Глава 1, в которой возле Баркинг крик происходят события

Глава 1, в которой возле Баркинг крик происходят события — фрагмент из романа Германа Сирила Макнейла Черная банда, второго в серии о Бульдоге Драммонде

Ветер уныло завывал вокруг дома, одиноко высившегося возле самого берега Баркинг крик1. Стояли серые сумерки раннего осеннего дня, и только случайные крики чаек, резкими нотами перекрывающие шум ветра, нарушали покой плоской, безлюдной пустоши.

Дом казался заброшенным. Окна были закрыты ставнями; сад неухожен и зарос сорняками; калитка, ведущая на дорогу, очевидно, нуждавшаяся в новой верхней петле, пьяно опиралась на нечто, некогда бывшее цветочной клумбой. Несколько мрачных деревьев, уныло раскачивающихся на ветру, окружали дом и завершали картину, которая заставила бы даже наименее одаренного воображением человека поплотнее запахнуть пальто и почувствовать благодарность, что ему не суждено обитать в таком месте.

Но путники не подходили к дому достаточно близко, чтобы осознать, как зловеще он выглядит. Дорога, проходившая мимо ворот – немногим лучше тележной колеи, – шла в стороне от проторенной дороги; только случайный рыбак или фермерский рабочий изредка проходил по ней, и обычно это происходило днем, когда все воспринимается в надлежащей пропорции, так что перед прохожими представал просто пустой дом, постепенно разваливающийся из-за недостатка внимания. Ночью они по возможности избегали его; поговаривали, что двенадцать лет назад какой-то любопытный исследователь нашел на полу в одной из комнат наверху скелет на заплесневелой веревке, прикрепленной к балке на потолке. А потом дом пустовал двадцать лет.

Даже сейчас, когда ветер дул с востока или северо-востока и начинался прилив, находились те, кто утверждал, что в той комнате наверху сквозь щели в ставнях можно увидеть свет, и тот, кто поднимется наверх, увидит не скелет, а покачивающееся туда-сюда тело с багровой физиономией и вытаращенными глазами, подвешенное за шею к балке на веревку без малейших следов плесени. Нелепость, конечно; но таковы многие местные суеверия. В некоторых случаях это даже полезно: они обеспечивают свободу от назойливого внимания местных сплетников гораздо дешевле и эффективнее, чем высокие стены, засовы и решетки.

Вероятно, так и полагал один из двух мужчин, которые быстро шли по неровной дороге.

– Восхитительно, – заметил он, остановившись на мгновение у начала заросшей сорняками дороги. – Вполне достойно восхищения, мой друг. Дом, расположенный таким образом, – хорошее приобретение, а когда в нем вдобавок водятся привидения, он становится просто даром небес.

Он прекрасно говорил по-английски с легким иностранным акцентом; его спутник резко кивнул.

– Исходя из того, что мне сказали, я решил, что нам он подойдет, – ответил он. – В моем мнении это – проклятое место, но, поскольку вы были настроены против приезда в Лондон, пришлось искать что-нибудь в этом районе.

Двое мужчин медленно зашагали по дорожке к дому. Ветви, с которых капала влага, чиркали их по лицам, и они невольно подняли воротники своих пальто.

– Я объясню причины для этого в свое время, – коротко сказал первый. – Можете поверить мне, они вполне основательные. Что это?

Он резко обернулся, негромко ахнув, и схватил своего спутника за руку.

– Ничего, – раздраженно отозвался тот. Минуту или две они стояли неподвижно, вглядываясь в темные садовые заросли. – Что, по вашему мнению, это было?

– Мне показалось, куст трещал, как будто… как будто кто-то там двигался, — сказал иностранец, ослабляя хватку. — Должно быть, ветер.

Он продолжал испуганно вглядываться в мрачный сад, пока другой мужчина не потащил его довольно грубо к дому.

– Конечно, ветер, – сердито пробормотал он. – Ради всего святого, Заболев, не нервничайте. Если вы настаиваете на приезде в такое адское место только для того, чтобы провернуть небольшое совершенно обычное дельце, вы должны ожидать, что услышите несколько странных звуков и шумов. Зайдем в дом; остальные должны быть уже здесь. Дело не должно занять больше часа, и задолго до рассвета вы снова окажетесь на борту.

