Увещевание

Увещевание. Без исхода. В. Александров

Увещевание — вторая глава из романа В. Александрова «Без исхода». Одного из лучших российских детективов.

Обедня кончилась и началось отпевание.

Все стояли, со свечами в руках, тихо, как-то безучастно, с усталыми лицами. Некоторые вытирали пот, выступавший крупными каплями на лице. Не видно было слез, не слышалось рыданий… Действительно, кроме маленькой девочки, смотревшей с бессознательным любопытством на печальную церемонию, вокруг покойницы не было ни одного родственного или дружеского лица. Окружающие утомились долгой службой и видимо помышляли только о том, как бы она поскорее кончилась.

Что лучше: видеть около покойника близких ему людей, видеть их тяжкое горе, слышать их горькие рыдания об утрате милого сердцу человека, или встречать спокойные, равнодушные лица, от которых веет таким же могильным холодом, как и от самого мертвеца? Как первое, так и второе тяжело действует на нервы, но все-таки первое лучше… По крайней мере, является мысль, что умерший жил для кого-нибудь, что он был кому-нибудь нужен, что он не исчезнет бесследно с лица земли, как ничтожный камешек, брошенный в глубину океана, что хотя его теперь нет, а все-таки его кто-нибудь любит, помнит… Как это ни эгоистично, а каждый подумает: „когда я умру, пусть и со мной будет так!“

Наконец, служба кончилась. Священник прочел молитву, положил бумагу в гроб, благословил покойницу и отошел. В церкви произошло движение. Все будто обрадовались, что можно ноги размять. Некоторые вышли на паперть, и сделалось просторнее.

Прощанье продолжалось не долго: подвели сначала дочь, подняли на руки и, когда она бессознательно чмокнула мертвую руку матери, отвели ее в сторону. Потом подошли Лебединские, толстая Засельская с неотступно следовавшими за ней овечками, некоторые другие знакомые и, наконец, неизбежные старушки, большей частию, маленькие и толстые, которые хотя и не знали покойной, даже никогда не видывали ее, но считали непременным долгом проститься, ибо прощались неуклонно со всеми покойниками, которых отпевали в их приходской церкви.

Когда церемония прощания кончилась, Андреев, Желехов, Еленский и некоторые другие молодые люди подошли к гробу, вынесли его из церкви и поставили на дроги.

Все произошло весьма чинно и в большом порядке. Печальная процессия тронулась. Некоторые шли сначала за гробом пешком, больше с целью пройтись после долгого, утомительного церковного стояния, но мало-помалу ряды провожатых опустели: одни разместились по экипажам, а другие и вовсе исчезли, потому что жара все усиливалась, и прогулка на кладбище, под палящими лучами солнца, представлялась мало привлекательной.

Когда все было кончено, и рабочие начали засыпать могилу так безвременно и, по-видимому, несчастливо окончившей свое земное существование женщины, Лебединский подошел к задумчиво стоявшей в стороне Аглае. Маленькая Ольга чинно стояла возле неё. Может быть, девочка не прочь была бы порезвиться, побегать по кладбищу, но ей строго настрого была внушена необходимость вести себя в этот день смирно и прилично, как подобает хорошо воспитанной барышне.

Генерал протянул руку молодой девушке; Людмила только слегка поклонилась ей.

— Вам того… порядочно досталось за это время, Аглая Львовна, — сказал старик любезно. — Должно быть, знаете, немало устали…

— Вы приняли все хлопоты и распоряжения на себя, генерал, — каким-то беззвучным, ровно-холодным голосом ответила молодая девушка, — так что мне оставалась только одна постоянная моя обязанность, при Ольге…

— Да, оно, конечно… действительно… А все-таки, знаете, как-то тяжело, неприятно жить в доме, где покойник… Вы ведь, того, кажется, любили покойницу-то…

— Я очень любила Александру Дмитриевну и весьма жалею о неожиданной её кончине. Такое несчастие! Особенно для Ольги…

— Да, да, конечно… для Оли… Матери лишилась… Ничего еще не понимает — глупа! — ласково потрепал старик девочку по щеке. — Вот что, Аглая Львовна: теперь в доме, знаете, грустно, печально… После покойника всегда печально бывает… Валерий Николаевич болен… Переезжайте-ка пока с Олей к нам… У нас, того, квартира большая, помещение, знаете, найдется… И Оле, того, лучше, все-таки веселее будет, чем в пустом доме-то, знаете…

— Как прикажете, генерал.

— Да, переезжайте лучше… Соберите-ка, того, Олю, возьмите, знаете, что ей нужно, и себе тоже, того… А я вечером за вами карету пришлю. Так лучше будет, действительно…

— Слушаю, генерал.

— Так, пожалуйста, того, распорядитесь… Ну, пойдем, Милочка…

Еще раз подав руку гувернантке и ласково потрепав девочку по щеке, генерал, под руку с дочерью, направился к кладбищенским воротам.

Людмила была видимо недовольна.

— С какой это стати, папа, ты пригласил к нам эту Аглаю Львовну? — обратилась она к отцу, когда они сели в карету и лошади тронулись. — Ничего не сказал, ни о чем меня не предупредил и вдруг — переезжайте сегодня же к нам! Что это тебе в голову пришло?

— Да оно, того, действительно. Милочка, в голову пришло… Неловко ей, знаешь, в доме-то оставаться… Она девушка молодая, такая, того, строгая… Пожалуй, еще откажется…

— Ну, так что же такое? Пускай, отказывается.

