Лорд Питер Уимзи

Подборка статей, посвященная Лорду Питеру Уимзи, герою детективных романов Дороти Л. Сэйерс.

Попытка биографии

Лорд Питер Уимзи — один из тех литературных героев, которым становится тесно на страницах книги и которые, небрежно помахав рукой автору, устремляются жить собственной непредсказуемой жизнью. О нем пишут книги и справочники; он продолжает появляться на экранах и в новых детективах, написанных Джилл Пейтон Уолш; многочисленные фанаты то и дело откапывают новые факты его биографии, о нем делают доклады на конференциях, порой он становится виновником газетных сенсаций. Так, в 1986 году в Таймс появилось письмо, написанное лордом Питером Уимзи и адресованное Барбаре Рейнольдс (подруге и биографу Дороти Сэйерс), где он разрешает недоразумение с похищенными драгоценностями, описанными в одном месте как изумруды Аттенбери, а в другом как бриллианты Аттенбери. Выяснилось, что украшение было из изумрудов и бриллиантов.

В отличие от Шерлока Холмса, у Питера Уимзи нет почти настоящей мемориальной квартиры, зато есть самый настоящий оксфордский колледж, который он блестяще окончил в 1912 году. Этот факт документально подтвержден — в 1990 году общество Дороти Сэйерс пышно отмечало столетие лорда Питера и, в частности, преподнесло колледжу Бэйлиол портрет юбиляра работы Рода Манро. В благодарственной речи ректор назвал Уимзи выпускником этого колледжа. Кто после этого посмеет сказать, что лорд Питер — всего лишь плод писательского воображения?

Lord-Peter

Обманчивая внешность

Мы совершенно точно знаем, как выглядел лорд Питер Уимзи. Во всяком случае, мы знаем, как его представляла Дороти Сэйерс. В 1913 году Дороти, в ту пору студентка Оксфордского университета, описывала в письме к подруге церемонию присуждения ученых степеней в Театре Шелдона. Особенно ее восхитил лауреат Нью-дигейтской премии1: Его стихотворение называлось Оксфорд, и он так мило его прочитал… Такой чистый приятный голос <…> Не то чтобы это были гениальные стихи, но в них — все очарование юности, пафоса, любви к Оксфорду… Мы с Чарис тут же влюбились в него по уши. Зовут его Морис Рой Ридли — убойное имечко, да? Как у героя бульварного романа! Он только что окончил Бэйлиол, так что я больше его не увижу. Как ты знаешь, моя любовь всегда безнадежна…

Рой Ридли
Рой Ридли

Через двадцать два года Дороти Сэйерс вместе с подругой Мюриэл Сент-Клер Бирн работала над пьесой Медовый месяц в улье и пыталась подыскать актера на исполнение главной роли. Как раз в это время она поехала в Оксфорд читать лекцию Аристотель и искусство детектива. Оттуда Сэйерс пишет взволнованное письмо Мюриэл: Дорогая, мое сердце РАЗБИТО! Я видела идеального Питера Уимзи. Рост, голос, шарм, улыбка, манеры, черты лица — все! И он — капеллан Бэйлиола!!! Оставалось только кусать локти, что он не актер. Это был тот самый Рой Ридли, оставивший, по всей видимости, глубокий след в ее воображении. Завязавшаяся было дружба быстро увяла – Дороти стало раздражать, что Ридли везде подчеркивает свое сходство с ее героем.

На этом история не закончилась. Когда в 1945 году сын Дороти, Энтони Флеминг, отправился учиться в Оксфорд (разумеется, в Бэйлиол), он много общался с Ридли, и мать в письмах предостерегала его: Оксфорд всегда полон сплетен, а у Ридли и вовсе язык без костей. Приятный человек, но удивительно глупый. Я однажды обмолвилась, что у него профиль как у Питера Уимзи, и он тут же стал распускать слухи — которые ходят до сих пор! — что он якобы прообраз этого персонажа, хотя я познакомилась с ним уже после того, как написала книги про Уимзи!

Дороти Сэйерс так никогда и не вспомнила, что видела Ридли до книг об Уимзи и, вероятнее всего, действительно дала своему герою внешние черты юноши, читавшего вдохновенные стихи про Оксфорд в Театре Шелдона2.

Однако описания внешности Питера Уимзи едва ли можно назвать комплиментарными. Впервые он появляется в неопубликованном рассказе, который Сэйерс набросала в двадцатые годы во Франции: Светлые волосы, длинный нос, аристократический тип — из тех, что носят носки под цвет галстука.

Перед читателем лорд Питер предстает в 1923 году в романе Чье тело?: Казалось, его длинное, дружелюбное лицо самозародилось в цилиндре, подобно тому как белые черви самозарождаются в сыре горгонзола.

В романе Сильный яд Питер смотрит в зеркало и видит бледное глупое лицо и гладко зачесанные назад соломенные волосы; монокль, нелепый рядом с комически подергивающейся бровью; безукоризненно выбритый подбородок, в котором не было ничего мужественного; безупречный накрахмаленный воротничок, довольно высокий, галстук, завязанный элегантным узлом и подходящий по цвету к платку, который едва выглядывал из нагрудного кармана дорогого костюма, пошитого на заказ на Сэвил-роу3. Я знаю, что у меня глупое лицо, но с этим ничего не поделаешь, — говорит он Гарриет.

Ральф Линн
Ральф Линн

Этот комический образ молодого щеголеватого аристократа с моноклем был прекрасно знаком публике Англии и Америки двадцатых годов — нечто среднее между Ральфом Линном и Берти Вустером4, бестолковый повеса, вечно попадающий в разные истории. Ральф Линн был известным актером театра, а позже и кино, и прославился в амплуа богатого болвана в монокле.

Берти Вустер, персонаж П.Г. Вудхауза, к тому времени был уже знаменит и олицетворял типичного английского аристократа в представлении американцев (тоже с моноклем, конечно). Сэйерс никогда не скрывала, что Уимзи многим обязан этому обаятельному герою. Еще в большей мере Бантер, верный слуга лорда Питера, напоминает Дживса — прославленного камердинера Берти Вустера. Его бесконечные очень хорошо, милорд звучат почти пародией. Иные иллюстрации к рассказам Вудхауза можно было бы подставить в произведения Сэйерс, и вряд ли кто-то заметил бы подмену.

Дживс и Вустер. Рис. Чарльза Кромби
Дживс и Вустер. Рис. Чарльза Кромби

И все-таки путать лорда Питера с Берти Вустером было бы большой ошибкой. Как и в случае с другим знаменитым сыщиком, Эркюлем Пуаро, шаблонная, почти карикатурная внешность служит лорду Питеру отличной маской. Его следует особенно опасаться именно тогда, когда он старательно изображает высокородного болвана.

Питер Уимзи как литературный герой

Если говорить о более глубокой, внутренней преемственности, то важным литературным прототипом Уимзи послужил Филипп Трент, персонаж романа Э.К. Бентли Последнее дело Трента. Считается, что именно с этого романа начинается золотой век британского детектива, и Дороти Сэйерс чрезвычайно высоко ценила литературные достижения своего друга и коллеги. Сама она, в свою очередь, стала законодательницей новой моды на сыщиков-аристократов — ее современницы Марджери Аллингем и Найо Марш подарили благородное происхождение своим героям Альберту Кэмпиону и Фредерику Аллену; в наши дни традицию продолжила Элизабет Джордж.

