Магия Джона Диксона Карра

Джон Диксон Карр является проблематичной фигурой в истории детективного жанра, несмотря на свой авторитет и славу мастера изощренных головоломок и самых запутанных историй об убийстве в закрытой комнате. Книга А. Владимировича «Магия Джона Диксона Карра» из серии «Пестрая лента«

Читать

Мастер головоломок

Джон Диксон Карр остается проблематичной фигурой в истории детективного жанра, несмотря на свой несомненный авторитет и славу мастера самых изощренных головоломок и автора самых запутанных историй об убийстве в закрытой комнате.

Во-первых, он был коренным американцем, хотя большинство его произведений воспринимаются как работы английского мастера. Даже сами англичане нередко включают его работы в один ряд с работами британских мастеров жанра. Во-вторых, из-за прямо противоположных оценок его творчества, расходящихся от скупых оценок «скучно» до восторженных «гений!». Например, некоторые исследователи жанра, среди которых Жак Барзун и Робин Уинкс, склонны считать его работы бесплодными упражнениями в создании головоломных задачек, с интерлюдиями, наполненными утомительными от фарса сценками. В то время как другие весьма уважаемые критики, в числе которых Энтони Баучер и романист Кингсли Эмис, видят Джона Карра в пантеоне лучших представителей детективного жанра, где-то между Гилбертом Честертоном и Артуром Конан Дойлем.

Подобно другим авторам Золотого века детектива, Карр оставил после себя большое творческое наследие: порядка 70 романов и десятки радиопередач на детективные и криминальные сюжеты. Но в отличие от многих других классиков детектива, его творчество включает в себя работы очень разнообразные по жанру и стилю, чем мы обычно ожидаем найти у автора идеального преступления.

Одна из первых и ключевых его работ — «Убийство сэра Эдмунда Годфри» — представляет собой образец подлинного детектива классического типа. Отметим и очень важную для исследователей и блестящую по объему рассмотренного материала биографию Артура Конан Дойла («The Life of Sir Arthur Conan Doyle»). Среди произведений есть и несколько исторических романов, лучшим из которых следует признать «Дьявол в бархате», а также отличные критические работы, к примеру, знаменитая глава о Запертой комнате из книги «Три гроба»1. Среди более поздних работ Карра есть также и триллеры, которые, безусловно, опрокидывают принципы Детективного клуба с ног на голову. Здесь «Сжигающий суд», который, подобно роману Агаты Кристи «Убийство Роджера Экройда», написан с нарушением канона. И более спокойный детектив «Окно Иуды», в котором Карр умудряется свести все сюжетные линии к судебной драме; критики, кстати, считают этот роман лучшим образцом детектива в запертой комнате.

Поклонники этого писателя до сих пор спорят между собой, обсуждая, какая из книг Карра является лучшей в его творчестве. Например, С. Т. Джоши в своей критической работе «Джон Диксон Карр: критическое исследование» называет роман «Убийства арабских ночей» «величайшей чистоты детективом из когда-либо 1 В России роман вышел под названием «Человек-призрак».

созданных». Роберт Брайней же указывает на роман «Кривая петля» как лучший в коллекции. Историк и романист Лилиан де ла Торре выбрал в качестве образцового романа и вовсе «Убийство сэра Эдмунда Годфри». А многие российские поклонники называют лучшим романом — «Табакерку императора», возможно, из-за высокого качества перевода. Но большинство читателей, которые знакомы с произведениями Карра, наверняка сойдутся во мнении, что расцвет творчества этого писателя относится к 30-м годам прошлого века, на которых мы и сосредоточим свое внимание.

Краткая биография

Самоучка

Джон Диксон Карр (John Dickson Carr) родился 30 ноября 1906 года в городе Юнионтаун (Uniontown) в Пенсильвании. Его отец, Вуда Николас Карр (Wooda Nicholas Carr) был обеспеченным адвокатом, который, занявшись политикой, был даже избран в Конгресс. Мать, Джулия, очень эмоциональная и несдержанная женщина, к которой сын испытывал спокойное, ровное сыновнее чувство. Его настоящей страстью были книги, любовь к которым привил ему отец, когда Джону было всего четыре года. Джон читал запоем и не мог остановиться, с легкостью он проглатывал романы Александра Дюма, Роберта Луиса Стивенсона, рассказы о Шерлоке Холмсе, но поскольку первой книгой была сказка Фрэнка Баума о стране Оз, именно это детское впечатление магии и волшебства, которое должно господствовать над реальностью, осталось с писателем на всю жизнь. Тайны и романтика детектива также оставили свой глубокий след в юной душе, среди его любимых произведений были рассказы Жака Фатрелла, Роберта Юстаса и других писателей.

В школе учеба его почти не привлекала, хотя родители и надеялись, что мальчик, наконец, возьмется за ум и сможет поступить в университет и стать, подобно отцу, адвокатом. Чтобы встряхнуть Джона, родители отправляют его учиться в Высшую школу (Hill School), престижное частное учебное заведение с упором на литературе2. Здесь Джон также не делал особых успехов, разве что в изучении английского и латыни, но провалил все экзамены по математике. Уже во время обучения в школе Карр начал писать свои первые серьезные истории. Среди этих сочинений была приключенческая история о Великом Гиньоле (Grand Guignol), которая позднее превратилась в первый роман.

Из-за плохой успеваемости Джона родители отказались от надежды отправить сына в Гарвард, ему пришлось довольствоваться Хаверфордским колледжем, где молодой писатель продолжал строчить свои рассказы. Его увлечения и привязанности, сохранившиеся с ним на всю жизнь, были ясны с ранней юности, с его первых работ. Так, его всегда привлекали тайны, приключения и романтика, а еще больше он любил комбинацию из всего перечисленного. Несмотря на свои не очень большие успехи в учебе, но благодаря его неиссякаемому энтузиазму, его работы публикуют в журнале колледжа, а спустя два месяца он становится его редактором.

2 Выпускником школы, еще до того как в нее поступил Джон Карр, был другой известный автор детективов — Эдмунд Уилсон (Edmund Wilson).

Уже в годы обучения в колледже Карр создает своего первого детектива — Анри Бенколена (Henri Bencolin) — французского префекта полиции (сродни Огюсту Дюпену у Эдгара По и месье Лекоку у Габорио). Карр посвящает своему герою порядка полутора десятков рассказов и пять романов, в которых много художественных красок тратит на создание атмосферы, напоминающей его более поздние «Арабские ночи», слегка приторной от сверхъестественного, угрожающей и нарядно-карнавальной. Критики отмечают, что в этих историях о таинственных исчезновениях, крылатых кинжалах, привидениях из старинных замков, написанных очень эмоционально, а порой с использованием парадокса между восприятием преступления и его реальным исполнением, чувствуется сильное влияние Гилберта Честертона.

Джону не удалось закончить колледж, но он каким-то образом сумел убедить родителей в необходимости совершить поездку в Париж, где и написал свой первый роман «Дьявол Кинсмер» (Devil Kinsmere, 1934), который был опубликован много лет спустя. Роман был написан в жанре исторических приключений и опубликован под псевдонимом Роджер Фэйрбэрн (Roger Fairbairn). Возможно, Карр мечтал стать сочинителем исторических романов, подобно Рафаэлю Сабатини, ведь именно на эти годы приходится не только расцвет детективного романа, но и время великих исторических приключений, выходивших из-под пера Сэмюэла Шеллабаргера (Samuel Shellabarger), Кеннета Робертса (Kenneth Roberts) и Маргарет Митчелл (Margaret Mitchell).

После возвращения домой в возрасте двадцати трех лет Карр отказывается на время от исторических романов и публикует свой первый детектив — «Оно ходит по ночам» (It Walks by Night, 1930). На фоне жуткого убийства автор разворачивает свою первую историю невозможного убийства. Книга была хорошо принята критикой, отметившей, что страшная история словно «пародирует самое себя». Эту черту мы найдем и во всех последующих романах Карра, в которых ужасные истории рассказываются на фоне уютного кафе, с немного игривой интонацией, от чего становятся совсем не страшными, ведь по-настоящему автора занимает только игра с читателем в прятки.

Следующие три романа из серии о детективе Бенколене также повторяют эту жуткую атмосферу, о которой автор рассказывает, словно удобно усевшись в кресле и попивая свой любимый грог. Романы «Потерянная виселица» (The Lost Gallows3, 1931), «Замок „Мертвая голова“» (Castle Skull, 1931) и «Убийство в музее восковых фигур» (The Corpse in the Waxworks, 1932) богаты также фольклорными и историческими мотивами, а убийства при этом происходят в символических местах, словно усиливая необычность происходящего, но в итоге все колдовство, проклятия, нежить разрушаются под напором логики.

Как мы уже упоминали, честертоновская манера изложения повествования, поведение сыщика и целый ряд других признаков указывает на подражание или очень сильное и заметное влияние на романы Карра со стороны английского писателем Г. К. Честертона. Подобно знаменитому отцу Брауну, сыщик, нарисованный Карром, расследует дело, не собирая улики или 3 Роман был издан на русском языке под называнием «Тень убийства»

опрашивая свидетелей, Бенколен восстанавливает все детали преступления в своем воображении, погружаясь в атмосферу случившегося.

Истории Карра всегда поражают своей зрелостью, но больше всего удивляет его стремление рассказать обо всем сразу, как пишет автор в своем письме к Фредерику Даннэю, одному из братьев писавших под псевдонимом Эллери Куин, от неистового желания новичка втиснуть максимум сюрпризов, насколько это возможно в скромных пределах романа, от чего произведения раннего периода обнажают стыки и авторские уловки.

Ужас и загадка

Какова причина создания жуткой атмосферы в произведениях Джона Диксона Карра? Когда критики задаются этим вопросом, они забывают о первом, и, пожалуй, наиболее правдивом ответе: Карру просто нравилось воспроизводить в своих книгах подобную атмосферу и погружаться в эту ужасную романтику. Это будет понятнее, если мы станем на место молодого человека из Пенсильвании, которого мало привлекали события реального мира, ведь гораздо интереснее участвовать в приключении, когда сердце колотится от адреналина, или если тебя окружают узкоглазые красавицы, тайные общества, а по пути на работу ты сталкиваешься со сверхъестественным уродливым убийством.

Американское общество 30-х годов — благодатная почва для подобных приключений, смешивающих смелость и уродство. Ведь именно в эти годы в комиксах впервые появляются Капитан Марвел и Фантом, выходят романы о капитане из Кастилии и коварном и ужасном докторе Фу Манчу. Великая депрессия и серые, невзрачные будни исторгли из окружающей реальности соблазнительные чудеса «Арабских ночей».

Поиски невозможного преступления можно отнести к этой же серии. Ведь когда женщина лежит на пустом пляже задушенная, а к ее телу ведет только одна цепочка следов, читатель невольно погружается в жуткую атмосферу сверхъестественного и необъяснимого. Или же человек прилюдно ныряет в бассейне и не выныривает, а полиция не может найти даже тела. С литературной точки зрения, подобное развитие сюжета не более чем продолжение традиционного английского преступления, обычно совершаемого на закрытой вилле, это своего рода выход из сюжетного тупика. Многие невероятные преступления включают в себя точное расписание, подробное описание механизмов, до минуты расписанные алиби. Весь этот набор инструментов сравним с инструментами фокусника или мага, но, в отличие от фокусника, который скрывает разгадку фокуса, показывая нам в финале живую ассистентку, конечной точкой романа является логическая и вполне жизнеподобная схема, раскрывающая секрет этой загадки, иначе бы мир сошел с ума. Эти ужасы и таинственность и создают неповторимый стиль детективов Джона Диксона Карра. Мы словно наблюдаем за представлением во время шоу, которое перед нами разыгрывает писатель.

После успешной публикации своего первого романа Джон Диксон Карр переезжает в Нью-Йорк. В конце 20-х годов у него постепенно формируется писательский стиль, который останется с ним на всю жизнь. Он терпеливо и сосредоточенно работает над каждой книгой, просиживая над печатной машинкой до 12 часов в день, иногда несколько недель, а порой и несколько месяцев. После завершения очередной книги он бурно, с друзьями и шумными попойками, празднует окончание работы над нею. Надо сказать, что с женой Карру очень повезло: после нескольких безуспешных попыток изменить его стиль жизни, она отказалась от своего намерения и просто приняла все как есть, обильно курящего и пьющего в моменты между работой над очередным романом.

Карр познакомился с Кларисой Кливз (Clarice Cleaves) в 1930 году во время возвращения в Америку из Лондона. Молодой писатель возвращался из отпуска, а девушка направлялась в США с целью найти там работу. Корабельный роман расцвел, а в 1932 году они поженились, не пригласив на свадьбу ни родных, ни друзей. Вскоре после свадьбы молодые решили съездить ненадолго в Лондон, а после приезда остались там на шестнадцать лет. Это были лучшие годы в творчестве детективного писателя. В одной из своих радиопостановок «Бритва на Флит-стрит» (A Razor in Fleet Street, 1948) автор устами своего персонажа, молодого американца, влюбленного в английскую девушку, говорит: «Лондон является также и моим домом, в некотором смысле. Он околдовал меня еще когда я был мальчишкой. Ведь здесь жили Шерлок Холмс! Фу Манчу! а сквозь туман доносится стук хендомского экипажа…». В отличие от Америки, где основной национальной чертой, по словам Карра, было накопительство, в Англии сохранился дух рыцарства и чести, поскольку традиция здесь была превыше всего.

Уже в следующем году выходит очередной его роман «Логово ведьмы» (Hag’s Nook, 1933), в котором автор представляет на суд читателей нового детектива знаменитого доктора Гидеона Фелла. В целом атмосфера этого романа мало чем отличается от детективов с Бенколеном, сохраняя европейские черты: семейное проклятие, древняя рукопись, разрушенная тюрьма, злая ведьма и, конечно, невероятное преступление. На смену удалому Анри Бенколену приходит детектив, внешне напоминающий Гилберта Кийта Честертона, знаменитого автора рассказов об отце Брауне.

Приложение №1

Фрагмент из романа «Человек-призрак»

Для убийства профессора Гримо, а позже — равно невероятного преступления на Калиостро-стрит, подойдут самые фантастические определения. И для этого есть все основания. Те из друзей доктора Фелла, кто любит загадочные ситуации, не смогут найти в своих записных книжках более жуткой истории. Итак, дано: совершены два убийства, причем таким образом, что убийца должен быть не только невидимкой, но еще и легче воздуха. Согласно показаниям свидетелей, этот убийца расправился со своей первой жертвой и буквально испарился. Затем он совершил второе убийство посреди пустынной улицы, в обоих концах которой находились прохожие, но ни одна живая дуга не видела его, а на снегу не осталось отпечатков его ног.

