Монография известных французских теоретиков и авторов детектива Буало и Нарсежака открывается утверждением, что детектив это таинственный жанр, о котором никто ничего не знает. По мнению Режиса Мессака, это рассказ, посвященный прежде всего методическому и постепенному раскрытию рациональными средствами точных обстоятельств таинственного события 1. Франсуа Фоска считает, что детективный роман суммарно можно определить как рассказ об охоте на человека, но — и это основное — охоте, при которой применяется научный способ рассуждения, объясняющий на первый взгляд незначительные факты с целью сделать из них выводы 2.
Существует и множество других определений сходящихся на том, что детектив (от английского to detekt — раскрывать, обнаруживать) как бы предполагает приглашение читателя участвовать в раскрытии некой тайны, чаще всего преступления, подготавливаемого или уже совершенного, но раскрытии, проводимом, как правило, рационалистическим, даже научным способом. При этом почти всегда детектив начинается с обнаружения трупа или исчезновения человека. В классической форме детектива виновный в преступлении — чаще всего поступок преднамеренный, преследующий определенные цели, при котором преступник принимает все меры для того, чтобы скрыть свои следы, отвести от себя подозрение. Отсюда задача автора — поискусней и поэффективней столкнуть две противоборствующие логики, волю, находчивость и предусмотрительность преступника с волей, искусством и проницательностью инвестигатора (расследователя дела). Уже упомянутый Ф. Фоска намечает следующие технические правила детектива:
1. Случай, составляющий его сюжет, — тайна на вид необъяснимая.
2. Один или несколько персонажей — одновременно или по очереди — ошибочно рассматриваются как виновные, или поверхностные доказательства указывают на них.
3. Пристальное изучение фактов, материальных и психологических, в первую очередь строго логическое рассуждение, берет вверх над поспешными выводами. Исследователь никогда не отгадывает. Он наблюдает и рассуждает.
4. Решение, соответствующее фактам, совершенно неожиданное.
5. Чем более необычным представляется случай, тем легче его разгадать.
6. Когда все невозможное исключено, верным решением является то, которое осталось, сколь бы невероятным оно ни казалось 3. Прибавим, что, по верному замечанию Н. Рыковой, чем сложнее и глубже загадка, чем обстоятельнее и логичнее расшифровка, чем психологически убедительнее, правдивее развязка, тем лучше и удачнее роман или новелла. Читатель невольно сотрудничает с инвестигатором, стараясь угадать, кто убийца, как доказать вину… Но развязка должна быть материально и психологически оправдана. И тогда в игру вступают требования подлинной литературы — писатель должен проявить дарование в построении характеров, стать мастером диалога и острым наблюдателем жизни 4.
Все сказанное диктует и необходимость следующего из главных ингредиентов детектива — образа выдающегося разгадчика загадок, человека, обладающего исключительной остротой ума, видящего то, чего не замечают другие, умеющего сопоставить факты и данные — личная храбрость, ловкость, обаяние, а зачастую и физическая сила, хотя следует отменить, что в современном психологическом детективе этот момент претерпевает значительные изменения. По верному замечанию Д.М. Затонского, в XX столетии, когда разрыв между видимым и сущим стал особенно заметен и мода на безупречных героев миновала, Холмса замели патер Браун. Не исключено, что Джильберт Кейт Честертон создавал образ этого маленького, скромного, на первый взгляд, боязливого детектива-священника как антитезис его прославленному светскому предшественнику. Агата Кристи пошла еще далее по этому пути: ее мисс Марпл — болтливая, любопытная, въедливая старуха, а Эркюль Пуаро — невыносимый хвастливый карлик 5.
Но пойдем дальше. В классическом зарубежном детективе, нормы которого установлены такими корифеями жанра, как По, Коллинз и Конан-Дойль, расследователь не является представителем официальной юстиции. Это не полицейский сыщик или следователь, а частный детектив. Мало того. Он не только не находится на государственной службе, а наоборот, противопоставляется официальной полиции, как правило, тупой, формалистичной и бездарной. Думается, что и здесь права Н. Рыкова, характеризующая этот образ как порождение индивидуалистической буржуазной культуры, противостоящей безличной силе государства, как начала общегражданского и потому — в буржуазной действительности и с точки зрения буржуазного интеллектуализма — начала абстрактного и бездарного 6.
Верность этого замечания подтверждается тем фактом, что почти все сыщики классического детектива в какой-то мере оригиналы или чудаки и уж во всяком случае — люди чем-то необычные, в своей же области — подлинные артисты. И они далеко не всегда профессионалы, как знаменитый Холмс или Пуаро. Часто у них есть своя мирная профессия или общественное положение, как у патера Брауна, принца Флоризеля Богемского Стивенсона, папаши Табаре Габорио, старой девы мисс Марпл. Иногда они обладают какой-то манией, страстью, привычкой или просто физическим недостатком или приметой, сразу привлекающей внимание читателя. Это — хвастливость, холеные усы и французские словечки Пуаpo, наркотики и химические опыты Холмса, круглая голова и бугристый лоб Рулетабия, смертельная болезнь инспектора Берлаха (Дюрренматт). Нередко в классический детектив вводится образ помощника и друга инвестигатора, выполняющего функции комментатора, свидетеля и поверенного лица, композиционно облегчающего ведение рассказа. Нужно ли говорить, что ярчайшим его воплощением является наперсник Холмса доктор Уотсон. Его простоватость и ограниченность (нельзя быть выше читателя по уму!) присущи и капитану Гастингсу Агаты Кристи, и адвокату Сенклеру у Гастона Леру.