— Оно действительно… Конечно… Только, Милочка, того, не совсем великодушно, знаешь… Служила, служила, а теперь прощай, уходи, куда хочешь! Неудобно, знаешь, как-то…

— Да ее никто и не гонит — пусть остается служить, если желает.

— Нет, Милочка, оно, того, неудобно… Ты еще этого, действительно, не понимаешь, а все-таки оно, того… Оля к ней, знаешь, привыкла, искать теперь другую гувернантку не время, пока все не успокоилось, того, не устроилось… А у нас, знаешь, квартира большая, места довольно, мешать не будет… Не знаю, отчего ты, Милочка, того… рассердилась? Оно, конечно… действительно… я виноват, что не посоветовался с тобой… Конечно, виноват… Ну, прости! Не думал, что ты, того, так рассердишься на меня…

— Я не сержусь на тебя, папа, — ласково взглянула Людмила на отца, — знаю, что ты хотел доброе дело сделать, только выйдет ли из этого что-нибудь хорошего? Не люблю я эту Аглаю Львовну, милый папа. Не знаю отчего, а не лежит к ней мое сердце, да и только.

— Ты думаешь, что я не заметил, Милочка? Заметил, знаешь, заметил… Только не могу понять, что она тебе сделала и за что ты ее не любишь?

— Сама не знаю за что, а не люблю!

— Оно, конечно… действительно… антипатии такие, необъяснимые, бывают, встречаются, только оно, того, не хорошо, Милочка! Как же не любить, знаешь, человека, если он, того, ничего нам не сделал, так себе, ни за что, ни про что? Ну, а коли антипатия такая, действительно есть, так не люби себе, пожалуй, только, знаешь, того, не показывай. Кабы у нас, знаешь, на службе антипатий да симпатий слушаться, так оно плохо вышло бы… От произвола служба зависела бы… Оно, конечно, действительно, бывает… только уж, знаешь, если на несчастье такой начальник попадется, так оно, того, ни в чем не повинному человеку иногда в петлю лезть приходится…

— Позволь, папа! — перебила Людмила. — Зла этой девушке я не желаю и даже, могу тебя уверить, готова помочь ей, чем только могу, но приближать ее к себе не хочу. Тебе известно, что я никогда не доверяюсь людям, которых мало знаю, и невольно несколько холодна с ними, но что же мне делать, когда у меня такой характер? Я верю в предчувствия, папа, верю в свои симпатии и антипатии, потому прямо говорю тебе, что эта девушка нас ненавидит и принесет в наш дом несчастье.

— Ну, это, знаешь, Милочка, того…

— Увидишь, увидишь! Инсаровым она принесла несчастье и нам принесет.

— Помилуй, душа моя! Да ведь она у них, того, уже три года живет… Да притом же эта темная история никакого отношения к ней не имеет.

— Пусть так, а все-таки история случилась. Не люблю я эту гувернантку, воля твоя, не люблю! Как не люблю эту полковницу Засельскую, которая рекомендовала ее Инсаровым и играет такую роль в здешнем обществе, как не люблю твоего Дилерского, который сумел втереться к тебе в доверенность, как не люблю…

— Помилуй, Милочка, — засмеялся генерал, — да ты, того, весь свет не любишь…

— О, нет, папа, далеко не весь свет! — покачала она хорошенькой головкой. — А некоторых, действительно, не люблю.

— Ну, а Осташова?

— Осташов милый, добрый мальчик, он зла никому не сделает. Его я люблю.

— Видишь ли как! — забавлялся старик, с любовью поглядывая на дочь. — Тоже, того, мальчиком называет! Сама-то старуха какая… Ну, а Еленского?

— Еленского? Очень мало я его знаю, а, кажется, ничего себе. Пустоват немного…

— Скажите — пустоват! Ну, а Инсарова?

— Да что это ты, папа, — покраснела молодая девушка, — экзамен, что ли, вздумал мне делать? Всех знакомых перебирать собрался? Я говорю тебе серьезно мое убеждение, что эта Аглая Львовна принесет нам несчастие, а ты надо мной смеешься… Совсем не великодушно с твоей стороны!

— Ну, прости, прости, Милочка! — раскаялся старик, нежно пожимая руку дочери. — Ведь я, того, пошутил… А все-таки ты, знаешь, своих антипатий не очень-то слушайся… Можно, знаешь, в большой просак попасть: доброго человека оттолкнуть от себя, а мерзавцу руку протянуть… Бывает, знаешь! Часто бывает! Ну, что же, прошлого не воротишь… Неловко, знаешь, мне теперь отказать ей… вдруг, ни с того, ни с сего… Подождем, посмотрим, знаешь, а там как-нибудь, того, устроимся…

Молодая девушка повернулась к окну и стала печально смотреть на мелькавшие перед ней дома и прохожих. Грустные мысли наполняли её голову и тяжело было у неё на сердце.

Бывает иногда, что при ярко блистающем солнце при чистом голубом небе, одно маленькое облачко, появившееся на горизонте, предвещает страшную грозу. Так было и с Людмилой. До приезда в город К. все улыбалось ей, и жизнь её была чиста, как безоблачное небо, но теперь все изменилось: сначала появилось облачко, мало-помалу оно разрослось в грозную тучу, и молодая девушка чувствовала, что скоро, скоро блеснет роковая молния и грянет гром…

Оцените статью
Добавить комментарий