Надо сказать, что жизнь самой Дороти Сэйерс протекала в значительно более скромных декорациях. Будучи дочерью священника, она никогда не вращалась в высшем обществе; в ее детстве семья жила обеспеченно, но не богато. После университета Дороти всегда сама зарабатывала себе на жизнь, много лет одиноко несла груз ответственности за незаконнорожденного сына и, в общем, никогда не была свободна от материальных забот. Из ее собственной статьи Как я придумывала лорда Питера Уимзи (1936) мы знаем, что Питер отчасти обязан своим богатством ее бедности: Мне это ничего не стоило, а с деньгами у меня было особенно туго, и я с большим удовольствием тратила его состояние. Когда мне не нравилась моя единственная комната, снятая без мебели, я снимала для него роскошную квартиру на Пикадилли. Когда на моем половике появлялась дырка, я заказывала ему обюссонский ковер. Когда у меня не хватало денег на автобусный билет, я дарила ему даймлер-дабл-сикс5

Мы видим, с каким тщанием Дороти Сэйерс обставила библиотеку-гостиную, в которой Питер Уимзи обыкновенно принимает посетителей: Комнату украшали превосходные гравюры и обюссонский ковер. Обстановка состояла из большого честерфилда, уютных, глубоких кресел, обитых коричневой кожей, и рояля. Шторы были задернуты, в камине ярко пылал огонь, а перед ним располагался стол с серебряным чайным сервизом, который радовал глаз своим изяществом6. Добавьте к этому бесконечные ряды книжных полок и расставленные повсюду темно-желтые хризантемы.

С не меньшей щедростью Сэйерс наделила своего героя разнообразными талантами и хобби. Лорд Питер – прекрасный наездник, фехтовальщик, игрок в крикет, охотник, гурман и знаток вин. Окончил с отличием Оксфорд, свободно владеет по меньшей мере пятью языками, коллекционирует инкунабулы, прекрасно играет на рояле, разбирается в шифрах, говорит цитатами из английской классики.

Lord-Peter-Wimsey

Речь Уимзи — предмет отдельного разговора. В Англии, как нигде, различается речь социальных классов, и аристократический английский не раз становился предметом лингвистических исследований. Лорд Питер говорит со всеми характерными особенностями и манерами своего класса, в нем немедленно узнается сын герцога и выпускник Оксфорда. К сожалению, это совершенно непереводимо — в русском языке нет никакого аналога речи английского аристократа. Но Сэйерс, несомненно, получала удовольствие от языковой игры.

Кстати, в самом начале Питер был сыном графа, но позже Сэйерс повысила его до сына герцога. В романе Облако свидетелей 7 она отправила старшего брата Питера на скамью подсудимых, и ей пришлось тщательно изучить малоизвестную особенность жизни аристократов — дела графов и герцогов рассматривал не суд, а Палата лордов8, и нужно было не ошибиться в деталях этой архаичной процедуры. В ходе расследования Питеру приходится также наведаться в Букингемский дворец и побеседовать с неназванным представителем королевской семьи (не исключено, что это был сам король Георг V).

Несомненно, Дороти Сэйерс, при всей своей иронии, рисует английскую аристократию оплотом традиций и твердых понятий о чести. Возможно, именно по этой причине в советскую эпоху ее романы не переводились на русский язык. Если русский читатель и знал Питера Уимзи, то по случайным упоминаниям, сноскам, цитатам. Так, в книге Астрид Линдгрен Приключения Калле Блюмквиста герой мечтает встать в один ряд с Шерлоком Холмсом, Эркюлем Пуаро, Питером Вимсеем. Любознательный ребенок мог запомнить это имя до лучших времен.

Питер Уимзи не только развлекал свою создательницу картинками из жизни высшего общества, но также приносил ей писательскую славу и высокие гонорары. Беда заключалась лишь в том, что он стал ей надоедать. Начав писать роман Сильный яд, в котором Питер влюбляется в Гарриет Вэйн, Дороти Сэйерс некоторое время играла с мыслью о том, чтобы женить его и покончить с ним навсегда. Однако она медлила, предвидя недовольство читателей. Ей припомнилось, как Конан Дойлу пришлось возвращать к жизни Холмса после трагической гибели на Рейхенбахском водопаде. Не исключено, что меркантильные соображения также сыграли свою роль. Но самым неожиданным препятствием оказалось сопротивление самих героев. Сэйерс не сумела найти слов, которые прозвучали бы правдоподобно в устах Гарриет Вэйн после того, как Питер спас ее от виселицы. Эта гордая, независимая женщина никак не могла стать его женой, не потеряв при этом самоуважения. Я поставила двух моих главных марионеток в ситуацию, когда по всем законам детективного жанра они должны были упасть друг к другу в объятия, но они отказались это делать, и по весьма уважительным причинам. Оставалось два выхода, продолжает Сэйерс. Бросить повествование неоконченным и больше к нему не возвращаться или взять Питера и подвергнуть его серьезной операции, облечь марионетку в плоть и кровь. Чтобы отношения с Гарриет продолжились, Питер должен был стать полноценным человеческим существом, с прошлым и будущим, с семейной историей, с системой взглядов на мир, включая политику и религию. По словам автора, пациент подавал некоторые надежды: он не был безмозглым болваном, хоть иногда и изображал такового; к его чести, он пережил войну и контузию, а также имел в анамнезе несчастную любовь. У него были сестра и брат, горячо любимая мать, близкий друг, музыкальные вкусы, любовь к книгам. Кроме того, он с самого начала проявлял некоторое своеволие: Сэйерс утверждает, что, стоило ей задуматься над детективным сюжетом, как Питер появился сам, совершенно готовый, уже в гетрах, небрежно предложил свою кандидатуру и был принят на беспокойную должность гениального сыщика.

На случай, если в прошлых книгах отыщутся нестыковки, Сэйерс призвала на помощь дядю Питера, брата его матери – Поля Делагарди. Начиная с середины тридцатых годов романы о лорде Питере стали предваряться краткой биографией, написанной этим достойным персонажем. Его повествование начиналось так: Мисс Сэйерс попросила меня заполнить некоторые лакуны и поправить незначительные ошибки, вкравшиеся в ее повествование о карьере моего племянника Питера. Делаю это с удовольствием. Рассказ дяди не лишен литературного изящества, полон язвительности и самодовольства и в то же время выдает искреннюю привязанность к племяннику.

Герб семьи Уимзи. Рис. Ч. У. Скотт–Джайлса
Герб семьи Уимзи. Рис. Ч. У. Скотт–Джайлса

Кроме того, в 1936–1940 годах Сэйерс переписывалась со своим приятелем, Уилфридом Скотт–Джайлсом, специалистом по геральдике, и играла с ним в увлекательную игру – они вместе придумывали семейную историю рода Уимзи, прослеживая ее до самого Нормандского завоевания. Переписка включала исторические экскурсы и военные анекдоты, обрастала живыми образами предков Питера и даже иногда их портретами, а также гербами и девизами. В частности, Скотт–Джайлс нарисовал герб семейства Уимзи с тремя мышами, кошкой и девизом Прихоть Уимзи — закон. Это развлечение, несомненно, помогло выполнить план по созданию последовательной семейной истории, но опубликованы эти материалы были только после смерти Дороти Сэйерс9.