Разумеется, перечисленные особенности детектива далеко не исчерпывают все богатство и разнообразие жанра. В основном они относятся к английской, точнее, англо-американской школе детектива, признанной в детекивологии классической, да и то охватывают отнюдь не все ее явления. А ведь наряду с ней существуют и другие национальные традиции, имеющие ряд своих характерных черт и приемов, не говоря уже о специфических особенностях детектива стран социализма, где инвестигатором, как правило, является не частный сыщик-любитель, а официальный представитель юстиции — сотрудник милиции или органов безопасности. Впрочем, именно эта черта в какой-то мере роднит его именно с французским детективом, первой особенностью которого с момента его возникновения (а таковым считают творчество Эмиля Габорио) является образ инвестигатора-полицейского, практика, противостоящего английскому сыщику-интеллектуалу. И даже маленький лобастый Рулетабий Гастона Леру (ближе всех стоящий к нормам классического детектива), силой своего ума и логики решающий сложнейшие проблемы, вплоть до пресловутой проблемы local clos (изолированное место, замкнутое помещение, в котором, вопреки всем возможностям, совершено убийство), не нарушает этого правила, поскольку в конечном счете работает не на себя, а на свою газету.
Дюпен был детективом; Лекок полицейский. Тут более чем нюанс, это манера, характерная для двух национальностей. Англосаксы увлекаются детективом, французы предпочитают полицейского. Детектив — человек образованный, джентльмен. Он осторожно снисходит к преступлению, оценивает его как знаток даже как дилетант. Изучает, как вещь из коллекции. Пускается по его поводу в рассуждения. Детектив вошел в литературу под видом праздного богача, ищущего достойного применения своим способностям. Это — интеллектуал.
Полицейский стал почти прописным персонажем в том смысле, что он, не колеблясь, влезает в самую гущу дела. Приходится, раз ты из полиции. Даже если у него иная специальность (адвокат, журналист, писатель), он из людей, готовых действовать, бороться; он следует своей интуиции и, рассуждая здраво, теориями себя не утруждает. Детектив интересуется проблемой, полицейский — случаем 7.
Этот интерес к случаю, точнее, к данному случаю, неизбежно ведет к углублению в него, к стремлению психологически объяснить совершившееся. Ведь преступление, по верному замечанию Нарсежака, включает для различных аспекта: оно является действием (замысел, обдумывание, подготовка, поиски безнаказанности за содеянное), для которого важно как и кто. Оно является и делом (важность мотивов, своеобразие поведения преступника), в данном случае существенно — почему. В зависимости от того, что выдвигается на первый план, или преступник отступает перед преступлением (проблема), или же преступление бледнеет перед преступником (психология) 8.
Так возникают две разновидности детектива: детектив-проблема, загадка и детектив психологический, в центре внимания которого оказывается уже не преступление, а его мотивы, его психологическое обоснование, в результате чего интерес сосредотачивается на личности преступника. Мало того, в некоторых вариантах его, особенно в последнее время, интерес уже всецело сосредотачивается на внутреннем мире преступника, на анализе его реакций на нависшую над ним опасность. Это создает в романе атмосферу напряженного и мучительного ожидания неизбежной трагической развязки: возникает так называемые роман навеса (suspense). Прием этот, разумеется, характерен не только для французского детектива. Он широко используется в кино, в частности Хичкоком.
Зато именно во французском детективе впервые появляется и приобретает широкое распространение прием превращения в героя романа не расследователя, а преступника. Преступника, наделенного незаурядным умом, силой, ловкостью, вступающего в единоборство с полицией и выходящего из него победителем. Ярчайший пример — Арсен Люпен Мориса Леблана, вор-джентельмен, противопоставленный автором даже самому Шерлоку Холмсу. Персонаж, наделенный чисто галльской находчивостью, энергией и юмором, романтический, самоотверженный, как Гаврош, и остроумный, как Сирано, Люпен возникает, по мнению французских критиков, как реакция на поражение Франции 70-х годов прошлого столетия. Холмс не столько человек, сколько мозг, — справедливо замечают Буало и Нарсежак, — и мозг английский, сформированный Спенсером и Стюартом Миллем. Его слишком разумные рассуждения были ничто против импровизаторского стиля Люпена 9. Следует прибавить, что герои французского классического детектива выступают, как, впрочем, и герои лучших образцов английского, в качестве защитников справедливости, как люди гуманные, симпатизирующие свои подопечным и стремящиеся им помочь, разумеется, в том случае, когда это жертвы, а не хищники. Зачастую они не лишены определенного демократизма, что придает романам достаточно яркую социальную и демократическую направленность.