Естественно, старший полицейский офицер Хедли никогда не верил в колдовство или привидения. И он был прав — не считая тех чудес, которые в нужный момент получали вполне земное объяснение. Но кое-кто уже начинал задумываться: а не является ли таинственная фигура, участвующая в этом деле, призраком, бесплотной оболочкой? Им начинало казаться, если снять с него шляпу, черное пальто и детскую карнавальную маску, то под ними ничего не окажется, как у Человека-невидимки из знаменитого романа Герберта Уэллса.

Выше было использовано выражение «согласно показаниям свидетелей». Нам следует быть очень осторожными в отношении этих показаний, особенно, если они получены не из первых уст. И в этом деле читатель в самом начале должен быть поставлен в известность, на чьи показания он может абсолютно положиться, дабы избежать ненужных заблуждений. Так сказать, должно быть заранее известие, что кто-то говорит правду — иначе не будет настоящей тайны, да и самой повести.

Таким образом, необходимо сообщить, что мистер Стюарт Миллз, секретарь профессора Гримо, не лгал, ничего не убавил и не прибавил от себя, а описал все события именно так, как он их видел. Также необходимо отметить, что трое независимых друг от друга свидетелей на Калиостро-стрит (господа Шорт, Блэквин и полицейский констебль Уизерс) говорят чистую правду.

В силу этих обстоятельств одно из событий, предшествующих преступлению, должно быть освещено более подробно. Это была заявка, толчок ко всем последующим событиям. Мы пересказываем его по записям доктора Фелла так, как мистер Стюарт Миллз описывал его самому доктору и старшему полицейскому инспектору Хедли.

Это случилось за три дня до убийства, в среду вечером, шестого февраля 193… года, в отдельном кабинете «Уорвикской таверны» на Мьюзеум-стрит. Доктор Шарль Берне Гримо жил в Англии около тридцати лет и говорил по-английски без акцента. За исключением живой жестикуляции, когда он бывал возбужден, и привычки носить старомодную черную шляпу и черный галстук на резинке, доктор казался большим англичанином, чем его друзья. Никому не было известно о годах его молодости. Он был состоятельным человеком, но продолжал преподавать, выступать с лекциями и писать статьи. Но последним он занимался мало, а кроме того, исправлял какую-то общественную должность в Британском музее, которая открывала ему доступ к тому, что он называл «манускриптами по прикладной магии» «Прикладная магия» была его страстным увлечением, и на ней он создал себе научный капитал: любая чертовщинa — от вампиров до «черной мессы» — вызывала его живейший интерес. Но в итоге, за все свои труды в этой области он получил пулю в грудь.

Он был рассудительным человеком. Сверлящий взгляд, манера говорить быстро и таким образом, что слова, казалось, сами, без участия губ, выскакивали из горла, смех сквозь зубы. Среднего роста, с мощным торсом, физически очень сильный. Все в округе Музея знали его черную бороду, чечевицы пенсне, прямую спину и семенящую походку.

Профессор жил в массивном старом доме на западной стороне Рассел-сквер. Вместе с ним проживали его дочь Розетта, экономка мадам Дюмон, секретарь Стюарт Миллз и разорившийся экс-учитель по фамилии Дрэймен, которого Гримо держал в качестве помощника в своей библиотеке.

Но настоящей компанией Шарля Гримо были члены своеобразного клуба, учрежденного в «Уорвикской таверне» на Мьюзеум-стрит. Друзья собирались четыре-пять раз в неделю в отдельном кабинете, зарезервированном специально для них. Хотя кабинет и не являлся официально отдельным, случайные посетители не осмеливались заходить в него, если только не были специально приглашены. Завсегдатаями клуба были: шумный и лысый коротышка Петтис, знаток историй о привидениях, Мэнгэн, газетчик, и Барнэби, художник. Руководителем и душой компании был профессор Гримо.

Почти каждый вечер (кроме субботы и воскресенья) Гримо отправлялся в «Уорвикскую таверну» в сопровождении Стюарта Миллза. Там с кружкой горячего грога в руке он садился в свое любимое кресло, чтобы уже весь вечер не вставать из него. По словам Миллза, споры часто бывали жаркими, хотя никто, Кроме Петтиса и Барнэби, никогда не давал бой профессору всерьез. Несмотря на свою интеллигентность, он был страстной натурой. Обычно они просто слушали его неисчерпаемые истории о колдовстве — настоящем или поддельном, когда простаков дурачат мистификациями. Сам по-детски обожал запутанные истории и, поведав очередное предание о средневековом колдовстве, в резюме кратко разоблачал его тайны, как автор детективного романа. Друзья наслаждались атмосферой таких собраний, напоминающих старомодные вечера в провинциальной гостиной. Это продолжалось вплоть до вечера шестого февраля, когда ужасное предзнаменование ворвалось в их круг неожиданно, как порыв ветра, распахивающего дверь.

— В тот вечер дул порывистый ветер, — рассказывал Миллз, — и обещали снегопад.

Кроме самого Миллза и Гримо, у камина сидели Петтис, Мэнгэн и Барнэби. Профессор Гримо, дымя сигарой и жестикулируя, излагал легенду о вампирах.

— Откровенно говоря, — сказал Петтис, — меня удивляет ваше отношение к этому вопросу. Сейчас я читаю книгу историй о привидениях, которых на самом деле, разумеется, не было. Тем не менее, я сам верю в привидения. А вы, специалист по всем этим загадочным явлениям, не верите ни одному из фактов, О которых сами же нам рассказываете… Это все равно как если бы издатель «Британской Энциклопедии» написал в предисловии, что не ручается за достоверность статей.

— A почему бы и нет? — сказал Гримо, как обычно почти не разжимая губ и не отводя взгляда от огня в камине.

— Я — человек, который знает слишком много, — продолжил он после паузы, — И потом, нигде не сказано, что настоятель храма должен быть верующим. Впрочем, все это не важно. Я занимаюсь этими вещами только для того, чтобы в итоге популярно объяснить всем, как возникают те суеверия и легенды. Например, вампиры. Предание, о котором я говорил, вышло из Венгрии, где возникло между 1730 и 1735 годами. Но вот вопрос: каким образом венгры получили доказательства, что мертвецы могут вставать из гробов и появляться среди людей?

— Так, значит, доказательства были? — спросил Барнэби.

Гримо самодовольно выпятил грудь.

— Они эксгумировали на кладбищах трупы и видели, что некоторые покойники оказывались перевернутыми и скрюченными, а на лицах и руках были кровь и ссадины. Это и послужило для них доказательством… Но если мы вспомним, что как раз в это время в Венгрии разразилась эпидемия чумы…. Подумайте о беднягах, которых похоронили заживо, решив, что они скончались. Представьте, как они бились в гробах, прежде чем умереть по-настоящему. Вот так, джентльмены. Именно это я и имею в виду, когда говорю о корнях суеверий. И это представляет для меня главный интерес.

— И для меня, — раздался чужой голос, — это представляет большой интерес.

Миллз рассказывал, что не услышал тогда, как вошел этот человек в комнату, хотя ему и почудилось движение воздуха от открывающейся двери. Вероятно, все были главным образом поражены именно вторжением постороннего в их компанию, куда практически не допускались чужие, и никто никогда не встревал в их разговоры. Или же их удивил голос того человека, низкий и хриплый, с иностранным акцентом и оттенком торжества, явно звучащим в нем. Как бы то ни было, от неожиданности все просто онемели.

— В нем не было ничего примечательного, — рассказывает Миллзз. — Он стоял в стороне от света пламени, в поношенном черном пальто с поднятым воротником, в низко надвинутой шляпе с опущенными полями. А ту небольшую часть лица, которую они могли бы видеть, он прикрывал рукой в перчатке.

Кроме того, что он был худым и длинным, Миллз ничего не мог сообщить. Но в голосе незнакомца, в его манере держаться, в жестах было что-то неуловимо знакомое.

Он заговорил. И его речь звучала так, словно он пародировал профессора Гримо.

— Вы должны извинить меня, джентльмены, — сказал он, — сказал он, и торжество в его голосе росло, — за вторжение в ваше общество. Но я хотел бы задать знаменитому профессору один вопрос.

— Никто и не думал возражать ему, — рассказывает Миллз. — Мы все внимательно слушали, словно завороженные. Даже Гримо, продолжая неподвижно сидеть с сигарой во рту, был весь внимание. Он только коротко произнес: «Ну?»

— Вы не верите, — продолжал незнакомец, убрав руку от подбородка и подняв указательный палец, — что человек может встать из гроба, что он может невидимым проникать повсюду, что четыре стены для него — ничто? А главное, что он опасен, как всякое исчадие ада?

— Я не верю, — резко сказал Гримо, — а вы?

— А я сделал это! Но это еще не все! У меня есть брат, который может еще больше, нежели я, и он очень опасен для вас, профессор. Мне не нужна ваша жизнь. Но он разыскивает вас.

Присутствующие постепенно начали приходить в себя. Молодой Мэнгэн, бывший футболист, вскочил с кресла, а коротышка Петтис нервно заерзал.

— Послушайте, Гримо, — сказал Петтис, — этот тип явно ненормальный. Может быть… — он сделал движение в сторону колокольчика, но незнакомец вмешался:

— Взгляните на профессора Гримо, — сказал он, — прежде чем вы решитесь звать людей.

Гримо взирал на пришельца с нескрываемым ужасом.

— Нет, нет! — воскликнул он. — Оставьте его. Пусть расскажет о своем брате и о гробах…

— О трех гробах, — добавил незнакомец.

— О трех гpo6ax, — согласился, — если вам так угодно. Сколько вам угодно, ради бога! Теперь, вероятно, вы представитесь нам?

Левой рукой неизвестный вынул из кармана пальто и бросил на стол замусоленную визитную карточку. Вид этой обыкновенной визитки каким-то образом вернул всех к действительности, и дело, казалось, готово было обернуться шуткой, а сам странный посетитель — в чудака-артиста, потому что Миллз взял карточку и громко прочитал: «Пьер Флей, иллюзионист», В одном из углов было напечатано: «2В, Калиостро-стрит», а в другом нацарапано от руки: «Или Академический театр». Гримо рассмеялся. Петтис выругался и позвонил в колокольчик официанту.

— Итак, — сказал значительно профессор, постучав указательным пальцем по карточке, — я не сомневался, что этим все закончится. Вы — фигляр, не так ли?

— Разве в карточке написано так?

— Ах, простите, если я понизил ваш профессиональный статус, — продолжал Гримо. — Не соблаговолите ли продемонстрировать нам один из ваших фокусов?

— С удовольствием, — неожиданно согласился Флей. Его движение было таким быстрым, что никто не успел среагировать. Это было похоже на нападение. Он наклонился к Гримо через стол и руками в перчатках опустил воротник своего пальто. И прежде, чем кто-либо из сидевших вокруг смог увидеть его лицо, он вновь поднял воротник. Миллзу показалось, что он заметил ухмылку. Гримо, казалось, остался невозмутимым, но его нижняя челюсть слегка отвисла, а лицо заметно побледнело машинально продолжал постукивать пальцем по визитке.

— A теперь, прежде, чем уйти, — произнес Флей, — я задам знаменитому профессору последний вопрос. В один из ближайших вечеров кое-кто собирается к вам. Я тоже в опасности, когда появляется мой брат, но я готов взять риск на себя. Кто, придет к вам. Угодно вам, чтобы это был я — или мне прислать моего брата?

— Присылайте своего брата! — зарычал, вскакивая, Гримо. И будьте прокляты!

Прежде, чем кто-либо успел шевельнуться или что-нибудь произнести, дверь за Флеем захлопнулась. И вместе с этой дверью захлопнулась крышка лабиринта загадок, сопровождающих трагедию, произошедшую в субботу вечером, 9 февраля. В описанный нами вечер, б февраля, человек-призрак уже ступал неслышно по темным, заснеженным улицам Лондона, и три вещих гроба уже маячили на горизонте.

Доктор Гидеон Фелл

Доктор Гидеон Фелл (Doctor Gideon Fell) — персонаж Джона Диксона Карра, который автор продолжал использовать на протяжении почти 25 лет, чьи характер и привычки, как у истинного англичанина, остались неизменными, прототипом для которого послужил литературный кумир самого Карра — Гилберт Кийт Честертон.

Доктор Гидеон Фелл, «тучное тело которого едва умещалось в глубоком кожаном кресле, набивал свою трубку… слегка задыхался, утомленный даже таким ничтожным усилием, как набивание трубки. Он был тучен и ходил опираясь, как правило, на две трости. В лучах света, падавшего из передних окон, его длинные густые темные волосы, в которых, словно пышные белые плюмажи, сверкали седые пряди, развевались, как боевое знамя. Эта грозная копна как бы двигалась впереди него, прокладывая ему путь. Лицо у него было большое и круглое, покрытое здоровым румянцем, и на нем то и дело возникала мимолетная улыбка, появляясь откуда-то снизу, из-под многочисленных подбородков. Но что сразу обращало на себя внимание, так это чертики у него в глазах. Он носил пенсне на широкой черной ленте, и его маленькие глазки сверкали над стеклами, когда он наклонял вперед свою крупную голову; он мог быть свирепо-воинственным, и хитро-насмешливым и каким-то образом умудрялся сочетать в себе то и другое одновременно».

Огромный живот, непослушные волосы — все эти приметы напоминают нам великого английского автора, создателя популярных рассказов об отце Брауне.

Он откинулся в кресле, приятно разогретый вином, и слушал своего собеседника. Рэмпол не взялся бы выступать в роли знатока по поводу совместимости разных напитков, однако был слегка ошарашен, видя, как Фелл наливает в бокалы вино после портера, а потом, в конце обеда, завершает все это пивом. … Красный от выпитого вина, он все говорил и говорил, раскачиваясь на своем стуле, роняя пепел от сигары на галстук, то и дело принимаясь смеяться. Только после того, как официант начал ходить возле их столика, почтительно покашливая, удалось его уговорить уйти из ресторана. Громко ворча, опираясь на две свои палки, доктор Фелл с трудом двинулся из ресторана, сопровождаемый Рэмполом.

Подобно Честертону и другим его друзьям из Детективного клуба, доктор Фелл -большой любитель засесть в баре и наслаждаться беседой, потягивая английский грог.

Как и большинство других приключений доктора Фелла, эта история также начинается в баре. Интрига закручивается вокруг того, что на лестнице ворот Изменников в лондонском Тауэре оказывается труп молодого человека в костюме для гольфа и в совершенно не соответствующем костюму головном уборе. В этом видится нечто крайне нелепое и даже жуткое. Невинная история с кражей шляп, которой в последнее время забавлялись лондонцы, начинает представляться в ином, более зловещем свете.