Также после смерти Сэйерс было предпринято несколько попыток изложить биографию Питера Уимзи, опираясь на рассказ Поля Делагарди и на те сведения, которые разбросаны в романах и рассказах. Итак, что же мы знаем о Питере Уимзи? Какие дороги привели его к той глубокой и безрассудной любви, которая заставила его создательницу сделать из марионетки человека?

Жизнь и приключения лорда Питера Уимзи

Питер Гибель Бредой Уимзи родился в 1890 году. Его родителями были Мортимер Джеральд Бредой Уимзи, 15-й герцог Денверский, и Гонория Лукаста, урожденная Делагарди. Питер был младшим сыном — это означало, что титул и родовое поместье Бредон-холл в Норфолке наследовал его старший брат. Как мы знаем из книги Скотт–Джайлса, в роду Уимзи было два основных мужских типа: первый отличался отвагой и грубой силой, а также неумеренными аппетитами разного рода; его представители порой проявляли жестокость (скорее в сердцах, чем с умыслом) и не блистали интеллектом. К этой разновидности относился отец Питера. Уимзи второго типа были более хрупкими физически, однако силой страстей не уступали первым, при этом умели контролировать свои чувства и строить долгосрочные планы, что делало их еще опаснее. Из таких Уимзи получались священники, политики, предатели, а также поэты и святые. Питер, разумеется, принадлежал ко второй категории.

Семейство Уимзи — древнее, слишком древнее на мой вкус, — пишет Поль Делагарди. — Если отец Питера и сделал в своей жизни что-то разумное, так это то, что он влил в свой истощенный род живую франко-английскую кровь Делагарди. Несмотря на этот разумный поступок, старший брат Питера Джеральд пошел скорее в отца, да и сестра Мэри, на взгляд строгого дядюшки, была вертушкой, пока не вышла замуж за полицейского и не остепенилась. Однако Питер пошел в мать. Он унаследовал мозги Делагарди, пишет дядя, и они пригодились ему для того, чтобы обуздывать бешеный темперамент Уимзи. Он не был красив (сплошные нервы и нос), обладал скорее сноровкой, чем силой, неким телесным умом, позволявшим ему отлично держаться в седле и достигать больших успехов в играх и в спорте. Храбрость и упорство сочетались в нем с умением оценить риск.

Детство Питера не было счастливым. Его отец изменял жене, она глубоко от этого страдала. Ребенком он напоминал бесцветную креветку, был беспокоен и проказлив, слишком проницателен для своих лет, — пишет дядя. Сестра прозвала его любопытным слоненком за манеру постоянно задавать глупые вопросы. Отец с отвращением наблюдал его увлечение музыкой и книгами. Мать считала Питера очень комичным ребенком. Нам известно, что она его шлепала – в том числе с применением домашних туфель, — но его это нисколько не травмировало, у них с матерью всегда было полное взаимопонимание (… так что психологи, видимо, ошибаются, — пишет в дневнике герцогиня).

Судя по разным обмолвкам, Питер прошел обычный путь аристократического отпрыска — в детстве им занималась главным образом няня, миссис Трэпп. Затем он учился в подготовительной школе, а после — в Итоне, одной из самых престижных и дорогих школ в Англии. Поль Делагарди сообщает, что поначалу Питеру было трудно в Итоне, сверстники смеялись над ним, и он вполне мог бы застрять в роли шута, если бы не выяснилось, что он прирожденный крикетист. После этого все странности Питера стали восприниматься как проявление необыкновенного остроумия, и он очень быстро обогнал популярностью старшего брата, о чем дядя пишет с изрядным злорадством, добавляя, что, кроме игры в крикет, успеху Питера способствовали его собственные уроки: он отвел племянника к хорошему портному, а также научил разбираться в вине и в светской жизни.

Поскольку Питер всегда не слишком хорошо ладил с отцом, неизменно принимая во всех конфликтах сторону матери, в семнадцать лет он оказался на попечении дяди. Дядя отправил его в Париж, рассудив, что молодому человеку необходимо обучиться страсти нежной в приятной обстановке. Он отдал юношу в хорошие руки, предварительно дав ему полезные наставления (Для расставания требуется согласие обеих сторон и большая щедрость с твоей стороны). Он оправдал мои ожидания, — самодовольно замечает Поль Делагарди. — Полагаю, ни у одной из его женщин не было причин жаловаться на его обращение, и по крайней мере две из них впоследствии вышли замуж за особ королевской крови.

Питер этого периода был просто очарователен: открытый, скромный, воспитанный молодой человек с живым и милым юмором. В 1909 году Питер выиграл стипендию в оксфордский колледж Бэйлиол и отправился изучать историю. В колледже, по мнению дяди, он возомнил о себе бог знает что и сделался невыносимым зазнайкой. Именно там он стал носить монокль, говорить с типичной оксфордской аффектацией, выступать на дебатах в Оксфордском союзе и, разумеется, прославился как непревзойденный игрок в крикет.

Когда он был на втором курсе, его отец свернул себе шею на охоте, и старший брат Джеральд унаследовал титул и поместье. При этом Джеральд женился на чрезвычайно утомительной особе по имени Элен, которая с тех пор непрерывно отравляла жизнь всему семейству. Питер неплохо ладил с братом, но совершенно не выносил невестку (читателю также ничего не остается, как возненавидеть эту женщину за вздорность и снобизм).

Иллюстрация к рассказу „Голова дракона’’ в журнале „Пирсоне“, художник Джон Кэмпбелл
Иллюстрация к рассказу „Голова дракона’’ в журнале „Пирсоне“, художник Джон Кэмпбелл

В свой последний год в Оксфорде Питер влюбился в семнадцатилетнюю девушку и позабыл все уроки искушенного дяди. Он обращался с ней так, будто она соткана из паутинки, а на меня смотрел как на старого порочного монстра, из-за которого он теперь недостоин дотронуться до столь чистого и нежного создания, – возмущается Поль Делагарди. Не стану отрицать, они составили эффектную пару: золотое с белым, принц и принцесса лунного света, говорили иные. Скорее пара лунатиков, сказал бы я. По уверению дядюшки, у девушки не было ни мозгов, ни характера. Звали ее Барбара. К счастью, родители Барбары решили, что замуж ей еще рано, и Питер отправился сдавать оксфордские экзамены. Он получил диплом с отличием Первой степени и положил его у ног возлюбленной, словно голову дракона.

