Подарок императору — глава из романа Дэшила Хэммета Мальтийский сокол, ставшего образцом крутого детектива, читать.
***
Гутман открыл. Радостная улыбка озарила его заплывшее жиром лицо. Он гостеприимно протянул руку:
— Рад вас видеть, сэр. Заходите, заходите.
Спейд пожал руку и вошел. Юноша проскользнул следом, и толстяк затворил массивную дверь.
— Не стоит позволять детям, — сказал Спейд, извлекая револьверы из кармана, — повсюду бегать с такими игрушками. Того и гляди наживешь себе неприятностей…
Толстяк весело засмеялся:
— Ну и ну. В чем дело? — Он перевел вопросительный взгляд со Спейда на юношу.
— У него их отобрал калека-газетчик, — улыбнулся.
Спейд добродушно, — пришлось вмешаться и заставить отдать назад. Все-таки деньги стоят…
С искаженным от боли лицом юноша молча взял свои револьверы и сунул их обратно в карманы.
— Черт возьми, — хихикнул Гутман. — Однако вы интереснейшая личность! С вами стоит познакомиться поближе… Садитесь.
Юноша бесшумно растворился за дверью рядом с входной.
Толстяк усадил Спейда в уже знакомое плюшевое кресло, предложил виски с содовой и сигарету.
— Ну, сэр, — замурлыкал он, устраиваясь напротив, — надеюсь, вы позволите мне принести вам свои глубочайшие извинения.
— Забудем об этом, — отмахнулся Спейд. — Полагаю, меня пригласили по делу о черной птичке, а не для извинений.
— Хорошо, сэр. — Гутман пригубил из своего стакана. — Сейчас вы услышите потрясающую историю.
Спейд кивком подбодрил рассказчика.
— Что вы знаете об Ордене госпитальеров Святого Джона Иерусалимского, позднее их стали называть Рыцарями Родосскими?
Спейд пожал плечами:
— Крестоносцы или что-то в этом роде.
— Верно. Так вот, в 1523 году Сулейман Великолепный изгнал их с Родоса, и они вынуждены были поселиться на Крите. Там они пробыли семь лет, до 1530 года, когда император Карл V, уступив их просьбам, отдал им Мальту, Гозо и Триполи. Но при этом он поставил следующее условие: платить ему каждый год дань в виде… одного сокола. Этим самым признавалось, что Мальта по-прежнему остается под властью монарха Испании. Это была простая формальность. Если бы рыцари покинули остров, он возвращался бы Испании. Понимаете? Император отдавал им остров, но они не могли ни подарить, ни продать его. — Толстяк посмотрел через плечо на закрытые двери и понизил голос до сиплого шепота: — А вы имеете представление о том. какими несметными богатствами обладал Орден?
— Если я правильно понял, — сказал Спейд, — они неплохо нажились во время крестовых походов, которые во все времена оканчивались одинаково — грабежом…
— Они были сказочно богаты, сэр! Сказочно! — зашептал еще тише толстяк. — Жемчуг, благородные металлы, шелка, слоновая кость… Так вот… Император Карл отдал им Мальту, а потребовал самую малость — какую-то птичку. Для проформы… Естественно, богатые рыцари стали искать возможность как-то отблагодарить императора. И они нашли. В первый же год они решили подарить ему великолепного золотого сокола, с ног до головы инкрустированного самыми дорогими бриллиантами из их сокровищ. Его сделали турецкие рабы в замке Сент-Анжело.
Маленькие глазки толстяка внимательно изучали безмятежное лицо Спейда.
— Таковы исторические факты. Архивы Ордена госпитальеров и по сей день находятся на Мальте. Они плохо сохранились, но тем не менее есть не меньше трех, — он поднял три пальца, — сведений, подтверждающих существование золотого сокола.
— Очень хорошо, — сказал Спейд с невозмутимым видом.
— Итак, по приказу Великого Магистра Вилье де Лиль д’Адана галера, которой командовал французский рыцарь по имени Кормье или Корвер и которая везла сокола, так и не достигла Испании. Вы слышали о Красной Бороде — Хайр эд-Дине? Нет? Это был знаменитый пират тех времен. Так вот, сэр, он захватил галеру рыцарей и вместе с ней и сокола. Птица попала в Алжир. Об этом факте упомянул французский историк Пьер Дан в одном из своих писем из Алжира. Он писал, что птица пробыла там более ста лет, пока ее не увез сэр Френсис Берней, английский авантюрист, который долгое время был тесно связан с алжирскими пиратами.
Толстяк отдышался и продолжал:
— Правда, в книге леди Берней «Мемуары семьи Верней периода семнадцатого века» о соколе ничего не сказано. Когда в 1615 году сэр Френсис умер в мессинской больнице, птицы у него не было. К тому времени он был полностью разорен. Но сокол каким-то образом попал на Сицилию. Им завладел Виктор Амадеус II, вскоре после того, как стал в 1713 году королем. Карутти, автор «Истории правления Виктора Амадеуса II», ручается в этом. Как бы то ни было, следующим владельцем птицы оказался некий испанец, служивший в армии, которая в 1734 году захватила Неаполь. Это был отец дона Хозе Монино и Редондо, герцога Флоридабланка, первого министра Карла III. Есть все основания предполагать, что золотой сокол оставался в этой семье до конца Карлистской войны. Затем он появился в Париже: примерно в это время город был наводнен карлистами, бежавшими из Испании. Кто-то, очевидно, привез птицу с собой, но в целях предосторожностипокрыл ее эмалью. Она стала похожа на простую черную статуэтку. А со временем истинная ценность ее была забыта, ибо в этом виде, сэр, ее в течение семидесяти лет швыряли по Парижу частные владельцы и перекупщики. Они не догадывались, какое сказочное состояние держали в своих руках!