А через несколько страниц появляется и доктор: «Вот он, доктор, добродушный и веселый толстяк, который, кажется, стал еще более грузным и дышит еще тяжелее, изнемогая под собственным весом, с сияющим красным лицом, с помаргивающими маленькими глазками за очками на широкой черной ленте. Полные губы под вислыми бандитскими усами расплывались в хорошо знакомой усмешке, от которой вздрагивали все его многочисленные подбородки. На голове красовалась неизменная черная шляпа с широкими полями, из-под необъятного черного пальто торчали широченные брюки. Его величественная фигура заполнила собой всю лестницу, причем одной рукой он опирался на ясеневую трость, а другой размахивал в воздухе. Это было похоже на появление Деда Мороза или старого короля Коля. И в самом деле на карнавалах доктор Фелл частенько наряжался в старого короля Коля и от души наслаждался ролью».

Как мы видим, в отличие от более ранних романов Карра, где автором нагнеталась атмосфера неестественного, запретного, таинственного, в романах о докторе Фелле впервые появляются нотки искрометного юмора, и дело об убийстве чудесным образом превращается в убийство в выходные. Темная и угрожающая атмосфера преображается в карнавал веселья, где присутствуют демонические образы, но они все больше похожи на маски, за которыми скрываются обычные люди.

После выхода второго романа о докторе Фелле («Загадка безумного шляпника»), Дороти Л. Сэйерс написала, что романы Карра создают очень приятное впечатление, создавая атмосферу посредством описания бытовых деталей или воображаемых предметов, например утерянный рассказ Эдгара По, вызывая восхищение бесшабашным абсурдом, который звучит как реальность. К слову, именно эта английская писательница первой указала на сходство между доктором Феллом и Честертоном, а также общее влияние председателя Детективного клуба на работы Карра, это касается экстравагантных персонажей, и сюжета, чувствительности к символизму, и историческим ассоциациям, … а также сумасшедшим нелепостям.

Работы Карра не претендуют на изысканный стиль или слог, он описывает ситуацию простыми, не очень длинными фразами, но даже эта простота создает очень яркое визуальное ощущение всего происходящего. Простые слова и фразы превращаются в своего рода поэзию, которая позволяет читателю полностью погрузиться в атмосферу загадки, а Карр был мастером не только в загадывании головоломных преступлений, но и в описании эмоций, сопровождающих расследование.

После успеха первых романов с Гидеоном Феллом Карр решается на своеобразный литературный эксперимент — сочетание в одном произведении комического убийства и расследования. Так, его романы «Восемь мечей» (The Eight of Swords, 1934) и в некоторой степени «Слепой цирюльник» (The Blind Barber, 1934) буквально искрятся юмором. Дороти Л. Сэйерс и Энтони Баучер единодушно признают, что при чтении этих романов они буквально не могли удержаться от хохота. Невероятные интриги, основанные на комическом эффекте, сумасшедшие герои и ломаный английский в сочетании с имитацией пьяных рассказов создают поистине неповторимое ощущение.

Впрочем, отношение к юмору Карра — вопрос очень субъективный. Все-таки его юмор не дотягивает до блестящих образцов комического гения П. Г. Вудхауза, стиль которого основан на сочетании трех основных элементов: невозмутимого рассказа, блестящих сравнений и острой интриги. Если последний элемент действительно удается Карру, то первые два появляются редко и неуверенно. Юмор Карра — это комедия неловких положений, в которых оказываются герои его романов. Но именно юмор, по признанию критиков, и делает произведения с доктором Феллом лучшими произведениями в его большом литературном наследии.

Человек-призрак

Ни одна коллекция типа «100 лучших детективных романов» не может обойтись без романа, по утверждению одного из лучших знатоков жанра, английского критика Г. Р. Ф. Китинга, самым лучшим образом иллюстрирующего проблему Закрытой (запертой) комнаты, романа «Человек-призрак» (The Hollow Man, 1935; в США же он больше известен под названием «Три гроба» — «The Three Coffins»), написанного подлинным мастером детективного жанра. Ряд критиков и исследователей детектива считают поджанр романов об Убийстве в запертой комнате ключевым для классического детектива.

От книг Джона Диксона Карра всегда веет затхлым запахом запертого помещения и еще чем-то театральным. Этот запах, как ни старайся, невозможно вытравить, но, благодаря этому неуловимому признаку, романы Карра являют собой уникальный, захватывающий по своим масштабам проект, вдохновивший многих авторов. Эдмунд Криспин начал писать детективы под вдохновением от прочтения романа «Согнутая петля», с удивлением обнаружив к утру, что он прочитал его за одну ночь. Кинсгли Эмис однажды заметил, что слово «захватывающий» нужно зарезервировать только для одного писателя — Д. Д. Карра. Есть еще немало примеров, которые подтверждают гениальные способности Карра и свидетельствуют о поразительной энергетике этого человека.

Для убийства профессора Гримо, а позже — такого же невероятного преступления на Калиостро-стрит, подойдут самые фантастические определения. И для этого есть все основания. Те из друзей доктора Фелла, кто любит загадочные ситуации, не смогут найти в своих записных книжках более жуткой истории. — Если у вас не участился пульс после этих предложений, открывающих роман «Человек-призрак», значит вам не светит получать удовольствие от романов Карра.

Для своих читателей американский писатель медленно нагнетает атмосферу ужаса, выстраивая эффекты с мастерством иллюзиониста. После первого аккорда, сочетающего элементы тайны и предчувствие невероятного, Карр приводит читателя в английский паб, где разговор, конечно же, пойдет о призраках и колдовстве. Упоминание трех гробов, таинственного брата, невидимых привидений и опасности от предстоящего визита фантастического незнакомца создает впечатляюще жуткую атмосферу.

Совсем другое впечатление на читателей производит главный герой романа — доктор Фелл, здесь перед нами раскрывается атмосфера уюта, определенности и возбуждающего интереса. Карру удается невообразимым образом сочетать логику и фантастику, как красиво сказал об этом другой писатель детективов Николас Блейк «безумную логику и экстравагантное воображение». К примеру, один из героев романа «Человек-призрак» защищает себя от призраков с помощью живописи, на первый взгляд, подобная выдумка кажется нам полным безумием, но, читая его доводы в пользу данного метода, мы вынуждены согласиться с логичностью выбранного приема. Также безупречной логикой, требующейся для подобного рода детективов с убийством в запертой комнате, обладает сочетание времени, места и действия.

Джон Диксон Карр — великолепный рассказчик, умеющий не только задать повествованию тон, но и поддерживать его на протяжении всей истории, ослабляя и задавая напряжение с развитием сюжета. Он умело сосредотачивает внимание читателей на событиях, не вписывающихся в логику, и продолжает отыскивать им место в огромном детективном паззле.

Роман «Человек-призрак» содержит не только описания двух убийств, совершенных в герметично закрытых помещениях, но и чудовищное, бесстыдное отступление, семнадцатую главу под названием «Лекция о закрытой комнате», в которой автор в шумной и специфичной манере доктора Фелла описывает 7 различных типов объяснения невозможного убийства в запертой комнате.

По словам того же Китинга, эта глава не просто раскрывает секреты классической детективной истории, но и является апофеозом самого детектива. Если до появления Карра абсолютное большинство авторов детективных романов пытались скрыть от читателей секреты загадочного убийства, давая разгадку лишь в финале книги и вновь вовлекая в таинственное состояние неведения в начале очередного романа, доктор Фелл раструбил на весь мир основные секреты детектива.

Обычные любители классических детективов желают получить очередной невероятный сюжет, а затем объяснение, как это невероятное событие могло случиться. Если автор позволяет себе сползти на уровень совпадения или случайного события, детектив превращается в сенсационный роман, столь любимый в XIX веке литературный жанр, но совершенно забытый с появлением детектива в XX веке.

Джон Диксон Карр точно подмечает искусственную природу невероятного преступления. На обложках его первых романов даже был напечатан своеобразный слоган — «фантастика против факта» (fiction against fact), поэтому есть сомнения, что читатели когда-либо столкнутся с подобного рода убийством в реальной жизни или даже отыщут нечто подобное в полицейской хронике. Подобные преступления — достояние искусства. Впрочем, знатоки криминалистики, вероятно, смогут указать не пару случаев за всю историю, подходящих или смахивающих под описание, оставленное доктором Феллом.

В литературе же это возможно, поскольку писатель играет с читателем в игру, отвлекая читателя лишними уликами, ложными ходами, но подобные услуги при этом больше смахивают на обманный маневр, не дающий читателю возможности прийти к финишу первым. Джон Диксон Карр умеет играть в такие игры, увлекая не только загадочными происшествиями, но и абсолютно логичным объяснением произошедшего, а может быть, атмосферой невероятного. Самое поразительное, что ему это удавалось делать снова и снова, совершенствуя таинственные убийства и предлагая к ним свои новые объяснения.

Приложение №2

Лекция об убийстве в закрытой комнате

На столе стоял кофе, винная бутылка была пуста, сигары — зажжены. Хедли, Петтис, Рэмпол и доктор Фелл сидели за столом вокруг лампы с красным абажуром в полутемном ресторане гостиницы. Они задержались дольше всех, и лишь несколько человек продолжали сидеть за соседними столиками в этот располагающий к безделью полуденный час зимнего дня, когда особенно остро чувствуешь уют камина, а за окном падает снег. На фоне тусклого блеска рыцарских доспехов доктор Фелл более чем когда-либо, напоминал барона-феодала. Он с презрительным видом разглядывал кофейную чашечку, которую, казалось, опасался проглотить. Доктор сделал широкий жест сигарой, прокашлялся и вполне дружелюбно объявил: — А сейчас я прочту лекцию, друзья мои, по общей механике и развитию ситуации, известной в детективной литературе как «закрытая комната».

Хедли застонал.

— Как нибудь в другой раз, — предложил он. — Слушать лекции, когда у нас есть дела…

— А сейчас я прочту лекцию, — безжалостно повторил доктор Фелл, — по общей механике и развитию ситуации, известной в детективной литературе как «закрытая комната». Кхе. Всех возражающих просим опустить эту главу. Кхе-кхе!

Итак, джентльмены, для начала могу сказать, что в течении последних сорока лет, развивая свой ум чтением шедевров беллетристики…

— Если вы собираетесь анализировать неанализируемые ситуации, — перебил его Петтис, — при чем тут детективная литература?

— А при том, — доверительно произнес доктор, — что мы оказались героями детективного романа, и не делаем вид, что сами все знаем и лишь водим за нос доверчивого читателя. Давайте не будем искать оправданий тому, что мы ввязались в дискуссию о детективных романах, а честно создадим хвалу благороднейшим устремлениям книжных героев.

Однако продолжим, джентльмены. Обсуждая эту тему, я не собираюсь искать аргументы путем навязывания каких-либо правил. Единственное, о чем я намерен говорить, — это о личных вкусах и пристрастиях. Перефразируя Киплинга, мы скажем: «Существует девять и еще шестьдесят способов организовать хитроумное убийство, и каждый из них — верный». Вариант с «закрытой комнатой» является самым интересным в детективной литературе. Мне нравится, когда мои убийства часты, насыщенны кровавы и нелепы. Я люблю, когда мой сюжет насыщен яркими красками и воображением, хотя не могу вспомнить чтобы какая-либо история могла бы произойти в действительности, я не намерен слушать унылый гул повседневности. Куда более предпочтительнее грохот Ниагары или звон колоколов собора святого Павла. Все подобные вещи, должен вам признаться, доставляют счастье и радость и не побуждают подвергать критике содеянное.

Некоторые люди, которым не нравятся мрачно-трагические оттенки, настаивают на том, чтобы их вкусы воспринимались как норма. Осуждая, они употребляют слово «неправдоподобно». И таким образом они вводят себя в заблуждение, полагая, что «неправдоподобно» всего-навсего означает «плохо».

Теперь, по-видимому, имеет смысл подчеркнуть, что слово «неправдоподобно» является единственным которое не следует употреблять, предавая проклятью детективную литературу. Значительная часть нашей любви к детективам основывается на любви к неправдоподобию. Когда совершено убийство А, а В с находятся под подозрением, кажется неправдоподобным, что выглядящий вполне невинно Д может быть виновен. Однако именно он и является убийцей. Если Д имеет надежное алиби и дал показания под присягой, кажется неправдоподобным, что преступление совершено им. Однако именно им оно и совершено. Когда детектив обнаруживает на пряже щепотку угольной пыли, кажется неправдоподобным, что такой пустяк может иметь какое-то значение. Но это именно так. Короче говоря, мы подошли к тому месту, где значение слова «неправдоподобно» как в насмешку теряет смысл. Никакой правдоподобности вообще не может быть до самого конца книги. И если вы пожелаете увязать убийство с лицом, причастность которого маловероятна, вам вряд ли придется скучать, так как мотивы его действия в отличие от лица, первым попавшего под подозрение, менее правдоподобно и обязательно глубже завуалированы.

Когда у вас вырывается вопль «этого не может быть», когда вам уже поперек горла все эти маньяки-убийцы, и при этом вы говорите, что вам эта история не нравится, — это достаточно честно. Если вам что-то не нравится, вы вправе об этом сказать. Но когда вы свое собственное отношение к чему-либо превращаете в узаконенный критерий оценки достоинства или даже правдивости истории, ваши слова звучали бы уже так: «Эти события не могли произойти, потому что, если бы они произошли, мне бы это не понравилось».

Так где же правда? Мы должны проверить это на примере, условно именуемом «запертой комнатой», так как этот случай в силу своей неправдоподобности оказался под наиболее ожесточенным огнем мнений.

К своему удовольствию скажу, что большинство людей испытывает интерес к запертым комнатам. С удовольствием признаюсь, что я и сам отношусь к числу этого большинства. Так посмотрим, что нового мы можем для себя открыть? Почему мы испытываем двойственное чувство, когда слушаем объяснения по поводу запертой комнаты? Вовсе не от нашего скептицизма, а просто потому, что подсознательно чувствуем какое-то разочарование. А от этого ощущения — что вполне естественно — всего один шаг к тому, чтобы все происходящее назвать неправдоподобным или просто нелепым.

Вкратце, чтобы быть точным, — разошелся доктор Фелл, размахивая сигарой, — отсылаю вас к тому, что рассказывал нам сегодня О’Рурк об иллюзиях, которые имеют место в действительности. О господи! Да разве может история иметь шансы на успех, если мы начнем язвить даже по поводу происходящего в действительности? Уже сам факт, что это происходит, а параллельно с происходящим отлично уживаются и сами иллюзионисты, заставляет нас с вниманием относиться к подобным трюкам. Когда такие трюки встречаются в детективных романах, мы называем это неправдоподобным. Когда же это случается в повседневной жизни, мы вынуждены признать правдоподобность, однако, получив объяснение, попросту испытываем разочарование. Секрет разочарования в обоих случаях кроется в одном и том же — мы ожидали слишком много.