Потом началась война. Разумеется, юный болван собирался жениться, прежде чем уйти на фронт, — пишет дядя. Интересно, что ни у дяди, ни у Питера даже мысли не возникает, что можно не идти. Здесь Питер опять-таки повторяет типичную судьбу своего поколения и класса — Первая мировая выкосила юношей всех социальных слоев, но именно аристократия так и не оправилась от этого удара. В том числе и потому, что выпускники частных школ и университетов были воспитаны на кодексе чести, согласно которому следовало идти вперед и погибать первым. Этот же кодекс чести, как ядовито замечает коварный дядюшка Поль, делал Питера воском в чужих руках. Кто-то сказал ему, что нечестно связывать молодую девушку узами брака с солдатом — ведь тот может вернуться с войны изувеченным и стать ей обузой. Питер тут же побежал к Барбаре, чтобы освободить ее от данного слова. Я не имел к этому никакого отношения, — пишет Делагарди. — Я был рад результату, но не смог бы прибегнуть к таким средствам.

Питер служил офицером во Франции, хорошо сражался, солдаты его любили. Вернувшись в отпуск, он обнаружил, что Барбара вышла замуж за некоего майора, которого она выхаживала, став сестрой милосердия. Она не решилась написать ему заранее, брак был поспешным, и Питер узнал о случившемся уже по прибытии.

Мы знаем, что Питер так никогда и не забыл Барбару. Он говорит о ней в одну из первых встреч с Гарриет:

— … Хотя в любом случае все они ничего не значили… кроме Барбары, конечно.

— Кто такая Барбара? — быстро спросила Гарриет.

— Одна девушка. На самом деле я многим ей обязан, — задумчиво ответил Уимзи. – Когда она вышла за другого, я взялся за расследования, лишь бы как-то залечить сердечные раны, — и в целом это оказалось очень весело. Но, признаюсь, она действительно выбила меня из колеи. Подумать только, из-за нее я даже специально прошел курс логики.

— Боже ты мой!

— И все ради удовольствия твердить Barbara celarent darn ferio baralipton10. Каким-то образом эта фраза звучала для меня таинственно, романтически, как откровение страсти 11.

Однако прежде чем очень весело взяться за расследования, Питер вернулся на фронт. Он воевал с 1914 по 1918 год. Служил во Франции, был в разведке в немецком тылу, получил орден За выдающиеся заслуги. Поль Делагарди уверен, что племянник его искал смерти. Так или иначе, Питер Уимзи показал себя бесстрашным воином, но в 1918 году он оказался погребен во взрывной воронке возле Кодри, был контужен, после этого два года страдал от нервного расстройства, лежал в больнице. По свидетельству матери Питера, вдовствующей герцогини Денверской, после ранения он некоторое время не мог отдавать приказания слугам — поскольку слишком долго отдавал приказы на войне и люди умирали, выполняя их.

Питер и Гантер. Рис. Джона Кэмпбелла
Питер и Гантер. Рис. Джона Кэмпбелла

Последствия этой контузии продолжали его мучить и после, особенно когда разоблаченные им преступники отправлялись на виселицу Единственным человеком, который мог помочь Питеру, когда обострялся его недуг, был Бантер, его верный камердинер, а в прошлом сержант и денщик. Из первых же романов мы узнаем об их общем военном прошлом, и сколько бы Бантер ни повторял за Дживсом: Очень хорошо, милорд, — в отношениях хозяина и слуги неизменно присутствует оттенок боевого товарищества.

Итак, Питер выздоравливает и обосновывается с Бантером в квартире на Пикадилли, 110а. Библиотека, рояль, камин, желтые хризантемы, бесшумный даймлер по прозвищу миссис Мердл, названный так в честь чопорной светской дамы из романа Диккенса, которая не выносила шума и гама. Несмотря на все эти признаки благополучия, Поль Делагарди всерьез беспокоится за племянника. Питер отдалился от близких, приобрел фривольность манер и замашки дилетанта (не исключено, что дядя имеет в виду увлечение инкунабулами), стал сущим комедиантом. Нехорошо, когда человеку таких способностей нечем занять свой ум. И вот в 1923 году лорд Питер Уимзи впервые выступает в роли сыщика в деле о похищении изумрудов Аттенбери. Дороти Сэйерс так и не описала этот сюжет — он казался ей не стоящим внимания. За нее это сделала Джилл Пейтон Уолш — роман Изумруды Аттенбери вышел в свет в 2010 году.

Питер выступил главным свидетелем обвинения, произвел фурор и проснулся знаменитым. Не думаю, что расследование представляло большие трудности для бывшего офицера разведки, — пишет Поль Делагарди. — Но игра в благородного сыщика его увлекла. Разумеется, Денвер был в ярости. По мне, пусть Питер делает что хочет — лишь бы что-то делал. Он кажется счастливее, когда у него есть работа.

С тех пор Питер стал сыщиком-любителем, спас от виселицы старшего брата Джеральда, подружился с инспектором Скотленд-Ярда и выдал за него замуж сестру Мэри. О его деяниях повествуют не только романы, но и рассказы, которые печатались во многих популярных журналах — Стрэнд, Пирсоне и других. Новоиспеченному сыщику действительно пригодился опыт разведчика — он не раз выдает себя за кого-то другого, хотя в романе Убийству нужна реклама его неожиданно подводит мастерство игры в крикет. Один из присутствующих узнает знаменитый удар Уимзи. Никогда еще Питер не был так близок к провалу.

Иллюстрация к рассказу „Искомый предмет“ в журнале „Пирсоне“, художник Джон Кэмпбелл
Иллюстрация к рассказу „Искомый предмет“ в журнале „Пирсоне“, художник Джон Кэмпбелл

Однако расследование преступлений — не единственное его занятие. Время от времени ему дают разного рода деликатные дипломатические поручения, и мы знаем, что во время Второй мировой войны он снова будет служить в разведке. Кроме того, Питер лично управляет своей собственностью. Загородные поместья стали после Первой мировой тяжкой обузой, и Питеру, пожалуй, повезло, что ему достались земли в Лондоне. Его богатство не только унаследовано, но и многократно приумножено благодаря его собственной деловой сметке. При этом доходные дома, которые составляют основу его благосостояния, отличаются комфортом и красотой и требуют неустанного присмотра.

Лорд Питер Уимзи на обложке журнала „Стрэнд". Художник Гилберт Уилкинсон
Лорд Питер Уимзи на обложке журнала „Стрэнд». Художник Гилберт Уилкинсон

Питер также озаботился проблемой послевоенного поколения лишних женщин, создал женское сыскное агентство (более известное как Кошачий приют) и поставил во главу этого учреждения несравненную мисс Климпсон. В отличие от своей создательницы, он не обрел никаких определенных религиозных взглядов, предпочитая руководствоваться вместо этого кодексом чести. Он настоящий Делагарди, — гордо утверждает дядюшка Поль, — от Уимзи он взял совсем немного, разве что (справедливости ради) то глубокое чувство социальной ответственности, которое одно делает английскую аристократию не вполне никчемной с духовной точки зрения. <…> Даже в роли сыщика он остается ученым и джентльменом.

Peter-Wimsey

Что касается женщин в его жизни, то Дороти Сэйерс упоминала однажды в переписке свое намерение восстановить всю его любовную историю, чтобы все безымянные возлюбленные вышли из небытия и приняли участие в новых расследованиях. Однако этот план так и не был осуществлен, поэтому достоверно нам известно лишь о платонических отношениях с Марджори Фелпс и о страстном романе с певицей венской оперы Аурелией Зильберштраум (тоже ничего себе имечко, куда уж Морису Рою Ридли), о которой Питер вспоминает с удовольствием, но без сожалений.

