Редьярд Киплинг не принадлежит к числу самых образованных английских писателей. Поэзию он знал превосходно, но и только. В остальном знания у него были обширные, но нахватанные и очень часто заимствованные из вторых рук. Читал он много, но беспорядочно, и отсутствие систематического университетского образования никогда по-настоящему не восполнил. Он потому и принимал с таким восторгом высокие ученые степени, что они служили для него своеобразной психологической компенсацией отсутствию обыкновенного диплома. Очевидно, вполне достаточной. Конечно, писателей готовят не в университетах. Диккенс, в отличие от Киплинга, и школы-то настоящей не кончил, но литературные вкусы у него были очень строгие, первостепенное он легко отделял от второстепенного, и просматривая список книг, им прочитанных, убеждаешься, что он сызмала познакомился с лучшими образцами английской литературы. Иначе обстоит дело с Киплингом.
Существует специальное исследование Чтение Киплинга, написанное в 1939 году американкой Энн Метлек Уэйгандт. Из него мы получаем представление о том, насколько несистематическим было чтение Киплинга и избирателен его вкус. Среди книг, им прочитанных, были вещи для истории культуры основополагающие — такие, например, как Кентерберийские рассказы Джефри Чосера — лучшее, что дала английская литература XIV века, или Путь паломника Джона Беньяна, заложивший еще в XVII веке основы английской прозы. Но при этом назвать его литературное образование последовательным, а вкусы строгими значило бы впасть в заметное преувеличение. Он имел некоторое представление об Аддисоне, Стиле, Ричардсоне. Возможно, читал Голдсмита. Наверняка читал Историю Тома Джонса, найденыша Филдинга и Приключения Родрика Рэндома Смоллетта, но они ему (в отличие от Диккенса) не понравились и другими книгами этих писателей он не заинтересовался. Он читал одну пьесу Шеридана, поскольку играл сэра Энтони Абсолюта в школьном спектакле по Соперникам, но этим его познания в тогдашней английской драме и ограничились. Зато он увлекался Дефо, Свифтом, и, что может показаться на первый взгляд удивительным,— критиком-классицистом Сэмюелем Джонсоном, у которого учился стилю. Правда, о своем интересе к этим авторам он рассказывал в 1890 году, когда достиг славы рассказчика и еще не проявился как романист. В Дефо его привлекала точность деталей, в Свифте он видел в первую очередь своеобычную личность, но вполне мог бы оценить в его Гулливере все ту же особенность — точность деталей, наиболее выпукло проявляющуюся на фоне фантастического повествования. Читал он и Стерна, но уже во время путешествия в Англию через Восток и США, — иными словами, тогда, когда все его ранние рассказы уже были написаны. Если подвести итог, то становится нетрудно заметить, что все это прочитал автор рассказов, действительно отличающихся выверенностью деталей, соотнесенностью частей, отточенностью стиля, типичных именно для писателей XVIII века, а заодно и характерной для них графичностью. Киплинг пока что график, нисколько не живописец.
Как ни удивительно, этот романтик плохо знал Вальтера Скотта — взял в руки только Роб Роя и Пирата, а у романистов последующего поколения прочитал Книгу снобов, Ярмарку Тщеславия и Ньюкомов Теккерея, но словно бы по обязанности и гораздо выше Теккерея ставил авторов теперь уже забытых или полузабытых, писавших о приключениях. Одного из них следует, впрочем, выделить — Роберта Смирса Сертиса (1803-1864), известного своими юмористическими очерками и романами о горе-спортсмене Джерроке, опубликованными частью до Пиквикского клуба, частью после него и иллюстрированными тем же Физом, который работал над книгами Диккенса. Это не случайно: Диккенса Киплинг любил.
Из современников Киплинг не мог не заметить Мередита и Томаса Харди, но особого интереса к ним не проявил. Его настоящим увлечением были Стивенсон, которого он мечтал — и не успел — навестить на Самоа, его друг Райдерс Хаггард и, конечно же, Конан Дойл. С ним у Киплинга тоже были близкие отношения.
Он, как уже говорилось, восхищался Марком Твеном. И еще популярным тогда в Англии Брет Гартом.
Имел Киплинг некоторое представление и о французах — Бальзаке, Золя, Готье, Рабле, но вряд ли когда-либо открыл какую-нибудь книгу Стендаля и лет до двадцати с лишним не читал Мопассана. В период всеобщего увлечения русской литературой Киплинг умудрился не прочесть ни Тургенева, ни Толстого, ни Достоевского, ни Чехова. Правда, Киплинг был председателем юбилейного Толстовского комитета, но назначение на этот академический пост считалось престижным, что он очень ценил. О Пушкине и Лермонтове, прочитанных по-французски в школьные годы, он скорее всего позабыл. Во всяком случае, интереса к их продолжателям не испытал ровно никакого.
Словом, Киплинг был, как предпочитают выражаться его английские исследователи, неразборчивым читателем. Он мог пройти мимо великих и увлечься писателями просто занятными. И все же из этого обилия литературных впечатлений в каждый период его творчества должно было вычлениться что-то главное, наиболее ему в это время нужное.
Когда Киплинг писал Кима, самым нужным ему оказался роман большой дороги.
Вполне возможно, что Киплинг не знал как следует Дон Кихота. Ему не понравился Том Джонс, автор которого считал себя продолжателем Сервантеса. Но зато он прекрасно знал Диккенса. Это все компенсировало. Записки Пиквикского клуба и книги Сертиса — их малый спутник — задали Киплингу форму Кима, а лама и Ким сделались его Дон Кихотом и Санчо Пансой. До этого Англия знала уже несколько донкихотских пар — Джозефа Эндруса и пастора Адамса, Тома Джонса и Партриджа, Мистера Пиквика и Сэма Уэллера. Новая английская донкихотская пара двинулась в путь по дорогам Северной Индии — от Лахора до Бенареса и от Бенареса до Гималаев, и ни один из ее членов англичанином не был. Впрочем, индийцами их назвать тоже было трудно. Ким — это Кимбол О’Хара, сын солдата-ирландца из расквартированного в Индии полка; лама пришел с Тибета. Дон Кихот не покидал пределов Испании. Джозеф Эндрус, Том Джонс и Сэмюел Пиквик проделали свой путь по Англии. Правда, герой француза Лесажа Жиль Блаз бродил по Испании, но он и был испанцем, а форму романа большой дороги как раз и дала Испания. Кстати говоря, еще до Сервантеса. Предшествовавший Дон Кихоту испанский плутовской роман — пикареск — тоже был романом большой дороги, и Киплинг своего Кима именно пикареском и называл. Так случилось, что этот не слишком литературно образованный писатель включился в самую старую традицию европейского романа — очень старую, восходящую еще к рыцарскому роману, хотя и нашедшую со временем новых героев и перенесшую их в обстановку реальности.