Видите ли, когда результат фокуса воспринимается как нечто магическое, ожидаешь увидеть магию и в процессе исполнения этого фокуса. Однако, если волшебства не обнаруживается, мы называем фокус надувательством. И, наконец, последняя черта характера убийцы, которую мы должны обсудить, — это непостоянство линии его поведения. Смысл эксперимента состоит в том, чтобы выяснить, может ли бы быть совершено убийство? Если да, то могло бы оно быть совершено без проникновения в запертую комнату? Человек исчез из запертой комнаты — так? Очевидно, что нарушение им законов природы дает ему право нарушать законы правдоподобия. Если человек изъявил желание стоять на голове, мы вряд ли согласимся, чтобы при этом его ноги оставались на земле. Примите это к сведению, джентльмены, когда джентльмены, когда будете давать оценку. Вы можете назвать результаты эксперимента неинтересными или еще как-нибудь — это дело вкуса. Однако остерегайтесь заявлять, что это неправдоподобно или таит в себе уловку.

— Хорошо, хорошо! — заерзал на стуле Хедли. — Лично я не считаю себя большим специалистом в этом вопросе, однако если вы настаиваете на лекции, тема которой, очевидно, имеет некоторое отношение к нашему делу…

— Да.

— …то причем тут запертая комната? Вы сами сказали, что убийство Гримо не представляет для нас особой проблемы. Главная загадка в том, что человек застрелен среди пустой улицы…

— Ах, это! — доктор Фелл отмахнулся с таким презрением, что Хедли удивленно уставился на него. — Я уже знал разгадку, когда еще не рассеялся дым выстрела. Я вполне серьезно. То, что не дает мне покоя в настоящий момент, — это исчезновение из комнаты. И в поисках ключа к разгадке я намерен провести классификацию различных способов убийства, которые можно совершить в запертой комнате. Упомянутое вами преступление совершено одним из таких способов.

Итак, перед вами комната с одной дверью, одним окном и прочными стенами. Рассматривая способы исчезновения из комнаты, где дверь и окна закрыты наглухо, я не стану упоминать примитивные способы проникновения в запертую комнату, которые уважающий себя автор просто обойдет молчанием. Нет необходимости рассматривать также различные варианты этого способа, например, когда в оконной раме имеется щель, позволяющая просунуть руку; или когда в потолке проделывается отверстие, через которое бросается нож, затем отверстие закрывается потайной заглушкой, при этом пол на чердаке присыпается пылью для маскировки и т. п. Принцип остается тот же, вне зависимости то того, через какое отверстие убийца проникает внутрь, будь оно меньше наперстка или больше амбарных ворот,.. Что касается классификации, то вы, мистер Петтис, могли бы делать кое-какие пометки…

— Хорошо, — усмехнулся Петтис. — Продолжайте.

— Первое, Преступление совершено в наглухо закупоренной комнате, которая действительно как бы загермитизирована. Объяснения:

  1. Это — не убийство, а цепь случайных совпадений, которые привели к несчастному случаю, напоминающему убийство. Ранее, до того как комната была заперта, совершено нападение с целью ограбления — жертве нанесены ранения, в комнате сломана часть мебели — очевидно, в результате смертельной схватки грабителя и жертвы.

Позже, уже за запертой дверью, грабитель либо непреднамеренно убивает жертву, либо душит ее, при этом допускается, что все эти события происходили в одно и то же время. В указанном случае способом умерщвления является проламывание головы предметом типа дубинки, фактически же — с использованием кого-либо предмета обстановки. Это может быть угол стола или острый край кресла, но наиболее распространенным является каминная решетка.

  1. Это — убийство, однако жертву вынуждают совершить самоубийство или умереть в результате несчастного случая. Цель достигается имитацией присутствия в комнате призраков, внушением или, что наиболее распространено, применением газа, вводимого в данное помещением извне. Газ или яд вызывает у жертвы состояние невменяемости, заставляет ее крушить все вокруг себя, создавая ложные признаки борьбы, а затем убить себя ударом ножа. В других случаях жертва протыкает себе голову шипом канделябра, вешается на электрическом проводе или душит себя своими же руками.
  2. Это — убийство, совершаемое механическим устройством, заранее устанавливаемым в комнате и маскируемым под какой-либо невинно выглядящий предмет обстановки. Это может быть ловушка, устроенная кем-либо давно умершим и срабатывающая либо автоматически, либо после того, как ставится на взвод преступником уже в наше время. Это также может быть какое-нибудь новшество современной науки. Например — огнестрельное оружие, вмонтированное в телефонную трубку и стреляющее в голову жертве, когда трубка снимается с телефонного аппарата. Или пистолет, нажатие спускового крючка которого производится за счет расширения воды в результате замерзания. Мы имеем часы, которые стреляют, когда вы начинаете их заводить; это могут быть старые настенные часы с отвратительным дребезжащим боем, и, когда вы, пытаясь унять дребезжание, касаетесь механизма боя, выбрасывается лезвие вспарывающее вам живот. Мы знаем случаи, когда для проламывания черепа используются весовые гири, сбрасываемые с потолка. Существуют кровати, испускающие ядовитый газ. Когда вы нагреваете их своим телом, отравленные иглы, не оставляющие следов…

— Видите ли, — сделал отступление доктор Фелл, — когда мы имеем дело с механическими устройствами, область неправдоподобных ситуаций рассматривается шире и выходит за рамки только запертой комнаты. Здесь можно продолжать до бесконечности, вплоть до использования механических устройств для умерщвления электрическим током. Например, пускание тока через шнур, ограждающий картины, или шахматную доску, или даже перчатку. Смерть может таиться в любом предмете домашнего обихода, включая электрокипятильник. Однако в нашем случае подобные способы, похоже, применения не нашли. Итак, мы продолжаем:

  1. Это — самоубийство, совершенное с целью создать видимость преднамеренного убийства. Человек наносит сам себе удар сосулькой, сосулька тает, в запертой комнате никакого оружия не обнаруживается, предполагается убийство. Человек стреляет в себя из пистолета, привязанного к резиновому жгуту, другой конец которого выведен в дымоход — пистолет втягивается туда после выстрела и, таким образом, пропадает из поля зрения. Вариантом этого трюка (уже не связанного с запертой комнатой) является пистолет, привязанный к перекинутой через перила моста гире и падающей после выстрела в воду. Таким же способом пистолет может быть выброшен из окна сугроб.
  2. Это — убийство, в основу которого положена иллюзия и перевоплощение. Так, жертва, для всех еще считающейся живым человеком, уже лежит убитая в комнате, за дверью, которой ведется наблюдение. Убийца, либо одетый как его жертва, либо принятый со спины за жертву, быстро входит в комнату, сбрасывает маскирующее его платье и тут же выходит, уже будучи самим собой. Иллюзия состоит в том, что он, выходя из комнаты, как бы пропускает входящего в нее человека. В любом случае у него есть алиби: когда позже обнаруживается тело жертвы, убийство рассматривается как событие, произошедшее после того, как воображаемая «жертва» вошла в комнату.
  3. Это — убийство, которое, хотя оно и совершено преступником, находящимся в момент убийства вне комнаты, тем не менее дает основания предполагать, что совершивший убийство должен был находится внутри комнаты.

— В своих пояснениях, — прервал рассуждения доктор Фелл, — я классифицирую этот вид убийства под общим наименованием «Убийство на расстоянии» или «Сосулечное убийство». Я уже говорил о сосульках, и вы понимаете, что я имею в виду. Дверь заперта, окно слишком мало чтобы позволить убийце проникнуть в комнату, и тем не менее жертве внутри комнаты наносятся колотые раны, при этом оружие не обнаруживается. Или извне производится выстрел, где в качестве пули используется сосулька, — не будем рассуждать, насколько это практично, — которая тает бесследно. Такой способ убийства находил широкое применение в период правления династии Медичи, а появился он в Риме в I веке н. э. Итак, сосулька может выстреливаться из огнестрельного оружия или лука и метаться, как нож. Кроме того, известны случаи применения соляных пуль, а также пуль, изготовляемых из замороженной крови.

Это иллюстрирует мои соображения о преступлении, совершенном внутри комнаты преступником, находившимся за ее пределами. Существуют также другие способы. Например, жертве может быть нанесен удар очень тонким лезвием, настолько тонким, что она даже не почувствует его и, лишь уйдя в другую комнату, вдруг упадет замертво. Или на голову жертве, выглянувшей из окна, недоступного снизу, сбрасывается сосулька; череп пробит и при этом никакого оружия — оно растаяло.

К тому же пункту (хотя это также имеет отношение и к пункту 3) мы можем отнести убийства, совершаемые с использованием ядовитых змей и насекомых.

Змей можно спрятать не только в комод и сейф, но и в цветочный горшок, книгу, канделябр, а также трость. Я даже помню одну веселую историю, когда янтарный черенок курительной трубки, выполненный в виде скорпиона, на самом деле явил к жизни скорпиона, когда жертва намеревалась взять трубку в рот. Что касается величайшего в истории детективного жанра убийства на расстоянии, то это случай, когда убийцей было солнце: проникший в запертую комнату сквозь окно солнечный луч пере-отразился в стоявшей на столе бутылке, сыгравшей роль увеличительного стекла, и воспламенил капсюль патрона в висевшем на стене ружье — спавший в комнате остался лежать в своей кровати с развороченной грудью.

А теперь я перехожу к заключительному пункту моей классификации:

  1. Это убийство, в основу которого положены действия, прямо противоположные описанным в пункте 5. Это означает, что практическая смерть жертвы наступает значительно позже предполагаемой. Жертва, приняв наркотики, спит в запертой комнате. Стуком в дверь разбудить ее не удается. Тогда убийцы поднимают ложную панику, выламывают дверь, врываются в комнату и, допустим, перерезают жертве горло, при этом они пытаются доказать» другим, что увидели нечто, чего на самом не видели…

— Минуту! — прервал его Хедли, постучав по столу. Доктор Фелл, сияя от своего красноречия, повернулся к нему с милой улыбкой. Хедли продолжал:

— Все это очень хорошо! Вам приходилось иметь дело со всеми случаями связанными с запертыми комнатами…

— Со всеми? — фыркнул доктор Фелл, широко открывая глаза. Конечно же, нет. Я не могу всесторонне рассмотреть случаи даже в рамках этой классификации. Ведь это только общая схема, сделанная экспромтом… А еще я намеривался поговорить о различных способах таинственного запирания изнутри дверей и окон. Итак, господа, я продолжаю…

— Пока воздержитесь, — упрямо произнес Хедли. — Я намерен возразить вам, пользуясь вашими же аргументами. Вы говорите, что мы можем получить ключ к разгадке, формулируя ряд способов, к которым прибегает убийца-трюкач. Вы сформулировали семь пунктов, каждый из которых применимо к нашему делу может быть опровергнут на основании вашей же собственной классификации. Ведь общая идея вашей классификации состоит в том, что никакой убийца исчезал из комнаты, потому что никакого убийцы в момент совершения преступления там не было. Все это не так! Единственно, что мы знаем точно, если не допускать, что Миллз и Дюмон — лгуны, это то, что убийца действительно был в комнате! Господа, что вы думаете об этом.

Петтис, сидевший впереди всех и отражавший своей лысиной свет красной лампы, делал аккуратные пометки тонким золотым карандашом. Но вот он поднял свои выразительные глаза.

— Э-э… да! — произнес он, слегка кашлянув. — Я думаю, что пункт 5 наводит на размышления. Иллюзия! А что, если Миллз и госпожа Дюмон действительно не видели, чтобы кто-то входил в ту комнату; что, если они стали свидетелями мистификации, если все случившееся было иллюзией подобно волшебному фонарю?

— я думал над этим тоже, — заметил Хедли. — Я втолковывал Миллзу эту мысль вчера вечером и обменялся с ним парой слов на эту тему сегодня утром. Где бы ни был убийца, он не был иллюзией и он действительно вошел в ту дверь. Он был вполне материален, чтобы отбрасывать тень потрясать пол вестибюля шагами, чтобы вести разговоры и хлопать дверью. Вы согласны со мной, Фелл?

Доктор мрачно кивнул и затянулся своей дорогой сигаретой.

— О, да, я с этим согласен. Он был вполне материален и он вошел в комнату.

— И при этом, — развивал тему Хедли, в то время как Петтис заказал еще кофе, — утверждаете, что все было совершено тенью из волшебного фонаря. Но не тень из волшебного фонаря убила Гримо, это был реальный пистолет в реальной руке. И наконец, Гримо не был застрелен механическим устройством. Более того, он не стрелял сам в себя и не прятал пистолет в дымоход, согласно одной из ваших версий. Во-первых, человек не может выстрелить сам в себя с расстояния нескольких футов. А во-вторых, пистолет не может махом вылететь в дымовую трубу, пронестись над крышами домов до Калиостро-стрит, застрелить Флея, а после этого шлепнуться на землю. Черт возьми, Фелл! Я рассуждаю точно так же, как и вы! Мои рассуждения находятся под очень сильным влиянием вашего образа мышления. В любую минуту я ожидаю вызова из участка, поэтому хочу вернуться к здравому смыслу… Что с вами, доктор?

Доктор Фелл, широко раскрыв глаза и уставившись на лампу, медленно опустил кулак на стол.

— Дымоход! — произнес он, — Дымоход! О господи! Хедли, каким же я был ослом!

— А что дымоход? — спросил полицейский, — Мы же доказали, что убийца не смог бы выбраться через дымоход.

— Да, конечно. Но я не это имею в виду, Я начинаю кое-что понимать, пусть даже мой проблеск — тусклый, как лунный свет, я должен еще раз осмотреть дымоход.

Петтис фыркнул от смеха.

— Как бы там ни было, — предложил он, — вы могли бы также свернуть эту дискуссию, Я согласен с Хедли в отношении одного — вам бы лучше поэкспериментировать с дверями, окнами и дымоходами.