Недавно, по словам дяди, Питер выкинул очередную эксцентричную выходку — влюбился в девушку, которую обвиняли в убийстве любовника. Ему удалось снять с нее подозрения, но она отказалась выйти за него замуж. Мальчик мой, сказал я ему, то, что было ошибкой двадцать лет назад, теперь — именно то, что надо. В бережном обращении нуждаются не невинные создания, а те, кто страдал и напуган. Начни сначала — но предупреждаю, тебе понадобится все твое самообладание. У девушки есть и мозги, и характер, и честность, но нужно научить ее брать, а это куда трудней, чем научить давать.

Читателю предстоит самому судить, насколько успешно последовал лорд Питер этому замечательному совету.

Александра Борисенко

Аристократ среди интеллектуалов

Одним из характернейших признаков литературного детектива выступает его поразительная сопротивляемость бегу времени. Если мелодрама 60-х годов нашего столетия сейчас, в конце 90-х, выглядит порой как анахронизм, если шпионский роман 50-х годов просто не понятен тем, кто не жил в те бурные годы напряженного противостояния Востока и Запада, если триллер и фантастика обновляются с очередным витком научно-технической эволюции, то детектив в его интеллектуальном и крутом вариантах, окончательно сложившись к концу 50-х годов, в общем-то, продолжает развиваться в пределах этих формул. Да, отдельные реалии повседневности и суммы, во имя которых совершаются преступления, меняются, но все прочее, в том числе человеческая натура, подверженная искусам и порокам, сохраняет свою неизменность. Более того, после подвигов ликвидаторов и терминаторов, киборгов и робокопов старинные истории о загадочном преступлении вдруг обретают новую прелесть и обаяние, особенно если написаны они пером мастера. Именно в эту категорию и следует отнести детективные произведения английской писательницы Дороти Сейерс, творчество которой — яркая и увлекательная страница в истории развития жанра.

Дороти Сейерс родилась в Оксфорде в 1893 году в семье преподобного Генри Сейерса. С детства будущая писательница проявляла большой интерес к изящной словесности. Она не только очень много читала, но и довольно рано сама начала писать стихи и прозу. Ее первая книга — сборник стихов — увидела свет в 1916 году.

До этого Дороти с отличием окончила Соммервилл-колледж Оксфордского университета, специализируясь на средневековой литературе. Затем преподавала в женской школе города Халла, писала внутренние рецензии для оксфордского издательства Блекуэлл, с 1931 года все свое свободное время она посвящает литературе.

Детективный дебют Сейерс состоялся в 1923 году, когда увидела свет ее роман Чей труп?. В нем она познакомила читателей с великим сыщиком лордом Питером Уимзи, который стал главным действующим лицом в одиннадцати романах и двадцати одном рассказе писательницы.

Признанный мастер литературно-детективных загадок, Сейерс и своим биографам представила неплохой материал для упражнений в дедукции. Вскоре после выхода в свет первого романа она взяла отпуск — официально для работы над вторым. Выяснилось, однако, что отпуск был не столько творческим, сколько декретным. Несколько месяцев спустя Сейерс родила внебрачного ребенка. Существует версия, согласно которой отцом стал представитель рабочего класса, привлекший внимание Сейерс после ее неудачного романа с аристократом.

Тем не менее не пролетарию, но именно аристократу было суждено стать символом Идеального Мужчины в детективных романах. Лорд Питер Уимзи изображался с такой симпатией, что автора кое-кто иронически указывал на самую настоящую влюбленность автора в плод собственной фантазии. Что ж, справедливости ради следует заметить: герой Сейерс и впрямь заслуживает симпатий. Вряд ли можно с какой-то определенностью утверждать, кто из обширной галереи великих сыщиков гениальнее, но в том, что лорд Питер получился у Сейерс вполне обаятельным, трудно усомниться.

Он вполне также может претендовать на звание самого интеллектуального аристократа и самого аристократического интеллектуала в истории детектива.

Чтобы помочь читателям лучше узнать ее главного и горячо любимого героя, Дороти Сейерс сочинила новеллу — жизнеописание лорда Питера, якобы составленное его дядей.

Дабы не утомлять читателя повторением основных фактов из жизни великого человека, остается лишь отметить, что Питер Уимзи расследует преступления не из необходимости зарабатывать себе на жизнь и не из противоестественного тяготения ко всему мрачному и связанному с темой смерти. Как и его знаменитые предшественники, он делает это скорее из любви к разгадыванию ребусов и головоломок, а, как известно, самые занимательные из них — те, что рождены жизнью, я люблю расследовать преступления, — заявляет он в романе Смертельный яд (1930). Там же он называет детективную деятельность своим хобби. Как и положено истинному английскому джентльмену, он относится к себе с немалой долей иронии и, в отличие от бельгийца Эркюля Пуаро, рожденного воображением Агаты Кристи, вовсе не склонен к тщеславию. В романе Не своей смертью (1929) он так высказывается о любимом занятии Да какой из меня сыщик? Всю работу за меня на самом деле делает инспектор Паркер из Скотленд-Ярда. Я выдвигаю глупейшие версии, а он тщательно, дотошно исследует их и опровергает одну за другой. Так, методом исключений, мы и приходам к правильному решению.

Как известно, в классическом интеллектуальном детективе великие сыщики упорно доказывали свое превосходство над представителями полиции. Достаточно вспомнить постоянные неудачи бедняги Лестрейда в рассказах о Шерлоке Холмсе. Не упускал возможности показать свое преимущество в состязании с представителями официального сыска и Эркюль Пуаро. О частных сыщиках из американского крутого детектива и говорить не приходится — у них с полицией отношения порой обострялись до предела, тем более что сами полицейские сплошь и рядом оказывались замешаны в кооперации с преступниками.

В романах Дороти Сейерс такого противостояния нет и в помине лорд Питер, безусловно, великий сыщик, это никогда и никем вроде бы не ставится: под сомнение, но он как раз отлично сотрудничает с представителями Скотленд-Ярда, а старший инспектор Чарльз Паркер — его близкий друг. Хладнокровный и рассудительный Паркер прекрасно дополняет своего импульсивного, склонного к смелым гипотезам друга, и, работая вместе, они добиваются отличных результатов. Типичный представитель среднего класса, человек традиционной викторианской морали, Паркер и аристократ Уимзи создают то самое идеальное содружество, которое способствует возникновению социальной гармонии. Кстати, и шеф Скотленд-Ярда сэр Эндрю Маккензи — также старый друг лорда Питера, и это придает дополнительную респектабельность трудному делу охраны порядка и борьбы с преступностью.