Человек, которого назвали Заболевым, перестал оглядываться через плечо и последовал за спутником через сломанные решетчатые ворота к задней части дома. Они остановились перед задней дверью, и шедший впереди постучал в нее три раза особым образом. Очевидно, это был заранее условленный сигнал, и почти сразу же послышались крадущиеся шаги. Дверь осторожно приоткрылась на несколько дюймов, из-за нее выглянул мужчина и со слабым вздохом облегчения широко распахнул ее.

– Это вы, мистер Уолдок, не так ли? – пробормотал он. – Рад, что вы наканес добрались сюда. Это место нам всем марашки по спене пускает.

– Добрый вечер, Джим. – Уолдок вошел, за ним последовал Заболев, и дверь за ними закрылась. – Лодка нашего друга немного опоздала. Все здесь?

– Да, – последовал ответ. – Все шестеро. И я щитаю, что мы хотим покончить с этим как можно скорее. Он… – его голос понизился до хриплого шепота, — он принес деньги?

– Все узнаешь в свое время, – коротко сказал Уолдок. – В какой комнате?

– Сюда, началник. – Джим распахнул дверь. – И придется сесть на пол, со стульев навернуцца можна.

На квадратном столе в центре комнаты оплывали две свечи, освещая лица пятерых мужчин, сидевших на полу вдоль стен. Трое из них были ничем не примечательными представителями человечества того типа, тысячи которых можно увидеть на утренних поездах спешащими к началу рабочего дня в Сити. Они принадлежали к числу наиболее бедных клерков, чьи пальцы ярко-оранжевые от сигарет «вудбайн» и которые на матче в субботу днем выкрикивают оскорбления футбольному судье. И все же внимательный наблюдатель мог бы прочесть на их лицах нечто большее: жадный, голодный взгляд неспокойных, лукавых глаз — взгляд тех, кто завидует всем, находящимся в лучшем положении, чем они сами, но кто неспособен попытаться улучшить свое собственное положение, кроме как сомнительным способом вернуть своих более удачливых знакомых; взгляд маленьких людишек, недовольных не столько собственной незначительностью, сколько величием других. Трио людей с неприятными лицами и тем минимальным образованием, которое является действительно опасной вещью; трое клерков мистера Уолдока.

Двое других были евреи, броско одетые и с явным пристрастием к дешевым украшениям. Они сидели поодаль от остальных троих, беседуя вполголоса, но, когда дверь открылась, резко оборвали разговор и посмотрели на вновь прибывших острыми, испытующими взглядами своей расы. На Уолдока они едва взглянули, а вот незнакомец Заболев приковал их внимание. Они изучили каждую деталь его проницательного иностранного лица — оливковую кожу, темные, пронзительные глаза, остроконечную бородку; они оценивали его, как боксер оценивает своего противника или бизнесмен прикидывает, с какого калибра партнером ему предстоит заключить сделку; затем снова заговорили друг с другом на низких тонах едва громче шепота.

Именно Джим нарушил молчание — Флэш Джим, если уж называть его полным именем, на которое он откликался в местах, где часто бывал.

– Можа, начнем, началник? – заметил он, пытаясь изобразить добродушную улыбку. – Это не то место, что я бы выбрал для чертова медового месяца.

Резким жестом Уолдок заставил его замолчать и подошел к столу.

– Это мистер Заболев, джентльмены, – тихо сказал он. – Боюсь, мы немного опоздали, но это было неизбежно. Сейчас он объяснит вам причину, по которой вас попросили приехать сюда вместо того, чтобы встретиться на нашем обычном рандеву в Сохо.

Он отступил на пару шагов, и Заболев занял его место. Мгновение или два он оглядывал выжидательно повернутые к нему лица; затем, положив обе руки на стол перед собой, наклонился к ним.

– Джентльмены, – начал он, и его иностранный акцент показался немного более заметным, – я попросил вас прийти сюда сегодня вечером через моего хорошего друга, мистера Уолдока, потому что до наших ушей дошло — не важно, как, — что Лондон больше не является безопасным местом для встреч. За недавнее время произошли два или три события, значение которых невозможно игнорировать.