— К моему сожалению, — продолжал доктор, выходя из состояния прострации и обретая свой прежний пыл, — в детективной литературе способы побега с использованием дымоходов популярностью не пользуются, в детективах дымоходу отводится особая роль. Например, бывают дымоходы с примыкающими к ним потайными комнатами, проникнуть в которые можно через заднюю стенку камина или даже отодвинув весь камин. Бывают даже комнаты над каминами. Более того, через дымоход можно сбросить все что угодно, преимущественно что-нибудь отравленное. Однако убийцы выбираются через дымоход крайне редко. Кроме всего прочего, этот способ намного грязнее, чем через двери и окна, при этом дверь намного более предпочтительна. И мы можем классифицировать несколько способов создания иллюзии того, что дверь заперта изнутри:

  1. Манипулирование с ключом, оставленным в замке. Это старый излюбленный способ, однако слишком хорошо всем известный, чтобы он мог использоваться всерьез. Черенок ключа захватывается клещами и поворачивается с наружной стороны двери; мы проделали это сами, когда открывали кабинет Гримо. Один из специально предназначенных для этого инструментов состоит из узкой металлической планки длиной около двух дюймов, к которой привязан кусок проволочной веревки. Перед выходом из комнаты планка вставляется в отверстие головки ключа таким образом, чтобы ее можно было использовать как рычаг, а веревка пропускается под дверью наружу. Затем дверь изнутри запирается — для этого вам достаточно потянуть за веревку, чтобы повернуть ключ в замке. Далее продергиванием веревки вы освобождаете планку из головки ключа, планка падает на пол и вы вытягиваете ее под дверью из комнаты.
  2. Простое снятие петель с двери, не трогая замка или задвижки. К этому трюку прибегает большинство школьников, желая забраться в буфет со сладостями, однако он возможен при условии, что петли расположены с наружной стороны двери.
  3. Манипуляции с задвижкой. И снова — веревка, на этот раз используемая в сочетании со шпильками или штопальными иглами. Так, шпилька втыкается в дверь с внутренней стороны используется как рычаг, перемещающий задвижку. Рычаг приводится в действие веревкой, выведенной наружу через замочную скважину. Существует также более простой способ: на конце веревки особым образом завязывается петля, которая может быть распущена резким рывком за другой конец веревки; петля набрасывается на набалдашник задвижки, другой конец веревки пропускается под дверью; дверь закрывается и запирается на задвижку перемещением веревки вправо или влево.
  4. Манипуляции со шпингалетом или падающей щеколдой. Шпингалет стопорится в верхнем положении каким-либо подкладываемым под него предметом. Дверь закрывается, предмет вытягивается и позволяет шпингалету упасть в гнездо. Наилучшим средством стопорения шпингалета является кубик льда.
  5. Простая, но эффективная иллюзия. Преступник, уже совершивший убийство, запирает дверь снаружи и оставляет ключ у себя. При этом все остальные считают, что ключ вставлен в замок с внутренней стороны. Убийца поднимает панику, разбивает верхнюю щель двери, просовывает в пролом руку с ключом и, делая вид, что он обнаруживает его с внутренней стороны, отпирает дверь.

Существуют также некоторые другие способы, например запирание двери снаружи и возвращение ключа внутрь комнаты с помощью все той же веревки, однако вы сами применения в нашем деле, потому что дверь интересующую нас комнату находилась под постоянным наблюдением Миллза.

— Итак, — подвел итоги Петтис, — вы исключаете дверь как вариант исчезновения убийцы. Но при этом, насколько я понимаю, вы также исключаете и дымоход?

— Да, именно так, — подтвердил доктор Фелл.

— В таком случае, — потребовал Хедли, — следующим пунктом нашего маршрута должно быть окно — не так ли? Безостановочно рассуждая о способах, которые явно не нашли бы применения, вы напрочь упустили из вида единственный способ, которым убийца мог бы воспользоваться…

— Да потому, что это не было запертое окно, вы что, не понимаете этого? — возопил доктор Фелл. — Я могу привести массу интереснейших случаев с окнами, но при условии, что эти окна заперты. Вы можете разбить окно, осторожно запереть его на шпингалет, а перед тем, как уйти, просто заменить все оконное стекло на новое и зашпаклевать его — новое стекло выглядеть как старое, а окно заперто изнутри. Окно же в нашем случае не было ни заперто, ни просто закрыто — оно было всего лишь неприступно.

— Похоже, я читал где-то про человека-паука, — заметил Петтис.

Доктор Фелл покачал головой:

— Давайте не будем обсуждать возможности человека-паука разгуливать по совершенно гладким стенам. Важнее другое, он должен был откуда-то начать и в каком-то месте остановиться. Однако следов нет ни на крыше, ни на земле под окном — доктор потер виски. — Но если хотите, я могу высказать одно-два предположения на сей счет.

Он замолчал и поднял глаза. В конце опустевшего зала возник силуэт какого-то человека, в нерешительности переминавшегося с ноги на ногу. Затем он стремительно приблизился, и все увидели, что это Мэнгэн. Лицо его отличалось удивительной бледностью.

— Есть ли что-нибудь новое? — спросил Хедли, стараясь сохранять максимальное спокойствие. — Что-нибудь новое о пальто, меняющих свой цвет?

— Нет, — ответил Мэнгэн, переводя дыхание. — Что-то случилось с Дрэйменом, видимо — апоплексический удар. Нет-нет, он жив, но очень в плохом состоянии. Он пытался связаться с ваши, когда ею хватил удар… Он постоянно твердил о каких-то диких вещах: будто кто-то ходит по его комнате, о фейерверках, о дымоходах.

Перевод С. Мининой

Исторические детективы

Глава из книги «Анатомия детектива»

В царстве детектива, где королева Агата Кристи, премьер-министром можно считать поселившегося в Англии Джона Диксона Карра (John Dickson Carr — 1905—1977), американца по происхождению. Издавался он и под псевдонимом Картер Диксон. С юных лет он был поклонником Шерлока Холмса и великого волшебника Оза. В его писательском творчестве соединяются эти два идеала.

В противоположность Агате Кристи с ее реализмом, точнее, требованием правдоподобия, Джон Диксон Карр всегда искал абсурда, так называемых невозможных преступлений, самых ошеломительных, поистине исключительных. Разумеется, соблюдая кодекс правил классического детектива, он никогда не прибегал к спасительной иррациональности.

Не случайно он сделался самым страстным и компетентным знатоком загадок типа запертой изнутри комнаты. В его сказках читателю важно не столько разоблачить личность преступника, сколько предугадать метод совершения убийства. Загадки Дж. Д. Карра так уникальны, что их можно сроднить разве что с изощренными ребусами американца Эллери Куина. Оба они настоящие иллюзионисты жанра.

Карьера Джона Диксона Карра началась в 1930 году с истории «Бродит ночь» (It Walks By Night), а самые удачные книги приходятся на довоенное и военное время. Это «Три гроба» (The Three Coffins, 1935; в Британии вышел под название «Пустой человек» (Hollow Man) или как в русском переводе Человек-призрак), «Убийство сэра Эдмонда Годфри» (The Murder of Sir Edmund Godfrey, 1936), «Горящий двор» (The Burning Court, 1937) и другие.

Бессмертна фигура сочиненного им в 1933 году детектива доктора Гидеона Фелла — врача, рассудительного естественника, героя двадцати четырех его книг. Еще двадцать два сюжета посвящены сэру Генри Мерривейлу, олицетворяющему трезвый ум и английский здравый рассудок. В тридцатые годы Джон Диксон Карр написал еще пять приключений инспектора Бенколена.

После пятидесятого года он издал десять исторических детективов. В произведении «Время чертова отлива» (The Witch Of The Low-Tide, 1961) он воспроизводит настроения рубежа XIX и XX веков, в «Невесте из Ньюгейта» (The Bride Of Newgate, 1950) и «Гори, огонь!» (Fire, Burn!) воссоздает Лондон XIX века, в «Тайне лондонского моста» уводит читателя в XVIII век, а в «Дьяволе в бархате» (The Devil In Velvet, 1951) и «Чрезвычайно секретно» (Most Secret, 1964) — в XVII. Архаизированная обстановка служит отличным фоном для его сюжетов и открывает новые возможности для игры, столь необходимой в любой детективной истории.

В Европе и Америке многие пробовали свои силы в жанре исторического детектива, среди них Агата Кристи, Эллери Куин, Миньон Г. Эберхарт, Джозефин Тей, Чарлз Э. Грей, Джон Вагнер, а в последние годы Дж. Г. Джеффри и Ричард Фолкирк. Итак, перед знаменитыми детективами раскрылись даже ворота времени, и сегодняшний читатель получает весьма причудливые впечатления, когда следует за своими любимцами в Древний Рим или Древний Египет. Сказка не знает границ.

Тибор Кестхейи

Убийство Эдмунда Годфри

Джон Диксон Карр был очарован XVII веком в английской истории. В первую очередь его привлекали загадочные и необъяснимые преступления. А потому его романы усеяны упоминаниями о таких печально известных убийцах как доктор Криппен (Dr. Crippen) и Мадлен Смит (Madeline Smith). Но для большинства поклонников документальных и исторических расследований случай Эдмунда Годфри является наиболее интересным и дразнящим своей таинственной загадкой.

Перед судьей Эдмундом Берри Годфри (Edmund Berry Godfrey) предстал некий сомнительный персонаж по имени Тит Оутс (Titus Oates), который под клятвой сообщил, что существует заговор, направленный на свержение Карла II с трона, обещавшего восстановить влияние католической церкви в Англии, но так и не сдержавшего своего слова. Оутс представил некие документы в подтверждение своих слов, с которыми судья незамедлительно пожелал ознакомиться, а также предупреждал самого судью, об опасности, поскольку судья был ярым сторонником протестантизма.

12 октября 1678 года судья Годфри не вернулся домой, а спустя пять дней было найдено его тело, проткнутое собственным мечом. На шее были найдены следы удушения и синяки по всему телу. Последующий кризис, когда король боролся против графа Шефтсбери, заслонил собой значимость этого случая. Под перекрестным огнем противоборствующих сторон сгинули трое невинных, которые были взяты по подозрению в убийстве. Расследованием занимались две независимые комиссии, а за информацию об убийце была объявлена награда в 500 фунтов. Но преступник так и не был найден. Был ли в самом деле папистский заговор, или это была постановка самого Годфри? Убийство судьи вызвало волну негодования и антикатолической реакции по всей Англии, поэтому данному убийству придавалось много внимания как в XVII веке, так и сегодня.

Джон Диксон Карр решил воссоздать дело об убийстве судьи Годфри в виде детективного романа, целиком основанного на исторических фактах. В результате мы получили первую книгу о реальном преступлении, одну из лучших в документальном жанре, так отмечено в знаменитом «Каталоге преступлений» Жака Барзуна и Уэнделла Тейлора. Эта похвала особенно важна, поскольку представленная пара практически уничтожила своими едкими замечаниями все художественные произведения Карра.

Писатель представляет не одну и не две версии убийства, а целых двенадцать возможных решений в деле об убийстве судьи Эдмунда Годфри. По его словам, каждое из них имело в истории своих сторонников и противников. После этого он последовательно развенчивает все существующие мифы, чтобы предложить свою собственную версию произошедшего. Мы не станем открывать секрет, но скажем, что это один из наименее заметных персонажей в этой грязной истории, далекий от папистского заговора и мотивированный не столько католическим вопросом, сколь личными обидами.

Версию Карра поддержал в своем документальном расследовании и английский историк Хью Росс Уильямсон (Hugh Ross Williamson), который в своей книге «Исторические детективы» (Historical Whodunits, 1955) целиком повторяет версию американского писателя. Но другие историки предлагают иные версии убийства или даже самоубийства английского судьи.

Процесс исторического расследования повлиял на всю последующую документальную литературу и, можно сказать, стал даже каноническим для подобного рода расследований. И хотя, по словам критиков, сегодня некоторые элементы в его аргументации представляются довольно сомнительными в свете новых медицинских знаний об убийстве, книга все равно представляет интерес: она написана очень ярко, проницательно и убедительно.

К сожалению, современники писателя не смогли оценить по достоинству этот литературный шедевр, продажи у книги были довольно низкими, а сам Джон Диксон Карр как настоящий литературный ремесленник никогда больше не предпринимал попыток повторить документальное расследование.

Дьявол в бархате

Будущий монарх (при рождении он, как и все наследники английского трона, получил титул принца Уэльского) родился в 1630 году. Он был сыном английского короля Карла I Стюарта и его супруги Генриетты Марии Французской, дочери короля Франции Генриха IV Бурбона и сестры Людовика XIII. Шотландская королевская династия Стюартов заняла английский престол в 1603 году, когда после кончины бездетной Елизаветы I Тюдор королем Англии Иаковом I стал шотландский король Иаков VI, отец Карла I. Таким образом, Англия и Шотландия, оставаясь номинально самостоятельными государствами, получили общего монарха.

Молодые годы Карла II были полны драматических событий. Англию раздирали религиозные и социальные конфликты. Население, испытывающее в массе ненависть и страх по отношению к католицизму, считало государственную англиканскую церковь зараженной папизмом. Все сильнее поднимали голову пуританские течения пресвитериан и индепендентов, требующих углубления церковной реформации, порицавшие распущенность нравов при дворе. Религиозные противоречия сопутствовали общественным: незнатное новое дворянство и буржуазия, разбогатевшие на предпринимательской и торговой деятельности, тяготились феодальными пережитками, сословными ограничениями; пуританская идеология служила для них средством достижения социального равенства с дворянской аристократией. Злоупотреблявший властью Карл I, опасаясь оппозиции, разогнал спустя три недели созванный в 1639 году так называемый Короткий парламент; Звездная палата — судебный орган, заседавший в зале с украшенным звездами потолком — действенно поддерживала королевский абсолютизм, вынося оппозиционерам суровые приговоры (вплоть до отрезания ушей).

Нарастание противодействия вынудило короля созвать в ноябре 1640 года парламент, получивший название Долгого. Оппозиция выдвинула к тому времени деятельных и энергичных лидеров — Джона Пима, Джона Хэмпдена, Оливера Кромвеля. Парламент упразднил Звездную палату, добился суда и казни всесильного временщика графа Страффорда, заключил мирный договор с Шотландией, с которой королевские войска вели войну с 1639 года, терпя позорное поражение. Однако компромисса достичь не удалось: в январе 1642 года Карл I отбыл из Лондона в Оксфорд, где объявил парламенту войну.

Гражданская война (точнее две войны, между которыми был небольшой перерыв, снова не приведший к соглашению) продолжалась до 1649 года, изобилуя с обеих сторон примерами как мужества и доблести, так и отвратительной жестокости. Войска парламента, вначале терпевшие поражение, постепенно брали инициативу в свои руки, нанеся королевским войскам сокрушительное поражение при Нейсби. Шотландские союзники короля позорно продали его парламенту за грошовую сумму. Карлу I удалось бежать, однако вторая гражданская война завершилась его пленением.

Лидеру революционеров, индепенденту Оливеру Кромвелю, было необходимо избавиться от короля, дабы расчистить себе дорогу к верховной власти. Однако пресвитерианское большинство парламента решительно протестовало против казни Карла I. С помощью своего приспешника полковника Прайда, Кромвель попросту вышвырнул своих противников из парламента, остатки которого презрительно именовали охвостьем. Прайдова чистка превратила суд над Карлом I, бесспорно повинным в злоупотреблении властью, в обыкновенную расправу. Это был характерный пример подмены законности революционной целесообразностью, ставший впоследствии, с легкой руки французских поборников свободы, равенства и братства, постоянным явлением, принявшим в нашем веке ужасающие размеры. Суд приговорил короля к смертной казни, состоявшейся 30 января 1649 года. Карл I принял смерть мужественно и достойно. Упомянутая в романе Одураченный Фортуной версия о том, что лондонского палача заменил неизвестный в маске, развита в романе Александра Дюма Двадцать лет спустя.

В Англии была провозглашена республика, управляемая парламентским охвостьем. Командующий армией Кромвель в сентябре 1649 года разгромил ирландских повстанцев, при этом в крепости Дрогеда были зверски перебиты гарнизон и все мирные жители. В июле 1650 года двадцатилетний Карл II заключил договор с шотландцами, также поднявшими восстание после убийства короля, и 1 января 1651 года короновался королем шотландским в городе Сконе. Разбитый Кромвелем при Данбаре и Вустере, он скитался по Шотландии, один раз чудом спасшись от преследователей в дупле огромного дуба, именуемого с тех пор Королевским, пока 15 октября 1651 года ему не удалось бежать во Францию (об этих событиях рассказывается в прекрасном романе Джорджетт Хейер Королевское спасение, к сожалению, неизвестном российскому читателю).