Классический детектив, повествующий о гениальных догадках великих сыщиков, был конечно же порождением и отражением XIX столетия, века веры в разум, добрую волю и научно-технический прогресс. Казалось, для развитого интеллекта, способного взглянуть на мир под правильным углом, не существует никаких преград, и совместные усилия честных и умных людей способны сделать социальную жизнь удобной и приятной и искоренить зло, главные источники которого — это незнание истины и необузданные инстинкты. Аристократизм Великого Сыщика символизировал торжество чистого, незаинтересованного интеллекта, упрямо продвигающегося к истине через завалы условностей, предубеждений и ложных посылок. Можно, конечно, теперь, с дистанции времени, иронизировать над гениями дедукции, но с точки зрения оптимальных результатов по искоренению социального зла аристократизм и отстраненность — качества крайне необходимые. В самом деле, лорд Питер — идеальный расследователь, ибо он материально обеспечен и, стало быть, его не совратить с пути к истине никакими сверхпремиями за сговорчивость. Он не одержим стремлением выбиться из грязи в князи и потому не пытается совершить восхождение в том числе и повышением раскрываемости преступлений, что в реальной жизни, кстати, порой достигается сверхактивностью следствия, запугивающего и шантажирующего жертвы так, что их потом легко добивает судья. Лорд Питер независим, и у него настолько прочные связи в британском истеблишменте, что никто не в состоянии оказать на него давление. У него нет комплекса вины, нет оскорбленного честолюбия, что порой приводит к весьма искаженному восприятию объективной реальности.

По правилам классического детектива рядом с Великим Сыщиком маячила фигура этакого Кандида (получившего у критиков в Англии и США изящно-оскорбительное прозвище друг-идиот (idiot friend). Классические друзья-идиоты — это безымянный повествователь в новеллах По о шевалье Дюпене, доктор Ватсон у Конан Дойла, капитан Гастингс у Агаты Кристи. В функции такого персонажа входило восхищение другом-сыщиком, а также подача реплик и задавание вопросов, позволяющих мастеру дедукции растолковывать свои блестящие ходы для тех, кто слабо соображает (то бишь для любезнейшего читателя). У Дороти Сейерс такой пары нет. Есть, правда, камердинер Мервин Бантер, но он очень даже смекалист и отлично исполняет поручения лорда Питера, входя в доверие к слугам, поварам и дворецким тех домов, что имели касательство к очередному загадочному преступлению. Это очень крепкий союз, где нет слуги и хозяина, но есть люди, умело делающие полезное дело, детективный аналог пары Вустер — Дживз П. Г. Вудхауса.

В предисловии к детективной трехтомной антологии Дороти Сейерс отмечала. Любовный интерес является той сковывающей условностью, от которой детективная проза освобождается крайне медленно. Издатели и редакторы… пребывают в заблуждении, что художественное произведение не может существовать без симпатичных молодых мужчины и женщины, которые в последней главе соединяются брачными узами.

Высказывание это обретет дополнительный смысл, если оценивать его в контексте детективного творчества самой писательницы. О ее влюбленности в своего персонажа лорда Питера уже говорилось. В романе Смертельный яд он делает все, чтобы спасти от обвинения в убийстве и, стало быть, смертного приговора Гарриет Вейн, симпатичную молодую женщину, сочиняющую детективы. Дочитав последнюю страницу этого романа, читатель, однако, не знает, какое развитие получат взаимоотношения лорда Питера и Гарриет. Последняя, при всем своем хорошем отношении к утонченному аристократу, знатоку вин и собирателю первых изданий, не торопится отдать ему руку и сердце. Тем не менее, когда это все же должно случиться, Сейерс утрачивает желание продолжать сериал. Мысль о том, что ей придется делить любимого героя с другой, пусть даже рожденной ее фантазией, показалась ей невыносимой. С 1937 года она больше не пишет детективных романов, переключившись на более серьезные материи.

Она пишет эссе и пьесы религиозного содержания, много занимается средневековой литературой. В 1957 году выходит в свет ее перевод Песни о Роланде, с 1949 года публикуется перевод Божественной комедии Данте, полностью изданный в 1962 году.

Между тем ее детективные романы и рассказы продолжали издаваться в Англии и США, переводились на другие языки. В России, впрочем, Сейерс появилась с немалым опозданием. Во-первых, детектив как жанр никогда не пользовался расположением советских литературных чиновников, нутром чуявших в нем врага — как-никак этот жанр воспевал торжество закона, справедливости и утверждал, что для честного, ищущего ума нет никаких тайн и загадок, что шло вразрез с практикой социалистического общества, где такие установки полагались чем-то вроде сильного яда для строителей коммунизма. Никаких симпатий у ведавших переводным репертуаром не вызывали религиозные убеждения и консервативные установки писательницы, хотя не менее консервативным Конан Дойлу и Честертону у нас повезло и цензоры оказались благосклонны. С другой стороны, сами по себе тексты Сейерс с их многочисленными литературными аллюзиями и специальной терминологией бросали Вызов переводчикам, и далеко не все из них могли соответствовать высоким требованиям, задаваемым оригиналами, каковые давали основания некоторым ценителям детективного жанра утверждать, что Сейерс — самый интеллектуальный из представителей интеллектуального детектива.

Поставив точку в своей литературно-детективной карьере, Сейерс, однако, не утратила связи с коллегами по, перу. С 1949 года и до самой смерти, последовавшей в 1957 году, она была президентом детективного клуба, основанного в свое время Г. К. Честертоном. A еще два десятилетия спустя увидела свет литературная биография Уилки Коллинза, над которой писательница работала в последние годы жизни.

Сергей Белов

Биографическая справка, составленная Полом Остином Делагардье

Мисс Сейерс попросила меня заполнить некоторый пробел, а заодно исправить несколько неточностей, вкравшихся в описание жизни и деятельности моего племянника Питера. Я с удовольствием это сделаю. Разумеется, каждый из нас мечтает увидеть в печати свое имя, тем не менее, выступая как лицо, причастное к триумфу моего племянника, я намерен проявить скромность, подобающую моему возрасту.

Семья Уимзи — старинная семья, я бы сказал даже — чересчур старинная. За всю свою жизнь отец Питера сделал единственную разумную вещь — соединил свой выродившийся род с мощной ветвью Делагардье. И несмотря на это, мой племянник Джеральд (нынешний герцог Денверский) всего лишь тупоголовый английский сквайр, а моя племянница Мэри была не более чем легкомысленной и капризной глупышкой, пока не вышла замуж за полицейского и не взялась за ум. Питер, я рад это отметить, пошел в свою мать и в меня. Сказать по правде, он весь — нос и нервы, но это гораздо лучше, чем мускулы без мозгов, как его отец и брат, или комок эмоций, как сын Джеральда — Сент-Джордж. По крайней мере, ему повезло в том, что он унаследовал ум Делагардье — в противовес несчастному темпераменту Уимзи.

Питер родился в 1890 году. В то время его мать была сильно обеспокоена поведением своего мужа (Денвер всегда был несносным человеком, хотя грандиозный скандал разразился лишь в год его пятидесятилетия), и, должно быть, ее волнение сказалось на ребенке. Это был бесцветный малютка, беспокойный и непослушный, слишком наблюдательный для своего возраста. У него не было ничего от физической мощи Джеральда, но он развил в себе то, что я назвал бы телесной крепостью — это скорее ловкость, чем сила, у него был быстрый глаз, необходимый для игры в мяч, и прекрасные руки, созданные для обращения с лошадьми. Он был храбр, но храбрость его была чертовски своеобразна: затевая рискованное предприятие, он заранее предвидел все последствия риска. Ребенком он страдал от ночных кошмаров и, к ужасу отца, всерьез увлекался книгами и музыкой.