– Какие события? – встрял Флэш Джим.

– Я как раз собирался вам сказать, – учтиво заметил говоривший, и Флэш Джим смущенно умолк. – Наш шеф, с которым я провел вчерашний вечер, серьезно обеспокоен.

– Вы провели вечер с шефом? – спросил Уолдок, и в его голосе послышалась дрожь возбуждения, в то время как остальные нетерпеливо подались вперед. – Значит, он в Голландии?

– Был там вчера в шесть часов вечера, – ответил Заболев с легкой улыбкой. – Сегодня – сейчас — я знаю, где он, не больше, чем вы.

– Кто он, этот человек, о котором мы все время слышим, но которого никогда не видим? – требовательно спросил один из трех клерков.

– Он — шеф, – ответил русский, в то время как его глаза, казалось, сверлили мозг говорившего. — Только это — и ничего больше. И этого для вас вполне достаточно. – Его взгляд прошелся по комнате, и аудитория расслабилась. – Кстати, разве там не щель в ставне?

– Тем безопаснее, – проворчал Флэш Джим. – Любой проходящий мимо подумает, шо по дому ходит призрак.

– Тем не менее, будьте любезны, прикройте ее, – приказал Заболев. Один из евреев встал и сунул в щель свой носовой платок. Пока он это делал, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только скорбным уханьем совы снаружи.

– Совы – единственное, шо можно найти в этом треклятом музее, – мрачно сказал Флэш Джим. – Сов и таких дурней, как мы.

– Помолчи, Джим, – яростно прорычал Уолдок. – Можно подумать, тебе нужна нянечка.

– Джентльмены, прошу вас. – Заболев протестующе поднял руку. – Мы не хотим затягивать дело, но кое-какие объяснения необходимы. Итак, вернемся к недавним событиям, потребовавшим нового места для встречи в этот вечер — которое наш друг мистер Уолдок любезно нашел для нас. Три посланника, отправленные в течение последних трех недель с инструкциями и — что более важно — деньгами, исчезли.

— Исчезли? – глупо повторил Уолдок.

— Абсолютно и бесследно. Вместе с деньгами. Еще двое подверглись отвратительному жестокому обращению, у них отобрали деньги, но по какой-то причине им позволили уйти. От них мы обо всем и узнали.

— Черт возьми! – пробормотал Флэш Джим. – Это полиция?

— Это не полиция, что делает ситуацию намного серьезнее, – тихо ответил Заболев, и Флэш Джим вздохнул с облегчением. – Легко действовать, соблюдая закон, но, если наша информация верна, мы имеем дело с группой людей, которые сами находятся вне закона. Они абсолютно беспринципны и совершенно безжалостны; и, похоже, знают наши тайные планы так же хорошо, как мы сами. Трудность в том, джентльмены, что, хотя с юридической точки зрения, благодаря абсурдному законодательству в этой стране мы сами можем оставаться в рамках закона, тем не менее не в состоянии обратиться в полицию за защитой. Наша деятельность, хотя и не запрещена официально, вряд ли понравится даже английским властям. И в данном случае это особенно верно. Возможно, вы помните, что роль, которую я сыграл в разжигании кровопролития в Кауденхите несколько месяцев назад под именем МакТэвиша, привела к моей депортации. Так что, хотя наше дело законно, мое присутствие в этой стране – нет. Вот почему сегодня вечером было особенно важно, чтобы нас не побеспокоили. Мало того, что мы противостоим этой неизвестной банде людей, но я, вдобавок, должен скрываться от полиции.

— У вас есть какая-нибудь информация об этой банде? – Это спросил еврей, который закрыл щель в ставнях, заговорив в первый раз.

— Ничего полезного — кроме того, что они в черных масках и закутаны в длинные черные плащи. – Он на мгновение замолчал, словно собираясь с мыслями. – Они все вооружены, и Петрович — один из тех, кому позволили уйти — настаивает на одном пункте. Это касается главаря банды, который, как он утверждал, является человеком гигантской физической силы; гигант, могучий, как два обычных сильных человека. Он сказал:… Ах! Mein Gott!..