В то время как Кромвель железной рукой подавлял мятежи, парламентское охвостье продемонстрировало полную бездарность в управлении страной, погрузнув в склоках и коррупции. Отказавшись от предложенной ему короны и разыграв при этом целый спектакль с многочасовой речью, Кромвель в 1653 году разогнал охвостье и провозгласил себя лордом-протектором республики, наделенным диктаторскими полномочиями. Английскую революцию постигла судьба, сходная с судьбой большинства революций прошлого и будущего. Свергнув и казнив монарха за превышение власти, англичане обрели диктатора, обладающего столь необъятной властью, какая не снилась не то что злополучному Карлу I, но даже тирану Генриху VIII.

Несмотря на безудержное властолюбие и неразборчивость в средствах, Кромвель по натуре не был жестоким человеком. В его характере своеобразно сочетались истовая, доходящая временами до фанатизма религиозность с хитростью и практичностью (великолепный психологический портрет Кромвеля представлен в романе Вальтера Скотта Вудсток). Сурово подавляя инакомыслие — как роялистские мятежи, так и оппозицию слева, в лице, например, уравнителей, требовавших равных прав для всех граждан, независимо от их материального благосостояния, — он не прибегал к массовому террору, как позднее французские якобинцы или тоталитарные монстры двадцатого столетия. В его законодательной политике охранительные меры, иногда просто анекдотичные (чего стоит официальное запрещение именовать существующий режим тираническим и деспотическим!), соединялись с разумными и прогрессивными. Однако деятельность протектора прежде всего была направлена на усиление военной мощи Англии, перед которой трепетала вся Западная Европа. При этом экономика страны катилась под гору, а казна стремительно опустошалась.

В 1658 году Кромвель скончался, указав за несколько минут до смерти весьма неопределенным жестом на сына Ричарда в качестве своего преемника. Трепетавшие перед диктатором советники поспешили исполнить его волю. Пробыв на посту протектора около года, бездарный Ричард отрекся от власти, вновь перешедшей к парламентскому охвостью. Воцарившиеся в парламенте грызня и склоки побудили смелого и честолюбивого генерала Джорджа Монка вступить с живущим в Голландии Карлом II в переговоры о возвращении на престол в Бредской декларации 4 апреля 1660 года Карл гарантировал амнистию революционерам и свободу вероисповедания, а 29 мая торжественно прибыл в Лондон. Народ, некогда проклинавший его отца, испытав на себе прелести военной диктатуры, теперь приветствовал восстановление монархии. Эти события описал с присущим ему блеском повествования Дюма в Виконте де Бражелоне. В этом же романе, как и в Вудстоке и Певериле Пике Вальтера Скотта, присутствует достаточно многомерный портрет Веселого монарха, как вскоре окрестили подданные своего короля.

Конечно, не все положения Бредской декларации были соблюдены в точности. Несколько цареубийц, голосовавших за казнь Карла I, были повешены или заключены в тюрьму. Акт о единообразии 1666 года, требующий от нонконформистов признания основ англиканской церкви и присяги на верность королю, рассматривался пуританами как ущемление свободы вероисповедания. И все же справедливость требует отметить, что юношеские невзгоды — гибель горячо любимого отца, скитания на чужбине — не ожесточили сердце Карла II, не сделали из него черствого, мстительного и безжалостного человека.

Кровавый призрак революции, несомненно, тревожил короля весь период его двадцатипятилетнего царствования. Основной целью Карла II было сохранение в стране стабильности, для чего ему неоднократно приходилось идти на компромиссы с различными политическими силами, ибо ситуация в Англии далеко не всегда оставалась спокойной. Многие разумные указы Кромвеля были подтверждены королевскими эдиктами. Однако уже в следующем году после возвращения короля фанатики из пуританской секты милленариев организовали заговор с целью его свержения. Заговор этот был отнюдь не последним; недовольство в народе пробуждалось не только религиозными распрями, но и поведением королевского окружения. Царящие при дворе распущенные нравы составляли резкий контраст с насаждавшимся при Кромвеле ханжеским благочестием, в котором пуритане доходили до запрещения театров, варварского отношения к искусству, лицемерного осуждения любовных отношений, считавшихся греховными даже для состоявших в браке.

После полной лишений молодости, Карл, оказавшись на троне, безудержно ринулся в пучину удовольствий. В отличие от своего отца, он уже в молодости прославился распутным поведением.

Его супруга, португальская принцесса Екатерина Браганца, оказалась бесплодной. К чести короля, он категорически отверг советы развестись с королевой, но при этом устроил себе целый гарем из красавиц самых разных сословий — от герцогинь до актрис — даривших ему незаконное потомство. Друзья короля, Бакингем, Рочестер, Седли и другие, стремились перещеголять своего монарха, губя свои незаурядные дарования — многие из них были талантливыми поэтами и драматургами — в разврате, пьянстве и безобразных оргиях, вызывавших в народе злобу и ненависть, которую подогревали пуританские проповедники. Войны с Голландией- и Францией, эпидемия чумы, унесшая десятки тысяч, уничтоживший значительную часть Лондона пожар преподносились ими как кара небесная за грехи, в которых погряз двор.

Однако основным аргументом пуритан было все то же запугивание папистской угрозой. Королева Екатерина и брат короля, герцог Йоркский, были католиками. Престол после смерти Карла, не имевшего законных детей, должен был отойти к герцогу Йоркскому. К тому же сам Карл, будучи во Франции, тайно принял католичество, о чем хранил молчание, опасаясь революционного взрыва. Оппозиция требовала лишения герцога Йоркского прав на престол, на котором многие предпочитали видеть герцога Монмута — незаконного сына Карла II и Люси Уолтерс, придерживавшегося протестантизма. Мощную оппозиционную партию сумел создать граф Шафтсбери — могущественный вельможа, занимавший высокие посты в правительстве. К нему примкнули многие представители знати, в том числе и друг короля герцог Бакингем. Большинство из них искренне и не совсем безосновательно опасались восстановления католицизма в стране. Однако Шафтсбери и его клика не гнушались при этом самыми грязными методами.

В 1678 году бесчестный авантюрист, англиканский священник Тайтес Оутс, выступил с сенсационными заявлениями о готовящемся грандиозном заговоре папистов с целью убить короля и возвести на престол герцога Йоркского. Человек с темным прошлым (о нем говорили, что он служил священником на пиратском корабле), долгое время проведший среди иезуитов Франции и Испании, от которых якобы узнал о заговоре, Оутс послал донос королю, но тот с презрением от него отмахнулся. Тогда Оутс обратился к судье сэру Эдмонду Бери Годфри и подтвердил показания присягой. 12 октября 1678 года Годфри был убит при таинственных обстоятельствах. Преступление приписали католическим священникам, после чего страну охватила антипапистская истерия. По доносам, Оутса, Бедлоу, Дейнджерфилда, других лжесвидетелей были казнены тридцать пять человек, многие католики погибли во время погромов, устраиваемых разъяренной толпой. Карл II, прекрасно понимавший, что история о заговоре — грязная ложь, был вынужден подписывать приговоры, не смея сказать слово в защиту католиков, так как это могло бы спровоцировать гражданскую войну. Однако после оправдания в 1679 году врача королевы Джорджа Уэйкмена репрессии пошли на спад, в 1682 году Шафтсбери бежал в Голландию, где и умер, а в 1685 году Оутс угодил в тюрьму за лжесвидетельство, откуда его вызволила революция 1688 года. (Об истории с папистским заговором подробно повествуется в романе Вальтера Скотта Певерил Пик и в неизвестном у нас романе баронессы Орци «Огонь в жнивье»).

Обладая, несмотря на внешнее легкомыслие и распущенность, немалой проницательностью и осторожностью, Карл II сумел провести Англию сквозь многочисленные бури во время его царствования, завершившегося в 1685 году. Престол унаследовал герцог Йоркский, ставший королем Иаковом II. Поднявший мятеж герцог Монмут был разбит и казнен. Предпочтение, оказываемое новым монархом католическим единоверцам, явное стремление к возрождению абсолютизма, опора на репрессивные методы управления вызвали широкую волну недовольства. На британский трон был приглашен штатгальтер Голландии Вильгельм III Оранский, бывший мужем дочери Иакова II, Марии. Славная революция 1688—1689 годов вынудила Иакова бежать во Францию. В царствование Вильгельма III, Анны Стюарт и пришедших ей на смену представителей Ганноверской династии происходило начало медленного, но неуклонного процесса демократизации государственного и общественного устройства Англии. Стюарты предприняли несколько попыток вернуть престол, но потерпели поражение — вне зависимости от личных качеств представителей этой династии, их время безвозвратно ушло.

Историки и литераторы освещают события этого периода с разных, порой совершенно противоположных позиций (сравним, например, «Двадцать лет спустя» А. Дюма и «Белую перчатку» Т. Майн-Рида). Нетрудно заметить, что и отношение к происходящему авторов представленных в книге романов в корне различно. Например, создатель бессмертного капитана Блада, английский писатель Рафаэль Сабатини, относившийся к Стюартам неприязненно, сосредотачивает внимание на отрицательных чертах правления Карла II, то симпатии Джона Диксона Карра (во всяком случае, его героя) на стороне Веселого монарха, для противников которого он не жалеет черных красок. Разумеется, обе точки зрения едва ли можно назвать стопроцентно объективными, хотя и та, и другая имеют право на существование.

Об авторе

Джон Диксон Карр (1906—1877), работавший также под псевдонимом Картер Диксон, преимущественно известен как выдающийся мастер детективного жанра. Шотландец по происхождению, — рассказывает он о себе, — я родился в Америке в 1906 году. Меня посылали в школу и университет в надежде, что я стану адвокатом, как мой отец. Но я хотел писать детективные истории и до сих пор этим занимаюсь. В возрасте двадцати одного года я поехал учиться в Париж, однако учеба — единственное, что не вошло там в сферу моей деятельности. Я пробовал силы в писательском ремесле и скитался, пока не женился на англичанке в 1931 оду. С тех пор я написал примерно сорок пять романов под двумя фамилиями, несколько рассказов и множество пьес для радио… С женой и двумя детьми Карр жил то неподалеку от Нью-Йорка, на Лонг-Айленде, то в Лондоне. Всего его перу принадлежит свыше шестидесяти книг.

Биография Карра дает возможность называть его как английским, так и американским писателем, однако действие большинства его произведений происходит в Англии, а по стилистике они примыкают к традициям английского классического детектива. Но в отличие от Агаты Кристи, Найо Марш, Патриции Уэнтуорт, чьи сюжеты, несмотря на замысловатость интриги, развиваются в условиях, приближенных, насколько позволяют каноны жанра, к реальности, Карр стремится к максимальной причудливости, внешнему неправдоподобию обстоятельств описываемого преступления, которые в конце книги получают вполне естественное объяснение. Мистер Карр обладает чувством ужасного, неизмеримо возвышающим его над детективными авторами среднего уровня, — отмечал Джон Бойнтон Пристли, а Агата Кристи признавалась, что загадки писателя нередко ставят ее в тупик, чего было не так легко добиться. Карра часто именуют виднейшим представителем так называемой школы запертой комнаты, потому что в его книгах убийства нередко происходят в помещениях, куда на первый взгляд никто не мог проникнуть. О колорите произведений писателя можно судить по названиям его книг: Это ходит ночью, Он, который шепчет, Проклятие бронзовой лампы и т. д.

Вместе с тем, далеко не всем произведениям Карра присуще одинаково высокое качество. Нередко его книги оказываются перегруженными фантастическими обстоятельствами, а интрига производит впечатление надуманной. Образы сыщиков, кочующие из романа в роман — инспектор французской полиции Банколен, чудаковатый естествоиспытатель и историк доктор Гидеон Фелл, офицер секретной службы сэр Генри Мерривейл (романы с его участием написаны под псевдонимом Картер Диксон) — грешат некоторой искусственностью; они едва ли в состоянии конкурировать с героями Агаты Кристи, Жоржа Сименона или Эрла Стэнли Гарднера, давно ставшими для их многочисленных поклонников живыми и близкими людьми. Но лучшие книги Карра — а к ним относится большинство переведенных на русский язык его произведений — принадлежат к выдающимся страницам детективной классики.

Характерная черта творчества Джона Диксона Карра, отличающая его от большей части мастеров детективного жанра, — любовь к истории, тонкое ощущение аромата минувших эпох. Карр известен глубоким знанием жизни и деятельности великих основоположников детективной литературы. Нашим читателям знакомы его поэтичная новелла Джентльмен из Парижа об Эдгаре По, переведенная, к сожалению, во фрагментах Жизнь сэра Артура Конан Дойла, до сих пор являющаяся лучшей биографией создателя Шерлока Холмса, а также некоторые рассказы из сборника Подвиги Шерлока Холмса, написанного в соавторстве с сыном Конан Дойла, Адрианом, и представляющего собой великолепную стилизацию рассказов о великом сыщике.

Кроме того, действие многих романов Карра происходит в далеком или не столь отдаленном прошлом. Бесноватые переносят читателя в Англию XVIII века, Огонь, гори!, Скандал в Хай-Чимниз и Ведьма малой воды повествуют о деятельности Скотлэнд-Ярда в прошлом столетии и начале нашего века, в эпизодах Убийств Красной Вдовушки оживают жуткие сцены якобинского террора во Франции, сюжет Капитана Перережь-горло развертывается в эпоху наполеоновских войн…

Дьявол в бархате (The Devil in Velvet), впервые опубликованный в 1951 году, — одно из самых крупных и знаменитых произведений писателя. Положив в основу вариант легенды о Фаусте, Карр переносит своего героя, заключившего договор с дьяволом, в Лондон 1675 года в облике его молодого однофамильца. Стремясь предотвратить убийство, о котором он узнал из старинной рукописи, профессор Фентон попадает в сеть политических и любовных интриг, участвует в дуэлях и уличных стычках, встречается с Карлом II и его коварным противником лордом Шафтсбери, попадает в Тауэр… Детективный сюжет с неожиданной развязкой, элементы фантастики и мистики сочетаются в книге с яркими и колоритными описаниями Лондона времен Реставрации, нравов и обычаев эпохи, даже стилизацией речи героев, сохранить которую в переводе, к сожалению, невозможно. Отмеченные черты в соединении с напряженным и увлекательным сюжетом делают книгу одним из интереснейших и оригинальнейших образцов историко-приключенческого жанра.

