил отсутствие своей повозки.
— Моя повозка! — повторил он. — Моя лошадь!
— Хозяйка, наверное, отвела её в конюшню, — сказал трактирщик.
— Да нет же, — возразил бретонец, — я же сказал, что не нужно. Я сам привязал лошадь к этому тополю.
— Наверное, это шутка, — невозмутимо сказал трактирщик.
Старик рассердился.
— Если бы я знал, кто так пошутил, я бы его собственными руками задушил!
— Да погоди ты! — вдруг вмешался Видок.
— Что ещё? — спросил бретонец.
— Ты что-то видел? — спросил охотник за каторжниками.
Наш матрос обратился к крестьянину:
— Это была повозка на двух колёсах, запряжённая белой лошадью?
— Да, именно она!.. Ты её видел?
— Ещё бы!
— И где?
— На дороге в Кемпер, в пятистах шагах отсюда.
— Когда ты ехал сюда?
— Естественно, — ответил Видок. — Там сидело двое мужчин, и они неслись во весь опор.
— Беглые каторжники! — воскликнул Арзано. — Богородица Румангольская! Они от меня удерут!
— Моя повозка! — завопил бретонец. — Они её украли!
— Скорее! — крикнул охотник за беглыми каторжниками. — Может, мы ещё сможем их догнать! — И, обращаясь к трактирщику, добавил. — Как только Танги появится, сразу же пошли его ко мне!
Он выбежал вслед за хозяином повозки, который уже бежал по дороге, но дог бежал впереди всех.
Видок, трактирщик и его жена, стояли на пороге, смотрели им вслед.
— Давай, давай, старина! — сказал наш герой. — Догоняй свою повозку! Если мы ещё встретимся, то это будет доказательством, что земля круглая.
Затем громко добавил:
— Чёрт меня дери, — сказал он, — если бы я знал, что это была краденая повозка и два сбежавших каторжника, я бы ни за что…
— Бедняга Маюрек будет счастлив, если он их догонит, — ответил хозяин трактира «Счастливое приключение». — Они ведь помчались во всю прыть, а?
— Ещё бы! Галопом!
— Эх, эти на всё способны!
— Ладно, — сказал моряк, возвращаясь к столу и допивая свой стакан, — пора и мне отправляться восвояси, а то перекличка в полдень.
Женщина отсчитала ему сдачу, которую он не стал забирать.
— Я запомнил твой тафиа, — сказал Видок.
— Хороший, правда? — спросил трактирщик.
— Нектар! А если вернувшись, и снова сойду на берег в Бресте, то обязательно зайду к тебе. — Ну, прощайте!
— Прощай! — хором ответили муж с женой. — И удачи тебе!
— Спасибо! Видок вышел и пошёл в сторону Бреста, но как только он скрылся из виду, то свернул на просёлочную дорогу и бегом направился к роще, где его ждала Франсин.