Он отпрянул, и его голос поднялся до крика, в то время как остальные с ужасом на лицах поспешно поднялись со своих мест на полу и сгрудились в углах комнаты.

В дверях стоял огромный мужчина, с головы до ног облаченный в черное. В каждой руке он держал по револьверу и с их помощью контролировал восьмерых находящихся в комнате людей в течение секунды или двух, потребовавшихся для того, чтобы полдюжины людей в такой же одежде прошли мимо него и заняли позиции у стен. Уолдок, немного более образованный, чем остальные его друзья, поймал себя на том, что ему в голову приходят старые истории об испанской инквизиции и венецианских дожах; сам он придвинулся немного ближе к столу.

— Все встаньте у стола.

Человек у двери произнес это странно низким голосом, и, как овцы, они повиновались ему — все, кроме Флэша Джима. Ибо этот достойный мошенник был не лишен смелости. Он знал, что с полицией лучше не валять дурака, но это была не полиция.

— Что за… – прорычал он, но больше ничего не успел сказать. Его ударили сзади по голове, тысячи звезд заплясали у него перед глазами, и со сдавленным стоном он рухнул лицом вперед.

На минуту или две воцарилась тишина, затем снова заговорил человек у двери.

— Расположите образцы в ряд.

Через секунду семеро оставшихся мужчин были выстроены в шеренгу, а за ними застыли шесть неподвижных черных фигур. Крупный мужчина медленно подошел к ним, вглядываясь в лицо каждого. Он не произнес ни слова, пока не дошел до конца очереди, затем, закончив осмотр, отступил назад и прислонился к стене лицом к ним.

— Тошнотворная коллекция, – задумчиво заметил он. – Отвратительный выводок. Что это за три недорослых дрожащих насекомых справа?

— Это трое моих клерков, – сердито сказал Уолдок с напускной бравадой. – И я хотел бы знать

***

— В свое время узнаете, – ответил низкий голос. – Трое ваших клерков, вот как; проникнуты вашими гнилыми идеями, я полагаю, и жаждут пойти по стопам отца? У нас есть что-то конкретное против них?

От людей в масках не последовало ответа, и предводитель сделал знак. Мгновенно трех перепуганных клерков схватили сзади и подвели к нему, где они встали, трясясь всем телом.

— Послушайте меня, вы, три маленьких червяка. – С усилием они взяли себя в руки; луч надежды забрезжил в них — возможно, их сейчас просто отпустят. – Мне и моим друзьям не нравитесь вы и люди вашего типа. Вы встречаетесь в тайных местах, и придумываете вашими скользкими умами грязные схемы, которые, каким бы невероятным это ни казалось, до сих пор имели более чем достаточный успех в этой стране. Но главное для вас – не схемы, а деньги, которые вам платят за их осуществление. Это ваше первое и последнее предупреждение. В другой раз с вами обойдутся по-другому. Убирайтесь отсюда. И не останавливайтесь по дороге.

Дверь закрылась за ними и двумя мужчинами в масках; послышался звук, напоминающий умелый и сильный удар сапогом, и крики боли; затем дверь снова открылась, и люди в масках вернулись.

— Они ушли, – объявил один из них. – Мы помогли им выйти из дома.

— Хорошо, – сказал предводитель. – Продолжим осмотр. Кто эти два еврея?

Мужчина, стоявший сзади, шагнул вперед и медленно оглядел их, затем подошел к предводителю и прошептал ему на ухо.

— Вот как? – В глубокий голос вкралась новая и ужасная нотка. – Мне и моим друзьям не нравится ваше ремесло, свиньи. Хорошо, что мы пришли с необходимым оборудованием для такого случая. Принесите кошку.

В тишине один из мужчин вышел из комнаты; когда смысл этих слов дошел до двух евреев, они бросились на пол, униженно моля о пощаде.

— Заткните им рот. – Приказ прозвучал четко и ясно, и в одно мгновение двое извивающихся мужчин были схвачены и их рты заткнуты кляпами. Только закатившиеся глаза и дрожащие руки выдавали ужас, который они испытывали, ползя на коленях к бесстрастному предводителю.