Его ранние школьные годы нельзя назвать счастливыми. Он был капризным ребенком, и школьные товарищи, вполне естественно, я думаю, прозвали его Хлипкий и всерьез не принимали. В целях самозащиты он, вероятнее всего, превратился бы во всеобщего шута, если бы его спортивный наставник в Итоне не обнаружил, что он великолепный, прирожденный крикетист. После этого, само собой разумеется, все его странности воспринимались как остроумная шутка, а Джеральд пережил настоящий шок, видя, что презираемый им брат стал личностью более значительной, чем он. К седьмому классу Питер ухитрился стать примером для подражания: атлет, стипендиат, arbiter elegantiam — nec pluribus impar12. И самое прямое отношение к этому имел крикет: большинство выпускников Итона до конца жизни будут помнить Великолепного Хли и его игру против Хэрроу, сам же я взял на себя честь познакомить Питера с хорошим портным, показать ему все прелести Лондона и научить отличать хорошее вино от плохого. Денвер мало о нем заботился: он погряз в собственных проблемах, и к тому же слишком много хлопот доставлял ему Джеральд, который к тому времени приобрел в Оксфорде репутацию классического дурака. По правде говоря, Питер никогда не ладил со своим отцом, он был безжалостным критиком его поступков, а привязанность к матери развила в нем едкий сарказм по отношению к отцу.

Нужно ли говорить, что Денвер меньше всего винил себя в неудачах своего отпрыска. Ему стоило немалых денег вытащить Джеральда из тех неприятностей, в которые он попал, пребывая в Оксфорде, и он охотно согласился препоручит мне своего второго сына. А в возрасте семнадцати лет Питер и сам сблизился со мной. Он был не по годам взрослым и разумным, поэтому я обращался с ним как с человеком светским. Я поместил его в надежные руки в Париже, дав ему все необходимые наставления: вести дела на здоровой деловой основе, завершать их в добром согласии обеих сторон и никогда не скупиться. Он полностью оправдал мое доверие. Я не сомневался, что ни у одной женщины на свете не было причины жаловаться на него, а две из них по меньшей мере стали даже членами королевских семей (хотя, как мне кажется, довольно сомнительного происхождения). Здесь вам снова придется верить мне на слово, потому что данных о его общественном воспитании до смешного мало.

Питер этого периода был просто очарователен: открытый, скромный, с хорошими манерами, приятным живым остроумием. В 1909 году он блестяще выдержал экзамен в Баллиоли по курсу современной истории, и тут, должен признаться, он стал невыносим. Мир был у его ног, и он заважничал. Вместе со всеобщим признанием он приобрел особые оксфордские манеры, монокль и безапелляционность суждений, хотя, нужно отдать ему справедливость, он никогда не относился свысока ни ко мне, ни к своей матери. Он был на втором курсе, когда герцог Денверский сломал себе шею на охоте и Джеральд наследовал его титул. Надо сказать, что в управлении имением Джеральд проявил больше чувства ответственности, чем я от него ожидал. Однако он совершил большую ошибку, женившись на своей кузине Елене, костлявой манерной девице, провинциалке с головы до ног. Она и Питер искренне возненавидели друг друга, но он и его мать всегда могли найти прибежище в Дауер-Хаус.

В последний год своего пребывания в Оксфорде Питер влюбился в семнадцатилетнего ребенка и забыл обо всем, чему я его когда-то учил. Он обращался с ней так, словно она была сделана из стекла, а со мной — как со старым чудовищем разврата, который сделал его недостойным ее нежной чистоты, я не отрицаю: это была изысканная пара — белое и золотое, как говорили люди, принц и принцесса лунного света. Лунная фантазия, лунный мираж, если сказать точнее. Но никто, кроме меня и его матери, не озаботился спросить у него, что он собирается делать в свои двадцать лет с женой на руках, у которой ни ума, ни характера; сам же он, разумеется, ни о чем не мог думать и был, что называется, дурак дураком. К счастью, родители Барбары решили, что она слишком молода для замужества, так что Питер подошел к концу курса с настроением сэра Эгламора13, заполучившего своего первого дракона: он положил к ногам юной леди диплом с отличием, словно голову дракона, после чего начался период добродетельного послушничества.

Затем разразилась война14. Конечно, молодой идиот вбил себе в голову, что перед уходом на фронт он непременно должен жениться. Но тут-то из-за своей благородной щепетильности он сделался игрушкой в чьих-то руках. Его внимание обратили на то, что, если он вернется калекой, это будет слишком несправедливо к молодой девушке. Нимало не раздумывая, в приступе неистового самоотречения он освободил девушку от всех обязательств. Честно сказать, это меня порадовало, хотя средства достижения такого результата мне претили, и сам я руки к этому не приложил.

Питер блестяще показал себя во Франции, он был хорошим офицером, и все его любили. Затем, приехав в отпуск в звании капитана, он обнаружил, что девушка вышла замуж за беспутного повесу, некоего майора N., за которым она ухаживала в госпитале и который в обращении с женщинами руководствовался правилом: хватай быстро — держи крепко. Для Питера это был жестокий удар, потому что девушке не хватило смелости предупредить его заранее. Прослышав о его приезде, они спешно поженились, и вместо нежной встречи Питера ждало письмо с извещением о fait accompli15 и напоминанием о том, что он сам предоставил ей свободу.

Должен сказать, Питер сразу же пришел ко мне и признался, что был настоящим дураком. «Прекрасно, — сказал я, — это тебе урок. Смотри, не сваляй дурака в других делах». Он вернулся на фронт, я уверен, с тайным намерением быть убитым, но все, чего он добился, — это был чин майора и орден «3a безупречную службу», полученный им за несколько дерзких, хорошо организованных вылазок в тыл врага. В 1918 году под Кодри при разрыве мины его засыпало землей, Что вызвало тяжелое нервное расстройство, на излечение которого ушло не менее двух лет. После этого он поселился на Пикадилли с камердинером Батнером (бывшим его сержантом, глубоко преданным ему) и начал приходить в себя.

Не боюсь признаться, что я был почти готов к происшедшим в нем переменам. Он начисто утратил свою удивительную открытость, перестал доверять людям, не исключая меня и своей матери, усвоил фривольные манеры и выработал особое, снисходительное отношение к окружающим — одним словом, стал настоящим посмешищем. Он был богат и мог позволить себе все, что ему захочется. С некоторой долей злорадства я наблюдал, как пытались его заполучить послевоенные лондонские дамы. «Бедному Питеру вредно жить отшельником», — сказала одна пожилая матрона. «Мадам, — ответил я, — живи он так, это было бы ему только полезно». Нет, с этой стороны он меня не беспокоил. Но меня не могло не беспокоить то, что человек его способностей не имеет дела, которое занимало бы его ум, и я сказал ему об этом.

К 1921 году относится дело об эттенберийских изумрудах. Оно нигде не описано, однако наделало много шума даже в то бурное время. Суд над похитителями вызвал целую серию сенсационных разоблачений, но, пожалуй, самой большой сенсацией стало то, что в качестве главного свидетеля со стороны обвинения выступил лорд Питер Уимзи.