В. Тирдатов

Вместо послесловия

В первом романе Джона Диксона Карра «Оно ходит по ночам» (It Walks by Night) один из персонажей говорит: «Искусство убийства, дорогой Моро, сродни искусству фокусника. Последнее не имеет никакого отношения ко всякой чепухе типа „рука действует быстрее, чем реагирует глаз“, но заключается в том, чтобы отвлечь ваше внимание. Фокусник заставит вас смотреть на одну руку, тогда как другой — кстати, невидимой в полной мере — добьется нужного эффекта». В значительной степени это же правило применимо и к творчеству самого Дж. Д. Карра, литературная деятельность которого продолжалась на протяжении более сорока лет. Годы отточили его писательский талант — это и скрупулезное внимание к историческим реконструкциям, и щедрый, подчас шутовской юмор, и мастерское развертывание причудливых инцидентов, и создание мрачной, подчас жутковатой атмосферы действия, и случайное прикосновение к чистой фантазии. И все же фундаментальная база его произведений всегда оставалась неизменной: гениально задуманная и реализованная с мастерством талантливого иллюзиониста интрига, непременным атрибутом которой являлось убийство. Наиболее сильной стороной мастерства Карра была «проблема чуда», или идея совершения так называемого «невозможного» преступления в одной из его разновидностей — «убийство в запертой комнате». Работая в данном направлении, он превзошел многих авторов по числу всевозможных вариаций и даже написал нечто вроде монографии на эту тему, включив ее в один из своих романов (известная «Лекция о запертой комнате» из романа «Человек-призрак»).

Пятьдесят из семидесяти романов Карра относятся к сериям, в каждой из которых действует один из трех его главных персонажей-детективов. Первый из них — шикарный парижанин Анри Банколен, представший перед читателями в романе «Оно ходит по ночам». Дела, которые расследовал Банколен, обычно относятся к разряду упоминавшегося выше «невозможного» убийства — например, жертва входит в пустую комнату игорного дома, все входы в которую находились под наблюдением, а позднее ее обнаруживают там обезглавленной; или описывается трагедия молодой девушки, зарезанной в Музее восковых фигур; или повествуется о многочисленных смертях, случившихся в зловещем замке на Рейне. Эти романы отчасти лишены стройности и изящества, присущего более поздним детективам Карра, в них также нет его бесподобного, искрометного юмора, хотя все остальные компоненты, включая пристрастие автора к образу «плохой женщины» в роли наивной простушки, сохраняются.

Четыре романа про Банколена и один вне данной серии — «Отравление в шутку» (Poison in Jest) — вышли в стремительной последовательности один за другим, после чего первоначальным издателям Карра стало ясно, что плодовитость писателя явно превышает их запросы. Второй издатель был более чем счастлив, столкнувшись с таким потоком детективных новинок, хотя теперь речь шла уже о другом персонаже. Наиболее устоявшийся и долговечный детектив Карра, неуклюжий пьянчужка Гидеон Фелл, впервые предстал перед читателями в романе «Ведьмино логово» (Hag’s Nook). Созданный в манере и традициях Г. К. Честертона, которого сам Карр боготворил, доктор Фелл затем появлялся еще в двадцати трех романах писателя. Наиболее известными среди них являются «Охота на цирюльника» (The Blind Barber) — из ряда вон выходящий фарс про убийство на океанском лайнере; уже упоминавшийся роман «Человек-призрак», включающий в себя два «невозможных» убийства и памятную «Лекцию о запертой комнате»; «Согнутая петля» (The Crooked Hinge) — один из наиболее оригинальных детективов, которые вообще когда-либо были написаны; «Клетка для простака» (The Problem of the Wire Cage), в котором человека находят задушенным на мокром теннисном корте, и никаких следов от ног, кроме его собственных; «Тот, кто шепчет» (Не Who Whispers) с его мрачноватой атмосферой и намеками на вампиров, а также «Вне подозрений» (Below Suspicion), в котором убийство оказывается замешанным на современном сатанизме. В последний раз доктор Фелл предстает перед читателями в романе «Темная сторона луны» (Dark of the Moon), в котором он разоблачает убийцу, действовавшего в родном городе Карра — Чарлстоне, штат Южная Каролина.

Через год после появления доктора Фелла в романе «Убийства на чумном дворе» (The Plague Court Murders) возникает не менее колоритная фигура сэра Генри Мерриваля (далее Г.М.) — в данном случае писатель выступал под псевдонимом Картер Диксон. Очерченный более широко, нежели доктор Фелл, склонный к мальчишеству и эмоциональной несдержанности, Г.М. оказался не менее способным в деле раскрытия головоломных преступлений, практически каждое из которых относилось к числу «невозможных». «Убийства павлиньего пера» (The Peacock Feather Murders) и «Окно Иуды» (The Judas Window) по праву считаются классикой детективов на тему «запертой комнаты». В «Проклятии бронзовой лампы» (The Curse of the Bronze Lamp) и «Кладбище в аренду» (А Graveyard to Let) фигурируют профессиональные иллюзионисты, устраивающие таинственные исчезновения. Сам Г. М. является откровенно комичной фигурой, однако даже в самый разгар смешных сцен автор не забывает про разработанный им замысел.

В 1928 году, то есть еще до того, как заняться детективной прозой, Карр написал романтическое произведение на историческую тему, в котором фигурировали былинные герои и было много сражений на мечах. Книга так и не была издана, а ее рукопись оказалась уничтоженной. Однако в 1934 году, когда сага о похождениях доктора Фелла и Г.М. еще только разворачивалась, он под псевдонимом Роджер Фэйрберн выпустил исторический роман «Дьявол Кинсмер» (Devil Kinsmere) — тридцать лет спустя эта книга была заново переписана и в очередной раз издана, на сей раз под настоящей фамилией писателя и под названием «Совершенно секретно» (Most Secret). В период между 1934-м и 1950 годами Карр не писал исторических романов, хотя в 1936 году вышла его книга «Убийство сэра Эдмунда Годфри» (The Murder of Sir Edmund Godfrey) — захватывающее произведение по мотивам реального преступления, совершенного в конце XVII века. В 1950 году Карр выпустил «Ньюгейтскую невесту» (The Bride of Newgate), положившую начало серии исторических романов с детективным сюжетом. Второй роман из этой серии, «Дьявол в бархате» (The Devil in Velvet), продавался, пожалуй, лучше, чем любая другая книга писателя. В этом романе исторический сюжет и криминальная головоломка хитроумно переплетались с темой сделки человека с дьяволом и фантазиями автора по поводу перемещения во времени. Два последующих исторических детектива «Все тот же страх» (Fear is the Same) и «Пылай, огонь!» (Fire, Burn!) также были связаны с темой путешествия во времени. Вершиной творчества Карра на исторические темы стал роман «Голодный гоблин» (The Hungry Goblin) — викторианский детектив, в котором роль следователя была отведена писателю Уилки Коллинзу.

Наряду с романами Карр написал в высшей степени удачную биографию «Жизнь сэра Артура Конан Дойла» (Life of Sir Arthur Conan Doyle), а также огромное количество рассказов и радиопьес. Диапазон его «короткой» прозы был весьма широк — от мелодрам, публиковавшихся в дешевых журналах, до классических детективных загадок, от фантазии «Новые убийства для стариков» (New Murders for Old) до многократно переиздававшегося лауреата всевозможных премий «Джентльмен из Парижа» (The Gentleman from Paris). В девяти детективных рассказах фигурировал еще один следователь — полковник Марч из полицейского департамента. Карр также сотрудничал с младшим сыном Конан Дойла, Адрианом, совместно с которым написал шесть рассказов-имитаций, вышедших в сборнике «Подвиги Шерлока Холмса» (The Exploits of Sherlock Holmes).

Не исключено, что настанет время, когда историки литературы, рассуждая о XX веке, лишь бегло остановятся на сочинениях серьезных писателей, сосредоточив все внимание на обширной и разнообразной продукции детективистов. И тогда им в первую очередь придется ответить, чем объясняется неслыханная популярность этого жанра.

Уильям Сомерсет Моэм

Это игра, в которой автор играет против читателя.

Дж. Д. Карр

Приложение №3. Статьи о Джоне Диксоне Карре

Сочинитель убийств. Предисловие к первому тому Собрания сочинений

Современный детективный роман возник в Англии под пером Агаты Кристи. Чудаковатый бельгиец средних лет и средней упитанности, расследовавший Таинственное происшествие в Стайлз (так назывался первый роман Кристи, вышедший в 1920 году), впоследствии стал не только один из наиболее знаменитых и любимых во всем мире литературных персонажей, но и родоначальником целой плеяды частных сыщиков, старавшихся не уступать Эркюлю Пуаро в силе интуиции и логического мышления. Среди них выделяются и герои американского писателя, который словно поставил целью своей жизни быть вечным соперником Агаты Кристи. Имя американского соперника первой леди детектива — Джон Диксон Карр (1906—1977). Уроженец провинциального Юнионтауна, штат Пенсильвания, в юности он мечтал стать адвокатом: юрист в Америке профессия столь же уважаемая, сколь и денежная. Окончив юридический колледж, Карр отправился в Париж — продолжать образование в Сорбонне.

Но там у него проснулся вкус к журналистике и вообще к писательскому ремеслу. Ему захотелось написать вещичку наподобие выходящих в моду в Европе детективных романов-шарад про Эркюля Пуаро. Карр бросил Сорбонну и сел писать роман. Дебют оказался удачным: «Появляется ночью» (1930) был тепло встречен читателями и критиками. После чего молодой американец принял решение, целиком определившее его дальнейшую судьбу — он будет сочинять детективы. Впрочем, в начале 30-х годов Карр, конечно же, даже не мог предположить, что созданию увлекательных литературных ребусов он посвятит свыше четырех десятилетий жизни, за которые ему суждено выпустить сорок пять романов, опубликованных под его именем, и еще двадцать шесть — под псевдонимами. Что он будет дважды удостоен самой престижной среди англоязычных детективных писателей литературной премии имени Эдгара По (в 1949 и 1969 годах). Ну и самое главное, что его назовут классиком жанра XX века и поставят вровень с Агатой Кристи.

В первых книгах Карра отразились впечатления парижской жизни молодого американского эмигранта: герой трех его ранних романов — Анри Бенколен, парижский денди, завсегдатай всевозможных увеселительных заведений, который нередко оказывается втянутым в таинственные происшествия. Однако французский щеголь быстро наскучил своему создателю, и его сменил оксфордский профессор Гидеон Фелл, ставший любимым персонажем Карра. Впервые доктор Фелл был представлен читателю в «Ведьмином логове», а затем становился центральным персонажем еще двадцати трех романов. Внешность университетского сыщика-любителя списана, по признанию самого писателя, с Гилберта Честертона — другого корифея детективного жанра, личного знакомца Карра, искренне уважавшего британского остроумца и мудреца.

Карр обладал поразительной плодовитостью, так что издатель, взявшийся выпускать его детективные романы, просто не успевал печатать новые произведения своего клиента, для которого написать два-три романа в год было нормой, а иной раз ему удавалось сочинять до шести книг. Поэтому, чтобы поддерживать рабочий темп, Карру пришлось заключить контракт с другим издателем — для него он сочинял романы под псевдонимом Картер Диксон со сквозным главным героем Генри Мерривейлом — комичным толстяком, прототипом коего послужил сэр Уинстон Черчилль. Наконец, надо упомянуть о его написанных в основном в поздний период творчества исторических — викторианских и эдвардианских детективах-драмах.

Англофил Карр повторил жизненную и творческую судьбу тех американских писателей, которые покинули родину и поселились в Европе, дабы припасть к живительным источникам древней культуры Старого Света. Карр чем-то напоминает поэта-романтика Генри Логфелло, всю жизнь с тоской и восхищением взиравшего на старую родину и мечтавшего привить в Америки ростки старинной учености и красоты. Сам, впрочем, не пожелавший уехать из Америки навсегда, Лонгфелло оставался американским европейцем. Таким же американским европейцем был и Джон Диксон Карр. Правда, он долгое время жил в Англии, где и разворачиваются события большинства его романов, а в годы второй мировой войны работал в литературно-художественной редакции Би-би-си, для которой им было сочинено немало инсценировок и радиопьес.

Сочинитель убийств — так назвала один из своих детективных романов американская писательница Патриция Хайсмит. Это обозначение как нельзя лучше подходит к Карру — воистину сочинителю убийств, который довел мастерство подобного сочинительства до виртуозного совершенства. Да, конечно, сюжеты Карра нередко производят впечатление умозрительно выстроенных замысловатых ребусов, весьма далеких от жизнеподобия. Но его романы вовсе и не претендуют на то, чтобы их воспринимали по аналогии с повседневной жизнью. Писатель не скрывал того, что его искусство сродни обманчивой магии циркового фокусника… В первом же романе Карр выложил карты на стол, прямо сформулировав творческую стратегию криминальной драмы собственного изобретения. Персонаж пьесы, которую пишет один из героев романа Появляется ночью, делает такое заявление: Искусство убийцы сродни искусству циркового фокусника… Он заставляет вас следить за одной своей рукой, в то время как другой, невидимой, — хотя и держит ее у публики на виду — он и совершает манипуляции. Этот прием использует и сам Карр, всякий раз предлагая своим читателям очередное убийство-головоломку точно иллюзионист, обладающий высочайшим мастерством — не оптического, а интеллектуального — обмана. Особенно удавались Карру сюжеты невероятного убийства, или убийства в запертой комнате, как называли их критики, ссылаясь на знаменитую лекцию о запертой комнате в романе Человек-призрак: жертва заходит в пустое помещение с закрытыми дверями, где затем таинственным образом обнаруживается его (или ее) труп — как это, например, происходит в «Убийстве в музее восковых фигур».

Вам не надо специально сбивать читателя с толку. Вам следует просто познакомить его с уликами, оставленными на месте преступления — после чего читатель сам собьет себя с толку, — сказал как-то Карр. В этих словах очень точно описан тип литературно-криминального парадокса, непревзойденным мастером которого Карр является. Он — завершитель линии классического интеллектуального детектива, через Агату Кристи и Гилберта Кийта Честертона восходящего к Артуру Конан Дойлю, чье творчество Карр в высшей степени ценил. Кстати, им написано подробнейшее Жизнеописание сэра Артура Конан Дойля. Более того, ему принадлежит и любопытный литературный эксперимент: в соавторстве с Адрианом Конан Дойлем, сыном создателя Шерлока Холмса, Карр сочинил шесть рассказов о новых приключениях великого лондонского сыщика, объединив их в цикл Подвиги Шерлока Холмса.

Лучшие романы Джона Диксона Карра, хотя и написаны сорок-пятьдесят лет назад, не устарели до сих пор. Оказалось, что его детективы — это книги на все времена, везде находящие для себя благодарных ценителей. В том числе и в сегодняшней России.