— Кошка по закону используется в случаях такого рода, – заметил он. – Мы просто предвосхищаем закон.

С новым взрывом стонов два еврея наблюдали, как открылась дверь и вошла неумолимая черная фигура, держа в руке короткую палку, с которой свисали девять плетей.

— Боже мой! – выдохнул Уолдок, бросаясь вперед. – Что вы собираетесь делать?

— Пороть их до полусмерти, – произнес низкий голос. – Это наказание за их способ существования.

Пятый и шестой — беритесь за дело. После того, как закончите, уберите их в машину номер 3 и вывезите в Лондон.

Бессильно сопротивлявшихся евреев увели, а предводитель перешел к оставшимся двум мужчинам.

— Итак, Заболев, ты все-таки приехал. Неразумно, конечно, с точки зрения полиции?

— Кто вы? – пробормотал Заболев, его губы дрожали.

— Охотник за образцами, – учтиво ответил неизвестный. – Я создаю коллекцию из таких людей, как ты. Полиция нашей страны чрезмерно добра к вашей породе, хотя они не были бы добры к тебе сегодня вечером, Заболев, если бы я не вмешался. Но я не мог позволить им заполучить тебя; ты – отборный экземпляр. Но мне сдаётся, ты плохо проработал свой быстрый визит. Конечно, я знал о нем, но, должен признаться, удивился, обнаружив, что полиция тоже знала.

— Что вы имеете в виду? – хрипло вопросил тот.

— Я имею в виду, что, когда мы прибыли сюда, к своему удивлению, обнаружили, что полиция опередила нас. Сегодня вечером этот дом необычайно популярен.

— Полиция! – ошеломленно пробормотал Уолдок.

— Вот так — во главе с никем иным, как инспектором МакАйвером. Они полностью окружили дом, что вызвало небольшие изменения в моих планах.

— Где они сейчас? – вскричал Уолдок.

— Ах! Действительно, где? Давайте, во всяком случае, будем надеяться, в комфортных условиях.

— Клянусь небом! – сказал Заболев, делая шаг вперед. – Как я уже спрашивал вас раньше — кто вы?

— И, как я уже говорил тебе раньше, Заболев, коллекционер образцов. Некоторые я оставляю себе, других отпускаю — как ты уже видел.

— И что вы собираетесь со мной делать?

— Придержать. На сегодняшний день ты – венец моей коллекции.

— Вы работаете с полицией? – ошеломленно спросил русский.

— До сегодняшнего вечера у нас не было столкновений. Даже сегодня вечером – ну, я думаю, мы работаем в одном направлении. И ты знаешь, что ждет в конце, Заболев? – Низкий голос стал немного суровее. – Полное, окончательное свержение тебя и всего, за что ты выступаешь. В достижении этой цели мы не проявим милосердия. Даже если вы работаете скрытно — мы тоже.

Вы уже напуганы; мы уже получили доказательства, что вы боитесь неизвестных больше, чем полиции; уже первые несколько взяток наши. Но у тебя еще есть туз, Заболев — или, скажем, козырной король? И когда мы поймаем его, ты перестанешь быть венцом моей коллекции. Этот ваш шеф — я полагаю, именно то, что сказал ему Петрович, заставило его послать тебя сюда.

— Я отказываюсь говорить, – сказал русский.

— И не нужно, все очевидно. И теперь, когда ты пойман — он придет сам. Возможно, не сразу — но придет. И затем… Но мы теряем время. Деньги, Заболев.

— У меня нет денег, – прорычал тот.

— Ты лжешь, Заболев. Ты лжешь неуклюже. У тебя довольно много денег, привезенных для Уолдока, чтобы он мог продолжить работу после того, как ты отплывешь завтра. Быстрее, пожалуйста, время идет.

С проклятием Заболев достал небольшую холщовую сумку и протянул ее. Мужчина взял ее и заглянул внутрь.

