Особый, совсем редкий случай в жанре детектива — отличный роман американского писателя Джона Болла Душной ночью в Каролине.
Очень интересно остановиться на этом романе не только потому, что автор здесь отстаивает прогрессивную, справедливую идею, и даже не потому, что образы здесь ярки и достоверны, а сюжет по-настоящему увлекателен, но еще и потому, что в этом талантливом романе автор тоже прибегает к необычному, любопытному приему, который на этот раз может весьма пригодиться и нам. Но разберемся во всем по порядку.
Итак, здесь уже есть положительный герой-сыщик со всеми присущими такому герою привлекательными чертами. Он умен и образован, благороден и обаятелен, смел и ловок, но… Впрочем, сначала следует иметь в виду, что события романа развертываются в маленьком провинциальном городке южного штата Каролина, где пышным цветом расцветает одно из главных проклятий Америки — расовая сегрегация негров, где все, от председателя городского совета до ничтожного бродяги, полны ненависти и презрения к человеку с темной кожей.
Вот в этом-то городке, Уэллсе, и происходит убийство, наделавшее много шума. Убит некий Энрико Мантоли, приезжий итальянец, и это последнее обстоятельство уже само по себе сделало бы этот случай в глазах отцов города и начальника местной полиции сущей безделицей, не заслуживающей особого внимания, если бы не два обстоятельства. Мантоли был композитором и дирижером, приглашенным для организации в Уэллсе музыкального фестиваля, на который возлагались немалые надежды: был шанс, что городок попадет в путеводители, а это привлечет в него туристов с деньгами и, как выразился один из жителей Уэллса, заставит привести в порядок весь этот свинарник, и мы заживем малость получше. Второе обстоятельство, заставившее обеспокоиться, заключалось в том, что Мантоли был личным другом Джорджа Эндикотта, богача, недавно приехавшего с Севера и немедленно выбранного в городской совет Уэллса.
И в ту же ночь, когда произошло убийство, патрульный полицейский Сэм Вуд задерживает на вокзале подозрительного негра, дожидавшегося поезда в комнате для цветных. Сэм задерживает его великолепно, по всем правилам, не оставив ему ни малейшего шанса на побег. Впрочем, негр и не сопротивлялся.
Начальник полиции, тупой и грубый верзила из бывших тюремщиков, Билл Гиллспи был весьма доволен: неизвестный негр, приехавший бог весть откуда, бумажник набит деньгами, которых, по его убеждению, ни одному негру честно не заработать и тем более не сберечь, значит… И Гиллспи удовлетворенно хмыкнул. Приговор был произнесен, груз упал с его плеч.
— Где же ты работаешь? — осведомился он таким тоном, что Сэму стало ясно: шеф уже собирался домой, в постельку.
— Я работаю в Калифорнии, в Пасадене.
Билл Гиллспи позволил себе мрачно усмехнуться. Он… перегнулся через стол, как бы собираясь вогнать последний шар в самую лузу.
— И чем это ты занимаешься в Пасадене, что гребешь эдакие деньги?
Арестованный ответил в ту же секунду.
— Служу в полиции, — сказал он.
Вот при каких драматических обстоятельствах мы и знакомимся с главным героем романа Вирджилом Тиббсом.
Для Билла Гиллспи ситуация осложняется еще и тем, что ни он сам, ни его подчиненные не умеют раскрывать убийства, а для Гиллспи не раскрыть это убийство означало конец только что начатой карьеры. Что же касается Тиббса, то о нем поступил следующий ответ из Пасадены: Подтверждаем, что Вирджил Тиббс последние десять лет является служащим полицейского управления Пасадены. В настоящее время занимает должность следователя. Специалист по расследованию убийств и других серьезных преступлений. Репутация отличная. Рекомендуем воспользоваться его услугами. Особенно если случай серьезный.
— Ну и ну, — только и мог сказать Сэм.
А у Гиллспи, как и у его патрона, председателя городского совета Уэллса, владельца посудо-хозяйственного магазина и двух заправочных колонок Френка Шуберта, не оказалось другого выхода, кроме как скрепя сердце все же привлечь Тиббса к раскрытию убийства Мантоли. Это в некотором смысле даже устраивало Гиллспи: если Тиббс не раскроет убийство — виноват будет только он, если раскроет — он тут никто и все лавры достанутся ему, Гиллспи. А если откажешься от него, — предупреждает своего любимца Шуберт, — и по каким-нибудь причинам не заарканишь убийцу, Эндикотт сдерет с тебя скальп — ведь у него денег больше, чем у любого другого в городе.
И Тиббс, наделенный, а точнее, обделенный всякими полномочиями, начинает действовать.
Так возникает уникальная ситуация: сыщик работает, ведет расследование один-одинешенек, окруженный всеобщей неприязнью коллег и открытой враждебностью и презрением всего белого населения городка.
И внимание читателей невольно раздваивается, даже больше того, происходит некий сдвиг внимания, почти перенос его с детективной интриги на судьбу самого героя-сыщика, на его личность. Ситуация совершенно необычная для детективного романа, весьма любопытная и, мне кажется, плодотворная, таящая в себе немало возможностей для автора.