Это было больше чем сенсация. Для опытного, знающего полицейского случай, о котором идет речь, я думаю, не представлял особых трудностей, но для «титулованного сыщика» — совсем другое дело. Джеральд был в ярости, но лично я не возражал — лишь бы Питер чем-нибудь занялся. Мне показалось, что эта работа доставляет ему удовольствие, и, кроме того, мне понравился человек из Скотленд-Ярда, с которым он познакомился в ходе расследования: Чарлз Паркер, спокойный, разумный, благовоспитанный, друг и зять Питера. У него было ценное качество — он хорошо относился к людям, не пытаясь влезть к ним в душу.

Меня беспокоило только то, что для Питера это занятие стало больше чем хобби (если джентльмену вообще полагается иметь таковое). Нельзя же вешать убийц для собственного развлечения! Интеллект Питера намного превосходил возможности его нервной системы, и я уже стал опасаться, как бы это не кончилось для него плохо, потом что по окончании каждого дела к нему возвращались ночные кошмары и он снова страдал от последствий контузии. И вдруг Джеральду, именно Джеральду, этому величайшему болвану, в самый разгар его инвектив16 по поводу деградации Питера и «неподобающей» его положению полицейской деятельности, было предъявлено обвинение в убийстве. Он предстал перед судом палаты лордов, и, естественно, все действия Питера подробно освещались в печати, что обратило все клеветнические измышления в его адрес просто в неудавшуюся шутку.

Питер вытащил своего брата из беды и, к моему облегчению, по завершении дела как следует напился. Теперь он понял, что его хобби — вполне законная, полезная для общества работа, и стал проявлять большой интерес к общественным делам, выполняя время от времени небольшие поручения министерства иностранных дел. Позднее к нему вернулась живость чувств, и он уже не приходил в ужас, если кто-то выказывал их и по отношению к нему.

Его последняя причуда — любовь к девушке, которой он помог, сняв с нее обвинение в убийстве возлюбленного. Она отказалась выйти за него замуж, как поступила бы любая девушка с характером. Положение было двусмысленным изначально, ибо благодарность и унизительный комплекс неполноценности не могут служить основой для брака. «Мой мальчик, — сказал я ему тогда, — то, что было глупостью в двадцать, правильно теперь. Это не то слабое существо, которое требовало нежного обращения, и только, она пережила ужас и боль. Начни с начала, но предупреждаю тебя: здесь потребуется вся выдержка, которой ты научился за свою жизнь».

И он внял моим словам. Я не видел, чтобы кто-нибудь проявлял больше терпения. Девушка была честной, правдивой, умом и характером, и он начал учить ее, как принимать, а это намного труднее, чем научить отдавать. Я думаю, в конце концов они обретут друг друга, если смогут управлять своими чувствами. Я знаю, он хорошо понимает, что в их случае нет иного пути, кроме добровольного согласия.

Сейчас Питеру сорок пять, пришла пора остепениться. Как вы можете видеть, я сыграл не последнюю роль в его карьере, что в целом делает мне честь. Это настоящий Делагардье с небольшой примесью Уимзи, лишенный, однако (я должен быть справедлив), того чувства социальной ответственности, которая, говоря высоким стилем, препятствует полному вырождению нетитулованного мелкопоместного английского дворянства. Что касается его занятия, то совершенно не важно, детектив он или не детектив. Главное — он ученый и джентльмен. Интересно будет наблюдать его в роли мужа и отца. Я старею, у меня (насколько мне известно) нет собственного сына, я должен бы радоваться, видя Питера счастливым. Но как говорит его мать: «У Питера всегда есть все. Кроме того, что ему действительно нужно», и все-таки, Я думаю, он счастливее многих.

Перевод с англ., Л. Серебрякова, 1993

Избранная библиография

  • Чей труп? (Whose Body?, 1923)
  • Под грузом улик (Clouds of Witness, 1926)
  • Неестественная смерть (Unnatural Death, 1927), также издавался как Родословная Доусона (The Dawson Pedigree)
  • Неприятное происшествие в Беллонском клубе (The Unpleasantness at the Bellona Club, 1928)
  • Лорд Питер видит тело (Lord Peter Views the Body, 1928) — сборник рассказов
  • Смертельный яд (Strong Poison, 1930)
  • Пять отвлекающих маневров (The Five Red Herrings, 1931), также издавался как Подозрительные персонажи (Suspicious Characters)
  • Найти мертвеца (Have His Carcase, 1932)
  • Смерть по объявлению (Murder Must Advertise, 1933)
  • Hangman’s Holiday, 1933
  • Девять ударов за упокой (The Nine Tailors, 1934)
  • Возвращение в Оксфорд (Gaudy Night, 1935)
  • Медовый месяц в улье (Busman’s Honeymoon, 1937)
  • С уликами в зубах и другие истории (In the Teeth of the Evidence, and Other Stories, 1939) — сборник рассказов
  • Striding Folly, 1972
  • Lord Peter, 1972 под редакцией Джеймса Сандо (James Sandoe)
  1. Ежегодная премия за лучшее стихотворение, написанное студентом Оксфордского университета. Была учреждена в 1806 г. в память о сэре Роджере Ньюдигейте, существует до сих пор.
  2. Это выяснила уже после ее смерти Барбара Рейнольдс – подруга, душеприказчица и биограф Сэйерс.
  3. Дороти Л. Сэйерс. Сильный яд. Перевод с англ. М. Переясловой.
  4. Так говорит об Уимзи одна из сотрудниц рекламного агентства Пим в романе Убийству нужна реклама.
  5. Дороти Л. Сэйерс. Как я придумывала лорда Питера Уимзи. Перевод с англ. О. Попова.
  6. Дороти Л. Сэйерс. Сильный яд. Перевод с англ. М. Переясловой.
  7. Имеется в виду роман Дороти Л. Сэйерс Clouds of Witness (1926), в заглавии которого используется библейская цитата: Посему и мы, имея вокруг себя такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще (Евр. 12:1). Роман выходил на русском языке под названием Труп в оранжерее.
  8. Эта привилегия была упразднена только в 1948 году.
  9. Charles Wilfrid Scott-Giles. The Wimsey Family: A Fragmentary History Compiled from Correspondence with Dorothy L. Sayers.London: Gollancz, 1977.
  10. Первая строка известного мнемонического стихотворения, помогающего запомнить типы силлогизмов.
  11. Дороти Л. Сэйерс. Сильный яд. Перевод с англ. М. Переясловой.
  12. Образец элегантности, которому нет равных (лат.).
  13. Эгламор – герой средневекового английского романса.
  14. Имеется в виду Первая мировая война (1914-1918).
  15. Свершившийся факт (фр.).
  16. Инвектива – резкое выступление против кого-либо, обличение
Оцените статью
Добавить комментарий
  1. Алексей

    Героя Найо Марш зовут не Фредерик, а Родерик. А вообще — спасибо за прекрасную статью.

    1. А. Владимирович автор

      Спасибо большое. Я догадываюсь, просто не хотел редактировать статью чужого автора!