— Вижу, – сказал он серьезно. – Жемчуг и драгоценные камни. Принадлежавшие некогда, я полагаю, убитой благородной женщине, чье единственное преступление состояло в том, что она, не совершив для этого ничего сама, родилась не в том слое общества, нежели ты. И ты, рептилия, — его голос немного повысился, — ты сделал это здесь.

Заболев отпрянул, а тот презрительно рассмеялся.

— Обыщите его — и Уолдока тоже.

Двое мужчин быстро шагнули вперед.

— Больше ничего, – сказали они через некоторое время. – Кроме этого клочка бумаги.

Со стороны Заболева последовало внезапное движение — мгновенно подавленное, недостаточно быстрое.

— Неблагоразумно, – тихо сказал предводитель. – Лучше пользоваться памятью. Адрес, я вижу, номер 5, Грин стрит, Хокстон. Приятный район, с которым я знаком лишь поверхностно. Ах! Я вижу, мой жестокий друг пришел в себя. – Он взглянул на Флэша Джима, который ошеломленно сидел, потирая затылок. – Номер 4, как обычно.

Произошла небольшая борьба, и Флэш Джим мирно лег на спину без сознания, а слабый запах хлороформа наполнил комнату.

— А теперь, я думаю, мы пойдем. Весьма удачный вечер.

— Что вы собираетесь со мной делать, негодяй? – пролепетал Уолдок. – Я предупреждаю, у меня есть влиятельные друзья, которые… которые будут задавать вопросы в… в парламенте, если вы что-нибудь со мной сделаете; они обратятся в Скотленд ярд.

— Могу заверить вас, мистер Уолдок, я лично позабочусь о том, чтобы их естественное любопытство было удовлетворено, – учтиво ответил предводитель. – Но в настоящее время, я боюсь, трем грязным газетенкам, которые вы редактируете, придется довольствоваться мальчиком-рассыльным в качестве путеводного света. И, осмеливаюсь думать, они не пострадают.

Он сделал быстрый знак, и прежде чем они поняли, что происходит, двое мужчин были схвачены сзади, и в рот им всунуты кляпы. В следующее мгновение их протолкнули в дверь, за ними последовал Флэш Джим. Мгновение или два глаза предводителя блуждали по опустевшей комнате, впитывая каждую деталь, затем он шагнул вперед и задул две свечи. Дверь за ним мягко закрылась, и через пару минут две машины тихо отъехали от сломанных ворот по тележной колее. Была как раз полночь; позади них мрачный дом стоял неприветливый и неприступный на фоне темноты ночного неба. И только когда ведущая машина осторожно свернула на главную дорогу, кто-то заговорил:

— Чертовски неловко, когда там полиция.

Крупный мужчина, сидевший за рулем, задумчиво хмыкнул.

— Возможно, – ответил он. – Возможно, и нет. В любом случае, чем больше народу, тем веселее. Флэш Джим в порядке?

— Спит, как ребенок, – ответил другой, заглядывая в кузов машины.

Около десяти миль они ехали молча, затем на главном перекрестке машина остановилась, здоровяк вышел.

Вторая машина ехала сразу за ними, и в течение нескольких минут между ним и другим водителем шепотом шел разговор. Предводитель взглянул на Заболева и Уолдока, которые, казалось, мирно спали на заднем сиденье, и мрачно улыбнулся.

— Спокойной ночи, старина. Докладывай, как обычно.

— Хорошо, – ответил водитель. – Пока.

Вторая машина повернула направо на север, а предводитель стоял, наблюдая за исчезающими задними фарами.

Затем он вернулся на свое место, и вскоре показались первые дома внешнего Лондона. Когда они доехали до Уайтчепела, предводитель снова заговорил с ноткой сдерживаемого волнения в голосе.

— Мы беспокоим их, сильно беспокоим. Иначе они бы никогда не послали Заболева. Он слишком большой человек, чтобы так рисковать, учитывая, что им интересуется полиция.

— Вот полиция меня и беспокоит, – сказал его спутник.

Здоровяк рассмеялся.

— Предоставь это мне, старина; предоставь это полностью мне.

  1. Ручей у города Баркинг, являющегося одним из восточных районов Лондона.
Оцените статью
Добавить комментарий