С одной стороны, вроде бы интересно, хотя и не бог весть как важно, узнать, кто же все-таки убил старого композитора, не так уж важно потому, что мы чувствуем: убийство вполне заурядное, за ним ничего особенного не стоит, да и убийца-то, скорей всего, вполне зауряден, мелок и даже вообще ничтожен. Это ощущение, кстати, возникает отнюдь не само по себе, его создает сам автор. Убийство ему нужно как повод, чтобы привлечь читательское внимание к другой, самой важной проблеме, к самому опасному и отвратительному явлению, которое так мучает и возмущает автора: многоликий современный расизм, уродливая, жестокая и безнравственная эстафета поколений в Америке, культивирующая ненависть и презрение к национальному меньшинству, чем-то отличному и зависящему от большинства, к исторической отсталости одних народов по сравнению с материальным, но отнюдь не духовным прогрессом других. Современный расизм — удобнейшее средство, подарок истории, чтобы всегда и всюду иметь возможность увести в сторону справедливый гнев народа против своих власть имущих, — вот что прежде всего волнует Джона Болла, вот что в первую очередь стремится разоблачить он в своем романе и даже в какой-то мере исследовать. А поскольку это делается на таком остром, драматичном жизненном материале, заключенном к тому же в волнующий детективный сюжет, и делается талантливо, внимание читателя невольно приковывается к условиям, в которых ведет Тиббс свое расследование, к его трудным, сложным, порой даже опасным отношениям с окружающими его людьми.
Тиббс не только куда более образован и интеллигентен, он и нравственно настолько выше большинства из этих людей, что читатель особенно остро воспринимает то оголтелое, слепое презрение, которым Тиббс окружен.
Однако это превосходство Тиббса вызывает у людей, его окружающих, разные чувства. Мы видим, как постепенно он своим ясным умом, обширными знаниями, терпением, доброжелательностью и твердостью расшатывает у некоторых с молоком матери впитанное привычное недоброжелательство и презрение к цветному. Даже тупой, грубый, чванливый Билл Гиллспи вдруг ощущает к Тиббсу какое-то неясное, непривычное, смущающее его расположение, больше того, даже уважение, и это на время лишает его обычной самоуверенности. Черт возьми, как все было до сих пор для него просто тут и как вдруг стало сложно. Роман кончается весьма выразительной сценой. Ее стоит привести, в ней — весь нравственный смысл романа.
После раскрытия Тиббсом убийства (а его совершил действительно ничтожнейший человечишка из самых ничтожных побуждений) сам Гиллспи — подумать только! — отвозит Тиббса ночью на вокзал.
…Он затормозил у самой платформы, вышел из машины и поднял чемодан Вирджила. Тиббс все понял и не попытался ему помешать.
Шагая впереди, Гиллспи прошел на платформу и опустил чемодан перед единственной скамьей, которая предлагала свои незавидные удобства ожидающим пассажирам.
— Вирджил, я бы с удовольствием подождал с тобой, но, честно говоря, мне смертельно хочется спать, — сказал Гиллспи. — Ты не обидишься, если я уйду?
— Разумеется, нет, мистер Гиллспи. — Тиббс выдержал секундную паузу, прежде чем заговорить вновь. — Ничего, если я присяду, как вы думаете? Уж больно приятная ночь.
Гиллспи и не глядя знал, что на скамье надпись: «для белых». Но было уже за полночь и вокруг ни души.
— Я думаю, это не так уж важно, — ответил он. — Если тебе кто-то что-нибудь скажет, сошлись на меня.
— Хорошо, — сказал Тиббс.
Отойдя на два шага, Гиллспи обернулся.
— Спасибо, Вирджил, — произнес он.
— Рад был познакомиться с вами, мистер Гиллспи.
Гиллспи хотел было сказать что-то еще, даже попытался, но не смог заставить себя. Стоящий перед ним человек был черен, как ночь, и лунный свет подчеркивал эмалевые белки глаз.
— Ну, всего хорошего, — только и обронил Гиллспи.
— Всего хорошего, сэр.
Гиллспи подумал, не протянуть ли руку, но решил, что не стоит. Один раз он уже сделал это, и хватит. Вряд ли есть смысл повторять такие широкие жесты — это может только ослабить впечатление. И он зашагал обратно к машине.
Между тем расследование убийства потребовало от Тиббса немало труда. И не только потому, что никто не собирался помогать ему, а некоторые глупейшие умозаключения и действия Гиллспи ему даже мешали. Достаточно сказать, что Гиллспи додумался обвинить в убийстве честнейшего и добросовестнейшего из своих подчиненных Сэма Вуда, который во время ночного патрулирования обнаружил труп Мантоли, и только на том основании, что Сэм сделал внеочередной взнос в банк за купленный им в рассрочку домик. Гиллспи даже арестовал Вуда, и Тиббсу стоило немало труда разубедить Гиллспи в его идиотской версии.