Олег Алякринский

Сочинения Джона Диксона Карра

В первом романе Джона Диксона Карра «Оно ходит по ночам» (It Walks by Night) один из персонажей говорит: Искусство убийства, дорогой Моро, сродни искусству фокусника. Последнее не имеет никакого отношения ко всякой чепухе типа «рука действует быстрее, чем реагирует глаз», но заключается в том, чтобы отвлечь ваше внимание. Фокусник заставит вас смотреть на одну руку, тогда как другой — кстати, невидимой в полной мере — добьется нужного эффекта. В значительной степени это же правило применимо и к творчеству самого Дж. Д. Карра, литературная деятельность которого продолжалась на протяжении более сорока лет. Годы отточили его писательский талант — это и скрупулезное внимание к историческим реконструкциям, и щедрый, подчас шутовской юмор, и мастерское развертывание причудливых инцидентов, и создание мрачной, подчас жутковатой атмосферы действия, и случайное прикосновение к чистой фантазии. И все же фундаментальная база его произведений всегда оставалась неизменной: гениально задуманная и реализованная с мастерством талантливого иллюзиониста интрига, непременным атрибутом которой являлось убийство. Наиболее сильной стороной мастерства Карра была проблема чуда, или идея совершения так называемого невозможного преступления в одной из его разновидностей — убийство в запертой комнате. Работая в данном направлении, он превзошел многих авторов по числу всевозможных вариаций и даже написал нечто вроде монографии на эту тему, включив ее в один из своих романов (известная Лекция о запертой комнате из романа Человек-призрак),

Анри Банколен

Пятьдесят из семидесяти романов Карра относятся к сериям, в каждой из которых действует один из трех его главных персонажей-детективов. Первый из них — шикарный парижанин Анри Банколен, представший перед читателями в романе Оно ходит по ночам. Дела, которые расследовал Банколен, обычно относятся к разряду упоминавшегося выше невозможного убийства — например, жертва входит в пустую комнату игорного дома, все входы в которую находились под наблюдением, а позднее ее обнаруживают там обезглавленной; или описывается трагедия молодой девушки, зарезанной в Музее восковых фигур; или повествуется о многочисленных смертях, случившихся в зловещем замке на Рейне. Эти романы отчасти лишены стройности и изящества, присущего более поздним детективам Карра, в них также нет его бесподобного, искрометного юмора, хотя все остальные компоненты, включая пристрастие автора к образу плохой женщины в роли наивной простушки, сохраняются.

Гидеон Фелл

Четыре романа про Банколена и один вне данной серии — «Отравление в шутку» (Poison in Jest) — вышли в стремительной последовательности один за другим, после чего первоначальным издателям Карра стало ясно, что плодовитость писателя явно превышает их запросы. Второй издатель был более чем счастлив, столкнувшись с таким потоком детективных новинок, хотя теперь речь шла уже о другом персонаже. Наиболее устоявшийся и долговечный детектив Карра, неуклюжий пьянчужка Гидеон Фелл, впервые предстал перед читателями в романе «Ведьмино логово» (Hag’s Nook). Созданный в манере и традициях Г. К. Честертона, которого сам Карр боготворил, доктор Фелл затем появлялся еще в двадцати трех романах писателя. Наиболее известными среди них являются «Охота на цирюльника» (The Blind Barber) — из ряда вон выходящий фарс про убийство на океанском лайнере; уже упоминавшийся роман «Человек-призрак», включающий в себя два невозможных убийства и памятную Лекцию о запертой комнате; «Согнутая петля» (The Crooked Hinge) — один из наиболее оригинальных детективов, которые вообще когда-либо были написаны; «Клетка для простака» (The Problem of the Wire Cage), в котором человека находят задушенным на мокром теннисном корте, и никаких следов от ног, кроме его собственных; «Тот, кто шепчет» (Не Who Whispers) с его мрачноватой атмосферой и намеками на вампиров, а также «Вне подозрений» (Below Suspicion), в котором убийство оказывается замешанным на современном сатанизме. В последний раз доктор Фелл предстает перед читателями в романе «Темная сторона луны» (Dark of the Moon), в котором он разоблачает убийцу, действовавшего в родном городе Карра — Чарлстоне, штат Южная Каролина.

Генри Мерриваль

Через год после появления доктора Фелла в романе «Убийства на чумном дворе» (The Plague Court Murders) возникает не менее колоритная фигура сэра Генри Мерриваля — в данном случае писатель выступал под псевдонимом Картер Диксон. Очерченный более широко, нежели доктор Фелл, склонный к мальчишеству и эмоциональной несдержанности, Генри Мерриваль оказался не менее способным в деле раскрытия головоломных преступлений, практически каждое из которых относилось к числу невозможных. «Убийства павлиньего пера» (The Peacock Feather Murders) и «Окно Иуды» (The Judas Window) по праву считаются классикой детективов на тему запертой комнаты. В «Проклятии бронзовой лампы» (The Curse of the Bronze Lamp) и «Кладбище в аренду» (А Graveyard to Let) фигурируют профессиональные иллюзионисты, устраивающие таинственные исчезновения. Сам Генри Мерриваль очень комичная фигура, но даже в пылу юмористических сцен автор не забывает про разработанный им замысел.

Исторические детективы

В 1928 году, то есть еще до того, как заняться детективной прозой, Карр написал романтическое произведение на историческую тему, в котором фигурировали былинные герои и было много сражений на мечах. Книга так и не была издана, а ее рукопись оказалась уничтоженной. Однако в 1934 году, когда сага о похождениях доктора Фелла и Генри Мерриваль еще только разворачивалась, он под псевдонимом Роджер Фэйрберн выпустил исторический роман «Дьявол Кинсмер» (Devil Kinsmere) — тридцать лет спустя эта книга была заново переписана и в очередной раз издана, на сей раз под настоящей фамилией писателя и под названием «Совершенно секретно» (Most Secret). В период между 1934-м и 1950 годами Карр не писал исторических романов, хотя в 1936 году вышла его книга «Убийство сэра Эдмунда Годфри» (The Murder of Sir Edmund Godfrey) — захватывающее произведение по мотивам реального преступления, совершенного в конце XVII века. В 1950 году Карр выпустил «Ньюгейтскую невесту» (The Bride of Newgate), положившую начало серии исторических романов с детективным сюжетом. Второй роман из этой серии, «Дьявол в бархате» (The Devil in Velvet), продавался, пожалуй, лучше, чем любая другая книга писателя. В этом романе исторический сюжет и криминальная головоломка хитроумно переплетались с темой сделки человека с дьяволом и фантазиями автора по поводу перемещения во времени. Два последующих исторических детектива «Все тот же страх» (Fear is the Same) и «Пылай, огонь!» (Fire, Burn!) также были связаны с темой путешествия во времени. Вершиной творчества Карра на исторические темы стал роман «Голодный гоблин» (The Hungry Goblin) — викторианский детектив, в котором роль следователя была отведена писателю Уилки Коллинзу.

Шерлокиана

Наряду с романами Карр написал в высшей степени удачную биографию Жизнь сэра Артура Конан Дойла (Life of Sir Arthur Conan Doyle), а также огромное количество рассказов и радиопьес. Диапазон его короткой прозы был весьма широк — от мелодрам, публиковавшихся в дешевых журналах, до классических детективных загадок, от фантазии «Новые убийства для стариков» (New Murders for Old) до многократно переиздававшегося лауреата всевозможных премий «Джентльмен из Парижа» (The Gentleman from Paris). В девяти детективных рассказах фигурировал еще один следователь — полковник Марч из полицейского департамента. Карр также сотрудничал с младшим сыном Конан Дойла, Адрианом, совместно с которым написал шесть рассказов-имитаций, вышедших в сборнике «Подвиги Шерлока Холмса» (The Exploits of Sherlock Holmes).

Избранная библиография

Серия об Анри Бенколене

  • Бродящее по ночам (It Walks By Night, 1930); также издавался как Под покровом ночи, Оно ходит по ночам
  • Замок «Мертвая голова» (Castle Skull, 1931)
  • Тень убийства (The Lost Gallows, 1931)
  • Убийство в музее восковых фигур (The Waxworks Murder, 1932)
  • Четыре орудия убийства (The Four False Weapons, 1938)

Серия о докторе Гидеоне Фелле

  • Ведьмино логово (Hag’s Nook, 1933)
  • Загадка безумного шляпника (The Mad Hatter Mystery, 1933)
  • Охота на цирюльника (The Blind Barber, 1934)
  • Восьмерка мечей (The Eight Of Swords, 1934)
  • Часы смерти (Death-Watch, 1935)
  • Три гроба (The Three Coffins, 1935); также издавался как Человек-призрак (The Hollow Man)
  • Убийство арабских ночей (The Arabian Nights Murder, 1936)
  • Разбудить смерть (To Wake the Dead, 1938)
  • Согнутая петля (The Crooked Hinge, 1938)
  • Убийство в античном стиле (The Problem of the Green Capsule, 1939); также издавался как Темные очки (The Black Spectacles)
  • Клетка для простака (The Problem of the Wire Cage, 1939)
  • Человек без страха (The Man Who Could Not Shudder, 1940)
  • Дело о постоянных самоубийствах (The Case of the Constant Suicides, 1941)
  • Игра в кошки-мышки (Death Turns the Tables, 1941); также издавался как
  • Пока смерть нас не разлучит (Till Death Do Us Part, 1944)
  • Зловещий шепот (He Who Whispers, 1946)
  • Спящий сфинкс (The Sleeping Sphinx, 1947)
  • Вне подозрений (Below Suspicion, 1949)
  • Стук мертвеца (The Dead Man’s Knock, 1958)
  • Назло громам (In Spite of Thunder, 1960)
  • Дом на локте сатаны (The House at Satan’s Elbow, 1965)
  • Паника в ложе «B» (Panic in Box C, 1966)
  • Темная сторона луны (Dark of the Moon, 1967)

Серия о сэре Генри Мерривейле

  • Убийство в Плейг-Корте (The Plague Court Murders, 1934)
  • The White Priory Murders, 1934
  • Загадка Красной вдовы (The Red Widow Murders, 1935)
  • Убийство единорога (The Unicorn Murders, 1935)
  • The Magiclantern Murders, 1936, также издавался как The Punch and Judy Murders
  • Убийства павлиньим пером (The Peacock Feather Murders, 1937); также издавался как The Ten Teacups
  • Смерть в пяти коробках (Death in Five Boxes, 1938)
  • Окно Иуды (The Judas Window, 1938); также издавался как The Crossbow Murder
  • Читатель предупрежден (The Reader Is Warned, 1939)
  • А потом — убийство (And So to Murder, 1940)
  • Девять плюс смерть равняется десять (Nine — and Death Makes Ten, 1940); также издавался как Murder in the Submarine Zone and Murder in the Atlantic
  • Seeing Is Believing, 1941 (также издавался как Cross of Murder)
  • Смерть и Золотой человек (The Gilded Man, 1942); также издавался как Death and the Gilded Man
  • Она умерла как леди (She Died a Lady, 1943)
  • Он никогда бы не убил Пэйшнс, или убийство в зоопарке (He Wouldn’t Kill Patience, 1944)
  • Проклятие бронзовой лампы (The Curse of the Bronze Lamp, 1945); также издавался как Lord of the Sorcerers
  • Мои покойные жены (My Late Wives, 1946)
  • The Skeleton in the Clock, 1948
  • Сдается кладбище (A Graveyard to Let, 1949)
  • Ночь у насмешливой Вдовы (Night at the Mocking Widow, 1950)
  • За красными ставнями (Behind the Crimson Blind, 1952)
  • Чаша кавалера (The Cavalier’s Cup, 1953)

Серия История лондонской полиции

  • Пылай, огонь! (Fire, Burn!, 1957)
  • Скандал в Хай-Чимниз (Scandal At High Chimneys: A Victorian Melodrama, 1959)
  • Ведьма отлива (The Witch Of The Low-Tide: An Edwardian Melodrama, 1961)

Серия о Новом Орлеане

  • Papa La-Bas, 1968
  • The Ghosts’ High Noon, 1970
  • Дом, в котором живёт смерть (Deadly Hall, 1971)

Детективные романы вне серий

  • Отравление в шутку (Poison In Jest, 1932)
  • Убийства в замке Баустринг (The Bowstring Murders, 1934)
  • Devil Kinsmere, 1934
  • Сжигающий суд (The Burning Court, 1937)
  • The Third Bullet, 1937
  • Drop To His Death, 1938, в соавторстве с Джоном Роудом; также издавался как Fatal Descent
  • Табакерка императора (The Emperor’s Snuffbox, 1942)
  • Девять неправильных ответов (The Nine Wrong Answers, 1952)
  • Patrick Butler for the Defence, 1956
  • Most Secret, 1964, переработанная новелла Devil Kinsmere

Исторические детективы

  • Ньюгейтская невеста (The Bride Of Newgate, 1950)
  • Дьявол в бархате (The Devil In Velvet, 1951)
  • Капитан «Перережь горло» (Captain Cut-Throat, 1955)
  • Тот же самый страх (Fear Is The Same, 1956)
  • Бесноватые (The Demoniacs, 1962)
  • Голодный гоблин (The Hungry Goblin: A Victorian Detective Novel, 1972)

Сборники рассказов

  • Департамент странных дел (The Department of Queer Complaints, 1940); также издавался как Scotland Yard: Department of Queer Complaints
  • Доктор Фелл, детектив и другие истории (Dr. Fell, Detective, and Other Stories, 1947)
  • Третья пуля и другие истории (The Third Bullet, and Other Stories, 1954)
  • Неизвестные приключения Шерлока Холмса (The Exploits of Sherlock Holmes, 1954), совместно с Адрианом Конан Дойлом
  • Люди, которые объясняли чудеса (The Men Who Explained Miracles, 1963)
  • Мертвец спит чутко (The Dead Sleep Lightly, 1983)

Радиопостановки

  • The Bride Vanishes, 1942
  • The Devil in the Summerhouse, 1942
  • Will You Make a Bet with Death?, 1942
  • Кабина В-13 (Cabin B-13, 1943)
  • The Hangman Won’t Wait, 1943
  • The Phantom Archer, 1943
  • Most Secret, 1964

Документальные исследования

  • Убийство сэра Эдмунда Годфри (The Murder of Sir Edmund Godfrey, 1936)
  • Жизнь сэра Артура Конан Дойла (The Life of Sir Arthur Conan Doyle, 1949)
  • The Grandest Game in the World: A Brilliant Critique, 1963

Использованная литература

  • Greene D. C. John Dickson Carr: The Man Who Explained Miracles. New York, 1995.
  • Joshi S. T. John Dickson Carr: A Critical Study. Bowling Green, Ohio, 1990.
  • Panek LeRoy. John Dickson Carr // In Watteau’s Shepherds: The Detective Novel in Britain, 1914-1940. Bowling Green, Ohio, 1979.

Примечания

  1. В России роман вышел под названием «Человек-призрак».
  2. Выпускником школы, еще до того как в нее поступил Джон Карр, был другой известный автор детективов — Эдмунд Уилсон (Edmund Wilson).
Оцените статью
Добавить комментарий