Толстяк улыбнулся, пытаясь определить эффект от рассказа.
— В 1911 году греческий перекупщик по имени Чарилаос Константинидес обнаружил ее в какой-то заброшенной лавчонке. Никакая эмаль не могла скрыть для него истинную цену вещи, и он приобрел птицу. Именно Чарилаос, сэр, смог проследить большую часть истории сокола. Но он не спешил расставаться с находкой, хотя сделка с любым современным потомком Ордена сулила огромные барыши…
Толстяк взял свой стакан и поднялся, чтобы наполнить оба стакана — свой и Спейда.
— Интересно? — спросил он, пуская шипучую струю из сифона.
— Продолжайте.
— Чтобы не беспокоиться за судьбу птицы, Чарилаос вновь покрыл ее эмалью. Но через год после того, как он приобрел сокола, я случайно прочитал в «Таймс», что его заведение ограблено, а сам он найден мертвым. На следующий день я был уже в Париже. — Голос Гутмана приобрел оттенок печали. — Сокол исчез. Я был вне себя. Я не мог поверить в то, что Чарилаос поведал еще кому-либо эту историю, кроме меня. Оставалась надежда на то, что это было обычное ограбление, поскольку птицу прихватили вместе с другими антикварными вещами. Думаю, ни один вор, знающий истинную цену сокола, не стал бы себя обременять ничем иным, кроме него… И вот, сэр, поверите ли, мне понадобилось семнадцать лет после этого, чтобы выяснить, где же свила гнездо золотая птичка. И я это сделал! — Он самодовольно улыбнулся. — Следы привели к бывшему царскому генералу Демидову, который жил в пригороде Константинополя. Для него это была всего лишь черная эмалированная фигурка птицы, безусловно, прекрасно выполненная. Но не более. Возможно, я был слишком нетерпелив, но он неожиданно заупрямился… Я боялся, что глупый солдафон может ковырнуть эмаль… Мне не оставалось ничего иного, как послать своих агентов, чтобы они… э-э… достали для меня сокола. Они его достали, но… сбежали с ним…
Он поднялся и вновь пошел к столу.
— Ваш стакан, сэр.
— Значит, птица все-таки принадлежит генералу Демидову? — спросил Спейд.
— Пфуй! Принадлежит! — весело заржал толстяк. — Тогда уж лучше сказать, что она принадлежит королю Испании и никому другому!
— Но в настоящий момент хозяйкой сокола является мисс О’Шонесси?
— Она не более, чем мой агент, присвоивший чужую вещь!
— Вот как?
Гутман задумчиво разглядывал пробку от бутылки виски, которую вертел в руках.
— Птица сейчас у нее?
— Конечно.
— И где именно?
— Это еще предстоит узнать.
— Позвольте! — Толстяк с размаху поставил бутылку на стол. — Вы же сказали, что знаете! — возмущенно воскликнул он.
— Придет время, узнаю.
— В таком случае, сэр, прежде чем мы начнем договариваться о цене, скажите мне: как скоро вы сможете доставить мне сокола?
— Через пару дней.
Толстяк удовлетворенно закивал головой.
— Это приемлемый срок. Мы… но я забыл о вашем освежающем напитке… — Он наполнил стакан и подал его. — Выпьем за честную сделку и хорошие прибыли для обоих!
Они выпили.
— Как вы представляете себе честную сделку? — спросил Спейд.
— Я могу предложить два варианта. Первый. Я даю вам двадцать пять тысяч в обмен на сокола и еще двадцать пять, как только вернусь в Нью-Йорк. Или же второй вариант. Я обещаю двадцать пять процентов того, что получу после продажи птицы. Выбирайте, сэр: пятьдесят тысяч почти сразу или значительно большая сумма через пару месяцев.
— Насколько большая?
— Значительно, — повторил толстяк. — Как вам, например, понравится полмиллиона, сэр?
— Значит, вы считаете, что эта штука стоит два миллиона?
— Почему бы и нет?
Спейд допил свой стакан и отставил его. Сунул в рот сигару, вынул ее, осмотрел со всех сторон, сунул обратно. Желтовато-стальные глаза его едва заметно поблекли.
— Это чертовски большая сумма!
— Это чертовски большая сумма, — согласился толстяк, внимательно вглядываясь в лицо Спейда.
Спейд опять вынул сигару изо рта, с отвращением посмотрел на нее и бросил в пепельницу. Потом с силой зажмурил глаза, вновь открыл их. Глаза у него теперь стали совсем мутными.
— Это, как я понял, минимум. А максимум?
— Максимум? — Гутман потянулся. — Я отказываюсь гадать.
Спейд раздраженно тряхнул головой. Опираясь на ручки кресла, он поднялся и сделал неуверенный шаг вперед. Потом пробормотал:
— Проклятье!
Гутман вскочил на ноги, отшвырнув свое кресло.
Спейд повертел головой, нашел остекленевшим взглядом дверь и сделал еще один неуверенный шаг.
— Уилмер! — громко крикнул толстяк.
Дверь открылась, вошел юноша.
Спейд сделал еще один шаг. Лицо его было серым, мутные глаза почти закрыты. Юноша подошел ближе и со злорадством следил за движениями детектива. Тот сделал последнее отчаянное усилие, но юноша подставил ногу. Спейд споткнулся и рухнул лицом вниз. Он попытался было встать, юноша отвел ногу далеко назад и резким ударом носка ботинка в висок опрокинул грузное тело. Спейд безвольно уронил голову на ковер и громко захрапел.