Но кроме того, и объективные обстоятельства осложняли расследование Тиббсу. Все так, как обычно и бывает в таких случаях. Вот, например, задержан хулиган и подонок Харви Оберст, у него обнаружен бумажник убитого. Затем другая, тоже вполне добротная версия: помощник Мантоли, молодой дирижер Эрик Кауфман, которому убийство шефа открывало путь к тому, чтобы стать во главе фестиваля, а это сулило славу и немалые деньги. К тому же некоторые его слова и поступки уже после убийства выглядели, на первый взгляд, весьма подозрительными. На миг возникла и третья версия, которую подсунул полиции сам убийца: некий инженер, проезжавший в ту ночь через город на своем розовом Понтиаке как раз по той улице, где на мостовой был обнаружен труп.
Но Тиббс ведет расследование весьма квалифицированно, тщательно, даже дотошно, что само по себе необычайно интересно и своей достоверностью завоевывает безоговорочное доверие читателя. Это, кстати, еще одно свидетельство того, как важно, чтобы автор досконально, почти профессионально знал работу, которой занят его герой. Кроме всего прочего, это дает ему возможность для самых неожиданных и оригинальных сюжетных ходов, для точных деталей в характеристике персонажей.
Стоит, например, обратить внимание на выводы Тиббса из осмотра трупа или места происшествия. Вот как с их помощью он доказывает Гиллспи невиновность Оберста. Оказывается, тот левша, по одному его непроизвольному жесту понял это Тиббс. А дальше он рассуждает так:
— Когда сегодня утром я осматривал тело… выяснилось, что смертельный удар был нанесен по затылку справа под углом в семнадцать градусов каким-то тупым орудием. Это почти неопровержимо доказывает, что нападавший не был левшой. Если вы, мистер Гиллспи, возьмете на минуту вашу линейку, я объясню вам, в чем суть.
Далее он приводит еще один аргумент:
— …Мантоли ударили сзади по голове. Значит, либо на него напал кто-то знакомый… либо, что более вероятно, к нему кто-то подкрался, да так тихо, что Мантоли не почувствовал опасности. Если бы его что-то насторожило, хоть на мгновение, он бы повернул голову и удар пришелся бы под другим углом… А у Оберста жесткие кожаные каблуки, — продолжал Тиббс, — да еще со стальными подковками, чтобы поменьше снашивались. В таких ботинках слышен каждый шаг.
Упорно, точно, со знанием дела ведет сложное расследование Тиббс, с достоинством и смело выдерживает наскоки, грубости и издевки Гиллспи, и все это вызывает невольное удивление, а затем и уважение окружающих его полицейских. Уже после первого его разговора с обозленным от свалившихся на него неприятностей Гиллспи, который Тиббс провел с поразительным хладнокровием, автор замечает: И тут впервые в жизни Сэм Вуд почувствовал, что ему нравится чернокожий. Ну а когда Тиббс добился снятия всех подозрений с Сэма, тот еще больше утвердился в своих симпатиях и даже не побоялся публично их отстаивать. Когда хозяин городского кафе посочувствовал ему в связи с тем, что в полиции вдруг появился черный фараон, заметив:
— Вам, наверное, нелегко приходится.
— Ну, уж нет, — сухо ответил Сэм. — Он-то и вытащил меня из этой заварухи. Вирджил чертовски умен, — не отступившись от человека, который стоял за него, Сэм почувствовал прилив гордости.
— Да, но он — нигер, — не сдавался хозяин.
Сэм уперся ладонями в стол и вскинул глаза.
— Вирджил не нигер. Он цветной, он черный, он
негр, но не нигер. Я знаю кучу белых, которые и вполовину не так головасты.
Владелец кафе сразу присмирел.
Словом, отличный роман написал Болл. Хотя в чисто Детективном плане он, на мой взгляд, все же не избежал некоторых просчетов. Дело вот в чем. Мы все время видим, как великолепно доказывает Тиббс полную профессиональную несостоятельность Гиллспи. Но как работает он сам, как идет к цели? Тут автор прибегает к приему, который усердно использовал когда-то еще Конан Дойль: лишь в самом конце герой рассказывает, как он раскрыл преступление. Прием, на мой взгляд, не самый удачный, свидетельствующий, что автор не смог или не захотел решить задачу более сложную и интересную: раскрыть, так сказать, творческую лабораторию поиска, трудность открытий, цену сомнений, горечь временных поражений, все волнения и радости в ходе самого поиска.
Конечно, понять Болла можно. Слишком много сил и внимания требовала от него поставленная им самим «сверхзадача», слишком сильно владела им главная мысль: разоблачить ненавистный ему расизм в Америке. Понять это, конечно, можно. Даже простить. Но отметить следует, хотя бы для себя. Как урок. Нельзя пренебрегать любым элементом, который может обогатить детективный роман, сделать его еще ярче и увлекательней, да и полезнее тоже. И тем усилить его воздействие на читателя.
И все же роман, повторяю, в целом отличный. Он еще больше укрепляет мою любовь и уважение к жанру.
Начиная разговор о романе Болла, я, если помните, оговорился, что это случай особый и совсем редкий: черный сыщик в условиях жестокой расовой сегрегации. Однако это человек, у которого буржуазное общество не сумело отнять порядочность и высокие нравственные принципы.
А. Адамов