В связи с этим представляется спорным утверждение Д.М. Затонского, считающего, что интерес к детективному произведению исчезает в тот самый момент, когда вам объявляют имя убийцы, и что после чтения детектива, независимо от его качества, наступает чувство разочарования, вызванное его жанровыми особенностями, ибо детективный автор (во всяком случае, такова его первейшая отличительная черта) ставит перед нами логическую загадку. Мы пытаемся вместе с ним разрешить ее. А когда узнаем ответ, наши предположения внезапно и непроизвольно прерываются. Отсюда и разочарование 10.
Исследователь исходит в данном случае из важной философской посылки, отыскивая корень детектива в специфических особенностях литературы XX столетия, указанных еще Гонкурами. Речь идет о перенесении центра внимания писателя, самой основы романа, от сердца к голове, от чувства к мысли, от драматических столкновений к математическим выкладкам. Исходя из этого, он считает, что одной из заповедей детективного жанра является ненужность, даже недопустимость эмоционального вмешательства в сюжет, ибо криминальная литература — прежде всего пища для разума.
Так ли это? Прежде чем ответить на этот вопрос, следует решить другой, пожалуй, более важный и принципиальный; определить границы детектива, то есть разрешить спор, давно идущий между теоретиками этого жанра. Речь идет о том, следует ли считать детективом любое Произведение, включающее элемент загадки и поисков ее решения, или произведение, строго ограниченное рамками загадки, подобное шахматной задаче, которое принято называть роман-проблема, роман-задача.
Любопытно, что книге Ферейдуна Овейды История детективного романа предпослан спор-диалог Жака Луи Бори с Сесилем Сен-Лораном, первый из которых является сторонником широкого понимания детектива и прослеживает его черты в литературе от античности (Одиссея, Царь Эдип) до наших дней. Второй требует четкого установления рамок детектива как жанра, родоначальником которого является Эдгар По, жанра, возникшего лишь в XIX столетии, в век прогресса, разума и научных исследований, не оставляющих места всему противоречащему законам логики и науки, всему, что не может быть разрешено ее методами 11.
Так стоит вопрос о детективе в современной зарубежной критике. Решение его не входит в задачу данной работы, но думается, что сама жизнь толкает в сторону более широкого понимания детектива (разумеется, без крайностей, типа зачисления в детективы Архимеда или Задига), ибо произведения, построенные по рецепту Поля Морана, утверждающего, что задача детективного романа не зондировать потемки души, а приводить в движение марионетки с помощью точного механизма 12, вряд ли найдут место в литературе, сферой которой есть будет человек и человеческие взаимоотношения. И Сименон, считающий, что хороший детективный роман становится просто романом совершенно прав. Художественная литература апеллирует не только к разуму, но и эмоциям читателя. Это верно хотя бы потому, что почти обязательным элементом детектива является тайна, зачастую приводящая к возникновению некоего романтического элемента. Ведь с преступлением читатель входит в область необычного, часто страшного и потрясающего, приближающуюся в какой-то мере к специфике готического романа. В худших случаях — это приводит появлению так называемой гиньольной романтики, к изображению ужасов, крови, жестокостей, мутным потоком затопившим современный черный роман (Чейз, Дар, Чейни), против которого даже столь умеренный критик, как Нарсежак, решительно восстает в своей книге Конец блефа 13, а Франсуа Фоска считает нужным его распространителей судить.
Таковы основные черты детектива как жанра. Разумеется, сказанное отнюдь не исчерпывает всех особенностей данного литературного явления, к тому же непрерывно меняющегося, как и всякое другое явление, отражающее изменяющееся лицо действительности XX века — эпохи величайших социальных и политических потрясений.
Н. Модестова
Глава из книги Комиссар Мегрэ и его автор
- Regis Messac, Le detective nouvel et I’influence de la pencee scientifique. ↩
- 8 F. Fosca, Les romans policiers. ↩
- F. Fоsса, Histoire et technique du roman policier. ↩
- G. Simenon, Romans, Ed. Progres, M., 1968, Предисловие H. Рыковой, стр. 15. ↩
- Д. Затонський, Дюрренматт i детективи. — В кн.: Ф. Дюрренмaтт, Суддя та його кат. К., 1970, стор. 204. ↩
- G. Simenon, Romans, Предисловие H. Рыковой, стр. 12. ↩
- Boileau — Narcejac, Le roman policier, p. 61. ↩
- Boileau — Narcejac, Le roman policier, p. 60. ↩
- Там же, стр. 130. ↩
- Д. Затонський, Дюрренматт i детективи, стор. 199. ↩
- Fereydoun Hoveyda, Histoire du roman policier, 1965, p. 218. ↩
- Boileau — Narcejac, Le roman policier, p. 7. ↩
- T. Narcejac, Le Fin d’un Bluff, P., 1949. ↩